Текст книги "Повести дерева Зы. Притчи про Лю и Мяо. Часть 2"

– Ну, что-то вроде этого – покивал Лю.

– А конкретней можно? Учитель, я вас очень прошу!

– А конкретней будет похоже на миску молока – расхохотался советник Лю.

Рассмеялся и Хитрый Наги.

В другой раз Наги спросил у советника Лю:

– Учитель, почему рассказывая об Атмане, вы сравнили путь к нему с путешествием каравана к далёкому и в тоже время близкому оазису. Разве бывает такое?

– Конечно, бывает: ты уже находишься в оазисе, он окружает тебя со всех сторон и сам ты – частичка его, но… – советник сделал паузу…

Наги непроизвольно подался вперёд…

– Но дух твой ищет источник всего этого великолепия, чтобы познав его, понять самое себя.

– Пока что я чувствую себя лишь верблюдом в этом караване – грустно вздохнул Наги.

– Ну и что, невелика беда! По крайней мере, ты честен перед самим собой, а это уже кое-что! – и советник Лю от души пожал пареньку его честную руку.

119. Как советник Лю и Хитрый Наги продолжили

разговор о насекомых.

Как-то Хитрый Наги сказал советнику, памятуя их давешний разговор о насекомых:

– Учитель, кажется, я нашёл, чему учат слепни и оводы.

– И чему же? – вежливо поинтересовался Лю.

– Оводы приспособлены питаться кровью коров, слёту пробивая их толстую шкуру. Укус овода очень болезненный. Стоит наклониться, он принимает человека за корову и начинает кружить, выбирая место атаки. Я научился тут же выпрямляться и отмахиваться веточкой. Веточку овод боится, думая, что это коровий хвост. Сами знаете, как коровы хлёстко стегают себя по бокам, прибивая кровосов. Так я научился обманывать сильного овода.

– А слепни? – спросил советник.

– Слепни, наоборот, мяконькие, они присасываются незаметно, ласково, но после их укуса кожа зудит так нестерпимо, что расчёсываешься в кровь. А заживает – тяжело и долго. Но они научили меня ещё больше, чем оводы: я перестал раскисать от ласковых касаний, знаю, что это – слепень. Чувствую нежное касание и сразу бью!

– Зато теперь я чётко распознаю людей-оводов и людей-слепней – продолжал Наги, переведя дух. – Все они охотятся на энергию других людей, но если "оводы" – прямые и жёсткие, их видно издалека, то "слепни" – нежные, ласковые, участливые, хотя ничуть не лучше. Присасываются нежненько, а потом куснут так, что мало не покажется – всё-таки ядные они твари!

– Сильно сказано, но это ещё не всё, думай, – ответил советник.

Дней через десять, Хитрый Наги вновь вернулся к вопросу о насекомых.

– Учитель, я понял! – сообщил он. – В поведении овода преобладает мужское поведение, а в поведении слепня – женское.

– Ладно, ответ засчитан – улыбнулся Лю, – только помни: слепни не учат избегать женщин, в ожидании коварства, таящегося за их ласками и нежностью.

120. Как советник Лю снова отвечал на вопросы о любви.

На многочисленные вопросы о природе любви советник Лю отвечал неизменно:

– Любовь – это энергия притяжения. Вы любите того, у кого есть энергии, нужные вам, но недоступные. Вы тянетесь к такому человеку, хотите быть с ним рядом… или требуете, чтобы он был рядом с вами. Но он тоже в свою очередь кого-то любит. Хорошо, когда вы взаимно дополняете друг друга. Тогда ваш союз крепок. Если одному из партнёров просто нечего дать, он – нелюбим. Отсюда – корни всех насильственных решений в вопросах любви – как на общегосударственном, так и на личном уровне.

– Учитель, что же делать этим "нелюбимым"? – озадачился Сайи.

– Учиться набирать нужные энергии, работать, коли ему это нужно.

– Но ведь йогой занимаются немногие.

– А кто им мешает? Впрочем, легче спрятать голову под крыло в надежде, что всё образуется само собой. Или идти проторенным путём насилия – над собой, над любимыми. Женщины должны быть свободными и выбирать тех, кого любят, а мужчины – заняты делом и не западать на женщин.

