Текст книги "Алмазный лабиринт"

Олаф Бьорн Локнит
Алмазный лабиринт

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Западный Океан, побережье неподалеку от Аргоса, борт «Вестрела»

Маленький двухмачтовый кораблик подгоняемый слабым восточным ветром, неторопливо двигался вдоль берегов Аргоса. Шторм, бушевавший вчера над Западным Океаном, оставил на память о себе тяжелые мерные валы с грязно-белыми пенными гривами, плавно поднимавшие и опускавшие корабль. Море многое несло с собой: расколотые стволы деревьев, сорванные со дна лохматые водоросли, образовавшие на серо-зеленоватой поверхности воды бурые пятна, расщепленные доски – то ли от бывших прибрежных домов, то ли от судов, не переживших бурю.

Кораблю повезло – он уцелел и сравнительно дешево отделался: внезапно налетевший шквал сорвал и унес с собой верхние паруса, волны вдребезги разбили толстое слюдяное стекло в кормовом фонаре – на пробоине теперь красовалась наскоро наложенная заплата – да выломали несколько досок в фальшборте. Судно, низко осевшее из-за чрезмерного груза и попавшей в трюм воды, спешило к порту.

Судя по плавной линии обводов, высоко поднятой корме, украшенной некогда позолоченными резными завитками, и двум довольно высоким мачтам, корабль был караком, построенным на верфях Зингары. Подобные суда все чаще появлялись на просторах океана, сменяя привычные тихоходные (хотя и более вместительные) галеры. Стремительные, верткие караки теперь постоянно шныряли между гаванями четырех морских держав, а единственным их серьезным недостатком было то, что при отсутствии ветра небольшие быстрые корабли немедля уподоблялись увязшей в смоле мухе и терпеливо ждали, когда небеса сменят гнев на милость. Но случалось подобное нечасто – даже слабого ветерка было достаточно для многочисленных квадратных парусов.

Новые суда оценили по достоинству не только купцы – обитателям Барахских островов они тоже пришлись по вкусу. Пусть карак не мог взять на борт столько же людей, сколько длинная галера, зато ему не было равных в молниеносном нападении и бегстве, в возможности подкрасться ночью к ничего не подозревающему поселку или вытащенному на берег «купцу», а затем так же незаметно исчезнуть в океане. Пусть тяжелые бронзовые тараны на носу галер порой пробивали тонкие борта караков насквозь, но зато скольких трудов стоило гребцам галеры развернуть свое неповоротливое судно, в то время как карак успевал несколько раз поменять курс и описать вокруг торопливо бьющей веслами галеры полный круг.

Но над кормой корабля не развевалось зловещее темно-алое полотнище – знак принадлежности к Красному Братству вольных Барахских островов, наводящий ужас на всех купцов от побережья Черных Королевств до Зингары. У карака не было никакого флага, лишь кормовом флагштоке ветер трепал вылинявший вымпел.

Изрядно поблекшие, выведенные некогда белой краской на темных досках буквы складывались в название корабля – «Вестрел». Ветер и волны сделали свое дело – имя судна было почти незаметно, а выписанное чуть ниже название порта приписки стерлось полностью, оставив на память о себе несколько неразборчивых знаков. Все эти странности, включая и серо-синий цвет парусов, сливающихся с небом и морем, могли навести капитанов встречных судов на нехорошие размышления… Но океан ныне был пуст, как в те дни, когда вода и земля отделились друг от друга.

На палубе карака остались следы вчерашней упорной борьбы со штормом – обрывки парусов, разлохмаченные канаты. Сорвавшийся с креплений бочонок, внутри которого что-то плескалось, перекатывался от борта к борту при каждом движении корабля. На сваленных в кучу мешках спали несколько человек, и, судя по громоподобному храпу, разбудить их могло только явление атакующего военного флота в полном составе или конец мира. Вахтенный на юте клевал носом, явно пренебрегая своими обязанностями, порой внезапно просыпался, осматривал осоловелыми глазами пустынный горизонт и снова ронял голову.

