Текст книги "Человек в животном. Почему животные так часто походят на нас в своем мышлении, чувствах и поведении"

Выводы

В этой главе рассказано о том, насколько важную роль играет социальное окружение для поведения и уровня стресса у млекопитающих. Мы увидели, что социальные контакты могут оказывать на организм как позитивное, так и негативное воздействие. Если животные интегрированы в стабильную социальную систему, где каждая особь знает и принимает свою социальную позицию, то ни низкий социальный статус, ни высокая плотность популяции не ведут к повышению стресса. В условиях социальной нестабильности и непроясненных социальных отношений случаются стрессовые реакции и нарушения здоровья. Могут ли быть сформированы стабильные отношения, зависит в значительной степени от того, какая социальная организация характерна для данного вида. Помимо этого, важное значение имеет социальный опыт конкретных особей. Особенно эффективное средство против стресса – включение в социальную сеть и добрые отношения с социальными партнерами.

Глава 3
Если кошка играет, у нее все в порядке
О самочувствии, эмоциях и жизни, отвечающей потребностям животного

Благополучие и эмоции: темы, которые биология поведения долгое время игнорировала

Не проходит и дня, чтобы СМИ не писали о самочувствии животных, ведь публика все чаще задает вопросы. Как содержать кур-несушек, чтобы им было хорошо? Как чувствуют себя белые медведи и тигры в зоологических садах? Как лучше для моей лошади – если я поставлю ее в денник одну, или в компании других лошадей? Каково будет мопсу, если его хозяйка уедет в отпуск и оставит его дома одного?

Когда животное находится на нашем попечении, то за него отвечаем мы, и ему должно быть хорошо. Но откуда мы, люди, знаем, когда ему хорошо, а когда – плохо, когда содержание животного отвечает его естественным потребностям, а когда – нет? В немецком законе об охране животных центральное место занимает тезис, что следует избегать причинения боли, страданий и вреда. Однако понятия боли и страдания включают компонент субъективного ощущения, не поддающийся прямому изучению естественно-научными методами. В то же время все громче звучит призыв, что содержание, отвечающее потребностям животного, должно быть связано для него с позитивными эмоциями.

Поэтому биология поведения ставит задачу – выработать естественно-научные критерии и методы для получения надежных данных о самочувствии животных и их эмоциях. Ведь явно недостаточно просто посмотреть на животное и по собственным ощущениям сделать вывод о его самочувствии. Дельфины, к примеру, выглядят так, как будто всегда улыбаются. Однако такое впечатление создается исключительно благодаря форме и расположению верхней и нижней челюстей, а также отсутствию лицевой мимики и не дает нам никаких оснований приписывать им вечное хорошее настроение и отличное самочувствие.

Пионеры биологии поведения в своих научных трудах оставляли темы самочувствия и эмоций у животных за скобками. Столь блестящий знаток, как Конрад Лоренц, без сомнения, знал, что животные обладают эмоциями. Однако он полагал, что научно обоснованных заключений о субъективных переживаниях животных мы делать не можем. По прошествии времени это кажется стратегически удачным ходом – тогда, полвека назад, когда этология только-только становилась на ноги, эти вопросы лучше было обходить. Утвердить поведение животных как предмет научных исследований, а его объективное описание – как научный метод было и без того непросто. Эмоции животных в качестве отдельной темы только затруднили бы признание биологии поведения самостоятельной научной дисциплиной. Тем не менее одним из последствий такого подхода стало то, что самочувствие и эмоции десятки лет не считались серьезными темами для исследований. В настоящее время картина принципиально изменилась. Появились методы, позволяющие диагностировать и распознавать самочувствие и эмоции у животных, понимать, какие факторы ведут к угнетенному самочувствию, а какие – к отличному, какие связаны с негативными эмоциями, а какие – с позитивными.