– Почему же многие, и мужчины, и женщины, хотят, чтобы их любили.

– Точно не знаю, – чистосердечно признался Лю, – наверное, они хотят быть нужными.

121. Как советник Лю отличал чистый поток от грязного.

Как-то советник Лю заглянул на огонёк к своему другу советнику Мяо. Мяо сидел в своё кабинете, обложенный рукописями, книгами, тетрадями и прочими носителями информации, удручённый, с осунувшимся лицом и помутневшим от усталости взглядом.

– Не вижу истины, – пожаловался он советнику Лю, – сколько перелопатил, а толку – ноль, – Мяо безнадёжно махнул рукой на ближайшую от него груду фолиантов.

Лю, знавший о работе друга, лишь покачал головой:

– Вряд ли тут есть что-то нужное, ведь это информация, извините, опосредованная, из вторых рук. А для дела годится только первичная – взятая непосредственно от природы.

Они вдвоём засели за работу и к вечеру завершили свои труды. Утомлённые, но довольные, советники вышли прогуляться на берег ближайшей реки.

– Друг мой Лю, – Мяо наконец-то задал вопрос, так занимавший его во время их совместной работы, – как вы отличаете первичный источник информации от опосредованного?

– Чтобы получать первичную информацию, надо в первую очередь выйти на чистые потоки энергии – вежливо ответил Лю.

– Но как вы отличаете чистые и нечистые потоки?

– Посмотрите, вот речка. Какую воду вы предпочитаете пить – чистую со стремнины или затхлую, собравшуюся у берега, с тиной, илом, зато – легкодоступную?

– Конечно, чистую! – ответил Мяо, плохо понимая, куда клонит Лю.

– Так и с энергией. Грязную добыть легче… толкаясь среди людей. То же и с информацией…

Лю замолчал, думая о чём-то своём. Молчал и Мяо в надежде на продолжение.

– Вот так и живём, – вздохнул Лю, – выходим на середину потока, пьём и учимся отличать чистую энергию от грязной.

122. Как советник Лю и Хитрый Наги отдыхали

у ручья в тени деревьев.

Как-то в знойный день, когда, казалось, камни плавились под лучами беспощадного Солнца, советник Лю и Хитрый Наги шли по пустынной дороге, над которой струился и дрожал раскалённый воздух. Наги делал все известные ему пранаямы и упражнения, помогающие перенести невыносимую жару, но всё равно чувствовал себя скверно. Советник же оставался на удивление бодр и относительно свеж, со скидкой на условия, конечно.

Они дошли до родника, где Наги наконец-то получил долгожданную передышку и свалился без сил в тени деревьев.

Однако, Наги не был бы Наги, если бы немного отдышавшись, тотчас не начал задавать свои вопросы:

– Учитель, говорят, до своего появления в столице вы жили бурной жизнью, полной приключений и опасностей. Почему вы променяли такую интересную жизнь на спокойную и даже, можно сказать, скучную?

– Мне и здесь не скучно, а опасностей – пожалуй, не меньше.

– И всё же?

– В некотором смысле я нахожусь на отдыхе.

– Э-эх! Я бы никогда не променял крутую жизнь на прозябание в тиши! – мечтательно закатил глаза Наги.

– Тогда почему ты сейчас отдыхаешь у ручья в тени, а не жаришься там – на солнцепёке? – усмехнулся советник.

– Я бы и отдыхал, если бы мог выдерживать зной как вы. Скажите, что для этого нужно сделать?! – вдохновенно воскликнул Хитрый Наги.

– Ничего особенного, только понять, что у природы плохой погоды не бывает.

– Бывает – не бывает… – пробурчал Наги, – а это что? – и он – махнул рукой в сторону раскалённой дороги.

Тишина была ему ответом, ибо советник ушёл в глубокое созерцание. Он безмятежно смотрел в никуда и блаженная улыбка витала на его губах.

123. Как советник Лю обсуждал с учениками

предательство, как явление.

Как-то ученики советника Лю не на шутку поспорили: "Есть ли в природе такое явление как предательство".

