Текст книги "Искушение злом"

Когда крики стали затихать, верховный жрец взял биту и подошел к Биффу. Он увидел, что за пеленой страшной боли в глазах Стоуки все еще был страх. Даже лучше, чем страх. В них оставалась надежда.

– Пожалуйста… Прошу тебя, – прохрипел Бифф. Он был весь в крови и попытался поднять руку, но пальцы оказались переломаны, и ни одного движения Стоуки сделать не удалось. – Пожалуйста, не убивайте меня…

Верховный жрец смотрел на того, которого столько лет называл братом. Агония подходила к концу, но Бифф должен был еще раз услышать то, что много раз говорил сам:

– Он судья. Он господин. Все, что мы делаем, мы делаем во имя его.

Бесстрастный взгляд из-под маски скользнул по лицу Биффа. Стоуки доживал последние мгновения, и на пороге смерти услышал:

– Сейчас ты умрешь, но и дальше будешь обречен на муки, вечные муки, вечную пытку. Ты недостоин того, чтобы спуститься в преисподнюю. Твоя душа останется в пустоте.

Сознание Биффа уплывало и возвращалось, уплывало и возвращалось. Он уже не мог даже хрипеть. Стоуки понимал, что переступает порог смерти, и в его цепенеющем мозгу молитвы смешивались с заклинаниями, обращение к Христу – с просьбами о прощении к Люциферу.

Он вздохнул, и в перебитой грудной клетке что-то в последний раз хрустнуло.

– Уви-дим-ся в а-ду, – удалось ему прохрипеть.

– И не надейся. Мы больше нигде не увидимся.

Огонь между тем подбирался к измученной плоти Биффа, а его кровь стекала на землю и смешивалась с грязью.

8

Кэм стоял у ограды на краю поля Мэттью Доппера.

Сам Доппер, сидевший в кабине трактора, решил наконец выключить мотор. Сейчас вся техника у него на ферме была отлично отлажена благодаря старшему сыну, который предпочитал работать с механизмами, а не гнуться на пашне. Доппер-старший не мог похвастаться такими талантами, о чем напоминала его левая рука. На двух пальцах не хватало первых фаланг – они достались комбайну. Эта старая травма никак не отражалось на его сельскохозяйственных занятиях, как и на игре в боулинг по средам, но стала причиной того, что Мэттью на всю жизнь затаил отвращение к механике.

Его клетчатая рубашка уже насквозь пропиталась потом, хотя до полудня было еще далеко. Доппер умел работать.

Он родился на ферме и стал ее хозяином, когда отец переселился в лучший из миров. Его брат Дон еще до этого события не вышел из того самого леса, что назван именем их семьи, и Мэтт унаследовал все. Он жил здесь, работал здесь и собирался умереть здесь. А до этого он не потерпит ничьих нравоучений. И уж точно не будет слушать Кэмерона Рафферти, решившего объяснять ему, как нужно себя вести и что делать.

– Мэтт, это третья жалоба за месяц.

Доппер сплюнул:

– Приперлись тут вшивые равнинники, понаставили свои домишки на земле Хобейкера, а теперь пытаются спихнуть меня. С места не двинусь. Эта земля моя.

Кэм пнул ограду, потом поставил ногу на ее нижнюю перекладину и взмолился, чтобы Всевышний послал ему терпения.

– Никто ниоткуда не пытается тебя спихнуть, Мэтт. Просто не выпускай собак за ограду или посади на цепь.

– Собаки на ферме сто лет, – Доппер снова сплюнул, выражая так свое презрение и к вшивым равнинникам, и к тому, кто явился от их имени. – Они никогда не сидели и не будут сидеть на цепи.

– Все меняется.

Рафферти поглядел за поле, за которым виднелись маленькие коробочки-домики. Когда-то здесь были только поля, луга и лес. Если прийти в чащу на рассвете или на закате, там можно было увидеть пасущихся оленей. А теперь люди запускают спутники в космос, и, чтобы посмотреть на оленей, нужно идти не в лес – ехать в большой город, в зоопарк.

«Неужели этому старому дураку не ясно, что я ему симпатизирую?» – думал Кэм.

Впрочем, симпатии побоку. Мэтт делает свою работу, а ему надо делать свою.

– Твои собаки не сидят только на ферме, Мэтт. Вот в чем проблема.

