Текст книги "Повести дерева Зы. Притчи про Лю и Мяо. Часть 2"

Когда много позже Хитрый Наги пожаловался Чу на боли в позвоночнике, Чу ответил:

– Ты не уважаешь людей, которые ведут себя по своей сути. Согласно ей они ничего не нарушили – ведут естественно, а ты их презираешь и негодуешь. Это причина твоих болей. Не надо предъявлять к ним завышенные требования, не подгоняй всех под себя.

– Так что же, и гиен в человеческом облике, их тоже надо уважать? – возмутился Наги.

– Ты уж как-нибудь реши для себя, чего хочешь: выжить среди гиен, истребить их всех, или помаленьку перевоспитывать? – Чу подмигнул Хитрому Наги.

– Ничего себе, широкий выбор, однако, – ослабился Наги.

135. Как советник Лю и его жена Цзинь давали имена деревьям в саду.

Сад в доме советника Лю был любимым детищем всей его семьи, так же, как и садовника Миру. Цзинь и Лю часто разговаривали о своих деревьях, их болезнях, урожаях, правилах ухода. Супруги научились распознавать состояния деревьев: когда им радостно или грустно, весело или страшно. Они по случаю даже разговаривали с растениями, но о факте этого общения предпочитали не распространяться.

Как-то обсуждая дела сада, Лю с супругой в очередной раз запутались, объясняя друг другу, о каком именно дереве идёт речь.

– Давай, назовём их нормальными именами – предложил Лю жене.

– Какими? – спросила Цзинь и тут же предложила, – наверное, у них и надо спрашивать. А как ещё?

После этого они ещё долго ходили по аллеям, спрашивая у каждого дерева, какое имя ему нравится? Как к нему обращаться?..

Они медленно двигались по саду, рисуя его схему, отмечая деревья и записывая для памяти имена, а довольный Хозяин сада незримо следовал за ними.

Затем список имён был передан садовнику Миру и тот поставил дощечки возле каждого дерева с указанием его имени. Постепенно все домашние, гости и ученики привыкли называть деревья по их именам и никто даже не мог вообразить, как это так – чтобы деревья были безымянными. Как мы не можем представить, что когда-то не знали имён наших старых добрых знакомых.

Однажды советник Мяо спросил Лю, почему деревья взяли себе хоть и красивые, но всё же обычные человеческие имена: что-то тут не так.

– Да – согласился Лю – думаю, они сделали уступку нам, людям. Они ведь из другого мира, и мы для них грубоваты.

– А на самом деле? – когда-то Мяо узнал настоящее имя драконов, потом благополучно забыл, но с тех пор был неравнодушен ко всему, что относилось к истинным именам.

– Я потом поспрашивал их наедине – как бы между прочим обронил Лю.

– И? – Мяо навострил уши…

– Такие сложные певучие имена… И не запомнить, и не выговорить… Наверное, этот язык под силу только эльфам… Да и зачем он нам? – физиономия советника Лю выразила высшую степень сомнения – ведь мы хотим только жить в едином пространстве, а не навязывать им свою волю… Невежественную – добавил он вполголоса, отвечая на какие-то свои мысли.

136. Как садовник Миру пел растениям песни,

когда работал в саду.

Садовник Миру знал своё дело и любил. Когда он работал с растениями, то всегда пел. За глаза его так и называли "Поющий мудрец".

– На растения плохо действуют негативные мысли и эмоции, поэтому я пою – чтобы ни о чём лишнем не думать, – так отвечал Миру на вопросы любопытных.

И правда, как только он приближался к саду, растения, казалось, начинали радоваться ему, необычайные запахи разливались по саду, будто каждый цветок приглашал садовника подойти именно к нему. В саду становилось светло и радостно – такую прекрасную энергию начинали испускать деревья.

Один из соседей, разузнав "секрет Поющего мудреца" попробовал ему подражать. Он тоже стал петь песни, когда возился в саду или огороде. После года усердных песнопений, сосед явился к Миру и обвинил его в шарлатанстве.