Мыг, который отличался страстностью натуры, доказывал, что предательство – известный факт, предателям верить нельзя – это беспринципные людии, готовые в любой момент перебежать на сторону противника. Недаром тех, кто однажды предал, презирают и бывшие друзья, и враги, на чью сторону перебежал предатель.

С Мыгом спорил Ухэн, крайне осмотрительный и осторожный в словах и поступках молодой человек.

– "Предают только свои", – цитировал он старинное изречение. – Каждый волен думать и менять свои решения. В чём тогда может проявляться свобода воли? Вчера я думал так, а сегодня – иначе. Почему я должен всю жизнь бежать за одной и той же повозкой только потому, что однажды пошёл с ней рядом?

Споря, они так ни о чём не договорились, поэтому обратились за помощью к советнику Лю.

– Предательства действительно нет. Сегодня ты дружишь с крокодилом, а завтра он может тебя съесть только потому что проголодался. Значит, надо видеть, кому доверяешься. Крокодил не может предать свою натуру – это понятно. Природная программа сильней той, которая навязана извне – что ему ваша дружба? Однако предательство всё же есть, например, когда бьют в спину своих во время битвы, когда обещают поймать, но в нужный момент убирают руки и отходят в сторону. Но даже это можно объяснить, если хорошенько заглянуть в подсознание и понять, кто там кукловод. Так что, каковы бы ни были виды предательства, самое досадное из них – предательство своей Души и своего Духа: от этой беды никуда не скроешься.

124. Как советник Лю и Сайи практиковали интерференцию.

Как-то Сайи спросил советника Лю:

– Учитель, что такое "своевременность" и как быть своевременным?

– Это умение пройти там, где нужно с наименьшими потерями, умение выбрать оптимальный маршрут и время, – ответил Лю.

– Это как? – не понял Сайи.

– Ситуация должна созреть, а ты должен быть готов к этому моменту.

– Хм, как узнать, готов я или нет? Как узнать о наступлении нужного момента?

– Настройся и жди. Чувствуй…

– Что чувствовать? – чем дальше, тем больше Сайи чувствовал себя тупым недотёпой.

– Когда откроется путь.

– Путь?

– Ага, путь. Когда я был космолётчиком…

– Кем-кем? – насторожился ученик, услышав незнакомое слово.

– Так назывались пилоты космических кораблей… – советник прищурился и, помолчав, продолжил:

– В одном из воплощений я был космолётчиком. Эта была другая цивилизация, совсем не похожая на нашу, – Лю с сомнением взглянул на Сайи, – но это отдельная история… Так вот, компьютеры (такие специальные машины) прокладывали маршруты для наших кораблей в космическом пространстве.

Сайи недоверчиво взглянул вверх, будто на всякий случай проверял, а вдруг в голубом небе и сейчас летит нечто рукотворное, о чём толковал учитель.

– Всё в мире излучает волны. Волны имеют свойство накладываться друг на друга, усиливая или ослабляя друг друга по принципу простых арифметических действий: сложения и вычитания. Тогда это явление называлось интерференцией. Как видишь, кое-что из прошлых воплощений я всё же вспомнил, даже некоторые научные теории, – советник не удержался от самодовольной усмешки.

Сайи сделал умную физиономию, которая, как ему казалось, должна была скрыть его невежество в обсуждаемом. Отчасти этот манёвр удался. Действительно, он видел волны на реке и на море. Барханы сами по себе тоже были огромными волнами песка, которые гнал по пустыне ветер. В свою очередь по их поверхности двигались более мелкие волны песка, тоже гонимые ветрами. И вся эта масса медленно и неумолимо двигалась громадными волнами по лицу бескрайней пустыни.

– В данном случае, – прервал его грёзы Лю, – волны – это колебания среды, любой среды, в которую попал предмет, как вот этот камень – советник подобрал камушек и бросил в тихую воду пруда. По её поверхности от места падения пошли концентрическими кругами волны.

– Каждая звезда, планет, астероид создаёт такие волны в пространстве. Волны накладываются, образуя энергетические коридоры, по которым двигались наши корабли. Но как бы мы ни доверяли машинам, иногда только от человека зависела точность и своевременность прохождения по коридору.

