Текст книги "Через розовые очки. Летний детектив (сборник)"

Глава 21

Утром после завтрака вдруг зазвонил «плохой» мобильник. Марья Ивановна даже не сразу его нашла. Этот телефон плохо работал, и по нему уже давно никто не звонил, только заряжали на «всякий случай». О здоровье Левушки, три дня прошло с его ранения, сообщали по исправному хорошему телефону, который она всегда носила с собой в кармане фартука. А тут вдруг чужой непонятный звонок.

Марья Ивановна ужасно взволновалась, словно звонили с того света, но сразу успокоилась, услышав далекий, прерываемый сухим треском голос своей соседки Вероники Викторовны. Вероника повторяла фразу несколько раз, все время прерывая ее позывными:

– Что? Не слышу! Маша! Не понимаю я ничего. Маша! Я тебя с таким трудом нашла. Ты должна приехать в Москву. За тобой приедет машина. В твоей квартире были чужие. Маша, ты меня узнаешь? Это Вероника!

– Узнаю. Здравствуй, дорогая. Что значит «чужие»? Говори помедленнее. Это плохой телефон. Слышимость отвратительная.

– Наш участковый – помнишь его? Саямов его фамилия. Так вот, Саямов считает, что ты обязательно должна приехать, потому что Галя не хочет у тебя жить, пока ты не проверишь, что именно пропало. Мы без тебя не поймем, что украли. Ты должна приехать.

– Да как же я приеду? Или за мной карету пришлют?

На этом связь прервалась. Марья Ивановна положила трубку в ящик стола и вернулась к газовой плите, на которой готовила уху Ворсику. Плотвичку, величиной с палец, принес вечером Федор, абориген по прозвищу Бомбист. В обмен за рыбу попросил стопку водки.

«Какие такие – “чужие”, – размышляла Марья Ивановна. – И куда это я поеду и на чем? Если меня обворовали, значит, так тому и быть, потому что красть у меня совершенно нечего. Вот Галя – другое дело, у нее и шуба дорогая, и сапоги. Вероника всегда так. Вспыхнет, как порох, ничего толком не объяснит!»

Двухкомнатную крохотную квартиру за выездом Марья Ивановна получила в незапамятные времена. Тогда еще мама была жива, одной бы ей нипочем не дали. Многие годы отношения с Вероникой были чисто соседские, а подружились они в трудные времена при горбачевщине. Обе вместе талоны на продукты получали, вместе в очередях стояли. Потом Вероника сдала свою квартиру чеченской семье и вместе с мужем Желтковым и собакой Мусей уехала жить в свой загородный дом на Соколиную гору. Видеться они стали редко, но дружба их только укрепилась. Вероника и надоумила Марью Ивановну пустить к себе на постой хорошую девушку Галю. А тут как раз пенсионный возраст подошел, и Левушка предложил ей вести хозяйство в деревенском доме. Все складывалось замечательно.

Теперь подруги виделись только зимой. На три зимних месяца Марья Ивановна непременно приезжала в Москву. Вероника жила на даче безвылазно, не выгонять же ей чеченцев на мороз, и пережидала стужу на своем маленьком садовом участке. Но если уж наведывалась в столицу и задерживалась на день-два, то непременно останавливалась у Марьи Ивановны.

Много раз Марья Ивановна зазывала Веронику к себе на деревенское раздолье, подышать свежим сосновым воздухом, вдосталь наесться земляники, полюбоваться поймой широкой Угры. Вероника отговаривалась тем, что сосны на Соколиной горе не хуже, а пойма Москвы-реки «тоже не дураком нарисована», но обе понимали, что Вероника обременена семьей, что Желткова оставлять одного нельзя, потому что он «и сам погибнет, и собаку погубит, и участок превратит в заросли сорняков».

– Но за границу-то ты выбираешься. Сама рассказывала, как летала в Италию.

– Летала. Всего-то на неделю. А что потом? Ты же знаешь эту страшную историю, когда я попала в лапы к бандитам?

Марья Ивановна знала. История была действительно ужасная. Из-за чужих тайн подруга попала в заложники и только чудом спаслась. Тот факт, что в пленении была виновата сама Вероника, как-то опускался.