– Ты скрываешь свои секреты, рассказываешь байки. Я поверил тебе, из-за тебя в этом году мой сад и огород совсем ничего не родили. Даже то, что росло раньше, и то засохло! Это же мистика какая-то! – вопил разгневанный землевладелец.

– Этого не может быть, – спокойно ответил Миру, – идём, посмотрим твоё хозяйство.

Когда он увидел сорняки и выжженную землю, то только присвистнул от удивления.

– Будь добр, – попросил он соседа, – напой мне именно то, что ты поёшь во время работы.

Сосед затянул какой-то заунывный напев, повествующий о нелёгкой судьбе, несправедливости, одиночестве, болезнях и ранней смерти.

– С такими песнями, уважаемый, можно только болото осушать, и то, если оно позволит. А то ведь засосёт… Или покусает кто…

Миру направился у выходу.

– И вот еще что, – он обернулся у самых ворот, – мистика – мистикой, а за растениями уход нужен: знаешь, поливать там иногда, подкармливать, пропалывать… Говорят, сильно помогает.

137. Как советник Лю останавливал Быстрого Хона.

Среди учеников советника Лю был юноша, представлявший собой занятную и в общем-то незаурядную личность. Звали его Хон, друзья добавляли "Быстрый". Действительно, Хон был так быстр, что поступки его часто опережали его же мысли. Иначе говоря, он сначала делал, а потом – думал.

Советник Лю часто доверял ему непростые поручения и не мешал делать ошибки. Если Хон болел из-за них, Лю лечил его и восстанавливал.

Честно говоря, такая бурная жизнь нравилась Быстрому Хону – он сам искал приключения. А болезни? Что для молодости болезнь и даже смертельная опасность? Молодость не желает знать о них!… Конечно, можно позволить себе такую роскошь, если за спиной стоит такой учитель и целитель, каким был советник Лю.

Постепенно парень и сам стал неплохо разбираться и в целительстве, ведь ничто так не подгоняет в учёбе, как необходимость.

Да, Хон болел, но зато и умнел быстрей всех. Он становился неплохим дипломатом, а его решительность и внутренняя порядочность открывали ему двери к сердцам людей…

Через много лет, остепенившийся и ставший рассудительным Быстрый Хон спросил у советника:

– Учитель, почему вы раньше мне позволяли везде и всюду лезть на рожон? Более того, давали самые опасные задания?

– А разве тебя иначе можно было остановить? – удивился Лю.

138. Как Чу спросил советника Лю о книгах будущего.

Как-то Чу спросил советника Лю:

– Учитель, вы иногда разговариваете таким языком, будто читали книги не только далёкого прошлого, но и будущего.

В этот миг на лицо советника напомнило Чу физиономию мальчишки, которого спросили об исчезновении варенья в банке: и хотя никаких прямых доказательств тому не было, но варенье всё же было съедено им.

Через мгновенье Лю смотрел на ученика как обычно.

– Ничего особенного. Сам же знаешь, в йоге времени – нет. А книги? – Лю слегка прищурился, – о них лучше вообще помалкивать, чтобы не провоцировать глупцов.

139. Как советник Лю озвучил тайную философию крестьянства.

Как-то Сайи был настроен особенно философски и по случаю спросил советника Лю, в чём, по его мнению, суть труда земледельца.

– Крестьянин – это хозяин. Хозяин – это прежде всего ответственность за хозяйство. Так? – начал Лю.

Сайи кивнул.

– Он живёт в согласии с ритмами природы, – продолжал советник.

Сайи снова кивнул.

– Крестьянин терпелив. Плоды его труда появляются не сразу. Посадил дерево, а плодоносить оно начнёт лишь через пять – шесть лет, например. Значит, он умеет ждать. И должен предвидеть многое за много лет вперёд. Он всячески использует естественные процессы и приноравливается к ним. Возьмём дерево, оно – воплощения принципа роста. Логика его роста нам непонятна. Стоит его обрезать, оно начинает выбрасывать всё новые и новые побеги. Иногда ветви так сильно переплетаются, что дерево загустевает и начинает болеть. Человек срезает лишние ветки и дерево снова начинает дышать свободно. Почему оно выбрасывает всё новые и новые побеги – это другой вопрос, но садовник регулирует рост растения. Надо – поможет, не надо – притормозит. Это великое искусство управления.

