Текст книги "Авиценна. Канон биохакинга"

Андрей Иванов, Нурали Латыпов
Авиценна
Канон биохакинга

Серия «Доказательно о медицине»

© Иванов А., Латыпов Н., текст

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Светлой памяти выдающегося организатора отечественного здравоохранения члена-корреспондента АМН СССР Бориса Дмитриевича Петрова

980–1057 гг.

В «Обращении Всемирного Совета Мира» было особо подчеркнуто, что вся деятельность Ибн Сины была основана на требованиях Истины и Разума.

У народов мира, говорилось в «Обращении», есть общее достояние, каким являются великие произведения науки, литературы и искусства, сохранившие в течение веков отпечаток гения.

Это культурное наследие для человечества – неиссякаемый источник. Оно позволяет лучшим людям различных эпох узнавать друг друга, улавливать в настоящем связывающую их нить. Оно открывает перед ними перспективы всеобщего согласия и понимания.

Ибн Сина благодаря значению его творчества и трудов принадлежит всему человечеству

Предисловие

Я очень высоко ценю творчество Джозефа Редьярда Киплинга и прочел практически все произведения, которые вышли из-под его пера. И в своем предисловии к книге Андрея Иванова и Нурали Латыпова «Авиценна. Канон биохакинга» хотел бы сразу обозначить очень важный философский посыл этого великого британского мыслителя:

 
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
              и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень Суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
 

(Пер. Е. Полонской)

На мой взгляд, здесь зримо обозначен тезис о противоречиях, несовместимости двух глобальных цивилизационных процессов. Но не менее блестяще дан антитезис о их тождественности, стирающей все границы. В книге «Авиценна. Канон биохакинга» не менее ярко и масштабно показана иллюзорность, условность границ Запада и Востока.

Великий среднеазиатский ученый-энциклопедист Абу Али Ибн Сина становится для Европы Авиценной – мыслителем, который наравне с Галеном создает основы системной медицины. Ведь, наверное, не случайно первый том «Канона врачебной науки» во всех университетах Западной Европы более пятисот лет оставался основным учебником. В нем содержались уникальные знания не только по медицине, но и из таких областей, как психология, экология, этнология, химия и др.

В средние века в Европе авторитет Авиценны был огромен и, несмотря на критику таких гигантов, как Парацельс, к непреходящей мудрости «Канона» врачи обращались вплоть до XX века. Впрочем, надо сказать, что на стороне Авиценны были такие титаны эпохи европейского Ренессанса как Леонардо да Винчи и Микеланджело, который смело бросал в лицо недалеким критикам: «лучше ошибиться, поддерживая Галена и Авиценну, чем быть правым, поддерживая других». И это было не слепое следование за авторитетами далекого прошлого, а глубокое понимание непреходящего значения идей, которые сегодня авторы книги, на мой взгляд, очень точно определили, как истоки биохакинга в медицине.

Важно подчеркнуть, что «Канон биохакинга» – это отнюдь не призыв обмануть природу, украсть время сверх дарованного, но, нивелируя пороки нашей социальной жизни, получить это же дополнительное время как дар, как награду за умение вести диалог с природой.

Безусловная заслуга авторов этой книги в расширенном прочтении идеи биохакинга, сделанного с позиций авиценнологии, которая родилась как самостоятельное научное направление в научной школе выдающегося советского организатора здравоохранения и историка медицины, доктора медицинских наук, члена-корреспондента АМН СССР Бориса Дмитриевича Петрова (1904–1990).

Андрей Иванов и Нурали Латыпов – творческий союз ученых, в котором Восток и Запад сошлись в «равном понимании» того, что «нет Востока, и Запада нет», когда читаешь труды Авиценны, когда Б. Д. Петров говорит о профилактической медицине, которую, возглавляя многие годы Отдел здравоохранения ЦК ВКП(б), воплощал в жизнь как мечту о «здоровье для всех» (кстати любимое определение ВОЗ).

