Текст книги "Снег. или соло, мой друг"

Сила

Не могу быть слабым. Это всё ровно что уступить в чём-то главном. Мужчина должен быть сильным, такова наша культура, слабость – женское оружие. Стоит признать, что кто-то сильнее тебя, показать свою хрупкость и всё, вернуться обратно невозможно. Изменил самому себе.

Серафим, мой напарник, каждую свободную минуту тренируется. Меня раздражают его занятия. Сижу, смотрю в окно и вижу Серафима, занимающегося силовыми упражнениями на брусьях и на турнике, или как он вверх вниз на одних руках по лестнице лазает. Или мы разговариваем с ним о всяком, а он не теряет времени, тренирует руки эспандером. Я его спрашиваю всё время:

– Зачем тебе это? Мы и так неуязвимы.

– Это в Костюме, – отвечает Серафим, – а я хочу без Костюма обладать сверхсилой.

– Без Костюма! – смеюсь над ним я. – Это невозможно!

– Зато шансы возрастают, если что.

– Если что, – иронично повторяю я.

Если что, нам никто не позавидует. Тех, кто в Костюмах, люто ненавидят. В новостях показывали, что происходит, если что. И закрывали мутными шашечками, чтобы не травмировать психику зрителей этим зрелищем.

Никто не помнит первый день своего рождения, мать помнит или врач-акушер, может отец, если присутствовал при родах, но день своего второго рождения я запомнил на всю жизнь. Это и немудрено, если впервые чувствуешь себя по настоящему счастливчиком. А как не почувствовать? Сначала попал в спецотряд, потому что я, как и Серафим, с малых лет совершенствовал своё тело и стал очень сильным и ловким, говорю без хвастовства, такая у меня была цель всю жизнь, а потом меня пригласили на секретную презентацию Костюма.

Презентация была похожа на воскресную проповедь. Воскресные проповеди я запомнил благодаря родителям и ох, как хорошо. Перед нами стоял седой старец, длинноволосый и длиннобородый, я думаю, это была бутафория – для большего эффекта, как и, в пол, белая рубаха, чтобы подготовить нас к восхищению. Старец читал сороковую главу из книги Иова. На слух я запомнил только стих: «Такая ли у тебя мышца, как у Бога?». И стал размышлять про свои мышцы. Старец долго читал, но никто и не думал скучать, наоборот, он как будто управлял нашим вниманием и в нужный момент – хопа! – сдёрнул чёрное покрывало, под которым лежал Костюм, и словно втопил педаль газа в пол и включил нашим эмоциям режим «форсаж», мы повскакивали с мест и стали свистеть, хлопать, и кричать, как на рок-концерте.

Костюм и, правда, был чудом, человека в нём могла уничтожить только естественная смерть – это я вам, как первый испытатель говорю. Что со мной только не делали, когда я был в Костюме: меня сбрасывали в жерло действующего вулкана, топтали слоны, стреляли прямой наводкой из оружия, какое только есть на Земле. Однажды подростки-афроамериканцы целый час били меня металлическими трубами, а я только смеялся, чтобы под конец они в ужасе встали на колени и стали просить прощения. Меня можно было связать и бросить в ледяную воду, в Костюме я всё ровно ничего не чувствовал. Я выполнял самые сложные задания, которые у нас называли «работаем».

В награду за одно особо деликатное и сложное задание мне и Серафиму отдали Костюм в вечное пользование. Как раньше на наградное оружие наносили гравировку, так и у нас на внутренней стороне Костюма была благодарственная надпись. Пусть вас не смущает, что Костюм мне отдали в вечное пользование, это значит, что я могу передать его по наследству. В будущем, когда у меня появятся дети.

С тех пор я постоянно ношу Костюм. Без него я себя уже не представляю, без него я голый и хрупкий и, что ещё ужаснее, слабый. На меня нападает страх, когда отдаю Костюм в плановый ремонт.

На время ремонта всем предоставляют Светлую Комнату. Светлая Комната – это самое безопасное место в мире, безопаснее бронированного лимузина президента. Но я и там не чувствую себя в безопасности, особенно в первые дни. Без Костюма всюду мерещиться опасность, как будто это взаимосвязано, и её выпускают из клетки, а, скорее всего, меня сажают с ней в клетку. Чтобы не истязать себя страхом в Светлой Комнате, я выбрал другой вариант – забытьё. В состояние забытья вводит врач с помощью препаратов, и эти дни получаются просто вычеркнутыми из жизни.

