Текст книги "Тихий омут"

7

– Мама, спасибо, что забираешь Обри. Я так тебе благодарна за помощь.

– Помощь? – Кэрол Монро опустилась на колени, чтобы завязать шнурки на розовых кроссовках Обри. – День в обществе этой конфетки – чистое удовольствие. – Она легко ущипнула Обри за подбородок. – Мы чудесно проведем время. Правда, моя прелесть?

Обри, прекрасно сознающая свою власть, улыбнулась во весь рот:

– Игрушки! У бабушки игрушки! Куколки.

– Конечно, мы поиграем в куклы. Я приготовила тебе сюрприз.

Глаза Обри стали огромными и засверкали. Она затаила дыхание, затем с восторженным визгом спрыгнула со стула и закружилась по комнате в собственной версии победного танца.

– О, мама! Неужели еще одна кукла? Ты ее избалуешь.

– Это невозможно, – решительно заявила Кэрол, поднимаясь с колен. – В любом случае, как бабушка, я имею на это право.

Поскольку Обри продолжала с восторженным визгом бегать по комнате, Кэрол получила возможность повнимательнее рассмотреть дочь. Девочка мало спит, решила она, замечая синяки под глазами Грейс. И ест как птичка. Чтобы как-то исправить ситуацию, Кэрол принесла дочке домашние булочки с ореховым маслом.

Совсем молодая женщина, которой еще не исполнилось двадцати трех лет, должна хоть немного уделять внимание своей внешности: пользоваться косметикой, завивать волосы и в выходные веселиться с друзьями. Танцевать до упаду, а не преждевременно вгонять себя в могилу непосильным трудом.

Кэрол вздохнула. Она повторяла это десятки раз, и столько же раз Грейс отмахивалась от ее слов. Может, изменить тактику?

– Грейси, ты должна бросить ночную работу.

– Нормальная работа.

– Нет ничего зазорного в том, чтобы зарабатывать на жизнь честным трудом, но человек не должен лишать себя удовольствий.

«Старая песня, правда, иногда в ней появляются новые нотки», – подумала Грейс, отвернувшись и начиная яростно тереть уже безупречно чистый рабочий стол.

– Мне нравится работать в баре. Это дает мне шанс видеть людей, общаться с ними. – Даже если все общение сводится к вопросу, не хотят ли они еще выпить… – И деньги хорошие.

– Если у тебя трудности с деньгами…

– Все в порядке. – Грейс стиснула зубы. Даже под самыми страшными пытками она не призналась бы, что ее бюджет – из-за сломавшейся машины – трещит по швам. Следующие несколько месяцев будет очень трудно сводить концы с концами. – Лишние деньги никогда не помешают, и я, поверь, очень хорошая официантка.

– Не сомневаюсь в этом, но ты могла бы работать днем в нашем кафе, – возразила Кэрол.

Грейс прополоскала тряпку и повесила ее сушиться на раковину.

– Мама, ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Папа не хочет, чтобы я работала на него.

– Он никогда не говорил ничего подобного. И потом, ты ведь помогаешь разделывать крабов, когда нам не хватает рабочих рук.

– Я помогаю тебе, – уточнила Грейс, поворачиваясь к матери. – И с удовольствием это делаю, но мы обе знаем, что я не могу работать в кафе.

«Дочка упряма, как два мула, которые тянут в разные стороны, – подумала Кэрол. – Вся в отца».

– Ты могла бы смягчить его, если бы захотела.

– Папа не скрывает своих чувств ко мне, и я не собираюсь его «смягчать». – Кэрол открыла рот, чтобы возразить, но Грейс опередила ее: – Оставим это, мама. Я не хочу с тобой спорить. И не хочу, чтобы ты снова пыталась нас примирить. Это ни к чему не приведет.

Кэрол всплеснула руками. Она любила их обоих – мужа и дочь, но никогда не понимала их, как ни старалась.