Самочувствие – величина непостоянная. И у людей, и у животных оно может варьироваться от «отличного» до «сильно угнетенного». Хотя мы и не можем предложить животному опросник, чтобы выяснить, как у него дела, однако определить угнетенное состояние во многих случаях относительно легко. Если у свиней при интенсивной технологии содержания объедены хвосты, если куры при напольном содержании выдергивают друг у друга перья, если у коров после перевозки сломаны ноги, то не нужно долгих изысканий, чтобы выявить повреждения и констатировать угнетенное самочувствие. Ветеринары также без особых проблем могут распознать частые болезни, вызванные инфекциями, паразитами или опухолями и сопровождающиеся сильно угнетенным состоянием. Однако если никаких телесных повреждений и никакого вреда здоровью обнаружить не удается, если лошадь, свинья, собака, кошка, морская свинка, мышь или попугай выглядит на первый взгляд вполне благополучно – действительно ли с животным все в порядке? Всегда ли, если никакой болезни нет, можно делать вывод об отличном самочувствии? Большинство исследователей поведения ответило бы на это: «Вряд ли».

Итак, как выглядит диагностика самочувствия животных с точки зрения современной биологии поведения? Во-первых, ей полагается охватывать как физическое, так и психическое здоровье животного. О физическом здоровье говорит, разумеется, отсутствие болезней и телесных повреждений, а также нормальная для данного вида продолжительность жизни. Чтобы добавить к этому заключение о том, здорово ли животное психически, действительно ли у него все хорошо, нужно учитывать такие физиологические показатели, как концентрация гормонов стресса, а также поведение животного.

Гормоны и благополучие

Из предыдущей главы мы уже узнали, как определение уровня гормонов стресса позволяет понять связь между окружающей средой, поведением и степенью нагрузки. В принципе те же методы помогут понять, сможет ли животное хорошо приспособиться к среде, или же клетка, социальный партнер, смотритель, или вообще вся жизнь рядом с человеком будут для него непосильны. Кроме того, контроль уровня гормонов зачастую позволяет увидеть то, что не попадает в поле зрения при одном лишь наблюдении за поведением.

Если, к примеру, взять из группы морских свинок одну, осторожно посадить ее себе на колени и минут десять гладить, то зверек будет спокойно сидеть на месте, не издавать никаких звуков и выглядеть вполне довольным. Все указывает на то, что свинка в полном порядке. Однако если в начале и в конце такого сидения и поглаживания взять у свинки ватной палочкой пробу слюны и измерить концентрацию кортизола, возникнет совершенно иная картина: уровень гормонов стресса возрастает почти на 80 %. Зверьку явно не нравится, когда его трогают и гладят, по крайней мере, если он еще не привык к людям. Если же просто быстро взять у зверька пробу слюны и немедленно выпустить его обратно в вольер к знакомым сородичам, то через 10 минут никакого повышения уровня гормонов не наблюдается.

Однако по одному только уровню гормонов сделать вывод о самочувствии животного тоже, как правило, нельзя. Скорее речь идет о сочетании измерения концентрации гормонов и наблюдения за поведением. Так, несколько лет назад мы изучали группу белых носорогов в Мюнстерском зоопарке и обнаружили, что для них очень важно, каким образом им дают корм. Именно от этого у них зависела степень агрессии и стресса. Днем бык Йозеф находился в наружном вольере вместе с самками Наталой, Эмили, Вики и Эмми. Вечер и ночь звери проводили по одному, в отдельных небольших стойлах, где и получали свою основную порцию корма. Утром они снова выходили в открытый вольер, в середине которого в качестве поощрения и приглашения их ожидало сложенное в стог сено. Носорогам очень нравилось это угощение, они каждое утро собирались вокруг стога, и уже через полчаса от него ничего не оставалось. При этом наблюдалось одно обстоятельство, вызвавшее беспокойство у сотрудников зоопарка – в течение всего дня звери проявляли довольно высокую агрессивность.