Куратор называет нас героями. Он говорит, что в древности боги наделяли героев сверхчеловеческими возможностями, чтобы они выполняли их волю и следили за порядком на Земле.

– А кто у нас боги? – спросил Серафим.

– Боги – это наше дело, – ответил Куратор, и нам всё сразу стало ясно.

Меня ничего не страшит в Костюме, я уязвим без него, но время слабости можно пережить, зато потом Сила снова со мной. На много месяцев такая Сила, которую невозможно даже представить, если у тебя нет Костюма.

Думаю ли я ещё о чём-то? Нет. Больше ни о чём не думаю.

Вода

Вода всегда меня успокаивала. Растворяла ненависть. В школе меня называли психом. Поначалу я был самым маленьким и слабым в классе и пугал всех, катаясь на полу в истерике, только бы меня не трогали более сильные. В специальной тетрадке я бесконечно писал кровожадные тексты, как я расправлюсь со своими обидчиками, и пририсовал им на общих школьных фотографиях синяки под глазами.

Потом я стремительно всех перерос, но ненависть никуда не делась. Я стал ещё агрессивнее. Мог зацепить незнакомого человека на улице и избить до полусмерти.

Безнаказанным это не могло долго оставаться. Но в тюрьме я совершенно сорвался с катушек. Я стал зависимым от ненависти. Именно там я по настоящему испугался, решил, что у меня что-то вроде ломки наркомана, она сводила меня с ума, если я не выплескивал на кого-то свою ненависть. Ненависть накапливалась, накапливалась, как похоть, до такой степени, что я не находил себе места от желания, особенно, в одиночной камере. Меня аж трясло от напряжения. И когда я удовлетворял свою жажду, то затихал, как благостный святоша, пока не начиналось всё по новой, и новый раз требовал всё больших эмоций. После разрядки, сразу за вспышкой освобождения, приходило сожаление, и я начинал думать, как мне справиться со всем этим, что с каждым разом ненависть проходит всё тяжелее и опаснее для меня самого. Пока из пустоты и отчаяния снова не притягивала мозг и тело, невыносимо сильная, ненависть. И я уже за себя не отвечал.

Я заметил, что ненависть проходила, когда охранники сбивали меня мощной струёй воды из пожарного шланга. Придавленный к стене, захлёбываясь, мокрый с головы до ног, я словно остывал, разве что не шипел, как разогретый до красна кусок металл.

Я вспомнил, что мог часами сидеть на берегу реки и слушать, как она течёт, как подставлял руки под струю воды из крана и долго-долго смотрел на окровавленные костяшки пальцев, и сначала думал, что люблю это и кровяные следы на стёртой эмали раковины, а оказалось – воду.

Тюремный священник часто говорил, что есть вода, которую мы пьём, а есть вода живая.

– Это истина, – убеждал он и показывал священную книгу.

Мне хотелось поговорить с ним, сказать, что и буквальная вода может исцелять человека. Я долго не решался, а когда всё-таки напросился на разговор и рассказал о своих догадках, то наговорил всякого такого, как настоящий псих, и сказал, что я, возможно, ихтиандр. Не знаю, что на меня нашло. Эти священники, как колдуны.

В тюрьме мне приснился сон и потом часто снился, что я захожу в воду и чувствую сильное течение, и оно подхватывает меня и несёт, и я уверен, что к океану, и думаю во сне, что океан – это мой бог.

Когда я вышел из тюрьмы, то всё время думал, что как похоже: люди называют религии течениями и течение есть у воды, и может быть всё это неспроста. И решил искать в конфессиях живую воду – истину, которая бы для меня была лекарством от ненависти.

Считается, что по настоящему верующие люди не испытывают ни к кому ненависти, а вместо этого тихи, смиренны, всех любят, и что они видят воду, которую не вижу я. Я хотел почувствовать нечто подобное тому, что испытывал, когда надзиратели струями воды из пожарного шланга сбивали меня с ног, выбивали из меня весь мусор, загоняя в угол, и там я, остывающим куском дерьма, находил, рай для себя, который находят и верующие, только другой.