– Учитель, а скажите, кем я был в прошлом воплощении? – спросил Сайи, ёрзая от нетерпения и азарта, – может, и я летал с вами на этих кораблях?

– И зачем тебе это знать? – безразлично спросил советник.

– Хочется! Надо! – упрямо набычился ученик.

– А-а-а-а, ну, раз тебе надо, так ты и выясняй, – пожал плечами Лю, – нельзя же прокалываться по такому закону практически на ровном месте…

– Учитель, – спохватился Сайи, уже осознав, свой промах и пытаясь сменить тему разговора, – вы как-то говорили, что в памяти души остаются только лично наработанные опыт, навык и умения. А как же быть с техническими и научными знаниями? Как вы сумели их вспомнить?

– Знания можно вновь создать, если есть умение – это не очень сложно. А умение, оно порождается практикой. Значит, надо тренироваться без участия машин. Тогда я так и делал. И сейчас самое время попрактиковаться. Видишь ту дальнюю скалу? Будем одолевать пространство к ней по коридорам…

И они принялись бегать до скалы и обратно, то застывая на месте, будто прислушиваясь к чему-то, то внезапно ускоряясь, то подпрыгивая в ритме невидимых глазу волн, откровенно веселясь и даже повизгивая от восторга.

125. Как Хитрый Наги прихлопнул осу.

Хитрый Наги, как всегда, оставался верен себе, поэтому долго и успешно прихлопывал слепней, которые садились на него. Только ощущал нежное прикосновение лапок насекомого и тут же, не глядя, бил. Так продолжалось до тех пор, пока не него не села оса. Наги хлопнул по осе, оса ужалила Наги. Наги взвыл и с тех пор стал смотреть, куда бить. Он также ужасно зауважал ос и в их честь даже завёл себе носки и шапочку в чёрную и жёлтую полосочку.

Соученики, да и сам советник Лю только посмеивались, глядя на его яркую одежду, которую он носил с ритуальной торжественностью.

– Жаль, что майский жук не кусается, – как-то, особенно развеселившись, сказал Чу, – у него расцветка покрасивше будет…

– А у бабочек – и того краше, – поддержал приятеля Сайи.

Впрочем, Хитрый Наги был славным малым и никогда не обижался. За что его и любили.

126. Как Чу рассказал учителю

историю про умного зайца и глупого волка.

"Один очень глупый волк захотел поумнеть. Знакомый шакал посоветовал ему для этого сожрать самого умного зайца. Тогда, мол, ум зайца перейдёт волку.

Волк проникся идеей и объявил конкурс на самого умного зайца. Наградой победителю были назначены два мешка: один с капустой, другой – с морковкой.

А надо сказать, зайцы в том лесу водились сотнями, и все они были – не дураки.

В конце концов после долгих состязаний определился самый умный из них.

Он получил свой приз, а когда отъелся на капусте и морковке, был отловлен волком и съеден. Правда, говорят, что волк от этого сильно не поумнел; да мало ли что мелют злые языки."

Эту сказку по случаю рассказал советнику Лю его ученик и помощник Чу.

– Славная история! – похвалил рассказчика Лю и, помолчав, заметил:

– Какой же он умный, если не смог скрыть свой ум…

127. Как советник Лю и Сайи пересекали пустыню на кханах.

Постепенно Сайи ввёл себе в привычку регулярно "тренироваться в интерференции" – именно так он назвал этот новый вид ощущений.

Постепенно его чувства пространства, ритма и вибраций оттачивались и становились тоньше.

– Вот ведь как, – иногда думал Сайи про советника Лю, – он всё это умеет, а по внешнему виду ничего и не скажешь… Сколько же ещё секретов и фокусов у него в рукаве?! Да и у любого встречного можно отыскать нечто такое, чем он отличается от других, хотя и сам об этом не подозревает! Люди вдруг стали интересны юноше; о своих давешних разочарованиях он уже и думать забыл.

– Всё же правильно говорит учитель, что у мужчины должно быть своё дело! Женщина стремится быть нужной в семье, а мужчина – в обществе… – так размышлял Сайи, ещё чётко не понимая, в чём и как он может полноценно реализоваться.

