Текст книги "Заметенные снегом"

Кайсар сдержал угрозу и, едва сойдя с подножки джипа, накинулся на друга.

– Ты что, блин, девок одних отправил за нами? Не подумал, что я за вами поеду, не дождавшись? Ты за кого меня принимаешь?!

– Да успокойся, ты, Кайсик, нормально же всё.

Услышав эти слова, буровик взвился, как сорвавшееся с инструмента долото.

– Нормально?! А про волков ты не подумал? Я чудом их от смерти спас! Если бы не Стёпкино ружьё, капец бы им, понял?!

Алтай остолбенел.

– Да ну, на фиг, какие ещё волки? Никогда не слышал, чтоб на людей они нападали.

– Многого ты ещё не слышал, Алтай, – угрожающим тоном протянул Кайсар.

Салима невольно улыбнулась. Кого-кого, а прожжённого буровика она никогда не представляла в роли своего защитника.

Алтай же присмирел, опустил голову и тупо ворошил веткой костёр. В центр шины они успели накидать веток, которые высохли от жара и ярко пылали. Картина со стороны выглядела фантасмагорической. На пустынной дороге друг против друга стоят два чёрных джипа, рядом пылает огонь, и едкий дым обволакивает группу людей, выясняющих между собой отношения.

Между тем Карина, послушав пикировку двух мужчин, устало побрела к джипу и села на прежнее место. Ричард с Максатом, по-прежнему нянчившим свою руку, тоже поспешили забраться в прогревшийся салон. Да и Салима последовала их примеру. Возле горящей шины остались лишь Алтай и Кайсар, размахивающие руками. Затем буровик плюнул в дымящийся костёр и уселся в джип. Тушить костёр пришлось одному обиженному Алтаю. Остальные молча смотрели, как тот лопаткой закидывает снег в чёрно-жёлтое пламя…

Назад ехали молча. Алтай несколько раз оборачивался назад, не разгорелся ли опять костёр, но скоро и сгоревшая шина, и нелепо взгромоздившийся на высокий сугроб джип остались позади. Завтра дойдёт и до него очередь, а пока все устали и даже не стали выгружать из салона вещи. Потом, всё потом…

Глава 9. Как Кайсар выходил из депрессии во время пандемии

В слишком здоровом теле помещается слишком мало духа.

Альфред Конар

Салима, действительно, как и все, вымоталась за прошедший день. Столько всего произошло, но встреча с волками ошарашила её фактом близости человека к смерти. Дамоклов меч висит над всеми людьми, и, рано или поздно, он обрывается. Дай только Аллах, чтоб случилось это в положенное время и спокойной обстановке, а не вот так – под клыками оголодавших зверей.

Кайсар молча вёл джип уже проторённой дорогой, стараясь попасть в свои же следы. Он рассеянно слушал музыку с флэшки.

«Ақ көйлек киген, көк киген

Құрбыларым да бар,

Бақдәулет деген, Нұрдәулет деген

Класстастарым да бар.

Ақ пакетпенен көк пакетпенен сарқыттарым да бар,

Ал, ағайындар, бітті, сау болыңдар!»

Но весёлая песня, поднимающая настроение людям во всём мире, сейчас не встречала ни малейшего отклика. Все сидели понуро. Карина тупо глядела в боковое окно, следя, как мелькают за ним вечнозелёные деревья. Салима сидела за спиной Кайсара, нажимавшего какие-то кнопки на огромном дисплее джипа. Рядом устроился Ричард. Чтоб проникнуть на третий ряд, потребовалась небольшая процедура по откидыванию сиденья второго ряда. Туда они пропустили отца с сыном.

Автомобиль вообще поражал роскошью девушку: отделка кожей, алюминиевые и лакированные деревянные вставки на дверях и панелях, великолепная акустика, надписи с названием авто на порогах. Кайсар одной рукой управлял тонким рулём, обтянутым кожей, опять же с деревянными вставками, где имелось даже голосовое управление. Присутствовал и четырёхзонный климат-контроль. Удивляло обилие кнопок возле рычага переключения передач и на передней панели. Под огромным подлокотником располагался бардачок с кнопочкой для охлаждения напитков. Естественно, не в такую погоду, как сейчас.