Мы спросили себя, не может ли быть, что эта агрессия, а вместе с ней и стресс, связана с тем самым стогом сена, который они вместе съедают по утрам? Мы провели исследование, в котором систематически варьировали раздачу корма: по утрам животные всегда получали одно и то же количество сена, однако в одни дни сено насыпали в один огромный стог, а в другие – пятью небольшими кучками, равномерно раскладывая их по вольеру. Как раз перед этим мы разработали метод, позволяющий по пробам слюны определять концентрацию гормонов стресса у носорогов. Поэтому дополнительно к наблюдениям мы ежедневно, каждое утро и каждый вечер, брали пробы слюны. Обнаружилось, что у всех животных уровень стресса вечером был отчетливо повышен, если сено по утрам подавали одним большим стогом. Этот эффект проявлялся даже на следующее утро.

Почему же стог сена вызывал такой устойчивый стресс, хотя носороги съедали его всего за полчаса? Все объяснило наблюдение за поведением: при совместном поедании сена все пять носорогов тесно соприкасались друг с другом. Такая пространственная близость вызывала агрессивное поведение, в особенности между самцом и самками, и это напряжение сохранялось в течение всего дня. Если же животным давали отдельные кучки сена, звери не подходили друг к другу так близко, и уровень агрессии и стресса в течение всего дня был заметно ниже.

Гормоны стресса, такие как кортизол, кортикостерон и адреналин встречаются у всех позвоночных животных, включая человека, в сопоставимых формах. Количество гормонов стресса, выбрасываемое в кровь, служит важным признаком уровня нагрузки на конкретного индивида, поэтому определение их концентрации играет важную роль в исследовании самочувствия. Часто физиологические параметры включают и частоту сердечного ритма, учащенное и нерегулярное сердцебиение также указывает на чрезмерную нагрузку. Важны также показатели, по которым можно судить о состоянии иммунной системы, потому что повышенный уровень гормонов стресса в перспективе нередко приводит к нарушению иммунной системы. Однако за последние годы стало ясно и то, что диагноз самочувствия животного на основе исключительно физиологических индикаторов очень уязвим для ошибок, поэтому необходимо учитывать и поведение.

Почему это так, объяснить несложно. Как мы уже видели, социальная нестабильность, поражение в решающих схватках или разлучение партнеров приводят к сильному выбросу гормонов стресса. Поэтому с животными, живущими в неволе, таких ситуаций следует избегать. Правда, в одной специфической ситуации, а именно – при спаривании, гормонов стресса регулярно выбрасывается еще больше, но угнетенным состоянием это вовсе не сопровождается, совсем наоборот. Так что по одному только выбросу гормонов стресса нельзя судить о том, хорошо животному или плохо, – необходимы и наблюдения за поведением. Важно понять, что гормоны стресса в первую очередь запускают в организме процессы, снабжающие его энергией, чтобы он – по ситуации – мог драться, убежать или же спариваться. Поэтому выброс гормонов стресса хотя и может служить признаком угнетенного состояния, но не всегда это так.

Поведение и самочувствие

Что же говорит о состоянии животного его поведение? Какие действия служат признаками отличного самочувствия, а какие – угнетенного? Ясно, что если животное, будь то кошка, собака или хомячок слишком мало ест или пьет, хотя корма в его распоряжении достаточно, то это столь же надежный индикатор угнетенного состояния, как описанные выше физиологические показатели. Если животное перестает следить за собой, не чистит и не вылизывает себя, утратило всякую инициативу и апатично сидит в углу, все это указывает на тяжелейшую степень угнетения. Хлевы, конюшни, вольеры или клетки, в которых такие признаки регулярны, совершенно точно не соответствуют критериям содержания, отвечающего потребностям животного.

Еще одним хорошим индикатором служит суточный ритм поведения. Для всех животных характерен типичный для данного вида ритм с четко повторяющимися фазами отдыха и активности. К примеру, наши певчие птицы активны днем. Главный пик их активности выпадает на раннее утро, а второй, менее выраженный, – на вечер. Ночью царит абсолютный покой. Ежи, мыши или хомяки, напротив, активны в темное время суток и отдыхают днем. В третьем варианте, как, например, у домашних и диких морских свинок, ритм состоит из большего количества фаз. Независимо от света и темноты активность и покой у них регулярно сменяют друг друга каждые несколько часов. Но о какой бы форме дневного ритма ни шла речь – если с животным все в порядке, оно будет его соблюдать. Изменения в его «расписании» часто служат первыми признаками того, что с ним что-то не так. Полный слом ритма всегда указывает на самое плохое.