Доппер ухмыльнулся:

– Да, они всегда любили наложить кучу на земле Хобейкера.

Кэм не смог с собой совладать и улыбнулся в ответ. Ну кто же в Эммитсборо не знает, что три поколения Допперов и Хобейкеров вели междоусобную войну!

Рафферти закурил и посмотрел вдаль.

– Мне иногда так хочется увидеть, как старик Хобейкер возвращается домой на снопах сена.

Доппер поджал губы. На самом деле он тоже с удовольствием увидел бы соседа. Уж он бы нашел, что ему сказать!

– Я так думаю, он знал, что делает, когда продал землю, – Доппер вытащил из кармана носовой платок, такой грязный, словно им вытирали трактор, и с чувством высморкался. – Но я-то здесь. Пока я жив, я на ферме.

– А знаешь, Мэтт, когда-то я воровал у тебя кукурузу.

– Знаю, – Доппер сунул платок обратно. – Я выращиваю лучшую Серебряную королеву во всем нашем округе. И всегда выращивал, и буду еще долго выращивать.

– Да кто же спорит? Мы потом жарили початки в лесу… – Кэм улыбнулся, вспомнив сладкий вкус кукурузы. – Только я и мои дружки думали, что ты ничего не знаешь о наших проделках.

– Я знаю все, что творится на моей земле. – На миг его взгляд, устремленный на далекий темный лес, стал настороженным. – И ничего страшного, если кому-то за дело достанется. Я забочусь о своем добре.

– Да это все ясно, – Кэм вздохнул и нахмурился. – Слушай, Мэтт, там, в этих домах, семьи с детьми, а три твои немецкие овчарки, согласись, настоящие зверюги.

Доппер снова сплюнул:

– Эти зверюги пока еще никого не укусили.

– Верно, – кивнул Рафферти.

Он должен заставить их всех соблюдать законы! Он сочувствует Допперу, но не позволит, чтобы его собаки носились, где им вздумается, в соответствии со своей столетней генетической памятью без цепи.

– Мэтт, я знаю, ты никому не хочешь зла. – Кэм поднял руку, чтобы остановить протесты Доппера. – Я знаю, что твои псы послушные. Тебя они действительно слушаются, но, если они кого-нибудь укусят, считай, что собаки пропали, а сам ты получишь повестку в суд. Посади их на цепь, а еще лучше просто не выпускай за ограду.

Доппер покосился на Кэма, хотел сплюнуть еще раз, но слюны уже не было. У него имелись причины на то, чтобы держать трех собак. Человек должен уметь защищать себя и свою семью от… Взгляд Мэтта снова уперся в лес, потом скользнул по полю. От чего надо, от того и защищать. Мало ли…

Он любил спорить и не любил соглашаться. При этом Доппер уже понял, что если будет продолжать упорствовать, то один из этих вшивых равнинников сделает все для того, чтобы ему, Мэтту, действительно принесли повестку в суд.

– Я подумаю о том, что ты сказал, Кэм.

Рафферти внутренне ликовал. За шесть месяцев уговоров он никогда не был так близок к тому, чтобы одержать на этом поле победу. Он слегка улыбнулся.

«Старый Мэтт больше не будет выпускать собак из-за ограды», – подумал он и решил перевести разговор на нейтральные темы:

– Как семья?

– Неплохо. – Доппер тоже улыбнулся. – Сью Эллен развелась со своим придурком. – Он подмигнул Кэму. – Зря она тогда на тебя не обратила внимание. А может, теперь взглянет? Ты парень при деньгах и даже вон при значке.

Кэм сделал вид, что о чем-то задумался.

– Так-так-так… А сколько у нее детей?

– Четверо. На этот счет ее придурок был горазд… Сью Эллен сейчас работает в этом самом паршивом торговом центре, а Нэнси нянчит малыша.

Доппер кивнул на дом, где в это время была его жена, сидевшая с младшим внуком. Потом они поговорили немного о старшем сыне Мэтта, который чинил всю технику в округе, но на поле ни ногой, и о младшем, учившемся в колледже.

– Представь себе только, он воображает, что ему там расскажут, как вести дела на ферме! – Доппер почесал затылок. – Ты точно заметил, Кэм, сейчас многое меняется, но, хочешь ты того или нет, кое-что остается, как в былые времена. Надо работать.