Как-то Советник Лю отправился по поручению императора в дальнюю провинцию и Сайи, как это нередко случалось, вызвался сопровождать его.

Они пересекали пустыню с попутным караваном. Путники ехали на важно шагающих кханах (название животных, напоминающих наших верблюдов – прим. переводчика), мерно покачиваясь в такт их размеренных шагов.

Ночью под пение остывающих песков учитель и ученик тихо беседовали, глядя на движение всех трёх полных лун по усыпанному звёздами небу.

– Хорошо, – говорил Сайи, – что люди приручили кханов. Кханов сформировала сама пустыня: длина тела, ног, шеи – всё строение их тел приспособлено к ритмам пустыни, они стали органичной частью этих песков и ветра. Их родной ритм – это ритм пустыни. Наверное, поэтому мы и дружим с ними. А что дают кханам люди? Ведь дружба должна быть взаимополезной…

– Люди дают кханам человечность. Что они ещё могут им дать? – советник отхлебнул из чашки глоточек чая. – Человек адаптируется к пустыне психологически. Для тех, кто живёт в пустыне, время наполнено внутренними событиями, ибо в песках не много впечатлений. Заметь, летом мы больше слушаем музыку и пение народов, живущих в жарком климате, а зимой – тех, кто живёт на севере. Это не случайно – люди создают ритмы, дающие им возможность жить в сложных условиях.

– Так вот – продолжал советник, адресуя свои слова уже не только Сайи, но и незаметно присоединившимся к их компании караванщикам, – люди пустыни естественным образом склонны у медитации и созерцанию, ведь здесь просто нечему отвлекать их внимание.

– Учитель, – Сайи снова попытался перевести разговор на так давно занимавшую его тему, – как кхан шагает по пустыне, так и корабль движется в такт колебаниям космического пространства?

– Да, – согласился Лю, – он может идти по точкам повышенной энергии, в которых пики колебаний складываются, или по "ровному коридору", где пики одной волны накладываются на впадины другой и уравновешиваются ею. Вот тут и нужна своевременность, чтобы проложить маршрут и проскочить по нему, пока ситуация не изменилась.

Сайи недоумённо взглянул на караванщиков. Они ничему не удивлялись, лишь улыбались и кивали головами.

Люди пустыни, они хорошо понимали, о чём идёт речь. Так же хорошо, как ясно видели корабли, сотни и сотни раз пересекавшие небо над их родными песками.

128. Как советник Лю сказал Туне: «Ты понял».

Один из юных учеников по имени Туна получил от друзей весёлое прозвище "Решительный" с того дня, как по своему неведению вбежал в незапертый зал для занятий, где сидел в ожидании учеников советник Лю.

Туна и вправду часто совершал опрометчивые поступки, нимало не сомневаясь в их правильности.

Когда пришло время работать над природными законами, он с особым прилежанием и педантичностью начал практиковать в различных ситуациях закон "Везде и всегда спрашивать разрешение". Туна действительно спрашивал разрешение везде и всегда. И тут он обнаружил, что другие люди совсем не считают само собой разумеющимся то, что у него лично не вызывало сомнений. Они отказывались от его помощи, не желали слушать его умных замечаний, даже если он был тысячу раз прав. Всего и не перечесть, но Туна начал понимать, что этот мир не создан для него лично, что люди живут своей жизнью, совершенно не собираясь считаться с его желаниями и взглядами. Он узнал, что многие явления по сути своей совсем не такие, какими выглядят на первый взгляд, и стал осмотрительней в словах и поступках.

– Учитель, я чувствую себя гостем в этом мире, где каждый идёт своим путём и требует, чтобы с ним считались – подытожил Туна, рассказав советнику Лю о том, как он практиковал с законом.

– Ты понял – ответил Лю.

129. Как Страстный Мыг затосковал.

Страстный Мыг проникся сказаниями о борьбе светлых и тёмных сил. Везде и всюду цитировал он фразы о борьбе светлых и тёмных сил, естественно, идеализируя светлых.