– Невозможно разговаривать ни с тобой, ни с твоим отцом, когда у вас это чертово выражение лица. Не знаю, зачем я сотрясаю воздух.

Грейс улыбнулась.

– Я тоже не знаю. – Она подошла к матери, наклонилась – Кэрол была на шесть дюймов ниже ее собственных пяти футов восьми дюймов – и поцеловала в щеку. – Спасибо, мама.

Кэрол растаяла, как всегда в таких случаях, задумчиво провела рукой по своим коротким кудрявым волосам. Когда-то они были белокурыми, как у ее дочери и внучки, но теперь приходилось поддерживать природный цвет с помощью краски.

Правда, лицо сохранило свежесть и осталось удивительно гладким, несмотря на ее любовь к солнцу, но не следует забывать, что она никогда не ложилась спать, не увлажнив его кремом.

Кэрол Монро считала, что долг настоящей женщины – заботиться не только о семье, но и о своей внешности. И она гордилась тем, что на пороге сорокапятилетия все еще была похожа на фарфоровую статуэтку, как когда-то называл ее муж.

О господи! Пит тогда ухаживал за ней и даже старался быть романтичным. С годами он все реже и реже вспоминал о романтике. Однако, романтичный или нет, Пит – хороший человек, думала Кэрол. Преданный муж, честный человек и удачливый бизнесмен. Всегда прекрасно обеспечивал семью. Пожалуй, его главная проблема – он слишком обидчив и злопамятен. Грейс уязвила его гордость, не оправдав его надежд, не став той идеальной дочерью, о какой он мечтал.

С этими мыслями Кэрол помогала Грейс собирать вещи Обри, необходимые для дневного визита. Похоже, теперь детям требуется гораздо больше, чем раньше. Бывало, она подхватывала Грейс на бедро, кидала в сумку пару подгузников, и они были готовы отправляться куда угодно.

Теперь ее дочурка выросла, у нее собственный ребенок. Кэрол улыбнулась, прислушиваясь к разговору Грейс и Обри, решавших, кто из мягких зверей удостоится чести погостить у бабушки. Надо признать, что Грейс не просто хорошая мать, она справляется со своими обязанностями гораздо лучше ее самой. Грейс внимательно слушает и с уважением относится к доводам дочки. Сама Кэрол просто принимала решение и требовала его выполнения. Грейс была таким послушным ребенком, никогда не спорила, и Кэрол не задумывалась, что же происходит в душе ее девочки.

И теперь винила себя за это. Она ведь знала, что Грейс мечтает учиться танцам, но не восприняла ее мечту всерьез, просто отмахнулась, как от детского каприза. Она не помогла своему ребенку, не поддержала, не поверила.

Уроки танцев казались Кэрол просто естественным времяпрепровождением для девочки. Если бы у нее был сын, она проследила бы, чтобы он играл в детской бейсбольной лиге. Это было… это просто само собой разумелось. Девочкам – балетные пачки, мальчикам – бейсбольные рукавицы. Вот так просто. Ей и в голову не приходило что-то менять в устоявшихся традициях.

Теперь приходится признать, что Грейс была индивидуальностью, а не послушной марионеткой в ее руках, но она этого не видела… или не хотела видеть.

Когда восемнадцатилетняя Грейс сказала ей, что сэкономила все заработанное за лето и хочет уехать в Нью-Йорк учиться танцам, и попросила помощи, она, ее мать, решительно заявила, чтобы дочка не дурила – юные девушки, только закончившие школу, не должны удирать в Нью-Йорк – особенно в Нью-Йорк – и жить там без родительского присмотра… Кэрол искренне верила, что дочкины мечты о балете как-нибудь сами собой превратятся в мечты о свадьбе.

Только Грейс не хотела отказываться от своей мечты, она пошла к отцу и попросила, чтобы он дал ей деньги из тех, что откладывал на ее учебу в колледже.

