Текст книги "50 оттенков серого кардинала: кто правит миром"

Но для нас, пожалуй, главный вопрос – украинский[23]23
  В разборе этой крайне обострившейся проблемы мы опираемся на труды нашего друга и коллеги политолога Анатолия Вассермана, который начал разрабатывать эту тематику на 20 лет раньше нас. При всей революционности его взглядов на соотношение русского и украинского мы считаем его платформу наиболее адекватной опорой в понимании возникшей сегодня конфронтации.


[Закрыть]. Хотя бы потому, что Бжезинский в нём продолжает политику своих польских предков (вроде ксендза Валериана Калинки), провозгласивших идею отличности украинцев от остальных русских. И нам стоит рассмотреть как степень обоснованности этой идеи, так и её последствий[24]24
  О последствиях государственного переворота, случившегося в феврале 2014-го, здесь говорить не будем: обсуждаемые труды Бжезинского созданы задолго до этой катастрофы, а связанные с нею процессы слишком быстропеременчивы, чтобы их нынешняя фаза послужила надёжным ориентиром для оценки его взглядов. Его же высказывания, непосредственно связанные с этой темой, обсуждены ниже.


[Закрыть].

Начнём с общеизвестных и подробно документированных фактов.

Всякому побывавшему за пределами МКАД очевидно: украинцы (и белорусы) отличаются от остальных русских не больше, чем архангелогородцы, уральцы или куряне. Более того, йоркширцы от лондонцев или дрезденцы от кёльнцев отличаются несравненно сильнее, что вовсе не мешает им воспринимать себя как единые народы. Да и австрийцев удерживает от воссоединения с остальными немцами только прямой запрет, наложенный победителями в двух мировых войнах; отличить же венца от мюнхенца могут разве что сами венцы с мюнхенцами.

Отличия диалектов русского языка, принятых в качестве государственных ещё в Белорусской и Украинской ССР, от общерусской нормы сводятся к двум: изобилие заимствований из польской лексики да запись по принципу «как слышится» вместо общерусского «как в исходной форме слова». Синтаксис же всех трёх официальных норм идентичен, хотя и кодифицирован в учебниках разными способами: например, с 1904 года звательный падеж официально считается отсутствующим в русском языке, ибо именно в ту эпоху этот падеж менял форму, и тогдашние лингвисты заметили только исчезновение старого варианта, но не появление нового.

Сама идея провозглашения бело– и малороссов отдельными народами – вместо рассмотрения их вместе с великороссами как частей единого русского народа – разработана поляками. Осуществляли её с 1867 года на австрийские деньги, ибо Австрия, проиграв Пруссии войну 1866 года за объединение Германии, оказалась за пределами объединения и стала вынуждена обратить вектор своей экспансии на юг и восток – в зону интересов России. Большевики подхватили эту идею, дабы создать витрину процветания народов при социализме (все народы, чьё своеобразие социализм действительно усилил, были слишком мало известны за рубежом, так что не годились на роль витрины).

Полигон австрийских и польских экспериментов по выращиванию антирусских из части русского народа – Галичина: восточный склон Карпат. Основная масса местных русских, не согласных признать себя иным народом, выселена или истреблена в концлагерях австрийцами во время Первой мировой войны.

Заметная – прежде всего не численностью, а активностью – часть галичан запятнала себя сотрудничеством с немецкими нацистами. Это и не удивительно: главный теоретик украинского нацизма – под названием интегрального национализма – Дмитрий Донцов брал пример прежде всего с немцев.

Галицкие нацисты охотно истребляли поляков и жителей востока Украины. Это не мешает нынешним полякам рассматривать их прежде всего как антирусский инструмент, а уж потом как исторических врагов. Сами же галицкие нацисты воспринимают худшие стороны польского национального характера как образец для подражания.