Опасения Марьи Ивановны были напрасны. Как и обещала Вероника, к двум часам карета была подана. Приехал личный Левушкин шофер и сказал, что все пояснения Инна Сергеевна даст на месте.

– Так Инна тоже в курсе?

– А кто бы за вами машину послал? Она и распорядилась.

Собираться было мучительно. Не без внутреннего трепета Марья Ивановна отнесла Ворсика к Раисе, заставила весь багажник банками с вареньем (раз уж едет в Москву, надо пользоваться случаем), проверила в двух домах шпингалеты, заперла все двери – наружные и внутренние, и отбыла в столицу.

На московской квартире собрались все, кто имел к этому делу интерес: квартиросъемщица Галя – хорошая женщина и банковский работник, участковый милиционер Саямов и верная Вероника. Инны не было. Сказали, что она подойдет, но она так и не появилась.

– Машенька, хорошо, что ты прибыла. Мы здесь ничего не трогали. Да здесь и беспорядка особого не было. Галя уезжала в отпуск, а когда вернулась… Галя, расскажи, как ты вернулась.

– Я уезжала на месяц, – начала рассказывать та деловым бухгалтерским голосом, – а как только вошла в квартиру, сразу поняла – тут кто-то был. Вначале я решила, что сюда приезжали вы, Марья Ивановна, но потом выяснила, что – нет. От Инны я узнала о страшном происшествии, которое случилось на даче. Бедный Лев Леонидович!

– А здесь как раз я подвернулась, – вклинилась Вероника. – Ты должна посмотреть, что именно пропало.

– А что в доме – не так? – осторожно спросила Марья Ивановна. – Я ведь здесь давно не была.

– Да все не так. Стулья сдвинуты, кресло не на своем месте. И ваза… И в ящиках – не так. Тут кто-то рылся долго и старательно. И книги…

– Почему вы думаете, что долго? – с интересом спросил участковый Саямов.

– Потому что вор не хотел оставлять после себя беспорядок. Я же вижу. Он перебрал все белье, а потом аккуратно на место положил. Он, или она, словом, некто, все содержимое стенки по нитке перебрал.

Марья Ивановна посмотрела на стенку, как на давнего друга. Хорошее приобретение. Куплена в стародавние времена. Тогда еще муж был жив. Вместе ходили отмечаться, а потом она еще дежурила всю ночь. Утром документы на стенку оформляли по паспортам. Ей потом все завидовали. И правильно. Хорошая стенка – деревянные ручки, никакой тебе лепнины и дешевой позолоты. Все пристойно и строго.

– А что, собственно, украли? – поинтересовался Саямов.

– Вот, пусть она посмотрит.

Марья Ивановна открыла один ящик, другой. Все вроде на месте.

– А у меня украли четыреста баксов квартирных денег, – продолжала Галя. – Как раз плата за два месяца.

– Где они у вас лежали? – спросил участковый.

– В Дале. И ведь нашел, гаденыш!

– Это как понимать – «дале»? – Саямов был весь внимание.

– Словарь Даля, – быстро сказала Марья Ивановна, поднимаясь с места.

Она вспомнила и о своих долларах – две бумажки по сто, которые она хранила в Диккенсе на случай своего приезда в Москву. Она достала стремянку и стала один за другим перебирать зеленые тома. Помнится, она сунула деньги в «Давида Копперфильда», но не исключено, что в этом принимал участие «Домби и сын». И там нет, и тут нет. Значит, надо перебирать все двадцать девять томов. Присутствующие внимательно следили за ее действиями, наконец, Вероника не выдержала:

– Маш, у тебя тоже деньги украли?

– Похоже на то.

– Я говорил, что здесь был кто-то свой, – твердо сказал Саямов. – Он знал, где деньги искать.

– Да ничего конкретного он не знал. Я сама толком не помню, где у меня лежали эти двести долларов. Просто сейчас каждый вор знает, что вся интеллигенция деньги хранит в книгах. Не на посудной же полке их держать.

– А я опять за свое. Вы живете на седьмом этаже. Шпингалеты все целые, балконная дверь закрыта. Стало быть, нарушитель попал в дом через дверь. Какую-никакую экспертизу я уже сделал. Не первый год в органах. Ваш замок не взламывали, а открыли родным ключом. Вы ключиков, часом, не теряли? – спросил он у Гали.