– Мне тоже пора, – кивнул Кэм. – Увидимся, Мэтт. И уж, пожалуйста, не по поводу твоих собак!

Доппер смотрел, как Рафферти идет к своей машине, потом перевел взгляд на домики вдалеке.

«Паршивые равнинники», – подумал он и включил мотор.

Кэм развернул автомобиль, подняв тучу пыли и гравия. Он подъехал к краю леса Доппера. Какая-то часть души Рафферти вернулась в отрочество.

Он увидел себя с початками допперовской Серебряной королевы в руках. В мешке за спиной – пара бутылок пива, пачка сигарет и спички. Может быть, он один бредет зализывать раны, которые не уставал наносить ему отчим, а может быть, вместе с Блэйром Кимболлом, Бадом Хьюиттом, Джессом Хобейкером или еще с кем-то из друзей. Они сидели у костра, жарили кукурузу, а иногда и сосиски, пили пиво, болтали о девчонках или рассказывали такие истории о доне Доппере, что мороз по коже.

Они часто ходили в лес, несмотря на все эти страсти, а может быть, именно из-за них. Чаща была их убежищем, населенным призраками, и иногда мальчишкам казалось, что кто-то вместе с ними шагает через эти густые заросли.

Кэм непроизвольно улыбнулся. «Кое-что остается, как в былые времена», – повторил он слова Мэтта Доппера.

Рафферти отвернулся от леса и обратил свой взор на новые домики. Нужно съездить туда и уверить их разозленных донельзя обитателей, что собаки Мэтта Доппера больше не будут им досаждать. Но все эти мысли – и о прошлом, и о настоящем – не могли вытеснить из его памяти недавнюю прогулку на мотоцикле с Клер.

В ней было что-то веселое и легкое, опять же с ассоциациями из детства. Сидя с Клер у ручья и разглядывая наплыв на стволе дерева, он чувствовал себя так, будто вернулся на десять лет назад. Кэм подумал, как же это он, черт возьми, проворонил тогда Клер Кимболл в первый раз. Теперь уж он ее не упустит.

Поцелуи, которые последовали после той прогулки, – это было совершенно новое ощущение в его жизни, вообще-то ощущениями такого рода не бедной. Эти поцелуи можно было уподобить удару молнии.

Кэм решил, что, когда закончит все дела здесь, просто заедет к ней домой, надеясь, что застанет Клер за работой. Нужно будет предложить ей где-нибудь перекусить и сходить в кино. Если он верно оценивает ее отношение к себе и ему повезет, следует придумать предлог для того, чтобы уговорить Клер на самом деле зайти к нему домой. А уж там…

«Не нужно торопиться», – напомнил Рафферти сам себе. Самое скверное, что терпением-то он никогда не отличался.

У последнего поворота дороги он заметил двух мальчишек на велосипедах. «Прогуливают занятия», – машинально отметил Кэм, и ему трудно было осудить их за этот поступок – майское утро весьма располагало к безделью. Тем не менее Рафферти отбросил эту мысль как вредную и приготовился задать им взбучку. Он вылез из машины и направился к ребятишкам.

Конечно, он узнал обоих – проклятие или благословение маленьких городов. Это были Сай Эббот – младший брат Джона, приятеля Салли Симмонс, и Брайан Найт, племянник Минни Атертон. Хотя Кэм от всей души хотел бы подмигнуть им, улыбнуться и пожелать всего хорошего, он нахмурился. Лица у обоих мальчишек были слегка зеленые, и он задал себе вопрос, что могло стать причиной: то, что они попались на глаза служителю закона и сейчас наверняка получат от него трепку, или то, что тайком курили.

– Ну и что все это значит? – Кэм положил руку на руль грязного велосипеда Эббота. – Немного опаздываете в школу, а?

Сай открыл рот, но сказать ничего не смог. Позеленев еще больше, прогульщик согнулся чуть ли не до земли, и его тело сотрясли конвульсии. Мальчишку стало рвать.

– О черт! – Рафферти и второй рукой схватился за руль, чтобы удержать велосипед в равновесии. – Чем, будь вы оба неладны, вы тут занимались? – Он перевел взгляд на Брайана.

– Да так… Ничем. Мы… мы… – Найт схватился за горло, словно и его одолевали спазмы.

Кэм увидел, что по щекам мальчика текут слезы, и испугался.