Убежден, что Андрей Иванов с его особым даром находить в, казалось бы, обычных вещах нечто новое, нечто, что лежит в глубинах информационных потоков, нашел в Б. Д. Петрове методолога, научившего его технологиям работы с глубинной информацией. На мой взгляд, это очень важное качество для руководителя, для организатора: находить пути решения не в поверхностном слое информации, а понимать скрытые смыслы, тенденции – все то, что позволяет получать реальный результат как в науке, так и в организации здравоохранения.

Андрея Иванова, автора более 70 научных работ, заслуженного работника здравоохранения Российской Федерации, доктора фармацевтических наук, профессора кафедры организации и управления в сфере обращения лекарственных средств Первого Московского государственного медицинского университета им. И. М. Сеченова, академика РАЕН, сегодня с полной уверенностью можно отнести к продолжателям лучших традиций в области организации здравоохранения в нашей стране. При этом Иванова отличает редкая способность к расширенному мышлению в медицине, умение переплавлять исторический опыт в современные инновации, соединять, как учил Б. Д. Петров, казалось бы, несоединимое: идеи профилактической медицины в «Каноне врачебной науки» и современные инновации в сфере моделирования здорового образа жизни, и в частности идеи биохакинга.

Я много лет знаю Андрея Иванова и хочу особо отметить, что его книга, написанная в соавторстве с Нурали Латыповым, – это новая веха в его научной биографии, новая ступень осмысления идей, которые позволят нам сегодня формировать более эффективные методики и подходы в области профилактической медицины, находить новые решения в области организации здравоохранения, создания рабочих моделей формирования здорового образа жизни и активного долголетия.

Полагаю, что Б. Д. Петров был бы горд, что из молодого пытливого исследователя Андрей Иванов вырос в зрелого талантливого ученого и нестандартно мыслящего организатора здравоохранения, способного эффективно решать самые сложные задачи, проводить в жизнь идеи опережающего развития. Достаточно сказать, что столь глубоко и исчерпывающе раскрытые в данной книге исторические истоки биохакинга – хороший пример универсального мышления профессора Андрея Ивановича Иванова.

Нурали Латыпова я знаю тоже давно, но заочно, как и десятки миллионов людей в нашей стране и за рубежом, как первого обладателя «Хрустальной совы» – приза популярной телепередачи «Что? Где? Когда?». Телевизионный образ задумчивого, немногословного восточного мудреца очень способствовал популярности Латыпова. Но за всей этой телевизионной мишурой, словно в параллельной Вселенной, жил и работал серьезный ученый нейробиолог, методолог и уже в те годы натурфилософ, с античным понимаем природы вещей. Автор 15 популярных книг, Латыпов воспринимал Б. Д. Петрова как легенду, соратника Н. А. Семашко, одного из немногих комсомольских вожаков, кто осмелился прийти на игнорируемую властями выставку Владимира Маяковского (посвященную 20-летию творчества поэта). Петров много лет дружил с Игорем Ильинским, воевал вместе с создателем военной и радиационной гигиены, академиком АМН СССР Федором Кротковым. Публицистические раздумья о жизни и творчестве Б. Д. Петрова заслуживают особого, я бы сказал, художественного повествования.

И я надеюсь, что научный редактор этой книги, доктор медицинских наук, профессор истории, переводчик лирической и дидактической поэзии Авиценны, Владимир Исхаков восполнит этот пробел, как это он отчасти сделал в своем Предисловии научного редактора, с любовью и теплотой описав свое ученичество в научной школе Б. Д. Петрова.

Интересное свойство научных школ – они могут долгие годы пребывать в «информационном анабиозе». Забывают основателя, уровень инноваций падает до среднестатического, члены научного коллектива словно растворяются во времени. Но! В какой-то момент происходит интеллектуальная флуктуация, и в различных уголках планеты разбросанные по всему миру последователи традиций исчезнувшей научной школы объединятся, чтобы продолжить дело учителя. И тогда на свет появляются такие редкие по своей глубине и оригинальности фундаментальные исследования, как «Авиценна. Канон биохакинга».

