Текст книги "На берегу"

11

Сет укрылся в своей студии. Использовал живопись как убежище, как оправдание, как возможность излить свое отчаяние.

Он знал, что родные тревожатся за него. Он уже три дня не виделся ни с ними, ни с кем бы то ни было. Он не мог вернуться к ним после встречи с Глорией.

Он не хотел замарать их дома, их жизни хотя бы малой ее частицей. Это его и только его проблема. Он сделает что угодно, лишь бы не взвалить ее на плечи родных.

Одними деньгами от Глории не отделаться. Она вернется. Она всегда возвращается. Но если за десять тысяч он купил немного покоя, то это выгодная сделка.

Итак, он будет работать, пока не подавит гнев, пока не обретет покой.

Сет вытащил из кладовки большой холст и дал выход своим чувствам. Неукротимый хаос эмоций и образов обрел форму и цвет, и, как всегда, опустошил его.

Он что-то ел, когда испытывал голод; спал, когда глаза застилал туман. И рисовал так, словно от этого зависела его жизнь.

Таким и увидела его Дрю, открыв дверь. Битва жизни и смерти, благоразумия и отчаяния.

Кистью Сет словно кинжалом поражал холст. Другая была зажата в его зубах, как запасное оружие. Громыхала музыка, яростный гитарный перебор, похожий на победный клич. Краска крупными брызгами летела на его джинсы, его рубашку, его башмаки. На ее пол.

Словно кровопролитие, подумала она, крепче сжимая принесенную вазу.

За грохотом музыки Сет не услышал стука в дверь, но, глядя на него, Дрю понимала, что он не услышал бы, даже если бы в гробовой тишине она позвала его по имени.

Его не было в комнате. Он был в своей картине.

Дрю приказала себе уйти и закрыть дверь, напомнила, что вторглась на его территорию, нарушила его личное пространство, его работу… но уйти не смогла.

Его всепоглощающая увлеченность была притягательной, интимной, странно эротичной. Он соблазнял ее страстью, не только превосходящей все, что она могла бы понять, но такой же далекой от ее мира, как луна.

Поэтому она просто наблюдала. Сет сменил одну кисть на другую, помешал ею краску и снова набросился на холст. Дерзкие, почти свирепые мазки сменялись осторожными, полными сдержанной ярости.

Несмотря на ветер, проникавший в окна, на спине его футболки темнела мокрая полоса, капли пота блестели на предплечьях и шее. Это труд, подумала Дрю. Тяжелый труд.

Сет говорил ей, что никогда не страдал ради искусства, но он ошибался. Подобная самоотдача не могла быть безболезненной.

Сет отступил от мольберта, и Дрю показалось, что он смотрит на картину так, будто она появилась ниоткуда. Рука, державшая кисть, безвольно опустилась. Другой рукой Сет вынул изо рта и отложил вторую кисть. Затем он рассеяно растер мышцы правой руки, согнул и разогнул пальцы.

Дрю попыталась уйти, но Сет повернулся и взглянул на нее, словно выходя из транса: изнеможение, легкий шок, трогательная уязвимость.

Поскольку уйти незамеченной не удалось, Дрю сделала единственное, что пришло ей в голову. Она вошла, пересекла комнату, поставила вазу на пол и выключила магнитофон.

– Извини, я стучалась, но ты не слышал. – Дрю не взглянула на картину. Она испытывала нечто очень похожее на страх. – Я прервала твою работу.

– Нет. – Сет откинул упавшие на лоб волосы. – Кажется, я закончил.

Дай бог, закончил, потому что больше ему уже нечего в нее вложить. Он опустошен, абсолютно опустошен.

Сет отошел к столу, чтобы вымыть кисти, и кивнул на картину:

– Что думаешь?

Шторм на море. Жестокий, свирепый и… живой. Краски темные и пугающие: синие, зеленые, черные, язвительно желтые, как следы болезненных ушибов. Дрю словно слышала вой ветра, чувствовала страх человека, который вел безнадежное сражение, пытаясь спасти свое суденышко от жадной стихии.

Сталкивались волны, сверкала молния, хлестал ливень. В клубящихся тучах Дрю мерещились призрачные лица. Не сразу она поняла, что и море населено лицами, алчными лицами.

И против них в этой первобытной битве единственное суденышко, единственный мужчина.

А вдали суша и свет. Крохотный клочок ясного, пронзительно голубого неба. Дом.