Далеко не такой очевидный на первый взгляд признак угнетенного состояния представляют собой так называемые конфликтные формы поведения. Как и у человека, у животных не всегда однозначно ясно, какое действие должно произойти в определенный момент времени. Если, например, в один и тот же момент в равной степени активируются две несовместимые мотивации, они могут помешать друг другу. Следствием этого будет совершенно бессмысленное действие. Это можно видеть, к примеру, у дерущихся петухов. В разгаре самой жестокой стычки животные неожиданно прекращают боевые действия и клюют воображаемые зерна, как если бы они внезапно проголодались. Подобное наблюдается и у кулика-сороки – в разгаре битвы противники могут внезапно принять позу, типичную для сна, как будто они устали, а затем внезапно продолжить битву. Такие неожиданные движения, наступающие вне связи с тем поведением, в котором они имели бы смысл, называются смещенной активностью. Смещенная активность служит индикатором того, что животное находится в состоянии конфликта. Соответственно, если в условиях содержания А животное демонстрирует значительно меньше смещенных действий, чем в условиях содержания В, то можно делать вывод о том, что в условиях А животному лучше.

Другая форма конфликтных форм поведения – это так называемые движения вхолостую. Поведенческий акт прорывается сам по себе и протекает, очевидно, без внешних стимулов. Выразительный пример дают нам ткачики. В природе эти птицы строят очень искусные гнезда из стеблей травы. Если их держат в вольерах, где нет материала для гнезд, они совершенно впустую выполняют очень сложные движения по постройке гнезда. Наблюдающему за ними человеку кажется, как будто они строят воображаемые гнезда. Появление движений вхолостую указывает на то, что определенные поведенческие комплексы, например гнездовое поведение, сильно активированы, однако из-за непригодных условий содержания не могут быть осмысленно реализованы. Поэтому условия содержания, в которых животные регулярно совершают движения вхолостую, несомненно, не отвечают их потребностям.

Нарушения поведения

Расстройство, которое в последние годы активнее всего исследовалось и обсуждалось в биологии поведения, известно как стереотипия, то есть постоянное, однотипное повторение какого-либо действия. Такое поведение широко распространено как у сельскохозяйственных животных, так и у обитателей зоопарков, лабораторных, а также домашних животных. Так, свиньи в условиях интенсивного содержания могут часами монотонно кусать прутья своих решеток, хищники в зоопарках – бесконечно ходить туда-сюда по одному и тому же маршруту, а мыши в лаборатории – постоянно скрести передними лапками по стенке клетки. Стереотипия может развиваться из аппетентного, то есть поискового, поведения, которое изначально служит поиску пригодной среды, где могут быть удовлетворены срочные потребности. Однако в резко ограниченных условиях содержания это не может быть достигнуто, так что поисковое поведение закрепляется в застывших формах и становится нарушением поведения, стереотипией.

Исследования нейробиологов на грызунах показали, что стереотипия поведения сопровождается патологическими изменениями мозга. Они имеют большое сходство с симптомами психиатрических заболеваний у человека, к примеру длительными однотипными раскачиваниями верхней части туловища у аутичных детей.

Причиной стереотипии, однако, далеко не всегда являются актуальные условия содержания животного. Она может восходить к травматическому опыту, полученному задолго до того, и в таком случае избавиться от нее не помогают даже самые комфортные условия содержания. Так, задокументирован случай с одним белым медведем. Часть жизни он провел в тесном цирковом вагончике, где у него и сформировалась стереотипия. Впоследствии его содержали в просторном свободном вольере, но и там продолжал ходить по одному и тому же узкому пути, размер которого соответствовал периметру циркового вагончика.