Пит, естественно, денег не дал. Может, он отказал слишком грубо, но у него были самые лучшие намерения. Он просто проявил здравый смысл, просто заботился о своей маленькой дочке. И Кэрол была с ним согласна. Совершенно искренне.

Тогда.

Через несколько месяцев, видя, как неутомимо работает Грейс, экономя каждый цент, явно надеясь осуществить свою мечту, Кэрол попыталась переубедить мужа. Он не уступил. Не сдалась и Грейс.

А когда Грейс не было и девятнадцати, появился этот сладкоречивый Джек Кейси… И здесь она ничего не смогла изменить.

Кэрол не могла сожалеть о происшедшем, особенно после рождения Обри. Сожалела только, что беременность Грейс, поспешный брак и еще более поспешный развод лишь сильнее углубили пропасть между отцом и дочерью.

«И этого уже не изменишь», – вздохнула Кэрол, беря Обри за ручку и ведя ее к своей машине.

– Грейс, ты уверена, что автомобиль, который нашел тебе Дэйв, в порядке?

– Дэйв говорит, что да.

«Дэйв – хороший механик», – подумала Кэрол. Она не держала на него зла, хотя именно он нанял себе в помощники Джека Кейси.

– Ну, он должен знать. А ты могла бы не спешить с покупкой и пользоваться пока моей машиной.

– Мама, проблема уже решена. – Грейс еще даже не видела подержанный седан, выбранный для нее Дэйвом. – В понедельник мы оформим документы, и у меня снова будут собственные колеса.

Устроив Обри в детском автомобильном кресле, Грейс села на пассажирское сиденье рядом с матерью.

– Поехали, поехали! Бабушка, гони быстрее, – потребовала Обри.

Кэрол смутилась, а Грейс удивленно приподняла брови:

– Ты опять превышала скорость?

– Я знаю эти дороги как свои пять пальцев и ни разу в жизни не платила штраф за превышение скорости.

– Просто потому, что полицейские не могут тебя догнать, – рассмеялась Грейс, пристегиваясь ремнем безопасности.

– Когда возвращаются новобрачные?

Кэрол не столько проявляла любопытство, сколько хотела перевести разговор в более безопасное русло и отвлечь Грейс от того, что все называли ее «тяжелой ногой». Почему-то, как Кэрол ни рассчитывала, она всегда вжимала педаль газа в пол до упора.

– Сегодня. Думаю, около восьми вечера. Я просто хотела навести порядок и приготовить что-нибудь на ужин. Вдруг они приедут голодными.

– Жена Кэма будет тебе благодарна. Какой же она была красивой невестой! Никогда не видела никого прелестнее. И где она раздобыла такое свадебное платье, ума не приложу. Парень почти не оставил ей времени на подготовку к свадьбе.

– Сет сказал, что Анна специально ездила за платьем в Вашингтон, а фата принадлежала ее бабушке.

– Я тоже храню свою свадебную фату. Всегда представляла, какой ты будешь в ней красивой… – Кэрол осеклась, искренне сожалея, что не прикусила свой длинный язык.

– Мама, тебе не кажется, что фата была бы неуместной в кабинете мирового судьи?

Кэрол со вздохом повернула машину на подъездную аллею Куинов.

– Ну, наденешь ее в следующий раз.

– Я никогда больше не выйду замуж. Из меня не получится хорошая жена. – Пока мать, вытаращив глаза, переваривала это заявление, Грейс выскочила из машины, просунула голову в окошко и чмокнула Обри. – Веди себя хорошо, детка, слышишь? И не выпрашивай у бабушки слишком много конфет.

– У бабушки много шоколада.

– Как будто я сомневалась! Пока, малышка. Пока, мама. Спасибо.

– Грейс… – Но что она могла сказать? – Обязательно позвони, когда освободишься. Я приеду и заберу тебя.

– Посмотрим. И не позволяй Обри измываться над собой, – добавила Грейс, взбегая по ступенькам на веранду.