С. П. Миронов,

профессор, доктор медицинских наук, академик РАН, заслуженный врач РФ, лауреат премии Правительства РФ

Предисловие научного редактора
Биохакинг и авиценноведение

Арабская пословица гласит: «Когда ты говоришь, слова твои должны быть лучше молчания». В 1990 году ушел из жизни один из главных творцов авиценноведения – профессор Б. Д. Петров и наступило «время молчания – «белого шума» в области, где тысячи ученых из всех стран мира пытались осмыслить медицинское наследие среднеазиатского мыслителя Абу Али Ибн Сины, известного во всем мире как Авиценна.

И вот спустя почти 30 лет на моем столе лежит книга, каждая страница которой нарушает это молчание, книга, в которой застывшее в своем развитии авиценноведение обретает новые смыслы и динамику идейного наполнения. Впервые исторический опыт и современная медицинская наука обретают единую интеллектуальную платформу, в основе которой синтез идей авиценноведения и биохакинга.

Биохакинг авторы рассматривают прежде всего как попытку еще в далеком прошлом создать «комплексные методики с системным подходом, которые подразумевают коррекцию питания, физической активности, психического здоровья и профилактики болезней для достижения высокой продуктивности, сокращения риска развития различных заболеваний и повышения продолжительности жизни». И это отнюдь не дань модернизации истории или стремление выдать желаемое за действительное. Так, в духе биохакинга, мыслил Гиппократ (гуморальная патология), так мыслил Цельс (медицина, лечащая образом жизни), так мыслил Авиценна (системная медицина здорового образа жизни).

Следует отметить, что «биохакинг» – это новый термин, концентрирующий в себе все устремления человечества в области предупредительной медицины, имеющий, впрочем, одну особенность. В него, помимо поиска путей продления жизни, заложена идея взлома, стремление не только найти, но и проникнуть, как говорили на Востоке, в «тайну тайн» природы. Закономерно, что в наше время торжества IT-технологий этот термин придумал айтишник Сергей Фаге[1]1
  Сергей Фаге – классический пассионарий, учился в Корнелльском университете, недоучился в Стэнфордской бизнес-школе, основал несколько технологических компаний: TokBox – ведущую инфраструктурную компанию для b2b-видеокоммуникаций (куп-лена Telefonica); новую и пока что секретную ИИ-компанию в Кремниевой долине.


[Закрыть].

Думаю, в будущем этот термин позволит исследователям обосновать многие смелые эксперименты с живой материей, ее «паролями», которые будут пытаться взламывать или обходить. Впрочем, уже сегодня под биохакингом подразумевается коррекция генетических особенностей, различных метаболических рисков и возможность «точечно управлять своей биохимией».

Биохакинг, как любое новшество, испытывает довольно сильное парадигмальное сопротивление, и не только со стороны представителей науки, но и околонаучных знатоков того, «что такое хорошо, и что такое плохо». В этой связи фундаментальное исследование Андрея Иванова и Нурали Латыпова является очень важным шагом от постановки проблемы биохакинга, как универсальной методики, до формирования новой парадигмы научных знаний, которая базируется не столько на достижениях современной науки, сколько является следствием длительного процесса синтеза задач медицины и идей здорового образа жизни.

Важно особо отметить, что в центре исследования Андрея Иванова и Нурали Латыпов – труды крупнейшего врача-энциклопедиста Авиценны, в которых нашли свое завершающее системное осмысление идеи биохакинга величайших мыслителей древности Пифагора, Гиппократа, Алкмеона Кротонского, Асклепия, Галена, Авла Корнелия Цельса и др.

Начиная с необычного подхода к пониманию главных смыслов науки о здоровье и долголетии и кончая новым, более профессиональным, с медицинской точки зрения прочтением «Канона врачебной науки», эта книга открывает читателю новые горизонты познания природы человека, его способности к неизмеримо долгой и активной жизни.