Впрочем, имелись и те, кто не спал после минувшей неспокойной ночи – рулевой да еще двое, устроившиеся на нижней палубе. Плоская крыша кают-компании, выступавшая над мокро поблескивавшими досками палубы, была застлана несколькими небрежно брошенными звериными шкурами. Поверх них лежал пообтрепавшийся кусок пронзительно-желтого бархата, а на нем, поджав ноги и кутаясь от свежего ветра в меховой плащ, сидела девушка.

Темноволосая, темноглазая, с капризным и надменным выражением на хорошеньком личике. Умело подкрашенные губы и подведенные глазки, а также количество украшений наводили на мысль, что подобная красотка была куда более уместна в дворцовых гостиных Кордавы, чем на потрепанном бурей корабле неопределенной принадлежности. Одних длинных покачивающихся серег с алыми капельками рубинов хватило бы небогатому семейству на год безбедной жизни. Девушка мрачно смотрела на затянутый низкими серыми тучами далекий горизонт так, словно он был виноват во всех ее несчастьях, нынешних, настоящих и грядущих.

Ее спутник – не вышедший ростом, тощий, и слегка напоминающий маленького хищного и пронырливого зверька вроде хорька или ласки – сидел позади красотки, прислонившись к мачте, и перебирал струны инструмента с длинным грифом и округлой декой, мурлыкая себе под нос какую-то песенку. Девушка чуть повернула голову и прислушалась.

 
Как роскоши осеннего полыхания
Ждет лист, весною пробужденный,
Так негаснущему жару желания
Грезится друг, ей судьбою врученный…
 

– Помолчи, – недовольно бросила девушка. – Надоел… Если очень хочется терзать чужие уши – пойди спой что-нибудь Сигурду.

Молодой человек сделал вид, что не расслышал, и затянул погромче:

 
Вокруг него кружились черные тени,
Черные пасти скалили жестокие клыки,
И кровь текла, как вода…
Но любовь сильнее смерти.
Из бездны вырвалась и смерти злые чары победила,
Чтобы на зов его явиться…
 

– Да примолкнешь ты наконец? – зло спросила девушка, оборачиваясь.

– А что, тебе не нравится? – невинным голосом осведомился певец, опуская инструмент.

– Да, не нравится!

Она отвернулась, поджав губы и всем видом показывая, что не намерена продолжать разговор.

– Это же происходило десять лет назад, – примирительно заметил парень. – Или даже больше. Кто знает, как все было на самом деле, и что вообще произошло?.. Ну зачем ты злишься, Санча? Подумаешь, шторм, мало мы их пережили? Потрепало немного, так не потонули же! Скоро в Кордаву придем…

– Надоело мне все, – угрюмо отозвалась Санча. – Море, лоханка, которой давно пора на дно, орава головорезов, каждый вечер пьяных до поросячьего визга…

– Побрякушки, золото, камешки красивые, – подражая раздраженному голосу девушки, с готовностью подхватил собеседник. – И еще варвар, который тебе их дарит едва ли не сундуками, да только и знает, что пить и… За что?

Он вовремя откинулся назад, и занесенная для оплеухи рука девушки не достигла цели.

– …А как только мы доберемся до берега, ты мигом побежишь в ближайший храм Митры и попросишь, чтобы тебя научили бороться с плотскими соблазнами, правда, Санча? – он издевательски подмигнул побелевшей от злости девушке. Конечно, только полный идиот рискнет ссориться с подружкой капитана, но пока подобные шутки сходили ему с рук.

– Змееныш ты, Вайд, – сквозь зубы процедила Санча. – И заместо языка у тебя жало.

– Неправда! – возразил Вайд. – Показать?