– Нет. Они всегда со мной. А дубликат у Марьи Ивановны в деревне.

– Значит, кто-то чужой вашими ключами на время завладел, слепок сделал и на место их положил.

– Полный абсурд, – не выдержала Марья Ивановна. – Такой сложный путь! И для чего? Откуда вор мог знать про мои деньги, если я сама про них забыла. Что, ему больше воровать не у кого?

– А может быть, ты не в Диккенса их положила, а во Франса? – участливо поинтересовалась Вероника. – Они же одного цвета.

Марья Ивановна перевела взгляд на самую нижнюю полку, где стояли менее востребованные книги. Да, Франс… восьмитомник. В третьем томе обнаружилось старое письмо от Улдиса. Господи, когда это было? Целая вечность прошла. И тут как озарение – а не это ли искал неведомый вор? Рядом с Франсом стоял черно-белый альбом: «Дрезденская галерея». Толстый, пухлый, да еще подмоченный альбом, купленный по дешевке. Издание старое, еще тех времен, когда дрезденские шедевры считались нашей собственностью. Репродукции очень плохого качества, потому и заткнуты на нижнюю полку. Но зачем кому-то понадобились бумаги почти столетней давности? Они же ничего из себя не представляют. Так… пыль, прах. Бумаг на месте не было. Может, украли, но не исключено, что она сама их выбросила или переложила в другое место. Трудно вспомнить, если ты сделала это десять… а может быть, двадцать лет назад.

– Галя, милая, живите спокойно. Ничего серьезного у меня не украли. Двести долларов я как-нибудь переживу. А вы можете считать, что за два месяца вы мне заплатили.

– Это как это? – вмешалась Вероника. – Ты что, Маш, богаче всех?

– Давайте нашу потерю поделим пополам, – смущаясь, сказала Галя. – Тогда я буду вам должна триста.

Вероника недовольно фыркнула, они там, в банке, побольше получают, чем пенсионеры. Молодая – и уже такая меркантильная. Но Марья Ивановна уже кивала головой.

– И вот что, Галочка, из моих денег купи, пожалуйста, новый замок и позови слесаря, чтоб вставил. Ключи от дома как-нибудь переправишь мне с оказией.

– А я в свою очередь поспрашиваю население, – заверил Саянов, уходя. – Вдруг кто-нибудь заметил, какие неведомые гости к вам наведались. Преступников надо находить и наказывать.

Словосочетание «неведомые гости» вызвало у Марьи Ивановны безотчетный страх. Другой неведомый гость уже посетил ее на даче и в руке у него был пистолет.

– Да. Марья Ивановна, я забыла вам сказать, – обеспокоилась вдруг Галя. – Вам звонил… давно, сейчас посмотрю, у меня где-то записано, – она с ожесточением листала большую телефонную книжку. – Вот! Вам звонил Натан Григорьевич и передавал привет.

– Какой Натан Григорьевич?

– Ваш начальник отдела.

– Да он умер два года назад, – сказала Марья Ивановна испуганно.

– Этот не умер. Он вами очень интересовался. Говорил, что бывшие сотрудники решили отметить какую-то дату. Вас тоже хотели позвать. Я сказала, что вы в деревне.

– Когда был звонок?

– В июне. А теперь простите, я должна бежать в банк.

Глядя на помертвевшее лицо подруги, Вероника несколько деланно рассмеялась:

– Маш, это просто дурацкий розыгрыш. Ну их всех к черту. Давай кофе пить.

Обряд приготовления кофе, даже если вы пользуетесь растворимым продуктом, способствует усмирению разгулявшихся нервов. Когда были заданы все необходимые вопросы: «Тебе с молоком? Сколько ложек сахару? Может, хочешь сукразит? У меня израильский… Печенье будешь? Правда, ему, наверное, сто лет…» Марья Ивановна успокоилась и начала важный разговор.

– Верочка, у меня столько неприятных событий последнее время, что голова кругом идет. Может быть, поедешь со мной? Поживешь немного в деревне. Ну хоть недельку. Тебя и туда привезут, и оттуда увезут. Я все устрою.

– А Желтков, а Муся! Куда я от них могу уехать?

Желтков, эгоист и собственник, всегда вызывал негодование Марьи Ивановны. Муся – пожилая особа неизвестной породы, скорее всего дворняга, вызывала сочувствие, но в данной ситуации ее тоже можно было отодвинуть на задний план.