Салима невольно передёрнула плечами, ещё раз представив, как они лежат с Кариной в кровавом снегу, а крепкие волчьи челюсти рвут их на части. Она инстинктивно даже увеличила на панели перед собой температуру, так зябко стало ей от подобных мыслей. Обдув пошёл не только спереди, но ещё откуда-то сверху.

Дорога по-прежнему вилась между двух высоких снежных обочин, за которыми скрывались мохнатые медведи, не сумевшие залечь в спячку, и голодные злые волки. Смешанный лес постепенно переходил в укутанный снегом зелёный еловник, а затем и в кедровник, откуда, собственно, и пошло названия то ли села, то ли деревни. Как раньше говорили: есть церковь, значит, село, нет церкви – деревня. Но всё-таки Кедровое считалось селом, даже несмотря на отсутствие церкви.

Они миновали небольшой мостик, под которым под снегом скрывалась небольшая речка.

– Вот здесь, с этих маленьких ручейков и речек, и начинаются наши большие реки, – заметил Кайсар.

Видно было, что тема природы его трогает. Он много бурил в Казахстане и за рубежом: в Ираке, в Венесуэле, в Таиландском заливе и в других странах. Кусали его комары и москиты, жалили змеи и скорпионы, страдал от жажды и работал в респираторе на скважинах с повышенным содержанием сероводорода. Прошёл, как говорится, огонь, воду и медные трубы.

Салима уже не думала о Кайсаре иначе как о своём спасителе, кем он и в самом деле являлся. Теперь ей нравилось в нём всё: и словно высеченное из гранита лицо, и всегда весёлый нрав, ну, кроме сегодняшнего случая, когда тот вышел из себя от выходки Алтая, словом, не зря красивая Роберта остановила свой взор на жизнерадостном буровике. А может, и наоборот, – это он на ней остановил…

Внезапно лес, что тянулся по бокам дороги, закончился, и они вылетели на пустое пространство, утопавшее в белоснежном снегу.

Кедровое располагалось недалеко от гор Ивановского Кряжа. Весной здесь, видимо, особенно красиво: благоухают цветы, распускаются почки берёз, тополей да вязов. В деревне и обитали непонятные для Салимы староверы. Алтай говорил, что староверы уже не те, нет того строго патриархального уклада, фанатичной набожности и следования заветам старины. Всё-таки мирское влияние достаточно энергично воздействовало на адептов старообрядчества. Однако, в целом, они, конечно, отличались от обычных деревенских жителей. Только чем?

На вскидку здесь имелось около сотни дворов. Хозяева старались держать их в исправном состоянии, но на окраине Салима заметила домик с дырами в шифере, покрывающем островерхую крышу. Ограда покосилась, три-четыре доски слетели с перекладин, и, валялись, по всей видимости, глубоко под снегом. Одну же доску то ли ветер, то ли залётный Михаил Потапович сдвинул напрочь, но не до конца. Так и осталась она висеть косо, под углом в сорок пять градусов, словно медведь решил устроить для детей Кедрового урок геометрии по биссектрисе угла. Вряд ли таких детишек много: молодёжь уезжает в город за лучшей жизнью, так что и этот домик постигла печальная судьба. Даже берёзу, что росла перед изгородью, разломило надвое то ли молнией, то ли сыростью. А, нет, молодёжь здесь всё-таки есть: имелся турник, перекладиной коего служил обыкновенный чёрный лом, используемый для разбивания льда или камней.

Они двигались по центральной улице села мимо старинных домиков с такими же старинными оградами. Некоторые палисадники словно набиты деревьями, и они вырываются наружу, прикрывая стволами окна. Село лежало у подножья гор, похожих на крупные куски капусты, изрубленной ретивой хозяйкой.

Зимой все огороды находились под толстым слоем снега, домашний скот загнали в сараи и кормили душистым сеном и дорогим комбикормом. В погребах наверняка можно найти банки с различными соленьями и вареньями, это уже к бабке не ходи. Из труб уютно вырывался дым. Здесь он не казался каким-то вредным и экологически опасным, а, наоборот, домашним, признаком человеческого жилья.