Уходя в историю биохакинга, авторы находят в «Каноне врачебной науки» точку опоры, которая во времени разрастается до целого пространства – авиценноведения. Не будет преувеличением сказать, что без авиценноведения сегодня было бы сложно говорить о истории биохакинга и его истоках на страницах трудов Гиппократа, Галена, Авла Корнелия Цельса, Абу Бакра Рази – всех тех, кто создавал знание о человеке и его здоровье, чтобы в системной обработке они стали «Каноном».

Поэтому, предваряя эту книгу, нельзя не обратиться к авиценноведению, с которого началась дорога, приведшая всех нас – авторов и научного редактора этой книги – к идее расширения рамок привычных явлений, к поиску новых смыслов на стыке прошлого и будущего, «медицины, лечащей образом жизни» и биохакинга.

I

Авиценноведение возникло на стыке востоковедения и истории медицины, став одним из главных достижений научной школы члена-корреспондента АМН СССР Б. Д. Петрова (1904–1990).

Научная школа Б. Д. Петрова возникла в Москве на основе отдела истории медицины ВНИИ социальной гигиены и организации здравоохранения им. Н. А. Семашко (ныне Национальный НИИ общественного здоровья РАН). Можно без преувеличения сказать, что по сути это был научно-методический центр истории медицины мирового значения. В отделе, пока я там работал, стажировались ученые из Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Испании.

Петров был не только автором расширенного введения к «Канону врачебной науки», вышедшего на русском языке в 1952 году (это была ключевая Первая книга «Канона»), но и, вместе с академиком АМН СССР В. Н. Терновским, медицинским редактором текста всех пяти томов.

В своих историко-медицинских работах Петров поднимает профилактические идеи Авиценны на небывалую для исторического опыта высоту, убедительно показывая их непреходящее значение для современной теории медицины. Из его исканий в этой области, собственно, и рождается научное направление, которое мы называем авиценноведение. В интерпретации Петрова, авиценноведение – это не пересказ, не привычная констатация очевидных фактов, а творческий диалог на расстоянии в тысячелетие, осмысление наследия Авиценны через свое собственное ви́дение проблем здоровья.

Поэтому представляется вполне закономерным, что в книге «Ибн Сина (Авиценна). 980–1037», вышедшей к 1000-летнему юбилею Авиценны в 1980 году, раздел, посвященный гигиеническим воззрениям Авиценны, Борис Дмитриевич называет «Здоровье здоровых» – своим, в сущности, современным определением, в духе программ «Здоровье для всех» и иных подобных начинаний Всемирной организации здравоохранения.

По сути, это был первый шаг к осмыслению того, что Авиценна создал как конструкцию образа жизни, несущей в себе системный подход к достижению оптимального уровня здоровья и долголетия. Не знаю, согласился бы Борис Дмитриевич с идеей биохакинга как основы творчества всех великих врачей античности и Средневековья, но как рабочую гипотезу безусловно принял бы к обсуждению.

II

Недалеко от Садового кольца на улице Обуха был старинный особняк, когда-то принадлежавший знаменитому «производителю швейных машинок» Зингеру. Я впервые переступил его порог в 1979 году. Тогда я еще не понимал, что переступаю порог крупнейшей научной школы XX века.

О значении научных школ существует обширная литература, но ничего подобного школе Петрова мне встречать не доводилось. Прежде всего, там незримо присутствовал Авиценна. Когда я приступил к работе в Москве, Петров сказал: «Сударь, если вы хотите писать об Авиценне, научитесь сначала мыслить, как он. Начните с изучения «Метафизики» Аристотеля, расширьте свои знания в области античной философии, особенно логики, изучите глубоко Коран, станьте своим в той эпохе, где довелось жить и работать Авиценне, дышите ее поэзией, сказками, легендами. Словом, погружайтесь в его мир, учитесь работать, как он работал, думать, как он думал. Научитесь чувствовать его плечо рядом, словно он здесь в отделе, сидит за соседним с вами столом».