То же и гниение. Мы лишь направляем этот процесс в ту сторону, которая нам нужна.

Скошенные травы гниют, превращаясь в удобрение для новых посадок, бродит вино, скисает молоко – всё-всё требует внимания, своевременного вмешательства и предвидения. Не мешать одним рождаться, а другим – умирать, регулировать процессы, быть всегда там, где надо быть, притом – в полной готовности. Поймёшь это, поймёшь и душу крестьянина. Он знает фундамент управления.

– Понятно, – протянул Сайи, я вот только скроен иначе: мне трудно убить собаку или зарезать курицу.

– Ты, действительно, немного другой… Но если станешь крестьянином, научишься всему… Впрочем, что со мной об этом говорить? Вон идёт настоящий философ, и практик притом. Спроси у него, – Лю показал на приближающегося Миру, – в их мире философия без практики – ничто.

140. Как советник Лю вглядывался в бездну.

В те времена среди учёных мужей столицы пользовалась популярностью фраза, дошедшая из далёких веков, наполовину забытых, наполовину обросших легендами и вымыслами.

"Если долго вглядываться в бездну, то бездна начнёт вглядываться в тебя", – так гласила эта фраза.

Как-то советник Мяо зашёл к советнику Лю и застал того, задумчиво глядящим на своё отражение в зеркале.

– Вы заняты чем-то важным, друг мой? – осведомился Мяо.

– Да так, жду, – ответил Лю, не отрывая взгляда от зеркала.

– Чего? – не понял Мяо.

– Когда бездна начнёт вглядываться в меня обратно.

В другой раз, рассказывают, Лю долго вглядывался в портрет одного из чиновников, человека мерзкого и коварного.

На вопрос, зачем он это делает, советник ответил:

– Вглядываюсь в бездну, в ней должно быть много всего: и хорошего, и плохого. Может быть, найду там хоть одно его достоинство.

141. Как советник Лю обмотал верёвкой важного чиновника.

Однажды советник Лю беседовал с очень важным чиновником, который в разговоре, раздуваясь от сознания собственной значимости стал перечислять свои звания, награды и статусы.

– Скорей обмотайтесь верёвкой! – перепугано закричал Лю, протягивая чиновнику длиннющий шпагат.

– Зачем? – удивился тот.

– Для вашего же блага, скорей-скорей! – настаивал Лю.

Чиновник подчинился, будучи наслышан о необычных магических и целительских дарованиях советника.

Когда чиновник был вполне обмотан верёвкой, он снова спросил:

– Скажите, советник, зачем мне было обматываться этой верёвкой?

– Чтобы не лопнуть от гордыни, – ответил Лю вполне серьёзно и добавил:

– Ишь, как раздуло…

Вечером, Чу, бывший свидетелем происшествия, спросил учителя:

– Вы действительно опасались, что он лопнет.

– Лопнет? – Вряд ли! А вот забрызгать мог… – ответил Лю.

С тех пор многие из учеников советника Лю носили кусок верёвки, обвязанный вокруг поясницы или запястья, чтобы помнить о своей гордыне и не бояться говорить правду чиновникам, если понадобится, конечно.

142. Как советник Лю и его ученики вошли в туман.

Советник Лю с учениками шли в сумерках по полю. Они спустились в низинку и вошли в густой туман.

– На что это похоже? – спросил советник.

– На молоко, – ответил Чу.

– На сон, – сказал Страстный Мыг.

– На неизвестность, – решил Осторожный Ухэн.

– На обитель духов… или призраков, – промолвил Наги.

– На первый миг медитации после постановки конкретного вопроса, – Сайи наконец-то сформулировал то, что вертелось у него на языке.

Лю, зажёг факел и вручил его оторопевшему Сайи.

– Что ж, продолжай медитацию – веди нас, – и Лю одобрительно похлопал Сайи по плечу.

143. Как советник Мяо вылечил печень и стал дипломатом.

У советника Мяо болела печень. Болела она давно, но в этот раз боли стали столь мучительны, что он обратился за советом к Лю.