Кайсар остановился у большого дома с двумя печными трубами. Забор выглядел добротно, сколоченный из островерхих досок, дабы задумавшему неладное человеку или серому волку создать массу неудобств при преодолении препятствия. Дверь в воротах смотрелась внушительно: она даже имела над собой навес, собранный из широких коротких досок. На ней хозяин краской вывел число «20», по всей видимости, номер своего жилища. Хоть и крепкими выглядели ворота, дом и ограда, но содержать их стоило больших усилий. Слишком сурова здесь стихия: зимой – снегопады, летом – проливные дожди, а ещё – пронизывающий ветер, не разбирающий, человек перед тобой, дерево или тщательно выстроенный дом. Он безжалостно сметает всё слабо стоящее на ногах или плохо закреплённое.

Справа от калитки Салима увидела деревянный щит на двух опорах, опять же сколоченный из пяти-шести досок разной толщины. С какой целью его здесь установили, для девушки осталось загадкой. Может, здесь живёт староста общины и он развешивает на нём объявления об очередном собрании? Возможно, и так.

Кайсар заглушил двигатель, и они по очереди прошли во двор. Дом с этой стороны не имел ни одного окна, зато имелась пристройка в виде открытой веранды, сейчас занесённой снегом. Здесь хорошо сидеть летом у самовара и пить чай с малиновым или смородиновым вареньем.

А сейчас все кусты и навозные грядки для огурцов завалены снегом и ждут весеннего солнышка, когда жители засучат рукава, возьмут в руки лопаты да вилы и начнут копать землю, сажать картошку, срезать сухие ветки, сеять семена моркови, редиски и прочих разных овощей. Чуть позднее придёт срок и теплолюбивых помидоров, кустики которых незаметно для глаза дозревают в баночках разного калибра.

Дверь, выкрашенная зелёной краской, встретила гостей лошадиной подковой, подвешенной «рогами» вверх. Именно такое расположение, по мнению хозяев, должно принести удачу и везение. Говорят, традиция пошла из Древнего Египта. Там фараоны заставляли подковывать своих лошадей чистым золотом. Если же, благодаренье тебе, бог солнца Ра, одна из них потеряет где-то свою подкову, тогда это для нашедшего настоящее счастье!

Но на двери висела обычная стальная подкова, далёкая от причуд всемогущих древнеегипетских фараонов.

Они зашли в довольно большую прихожую, наполненную необходимыми в хозяйстве вещами. Справа рачительный хозяин прибил пару светло-голубых полок, где покоились керамические кувшины, чашки, глубокие и плоские тарелки.

В углу на самодельном полукруглом столе, притиснутом в угол избы, стояли ухваты, противни, подставка для ножей и даже электрический чайник. Да, староверы уже вовсе не тяготели жить при лучине. К вящему удивлению, Салима заметила обычную стиральную машину, не самую новую, но вполне современную.

В горнице хозяин установил два пластиковых окна, возле которых висели опять же самодельные вешалки для разных вещей. Они представляли собой хорошо обработанные дощечки разной величины, сцепленные верёвочками. Под прямым углом друг к другу стояли две деревянные кровати, застеленные клетчатыми покрывалами. На них лежали маленькие подушки в белых наволочках.

Но было то, чего Салима давно уже не видела, привыкшая к городской жизни, – внушительных размеров белая печь, буквально пышущая жаром. Возле неё стоял настоящий ухват, которым из печи тягают чугунки да горшки, вязанка берёзовых дров, ведро с кусками чёрного угля-антрацита, а также маленький совок, почерневший от частого использования.

Лежанка на пару человек сейчас прикрывалась, как невеста, белой занавеской. Под очагом, где жарко сгорал уголь, находилась чуть прикрытое заслонкой поддувало. Салима уставилась на несколько миниатюрных ниш, тянувшихся вдоль всей печи, и всё никак не могла догадаться об их предназначении.

Алтай, Карина и Максат, похоже, уже видели убранство староверского дома, а вот насчёт Ричарда девушка не была так уверена. Тот всё ещё держался за голову, имея вид, не располагающий к длительным расспросам.