Вторым этапом моего пути навстречу Авиценне были научные статьи, каждую из которых я буквально защищал как диссертацию. На столе у Петрова всегда лежал большой красный карандаш. Когда я ему приносил свой очередной опус, он протягивал мне карандаш и говорил одну и ту же фразу, от которой у меня буквально начинали дрожать руки: «Вот Вам красный карандаш, сударь, будьте любезны подчеркнуть только свои мысли, чужие, как вы понимаете, меня не интересуют». Постепенно я все уверенней держал красный карандаш, подчеркивая под одобрительным взглядом Петрова целые страницы.

Однажды на Конгрессе по истории медицины, проходившем в Риме, куда Петров привез сигнальный экземпляр первой книги «Канона», проводился блиц-опрос участников на тему, что самое главное в работе историка. Петров ответил, не задумываясь: «Умение восхищаться, ибо равнодушный флегматичный историк годится только на то, чтобы идти продавать пиво».

Еще один принцип Петрова: «Если научный работник не в состоянии уложится в пять минут, докладывая вопрос любой степени сложности, – это не научный работник, а …» и далее опять шли рассуждения о пиве и необходимости кому-нибудь его продавать.

«Вы зачем сюда приехали, сударь? – спрашивал он раздраженно, если я вдруг чего-нибудь не успевал. – Работать? Ну так деньги на бочку!» Он не уставал мне повторять: ищите логические связи там, где их нет, и, казалось, быть не может, учитесь выстраивать такие логические цепочки, чтобы как бы «поженить рязанскую козу на Московском Кремле».

Если Максвелл разделял ученых в соответствии с особенностями чувственного восприятия научных понятий и проблем, Оствальд – по скорости умственных процессов, Пуанкаре – по преимуществу в мышлении ученого интуитивного или логического начала, то Петров требовал от меня максимального освоения всех типов научного мышления. «Иначе, зачем все это? – говорил он с нескрываемой грустью. – Если вы не сможете решить поставленную задачу – научиться жить в мире идей Авиценны, останется рутина, мышиная возня вокруг «плановых» тем». Он снимал с руки часы, зажимал в ладони и высоко поднимал их над головой. «Смотрите, сударь, – обращался он ко мне, – у меня совсем не осталось времени, а вы еще позволяете себе опаздывать на целых три минуты!»

Школа Петрова имела свое измерение в пространстве науки, и все, кто находился в этом измерении, были частью некой тонкой интеллектуальной игры, которая определяла границы этого необыкновенного научного сообщества, где имелись свои «генераторы идей», «критики» и «эрудиты», блестяще демонстрирующие различные стили научного мышления. И. В. Венгрова, М. И. Яровинский, В. Я. Базанов, М. Б. Мирский, Е. И. Лотова, Х. И. Идельчик, Е. И. Данилишина, Т. Н. Исхакова – талантливые ученые, которые делали историю медицины открытой интеллектуальной системой, где Авиценна присутствовал настолько органично, зримо, что мне порой казалось, будто он действительно находится где-то рядом.

Открытость школы Б. Д. Петрова давала возможность многим из молодых ученых находиться в сфере ее влияния, и здесь когда-то пересеклись наши пути с авторами этой книги.

Андрей Иванов, в то время выпускник Первого Московского государственного медицинского университета им. И. М. Сеченова, был нацелен на изучение научно-методологических основ профилактической медицины. Важно отметить, что уже в то время он демонстрировал нестандартные подходы к многим вопросам организации здравоохранения, искал пути их решения в методологических инновациях кибернетики, что меня – как приверженца «ослабленных математических решений» – не могло не радовать.

Б. Д. Петров был для него не просто учителем, но живой легендой, соратником Н. А. Семашко. Профилактическая медицина – результат многолетней работы этих выдающихся организаторов здравоохранения: наркома Н. А. Семашко и заведующего Отделом здравоохранения ЦК ВКП(б) Б. Д. Петрова.