Стереотипные движения в принципе являются нарушениями поведения. Их вызывает неподобающее обращение с определенным видом животных в данное время либо в прошлом. Соответственно, изменение условий содержания, приводящее к сокращению либо исчезновению стереотипных движений, является верным шагом на пути к системам, отвечающим потребностям животного. Так, стереотипные движения у белых медведей удалось заметно сократить, когда им стали предлагать рыбу, не просто кладя ее в вольер, а замораживая в кусках льда. Мыши полностью прекратили стереотипию после того, как их переселили из небольших пластиковых клеток, состоящих из одного пустого помещения, в более крупные, снабженные домиками, устройствами для лазания и другими предметами.

Иногда можно услышать следующий аргумент: хотя с эстетической точки зрения стереотипные движения и неприятны, но ничто не указывает на то, что они действительно являются расстройством и сопровождаются серьезными нарушениями состояния животных. Лучшим контраргументом послужили результаты исследования британских ученых Роз Клабб и Джорджии Мейсон. На 35 видах хищников в зоологических садах изучалось, насколько часто те выполняют стереотипные движения, насколько высока смертность их потомства в неволе и какой размер территории занимают эти животные в природе. В список вошли виды, которые в естественных условиях перемещаются на большие расстояния, такие как белый медведь и лев, и виды с относительно небольшими участками, такие как песец или американская норка. Сравнение показало: чем больше размер территории в природе, тем чаще животные в неволе выполняют стереотипные движения. Смертность молодняка в зоопарках также была тем выше, чем больше было стереотипных движений. Эти данные отчетливо показывают, что стереотипия представляет собой именно расстройство. Кроме того, они заставляют задуматься о том, всем ли видам животных человек действительно способен создать условия, отвечающие их потребностям.

Игра и позитивные эмоции

Наблюдения за поведением позволяют делать выводы не только о конфликтах и нарушениях, но и о том, когда животному хорошо. Именно таким случаем будут социально-позитивные действия, при которых животные дружелюбно общаются, вылизывают, чешут или ласкают друг друга, – как описано в предыдущей главе на примере гармоничных пар у тупай. Различные звуки и крики тоже помогают сделать заключение об отличном самочувствии. Прославились в этом отношении «смеющиеся» крысы исследователя в области нейробиологии[3]3
  Нейробиология – научная область, изучающая все биологические аспекты нервной системы (генетику, биохимию, физиологию) и ее связь с поведением. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть] родом из Эстонии Яака Панксеппа.

Крысы, особенно в молодом возрасте, очень игривы и любят беготню и борьбу. При этом они все время издают писк высотой около 50 килогерц. При такой высоте их нельзя услышать «невооруженным» ухом, но можно уловить и записать при помощи специального ультразвукового детектора. Примечательно, что те же звуки, и даже гораздо активнее, чем во время игры, крысы издают, если их щекочет человек, лучше всего – по всему телу. Зверьки активно отыскивают руку, которая их щекочет, или место, где их будут щекотать. Более того, они решают задачи, например, пробег по лабиринту, если после этого их в награду щекочут. Животные, которые больше всех смеются при щекотке, также больше всех любят играть. В случае опасности, при страхе или тревоге смех, как и следовало ожидать, мгновенно прерывается. Крысы буквально внушают нам, что смех и радость вовсе не являются уникальной прерогативой человека.

Тесная связь между позитивными эмоциями и игрой – одна из причин повышенного интереса биологов поведения к теме игр. Авторитетный британский научный вестник «Current Biology» к своему 20-летнему юбилею выпустил даже специальный выпуск «Биология развлечений» («The biology of Fun»). Животные, которые играют, испытывают позитивные эмоции; у них все благополучно. Поэтому условия содержания, в которых животные играют, считаются отвечающими их потребностям. Много и с удовольствием играют не только собаки и кошки, но, очевидно, все виды млекопитающих. Играют и птицы, а некоторые виды, например, новозеландские горные попугаи, известные также как кеа, – настоящие игроманы. Чаще играми увлекается молодежь, но бывает, как у многих хищников, обезьян, китов и попугаев, что игровое поведение сохраняется и во взрослом возрасте. Наконец, игры описаны и у некоторых видов рептилий, амфибий и рыб. Они встречаются даже у беспозвоночных – у осьминогов, пауков-тенетников или ос-полистин. Правда, связаны ли игры у беспозвоночных также с позитивными эмоциями – вопрос спорный.