– Успокойся, – сказал ему Лю, – светлые собачатся внутри своих кланов не хуже тёмных, да так, что клочки летят.

– Из-за чего? – огорчился Мыг, который всей душой мечтал об идеале и наяву грезил древними легендами и их героями.

– Хотя бы за власть или пару фраз в учении. Причин – тысяча.

– Страсть как огорчительно! – сердце Мыга начало наполняться тоской по вновь несбывшейся мечте. Реальность его явно не устраивала.

– Учитель, что же теперь делать?

– Первое, быть грамотным и второе – чистым сердцем. Это как шагать на двух ногах: правой – левой, правой – левой. Так и дойдёшь куда-нибудь.

– Куда? – завис Мыг.

– Это, как захочешь: куда движешься – туда и придёшь.

– А если на четырёх? – сострил Страстный Мыг, представив на минутку комедийность такого способа передвижения.

– Тогда добавь чувства и деятельность, – всё так же серьёзно и невозмутимо ответил ему Лю.

130. Как Сайи обмануло бродячее племя.

Как-то Сайи обманули люди бродячего племени.

Они окружили его на базаре шумной толпой, предлагая свои товары. Сайи согласился купить, вынул последние деньги и отдал какой-то женщине.

– Посмотри мелочь, – попросила она.

Как только Сайи отвёл глаза, женщина сделала шаг в сторону растворилась в толпе таких же ярко одетых шумных товарок, которые, как по команде прикрыли её спинами.

– Где товар-то? – спросил ещё ничего не подозревающий Сайи у женщины, которая только что стояла рядом с той, которой он отдал деньги.

– А ты мне что-то давал? – крикнула та в ответ.

– Вы же были рядом, – сказал Сайи, уже соображая, что его надули.

– Ничего не знаю, мы случайно стояли рядом! Смотрите, чего он пристал?! – заорала она, обращаясь к товаркам.

Те заорали ещё пуще прежнего, надвигаясь на парня галдящей толпой, выкрикивая обвинения и угрозы.

Сайи еле сдерживал гнев, закипающий внутри него. И вдруг внутри него стало удивительно ясно и спокойно.

– Вы нашли, что искали и теперь заплатите за это! – чётко сказал он жуликам.

– Не имеешь права! Я – беременна! – завопила обманщица, почему-то принимая его слова за угрозу.

А Сайи уже было всё равно: он понял закон, с помощью которого его так нагло обжулили, понял, почему эти люди превратились в бродячее племя, хитрое, нелюбимое и гонимое всеми, он видел их достоинства и недостатки и понимал, что ничего не в силах изменить: не только судьбу украденных у него денег, но и карму этих лукавых сообщников, так преданных друг другу. О стражах порядка он даже не вспоминал, понимая, что им заплачено заранее…

Когда вечером Сайи рассказал о происшествии учителю, Лю ответил:

– Они кое-что понимают в законах, даже обучили тебя одному из них, притом и заплатить заставили… – Лю улыбнулся, будто невзначай.

– Они думают, что нарушая норму, проявляют ум… – советник отрешённо смотрел за горизонт и глубочайшее безразличие было написано на его лице.

– А напрасно, – продолжил он, – при этом сами они идут во тьму и куют цепи своих будущих судеб…

131. Как советник Лю восхищался неким критиканом.

Одного человека все бранили за критиканство.

Он яростно оборонялся и продолжал критиковать ещё больше.

И только советник Лю похвалил его.

– Молодец! – сказал ему Лю, – для меня было честью познакомиться с героем, который решил улучшить мир на своей энергии! Причём, бескорыстно – ведь никто даже не поблагодарит! И даже без шансов дожить в здравии до того времени, когда все преобразятся до неузнаваемости! Вот только можно задать один вопрос?

– Да, – ответил ошалевший острослов, не понимая, хвалят его или как всегда … чехвостят.

– Для чего вам это надо?… Такой-то ценой? – спросил Лю.

– Я… подумаю, – выдавил из себя критикан, но по глазам его было видно, что он уже начал думать.

132. Как-то Чу публично читал свою первую притчу.