– Поди ты… – Санча подробно, но не очень умело указала, куда потребно идти некоторым не в меру болтливым бездельникам. Как следует научиться корсарским речениям Санча так и не сумела – благородная по рождению, как-никак. Вайд с деланным изумлением поднял брови, выслушав ее горячую речь, а потом заметил:

– Порядочные девушки таких слов, между прочим, не должны знать…

– Вот и поищи… порядочную, – и Санча отвернулась, завернувшись в плащ чуть ли не с головой. Дело принимало серьезный оборот – не на шутку обидевшаяся девушка вполне могла исполнить давнюю угрозу и пожаловаться на болтуна капитану, а у него рука не просто тяжелая…

– Санча, – медоточивым голоском позвал Вайд. – Са-анча! Я же пошутил, честное слово…

– Отвяжись, – глухо сказала красавица. – Болтун…

– Конечно, болтун, – с готовностью согласился Вайд. – Ты не сердишься? Хочешь, я тебе серенаду сочиню? Са-анча…

– Отстань же, плебей! – капризно отозвалась Санча. – Топай отсюда побыстрее.

– Да пожалуйста… – Вайд сполз с бархатной подстилки, подобрав свой инструмент. Все, выволочка обеспечена, и хорошо, если обойдется только этим. Что стоило лишний раз помолчать? Но кто же знал, что вчерашний шторм вместе с парусами унес у Санчи и способность понимать шутки? Да и что плохого, в сущности, он сказал? Ничего особенного, если разобраться. Но капитан точно разбираться не будет… Спрятаться теперь, что ли? Да разве спрячешься на маленьком караке?

Вайд прошелся по палубе, переступая через разбросанные канаты и обрывки снастей, заглянул в черный провал люка, ведущего в недра корабля, прислушался – и оттуда доносилось похрапывание, – подошел к дверям капитанской каюты, оглянулся и приложил ухо к щели между решетчатыми створками. Тихо, и это не слишком удивительно – вчера всем досталось, так что даже несгибаемый капитан непробудно спит. Причем в одиночестве; может, поэтому Санча злится? Он оглянулся на девушку, но та по-прежнему сидела неподвижно, уподобясь статуэтке из черного дымчатого камня, и мириться не желала.

Тяжело вздохнув над своей нелегкой судьбой, Вайд взобрался по узкой лестнице с высокими ступеньками на корму.

– Опять? – ехидно поинтересовался рулевой, рыжий и постоянно небритый Сигурд, ванахеймец, неведомо какими ветрами занесенный на Южное побережье. До того, как стать рулевым на «Вестреле», Сигурд успел побывать на Барахских островах и даже командовал кораблем, разбившимся впоследствии у зловещего Безымянного Острова. Тогда-то произошло его знакомство с экипажем карака, подобравшем потерпевшего крушение ванахеймца. – А ты представляешь, что с тобой капитан сделает, если эта зингарская кошка нажалуется ему?

– Знаю. Кишки на уши намотает, – Вайд невовремя припомнил любимую присказку капитана и поежился, представив, как может происходить подобное действо. – Или печень вырежет и съесть заставит. А то и вовсе сам съест, если Санча ее сперва пожарит. На оливковом масле.

– Вот именно, – Сигурд чуть повернул рулевое колесо с блестящими, отполированными множеством ладоней медными рукоятками. – Конечно, здесь не место женщине, но тебе следовало быть поумнее, Крысенок.

– Следовало, – согласился Вайд. – Но что-то не получается. Я тут посижу, ладно?

– Сиди, – кивнул Сигурд. – Дыши, пока живой.

Вайд присел возле резных перил, ограждавших верхнюю палубу, и взглянул на медленно катящиеся внизу волны и остающийся за кораблем пенистый след. Ветер усиливался, обложившие все небо тучи постепенно расползались, на воде заплясали солнечные блики, а далеко на горизонте показалась едва различимая тонкая черная полоска берега.

– Сигурд!

– Чего тебе? – недовольно отозвался рулевой.

– Когда в Кордаву доберемся?