Собственно украинский национализм смешан из двух компонентов – галицкого нацизма и южнорусского сепаратизма. Этот сепаратизм восходит ещё к запорожским гетманам. Один из них – Пётр Дорошенко – даже предлагал отдать юг Руси под власть Турции, лишь бы предотвратить воссоединение с остальными русскими, вследствие которого исчезла бы надобность в самостоятельной гетманской власти.

Нынешняя общерусская культура в значительной степени формировалась выходцами с юга Руси. В их числе, например, «киевские книжники» – образованные люди, бежавшие на север в первой половине XVII века, когда народ несколько раз восставал против польской власти, а поляки подавляли эти восстания жесточайшими способами. Украинскую же культуру как нечто самостоятельное создавали искусственно, начиная с 1867 года, на основе сельских диалектов и норм поведения. Поэтому значительная часть нынешних деятелей украинской культуры воспринимает её как нечто неполноценное и стремится изолироваться от общерусской культуры, дабы не проиграть в конкуренции.

Южная Русь важна всей остальной Руси не только по экономическим причинам, но и по культурным – как неотъемлемый элемент обширной и разнообразной картины. Впрочем, разнообразие важно и экономически. Чем глубже разделение труда, тем он производительнее. А чем обширнее и разнообразнее народ, тем глубже может быть разделение труда.

В свете этих тезисов понятнее становится тезис Бжезинского: Россия с Украиной – великая держава, Россию без Украины можно не принимать в расчёт. Именно исходя из этого, Бжезинский на протяжении всей своей карьеры добивается изоляции Украины от остальной России.

«Дружелюбная, но несколько опережающая Россию в сближении с Западом Украина поможет подтолкнуть Россию в том же направлении. И напротив, изолированная Украина, попадающая в усиливающееся политическое подчинение к России, становящаяся её сателлитом, склонит Россию к нежелательному выбору имперского прошлого, а не сулящего взаимные выгоды европейского будущего», – в этих двух предложениях коротко сформулирована не менявшаяся на протяжении многих лет позиция Бжезинского по вопросу российско-украинских отношений.

Об Украине Бжезинский отдельно упоминает в главе «Страны под ударом», в которой приводится список стран и описывается, чем кризис, связанный с каждой из них, опасен для системы международных отношений в целом. По сути, в данном разделе строится модель возникновения региональных конфликтов, которые могут возникнуть в случае, если возможный системный кризис в США приведет к тому, что Штаты не смогут далее играть роль мирового регулятора международных отношений.

Логика, которой руководствовался Бжезинский при создании этой главы, видна на следующем примере. Он считает, что в 2008 году, во время войны в Абхазии и Южной Осетии, Россия могла бы продолжить наступление дальше, на территорию Грузии. Но остановил её «моральный авторитет» США. «Россия поняла, что продолжение военной операции (против Грузии) навредит глобальным взаимоотношениям запада и востока и может повлечь за собой конфронтацию с Соединёнными Штатами». Но в случае американского кризиса страны-агрессоры ничего не остановит.

У Бжезинского перечень таких стран включает в себя также Белоруссию, Украину, Грузию, Тайвань, Южную Корею, Афганистан, Пакистан, Израиль. О первых двух мы поговорим подробнее.

В течение 20 лет, прошедших с момента распада СССР, Белоруссия оказалась полностью политически и экономически зависима от России, – считает Бжезинский. Треть её экспорта уходит на российский рынок, Белоруссия очень зависима от российской энергетики. Большая часть её 9,6-миллионного населения говорит по-русски.

Отмечает стратег и то, что Белоруссия проводит военные манёвры совместно с Россией. Так, в 2009-м страны провели манёвры с условным сценарием, согласно которому противник, обозначенный как «Запад» совершает нападение. Учения предусматривали ядерную бомбардировку «западной» (то есть государства – члена НАТО) столицы.