Он пытался добраться домой.

Дрю с трудом обрела дар речи:

– Мощь. Страдание. Ты не показал его лицо, поэтому я не знаю, что он чувствует – отчаяние, решимость, возбуждение или страх. Ты этого и добивался, не так ли? Ты не показал его лицо, чтобы мы видели то, что чувствовали бы сами, если бы в одиночку сражались со своими демонами.

– Тебе не интересно, победит ли он?

– Я знаю, что победит, ведь он должен вернуться домой. Там его ждут. – Дрю оглянулась. Сет зачарованно смотрел на картину и растирал правую руку левой. – Ты в порядке?

– Что? – Он взглянул на Дрю, перевел взгляд на свои руки. – Ах, да… Если долго рисуешь, иногда бывают судороги.

– Как долго ты это рисовал?

– Не знаю. А какой сегодня день?

– Понятно. Теперь, наверное, ты хочешь вернуться домой и отдохнуть. – Она подняла с пола вазу с цветами и протянула ему. – Я собрала этот букет перед закрытием магазина. В знак примирения.

Сет взглянул на маленький цветочный карнавал в голубой прямоугольной вазе.

– Спасибо. Очень мило.

– Ты явно не переживал из-за наших разногласий в эти несколько дней. Просто не знаю, что чувствовать – разочарование или облегчение.

Сет понюхал цветы. Какой-то из них издавал слабый аромат ванили.

– А у нас были разногласия?

– Ну, согласия явно не наблюдалось. Я была не права. Это со мной редко случается.

– Неужели?

– Очень редко. Поэтому любая ошибка для меня шок. И если я ошибаюсь, то обязательно признаю свою ошибку, прошу прощения и двигаюсь дальше, как можно быстрее.

– Хорошо. Тогда расскажи, в чем ты ошибалась?

– Насчет тебя и Обри. И не только в сути ваших отношений. Я не должна была лезть в твои личные дела.

– Уф! Значит, ты ошиблась дважды.

– Нет. Это две стороны одной ошибки. Я была не права в одном. И я прошу прощения.

Сет отставил цветы, передернул занемевшими плечами.

– Как ты узнала, что была не права?

Что ж, глупо было ожидать, что он удовлетворится извинением.

– На днях Обри зашла в магазин и все очень доступно мне объяснила. А потом мы пили вино и закусывали сыром у меня дома.

– Интересно. Я тебе все объяснил, и меня ты вышибла…

– Я никогда…

– Это метафора. А когда объяснила Обри, то все тип-топ?

– Тип-топ? – Дрю хихикнула, пожала плечами. – Да.

– Ты просто поверила ей на слово, а потом вы устроили пир?

– Вот именно. – И Дрю с удовольствием об этом вспоминала. Они с Обри отлично провели вечер. – Поскольку она не пыталась затащить меня в постель, ей не было никакого смысла лгать. А если бы у вас были романтические или близкие отношения, то какой ей смысл расчищать мне территорию? Получается, что я была не права, и я прошу прощения.

Сет помолчал немного.

– Не могу уловить что именно, но что-то здесь не так, и мне это не нравится. Требуется пиво. Ты будешь?

– То есть ты принимаешь мои извинения?

– Я пока думаю! – крикнул Сет из кухни. – Вернись-ка к расчистке территории. Это может повлиять на мое решение. – Он принес ей бутылку пива.

– Сет, я тебя не знаю, не очень хорошо знаю.

– Солнышко, я – открытая книга.

– Вовсе нет. Как и я. Но, кажется, мне понравилось бы познакомиться с тобой поближе.

– Как насчет пиццы?

– Прости, не поняла.

– Давай закажем пиццу. Я умираю с голоду. И я с удовольствием познакомился бы с тобой поближе. Ты есть хочешь?

– Ну, я…

– Отлично. Куда, черт возьми, подевался телефон? – Сет покопался среди вещей на столе, на полках и наконец вытащил телефон из-под подушки. – Скоростной набор, – сообщил он, нажав пару кнопок. – Я кодирую все жизненно необходимые номера. Привет, это Сет Куин. Да, спасибо. А вы как? Конечно. Большую. С двойной начинкой.

– Нет, – сказала Дрю, навлекая на себя его хмурый взгляд.

– Минуточку, – сказал Сет в трубку. – Что «нет»? – обратился он к ней.

– Без начинки.