Надо сказать, что в период нашего общения Иванов проявил себя как яркая целеустремленная личность. Ныне Андрей Иванович Иванов – доктор фармацевтических наук, профессор кафедры организации и управления в сфере обращения лекарственных средств Первого Московского государственного медицинского университета им. И. М. Сеченова, проходя по гулким коридором альма-матер, возможно ловит себя на мысли, что когда-то по ним ходил Б. Д. Петров (в 1948–1953 годы директор Первого Московского государственного медицинского института им. И. М. Сеченова). Кстати, именно тогда, будучи директором, Б. Д. Петров инициировал работу по изучению наследия Авиценны в нашей стране, и главный герой этой книги – Авиценна – оказался в XX веке как информационный поток и как образ величайшего врача-философа.

Тот факт, что организация фармацевтической деятельности стала главным предметом научных интересов и достижений Андрея Ивановича, говорит лишь о том, что в пространстве авиценноведения он нашел свой собственный путь. В приложении к этой книге, помимо основных разделов I тома «Канона врачебной науки», содержится уникальный раздел – синтез трудов аль-Бируни и Авиценны – «Фармакогнозия».

Все взаимосвязано в мире творческих исканий.

Нурали Латыпов – друг моей молодости, человек бесконечного множества талантов и редкого душевного склада. Философ, нейрокибернетик, нейробиолог, писатель (лауреат литературной премии «Золотой теленок»), политолог, блестящий аналитик, эрудит (обладатель первой в истории клуба «Что? Где? Когда?» «Хрустальной Совы»), яркий самобытный художник (12-кратный обладатель Гран-при международных выставок карикатур). Иногда мне кажется, что он вообще не из нашего времени. Такой человек, скорее, мог писать свои трактаты где-нибудь в Бухарской библиотеке X века, обмениваясь с Авиценной своими восторгами по поводу Платона или Аристотеля. Впрочем, и в нашем времени Латыпов нашел дорогу к легендарному земляку (Авиценна и Нурали Латыпов родом из Среднеазиатского Междуречья). Отдел истории медицины и советского здравоохранения ВНИИ им. Н. А. Семашко, возглавляемый Б. Д. Петровым, стал для него неким прообразом Бухарской библиотеки, где присутствие информационного потока по имени Авиценна было столь ощутимо, что казалось, будто он где-то рядом.

Точно так же и братья Нурали и Нурахмед[2]2
  Нурахмед Латыпов – младший брат Нурали Латыпова. Судьба распорядилась так, что последние 20 лет Нурахмед Латыпов живет и работает в Нью-Йорке. Таковы горизонты его творчества – «от Москвы до Нью-Йорка». И, наверное, не будет преувеличением сказать, что главные чудеса нас ждут там, где пролегла дорога творческих инноваций Нурахмеда Латыпова. Ровно 25 лет назад Нурахмед Латыпов создал и запатентовал свою первую компьютерную игру, лицензию на которую тут же приобрела Microsoft. Важно особо отметить, что именно Нурахмед Латыпов первым изобрел способ полного погружения в виртуальную реальность.
  Трудно не задаться вопросом, почему лауреат двух Гран-при и десятка золотых медалей технологических выставок в Париже и Брюсселе, обладатель десятков патентов в области высоких технологий, в том числе 8 патентов США, до сих пор ждет своего «звездного часа».


[Закрыть] Латыповы были всегда рядом, время от времени погружаясь в творческую суету школы Петрова. Мы дружили, работали, спорили, и Авиценна был в центре нашего интеллектуального общения, где непременно присутствовало его любимое вино, поэзия, музыка, и, конечно, натурфилософия с легким налетом метафизики.

Это было замечательное время, когда празднование 1000-летия Авиценны по Солнечному календарю вызвало к жизни огромное количество исследований его творчества.

Появились по-настоящему глубокие оригинальные работы, среди которых монография узбекского ученого В. К. Джумаева «Хирургия Абу Али Ибн Сины» (1979) и немецкая интерпретация разделов «Канона» по гигиене детства E. Kahle «Avicenna Uber Kinderkrankheiten Im Kinderregimen Seinem Qanun» (1979). Это замечательные примеры академической науки, бесконечно далекие от «белого шума» юбилейных статей.