– Ну, если просишь, – в задумчивости протянул Лю.

– Прошу, прошу, – с готовностью отозвался Мяо.

– Ну, если просишь, – Лю повторил незавершённую фразу – придётся поработать и самому.

– Я готов, – решительно ответил Мяо, – что нужно делать?

– Для начала – не гневаться. Твой разрушает гнев твою печень…

Мяо начал стараться не гневаться. Как назло, на него тут же посыпались ситуации, порождающие его праведный гнев. Не гневаться он просто не мог. Он был прав, а печень лопалась от боли.

В отчаянии Мяо вновь пришёл за советом к Лю.

– Это провокации, которые помогают осознать то, что именно вызывает твой гнев. Ты не контролируешь его. Ничего не поделаешь, придётся тебе заняться самоконтролем.

Может всё-таки лучше снять эту проклятую боль? – тихо простонал измученный пациент.

Лю задумался.

– В данном случае боль – это лишь симптом, сейчас тебе ничего особенного не грозит. Скажи, если боль уйдёт, ты будешь продолжать работать над проблемой своей печени, или окунёшься в водоворот срочных дел? – спросил Лю.

Советник Мяо был честным человеком.

– Конечно, я забуду про печень, а дел у меня – по самое "не могу", – признался он и отправился восвояси.

Через пару дней Мяо вернулся с небольшим личным открытием.

– Я нашёл, – гордо сообщил он другу, – что боли появляются и когда гнев вырывается наружу, и когда я сдерживаю его в себе! Второе даже хуже. Но не я управляю им, а он – мною. Это ужасно!

– Тобой управляет не гнев, а больная печень, – ответил Лю, – реши, кто из вас будет управлять: ты – ею или она – тобой.

– Конечно я! – воскликнул Мяо.

– Тогда давай найдём причину её столь агрессивного поведения.

Они уселись в созерцание и каждый шаг за шагом шёл своим путём к решению поднятой проблемы.

– Мяо, как дипломат, вы ещё не состоялись, – наконец сказал Лю.

– Да, жаль, – признался застигнутый врасплох Мяо, который втайне давно и тщетно надеялся проявиться на дипломатическом поприще.

– Не в том смысле, – поправил его Лю, – когда вы были маленьким мальчиком, ваша мать и бабушка очень не ладили между собой.

– Верно, – подтвердил Мяо, даже не спрашивая, откуда Лю это узнал: и так было ясно, – моя бабушка не отдавала маме своего сына, на нём она сосредоточила всю свою любовь после смерти мужа. Они не могли поделить любовь моего отца и страшно ссорились. Потом начали делить и меня.

– А вы пытались их помирить и стояли между ними?..

– Конечно, вы же знаете, я не переношу скандалов и ссор – это у меня с детства.

– Следы их отношений так и остались на вашей печени. До сих пор энергетически вы стоите между ними. И получаете удары с двух сторон.

– Если я выйду из ситуации, они начнут болеть? – забеспокоился Мяо.

– Не знаю. По крайней мере, начнут понимать последствия своих поступков. Пока между ними стоит "мальчик для битья", им не о чём думать.

– Но всё же они любят меня!

– Даже очень любят, но на астрале, всё выглядит несколько иначе – уклонился от прямого ответа Лю.

Так советник Мяо постепенно пришёл к пониманию, что пристрастный дипломат – больной дипломат. В итоге печень его выздоровела, но самое интересное было в том, что вскоре он был направлен с дипломатической миссией, которую исполнил довольно успешно.

О здоровье и судьбе матушки и бабушки новоявленного дипломата история умалчивает. А жаль, из неё мы наверняка узнали бы много чего поучительного.

144. Как Наги узнал кое-что о славе и о свободе.

Как-то Хитрый Наги стал неуважительно отзываться о мудреце по имени Сэндай, который проживал в нищете и безвестности. Сэндай вёл уединённую жизнь отшельника, довольствовался малым и не стремился к мирским ценностям.

Лю очень уважал этого человека, иногда заходил к нему на огонёк и они подолгу беседовали о чём-то или так же долго сидели в молчании. О чём они говорили и думали никто толком не знал, ибо в гости к Сэндаю советник никого никогда с собой не брал.