Этан, Филип и Сет наверняка сейчас на верфи. Грейс прекрасно все рассчитала. Она очень долго убеждала себя в том, что не должна испытывать неловкости после событий предыдущей ночи, но хотела немного успокоиться, прежде чем встретиться с Этаном лицом к лицу.

Тепло и уют гостеприимного дома Куинов приносили Грейс душевный покой. Она всегда с удовольствием наводила здесь порядок, а сегодня ее подгонял и инстинкт самосохранения. Она так хотела быть нужной и вкладывала в работу всю душу… Хотя вряд ли для уборки дома нужна душа, думала Грейс, машинально водя по полу старым полотером. Результат будет тем же: Анна вернется в безупречно чистый дом, полный ароматов свежих цветов.

Ни одна женщина не должна возвращаться из свадебного путешествия в хаос и грязь, а, видит бог, мужчины этого семейства в избытке создают и то, и другое.

«Я нужна здесь. Я здесь необходима, черт побери! И я сделаю все, чтобы доказать это», – пообещала себе Грейс.

Закончив с полами, она поднялась в спальню Кэма и Анны, поставила в вазу цветы, которые выпросила у Ирэн… Затем раз пять переставила вазу, прежде чем обругала себя за глупость. Анна все равно поставит их там, где захочет. И вполне вероятно, изменит все остальное. Скорее всего Анна захочет обновить всю обстановку, решила Грейс, наглаживая выстиранные ею тонкие летние занавески, пока на них не осталось ни единой морщинки.

Анна – горожанка до мозга костей. Возможно, ей не нравится старая мебель и безыскусные деревенские мелочи. Не успеешь оглянуться, весь дом будет сверкать стеклом и пахнуть кожей, все чудесные вещи профессора Куина отправятся на чердак, а на их местах появятся современные скульптуры, которые не способен понять ни один нормальный человек. Полы застелют коврами, стены перекрасят в какой-нибудь яркий цвет, режущий глаза.

Еле сдерживая поднявшееся в ней негодование, Грейс развесила занавески, затем прошла в ванную комнату, чтобы подрезать стебли роз… Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, понял бы, что этот дом нужно лишь чуть-чуть освежить. Если бы спросили ее мнение…

Грейс уставилась на свои сжатые кулаки, затем перевела взгляд на отражение в зеркале над раковиной: пылающие щеки, сверкающие глаза, стиснутые зубы.

– Господи, Грейс, что с тобой случилось? – Она покачала головой, не зная, смеяться или плакать. – Во-первых, тебя никто не спрашивает, а во-вторых, ты даже не знаешь, собирается ли Анна что-то менять.

Только если изменить хоть самую малость, все станет не таким, как прежде. Грейс вздохнула, продолжая разглядывать свое отражение.

Этан признался, что думает о ней. Что же именно он думает? Она – не красавица и слишком худа, чтобы говорить о сексуальности. Иногда она чувствует на себе мужские взгляды, но мимолетные.

Она не остроумна и не так уж умна, она не умеет ни поддерживать легкую беседу, ни флиртовать. Джек как-то сказал ей, что она надежна, и на некоторое время убедил их обоих, будто именно это ему нужно. Однако надежность не относится к тем качествам, которые привлекают мужчин.

Вот если бы ее скулы были повыше, или ямочки на щеках поглубже, или ресницы гуще и темнее, если бы волосы хоть немного вились, а не были бы прямыми, как палки… Почему-то ген, отвечающий за кокетливые кудряшки, проскакивает в их семье через поколение.

Так что же думает Этан, когда смотрит на нее? Дай бог, ей хватит смелости спросить его!

Грейс все смотрела и смотрела в зеркало и видела… самую обыкновенную женщину.

Вот когда она танцевала, она не чувствовала себя обыкновенной. Она чувствовала себя красивой, и особенной, и заслуживающей своего имени[5]5
  Грейс – в переводе с английского – грация, изящество.


[Закрыть].