– Понимаешь, Вероника, вокруг нашего дома происходит что-то загадочное. Мне стыдно сознаться, но я боюсь.

Но поговорить всласть им не удалось. Вероника вынуждена была прервать беседу на самом интересном месте, потому что электрички ходят редко, а на станции в условное время ее будет ждать Желтков, и он с ума сойдет, если она опоздает.

– Я тебе позвоню, – пообещала Вероника. – Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы поехать с тобой в деревню. Но для этого необходимо провести серьезную воспитательную и психоаналитическую работу. На это уйдет не менее трех дней.

За три дня, проведенных в Москве, Марья Ивановна трижды пыталась посетить Левушку, но это ей не удалось. Инна клятвенно заверяла, что все хорошо, и он неплохо выглядит, но врачи считают, что все визиты пока надо отменить. Правда, удалось поговорить по телефону. Голос племянника звучал вполне бодро.

Из глянцевых журналов, до которых Галя была большая охотница, Марья Ивановна узнала, что некий англичанин Элтон Джон, по-видимому, очень богатый человек, решил зарегистрировать брак со своим другом Дэвидом Фернишем, что Гвинет Палтроу, прозванная Гви (как же, как же… видели ее по видеку, Левушка фильмы привозил), на самом деле скрытая эротоманка, и не один мужик не может находиться с ней рядом более шести недель, она выматывает его вусмерть. Больше всего поразило, что, оказывается, весь просвещенный мир озабочен тем, как обеспечить секс пожилым, дабы они не ощущали себя ущемленными. По телевизору ей сообщили, что в Польше наводнение, больше двадцати человек погибло, что вулкан Этна опять ожил и грозит многими бедами, что в Бангладеш, или где-то там, власть поменялась, что тоже плохо. А тут еще американцы, сволочи, не хотят латать озонную дыру, потому что это якобы вредит их экономике. Мир жил беспокойно, нервно, солнце палило как безумное. А может, это протуберанцы вызывают у людей повышенную охоту к вечному соитию и жестокости, и природа отзывается на солнечные вспышки привычным эхом?

Заглянула она и в гороскоп. Он ее не обрадовал. Скорпионам на ближайшее время ничего хорошего не обещали. «В середине недели избегайте авантюр – обстоятельства жизни поставят вас в такую сложную ситуацию, что мало не покажется. Отношения с близкими могут обостриться. Также не исключены поломки домашней электротехники. Не вздумайте ремонтировать ее сами. Иначе травмы вам не избежать». Благоприятный день был один, а неблагоприятных дней целых три. Зато этот единственный – благоприятный – был использован судьбой с толком. Вероника согласилась поехать в Верхний Стан.

Глава 22

На следующий день, когда Никсов размышлял, чем конкретно заняться, и бодро набрасывал «План работы, связанной с покушением на жизнь господина Шелихова», он получил четкие указания заняться другим делом. Надо было немедленно ехать на одно крупное подмосковное предприятие «в помощь ребятам собрать некоторые данные», и почему-то там намечалась работа с тестами, то есть он должен был заниматься своими прямыми обязанностями.

– Но я же занят сейчас делами Шелихова, – попробовал заупрямиться Никсов.

Начальственную даму это ничуть не удивило.

– Я знаю, – сказала она, вежливо улыбаясь, – Лев Леонидович в больнице, продолжайте с ним работать. Его жизни ничего не угрожает, а объект, на который я вас посылаю, – горячий. Помогите ребятам.

Так Никсов вылетел из сыскной деятельности на целую неделю. Единственное, что он за это время успел сделать – отвез гильзу в государственную гильзотеку на экспертизу. Добраться до гильзотеки помог бывший следователь, который трудился в их агентстве. Естественно, государственное предприятие не имело права делать эту экспертизу без уведомления милиции. Но в гильзотеке, как и везде, знали, что деньги решают все – такова была общая, тоже государственная, установка. Сошлись на том, что Никсов получит копию с экспертизы, а сама гильза, вкупе с соответствующими документами, пойдет в МВД.