Но вместо того, чтобы окунуться в живую воду истины, я становился пассажиром кораблей, застрявших в высохших руслах рек. Меня убеждали, что корабли плывут издалека, много веков, что надо оставаться в русле, ждать, пока вода появится. И я видел, что в этом ожидании среди пассажиров царит уныние, недоверие и ненависть ко всему, что вне их корабля.

– Вода есть! – убеждал меня один священник. – Только её надо увидеть.

В русле валялись высохшие кости рыб. Впереди было тоже самое.

– Вы плывёте на месте, – сказал я одному религиозному деятелю. Может напрасно сказал.

Как-то разговорился с одним очень умным прихожанином, и он сказал, что человеческое тело большей частью состоит из воды и что это открытие сделали в отряде 731. Я ответил, что не слышал о таком отряде, но куда бы я не приходил, ничего кроме ненависти не находил:

– Их вода меня не успокаивает.

И тогда другой умный прихожанин сказал:

– Может тебя с моей дочерью познакомить Может она – вода, которая тебя успокоит?

И как в воду глядел.

Пища

Всё было необычно в этом ресторане. Например, посетители сначала заходили в зал Меню – большую библиотеку с книжными стеллажами до потолка по периметру. Френд сказал, что любую официанты снимут с полки, если попросишь, но для удобства меню электронное.

Мы сели на один из диванов, негромко играла электронная музыка, бесконечная и спокойная.

– Я всё-таки не понимаю, как это действует? Это еда с какими-то веществами?

– Нет, – Френд не умел передавать свой опыт словами, – ты же знаешь, за всю жизнь я не прочитал и десяти книг, но отведав пару книг здесь!… ну, я стал понимать тех, кто любит читать.

– Таких, как я? Понятно.

К нам подошёл официант, светловолосый молодой мужчина, одетый в тогу жёлтого цвета, с оливковым венком на голове, похожий на олимпийцев, как их изображали на древнегреческих вазах. Другие официанты выглядели так же, видимо, они проходили специальный отбор перед приёмом на работу.

– Я здесь впервые, – сказал я официанту, – Френд уже был и пребывает в диком восторге от вашего заведения. Но я не очень понимаю, что меня в конечном счёте ждёт?

– Пища, – просто ответил официант и так посмотрел на меня, что трудно было возразить этой простоте.

– Ну-у.. – я немного растерялся, – то, что пища, это понятно. Слова пока только. Френд пообещал, что я такого никогда не пробовал, что это какие-то совершенно новые ощущения.

– И он прав, ведь вы будете есть книгу. Неслучайно у нас на входе висят слова из книги Иезекииля, – и официант прочитал наизусть. – Сын человеческий! напитай чрево твое и наполни внутренность твою этим свитком.

Я согласно кивнул, показывая, что прочитал эту надпись:

– У вас много библейских сюжетов в оформлении, – я показал на плафон на потолке, на котором были изображены Эдемский сад, Адам и Ева, херувимы, Бог и дьявол почему-то в поварском колпаке.

– Это ещё одна подсказка, – сказал официант, – как вы знаете, первые люди могли есть в Эдемском саду плоды любого дерева, только с одного дерева Бог запретил им есть. Но они нарушили запрет и были изгнаны из рая. Создателя нашей кухни всегда удивляли буквальные объяснения произошедшего с первыми людьми, он считал, что объяснение гораздо сложнее. Особенно он это почувствовал, когда у него появились дети. Они тоже его не слушались и ели то, что он им запрещал, но выгонять их из дома, объявлять проклятья ему не приходило в голову.

– Видимо, всё это не буквально.

Официант улыбнулся:

– Безусловно, но всё-таки… – он сделал многозначительную паузу. – Возможно, это были не совсем материальные плоды.

– Кто же теперь знает? – пожал плечами я. – Надеюсь, мы не будем есть бумагу? – я весело посмотрел на официанта.

– Нет, – ответил он, – вы будете есть плоды. Плоды творчества.

– Ах, вот как вы всё это обыгрываете! – предположил я вслух. – Кулинарная ассоциация с конкретной книгой?

– Никакой ассоциации, – вмешался в разговор мой Френд, – всё буквально. По настоящему сделано из книги. Только ты её не читаешь, а ешь? У них специальная машина есть, – он посмотрел на официанта, словно передавая ему эстафету разговора.