– То, на что ты сейчас смотришь, называются печурками, – кажется, в первый раз после стычки с Алтаем заговорил Кайсар. – Для просушки одежды, обуви, вообще для лучшего теплообмена. Мне Степан называл все эти термины, там их туева куча, да я всё позабыл. А так я скажу, там названий не меньше, чем в КНБК, то бишь, компоновке низа бурильной колонны, что бы это для вас не значило. Там тебе и шесток, и боров, и горнило, а ещё, представь себе, Салима, хайло! Вот откуда ругательство-то появилось. Хайло, ха-ха!

Кайсар, по-видимому, не мог долгое время злиться на кого-нибудь и уже опять пришёл в привычное состояние оптимизма и жизнелюбия.

Все между тем сняли верхнюю одежду и обувь, благо деревянный пол в доме был устелен длинными половиками и круглыми цветными ковриками. Чистенько и уютно. С побеленного потолка свисает электрическая лампа, убранная в бежевого цвета абажур. Окна прикрыты приятными глазу занавесками с синими и жёлтыми цветочками.

В доме имелась и ещё одна комната, но туда Салима заглядывать не стала.

Карина и Алтай же переругивались, не обращая внимания на присутствующих.

– Да говорю тебе, Карина, не проедем мы уже назад, дорогу занесло! Больше времени потеряем. Куда мы, на ночь глядя? Здесь в селе есть знахарка, она и руки вправляет, и любую болезнь вылечит. Люди к ней специально из города ездят!

Карина всплеснула руками.

– И это говорит человек с высшим образованием! Послушай, Алтай, ты же наш вожак в этой поездке, главарь. И у тебя сын руку поломал, а у друга ушиб головы. Бог знает, может, у него серьёзное сотрясение мозга? Кто за них ответит? Ладно, на сына тебе наплевать, но на гражданина иностранного государства?

Салима видела, что последнее женщина добавила просто со злости, в первую очередь она думала о сыне. Но и в словах Алтая имелся свой резон. На пути назад можно застрять, и никто уже не вытащит.

– Блин, лучше бы полицейские остановили на фиг и никуда не выпустили! – причитала Карина.

– Да успокоишься ты сегодня наконец? – не выдержал даже всегда, казалось бы, спокойный Алтай. – Завали…

Он не договорил слов. Карина возмущённо взглянула на него.

– Нет, ты договаривай. Что ты хотел сказать, а?

Салима чуть усмехнулась. Это мы в спокойном городе вежливые да выдержанные, а как трудность, как выйдешь из зоны комфорта, так из человека всё нутро и попрёт.

– Ничего я не хотел… Скажи ей, Кайсар!

Друг не спешил идти на выручку, памятуя о тяжёлом прегрешении Алтая. Он не раздевался, стоял возле двери и суконной тряпкой протирал ружьё.

«Как ему не жарко?» – подумала Салима.

Но Кайсару, видимо, всё-таки стало жарко. Выдержав паузу, он сказал:

– Не переживай, Кариночка, всё будет нормалёк. Сейчас попрошу Стёпку, чтоб бабу Аню привёл сюда. Она больных посмотрит и на ноги поставит, ручаюсь.

– А вы сами, Кайсар, куда собрались? – спросила Салима, видя, что в голове у буровика созрел план.

– Я, что ли? – улыбнулся тот. – А кто вещи из джипа забирать будет, Пушкин?

– Так вы же завтра хотели это сделать, – напомнила девушка.

– Хотел, – согласился Кайсар. – Но понял, что завтра утром вообще к джипу не пробьёшься, всё снегом занесёт. Не сможем вытащить. Трактор придётся подтягивать. А вещи достану. Тут близко, мигом обернусь.

– Можно я с вами? – взмолилась Салима.

Одна мысль о том, что она останется здесь и будет слушать, как ругаются друг с другом муж и жена, казалась ей невыносимой. Нет уж, пусть устроятся в двух комнатах, а она придёт сюда попозже, когда те улягутся. Наверное, хватит ума сообразить, что в одной комнате поселятся Алтай, Ричард и Максат, а ей придётся провести ночь с Кариной.