– Ну-ну, успокойся, Брайан. И ты тоже, Сай. Что все-таки случилось? Где вы были?

– Мы? Там, – Брайан кивнул в сторону леса и судорожно сглотнул. – Мы хотели оставить велосипеды на поляне и спуститься к ручью, вот и все. А потом увидели… Увидели это…

– Что вы увидели?

– Не знаем… – Сай разрыдался. – Но это ужас что такое! Ужас! И все в крови…

– Ясно. Держи, – Рафферти протянул мальчику свой платок. – Почему бы вам, ребята, не сесть в мою машину? Велосипеды можно положить в багажник.

Он подвел трясущихся любителей прогулок в лесу к автомобилю.

«Вероятно, это олень, – сказал сам себе Кэм. – А может быть, собака».

Между тем руки у него оледенели, и интуиция подсказывала, что рассчитывать на такой благоприятный исход не приходится. Мальчишки чуть-чуть успокоились, и это было единственное, что сейчас могло порадовать шерифа.

– Я все-таки пойду посмотрю. Где, вы говорите, ваша страшная находка?

Мальчишки, как смогли, объяснили. Кэм понял не все, но уловил главное – идти недалеко.

За обочиной дороги, посыпанной гравием, начинался откос, покрытый сухими прошлогодними листьями. Бросив взгляд на свою машину и заметив, что Сай и Брайан уже убрали велосипеды в багажник и юркнули в салон, Кэм начал спускаться, слегка скользя по земле, еще влажной после прошедшего ночью дождя.

Он чувствовал запах мокрых листьев. На почве виднелись следы мальчишек, там, где они торопливо поднимались наверх. Рафферти стал углубляться в лес. Запах стал другим. Если бы Кэм верил во всякую чертовщину, он сказал бы, что это запах смерти.

«Зверь, – сказал он себе, пробираясь сквозь чащу к видневшейся поодаль поляне. – Попал под машину и уполз умирать. Боже правый! Да здесь все в крови!»

И тут Кэм увидел тело. Конечно, ему и до этого приходилось видеть трупы, причем немало. Удивления не было – был острый приступ ярости из-за того, что сейчас один из них оказался здесь. На его территории.

Затем ярость сменило сочувствие. Кем бы ни была эта куча мяса и костей при жизни, умер человек ужасно. Потом последовало сожаление, что два мальчишки, прогулявших занятия в школе, наткнулись на то, чего им видеть было вовсе не нужно. Забыть такое трудно.

Осторожно, стараясь ничего не коснуться и не затоптать, Рафферти подошел к трупу. Мертвец лежал ничком, раскинувшись. Сломанные руки и ноги изгибались под немыслимыми углами. На голое тело налипли влажные листья.

Глаза Рафферти сузились – сквозь синяки и запекшуюся кровь он увидел татуировки. Во рту пересохло. Перед тем как осторожно поднять проломленную голову и посмотреть на разбитое лицо, он уже знал, кого увидит. Биффа Стоуки.

– Боже, Кэм, – Бад почувствовал во рту привкус желчи и несколько раз сглотнул. – Боже мой… – Он не мог заставить себя еще раз посмотреть на тело, лежавшее на земле. Хьюитт вытер пот со лба рукавом рубашки. – Боже, боже, – повторил он еще раз, но, поняв, что заклинания не помогут и с приступом рвоты ему не справиться, шатаясь, пошел в кусты.

Рафферти стоял на месте, ожидая, пока его помощник приведет себя в порядок. Кэм отвез мальчишек в город, зашел в участок, забрал Хьюитта, в двух словах рассказав ему, что случилось, и вместе с ним вернулся в лес. Где-то на другой стороне ручья начала выводить трели птица. По кронам деревьев суетливо носились белки. Все было очень гармонично, за исключением кошмарного тела на земле.

– Извини, – сказал Бад, приглаживая рукой волосы. Она заметно дрожала. – Просто я никогда такого не видел и не смог совладать с собой.

– Да за что же тут извиняться?.. Сейчас тебе лучше?