Как-то Чу написал свою первую притчу. Он читал её в присутствии всех учеников и домашних советника по настоянию самого Лю. Преодолевая робость и смущение, смешанное с чувством стыда непонятно за что, Чу, раскрасневшийся и мокрый от пота, с трудом добрался до конца своего повествования.

– А мораль? Где мораль?! – спросил Осторожный Ухэн, привыкший, что в конце каждой истории должно прозвучать поучение. Полезное поучение, конечно.

Чу знал, что некая мысль в рассказе есть, но молчал, не желая обижать товарища. Пока он размышлял, не слишком ли глубоко спрятал идею, раз её не заметили, за него ответил учитель.

– Какая мораль вам нужна? Вот, мы сидим под деревом. Что поучительное для себя можете вы сказать, глядя на него?

Немедля посыпались ответы. Кто-то высказал мысль про корни, другой – про листья, третий – про дерево в целом и пошло-поехало. Чем дальше, тем больше. Наконец, когда все выдохлись, Лю сказал:

– А вы хотели мораль. Она – в вас самих. Что найдёте, то и ваше – на сегодняшний день.

Он повернулся к Чу:

– А притча твоя хороша. Пиши, учись. Глядишь и пригодится.

– Учитель, – спросил Чу, когда они остались наедине, – зачем вы устроили такое публичное чтение? Честно говоря, я был не готов к такому испытанию.

– Зато теперь готов. Ты учишься одному, другие – другому. Каждый – своему… И я – не исключение, – тихо сказал он Чу доверительным шёпотом, слегка демонстративно оглянувшись.

133. Как Чу приснился сон про электричку.

Как-то Чу приснился сон.

Он увидел, что находится в длинном помещении со множеством окон. Помещение тряслось так, будто куда-то ехало. За окнами мелькали незнакомые пейзажи. Вдоль помещения, по самой его середине шёл длинный проход, с обеих сторон ограниченный прозрачными дверями. Справа и слева от прохода вагона (странно, Чу знал это слово!) стояли скамейки и на них вплотную друг к другу сидели люди. Люди стояли и в проходе. Рядом с Чу сидел советник Лю. Лю дремал. Их было трое на скамейке, но третьего Чу не видел – он сидел у самого окна. Зато перед ними на скамейке, повёрнутой к ним лицом, сидели трое. Чу не знал, куда отвести глаза: ему было неловко сидеть и пялиться на соседей напротив. Это, по меньшей мере, было бы невежливо. Поэтому Чу прикрыл глаза. Это электричка, понял он, хотя никогда в жизни не видел ничего подобного. Да и слов таких он раньше тоже не слыхивал. Удивительней всего было то, что он понимал происходящее.

Чу приоткрыл глаза. Перед ним сидели трое: два мужчины и женщина. Женщина сидела между мужчинами, взяв обоих под руки. Мужчины дремали, а женщина прижималась к каждому по очереди. Чу не знал, что бывают такие отношения и мысленно спросил женщину:

– Ты кто?

Он увидел, но не испугался. Это был толстый дракон болотно-зелённого цвета.

– Смотри, не выдавай меня, – тоже мысленно ответил ему дракон (или дракониха? – этого Чу не знал).

Чу так же мысленно кивнул и спросил, показав глазами на мужиков:

– А они кто?

– Этот, – дракон охотно показал на того, кто был слева от него, – моя любимая в той жизни (воплощении? – подумал Чу), а этот справа – пытался меня убить, но получилось наоборот – убил его я. Теперь он мой, пока…

Мужики просыпаясь зашевелились, женщина стала с ними ворковать, а Чу перевёл взгляд дальше. Там в проходе стояла дама лет шестидесяти, с благородным загорелым лицом, спокойная и невозмутимая. Видно было, что она устала, но ни малейшей эмоции по этому поводу не было на её лице.

Перед нею, сидя на лавке, дремал паренёк в какой-то чёрной футболке с намалёванными черепами. Он или спал, или только делал вид, что спит – лишь бы не уступать женщине своё место.

Чу попробовал посмотреть на сущность женщины и то, что увидел, поразило его. Она стояла в ослепительно белом свете, в белом длинном платье, в блистающем шлеме с чем-то развивающемся на его гребне, а в руке держала то ли посох, то ли жезл – толком Чу не разобрал.