– Без начинки? – Он вытаращил глаза. – Вообще без всего? Ты что, больная?

– Никакой начинки, – упрямо повторила Дрю. – Если я хочу салат, я заказываю салат. Если я хочу мясо, я заказываю мясо. Если я хочу пиццу, я заказываю пиццу.

– Господи. – Он громко выдохнул, потер подбородок, подражая Этану. – Ладно. Всю начинку выложите на одну половину. Да, вы меня правильно поняли. Привезите в мою квартиру над цветочным магазином. Спасибо. – Сет нажал кнопку отбоя и швырнул телефон обратно на кровать. – Ждать долго не придется. Послушай, я должен привести себя в порядок. – Он поковырялся в упаковочной коробке и вытащил то, что, видимо, считал чистыми джинсами. – Я быстренько приму душ. Подожди. Я скоро вернусь.

– Можно пока посмотреть другие картины?

– Пожалуйста. – Сет широко взмахнул рукой и удалился с пивом в маленькую ванную комнату. – Не стесняйся.

Вот так просто. Они снова квиты. Или, во всяком случае, вернулись на исходные позиции. Подожди, сказал он, как будто они друзья.

Разве не чудесно чувствовать, что они друзья? Что бы ни случилось или случится между ними, они друзья.

И все же Дрю подошла к мольберту у передних окон, только когда дверь за Сетом закрылась и послышался шум воды.

У нее перехватило дыхание. Наверное, это типичная реакция человека, увидевшего свой портрет. Этот первый момент удивления, изумления, колдовства, когда видишь себя чужими глазами.

Она не представляла себя такой. Романтичной, раскованной и сексуальной одновременно. Цвет делал ее дерзкой, свет – мечтательной, поза – с обнаженной ногой и небрежно собранной юбкой – сексуальной.

Почему-то даже в покое она казалась сильной.

Сет закончил ее портрет. Конечно, закончил, ведь картина была идеальна. Прекрасна.

Он нарисовал ее прекрасной. Желанной, пожалуй. И все же отстраненной, ведь он ясно дал понять, что она одна… что она хочет быть одна.

Она сказала ему, что плохо его знает, и сейчас поняла, как была права. А насколько хорошо можно его понять? Как можно понять человека, способного создать такую красоту и мечтательность в одной картине, такую страсть и ярость – в другой?

И все же с каждой встречей она хотела узнать его лучше.

Дрю прошла к стопке холстов, села на пол, отставила свое пиво и приступила к изучению картин.

Залитые солнцем виды Флоренции – крытые красной черепицей крыши, золотистые здания, кривые мощеные улочки. Новый взрыв цвета и движения – Венеция: расплывчатые контуры, людские толпы. Пустынная дорога, вьющаяся среди изумрудных полей. Обнаженная женщина с темными сонными глазами, с разметавшимися вокруг лица и по плечам роскошными волосами и величественным Римом в окне за спиной. Подсолнечники, запеченные зноем, почти осязаемым, и смеющееся лицо девочки, бегущей по полю с красным воздушным шариком на веревочке. Дрю видела радость и романтику, горе и фантазии, желание и отчаяние…

Сет видел, поправила она себя. Он видел все.

Когда он вернулся, Дрю сидела на полу с картиной на коленях. Нетронутая бутылка пива стояла рядом с ней.

Сет подошел к ней, поднял бутылку.

– Как насчет вина?

– Необязательно, – отозвалась она, не в силах отвести взгляд от картины.

Это была акварель, написанная им по памяти в Италии в дождливый день. Тогда он нервничал, тосковал по дому. Поэтому и нарисовал болото, по которому бегал мальчишкой – с эвкалиптами и дубами, и сочными травами, купающимися в туманном свете зари.

– Недалеко от дома, – пояснил Сет. – По этой тропинке можно дойти до заднего двора. – Мысленно он это и делал, когда рисовал. Шел по тропинке домой.

– Ты продашь ее мне?

– Приходи почаще, и мне не потребуется никакой агент. – Сет присел на корточки рядом с ней. – Почему именно эту?

– Я хочу бродить здесь. В тумане. Смотреть, как поднимается вода во время прилива, как восходит солнце. Я начинаю чувствовать… – Дрю умолкла, подняла на него глаза.

Он не надел рубашку, и на его груди все еще блестели капельки воды. Джинсы с заниженной талией, незастегнутая верхняя пуговица… Дрю представила, как скользит пальцем по его груди, животу, прямо за хлопчатобумажную границу, под нее…

– Что чувствовать? – спросил Сет.