Грейс присела в изящном реверансе, приподнялась на носки, чувствуя, как тело звенит от удовольствия, и медленно закружилась… И замерла, мгновенно побледнев:

– Этан!

Он стоял в дверях ванной комнаты и смотрел на нее.

– Я не хотел пугать тебя, но и прерывать тоже не хотел.

– Ну… ладно. – Не зная, куда деваться от смущения, Грейс схватила тряпку. – Я просто… я уже заканчивала здесь.

– Ты с детства чудесно танцевала. – Расставшись с ней накануне, Этан пообещал себе сделать все возможное, чтобы вернуться к прежним отношениям, поэтому дружески улыбнулся. – Ты всегда танцуешь по ванной комнате, когда заканчиваешь уборку?

– Разве другие не танцуют? – Она постаралась ответить улыбкой на его улыбку, но от этого усилия кровь снова прилила к ее щекам. – Я хотела закончить все до вашего возвращения, но, кажется, слишком увлеклась натиркой полов.

– Полы выглядят отлично. Глупыш уже поскользнулся. Удивляюсь, как ты не слышала его визга.

– Я замечталась. Я думала… – Грейс встряхнула головой, чтобы привести мозги хоть в какое-то подобие порядка, и внимательнее взглянула на Этана. Он был грязен, ужасно грязен… пропотел насквозь и покрылся пылью, опилками и еще черт знает чем. – Надеюсь, ты не собираешься принимать душ здесь?

Этан приподнял брови.

– Вообще-то такая мысль приходила мне в голову.

– Даже не думай.

Грейс шагнула к нему, и он попятился. Он прекрасно представлял себе, каким грязным и потным является в данный момент. Одно это – достаточная причина, чтобы соблюдать дистанцию, но была и другая, более веская: Грейс выглядела такой милой, такой хорошенькой, а он торжественно поклялся себе больше не касаться ее и честно собирался не нарушать клятву.

– Почему?

– Потому что мне некогда чистить ни эту ванну, ни ту, что внизу. Я хотела поджарить цыплят и подумывала приготовить картофельный салат, чтобы вам не возиться, когда приедут Кэм и Анна. А потом еще придется убирать кухню. Так что у меня просто нет времени, Этан.

– Не помню, чтобы оставлял после себя грязную ванну.

– Это совсем другое дело. Ты не будешь здесь мыться, и хватит спорить.

Этан смущенно стянул с головы кепку, провел рукой по волосам.

– Ну, тогда у тебя серьезная проблема, так как троим мужчинам необходимо отскрести не один слой грязи.

– Ты забыл о заливе у самого порога?

– Но…

Грейс открыла шкафчик под раковиной и нашла кусок простого мыла. Обойдутся и этим, а душистое мыло пусть ждет своего часа в мыльнице.

– Держи. Полотенца и чистую одежду я принесу на причал.

– Но…

– Иди, Этан, и передай мои слова остальным. Быстрее, пока еще здесь не наследил.

Он хмуро уставился на кусок мыла, затем на нее.

– Похоже, ты ожидаешь приезда королевской семьи. Черт побери, Грейс, я не собираюсь голышом купаться в заливе.

– Как будто ты никогда не купался голышом!

– Не тогда, когда поблизости крутится женщина.

– Поверь, Этан, я раз или два видела голых мужчин, и с меня этого достаточно. Не собираюсь ни подглядывать, ни фотографировать вас из засады. Я полдня скребла этот дом и не позволю вам портить мою работу.

Этан по собственному опыту знал, что если женщина что-то решила, то спорить с ней бесполезно и довольно мучительно – все равно что биться лбом о каменную стену, а потому смирился и сунул мыло в карман.

– Дай, я возьму полотенца.

– Нет, не возьмешь. Взгляни на свои грязные руки. Иди. Я сама принесу.