Тем не менее, есть и политические разногласия. Так, Белоруссия не признала независимость Абхазии и Южной Осетии. С другой стороны, известно, что президент Лукашенко не имеет тёплых отношений с западными соседями, что ставит страну в положение полуизоляции. «Таким образом, значительное ослабление Америки даст России возможность, хоть и весьма рискованную, поглотить Беларусь с минимальным использованием силы и минимальными репутационными потерями как серьёзной региональной силы».

Аргумент заключается в следующем: Беларусь, в отличие от Грузии, не имеет американского вооружения и не пользуется расположением Запада. То есть страны Западной Европы, скорее всего, проявят безучастность, а ООН – пассивность. Только страны Центральной Европы, под страхом усиливающегося соседа с востока, попытаются организовать какое-то противодействие, однако с уходом Америки их реакция лишится коллективности и силы.

Поглощение Белоруссии подвергнет опасности Украину. Бжезинский отмечает, что взаимоотношения Украины с Западом характеризуются «нерешительностью», в то время как Россия регулярно оказывает на Украину давление, останавливая поставки газа (как это было в 2005-м, 2007-м и 2009-м году). Вспоминает стратег и о том, что летом 2010-го президент Янукович согласился продлить соглашение о пребывании российского Черноморского флота в Севастополе «ещё на двадцать пять лет в обмен на преференции в определении стоимости российских энергопоставок на Украину».

«Объединение обогатит Россию и станет большим шагом на пути к реставрации её имперской сферы влияния, что является предметом ностальгии некоторых её лидеров», – считает стратегический тактик. Поэтому он предполагает, что Кремль будет оказывать на Украину давление, требуя присоединения к единому экономическому пространству, параллельно вынуждая страну передать её главные индустриальные объекты под прямой контроль российских компаний. Параллельно будут предприниматься попытки получить контроль над объектами, связанными с системой военной обороны, чтобы подорвать способность страны защищаться. Сыграет свою роль и «белорусский» успех России. «…Пассивная реакция Европы на поглощение Белоруссии и успешный опыт силового давления на Грузию могут толкнуть российских лидеров к тому, чтобы сделать более открытую попытку российско-украинского объединения».

Однако в отличие от Белоруссии, с Украиной могут возникнуть трудности. Во-первых, вероятна «запоздалая националистическая реакция говорящих по-украински западных и центральных областей страны». Во-вторых, Украина дальше продвинулась по пути укрепления национального самосознания за счёт молодого поколения, которое ассоциирует себя уже с независимым украинским государством (не важно, говорят ли его представители по-украински или по-русски). Это даёт Киеву некие шансы. Тем не менее: «Давление со стороны нетерпеливой России вкупе с безразличием Запада может создать потенциально взрывоопасную ситуацию на самой границе Европейского союза».

В заключение Бжезинский даёт несколько пояснений к изложенной концепции. Во-первых, по его мнению, «существующая система международных отношений, скорее всего, будет неспособна предотвращать конфликты, если Америка проявит нежелание или не будет способна защищать государства, избранные для этого во имя национальных интересов или доктринальных принципов. Кроме того, как только осознание новой реальности получит широкое распространение, возникнет тенденция к региональному насилию. Серьёзные угрозы миру будут исходить от ведущих региональных сил, желающих свести геополитические счёты со своими более слабыми соседями. Угасание американской власти создаст открытое пространство для применения силы подобного рода с относительно небольшой краткосрочной стоимостью для инициаторов конфликта.

Во-вторых, Бжезинский признаёт, что некоторые из представленных им в этой главе сценариев «представляют незавершённое наследие холодной войны»: «…они являются завещанием потерянной Америкой возможности создать вокруг России мирную зону безопасности для того, чтобы вовлечь её в более тесное сотрудничество по вопросам безопасности. Это сотрудничество могло бы даже привести к заключению договора между Россией и НАТО, ведь НАТО расширялось, что способствовало бы более прочной аккомодации Запада с Востоком и помогло бы укрепить демократию, зарождавшуюся в России».