Желание, подумала она. Возбуждение. Безрассудство.

– Хм. – Некоторым усилием воли она переключилась на восхищение картиной. – Одиночество, пожалуй. Но без печали. Просто здесь красиво, а тропинка подсказывает, что ты одинока, только если хочешь одиночества.

Сет наклонился ближе к картине. Дрю вдохнула его свежий запах – мыла и воды, – и у нее внутри все перевернулось.

– Куда ты хочешь ее повесить?

Если это желание, поняла Дрю, если это похоть, то она никогда раньше не ощущала ничего подобного.

– Дома, в кабинете. Устану от работы и смогу смотреть на нее. И тихо прогуливаться по тропинке. – Она отодвинулась, прислонила картину к другим. – Так ты мне ее продашь?

– Может быть. – Сет распрямился, и их тела соприкоснулись. По блеску его глаз Дрю поняла, что он прекрасно понимает ее реакцию на него. – Ты видела свой портрет?

– Да. – У нее появился предлог увеличить расстояние между ними. – Он чудесный.

– Но его ты купить не хочешь?

– Он не для меня. Как ты его назовешь?

– «Спящая красавица». – Сет нахмурился, вспомнив забытый сон, и пробормотал: – Футбол с буханкой.

– Что ты сказал?

– Ничего. Просто вспомнил.

В дверь постучали.

– Пицца!

Сет схватил со стола бумажник и, как и был, без рубашки и босой, пошел к двери.

– Привет, Майк, как дела?

– Потихоньку.

Костлявый подросток вручил Сету коробку с пиццей, огляделся и увидел Дрю. То, как дернулось его адамово яблоко, как на юном прыщавом лице промелькнули удивление, интерес и зависть, не оставило у Дрю никаких сомнений: она и Сет немедленно станут главными героями городских сплетен.

– Хм. Привет. Хм. Бабушка прислала пачку салфеток и все такое. – Майк сунул в руки Сету бумажный пакет.

– Отлично. Передай ей мою благодарность. Можешь идти, Майк. Сдачу оставь себе.

– Да. Хорошо. Хм. Пока.

– Похоже, Майк в тебя втрескался, – заметил Сет, захлопывая дверь ногой.

– Думаю, Майк со всех ног несется в «Деревенскую пиццу», чтобы поскорее доложить всем, что художник и цветочница едят горячую пиццу и занимаются сексом.

– Надеюсь, он прав. Если первая часть успешно осуществится, займемся второй. – Сет бросил коробку на кровать. – Тебе нужна тарелка?

Несмотря на волнение, ей удалось сдержанно кивнуть.

– Да, мне нужна тарелка.

– Ну-ну, не дергайся. Я принесу тебе бокал отличного кьянти.

– Я могу пить пиво.

– Можешь, – согласился Сет, отправляясь на кухню. – Но лучше выпей вина. А я буду пить пиво. И вот что, солнышко, если тебе не нравится, когда люди о тебе болтают, не стоит жить в маленьком городке.

– Я ничего не имею против разговоров обо мне. – Таких, как здесь, мысленно добавила она. Без язвительности вашингтонских сплетен. – Просто не люблю, когда мне приписывают то, что я еще не успела сделать.

– Ты о пицце или о сексе? – уточнил Сет, возвращаясь с бумажными тарелками.

– Я еще не решила. – Дрю перебрала одежду в его коробке и нашла рабочую рубаху. – Надень.

– Слушаюсь, мисс. Ты сможешь есть пиццу, сидя на кровати, если я пообещаю не кидаться на тебя?

Дрю села на кровать и, вооружившись пластмассовыми вилками, которые бабушка Майка положила в пакет, отделила ломоть пиццы, перенесла его на свою тарелку и тем же способом переложила на тарелку Сета кусок его половины.

– Знаешь, солнышко, поскольку мы встречаемся довольно давно…

– Мы не встречаемся. Это не свидание. Это пицца.

– Хорошо. Как скажешь. – Сет сел на кровать, скрестив ноги. Застегнуть рубашку он так и не удосужился.

Еще хуже, чем вообще без рубашки, отметила Дрю.

– Мы не задали друг другу очень важных для наших отношений вопросов, – объявил Сет.

– Каких?

– Отдых в субботу и воскресенье. Горы или побережье?