– Если ветер не переменится и никто по дороге не встретится, то через пару дней будем там.

– Ага… – задумчиво протянул Вайд. – Пара дней…

* * *

Вайд, которого со дня его появления на «Вестреле» прозвали Крысенком, был по происхождению тауранцем. Во всяком случае, его мать утверждала, что родилась именно в этой провинции Аквилонии, а позже перебралась в Кордаву. В это Вайд склонен был поверить, хотя матушка Акма частенько несла непредставимую чушь, особенно в вечера, когда у нее появлялись деньги, а с ними – выпивка. Послушать ее, так она не стала аквилонской королевой по чистому недоразумению и потому, что уж больно хлопотное это занятие. Вайд скептически хмыкал, слушая плаксивые разглагольствования расчувствовавшейся матушки о ее погубленной и пропащей жизни.

Когда-то Акма была довольно милой девушкой, но с годами опустилась, растолстела и стала одной из многих уличных потаскушек в Кордаве. Больше всего Вайда удивляло то, что матушка умудрялась находить клиентов достаточно часто. Видимо, людские вкусы действительно бесконечно разнообразны… Или непритязательны.

Какого бедолагу угораздило стать его отцом – Вайд не знал, а все попытки вызнать у матери, кто наградил ее эдаким подарочком, успехом не увенчались – она сразу начинала хныкать и жаловаться на судьбу. Наконец, Вайд смирился с тем, что его происхождение навсегда останется загадкой. Впрочем, ему было наплевать. Наверняка кто-нибудь из матушкиных «друзей», не слишком бы обрадовался нежданному появлению неизвестно откуда взявшегося отпрыска.

Для самого Вайда родиной была Кордава, с ее узкими улочками, выложенными шершавыми гранитными плитами; с гаванями и верфями, занявшими берега вдоль залива и устья Черной реки; Морским рынком, необъятным и шумящим целый день; кораблями из всех стран Южного побережья и величественным королевским замком на скале над городом. Мальчишки носились по длинным пристаням, нанимались перетаскивать груз с прибывающих кораблей, виртуозно срезали кошельки у зевак в толпе и не задумывались о том, что будет завтра.

Пятнадцати лет от роду Вайд заслуженно получил прозвище «Рифмоплет» – никто из портовых подростков не умел так быстро складывать забавные и не слишком приличные вирши обо всем попадавшемся на глаза. Умение оказалось выгодным – особо удачные строчки можно было продать морякам, желавшим поразить своих подружек. Однажды у него приобрела свеженький стишок компания молодых дворян и кто-то из них в качестве оплаты подарил старую виолу. Инструмент многое повидал на своем веку – не хватало двух струн, некогда блестящий лак на корпусе пошел трещинами и облупился, но все же это была настоящая виола, и Вайд внезапно решил рискнуть и попробовать сделать случайные заработки своим постоянным ремеслом. Через три года хозяева портовых таверн и кабачков с удовольствием приглашали его развлекать посетителей, безошибочно сообразив, что под незамысловатое жизнерадостное бренчанье жуется и пьется куда веселее, и, что гораздо важнее для торговли и процветания заведений – посетители остаются довольны.

Последние три-четыре месяца Вайд постоянно обретался в таверне «Бездонная бочка», находившейся поблизости от Новой Гавани. То ли год был неудачным, то ли пираты с островов разбуянились сильнее обычного, но некогда многолюдная и шумная «Бочка» все чаще стояла пустой, и Вайд уже начал подумывать о том, что придется перебираться на другое место. Однажды вечером он решил, что немедля скажет хозяину о своем уходе – искусство, так сказать, искусством, а желудок тоже своего требует.

С этой мыслью Вайд вошел в низкое, прокопченное и пропахшее горелым жиром помещение таверны, где его встретили громкие вопли посетителей, визгливый смех девиц и взъерошенный, задерганный хозяин, с неподдельным ужасом прошипевший: «Далайо и его сброд! Пойди, сыграй им что-нибудь, пока они все не разнесли!»