Однако этот сценарий не был реализован. После 11 сентября 2001-го США, начавшие «войну с террором», занялись более широким геостратегическим переустройством. «Россия же сосредоточилась на укреплении более репрессивного авторитаризма и реставрации собственного влияния в пределах бывшего советского блока».

Все ли представители американского истеблишмента разделяют позицию Бжезинского в отношении России? Нет. В начале 2014 года на прилавках американских магазинов появились мемуары бывшего директора ЦРУ (1991–1993) и экс-министра обороны США (2006–2011) Роберта Гейтса под названием «Долг». В книге содержались, в частности, любопытные высказывания о расширении НАТО на восток: «Попытки включить Грузию и Украину в НАТО были настоящим перебором. Корни Российской империи тянутся в Киев, в IX век, так что это была монументальная провокация. Готовы ли были европейцы, а тем более американцы, отправить своих сыновей и дочерей защищать Украину или Грузию? Вряд ли. Так что расширение НАТО было политическим актом, а не тщательно продуманной военной операцией, подрывающей, таким образом, цели Альянса и опрометчиво игнорирующей то, что русские считают своими собственными жизненно важными национальными интересами».

Трудно заподозрить ветерана холодной войны Гейтса в симпатиях к нашей стране: известно, что во время визита в Москву в 1992 году директор ЦРУ решил пройти по Красной площади парадным шагом. Перед телекамерами Би-би-си он сделал заявление: «На фоне Кремля и Мавзолея я совершаю одиночный парад победы. Мы прекрасно понимали, что Советский Союз можно было взять, только организовав взрыв изнутри».

В Лэнгли Гейтс проработал 27 лет: в 1966 году молодой советолог начинал с работы аналитика, с 1979 года стал главным экспертом по Советскому Союзу в ранге члена Совета национальной разведки. В 1991 году с подачи Джорджа Буша-старшего стал Директором ЦРУ. Гейтс владеет немецким и русским языками, а защищённая им в Джорджтауном университете диссертация посвящена советско-китайским отношениям[25]25
  Диссертацию «Советская синология как источник взглядов Кремля и полемики по поводу современных событий в Китае» Гейтс защитил в 1974 году.


[Закрыть].

Именно высокий уровень компетентности и лишённый предвзятости анализ позволяет Гейтсу посмотреть на ситуацию глазами россиян: «Заносчивость американских чиновников, академиков, бизнесменов и политиков, которые указывали россиянам, как им вести свои внутренние и внешние дела, привели к глубоким и долгосрочным отторжению и ожесточению. По моему мнению, отношения с Россией страдали от неудачного управления с тех пор, как [президент Джордж Буш-старший] покинул пост в 1993 году».

С одной стороны, он оговаривается, что «быстрое включение [в состав НАТО] балтийских республик, Польши, Чехословакии и Венгрии было правильным шагом», с другой – поясняет, что «затем процесс должен был замедлиться. Американское соглашение с правительствами Румынии и Болгарии о ротации войск через их базы было ненужной провокацией… У россиян были давние исторические связи с Сербией, которые мы по большей части проигнорировали. Попытка принять Грузию и Украину в НАТО заходила слишком далеко». Далее он приходит к выводу, изложенному несколькими абзацами выше. Также Гейтс пишет о том, что «ненависть Путина к Договору об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) была понятна – переговоры с Россией велись в момент её слабости, и договор ограничивал возможность России передвигать войска по её собственной территории. Как я впоследствии сказал Путину, я бы не потерпел ограничений моей возможности перебрасывать войска из Техаса в Калифорнию».

В книге «Долг» Роберт Гейтс стремится объективно проследить причины осложнения российско-американских отношений. Он уверен, что многие проблемы вытекают из попыток российских лидеров представить США, НАТО и Запад в целом в качестве угрозы России и запугать соседние страны. И всё равно в другом месте оговаривается, что «начиная с 1993 года Запад, и особенно США, самым серьёзным образом недооценивали размах унижения России, вызванного сначала проигрышем холодной войны, а затем роспуском Советского Союза…»

Чтобы примирить две противоборствующие позиции, необходимо поставить себя на место противника. Для Роберта Гейтса это не секрет. И тем более это не новость для Генри Киссинджера, о котором речь пойдёт ниже. Почему эту простую истину игнорирует Збигнев Бжезинский, будем разбирать отдельно.