– Горы. На побережье мы живем.

– Согласен. – Сет вонзил зубы в пиццу. – Любимый гитарист. Эрик Клэптон или Чет Аткинс?

– Чет Кто?

Сет побледнел.

– О, боже! – Он поморщился, поглаживая левую сторону груди. – Этот вопрос пропустим. Слишком болезненный. Самое страшное кино – из классики – «Психо» или «Челюсти»?

– Ни то, ни другое. «Изгоняющий дьявола».

– Отлично. Кому ты доверила бы свою жизнь в борьбе со злом? Супермену или Бэтмену?

– Баффи, истребительнице вампиров.

– Ни в коем случае. – Сет отхлебнул пива. – Супермену. Супермену и никому другому.

– Он теряет силы от одного намека на криптонит. – Дрю умяла свой кусок пиццы и принялась за следующий. – И потом, Баффи гораздо лучше одевается.

Сет с отвращением покачал головой.

– Пошли дальше. Душ или ванна?

– Зависит от…

– Нет-нет. Никаких «зависит». Выбирай.

– Ванна. – Дрю слизнула с пальца соус. – Долгая, горячая и полная пены.

– Я так и думал. Собака или кошка?

– Кошка.

Сет отложил свой кусок.

– Ответ неверный.

– Я весь день на работе. Кошки надеются только на себя и не жуют туфли.

Сет, похоже, расстроился по-настоящему.

– Это может положить конец нашим отношениям. Нельзя ли их спасти? Быстро. Жареная картошка или черная икра?

– Не смеши меня. Конечно, жареная картошка.

– Честно? – Он крепко и с видимым облегчением пожал ей руку. – И ты не говоришь это только для того, чтобы добраться до моего тела?

– Икра прекрасна в торжественных случаях, но вряд ли является неотъемлемой частью жизни.

– Слава богу. – Сет смачно поцеловал ее руку и вернулся к еде. – Если не считать прискорбного музыкального невежества и неверного суждения о домашних животных, ты отлично справилась. Я буду спать с тобой.

– Не знаю, что и сказать. Я польщена. Расскажи мне о женщине на картине, брюнетке, сидящей перед окном в Риме.

– Белла? Хочешь еще вина?

Дрю вскинула брови, такой мелочью заставив забурлить его кровь.

– Ты увиливаешь от вопроса?

– Да, но тем не менее подлить вина?

– Пожалуй.

Сет встал, принес бутылку, подлил Дрю вина и снова уселся.

– Хочешь знать, спал ли я с ней?

– Поразительно. Ты видишь меня насквозь. – Она откусила еще кусочек пиццы. – Мог бы сказать, что это не мое дело.

– Мог бы. Или мог бы солгать. Белла – экскурсовод. Я встречался с ней время от времени. Мы подружились. Она мне нравилась. Я ее рисовал, и я с ней спал. Мы наслаждались друг другом. Все было легко и просто. Я не сплю с каждой женщиной, позирующей мне. И я не рисую каждую женщину, с которой сплю.

– Мне было интересно. И я хотела знать, солжешь ли ты мне. Я привыкла верить, что все преподносят удобную ложь вместо более сложной правды. К таким мужчинам, как ты, я не привыкла.

– Друзилла…

Затрезвонил сотовый телефон, и Сет выругался.

– Ответь. Я пока приберусь здесь. – Дрю соскользнула с кровати, собрала коробку от пиццы, тарелки.

Сет щелкнул крышкой телефона.

– Да? Нет. Я в порядке. Я был занят. Анна, я в полном порядке. Я закончил картину. И я не умираю с голоду. Я только что ел пиццу с Дрю. Угу. Конечно. Я буду дома завтра. Да, да. Я тоже тебя люблю.

Он закончил разговор как раз, когда с кухни вернулась Дрю.

– Звонила Анна.

– Да, я слышала. – Дрю подобрала телефонный аппарат, положила его на стол. – Ты знаешь, что у тебя в холодильнике только пиво, вино, месячный запас газировки и теперь еще остатки пиццы?

– Была еще половина сандвича с фрикадельками, но я его съел.

– Значит, все в порядке.

Дрю прошла к двери. Заперла ее. Звук повернувшегося в замке ключа эхом пронесся в ее голове, но не остановил.

Дрю вернулась к Сету.