Возмущенно бормоча что-то под нос, Этан спустился вниз. Филип отреагировал на его сообщение безразличным пожатием плеч. Сет пришел в восторг, вылетел на двор, громко подзывая собак, и бросился к причалу, сбрасывая на ходу кроссовки, носки, рубашку.

– Боюсь, мы больше никогда не заставим его мыться в ванной, – заметил Филип, садясь на край причала, чтобы снять туфли.

Этан не собирался раздеваться, пока Грейс не принесет полотенца и одежду и не вернется в дом.

– Что ты делаешь, черт побери? – спросил он, когда Филип стянул пропотевшую футболку.

– Раздеваюсь.

– Немедленно натяни футболку. Сюда идет Грейс.

Филип удивленно поднял глаза, увидел, что брат абсолютно серьезен, и расхохотался.

– Этан, не дури. Грейс не бросится на меня, даже если увидит мою потрясающе сексуальную грудь.

Чтобы доказать свою правоту, Фил поднялся и с ослепительной улыбкой обратился к приближающейся Грейс:

– Тут ходят слухи о жареных цыплятах.

– Я как раз собиралась ими заняться.

Грейс аккуратными стопками разложила на причале полотенца и чистую одежду, затем выпрямилась и, улыбаясь, взглянула на плескающихся Сета и собак. Пожалуй, они распугали всех птиц и рыб на расстоянии не меньше двух миль.

Эта компания явно довольна ее распоряжениями.

– Почему бы тебе не искупаться с нами? – вкрадчиво предложил Филип и – он готов был дать руку на отсечение – услышал, как скрипнули зубы Этана. – Потерла бы мне спинку.

Грейс весело рассмеялась и стала собирать уже сброшенную мужчинами одежду.

– Очень соблазнительное предложение. Я так давно не купалась голышом, но в данный момент у меня полно других забот. Давайте остальное. Я успею постирать до ухода.

– Огромное спасибо. – С этими словами Филип взялся за пряжку ремня и тут же получил от Этана удар локтем под ребра.

– Грейс, ты выстираешь все это позже, а сейчас иди в дом.

– Он стесняется, – заметил Филип. – Я – нет.

Грейс снова рассмеялась, но отвернулась и направилась к дому.

– Прибереги свои дурацкие шуточки для кого-нибудь другого, – сквозь зубы процедил Этан.

– Я поддразниваю ее столько лет, что уже со счета сбился, – возразил Филип, стягивая грязные джинсы.

– Теперь все изменилось.

– Почему? – Филип начал стаскивать трусы и только тут заметил, что брат по-настоящему взбешен. – О! Ладно, ладно. Почему ты прямо не сказал?

– Мне нечего сказать.

Поскольку Грейс уже скрылась в доме, а Этан не мог представить ее прижавшейся носом к оконному стеклу, он стянул через голову рубашку.

– Я всегда балдел от ее голоса.

– Что?

– У нее такой потрясающий голос, – продолжал Филип, довольный представившейся возможностью побесить Этана. – Грудной, хрипловатый. Очень сексуальный.

Скрежеща зубами, Этан стащил сапоги.

– Может, тебе не следовало так напряженно прислушиваться?

– А что я могу сделать? У меня отличный слух. И зрение тоже, – добавил Фил, оценивая расстояние между ними. – И сколько бы я ни смотрел, не могу найти в Грейс никаких недостатков. Больше всего остального мне нравятся ее губы. Полные, красивые, ненакрашенные и, готов поклясться, сладкие.

Этан сделал пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, и снял джинсы.

– Пытаешься раздразнить меня?

– Стараюсь изо всех сил.

Этан встал, прищурился:

– Как ты хочешь нырнуть? Вниз головой или вперед ногами?

Филип довольно усмехнулся:

– Хотел задать тебе тот же вопрос.

Они выждали секунду, затем бросились друг на друга, сцепились и под одобрительные крики Сета свалились в воду.

О мой бог, думала Грейс, прижавшись носом к окну. Если ей и приходилось видеть более красивых, потрясающе красивых мужчин, то сейчас она не могла припомнить – где и когда.