– Что ты знаешь о славе? – одёрнул Лю зарвавшегося Наги, – Слава – это самый залежалый товар на полках истории. И обходится дорого и душе не нужен. Когда б Сэндай захотел, он обрёл бы её в три дня. Да вот – не хочет… Если, как ты говоришь, он "прозябает в безвестности", значит ему зачем-то так надо…

– Может, в этом и есть, – Лю внезапно потянулся, мечтательно глядя в небо, – самая что ни на есть настоящая свобода.

145. Как Хитрый Наги подражал советнику Лю.

Как верный приверженец и почитатель советника Лю, Наги стал во всём ему подражать. Собственно говоря, подражая Лю, он пытался стать тем, кем был советник.

Хитрый Наги копировал походку советника, его манеру говорить и даже размышлять. Если встречалась сложная ситуация, Наги спрашивал себя: "Как бы поступил на его месте учитель?", и поступал именно так, как ему представлялось. Если же он когда-либо действительно видел, как вёл себя Лю, то делал точно так же.

Рассказывают, что в городе многие выходили на улицу, заслышав голос советника, чтобы поговорить с ним, а вместо него встречали Наги. Вот как неугомонный ученик преуспел в искусстве подражания.

Кое-кого из домашних советника и его учеников раздражала "наглость" Наги, но сам Лю, казалось, её не замечал.

Однажды Наги признался Лю:

– Учитель, – сказал он, – я всё делаю, как вы, но результат получается совсем другой. Всё оказывается сложней, и люди мне не верят…

– У нас разная мотивация, всего то… – заметил Лю.

146. Как вихрь поднял советника Лю в небо и опустил обратно.

Как-то в чудовищно жаркий полдень советник Лю переходил через безлюдную от зноя городскую площадь. Все, кто мог, попрятались в зыбкой тени деревьев и стен в ожидании ветерка.

Вдруг налетел необычайной силы вихрь. Он закрутил советника, поднял его под облака, а затем аккуратненько опустил вновь на площадь. В самый её центр.

Тотчас к Лю сбежались свидетели этого необычного происшествия. Они наперебой задавали вопросы, кого советник видел там, в небе среди облаков: богов, духов, предков, столицу или империю – целиком, сверху?…

– Круги перед глазами, – ответил Лю, пытаясь остановить вращение площади в своей голове. Площади и всего, что находилось на ней: домов, людей, деревьев…

– Вот она – вихревая природа мира, – восхищённо прошептал советник, лёг на землю и отключился.

– Ну, почему, почему такое чудо свершается именно с такими отщепенцами, как этот Лю! – с досадой взвыл главный жрец, узнав о случившемся, – а ведь какой был шанс для укрепления веры! Ну, почему это произошло не со мной?!

Хороший вопрос, – сказал советник Лю, когда ему позже рассказали о переживаниях главного жреца, – может быть, он и приведёт его преосвященство куда-нибудь, если тот будет достаточно настойчив и честен с самим собой.

– Советник, а почему именно вам досталось такое приключение? – тут же спросил его Мяо.

– Вот и я об этом думаю, и причём, на тех же условиях, – улыбнулся в ответ Лю.

147. Как Наги прислал на занятие вместо себя шершня.

Как-то Наги с родителями уехал на несколько месяцев в другой город.

Дней через десять после его отъезда, случилось следующее.

Советник Лю вёл занятие в группе младших учеников. Вдруг в класс влетел огромный шершень.

– Наги! Наги вернулся! – радостно закричали малыши, показывая на шершня.

– Да, он сейчас тоже думает о нас, – согласился с детьми Лю.

148. Как советник Лю не знал поражений.

Говорят, советник Лю не знал поражений…, потому что не знал и побед.

– Где победа, там нет любви, – сказал однажды он, но далеко не все его поняли.

149. Как Сайи услышал волю Мироздания.

У Сайи было одно замечательное свойство: он всегда хорошо запоминал слова учителя Лю, долго их обдумывал, а затем выяснял непонятое, недопонятое или понятое не так.