– Последний раз в постели с мужчиной закончился для меня унижением. Это случилось почти два года назад. Не то чтобы я особенно скучала по сексу. Вполне возможно, что на каком-то уровне я использую тебя для того, чтобы вернуть украденное у меня другим.

Поскольку Сет все еще сидел на кровати, скрестив ноги, Дрю скользнула к нему на колени, обхватила ногами его бедра, руками – его шею.

– Возражаешь?

– Пожалуй, нет. – Он погладил ее спину. – Но учти, возможно, ты получишь больше, чем рассчитываешь.

– Обдуманный риск, – прошептала она и прижалась губами к его губам.

12

Его руки скользили по ее коже, оставляя искрящийся след, разжигая желание. Дрю сама приняла решение прыгнуть в его постель, но понимала, что сердце так безумно колотится не только от желания, но и от страха.

И, наслаждаясь прикосновениями его чудесных ладоней, она вдруг осознала, что с ним происходит то же самое.

– Расслабься, – прошептал Сет, скользя губами по ее щеке. – Это не операция на мозге.

– Я не хочу расслабляться. – Оголившиеся нервы обостряли желания и ощущения. – И, кажется, не смогу.

– Ладно. – Он легко ласкал ее руками, губами. – Тогда прочь сомнения.

– Я не сомневаюсь. Я уверена. – Дрю слегка отстранилась, чтобы видеть его лицо. – Я, похоже, никогда ничего не делаю, если не уверена. – Она провела рукой по упавшим на его лоб волосам. – Просто… прошло много времени.

Как объяснить ему, что она потеряла уверенность в этой области? Если она ему откроется, то всегда будет сомневаться, была ли с ним на равных.

– Так не будем спешить.

Дрю постаралась успокоиться. Интимная близость, как она всегда верила, требует не только желания, но и храбрости. Она сделала первый шаг. Она заперла дверь и пришла в его постель. Теперь пора сделать следующий шаг.

– Может, да. – Не сводя глаз с его лица, она расстегнула блузку, увидела, как его взгляд последовал за ее пальцами. Увидела, как сгустилась синева его глаз, когда блузка упала с ее плеч. – А может, и нет.

Сет провел кончиками пальцев по нежной коже над затейливыми кружевами ее бюстгальтера.

– Знаешь, что в женщинах самое потрясающее? – непринужденно спросил он, продолжая играть кружевами. – Даже не то, что у них есть груди – хотя этот факт переоценить невозможно, – а все те классные вещицы, в которые они их запаковывают.

Хотя кожа горела под его прикосновениями, Дрю рассмеялась.

– Ты говоришь о белье?

– О, да! – Сет подцепил и стянул с ее плеча правую лямку. – Женском, естественно. Я когда-то листал каталоги «Секретов Виктории», которые заказывала Анна, так что могу… Ладно. – Он подцепил левую лямку. – Вероятно, сейчас не самый подходящий момент. Трусики из того же комплекта?

Ее сердце колотилось все сильнее.

– Полагаю, тебе придется это выяснить самому.

– Держу пари, что из того. – Он наклонился, потерся губами о ее плечо. – Ты очень координированная женщина. Знаешь, какая другая твоя – анатомически выражаясь – часть мне в тебе нравится?

Его губы уже скользили по ее горлу, возбуждая и успокаивая одновременно.

– Боюсь спрашивать.

– Вот эта. – Ладонь Сета спустилась с ее затылка на шею. – Просто сводит меня с ума. Предупреждаю, я обязательно ее покусаю, так что не пугайся.

– Я высоко ценю твои… м-м-м-м! – Его зубы слегка цапнули ее подбородок, легко скользнули вверх и ущипнули нижнюю губу.

– Ты уже начинала расслабляться, – прошептал Сет, когда она затаила дыхание. – Не бойся.

На этот раз его губы впились в ее рот жарким, властным поцелуем, словно ставя клеймо. Скачок от игривости к властности был таким быстрым, таким возбуждающим, таким опустошающим, что она не успела опомниться.

Спокойнее, подумала она, цепляясь за остатки сознания. Нет, нет. Господи, неужели она верила, что нуждается в спокойствии и уверенности? Эта бешеная гонка лучше. Гораздо лучше!

Ее ноги сами собой крепче сжали его талию, тело напряглось. На жадность его поцелуя она отозвалась собственной.

Нет, это не желание, осознала она. Это страсть. Жажда.

Дрю нетерпеливо сорвала с него рубашку.