К концу недели, а именно в пятницу, экспертиза была готова. В бумаге сообщалось, что выстрел был произведен из пистолета марки «ТТ», сообщался также завод-изготовитель. Кроме того, Никсов узнал, что данное оружие было похищено в девяносто четвертом году при убийстве милиционера. Прослеживался и дальнейший путь пистолета: им завладела преступная солнцевская группировка. Как оный «ТТ» попал в Верхний Стан, было совершенно не понятно. Профессионалы в милиции, наверное, от счастья бы зашлись, что получили столько ценной информации, а Никсов совершенно не знал, что с этими ценными данными делать. Единственное, что он мог предположить – оружие было заказано в этой самой группировке и куплено с рук. Маловероятно, что Артур Пальцев как-то связан с солнцевской группировкой. Хотя шут его знает…

Хорошая новость была получена в субботу. Патлатый хирург не поленился позвонить Никсову домой. При этом не было сказано никаких вежливо-дежурных фраз, де, «больному стало лучше, мы можем позволить…», а коротко и ясно:

– Лев Леонидович хочет вас видеть.

Это звучало как приказ, и Никсов с удовольствием этому приказу подчинился. В больнице ему вручили белый халат, заставили поменять уличную обувь на тряпочные тапки, после чего проводили до самой палаты клиента.

Лева выглядел, как и должен выглядеть человек после ранения в грудь: бледный, расслабленный. Эластичная кожа на лице слегка подвяла, выбрит чисто, а кажется, что щетина все равно видна. Рукава шелковой шоколадного цвета пижамы казались длинноватыми, и очень заметны были подросшие за неделю ногти. «Как на покойнике растут, – подумал Никсов. – Наверное, Инна рвется их подстричь, а он не дает». Но глаза у Левушки были спокойными, значит, дело пошло на поправку.

– Ваше самочувствие, наконец, признано удовлетворительным? – спросил Никсов.

– Их-то оно удовлетворяет, но меня нет. Что-то они со мной напутали. Я здесь у них вдруг перестал справлять малые дела. И пошла катавасия. Неприятное, знаете, ощущение. Меня опять на каталку и в томограф типа ЯМР.

Помолчали… Повздыхали…

– Вы меня вызывали, Лев Леонидович, как я понимаю, для важного разговора?

– Именно. У меня был Хазарский. Насколько понял, он в беседе с вами нагнал туману. А ведь не глупый человек. Но природа у него такая – недоговаривать и на любой вопрос отвечать уклончиво. Даже если у него спросить прогноз погоды, он что-нибудь да утаит.

Посмеялись. Никсов первый произнес фамилию – Рулада. Лев поморщился, как от горького, но повторил рассказ Хазарского про заем и про непомерные требования посредника.

– Вы умный человек. Вы спросили у Хазарского, чем Ваня Рулада меня шантажировал? – здесь Лев замялся, потер подбородок, раздумывая, как бы поделикатнее все изложить, а потом сказал решительно: – Я подставил своего клиента… Это было давно, в самом начале моей финансовой карьеры, то есть лет восемь назад. Если вам нужно будет, можно уточнить дату. Подставил по недомыслию. Клиент погиб. Застрелили его. Позднее я узнал, что он родственник Рулады. Словом, в руках Ванюши оказались бумаги покойного, доказывающие… Я не хочу об этом говорить, понимаете? Тогда мораль вообще была волчья!

– Можно подумать, что она сейчас человечья, – негромко заметил Никсов.

– Что?

– Да нет, я так… Продолжайте, Лев Леонидович.

– А что продолжать? Я уже все сказал. Формально – я по старому делу неподсуден, но если материалы попадут в прессу…Словом, очень нежелательно, очень… Как я теперь понимаю, он мне и деньги в долг достал именно потому, что хотел вытрясти приличную сумму. Привезли-то мне деньги наличными, в чемодане… Он как этот чемодан увидел! А теперь он требует уже не деньги, а ресторан. Какого лешего я ему должен отдавать ресторан, если сполна расплатился?

– Может, он за родственника мстит?

– Ага… мстит. Он сам его и убрал через подставных лиц, только это недоказуемо.

– Насколько я понял из рассказа Хазарского, Рулада ссылается на ваше обещание: личное, на словах, не подтвержденное документально. Вы ему действительно обещали дать деньги?

– Обещал, – как-то кисло сказал Лева. – Но совсем не в том количестве, которое он от меня теперь требует.

– Жадный?