Однако законы коллективного бессознательного таковы, что то знание, которое не находит путей реализации в практике жизни, постепенно превращается в «белый шум». В эпоху Западноевропейского Ренессанса «Канон врачебной науки» был востребован, прослужив практической медицине почти 500 лет.

Авиценноведение было обречено застрять в развитии, потому что не могло себе позволить интуитивную метафизику, смелые инновации расширенного мышления, новые технологии прочтения «Канона», который в переводе востоковедов выглядел как нелепый подстрочник.

Но медицинская наука XXI века все же находит новые ответы, вопрошая природу на языке высоких технологий, обращаясь к медицинскому опыту прошлого с помощью новых инструментов мышления, среди которых биохакингу принадлежит особое место.

И в этой связи надо сказать, что находить в прошлом идеи, способные служить будущему, – одна из самых непростых задач, которая без преувеличения блестяще решена авторами книги «Авиценна. Истоки биохакинга в медицине».

Присутствие контуров древнего знания в размышлениях врачей последних столетий не случайность, а закономерность развития. Поверхностная информация позволяет нам идти вслед за Парацельсом, категорически отрицая медицину Галена и Авиценны. Глубинная информация позволяет увидеть иную тенденцию развития, которая заключается в накоплении медицинского опыта в конструкции времени.

Идеи прошлого, синтезируясь с современным технологическим мышлением, способны реально детерминировать развитие медицины настоящего и ближайшего будущего, поскольку в них с особой силой проявляется способность к расширению науки, оказавшейся в тупике из-за узкой специализации.

III

О нашей совместной работе с авторами этой книги по реконструкции отдельных фрагментов текста «Канона врачебной науки» надо сказать особо. Естественно, мы не первые, кто пытается дать свое прочтение этого легендарного труда.

Достаточно сказать, что с началом книгопечатания в Европе «Канон» был в числе первых печатных книг, по числу изданий соперничая с Библией. Полный латинский текст «Канона» был издан в 1473 году и, что заслуживает особого внимания, в 1593 году в типографии Медичи был издан его арабский первоисточник. Примечательно, что это произошло в Вечном городе – Риме, который в 164 году покорил своей мудростью 34-летний Гален.

«Канон» стал одним из тех «сигналов» развития, которого так сильно ждали, что только во второй половине XV века он был издан шестнадцать раз на латинском языке и даже один раз на иврите. Как было подсчитано историками медицины, всего в эпоху Ренессанса этот загадочный труд был полностью издан сорок раз и бесчисленное множество раз в виде фрагментов, отдельных трактов, наставлений.

Самый полный перевод «Канона» на латинский язык принадлежит Племию. Его издали в университетском городе Лувене в 1658 году, где этот труд особенно ждали и ценили. Известно, что «Канон» преподавался практически во всех университетах Западной Европы, но в Лувене и, пожалуй, еще в Монпелье до второй половины XVII века включительно «Канон» являлся основным руководством, по которому велось преподавание медицины.

Согласно ощущениям Мандельштама, поэзии Данте свойственны все виды энергии, известные современной науке. Единство света, звука и материи составляют ее внутреннюю природу. «Канон врачебной науки» сугубо научное произведение, но его формообразование, так же как у Данте, играет важнейшую роль в раскрытии смысла, той глубинной информации, которую сегодня так ценят в науке. Подобно Данте знаменитый гость его Inferno Авиценна мог сказать:

 
Я выжал бы сок из моего представления, из моей концепции
 

(inf., XXXII, 4)

Форма подачи материала в «Каноне» напоминает систему пчелиных сот, где каждый фрагмент – это законченная часть целого. Было важно сохранить эту форму, реконструируя его как нечто цельное.