Глава 6. После Крыма

Данный раздел мы оформили в виде наших комментариев к ключевым высказываниям, в которых раскрывается позиция Бжезинского в отношении украинского кризиса.

2014.04.14[26]26
  http://russian.rt.com/inotv/2014–04–14/Bzhezinskij-Ukrainskij-krizis-trebuet-kompromissa


[Закрыть]

Бжезинский

Во-первых, много зависит от того, как поступят сами украинцы. Если они не станут сопротивляться, как они не стали сопротивляться в Крыму, то, конечно, международное сообщество не будет проявлять чрезмерное рвение и поддерживать, по существу, признавших поражение украинцев. Если они решат сопротивляться, они, вероятно, будут шаг за шагом терпеть поражение. Однако если несмотря на это они продолжат сопротивление, общественность как внутри западных стран, так и на международном уровне будет оказывать всё большее давление на эти страны, думаю, независимо от того, хотят они или нет в данный момент, в пользу оказания помощи Украине.

Речь идёт не о прямом военном участии, а о поставке вооружений.

И с моей точки зрения, честно говоря, такая помощь может оказаться действительно необходимой, и нам не стоит уклоняться от неё. Только подумайте, …что произошло во Вьетнаме. Мы потеряли тысячи и тысячи человек в войне с вьетнамцами. А кто их вооружал и перевооружал? Россия. Они не считали это затруднительным, потому что полагали, что таким образом защищают свои международные интересы, при этом не принимая непосредственного участия в войне.

Я считаю, что нам стоит занять не менее активную позицию. Если украинцы окажут сопротивление, мы должны им помочь. И если мы скажем им об этом заранее, то больше вероятность, что они станут сопротивляться.

Ответ авторов

Бжезинский – вроде бы образованный человек и не может не замечать различий между Украиной и Вьетнамом. Там была прямая агрессия на небольшую, недавно получившую независимость страну, отстоящую от США на тысячи километров. Украина – часть государства, расколовшегося в результате сепаратистского переворота. 20 лет на территории СССР идёт вялотекущая гражданская война. Союз медленно умирает – но всё ещё жив в душах множества людей и в хозяйственных связях. Это как раз не нравится Бжезинскому. Кроме того, он уже лично сконструировал месть за Вьетнам и затянул наших тугодумов в афганскую ловушку. Но даже в этом случае надо учитывать: Афганистан имел общую протяжённую границу с СССР. Когда на границе с США просоветский курс взяла Куба – возник Карибский кризис. Для нас ориентация Украины на нацизм несравненно опаснее, нежели Фидель – хоть тогда, хоть сейчас для США.

Бжезинский

Я считаю, что мы должны не пытаться унизить Россию, а предложить ей сделку на тех условиях, что Украина вольна сотрудничать с Европейским союзом и также вольна поддерживать нормальные отношения с Россией. Таким образом, и Запад, и Россия участвовали бы в разрешении украинского конфликта по примеру Финляндии.

Ответ авторов

Здравый взгляд в том же интервью. Но налицо раздвоение если не личности, то чувства. США не хотят для Украины варианта Финляндии. Они хотят политической гангрены у РФ и новой горячей точки в Европе, ставшей, по их мнению, опасным экономическим конкурентом тем же США. Погром Югославии, а затем албанский сепаратизм в автономном крае Косово тоже был раскачан США, чтобы запустить ежа в штаны слишком бодро растущей Европе.