О Далайо, капитане каравеллы «Королева Юга», человеке, который, по слухам, потерял счет своим предательствам и преступлениям, Вайд был наслышан, но никогда его не видел. Сейчас, как утверждали, Далайо присягнул на верность зингарской короне, но стоило ли этому верить? Ведь совсем недавно над «Королевой» развевался флаг Красного Братства, за ней вовсю гонялись аргосские и зингарские боевые галеры, а теперь – пожалуйста… Интересно, что такое стряслось на Барахском архипелаге, что Далайо поспешил унести оттуда свою драгоценную задницу?

Теряясь в догадках, Вайд, перешагивая через чьи-то вытянутые ноги и не подающие признаков жизни тела перебравших вина гуляк, пробрался к своему месту – пустому бочонку, установленному на небольшом деревянном помосте возле входа на кухню. Усевшись поудобнее, он оглядел собравшихся в таверне пиратов, сокрушенно вздохнув про себя – «ну и рожи…», подтянул ослабевшую струну и негромко начал одну из самых любимых в Кордаве песен – «А что нам море – чужое горе, а что свобода – путь до восхода…» Пытаться перекричать посетителей «Бочки» было совершенно бесполезно. Вайд по собственному опыту знал – постепенно до их затуманенных темным зингарским вином голов дойдет, что в зале присутствует посторонний звук, они волей-неволей заинтересуются… А там и слушать начнут, да денежки платить если пение трактирного музыканта понравится.

Так, собственно, и получилось – вскоре нестройный, заплетающийся, но дружный хор с увлечением подтягивал припев к старой истории об олухе-боцмане и его молодой и чрезмерно любвеобильной супруге. Горка монет в поставленной для этой цели большой глиняной кружке из-под пива росла, веселье вовсю продолжалось, со всех сторон выкрикивали названия песен – знакомые и не очень, и время, если судить по большой свече-часам, приближалось к полуночи. Вайд уже немного охрип, сбил подушечки пальцев на левой руке и стал подумывать о том, что на сегодня, пожалуй, хватит, и пора сматываться, пока перепившиеся моряки не взялись за любимое дело – громить трактир. А в том, что гулянка закончится доброй дракой, он не сомневался – уж больно много бочонков и кружек было сегодня опустошено.

– Все, все! – с этими словами Вайд спрыгнул со своего бочонка, поднял изрядно потяжелевшую кружку и поискал взглядом хозяина – дал бы пожрать чего-нибудь, жмот… – Завтра, завтра! Нет, благодарю! – это относилось к почти не владеющей языком компании, настойчиво приглашавшей его выпить. – Всем приятного вечера!

Подставленную ногу он заметил слишком поздно – только когда запнулся об нее и растянулся на заплеванном и залитом вином полу. Несколько монет вылетели из кружки, которую Вайд, даже падая, не выпустил из рук, и укатились, звеня, куда-то под столы.

«Начинается, – мрачно подумал Вайд, поднимаясь на ноги и оглядываясь. – Я же знал, что какая-нибудь гадость обязательно случится. И именно со мной… Ну, и что теперь? Можно идти?»

Он укоризненно посмотрел на компанию за столом, но те, веселившиеся над удачной шуткой, не обратили на это ни малейшего внимания. Один из них, горбоносый, хорошо – даже слишком хорошо, по мнению Вайда – одетый, с пронзительно смеявшейся девицей на коленях, издевательским тоном обратился к Вайду:

– Надеюсь, ты не ушибся?

– Нет, – коротко ответил Вайд, высматривая, как бы поскорее улизнуть.

– А мне показалось… – начал горбоносый, но его перебили:

– Пусть сбренчит, капитан!

«Поздравляю, это – Далайо. Знаешь, парень, ты просто невероятно везуч!»