Как отграничить игру от других действий? В биологии поведения игра определяется как поведение без серьезных целей. То есть оно не имеет очевидной функции в том контексте, в котором выполняется. Так, охотничьи игры часто направлены на замещающий объект: кошка, к примеру, ловит клубок шерсти. В игровой борьбе собаки или обезьяны могут за короткое время много раз меняться ролями – победителем становится то один, то другой. В реальных боях такого никогда не происходит. И только в игре способны гармонично сочетаться между собой виды деятельности из самых разнообразных сфер поведения – как, например, боевое или половое поведение. Кроме того, действие в игре часто выполняется в преувеличенной форме. Так, игровое ухаживание у многих животных сопровождается бо́льшим размахом конечностей, более высокой скоростью и более частыми повторами, чем настоящее. Игра начинается спонтанно, кажется совершенно не утомительной, и животные постоянно стремятся к таким ситуациям, в которых можно играть. Нейробиологические исследования заставляют думать, что за счет игры у позвоночных животных активируются центры удовольствия в мозге, так что игра сама стимулирует себя и потому сама по себе практически не прекращается.

Игра – явление не единообразное: при социальных играх животные играют с сородичами, при играх с объектами – с различными предметами, а при одиночных играх исполняют причудливые движения: играющая морская свинка ни с того ни с сего несется вперед, резко останавливается, прыгает вверх на всех четырех лапах, вертясь при этом вокруг своей оси, трясет головой и снова приземляется. Такая последовательность может повторяться нескольких минут и действует на других зверьков так заразительно, что можно говорить о настоящих припадках скачков и прыжков.

Игровое поведение связано с высокими затратами энергии и в естественной среде нередко с высоким риском – играющий молодняк привлекает к себе внимание хищников, а в скалистой местности подвижные игры могут закончиться падением и сломанными костями. Тем не менее в жизни многих животных игра занимает значительное место, поэтому, по логике Дарвина, в ней должна заключаться определенная польза. Это действительно так: в играх животные обучаются. Причем речь идет о таких различных аспектах, как тренировка мускулов, улучшение когнитивных способностей или репетиция социальных ролей.

У многих видов игра – характерный признак детства, однако он проявляется далеко не в любой ситуации. Животные должны быть по-настоящему расслаблены, находиться в ненапряженной среде, которая сулит им не только возбуждение и стимул, но и безопасность. Если один из этих компонентов отсутствует, игра резко обрывается или не происходит вообще. Дефицит стимулов – частое явление у домашних животных, если их стойла, клетки или вольеры слишком малы или слишком пусты, не имеют пространственной структуры или предметов, предлагающих какое-то занятие. В таких условиях животные не играют, более того – у них происходят нарушения поведения, например, описанная выше стереотипия. Дефицит побуждения может быть связан и с отсутствием социального партнера. Это относится, прежде всего, к животным, которые в природе ведут групповой образ жизни. Если детеныши таких видов вырастают в одиночку, то игровое поведение заметно сокращается. Так, молодые морские свинки, которых содержат поодиночке, гораздо реже заняты подвижными играми, чем живущие в больших колониях.

Однако условием для игры является не только среда, побуждающая животное к активности. Нужно, чтобы были удовлетворены его основные потребности. Так, по наблюдениям за одним из видов восточноафриканских мартышек известно, что их детеныши в естественных местообитаниях обычно очень шаловливы и много играют. Но в периоды засухи они почти не играют, потому что все время и всю энергию зверям приходится тратить на поиски пищи. В неблагоприятных погодных условиях, или при угрозе со стороны хищников, или если социальные проблемы внутри группы настолько обострены, что между взрослыми происходят ожесточенные стычки, – во всех этих случаях детеныши мартышек тоже перестают играть. Но в условиях, гарантирующих им безопасность и побуждение, они без устали заняты играми – подвижными, предметными или социальными, в зависимости от вида.