– О, пресветлая жрица! – мысленно воскликнул Чу и хотел было встать, но ноги не слушались его.

– Ах да, это же сон, – подумал Чу и взглянул на парня, претворившегося спящим. По сути своей это была чёрная, костлявая ящерица, срок жизни которой явно истекал.

– Если бы он только был хоть немного вежливей и уступил ей место, кто знает, как изменилась бы к лучшему его жизнь, уж хуже точно бы не стало, – подумал Чу и перевёл взгляд на торговку идущую по проходу и предлагающую пассажирам свой незамысловатый товар (Чу оставалось только удивляться, откуда он знает новые слова и понимает происходящее…). Торговка была маленькой толстушкой почти квадратного сложения, обильно украшенная заколками, гребешками, браслетами и бусами.

– Кто она? Зачем ей столько бижутерии (новое слово! – неизвестное, но понятное!)? – спросил себя Чу и увидел на месте торговки прекрасную индийскую (опять новые слова?!) танцовщицу, увешанную браслетами и бусами, которые были явно не чета её теперешним дешёвым побрякушкам.

– Бэрить, бэрить, дэшэвшэ ж будэ, – донёсся до него голос торговки.

– Воспоминания тех жизней ведут их, – понял Чу.

– О, пресветлая жрица! – снова обратился мыслью Чу к той, что предстала перед ним в блистающем белом одеянии. Сердце его ныло от тоски, он уже любил и боготворил её, забыв и о себе самом, и о своей далёкой семье.

Пока Чу разглядывал людей, он потерял счёт времени. "Жрица" тем временем уже нашла освободившееся место – кто-то вышел на очередной остановке. Её прекрасное волевое лицо было по-прежнему невозмутимо.

– Учитель, учитель, – всё так же мысленно обратился Чу к советнику, – вы видите всё это?!

Лю открыл глаза и взглянул на ученика так, будто и не дремал вовсе.

– Успокойся, не обращай внимание, сказал он совсем не мысленно, а громко и внятно.

И тут Чу проснулся…

Днём он рассказал свой сон советнику Лю.

– Учитель, это происходило как наяву! – завершил Чу свой рассказ.

– Это и было наяву, – согласился Лю.

– Где же мы были?

– Азиатида, где-то на Украине. В то время она расползлась по всей планете, – советник Лю прищурил один глаз, но другим смотрел строго и выжидающе, будто ожидал от ученика следующих вопросов.

Чу был бы и рад спросить что-нибудь, да все вопросы начисто вымело из головы словно метлой. "Великое безмолвие" одолело его.

134. Как Чу познал суть крокодилов.

По соседству с Чу жил некий Вань. Чу понимал, что был не прав, но, тем не менее, терпеть не мог этого Ваня за корыстолюбие, хитрую алчность, изворотливость и прочие качества, которые себе Чу не позволял, считая их недостойными человека. Сколько Чу ни уговаривал себя относиться к соседу полояльней, у него ничего не получалось.

Чу попал в тупик – он не знал, как вести себя с этим…

– Что ты знаешь о крокодилах? – спросил его советник Лю, видя мучения помощника.

Чу практически ничего знал о них, он отправился к тихой речке, где водилось множество крокодилов, чтобы познать их суть. Пока Чу медитировал, созерцая крокодилью природу, один из них, весьма резвый и, видимо, зверски проголодавшийся, незаметно подкрался к нему и едва не сцапал. Чу и представить себе не мог, что крокодил может так быстро бегать по суше. Он еле увернулся от хищной рептилии. Зато Чу познал их суть. Он поблагодарил крокодила за возможность познать и понять, извинился за беспокойство и отправился восвояси.

С тех пор отношения Чу с Ванем наладились, правда, на время их общения Чу приходилось играть роль совсем не ту, кем он был на самом деле… Что поделать, – думал он на досуге, – артистизм – дело тонкое…

– Сытый голодного не понимает, – вспоминал Чу старинную поговорку каждый раз, когда после разговора с соседом сдирал с себя чуждую личину и возвращался в образ человека.