– Видишь ли, – нарочито извиняющимся голосом сказал Далайо. – Моим людям нравится ваше… – он небрежно пошевелил пальцами в воздухе, и Вайд с завистью посмотрел на радужные переливы камней в многочисленных кольцах. – Не откажи в их маленькой просьбе…

Далайо был последним человеком в Кордаве, с котором стоило бы ссориться, но Вайд устал и не испытывал ни малейшего желания играть для этого изысканного стервеца и его шайки.

– Я тоже хочу послушать, – капризно заявила девица. – Пусть он сыграет, дорогуша!

– Прошу прощения, господа, я ухожу, – Вайд осторожно сделал шаг назад, проклиная себя за то, что полным ходом вляпывается в очень большие неприятности. – Приходите завтра…

– Вот как? – холодно осведомился Далайо. – А мне кажется, что ты останешься здесь.

– А мне не кажется, – пробормотал Вайд, делая попытку обогнуть стол и проскочить к дверям. Неудачную попытку – один из собутыльников капитана «Королевы Юга» оторвался от скамьи, и, железными пальцами, будто осьминог щупальцами, ухватил его за рукав. Вайд рванулся, затрещала рвущаяся ткань, но отделаться от назойливого пирата не удалось. Вайд выругал себя за то, что рассчитывал на спокойный вечер и не захватил с собой кинжал – пора запомнить раз и навсегда, в Кордаве никогда не бывает спокойных вечеров! – и коротко ударил сложенными кулаками покачивающегося матроса в солнечное сплетение. Это подействовало – пальцы, сжимавшие его рукав, разжались, корсар шумно выдохнул, пробормотал какое-то проклятие и, пошатнувшись, осел на пол.

– Вот как? – поднял бровь Далайо. – Ты, оказывается, предпочитаешь, чтобы тебя заставляли? Ну что же, как угодно…

Прежде чем громилы Далайо поднялись из-за стола, Вайд метнулся к выходу, не приняв в расчет того, что в «Бочке» еще не все пришли в приятное состояние полного опьянения и заметили, как у стола капитана происходит что-то непонятное. Пробиравшийся со всей возможной быстротой к выходу Вайд врезался в поднявшегося навстречу пирата, отскочил в сторону, пройдясь по чьим-то ногам, увернулся от летящей в голову кружки, налетел еще на одного матроса с «Королевы Юга», и на этом бегство закончилось. Обладатель твердокаменной спины повернулся и наградил Вайда таким ударом в челюсть, что тот отлетел в сторону, с размаху приложившись затылком о бревенчатую стену. В голове безумным галопом пронесся табун одичавших лошадей, и сквозь их топот Вайд расслышал неизвестный низкий голос:

– Оставь парня в покое. Он же ясно сказал, что уходит.

Вайд попытался разглядеть что-то через плывущую перед глазами розово-красную пелену и увидел силуэт человека, поднявшегося со скамьи в дальнем конце зала. Вайд помнил компанию из трех или четырех человек – эти люди пришли позже всех, сели отдельно, спросили красного аргосского да закуски, и приступили к уничтожению огромного количества принесенной еды. Сейчас один из них встал и лежавший на полу Вайд готов был поклясться, что головой незнакомец упирается прямо в низкий закопченный потолок. Голоса долетали до него, как через толщу воды, и Вайд с трудом понимал, о чем идет речь.

– Я всего лишь попросил его сделать моим друзьям одолжение, – надменный голос Далайо.

– Так это была просьба? – рокочущий низкий голос незнакомца. – А мне показалось, что твои головорезы собрались сделать из мальчишки отбивную.

– Тебе именно показалось, мой друг, – в ледяном тоне капитана «Королевы» прозвучало нечто вроде тщательно скрываемой тревоги.

– С каких это пор у меня в друзьях шелудивые псы? – и громыхнул дружный хохот за столом незнакомца.

– Откуда мне знать, кого ты еще подберешь из канавы? – «шелудивого пса» Далайо, как это не странно, пропустил мимо ушей. – Это твой приятель?