Она хотела только взглянуть краешком глаза. Правда. Один быстрый невинный взгляд. Но потом Этан стянул рубашку и…

Ну, черт побери, она не святая, в конце концов. И не причинит никому никакого вреда, если просто посмотрит.

Этан не разочаровал ее. Теперь она знала, что его физическая красота не уступает красоте душевной. И если бы ей выпал шанс хоть на пять минут получить его в свое полное распоряжение, она умерла бы счастливой женщиной. Может, ей еще повезет. Ведь он сам сказал, что неравнодушен к ней, не так ли?

И снова нахлынули воспоминания о том, как он целовал ее, как его руки метались по ее телу…

«Прекрати, – приказала она себе и отступила от окна. – Таким способом ты ничего не добьешься. Просто сойдешь с ума. Ты же прекрасно умеешь справляться с собой».

Но если она не могла полностью сосредоточиться на цыплятах, кто осудил бы ее за это?

* * *

Когда в кухню вошел Филип, на плите жарились цыплята, на столе охлаждалась сваренная для салата картошка. Грейс подняла глаза. Куда девался грязный потный работяга? Перед ней снова был утонченный и обаятельный мужчина.

Филип подмигнул ей:

– Пахнет как в раю.

– Я приготовила с запасом, чтобы осталось на завтра. Брось одежду в прачечной, я займусь ею через минуту.

– Не знаю, что бы мы делали без тебя.

Грейс закусила губу. Дай бог, чтобы и остальные думали так же.

– Этан еще купается?

– Нет. Они с Сетом возятся с лодкой. – Филип прошел к холодильнику и достал бутылку вина. – А где сегодня Обри?

– У родителей. Мама только что звонила. Она никак не хочет расставаться с Обри. Кажется, очень скоро я сдамся и разрешу ей оставить Обри на ночь. – Грейс взглянула на бокал белого вина, протянутый Филипом. – О, спасибо. – Она совершенно не разбиралась в винах, но сделала маленький глоточек, как от нее ожидалось, и удивленно подняла брови. – Это совсем не похоже на то, что подают в баре.

– Возможно. – На самом деле, Фил считал «фирменное белое» Шайни чем-то очень близким к ослиной моче. – Как там дела?

– Прекрасно.

Грейс отставила бокал и снова занялась цыплятами. Интересно, упоминал ли Этан о том, что случилось в баре? Вряд ли, решила она, когда Филип не стал развивать эту тему, и расслабилась.

У него всегда наготове разные занимательные истории, думала Грейс, слушая непринужденную болтовню Фила. Она знала, что он умен, добился больших успехов в своей работе и прижился в большом городе, как утка в пруду, но он всегда вел себя с ней так, что она не чувствовала себя провинциальной дурочкой. Наоборот, рядом с ним она чувствовала себя гораздо более женственной и привлекательной.

И поэтому, когда вошел Этан, глаза Грейс искрились смехом, а губы изгибались в улыбке. Этан хмуро уставился на брата, непринужденно раскинувшегося на стуле с бокалом вина в руке.

– Фил, ты все это выдумал! – воскликнула Грейс.

– Клянусь, это правда. – Филип поднял руку, словно давая клятву в суде, и ухмыльнулся Этану. – Клиент хотел, чтобы главным в ролике был гусь, так что нам пришлось написать монолог для гуся: «Фирма «Джинсы Гусиного ручья» – прекрасная одежда на каждый день» и дальше примерно в том же духе.

– Ничего глупее никогда не слышала.

– Эй, ну-ка без критики. Посмотришь, как они будут распродаваться. Совсем забыл, мне надо кое-куда позвонить. – Филип лениво поднялся, неторопливо обошел стол, чтобы поцеловать Грейс и еще больше разозлить Этана. – Дорогая, спасибо за то, что кормишь нас. Без тебя мы умерли бы с голоду.