Так было и в этот раз.

– Учитель, – спросил Сайи, – вы говорили, что нет ни побед ни поражений. А что есть?

–Мироздание и учёба души.

– Но борьба-то существует? – Сайи постарался вернуться к первоначальной теме беседы.

– Ещё и какая! Но зачем тебе победа, если она идёт вразрез с волей Мироздания?

– Действительно, незачем. А как быть, если я, допустим, борюсь по воле Мироздания.

– Ну и хорошо. Какая в том твоя заслуга? Ты делаешь то, что должен – и всё.

– Понял, – Сайи с облегчением развернул плечи и выпрямил спину, – это победа не моя, а Мироздания.

– Как и сейчас – подтвердил Лю.

Они стояли рядом, прислушиваясь к воле Мироздания, силовые линии которого струились через их сердца и вели навстречу судьбе.

150. Как советник Лю говорил с маленьким Таргу о душе.

Советник Лю и маленький Таргу встретили на улице женщину лет сорока. Советник перебросился с нею парой слов, улыбнулся и сложил руки в намастэ.

– У-у-у, какая она старая – сказал малыш Таргу, для которого все люди старше сорока казались древними стариками.

– Она не старая, она – древняя, – ответил ему Лю, – по глазам человека видно многое. А глаза её прекрасны.

– Мы что, говорим о разном? – заподозрил мальчик.

– Наверное. Я – о душе. А ты о чём? – советник удивлённо взглянул на сына.

151. Как советник Лю рассказал историю про свет и навоз.

Советник Лю, его друзья и близкие сидели вечером у костра, пили чай и беседовали "о вечном".

– И как это люди умудряются обманывать себя самих? – спросил кто-то.

Разговоры стихли: каждый искал свой ответ на вопрос.

Затем взгляды присутствующих обратились к советнику.

– Это историю, – не спеша начал Лю, – мне рассказал один путешественник. Мы подружились во времена моей юности. Он много странствовал по свету, и часто рассказывал вот так же, у костра всякие удивительные истории. Вот одна из них.

"В стране, мало чем отличающейся от других стран, один слепой как-то сказал своим таким же слепым товарищам:

– Братья, идёмте к свету! Я поведу вас к нему!

– Как же ты нас поведёшь? – возразили ему слепые. – Ты так же слеп, как и мы!

– Глупцы! Свет излучает тепло – это знает каждый. Я долго тренировался и теперь чувствую тепло гораздо лучше, чем все вы вместе взятые. Где свет – там и тепло!

Бедный слепой свято веровал в свою правоту, ведь этот опыт никогда не подводил его.

– Не надо быть зрячим, надо быть хорошим организатором и управленцем, надо верить в себя и уверенно идти по выбранному пути, – так считал слепой миссия, и собратья по несчастью охотно подчинились и пошли за ним, по пути слагая гимны и славословия.

Они принципиально не слушали зрячих, ведь "сытый голодного не понимает", – так говорили они.

– Зрячие – не такие как мы, они с лёгкостью могут обмануть нас, а мы и не заметим. Наш вождь – подобен нам, поэтому мы должны верить лишь ему, – твердили они и шли от селения к селению, собирая всё больше и больше приверженцев из числа местных слепцов.

Наконец, на окраине какого-то села их вожак, как всегда почувствовал тепло, и повёл толпу скандирующую его и свои собственные изречения, прямо на источник "света". Однако, это оказалась большая выгребная яма, куда крестьяне свозили навоз для будущего удобрения.

Слепой миссия упал в неё первым, за ним посыпались ведомые им, ибо шли они, как всегда, положа руку на плечо впереди идущего товарища. Первый из них даже ничего не успел выкрикнуть, ибо на него посыпались шедшие следом. Он так и захлебнулся в своём "свете", не успев разобраться – свет это был или навоз. Те же из слепых, кто сумел спастись или не успел свалиться в яму сначала страшно сердились и ругали своего незадачливого вождя, но потом, жалея столько зря потраченных лет и не умея ничего другого делать, расползлись по белу свету, рассказывая о тепле и свете. И, как ни странно, им снова верили, и новые слепые длинными вереницами шли за ними. Нашлись и сильные лидеры, которые именем "Первого Миссии" построили храм и провозгласили Веру Тепла и Света, от которой начало кормиться множество жуликов и проходимцев всех мастей. Именно они провозгласили эту Веру мировой религией, потому что только так они могли властвовать над всеми – и слепыми, и зрячими.