– Жадный, – согласился Лев и замолчал, ощутив явную двусмысленность сказанного. И он, и Никсов говорили, конечно, о Руладе, но как-то так получилось, что определение вполне склеивалось и с самим Левой, что было обидно.

– Во всем этом есть своя логика, – согласился Никсов, – но зачем Руладе вас убивать?

– А меня никто не убил, – усмехнулся Лев. – Меня только предупредили. Артур, между прочим, замечательно стреляет.

– Но это чудо, что он попал именно в средостение. Насколько я понимаю, из «ТТ», да еще ночью, так подгадать вообще невозможно. Несколько миллиметров в сторону – и в сердце! Наверняка у вас есть еще доказательства, что это сделал именно Артур.

– Есть. И вполне обоснованные. Артур давно и хорошо знает Руладу. Более того, после развала банка именно Рулада взял его на работу в «Монорул». Но это было давно, и меня не касается. Зато очень задел недавний разговор. И где – в казино. Выбрал место! Подошел ко мне и вдруг ни с того ни с сего говорит: «Я давно хотел тебе сказать, вернее, предупредить – не связывайся с Руладой. Отдай ему долг. Отдай и забудь». – Я обозлился страшно. Ему-то какое дело? Все это просто возмутительно! Я его на работу беру, а он мне такие заявы делает. И тон такой… запанибрата. Я, естественно, спрашиваю: «Тебя Рулада назначил посредником? У нас сейчас стрелка что ли?» А он: «Не лезь в бутылку. Просто я знаю этого человека». – «Ты бесплатно пошел к Ване Руладе в адвокаты или за деньги?» А он мне так спокойно отвечает: «Бесплатно. Я просто хочу объяснить, что Рулада – злобный и хитрый, он и перед убийством не остановится. Но вначале тебя будут пугать…»

Мы тогда сильно повздорили.

Лева откинулся на подушки, видно, разговор давался ему непросто. На лбу проступила испарина.

– Позвать сестру? – всполошился Никсов.

– Позовите. Пусть она нам чайку принесет.

– Может быть, вам нехорошо? Отложим разговор?

– Нет, не отложим, – жестко сказал Лев. – Да у нас и разговора-то осталось на полстакана чая. Сидите на месте. Здесь кнопка вызова есть. Я все время про нее забываю. Такие кнопки есть в каждой больнице, только они там не звонят. А в этой клинике все работает.

Сестра появилась моментально. И так же моментально была исполнена просьба. Чай был подан в стаканах с подстаканниками, словно в фильме ретро, тут же на подносе стояла вазочка с печеньем и варенье в пиале. Лева с удовольствием потянулся к горячему чаю.

– Слушайте дальше… Разговор с Артуром случился где-то за полмесяца до выстрела или около того. Конечно, мы помирились. Артур умеет себя поставить. И здесь он так себя повел, что, затаи я обиду, в собственных глазах чувствовал бы себя дураком. Этого я, знаете ли, не переношу.

А тут в пятницу, ту самую, когда мы ехали в Верхний Стан – звонок от Рулады на мой мобильник. Я за рулем, трубку взяла Инна и сразу мне передала. Гнусный голос эдак тягуче говорит:

– Лев, узнаешь? А я тебе подарочек припас.

– Какой еще подарочек?

– Ты ведь сейчас в свою усадьбу направляешься?

Хотел бы я знать, откуда этот стервец знает мои маршруты? Но не буду же я его об этом спрашивать? Молчу и жду, какую гадость он мне дальше сообщит.

– В деревне и получишь. Что да как – на месте поймешь. А передаст тебе подарок человек из твоего окружения… ближайшего. Можно сказать – родственник. Когда узнаешь, удивишься. Ха-ха-ха…

Потом ту-ту-ту. И все.

Чай был допит. Надо было прощаться.

– И вот еще что, Василий, – сказал Лева доверительным тоном, – в зависимости оттого, что вы выясните, я и выстрою дальнейшую линию поведения. Надеюсь, вы разберетесь, что к чему.

– Я бы уже разобрался, – сказал Никсов, – если бы меня пустили к вам во вторник.

– Пока следователю о своих подозрениях я ничего не сказал. А они в милиции в бой так и рвутся. Если что – звоните. По телефону мне разрешено разговаривать в любое время суток.