Буровик удивлённо взглянул на девушку: не хватило ей сегодня приключений, что ли, но, оценив обстановку, понял причину бегства из тёплой избы с печкой и кивнул головой. Алтай хмуро протянул ключ от оставленного джипа. Поездка вместе с Кайсаром выглядела бы для него сейчас преступным отступлением с поля боя, и на это он решиться никак не мог.

Салима же опять влезла в чуть мокрую куртку, хорошо, что сапоги не промокли, а то простуда была бы гарантирована, и поспешила вслед за Кайсаром.

– Только смотри, Роберте не проговорись, она у меня девка ревнивая, – хохотнул Кайсар.

– Не скажу, – пообещала Салима, – а вы где сами остановились?

Кайсар показал ей рукой на дом, расположенный неподалёку. Там тоже во всех окнах горел свет.

– Вон там. Сплошная семейная идиллия: в одной комнате я с Робертой, в другой Жан с Гульнарой хозяйничают. Лепота!

– А у нас просто бедлам какой-то, – пожаловалась Салима, – терпеть не могу, когда муж и жена ругаются. Для меня это просто нонсенс!

– Да я уже всё на своей шкуре испытал, – согласился Кайсар, – как только отношения с женщиной заходят в тупик, я беру чемодан, ноги в руки и good-bye, my love, good-bye. Оттого и женат был, не помню уже сколько раз. Плохо только, что детей своих никак вместе собрать не могу, но поддерживать поддерживаю!

– А сколько их у вас? – не выдержав, спросила девушка.

В этом человеке загадок имелось больше, чем ответов. Но один ответ она всё-таки получила.

– Пятеро, – чудь задумавшись, отвечал любвеобильный мужчина. – А может, и шестеро, но здесь я не так уверен.

– Ого-го, – только и протянула Салима. – Ничего себе. Извините за нескромный вопрос, а у бывших ваших жён как с личной жизнью?

– По-разному, – ответил Кайсар, – кто-то замуж вышел, а кто-то, ха-ха, видно, меня забыть не может. Да и то: кто с прицепом сейчас женщину возьмёт, когда кругом столько незамужних? А они почему-то замуж и не торопятся. Особенно, обеспеченные девушки. О, те очень, я скажу тебе, Салима, придирчивые. Тысячу раз отмерят, а отрезать всё никак не решатся. Один парень урод, якобы, по их критериям, другой груб, третий меньше их зарабатывает, короче, претензий навалом, а потом оглянулась, а за плечами тридцатник и уже к сороковнику подбираешься. Да, тяжела женская доля и, главное, коротка.

– Вы не только волков, оказывается, а и нас, девушек, жалеете, – улыбнулась Салима. – И как вас на всё хватает.

– А я вообще альтруист, – с серьёзным видом пошутил Кайсар. – По жизни такой. Насчёт шестого я почему неуверенно сказал. Как-то в Актобе приехал, там в области вахта буровая у меня, зашёл в один бар пивка попить и расслабиться немного, смотрю, а за столиком у окна с подружками старая махаббат1212
  Любовь. (каз.)


[Закрыть] моя сидит. Лет шесть прошло, как мы с ней расстались. Спрашиваю, замужем? Оказывается, успела сбегать, но развелись и детей нет. Ну, говорю, если что, я в отеле «Дастан», приходи, чаёк попьём. Что ты думаешь, пришла! Чаёк попили, а потом узнаю случайно через знакомых, примерно через год, родила мальчика. Я и так считаю, и эдак. Не мой, думаю, а может, и мой. А она ни гу-гу, ни в чём не признаётся. Я всё равно её и сына поддерживаю. Ну ладно, давай забирайся в этот дворец на колёсах!

Девушка улыбнулась, настроение у неё мгновенно улучшилось. Умел этот мужчина поднять настроение, и рядом с ним ничего не было страшно.

Кайсар положил ружьё на заднее сиденье и завёл мотор. Видно было, что он наслаждается процессом вождения, а тем более, на такой классной машине, как эта. Да на таком джипе можно проехать три тысячи километров, и у тебя даже не заболит спина от долгой поездки.

Однако лично им ехать всего ничего, с гулькин нос. В который раз Салима подивилась относительности расстояний. Тот же путь с Кариной они, казалось, шли целую вечность, да ещё эти волки… Вспоминать эту встречу она будет до конца жизни.