– Машина называется «Преобразователь Логоса», – сказал официант, – господин Кублановский придумал специальный код. Помните, когда-то придумали код и преобразовали звуки в цифры? Появилась цифровая музыка. Здесь нечто похожее. Конечно, преобразуя книги в пищу материальную не обойтись без ошибок, но мы работаем над этим, и поэтому называемся «Элемская Кухня».

– Да, «Элемская Кухня». Игра слов.

Официант кивнул в знак согласия:

– Не хватает до совершенства одной буквы, как мы между собой шутим.

– Понятнее, конечно, не стало. Ну, да ладно. С чего посоветуете начать знакомство с вашей кухней? У вас есть дежурное блюдо? Может что-то нужно попробовать в первую очередь? Блюдо от шефа?

– Мне трудно что-то советовать. Я не учитель, а вы не школьник, чтобы читать книги, навязанные чиновниками от образования. Я даже не могу ничего предложить. Как я и говорил, у нас можно есть любые плоды с деревьев, точнее, с книжных полок.

Я посмотрел на Фрэнда:

– А ты что посоветуешь?

– Опалённые зоной.

Сначала мне показалось, что он пошутил, но потом Фрэнд продолжил:

– Очень неплохо. Неожиданно даже.

– Вам понравилось? – из профессиональной вежливости сказал Официант. И ещё уточнил. – Только не опалённые, а обожжённые зоной.

– Да-да, – торопливо согласился Френд, – всё время путаю.

– Что же за вкус у такого блюда получается? – с издёвкой спросил я. – С запахом копчёного мяса?

– Нет, – Фрэнд не заметил моей иронии, – ты зациклился на одном, а здесь не играют в ассоциации. Книги здесь – обыкновенная еда. Не знаю, суп такой… как суп. Здесь, по моему, всё скорее суп.

– Можно и так сказать, – согласился официант, – проза – это не твёрдая пища.

– Не твёрдая? – переспросил я.

– Да, – кивнул Официант как ни в чём не бывало. – Из прозы получается… э-э… ну, да! суп, который принято считать супом в Европе, – он немного помолчал, словно раздумывал, стоит ли делиться своими мыслями с посетителями, но всё же продолжил. – Забавно, что русская классическая литература – это тот же европейский суп, а не как принято у нас, чтобы много овощей и мяса было в супе, чтобы он был наваристым и погуще. Мда… Да и поэзия тоже не твёрдая пища. Э-э… на кашку похожа. Иногда попадаются твёрдые комочки, но их скорее воспринимаешь, как комочки в манной каше, – с видом знатока сказал официант.

– Честно говоря, вы меня совсем запутали, – признался я.

– Это неудивительно, – не почувствовав моего раздражения, сказал официант. – По опыту наших клиентов могу судить, что наилучший выбор для новичка – это любимая книга из детства. Беру на себя смелость утверждать, что это беспроигрышный вариант.

– Я выберу следующую книгу серии, ну, – Френд пощёлкал пальцами, вспоминая, – опалённые зоной.

– Обожжённые зоной, – уточнил официант, записывая свой голос в файл заказа.

– А что же мне взять? – задумался я.

– Ты всё время читаешь книги и теперь спрашиваешь? – засмеялся Френд.

– Может начать с самой главной книги? – Я показал взглядом на изображение на потолке.

– Об этом даже не думайте, – немного переступая границы отношений клиент – продавец услуг, сказал официант, – этой книги нет в меню.

– Почему? Вы же сказали, что могу выбрать любую книгу.

– Любую книгу на наших полках, а на наших полках её нет. И ещё это правило господина Кублановского. Мы не готовим плодов из священных книг. Даже из апокрифов мы готовим не для всех.

– Сложно как, – я немного растерялся.

Я стал вспоминать книги, которые прочитал и те из них, которые запомнились. Сначала я захотел выбрать книгу какого-нибудь заумного интеллектуала, чтобы мозг плавился от невозможности продраться в мир его идей, мне стало интересно, сможет ли это усвоить мой желудок. Потом, наоборот, захотелось выбрать самую никчёмную и глупую книгу. Будет ли меня от неё выворачивать, как при отравлении организма? Я даже что-то заказал официанту, но потом остановил:

– Подождите! Я передумал, – в последний момент мне пришла в голову другая мысль, догадка. Я спросил официанта. – Мне почему-то кажется, что вы – писатель?