– Да, – между тем Хьюитт фиксировал взгляд на несколько дюймов выше того, что лежало на покрытой листьями земле. – А может быть, его сбила машина? Опять напился, попал под машину, а потом, не соображая, что происходит, притащился сюда. Здесь многие едут слишком быстро, на повороте. – Бад сам понимал, что говорит ерунду, и как-то потерянно повторил: – Едут слишком быстро…

– Да при чем тут машина? Никогда не видел, чтобы после наезда у человека были сломаны почти все кости, изуродованы пальцы и проломлена голова. – Кэм досадливо махнул рукой. – И как, черт возьми, он сюда попал? Пришел пешком? Зачем? И где, черт подери, его одежда?

– Ну, я думаю… Нет, он точно снова нализался до потери сознания. Может быть, мы найдем его одежду где-нибудь поблизости. Бифф просто бродил тут пьяный, а машину отогнал и… – говоря все это, Бад понимал, что ни одно его слово не имеет отношения к тому, чему стали свидетелями деревья.

То, что на самом деле думал Хьюитт, сказал Кэм:

– Я полагаю, Биффа Стоуки кто-то забил до смерти.

– То есть ты хочешь сказать, что это убийство? Боже правый! – Голос Бада в панике поднялся на октаву, а затем пошел вниз: – У нас, в этой части округа, не случалось убийств с тех пор, как Т. Р. Льюис сошел с ума и застрелил своего шурина. Мне тогда было пять или шесть лет. После этого людей в Эммитсборо, да еще так зверски, не убивали.

Голос Бада дрожал, и Кэм понял, что помощника нужно встряхнуть, а для начала напомнить о том, что они здесь не на прогулке.

– Скоро должны приехать следователь и криминалисты из полицейского управления штата. А нам тем временем надо отгородить эту территорию и поискать следы и улики.

«Это займет Бада», – подумал Кэм, но сам он уже был уверен, что Бифф Стоуки умер вовсе не здесь.

– Нужно сделать фотографии, Бад. Поднимись к машине и принеси аппаратуру. – Он поймал взгляд своего помощника и положил руку ему на плечо: – Я сам все сниму. Ты просто принеси мне камеру.

– Хорошо, – Хьюитт стал подниматься по откосу, но тут же обернулся. – Шериф, здесь все жутко запутано, правда?

– Да. Все жутко запутано.

Получив фотоаппаратуру, Рафферти снова отправил Бада наверх, дожидаться следователя и криминалистов. Заставив себя не думать о том, что он делает, Кэм начал снимать. Он машинально отметил ссадины и раны на запястьях и щиколотках.

Закончил эту страшную фотосессию Рафферти быстро. Ему очень хотелось курить, но Кэм отложил камеру и взял специальный баллончик с краской. Нагнувшись низко к земле, шериф нажал на колпачок, но баллончик зашипел, и только. Рафферти выругался и остервенело его потряс. Внутри звякнули шарики. Кэм направил разбрызгиватель на землю и нажал еще раз.

Оказалось, что он взял в их маленькой криминальной лаборатории баллон ядовито-желтой краски. Ну что же, силуэт смерти у этого подонка будет ярче некуда.

Рафферти начал с ног, пытаясь не содрогаться при виде раздробленных коленей и сломанных пальцев.

– Я всегда надеялся, что ты умрешь тяжело. Похоже, что мое желание сбылось, – пробормотал Кэм.

Он заскрежетал зубами и стал обводить силуэт Стоуки дальше. И только разогнувшись, Кэм почувствовал, как болят у него челюсти. Он надел на пустой баллон колпачок, поставил его на землю и после этого с наслаждением закурил.

Рафферти вспомнил, когда последний раз вот так стоял и смотрел на бездыханное тело. Тогда это был близкий ему человек – друг, с которым вместе можно было и посмеяться, и погоревать.

Кэм закрыл глаза и тут же оказался в прошлом. Джейк лежал на грязной лестнице, и кровь вытекала из его груди так быстро, что они оба понимали – шансов на спасение нет. Ни одного. Он умер через минуту после того, как они последний раз встретились взглядом.

«Я виноват», – подумал он тогда.

«Я был виноват», – эта мысль и сейчас не отпускала.

– Шериф, шериф, – Баду пришлось потрясти его за плечо, прежде чем Рафферти открыл глаза. – Приехали следователь и ребята из управления.

Кэм кивнул, нагнулся и поднял пустой баллончик из-под краски. К ним уже подходил следователь – невысокий худощавый человек с очень белой кожей и странными глазами – темными, слегка раскосыми, широко расставленными. Его когда-то рыжие, а сейчас наполовину седые волосы были аккуратно расчесаны на прямой пробор.