Вот и джип Алтая, застрявший в сугробе. Кайсар ещё раз обошёл его кругом. Снег основательно замёл колёса и подбирался к кузову. Нет, без трактора здесь не обойтись. Не теряя времени, он открыл багажник и начал быстро перебрасывать вещи, Салима в меру сил помогала. На её долю достались менее тяжёлые рюкзаки и сумки. С багажом справились быстро, а затем Кайсар приступил к диковинному для Салимы боксу для лыж и прочих сноубордов.

– Раньше до поездки я всегда думала, что там хранятся лодки, – смущенно призналась девушка.

– Да, похоже, – улыбнулся Кайсар, – но нет, мы в них лыжи перевозим. Удобно, что с двух сторон открывается, – будто предвидели нашу будущую передрягу.

Действительно, мужчина подошёл к ближней стороне джипа и секунду повозился с замком. Аэродинамически гладкая глянцевая крышка плавно поднялась вверх, и Кайсар начал один за другим отстёгивать ремни для фиксации.

– Хороший боксик, – похвалил дизайн буровик, – вместительный, легко устанавливается. Видишь цветной индикатор? Показывает, что бокс наглухо заперт и ноу проблема. Разгоняться с ним чуть ли не до ста пятидесяти километров в час можно, даже не скрипнет. Теперь мы всё это дело в такой же бокс, но уже на нашей машине и переместим.

Мужчина открыл бокс джипа, на котором они только что приехали, и начал перекладывать одни за другими лыжи.

– Уж не знаю, удастся ли на них покататься, – вздохнул он. – Больно круто началась поездка.

Салима взглянула в его дерзкие карие глаза, не хочет ли тот намекнуть, что именно она является причиной всех неприятностей. Но нет, похоже, Кайсар лишь констатировал факт.

– Повезло вам, что я быстро вернулся. Как почувствовал про волков. Мне Степан про них сказал.

– А кто этот Степан?

– Эти два дома один разбогатевший старовер сдаёт в аренду, сам он в Устькаман переехал, а Степан за ними присматривает, ну и ему, конечно, кое-что перепадает. Нуворишем старовер стал, квартиры покупает, ремонт делает, затем перепродаёт, да и другой ещё бизнес, вроде бы, появился. Так вот Стёпка и говорит мне: волки начали пошаливать. Уже двух собак с цепи стащили и сожрали. А псы немаленькие такие, но, всё равно, не сдюжили. После этого хозяева на цепях перестали собак держать, чтобы хоть убежать смогли.

– Может, в дом их забирать? – предложила Салима.

Ей стало жаль бедных пёсиков, беззащитных перед саблезубыми клыками серых хищников. Она и сама от них чуть-чуть не пострадала физически, а за моральный урон, понесённый Кариной и ею, те и не подумают извиняться. Она представила, как «Акбара» возвращается со своим спутником в тёмный лес, и они переговариваются.

– Зря ты за той в яркой куртке погналась, – ворчит самец. – Надо было не терять времени, а резать молодушку и убегать с ней.

– Кто же знал про железного коня с горящими глазами? – резонно отвечает «Акбара», – задним умом мы все умные.

– Умные не умные, а сегодня без жратвы остались, да и внимание привлекли людей. Теперь те ещё осторожней будут.

– Будут, – соглашается «Акбара», – да только мы их всё равно перехитрим.

И они голодные, но полные победоносных планов на предстоящую ночь, побегут дальше…

Кайсар рассмеялся.

– Так собачек для чего народ держит? Чтоб от врагов защищал. А что это получится тогда? Теперь люди вместо собак будут? Непонятная для меня ситуёвина. Ну, серые разбойники, всё с ног на голову поставили!

Снег то утихал, то начинал идти с новой силой. Судя по плотности облаков, он попробует завалить людские дома по самые крыши, если не в городе, то в таком селе, как Кедровое, точно.