– Первый раз в жизни вижу.

В голове у Вайда немного прояснилось, но единственная мысль, оставшаяся там, была следующей: «Бежать, и побыстрее!» Поэтому он с трудом встал, цепляясь за стену и, шатаясь не хуже нагрузившегося под завязку морского волка, выбрался из «Бездонной бочки» на улицу, оставив позади и Далайо, препирающегося с незнакомцем, и сборище пьяниц. Он сообразил, что оставил в таверне нечто важное, но возвращаться не решился.

Проковыляв по улице, и, к счастью, не натолкнувшись на ночные патрули, обходящие кварталы возле гавани, Вайд выбрался к тихо журчащему фонтанчику, установленному возле богатого дома. Сунув нещадно болевшую голову под стекающую из пасти каменной рыбы струю, он подумал, что все демоны Тьмы вкупе с самим Отцом Ночи Сетом не заставят его вернутся в эту треклятую таверну. Не-ет, хватит с него! Жизнь дороже!

Вайд потряс головой, убедился, что все зубы на месте, пригладил мокрые каштановые волосы… Чего-то не хватало, и, сообразив, чего именно, он тихо охнул и медленно сполз по стене на плиты мостовой. Кружка с выручкой. Три или четыре дня безбедной жизни. Он забыл кружку, из-за которой вытерпел столько мучений.

«Забыл, – тупо повторил Вайд, бессмысленно уставившись прямо перед собой. – Идиот. Бренчалка. Лучше бы мне голову проломили. Забыл.»

Он не помнил, сколько просидел так, слушая монотонный плеск воды в гранитной чаше, пока не понял, что рядом стоит человек. В тусклом свете качающегося высоко над головой масляного уличного фонаря Вайд разглядел пару потрепанных сапог с окованными носками. С трудом подняв голову, он увидел над собой силуэт высокого мужчины, а по раздавшемуся голосу признал неизвестного из таверны.

– Твое?

Рядом с Вайдом упал глухо звякнувший кожаный мешочек, туго перетянутый обрывком бечевки. Еще не веря в то, что удача не отвернулась окончательно, Вайд протянул руку, дотронулся до мешочка и поднял его. Приятная тяжесть оттягивала ладонь и даже сквозь плотную кожу чувствовались острые ребра монет.

– С-спасибо, – с трудом выговорил он. – Я… Мне было не до того…

– Немудрено, – усмехнулся незнакомец. – Идти можешь?

– Могу, – в доказательство своих слов Вайд не очень уверенно поднялся на ноги, сунув драгоценный мешочек за пазуху. Теперь он понял, что в таверне зрение не обмануло – неизвестный был на две или три головы выше него. Не удивительно, что он доставал головой до низкого потолка «Бочки». – Мне в Гавань, а тебе?

Высокий согласно кивнул и широким скользящим шагом двинулся вниз по улице. Вайд пристроился рядом, отметив про себя, что этот странный человек при движении почти не производит шума. Даже звука шагов не слышно, точно рядом с тенью идешь. Вайд искоса рассматривал в свете редких фонарей своего неожиданного попутчика: одет хорошо, но без излишней роскоши, как Далайо, одежда скроена так, чтобы ничто не мешало движениям, лицо с резкими, грубоватыми чертами, грива черных волос… И еще огромный меч в ножнах за спиной, длиной чуть ли не с самого Вайда. Однако для подобного верзилы такой клинок, наверное, как игрушка. Под очередным фонарем неизвестный чуть повернул голову, и Вайд удивленно отметил, что глаза у него светло-синего оттенка, почти не встречающегося в землях юга. Откуда этот тип мог взяться и кто он? Ведь видел же его уже где-то… Или слышал? Нет, видел. Совсем недавно видел, только вспомнить бы, где…

– Мне сюда, – неизвестный остановился в начале улицы, ведущей к пристаням Новой Гавани. Вайд тоже остановился, посмотрев на залитое лунным светом море в просветах между домами.