– Здравствуйте, сэр, – поприветствовал его Рафферти. – Вы быстро успели.

– Мое почтение, шериф, – следователь протянул ему худощавую, но сильную руку. – Очевидно, у вас большие неприятности.

– Очевидно, так, – в другой ситуации Кэм бы улыбнулся такому определению, но не сейчас. – Мальчишки нашли тело около часа назад. Я уже сделал несколько фотографий и обвел контуры трупа.

– Превосходно, – следователь подошел к одному из криминалистов, склонившихся над жертвой, и тот протянул ему пару тонких резиновых перчаток.

– Вы не будете… – Бад отступил на два шага. – Вы же не будете делать вскрытие или что-нибудь в этом роде прямо здесь?

– Я? Нет, конечно, – следователь понял, что молодой помощник шерифа Эммитсборо первый раз на месте настоящего преступления и не может справиться с эмоциями. – Это сделает судебный эксперт в морге.

Кэм протянул пустой баллончик своему помощнику.

– Бад, поднимайся наверх. Это положи в машину и проследи, чтобы никто не останавливался и не совался сюда.

– Да, сэр! – Хьюитт вздохнул с облегчением и отошел.

– Вашему помощнику не хватает выдержки.

– Он еще молод. Это первый труп, который он увидел своими глазами.

– Конечно, конечно, – следователь посмотрел на ярко-желтый контур. – Веселенькая краска.

– Так уж получилось. Я взял первый попавшийся под руку баллончик.

– Да, собственно, какая разница, – с этими словами следователь достал маленький диктофон и включил его.

Он стал осматривать тело и говорить о повреждениях, ставших причиной смерти, – медленно, монотонно.

– Теперь его можно перевернуть. Эй, парни!

Ни слова не говоря, Кэм стал помогать. Ему и до этого было не по себе, а теперь стало еще хуже. Зрелище было кошмарным – кровавое месиво вместо лица, проломленная грудная клетка, проткнувшие кожу обломки ребер.

Кэм отвернулся в сторону, чтобы перевести дух, а потом снова взяться за камеру. Пока следователь наговаривал на диктофон свое заключение, Рафферти сделал еще несколько снимков.

Сирену машины «скорой помощи» они услышали одновременно и поглядели в сторону, откуда она доносилась.

– И зачем было включать? – с досадой спросил следователь. – Вы закончили, ребята? – обратился он к криминалистам, проводившим осмотр места происшествия, и повернулся к Кэму: – Мы отвезем тело в морг, шериф, и проведем вскрытие. Полагаю, уже сейчас можно сказать, что этот человек умер в результате зверских, чудовищных побоев. Возможно, смерть наступила после сильного удара по голове. Принимая во внимание степень окоченения, можно предположить, что произошло это минимум десять, а максимум пятнадцать часов назад, то есть ночью. Безусловно, после вскрытия я смогу сообщить вам все более подробно.

– Когда мы можем ждать от вас известий, сэр?

– Через сорок восемь часов. Может быть, чуть позже. Нам нужно его идентифицировать. Снимем отпечатки пальцев, а если это ничего не даст, придется делать рентгенограмму зубов.

– Что? – Рафферти совсем забыл, что не сообщил о том, что знает, кто именно убит.

– Рентгенограмму зубов, – пожал плечами следователь и стянул с рук перчатки. – Труп ведь найден без одежды и документов. Значит, будем идентифицировать по пальцам или по зубам.

– Не надо. Я знаю, кто это.

– Ах вот как? Тем лучше. Значит, получите интересующую вас информацию быстрее.

Следователь смотрел, как его помощники спускаются по откосу с носилками, к которым был пристегнут черный пластиковый мешок. Прежде чем он успел что-либо добавить, оба услышали визг тормозов на дороге. Кэм не обратил на это внимания, полагая, что Бад сможет спровадить всех зевак. В городе уже наверняка ходят слухи один страшнее другого, и кому-то обязательно срочно понадобится приехать в лес. Скажем, за еловыми шишками. Но тут он услышал голос, который узнал бы теперь из тысячи других:

– Что сдесь происходит, Бад?! Где Кэм? Внизу?..