Сет вдыхал ее аромат. Она словно искупалась в полевых цветах. Изысканная шелковистость ее ароматной кожи затуманивала ему разум. Кровь бурлила, когда Дрю тихо стонала в ответ на его прикосновения.

Освещение менялось, смягчалось. Нежный свет заходящего солнца мерцал на ее коже, зажигал золотистые и зеленые искры в ее глазах.

Ее дыхание стало прерывистым, она изогнулась, запрокинула голову, когда он осыпал поцелуями ее неподражаемо длинную шею. Ее тело будто расплавилось, когда его язык скользнул по ее груди.

Не желая спешить, он поднял голову, посмотрел в ее глаза.

– Ты гибкая.

– Я занимаюсь… – Дрю вздрогнула, снова выгнулась. – Йогой. Дважды в неделю.

– Матерь божья, – только и смог выдавить он.

Почти благоговейно он гладил ее откинувшееся тело, исследовал линию плеч, изгибы груди. Он расстегнул пуговицу на ее поясе, затем «молнию». Медленно.

– Я угадал. – Его пальцы скользнули под белые кружева трусиков. Изысканная пытка для них обоих. – Согласованность. Во всем.

Он приподнял ее попку и уткнулся лицом в живот. И почувствовал, как она задрожала, когда его губы прижались к тонким кружевам.

Возбуждение скручивалось в ней тугим клубком и расплывалось наслаждением, граничащим с болью. Сет стянул с нее строгие тонкие слаксы, покрыл поцелуями ее дрожащие ноги и прошептал:

– Какой долгий путь до прелестной шеи. Мне понадобится время.

– Вот и хорошо. – Она затаила дыхание, потом выдохнула: – Не спеши.

Он не спешил. Дрю вцепилась в простыни, как в якорь спасения, с трудом сдерживая рвущуюся из горла мольбу. Ей хотелось погрузить пальцы в его волосы, ощутить их скольжение по своему телу, но она боялась оторваться от якоря хотя бы на мгновение, боялась вынырнуть из этого бурлящего омута наслаждения.

Она хотела в нем утонуть.

Сет легко поцеловал ее бедро. Его язык заскользил по краю кружев, скользнул под них. Она всхлипнула, тихо вскрикнула.

Ее желание стало его желанием. Он легко сдернул кружевную преграду, увидел ее изумленный взгляд, подернувшийся туманом, увидел вспыхнувшее в ее глазах наслаждение.

Когда она обмякла в его руках, он покрыл ее тело ленивыми, медлительными поцелуями. Он хотел, чтобы она задрожала, чтобы выкрикнула его имя, чтобы обвилась вокруг него так, будто от этого зависит ее жизнь.

Так и будет, пообещал он себе, целуя сквозь кружева ее грудь. Обязательно будет.

Он чувствовал под своими губами бешеный стук ее сердца, участившийся, когда он стянул кружева и обнажил ее груди. Ее пальцы запутались в его волосах, она сильнее прижала к себе его голову, пробежала ладонями по его спине.

– Позволь мне, позволь мне, – простонала она, стягивая с него джинсы.

Тихо звучала музыка. Ритм, первобытный, как страсть, нарастал в такт с ее пульсом. Дрю сдернула и отбросила его джинсы, прижалась к нему всем телом, нашла его губы в отчаянном поцелуе, отправилась в изумительное путешествие по его лицу, горлу, груди.

Она должна, просто должна немедленно соединиться с ним, таким сильным, таким мужественным. Ей не терпелось испытать этот шок, это чудо воссоединения и порабощения. Но когда она уже готова была оседлать его, вобрать в себя, он отстранился.

– Погоди. – Он перевернул ее на живот.

– Я хочу…

– И я. Господи, как же я хочу!

Когда он прихватил губами ее шею сзади, она вскрикнула от эротического шока, вцепилась в железные прутья изголовья, но на сей раз не нашла никакого якоря.

И словно сорвалась с цепи.

Она металась под ним, как безумная:

– Боже! Боже! Скорее!..

Его ловкие пальцы впились в ее разгоревшуюся плоть, и яркий оргазм накрыл ее, оставив беспомощной и содрогающейся.

Она выпустила из рук прутья изголовья, и Сет рывком перевернул ее на спину.

– Держись! – Он накрыл ее губы своими, проглотив ее крик, и вонзился в нее.

Дрю выгнулась ему навстречу, прижалась к нему. Взлет и падение. Взлет и падение. Столкновение влажных тел. Сбой дыхания. Мятеж крови.