– А мы-то думали, приедем спокойненько сегодня, покушаем, чайку с местным вареньем попьём и на боковую. А завтра уже по холмам, по горам покатаемся, нагулянный жирок немножко подтопим, но всё не так получается пока…

Да, Кайсар оказался очень энергичным человеком, видно, профессия буровика к этому принуждала. Девушка смутно представляла её, но в воображении как раз представал образ человека, быстро реагирующего на меняющуюся ситуацию и следящего за тем, чтобы буровое сверло, или как его там называют, долото, закреплённое на длинных трубах, без помех вгрызалось в землю в поисках нефти или газа. Опасная профессия. Кто знает, может, не зря сохранилась у монголов поговорка «Нельзя тревожить сон земли». Поэтому те оставались кочевниками и не вспахивали землю. Более того, и своих покойников хоронили открытым способом, то есть просто отвозили тела куда-нибудь в горы или степь и там их оставляли. Практиковали и такое: лошадь впрягали в телегу, а на неё уже клали усопшего, но не закрепляли. Затем отпускали лошадь, где тело свалится на землю, там, считалось, и есть место захоронения. Какое первое животное к нему подойдет, в того и переродится покойник в новой жизни: в волка ли, лисицу ли, а, может, и в орла.

Правда, ещё в школе Салима читала, что Чингисхана как раз погребли в земле, да прогнали по месту захоронения целый табун лошадей во избежание набегов мародёров и прочих осквернителей. Но был ли величайший полководец всех времён и народов монголом, вопрос, лично для Салимы, оставался спорным. По статистическим данным четверть казахов абсолютно убеждены в том, что Потрясатель Вселенной – казах.

Несколько лет назад разразился крупный скандал: казахских учёных, среди коих был историк и генетик, чуть не арестовали в Улан-Баторе. На руках у них имелись образцы ДНК Жошы хана, сына Чингисхана, взятые с захоронения в Мавзолее в Улытауской области. В этом и крылась причина: результаты сравнения ДНК Жошы с ДНК нынешних монголов могли пойти в разрез с генеральной идеологией братской страны.

Последняя пара то ли лыж, то ли сноубордов, перекочевала из одного бокса в другой.

– Надо торопиться, – приказным тоном велел Кайсар, – смотри, как густо снег пошёл. Такими темпами он весь джип по крышу завалит. То-то смеху будет.

Он зачем-то постучал носком крепкого ботинка со шнуровкой по огромному колесу джипа, погладил рукой в перчатке по бамперу, проверил, закрылись ли двери, с некоторым сожалением ещё раз бросил последний взгляд на дорогую машину и жестом пригласил Салиму садиться.

Та стряхнула с капюшона и сапог налипающий снег, прежде чем окончательно угнездиться на сиденье, постукала для приличия друг о дружку ногами, но толку от этого получилось немного, и с виноватым видом села рядом с Кайсаром.

Тот улыбнулся, но ничего не сказал, видно, не нашёл ни одной подходящей шутки. Затем, разбрызгивая липкие комья снега, развернулся на не очень-то широкой, в две полосы, дороге и ринулся назад.

Кайсар машинально нажал на кнопку радио, как будто забыв, что находится вне зоны доступа сигнала, а затем слегка похлопал себя по лбу. Перевёл на режим USB и включил музыку.

– После пандемии у меня такая фигня. Я вообще легко этот Ковид долбанный перенёс, но воздействие на меня он определённое имел, мысли дурные разные в голову начали приходить: о душе, о Боге, есть ли жизнь после смерти, такое вот всё. Думаю, что-то делать с этим надо. Друзья посоветовали отвлечься, в бане попариться, массаж принять. В какие только я бани не наведывался! В одной помню, даже такая вещь была: ныряешь внутри в небольшой бассейн, метр восемьдесят пять, в рост мой, высотой, а выныриваешь уже снаружи, в ледяную воду, любуешься заснеженными пейзажами и назад. Но это меня не проняло.

Буровик задумался.

– Вот гвозди меня проняли. Смутные мысли, Салима, о суициде всё не отставали. Прикинь, у меня температура полгода на тридцати семи стояла и не сбивалась. Главное, ни один врач причину найти не мог. Сколько я анализов сдал, в рентгенах облучался, антибиотиков на всю жизнь наглотался, а не спадает, – и всё тут!