У Клер чуть не остановилось сердце, и ее крик перешел в шепот, когда она увидела на обочине машину «скорой помощи».

– О боже мой… Что случилось?

Молодая женщина ринулась вперед. Хьюитт едва успел схватить ее за руку и загородить дорогу.

– Туда нельзя, Клер!

– Нет…

Перед ее глазами замелькали ужасные, страшные картинки. Клер увидела своего отца, распростершегося на земле во внутреннем дворике. А теперь… Кэм?..

– Нет, только не это!.. Да пусти же меня! – Она отпихнула Бада в сторону, рванулась вперед и скатилась с откоса прямо в руки Рафферти.

– Ты что творишь, Клер? С ума сошла?

– О! – она потянулась к его лицу. На нем по-прежнему виднелись синяки и ссадины, старые синяки и ссадины, но их обладатель был жив и здоров. – Я подумала… С тобой все в порядке?

– Со мной все в полном порядке. Быстро поднимайся наверх, на дорогу. Здесь никому нельзя находиться. – Он развернул Клер так, чтобы она не увидела криминалистов с носилками, а затем слегка подтолкнул в плечо и тут же накинулся на Бада, который переминался с ноги на ногу в двух шагах от них: – Я ведь просил тебя никого сюда не пускать!

– Он и не пускал, – заступилась за Хьюитта Клер. – Я его просто снесла со своего пути. Бад этого не ожидал.

– Надо было ожидать! А теперь отправляйтесь отсюда! Оба! Клер, ты садись в машину и поезжай домой.

– Но я…

Его глаза сверкнули.

– У меня сейчас нет времени на разговоры с тобой. Я занят.

– Извини, Кэм. Я поняла, – молодая женщина отошла, но очень недалеко.

– Черт возьми, Клер! Я же сказал, что занят! Тебе здесь нечего делать!

Все, о чем он сейчас думал, как бы увести ее подальше от этого проклятого места. Рафферти кивнул своему помощнику и сделал при этом страшные глаза.

– Ну и ладно! – она уже разозлилась на себя за то, что с трудом сдерживала слезы.

– Эй, – он нахмурился, заметив в ее глазах влажный блеск, и подошел ближе. – Что все это значит?

– Я думала, с тобой что-то случилось, – она оттолкнула его руку. – Я чуть действительно с ума не сошла, когда представила, что ты, возможно, лежишь внизу, раненный или… мертвый…

Она уже поднялась по откосу и быстро пошла к своей машине. Извиняться Кэму пришлось почти на бегу:

– Прости меня.

Она дернула ручку и открыла дверцу, но Рафферти тут же ее захлопнул.

– Ну подожди, Клер! Прости меня. Иди сюда. – Он привлек ее к себе, преодолевая сопротивление. – Не мучай меня хоть ты, Худышка. У меня был жуткий день, – он прижался губами к ее волосам, вдыхая их волшебный запах. – Ну извини.

Клер пожала плечами, все еще на грани истерики.

– Ладно. Забудем.

– Ты беспокоилась обо мне…

– Беспокоилась… Я до смерти перепугалась. Что здесь все-таки произошло?

– Потом расскажу, – поверх ее головы он видел, что носилки уже поставили в машину «скорой помощи», а следователь и его помощники садятся в свой автомобиль. Кэму еще нужно было переговорить с ними, и он строго сказал: – Поезжай домой, Клер.

– Я видела носилки. Кто это?

– Бифф Стоуки.

Она в ужасе схватилась за горло, из которого готов был вырваться крик.

– Как?..

– Пока еще ничего точно не известно. Даже время смерти.

Молодая женщина взяла его за руку и слегка сжала ее.

– Я не знаю, что сказать. Что ты сейчас будешь делать?

– Сейчас? – он обернулся к машине следователя. – Сначала переговорю с ними, а потом поеду к матери и скажу ей о том, что произошло.

– Я подожду и потом поеду с тобой.

– Нет. Я не хочу…

– Ты, может быть, и не хочешь, но твоей матери может понадобиться поддержка другой женщины.

Клер вспомнила свою собственную маму, когда та пришла из гостей и увидела около дома машину «скорой помощи» и толпу людей на лужайке. А потом черный пластиковый мешок на носилках.

– Я знаю, что это такое, Кэм, – не дожидаясь ни согласия, ни разрешения, она скользнула в машину. – Я поеду за тобой.