Работая над этим, мы с авторами исходили из того, что синтаксис арабского языка относят к типу «свободных» в том смысле, что ему неведом обязательный, жестко закрепленный порядок слов, как, скажем, в немецком языке. Синтетический характер арабского слова, морфологическая выраженность категориальных признаков падежа, рода, числа и состояния обеспечивают ему независимость от занимаемого им места.

Если слово в тюркских языках сравнивают с железнодорожным составом, где неизменный корень подобен локомотиву, который «тащит» за собой последовательно присоединенные к нему аффиксы – «вагоны», если в русском языке слово состоит из не очень устойчивого корня, который обрастает с обоих концов приставками, суффиксами и окончаниями, то арабское слово зиждется на прочном каркасе, который наполняется и разбухает изнутри и лишь немного удлиняется с обоих концов[3]3
  Халидов А. Б. Арабский язык. – В кн.: Очерки истории арабской культуры (V–XV вв.). – М., 1892, с. 26–28.


[Закрыть].

Говоря языком Мандельштама, любое слово в арабском языке является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку. Исходя из этой особенности, можно без ущерба для текста первоисточника импровизировать, строя новые словосочетания там, где подстрочный перевод буквально калечит форму излагаемой мысли, извращая тем самым и саму суть сказанного. Это не просто модернизация текста в духе 70-х годов прошлого века и введение массы ненужных современных слов для якобы более глубокой передачи смысла, а интерпретация, включение интеллектуальных технологий работы как с каждым словом в отдельности, так и со всем текстом сразу.

Естественно, это в первую очередь сугубо творческий процесс. Иной раз одна деталь, один образ, мимолетное слово, не поддающееся рациональному прочтению, может сказать переводчику очень многое, в особенности когда полет фантазии сопровождается солидным научным обоснованием[4]4
  Карцев В. П. Социальная психология науки и проблемы историко-научных исследований. – М., 1984, с. 110.


[Закрыть]. Ибо так уж устроено, считал Томас Манн, что дух повествования – это дух, свободный до отвлеченности, и средством его является язык, как таковой, сам язык, сам Абсолют, не желающий знать никаких наречий и местных языковых божеств.

Определив перевод «Канона» на русский язык, сделанный в середине 70-х годов прошлого века, как подстрочник, иначе говоря, как добросовестно выстроенный материал для будущей творческой работы, авторы тем самым не умаляют его значения для истории. Напротив, в этом проявляется истинный смысл этого гигантского литературного труда, который позволяет сегодня идти дальше. Идти навстречу Авиценне, имея более миллиона переведенных слов, которые, подобно драгоценным камням, требуют огранки и помещения в пространство расширенной науки.

То, что «Канон» сегодня наполнен параграфами, видимо, тоже дань модернизации. Авиценна, как и его предшественник Гален, старался наставлять читателя отдельными монологами «на тему». В начале каждого монолога он часто персонифицирует свое обращение, опять же в духе Галена, любившего этот способ подачи материала: «Слушай же со вниманием эту мою беседу, в которой я стараюсь истолковать неслыханный и трудно доказуемый факт»[5]5
  Гален К. О назначении частей человеческого тела. – М., 1971, с. 278.


[Закрыть].

Поэтому в работе по реконструкции «Канона» было принято решение отказаться от параграфов и воссоздать структуру на основе характера изложения, выбранного когда-то Авиценной согласно традиции своего времени. Тем же путем был создан общий орнамент как структура повествования на основе наставлений, объединенных в трактаты, а не разделы, как это принято в переводе «Канона» 1981 года.

В своем труде Авиценна часто упоминает популярное в его научном окружении слово «трактат», часто используя его в «Каноне» просто как глагол «трактую». Вместе с тем слово «трактую» в формообразовании подачи материала в «Каноне» представляется более чем глаголом, поскольку в научном творчестве Авиценны трактат – это всегда самостоятельная тема исследования. И действительно, «разделы», выделенные в «Каноне», – это всегда попытка решения конкретной проблемы, некое самостоятельное исследование в общей системе «пчелиных сот».