И с чувством выполненного долга Фил удалился, беспечно насвистывая.

– Этан, ты можешь себе представить, что человек зарабатывает на жизнь, придумывая монологи для гуся? – Изумленно качая головой, Грейс убрала миску с салатом в холодильник. – Все готово. Поедите, когда проголодаетесь. Ваша одежда в сушке, только не оставляй ее там, не то она будет слишком мятой. – Разговаривая, Грейс сновала по кухне, нанося последние штрихи. – Я бы подождала и сложила сама, но я немного отстаю от графика.

– Я отвезу тебя домой.

– Спасибо. В понедельник у меня уже будет машина, а до тех пор… – Грейс умолкла, в последний раз огляделась. Полный порядок, как и во всем доме. И все же по дороге к парадной двери она еще раз заглянула во все уголки.

– Как ты доберешься до бара?

– Меня отвезет Джулия. А Шайни сам привезет домой. – Она откашлялась. – Когда я рассказала ему о случившемся, он очень расстроился. Не разозлился на меня, а действительно огорчился. Даже хотел содрать шкуру со Стива, но, учитывая обстоятельства… Между прочим, у них с Молли родился мальчик. Восемь с половиной фунтов. Они назвали его Джереми.

– Я слышал, – буркнул Этан.

Грейс глубоко вздохнула, подбадривая себя. Нелегко было говорить, но она чувствовала себя обязанной прояснить ситуацию.

– Этан, я кое-что должна сказать тебе. О том, что случилось. Я имею в виду, после…

– Сначала выслушай меня. – Он попытался сформулировать свое решение как можно аккуратнее. – Я не должен был злиться. Ты была напугана, а я орал на тебя, вместо того чтобы успокоить.

– Я понимала, что ты злишься не на меня. Просто…

– Дай мне закончить. – Но он молчал, пока они не выехали на шоссе. – Я не должен был к тебе… Я обещал себе, что никогда так не поступлю.

– Я хотела этого.

Этан покачал головой, тщетно пытаясь унять нарастающее желание.

– Это не должно повториться. У меня есть на то причины, Грейс, веские причины. Ты о них не знаешь. А если бы знала, то не поняла бы…

– Я и не смогу понять, если ты не объяснишь, что это за причины.

Этан не собирался рассказывать ей, что сделал, вернее, что сделали с ним. И о своих страхах. Он боялся, что таившийся в нем дикий зверь вырвется из клетки, если не держать ее на надежном замке.

– Это касается только меня одного. – Он повернул голову, чтобы видеть ее лицо. То, что он собирался сказать, необходимо было говорить, глядя ей в глаза. – Я мог обидеть тебя и чуть не обидел. Это не должно случиться снова.

– Я не боюсь тебя. – Грейс протянула руку, чтобы погладить его щеку, но он схватил ее за запястье.

– Ты и не должна меня бояться. Ты слишком много для меня значишь. – Этан чуть сжал ее руку и отпустил. – Всегда значила.

– Этан, я давно не ребенок, и ничего страшного не случится, если ты до меня дотронешься. Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне.

Полные, красивые, ненакрашенные губы, сказал Филип. И теперь Этан точно знал, каковы они на вкус, да поможет ему бог.

– Именно поэтому мы должны забыть о том, что случилось в ту ночь.

– Я не собираюсь забывать, – прошептала она, глядя на него с такой нежностью, с такой тоской и желанием, что у него закружилась голова.

– Это не должно повториться. Так что держись от меня подальше. – Он перегнулся через нее и распахнул дверцу машины. – Я не шучу, Грейс, просто некоторое время держись от меня подальше. У меня и без тебя полно забот.

– Хорошо, Этан. – Она не будет просить его, не будет умолять. – Если ты этого хочешь.

– Я хочу именно этого.

На этот раз он не стал ждать, пока она войдет в дом, и, как только за ней захлопнулась дверца, подал машину задним ходом.

Впервые за много лет он хотел напиться до бесчувствия.