2014.06.16[27]27
  http://inosmi.ru/world/20140629/221322375.html


[Закрыть]

Доктор Збигнев Бжезинский выступил на конференции в Центре Уилсона, которая состоялась 16 июня и проходила под заголовком «Взаимная безопасность под вопросом? Россия, Запад и архитектура европейской безопасности» (Mutual Security on Hold? Russia, the West, and European Security Architecture). Ниже приведена расшифровка его выступления.

Бжезинский

Недавно Российский совет по международным делам, московский институт, членами которого являются чрезвычайно уважаемые и выдающиеся учёные – не диссиденты, не независимые мыслители, которые в настоящее время тоже существуют в Москве – в сотрудничестве с «РИА-Новости» и Советом по внешней и оборонной политике опубликовали совместную статью, посвящённую трансформации российской национальной идентичности и новой доктрине внешней политики. В ней достаточно подробно освещается процесс создания абсолютно новых концептуальных рамок для определения отношений России с миром – отношений, в которых, как считают россияне, они нуждаются после распада Советского Союза и частичной дезинтеграции Российской империи.

Это довольно длинная статья (речь идёт о коллективном труде российских учёных. – Прим. Н. Л.), но её обязательно стоит прочитать тем, кто интересуется международными отношениями. В ней в частности речь идёт о нескольких ключевых концептах, которые являются частью этого нового взгляда на мир. Взгляда на мир, определяемого необходимостью, которую россияне, окружающие Путина, и сам Путин остро ощущают, необходимостью более исчерпывающей интерпретации природы и положения России в мире и её отношений с миром и с Западом в частности. Именно в этом контексте украинский вопрос приобретает особую значимость.

В этом докладе речь идёт о четырех ключевых концепциях: во-первых, концепция «разделенного народа», во-вторых, тема «защиты сограждан за рубежом», в третьих, тема «Русского мира», в четвёртых, значение признания и сохранения, приятия и продвижения «Великой русской цивилизации». Я упомянул об этом, потому что считаю, что было бы ошибкой считать кризис в Крыму и на Украине продуктом внезапной вспышки гнева. В некотором смысле их можно считать таковыми, однако было бы гораздо умнее со стороны России провернуть то, что она только что провернула, примерно через 10 лет. К тому времени она стала бы сильнее и крепче в экономическом плане.

Но всё уже произошло, и эти концепции сыграли в этом значительную роль. Концепция разделенного народа – это отправная точка для шовинистических заявлений о том, что суверенитет России распространяется на всех русских людей, где бы они ни находились. И тем, кто знаком с историей Европы до начала Второй мировой войны, эти заявления неизбежно покажутся пугающе знакомыми.

Ответ авторов

Всё и вся сейчас хлынуло в Европу. Приведём аналогию с химией. Элемент, от которого оторвали электрон, становится свободным радикалом. Страны той степени исторической зрелости, как сейчас на арабском Востоке, после отрыва авторитарных правителей тоже становятся радикалами. Мохаммед Реза (шах Ирана), Саддам, Муаммар были авторитарны – но старались держаться нейтралитета (война Ирака с Ираном спровоцирована США: радикалы, пришедшие на смену шаху, очень отрицательно относятся к обычаям, насаждаемым и рекламируемым США). После их свержения Иран, Ирак резко радикализовались, Ливия вообще превратилась в разбойничье гнездо вроде Сомали. Разве что Тунису удалось удержаться от явной войны, да в Египте радикалов свергли через год правления. А что случится в Сирии в случае свержения Башара – даже думать страшно.

ОАЭ – формально феодальная структура с несколькими традиционными монархами. Однако жёсткая политическая вертикаль сочетается с поразительно свободной инновационной экономикой. Умные правители делают то, что делал Ли Куан Ю в Сингапуре, а не то, что Горбачёв в СССР. Такой эволюционный путь ждал и Ирак, если бы ему реально помогали, а не вовлекали в грязные политические комбинации.

А то, что Бжезинский говорит о Путине, заставляет нас – авторов этой книги – ответить, как мы относимся к президенту Путину и его политике. Отвечаем честно.