Он прислушался к песне и поставил погромче:

«Жайқалған көгі жазира далам,

Алыстан аңсап келемін.

Айналдым елім, аяулым менің,

Сағындым сені, туған жер».

Затем сказал:

– Почему-то трогает песня эта меня, в последнее время часто слушаю её, в разных исполнениях. Неужто и правда Ковид так достал меня.

На глазах Кайсара девушка и впрямь заметила блеснувшие слёзы.

Мужчина тряхнул головой в смешной спортивной шапочке с по-детски выглядящим тампоном.

– Так вот. Опять же в баню пошёл, но не простую, там какая-то тема с преодолением себя и всё такое, коучи разные, я особо в тему не вгонял. Уже махнул рукой, злой и на пандемию, и на уханьцев с их лабораторией, и вообще на весь мир. Подходит в бане один мужик ко мне. Нет, не мужик, даже слово такое к нему не подходит, худощавый, лицо аскетическое, – кажется, одни глаза на нём только и есть, светятся то ли от доброты вселенской, то ли от фосфора. И начал он втирать мне про Ян и Инь, мужскую и женскую энергию. Мол, первая наружу направлена, а вторая внутрь. Якобы. Я молчу, слушаю, проверить его гипотезы не могу, тут никаких приборов ведь нет. Мы, когда бурим, Салима, разные датчики вниз спускаем на инструменте: гамма-излучение меряем, сопротивление, ну, кто побогаче и по обстоятельствам, ещё нейтронку ставит да плотность. Здесь всё надёжно, аппаратура, если и обманывает, то не сильно, в пределах погрешности. А вот как эту самую Ян и Инь измерить? Только на веру слова его и принимаешь. Короче встал я на доску эту, набитую гвоздями. Он ещё говорит мне: так как вы, Кайсар, на нулевом ещё уровне, то расстояние между ними маленькое. Ну, мне без разницы, маленькое так маленькое. Встал я голыми подошвами на гвоздики эти и обомлел…

Они уже доехали до Кедрового и остановились возле дома номер двадцать, куда заселилась группа из не доехавшего до цели джипа. Собаки отметились дружной какофонией, где солировал один басок, видимо, неформальный лидер четвероногой тусовки. Он утих первый, а за ними понемногу успокоились и остальные.

Салима не могла уйти, не дослушав историю буровика. Тот тоже не торопился в объятия жаркой итальянки.

– Меня поначалу пронизала боль, пятки заболели немилосердно, но гуру велел мне терпеть, и я стоял, терпел. Он сказал мне кричать, если приспичит, и я кричал, плакал, бесновался. Показалось, простоял пять минут, а он показал мне на часы и оказалось – тридцать. В комнате, где проходила процедура, холодрыга, а я страшно потел, орал, не соображал, что вообще со мной происходит. Стою, терплю опять, в голове сумятица, сцены из прошлой жизни проносятся, встречи с женщинами, браки, измены, рождение детей, аварии на буровой, всё, короче… Потом вообще забылся… Очнулся от прикосновения руки. Я почти голый, в одних трусах стою. На глазах слёзы, во рту горечь, сердце стучит медленно-медленно, а вот в голове просветление, как будто гвоздики все прегрешения из меня вытащили на свет Божий, да те и улетучились… С тех пор и подкашливать перестал, и температура спала, и мысли о суициде больше не приходили…

Мотор урчал, звучала очередная песня из персонального списка «Топ-100» Кайсара.

«People are strange when you’re a stranger,

Faces look ugly when you’re alone.

Women seem wicked when you’re unwanted,

Streets are uneven when you’re down.

When you’re strange faces come out of the rain.

When you’re strange no one remembers your name

When you’re strange, when you’re strange, when you’re strange».

Кайсар покачивался в такт песни, а Салима услышала песню впервые.

– Джим Моррисон, группа «the Doors». Бунтарь американский, рано умер, обстоятельства смерти очень странные. Фанаты считают, что убили агенты ФБР, а затем инсценировали самоубийство. Вполне вероятно. Я вообще, когда умирает известный человек, и особенно в раннем возрасте, подразумеваю разные спецслужбы. У них всегда всё шито-крыто.