Сет смотрел на ее лицо в последних отблесках угасающего солнца, ловил зелень и золото ее глаз, наполнившихся слезами.

Дрю вскинула руку, коснулась его щеки и с изумлением произнесла:

– Сет!..

Он тонул в ее невообразимой красоте. Он смотрел на нее, пока мир вокруг и внутри него не разлетелся разноцветными осколками.

Самый лучшим, не говоря о самом сексе, Сет считал его послевкусие – спокойное скольжение по теплым волнам наслаждения. Невероятная нежность и красота удовлетворенного женского тела превращали его в идеальную тихую гавань.

Солнце уже закатилось, быстро смеркалось. И только сейчас Сет понял, что где-то по пути к этой тихой гавани магнитофон выключился, проиграв последний диск. Слышались лишь шелест ветра и дыхание Друзиллы.

Скоро начнется дождь. Сет чувствовал его запах, чувствовал танцующий в воздухе шторм.

Надо закрыть окна. Но не сейчас.

Сет поднял руку, погладил ее грудь.

– Думаю, теперь ты расслабилась, – прошептал он. – Нравится тебе это или нет.

– Кажется, расслабилась.

Он-то точно расслабился, подумала Дрю. Это хороший признак. Или нет? Туман, окутавший мозги, рассеивался, и в душу заползали сомнения. Как глупо. И как же она ненавидит себя за это!

Вряд ли можно спросить, было ли ему хорошо с ней, так, чтобы избежать идиотского клише. Но ей все равно очень хотелось знать.

– Хочешь пить? – спросил Сет.

– Немножко.

– Хм-м. – Он уткнулся носом в ее шею. – Я принесу что-нибудь, когда смогу пошевелиться.

Дрю погрузила пальцы в его волосы. Такие мягкие, такие шелковистые, такие… искрящиеся.

– Ты… все хорошо?

– Угу. Дождь собирается.

Дрю взглянула на окна.

– Нет.

– Точно собирается. – Сет повернул голову, посмотрел на небо. – Будет шторм. Ты закрыла окна в машине?

Какого черта он интересуется автомобильными окнами, когда она только что пережила мгновения, перевернувшие ее жизнь?

– Да.

– Хорошо.

Дрю уставилась в потолок.

– Мне пора. Надо успеть до дождя.

– Угу. – Он притянул ее ближе, перекатился вместе с ней. – Ты должна остаться. Мы будем слушать дробь дождя и снова заниматься любовью.

– Снова?

– М-м-м… Ты знала о маленькой ямочке прямо там, где у тебя заканчивается позвоночник? – Он провел пальцем в упомянутом месте, открыл глаза, и выражение ее лица показалось ему странным. – Что-то не так?

– Не знаю. Это правда?

Он обхватил ее лицо ладонями, всмотрелся внимательно.

– Знакомое выражение. Ты немного раздражена и собираешься здорово разозлиться. Что случилось? Я был слишком груб?

– Нет.

– Недостаточно груб? Эй! – Он слегка встряхнул ее. – Дрю, скажи мне, в чем дело!

– Ни в чем. Ты потрясающий любовник. Никогда не испытывала ничего подобного. – Она вывернулась и села на кровати.

– Тогда что случилось?

– Я же сказала, ничего. – Раздражение, проскользнувшее в ее голосе, потрясло ее. Не хватало еще заскулить. Первый раскат грома прозвучал идеальным аккомпанементом к ее настроению. – Ты мог бы хоть что-нибудь сказать обо мне. Хотя бы стандартное «О, детка, это было потрясающе».

– О, детка, это было потрясающе! – Сет рассмеялся бы, но в ее глазах искрился не просто гнев. – Постой! – Он метнулся к ней, схватил и не дал спрыгнуть с постели. И, во избежание драки, просто навалился на нее и прижал к матрасу. – Так что же случилось между тобой и тем парнем, с которым ты была помолвлена?

– Это вряд ли имеет отношение к нам.

– Имеет, поскольку ты швырнула его в нашу постель.

Дрю открыла рот, готовая к резкому, язвительному ответу… но только вздохнула.

– Ты прав. Ты абсолютно прав. А я круглая дура. Отпусти меня. Я не могу разговаривать в таком положении.

Сет освободил ее. И промолчал, когда она натянула на себя простыню, словно заслонилась щитом.