Мы против расшатывания политической конструкции, выстроенной Владимиром Владимировичем. Мы против смуты: она закончится, не дай Бог, большой кровью и распадом большой части России. С интеллектом у Путина всё в порядке. В порядке у него и с волей. Многие западные лидеры по этим качествам далеко позади.

Но невозможно не заметить существенного недостатка экономической свободы в стране. Тот же Ли Куан Ю давал заметно меньше политических свобод, нежели даже у нас в настоящее время. Но он с лихвой компенсировал эту недостачу почти абсолютными экономическими свободами.

Есть такая максима: «Власть – это нужные слова, произнесенные в нужное время». В этом смысле очень интересно проследить, что произносят наши властные головы. Видно невооруженным глазом, что подавляющее большинство этих «голов» подвергает свои слова сверхцензуре. Это понятно, ведь главная их цель – сохраниться самим, в смысле сохранения своего места под солнцем.

Некоторых либералов от экономики мы жестко критикуем ниже в разделе о «рыжем кардинале». Но либерал либералу рознь. Мы не боремся с либерализмом как таковым. Давайте определим позицию. Если социализм – пусть это будет реальный социализм, если либерализм – пусть это будет реальный либерализм во всей полноте. А не прикрытие для воровской малины, как для некоторых коммунистов, в одночасье ставших антикоммунистами.

И в этом смысле мы с большой симпатией воспринимаем усилия яркого представителя либерального крыла, который не отсиживается «премудрым пискарём» в уютной тине Сбербанка, а изо всех сил старается сохранить в стране реформаторский импульс.

Слова Германа Грефа как на Гайдаровском форуме, так и в школе управления «Сколково» свидетельствуют о его стремлении отрезвить многие наши властные головы, ответственные за состояние экономики: «Мы проиграли конкуренцию, надо честно сказать, оказались в стане стран, которые проигрывают, в стане стран-дауншифтеров. Страны и люди, которые сумели вовремя адаптироваться и проинвестировать в это – они победители сегодня. Страны, которые не успели адаптировать собственные экономики, всю социальную систему и все институты – они очень сильно будут проигрывать, и разрыв этот будет, к сожалению, больше, чем в ходе прошлой, индустриальной революции. Первое последствие этой самой «четвертой революции» – колоссальный разрыв в доходах между странами-победителями и странами-проигравшими, между людьми, которые сумели адаптироваться к этой ситуации, и не сумели. Что делать? Изменять всю государственную систему. Изменять государственные институты»

В своё время линия Евсея Либермана и Алексея Косыгина вроде бы была услышана, но оппоненты – сусловская партия – её похоронили. А заодно похоронили и страну. Суслов и Брежнев часто ссылались на Ленина. В тяжелую минуту, в момент революционного угара, когда любое отклонение от догм клеймилось «контрой», главный большевик сумел развернуть страну к НЭПу и помог молодому государству выжить. Вспоминается знаменитое высказывание Дэн Сяопина: «Не важно, чёрная кошка или белая кошка, если она может ловить мышей – это хорошая кошка».

Сейчас мы снова стоим перед необходимостью радикального разворота и смены гибельной парадигмы. Аргумент легко найти в записных книжках Ильфа: «Мало любить советскую власть, нужно ещё и работать». Теперь тоже много таких, которые напряжённую работу заменяют зычными патриотическими лозунгами.

Герман Греф вполне мог бы стать в лучшем смысле вестернизатором нашей экономики. Повторяем: не таким вестенизатором, как команда Чубайса, которая отдала страну на разграбление Западу. Как бы парадоксально это ни звучало, Герман Греф относительно Анатолия Чубайса – завзятый «сталинист». Потому как Греф не побоялся назвать точное место в системе координат, в котором оказалась страна. Напрашивающаяся параллель со словами Грефа о «стране-дауншифтере» – признание Генсека в конце июня 1941 года: «Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – всё это про.рали[28]28
  Цитируется по воспоминаниям Микояна.