В этот период истории много слепых погибало, свалившись, как их первый вождь, в навозные ямы, но это уже никого не смущало. Погибших объявляли страдальцами за веру, а навоз запретили сбрасывать в ямы – теперь его стали складывать в кучи.

Потом настали годы междоусобиц, где зрячие в купе со слепыми уничтожали всех, кто не был согласен с ними. Зрячесть "отщепенца" не играла никакой роли: теперь главным принципом отбора стали лозунги "Кто не с нами – тот против нас" и "Подчинись или умри".

– А что было дальше? – спросили слушатели.

– То же, что со всеми "мировыми" религиями. Они почти добились своего, но… Пожали, что посеяли. Государство это давно в руинах.

– И что происходит сейчас в этих землях?

– Не знаю, наверное, снова резня под каким-нибудь новеньким девизом, – советник произнёс это так, будто речь шла о чём-то обыденном и привычном.

– Ужасно, – сказал Сайи, – люди стремились к свету, а пришли к навозу и тирании. Это, надеюсь, только сказка, вымысел?

– А что в нашей жизни не вымысел? – пожал плечами Лю.

152. Как Чу узнал про ошибки советника Лю.

Чу, попал в очередную чёрную полосу, неудачи преследовали его как дикие собаки пустынную лису. В один из таких тяжёлых дней в приступе тоски он спросил советника Лю:

– Учитель, в вашей жизни вы много ошибались?

– Даже очень много, – ответил Лю и, прикрыв глаза добавил, – но не больше тех, кто моими ошибками воспользовался.

– В чём же вы ошибались? – удивился Чу. На его памяти за советником подобного не водилось.

В основном, в себе… В себе и в людях. В чём ещё можно ошибаться? – вздохнул Лю.

153. Как советник Лю изменил свой утренний ритуал.

Когда советник Лю просыпался, он первым делом мысленно просматривал себя, потом – пространство своего дома, а далее – пространство столицы, императорского дворца и страны в целом. Затем он занимался гимнастиками, чтобы привести себя в порядок, отдавал распоряжения по дому и начинал заниматься делами столицы, дворца и государства.

– Это входит в круг моих обязанностей так, как я их понимаю – объяснял он жене.

– Но разве не логичней просматривать в другой последовательности? – однажды спросила она. – Что толку работать над собой, если у ворот дома стоят враги или в окно уже влетает стрела, или на город идёт песчаная буря?

– А что мне даст знание об опасности, если я внутренне не готов для встречи с ней? – парировал Лю. – Впрочем, в чём-то ты права…

С тех пор он внёс небольшую, но важную поправку в свой утренний ритуал.

– Я думал, вы и так делали всё правильно. Что ещё можно было внести в столь совершенную схему? – спросил советник Мяо, узнав от Лю об его нововведении в утреннюю процедуру императорского советника.

– Я стал в первую очередь проверять, нет ли ко мне претензий по поводу женщин, которые меня любят.

– Каких женщин? – удивился Мяо – Вся ваша жизнь у всех на виду! Что-то никаких женщин, кроме жены я не заметил в вашей жизни.

– Ну, во-первых, вдруг кто-то из них меня любит, а я этого даже не догадываюсь, – рассудительно начал советник Лю, – а кроме того, откуда вам знать всю мою жизнь, особенно ту, что была до нашего с вами знакомства…

– Извините, я об этом даже не подумал – смутился Мяо. – Но как можно продолжать отвечать за женщину спустя десяток-другой лет после встречи с ней?

– Вот это я и смотрю. Если она полюбила другого, надо передать ему ответственность и спать спокойно.

– А тех, о ком вы и не догадываетесь! За них-то чего вы отвечаете?! – воскликнул Мяо, страсть как ненавидящий лишние хлопоты и беспокойства.