– Вы правы, я написал несколько книг.

– Но я всё ровно удивлён своей догадке. Сначала подумал, что вас отбирают только по внешним данным. Вы такие все физически развитые. Но не мог понять зачем.

– В человеке всё должно быть прекрасно, – улыбнулся официант. – Один из пунктов контракта требует, чтобы три раза в неделю все официанты обязательно посещали спортзал.

– Я почему спросил, захотел попробовать на вкус вашу книгу. Надеюсь, я вас не смутил своим желанием?

– Наоборот, мне очень лестно.

– Как я сам не догадался! – всплеснул руками Френд. – Может и мне заказать вашу книгу?

– Нет, – сказал я Френду, – это мой заказ. Сколько у вас книг? – спросил я у официанта.

– Три. Первая – это сборник рассказов и небольшая фантастическая повесть в начале. Да и рассказы фантастические. Вторая книга о мужчине, который попробовал много женщин, а любил одну. Третья – роман про зомби.

– Давайте начнём с первой книги. Как она называется?

– ХЧЗ.

– ХЧЗ?

– Да, это аббревиатура. Я её расшифровываю, как Хрен Что Значит, но можно и погрубее сказать, если угодно.

Я кивнул, что ответ меня устраивает.

Мы прошли в зал, который назывался Читальным, в нём было довольно сумрачно, свет давали только зелёные лампы, стоявшие на каждом столике, но Френд заверил меня, что здесь большое помещение.

Из кухни, скрытой во мраке, где загадочная машина «Преобразователь Логоса» выполняла заказы, нам довольно быстро принесли тарелки. В моей тарелке была мутновато-белая жидкость чем-то похожая по консистенции на очень жидкий овсяный кисель. У Френда в тарелке было нечто похожее, но больше раза в два.

– Не густо, – пошутил я.

– Иллюзия прозы, – пожал плечами официант, – но мы рады обманываться, как точно подметил один би-кулинар.

– Почему би?

– Он писал и стихи, и прозу.

– А получалось когда-нибудь в тарелке, чтобы был суп как у нас – русских?

– Никогда не слышал. У нас есть гости, которые заказывают сразу несколько книг, выдумывают комбинации из произведений одного автора или нескольких авторов. Но большинство книг не приносят чувство насыщения. После них нет ощущение полноты, – официант похлопал себя по накачанному животу.

– С полнотой борются, но только не в вашем ресторане, – сострил я.

– Это правда.

Официант отошёл от нас, и мы с Френдом принялись за еду. По ощущениям это было ближе всего к употреблению дешёвого алкоголя или балованных наркотических веществ, но ближе не значит почти точно. Это было состояние новой для меня природы, со множеством побочных эффектов, которые я не понимал и заранее их пугался.

– Как вам? – спросил официант, когда наши тарелки опустели.

– Мне понравилось, – обманул его я.

– И мне бонус к зарплате, – улыбнулся официант.

Френд тоже кивнул, что ему понравилось, но держался очень странно для себя, у него вдруг стало суровым лицо, глаза недоверчиво щурились, но тем не менее он оставил щедрые чаевые. Меня же не покидало ощущение полупустого стакана или наполовину полного, если представить стакан мыслящим существом, и я из него не выпил, а как бы познал его. Не могу найти других слов. И я обратился в официанту:

– Всё-таки, скажите, неужели никто ни разу не попробовал заказать что-то из библии? Сам господин Кублановский на основании чего такой запрет ввёл?

– Он и заказал сам себе, – ответил Официант с некоторым удивлением, показав всем видом, что о таком я и сам мог догадаться, – получилось… ну, наподобие яблока плод. Не яблоко, но что-то похожее. И когда он увидел яблоко… Ну, сами подумайте, разве кто-то решится это съесть?

– Но это же… я не знаю, совсем другое. На это нет запрета.

– И тем не менее, когда смотришь на яблоко, не рассуждаешь, как вы сейчас. Вы только предполагаете, говорите слова, а когда увидите плод перед собой, жутко станет.

– Страшнее, чем про тюрьму? – серьёзно спросил Френд. – Я готов.

– Вы подумайте, – мягко отказал официант.

Френд кивнул, он немного напоминал пьяного. Меня не отпускало желание раскритиковать книгу официанта.