[Закрыть]».

У Льва Толстого та же мысль звучит так: «Зачем раздражать народ, вспоминать то, что уже прошло? Прошло? Что прошло? Разве может пройти то, чего мы не только не начинали искоренять и лечить, но то, что боимся назвать и по имени. Разве может пройти жестокая болезнь только от того, что мы говорим, что прошло. Оно и не проходит и не пройдёт никогда, и не может пройти, пока мы не признаем себя больными. Для того чтобы излечить болезнь, надо прежде признать ее. А этого-то мы и не делаем…»

Признание признанием, но главное – в другом. Греф предлагает занять достойное место рядом с Западом (не под ним, а именно рядом с ним), опираясь на существенные технологические достижения того же Запада. Ведь то же самое делал Сталин в 30-е годы[29]29
  Правда, в те же 30-е годы «отец народов» делал и много другого, о чём речь пойдёт ниже в главе, посвящённой Мехлису. Ради достижения своих целей Сталин был готов на любые жертвы, особенно из числа личных и классовых врагов. Поэтому здесь оговоримся, что данное сравнение касается только экономического аспекта взаимоотношений СССР и Запада.


[Закрыть]. «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», – заявил Сталин на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 года. Это отставание Генсек ликвидировал с помощью того же Запада, в частности, американских и немецких специалистов, технологий и инвестиций. Важно, что делал он это, не допуская потери суверенитета страны, отвергнув в 1947-м план Маршалла.

СССР в 30-е годы достиг фантастического градиента экономического роста. На сопоставимые цифры удалось выйти только азиатским тиграм. На советские темпы роста Япония и Южная Корея начали выходить лишь с 50-х, Сингапур немного позже, Тайвань с 60-х, Китай с конца 70-х.

Творец сингапурского «экономического» чуда Ли Куан Ю[30]30
  Ли Куан Ю занимал пост Премьер-министра Сингапура с 1959 по 1990 год. Далее цитируются фрагменты из его книги «Из третьего мира – в первый. История Сингапура. 1965–2000».


[Закрыть] писал: «…островное государство-город в Юго-Восточной Азии не смогло бы выжить, если бы пыталось идти обычным путем. Нам следовало предпринять экстраординарные усилия, чтобы стать сплочёнными, твёрдыми и приспосабливающимися к различным обстоятельствам людьми, способными делать всё лучше и дешевле, чем наши соседи, которые хотели обойти нас в качестве посредников в региональной торговле, сделать ненужной нашу роль торговых ворот региона. Мы должны были отличаться от других».

Насколько сильными должны были быть эти отличия? Премьер-министр Сингапура признавался, что уже в первые годы пребывания у власти открыл для себя, что среди тех проблем, которые ему приходилось решать, было очень мало таких, с которыми не сталкивались бы до него другие правительства и не находили бы выход из ситуации. Поэтому Ли Куан Ю взял себе за правило «искать и находить тех, кто уже имел дело со стоявшими перед нами проблемами, изучать, как они работали над их решением и каких результатов добились. Касалось ли это строительства нового аэропорта или изменений в наших методах обучения, я посылал заграницу команду служащих, чтобы изучить опыт тех стран, которые добились в этом деле успеха. Я предпочитал взбираться наверх, опираясь на плечи тех, кто шёл впереди нас». При этом «недостаток ресурсов должен был компенсироваться превосходством в интеллекте, дисциплине и изобретательности».

Тот, кто умеет внимательно читать и осмысливать прочитанное, не найдёт разночтений в призывах Германа Грефа и Ли Куан Ю.

К этим выводам мы пришли не сегодня. Вот фрагмент нашей работы годовой давности:

«Мы не можем не замечать ужасающей недостаточности экономической свободы в стране. Советникам Путина следовало бы учить труды, например, того же Бухарина. Этого автора, в частности, в своё время тщательно изучил Дэн Сяопин.