– Ну, такой уж я есть, – развёл руками Лю, как всегда в таких случаях, хитро поглядывая на собеседника.

154. Как советник Лю готовился общаться с рудами.

Советник Лю сидел, глубоко задумавшись, за огромным столом в своей лаборатории перед грудой камней и минералов.

Наконец он вздохнул и достал красивый ларец, сложил в него алмазы, рубины, сапфиры и тому подобное. "Драгоценные камни" написал он на листочке, прикрепил бирку к ларцу, и задвинул его под стол.

Затем Лю принёс большой ящик и подписал его "Полудрагоценные камни". В ящик он сложил яшму, сердолик, аметист, халцедоны всех видов и мастей, куски малахита, янтарь и прочая, и прочая. Ящик последовал за ларцом.

Ну вот, – облегчённо вздохнул советник Лю, придвигаясь к столу, на котором остались железная руда, бокситы, кварциты, граниты, – наконец-то, господа, с вами можно нормально пообщаться.

И с нескрываемым удовольствием потёр руки.

155. Как советнику Лю подбросили щенков и что из этого вышло.

Советнику Лю кто-то подбросил пару щенков. Рано утром их обнаружил под окнами дома садовник Миру, когда пришёл на работу. Два пушистых беспомощных комочка, доверчиво прижимающихся к людям, растрогали домашних советника и после короткого совещания было решено собачек приютить на время, пока найдётся, кому отдать. Место проживания им определили в саду.

Негодяи – ворчал в адрес бывших собачьих хозяев садовник Миру, – хотят выглядеть благородно в собственных глазах, а свои проблемы свалили на других – под "другими" он подразумевал семью Лю и, естественно, себя, а под "проблемами" – щенков.

От них и вправду было проблем заметно прибавилось.

Дней через двадцать, как только собачата подросли и оправились, они стали грызть всё, что попадало им на зубы. Первым делом они нашли тапки Миру там, где он оставлял их всегда и порвали их в пух и прах. Дальше – больше. Они переломали цветы, катаясь по ним, пока возились и играли. Затем повыкапывали с корнем те цветы, которые сломать не удалось.

Как гласит народная мудрость: "Хочешь чтобы стояло веками – сделай времянку" или "Временное стоит веками". Так и щенки. Они прижились в доме, найти для них других хозяев не получалось.

– Если один раз покормили, собаки уже никуда не уйдут, – рассудительно ворчал Миру.

– Думаю, что их подкормили под нашими окнами, когда подбросили, – уравновешивал его бурчания советник Лю.

– Они же как дети, – умилённо говорила Цзинь, растрогано глядя на резвящихся "собачиков", – разве можно детей выгонять на улицу…

Дети же – и четы Лю, и Миру, и Чу – все дети, и проживающие в доме, и приходящие сюда с родителями, чтобы поиграть с пёсиками – все они души не чаяли в шаловливых зверятах и чувствовали себя с ними на равных.

Щенки подрастали и в играх своих приносили всё больше беспокойства Миру. Они настойчиво лезли в его рабочий домик, кубарём катались по грядкам, как смерч сметая всё на своём пути, ломали всё, что когда-то было поставлено на скору руку да так и осталось стоять: ветхие заборчики и оградки, подставки и подпорки.

– Они такими будут ещё не меньше года – объявил всеведущий Миру и принялся чинить и переделывать, всё, что оказалось ветхо и сломано.

По этому поводу советник Лю сказал:

– Щенки, как и дети, играючи проверяют на прочность то, к чему взрослые привыкли и молча обходят по молчаливой договорённости. Всё, что вроде бы устоялось, оказывается хлипким и непрочным, когда приходит новое поколение. Они играют и их забавы ломают шаткие постройки и устои общества. У взрослых появляется выбор: посадить юных на цепь или поработать, переделывая всё, что оказалось хлипким и ложным. Хотя на перестройку вечно не хватает средств, времени, сил, рук и ума. На цепь посадить легче и быстрее – и детей, и щенков. Обычно так и делают. Детей калечат дурным воспитанием, привязывают к ложным ценностям, стараясь сохранить своё имущество и устоявшиеся порядки.