Человек

– Простите, но я не до конца понимаю суть ваших претензий. Я протестировал устройство, оно исправно. Программная часть самой последней версии. Если вы хотите установить дополнительные опции, скажите, какие вы хотите.

Накануне эта женщина вызвала мастера из нашего сервис-центра, сегодня я пришёл в её квартиру и целый час проверял робота, который оказался абсолютно исправным. А женщина вместо того, чтобы согласиться со мной, сомневалась.

– Может быть вам поискать другую модель? – пытался помочь ей я.

– Это самый лучший, – отвечала она и всем видом демонстрировала, что покупка ей нравится, но было непонятно, что её не устраивает. – Может я в настройках что-то не так делаю?

Женщина купила самого обычного бытового робота, который в определённой степени исполнял роль прислуги. Давать задания можно было, как голосом, так и набирая текст на виртуальной клавиатуре. Внешне он напоминал инопланетянина, как его представляют в некоторых кинофильмах, зелёное светящееся круглоголовое существо, передвигающееся на колёсной паре, с большими жёлтыми глазами-подсветками, в которых были спрятаны камеры. Обычно такие роботы будили своих владельцев по утрам, напоминали о предстоящих делах, готовили завтрак, обед, ужин и даже праздничные столы, мыли посуду в посудомоечной машине или стирали бельё в стиральной, к ним можно было подсоединить специальный контейнер и тогда они мыли пол. Общение с роботом осуществлялось в режиме вопрос-ответ. Когда робот бездействовал, он стоял на базе и заряжался. Одинокие люди нередко ставили базу в комнату, чтобы вечер проводить с кем-то рядом. Я всё это к тому рассказываю, что такому роботу было очень далеко до совершенной имитации человека. С большой натяжкой его можно было назвать помощником по дому.

А что говорила эта женщина? Она говорила, что робот ей кажется совершенством.

– Вы должны меня понять, – пыталась она объяснить мне то, что я не понимал, – он всегда готов к жизни, а я часто просыпаюсь утром не в настроении, разбитая, плохо себя чувствую. Меня это угнетает. Мне иногда хочется, чтобы он ошибся, сделал что-нибудь не так, погрустил, спросил совета.

– Это же машина. Если он сделает что-то не так, значит робот неисправен.

– Я понимаю. Но может быть можно, чтобы он сделал один раз что-то не так?

– Как вы не понимаете? Это программа. Робот чётко выполняет заданный алгоритм.

– Вот я и хочу, чтобы вы эту программу чуть-чуть поменяли.

– Я этого сделать не могу, мы лишь ремонтируем роботов. Это вам к производителю надо обращаться. Но, сразу скажу, у вас вряд ли что-то получится.

– Но вы же говорили про эти… опции. Нельзя ли такую опцию сделать, чтобы он ошибался, но это бы не означало, что он неисправен?

– Честно говоря, я не очень понимаю, зачем вам это надо? Вы хотите, чтобы ваш робот иногда становился неисправен?

– Да. Пусть он немного сломается, будет похож на меня. Понимаете, удручает эта ежедневная раскачка себя с самого утра. Нужно всё время брать себя в руки, искать где-то силы. Не было бы робота, значит я могла пойти на работу не позавтракав, потому что тратить ещё и на это силы я бы не захотела. И всю дорогу я думаю, как хорошо быть роботом. У него есть эта готовность жить, а я эту готовность получаю через усилия. Тащу себя за волосы, чтобы жить. Я и врачу это всё рассказывала, он сказал, что мы – не роботы. Вот я и подумала, а нельзя робота как-нибудь по-человечески испортить?

– Мне жаль, – покачал головой я, – но это невозможно. Может быть вам поможет мысль, что его создали люди и в этом наше превосходство над роботами.

– Знаете, мне всё чаще хочется, чтобы люди открыли секрет, как чувствовать себя всё время бодрым и в тонусе. Я не претендую на счастье, но хотя бы банальное хорошее самочувствие.

– Такое со всеми людьми случается.

– Хорошо, что вы меня понимаете. Иногда просто невыносимо становится. Я много ходила на самые разные тренинги. И знаете на что это похоже? На подражание роботам. Все эти уровни, ступени, шаги – это те же самые программы. Долго жить роботом ни один человек не сможет. Человек – не робот. Это правда. Но как хорошо им быть, а не притворяться. Разве у нас есть другой выход?