– Тебя как зовут, заморыш? – неожиданно поинтересовался незнакомец. «Заморыш» прозвучало у него слегка презрительно, но не обидно, и Вайд с готовностью откликнулся:

– Вайд. А тебя я вспомнил. Ты с «Вестрела», королевский корсар, Конан Киммериец, правильно?

– Да. Сам догадался? – подозрительно спросил северянин.

– Кто же тебя не знает, – почти честно ответил Вайд. Если бы у не кружилась после удара голова, он еще в таверне сообразил, с кем свела его судьба. – Спасибо, что выручил. Попутного ветра, капитан.

Он прошел всего несколько шагов, когда сзади раздался оклик:

– Эй, как там тебя… Погоди!

Вайд замер на месте, и осторожно повернулся, не зная, чего ожидать. Из вороха сплетен, которые он слышал об этом непостижимом человеке, и половине которых напрочь не верил, следовало одно – трижды подумай, прежде чем становится капитану Конану поперек дороги или просто обращать на себя его внимание. Сейчас Вайд лихорадочно вспоминал все, что довелось узнать на Морском рынке Кордавы, от словоохотливых купцов или подвыпивших моряков. Как-то страшновато находиться в обществе настоящей легенды…

Впервые киммериец объявился на Южном побережье десять или девять лет назад. До сих пор большая часть купцов клялась всеми богами, что, видно, кто-то из небожителей решил посмеяться над бедными смертными, столкнув на бескрайних просторах Западного Океана два корабля, две галеры – торговую, спешившую с грузом из Аргоса в Шем, на которой бежал от аргосских законников молодой наемник из далекой северной страны Киммерии, и «Тигрицу», принадлежавшую шемитке Белит.

Что вышло из этой встречи – запомнили на всем побережье, и, наверное, будут вспоминать еще не один десяток лет. Тигрица нашла себе льва, и не знающая удержу парочка заставила трястись всех купцов цветущего Юга. Даже барахские пираты побаивались этой парочки, а в Стигии (подумать только!) начали спешно собирать военный флот, с одной-единственной целью – найти, догнать и уничтожить «Тигрицу», да так, чтобы ни одной щепки не осталось. Белит ненавидела стигийцев – всех и каждого в отдельности, мстя за сожженный поселок, в котором она родилась, за погибшую семью и родных. Стигийцам не пришлось долго искать – Белит и ее приятель-северянин явились сами, пробравшись в охваченную мятежом провинцию Стигии Тайю, и учинили там нечто такое, о чем даже сплетен не ходило, а все мельком слышавшие о тогдашних делах бесшабашной пары разводили руками, закатывали глаза и многозначительно восклицали: «Да-а…»

А потом «Тигрица» пропала. Некоторые утверждали, будто галера ушла в Черные Королевства, где шемитка и киммериец основали свое государство, иные говорили, что галера погибла во время зимних штормов, а кто-то уверенно заявлял, что и на «Тигрицу» нашлась управа – не иначе, как Сет самолично явился разобраться с парочкой смертных, не боявшихся никого и ничего. Так или иначе, а зловещая галера с резной головой тигрицы на носу не появлялась на горизонте, и многие облегченно вздохнули, решив, что она не появится больше никогда.

И ошиблись. Спустя три или четыре года северянин вернулся откуда-то с востока – то ли из расположенного на самом краю земли Турана, то ли из еще более далеких Кхитая и Вендии, с полными карманами золота, и подался на Барахские острова, где в скором времени обзавелся галерой, названной в честь сгинувшей тоже «Тигрицей», собрал команду из лихих парней и вышел в Западный Океан. Тогда же наконец выяснилось, куда делась неукротимая Белит – погибла вместе с большей частью своей команды в Стигии, на ядовитой реке Заркхебе, в брошенном городе, где бешеная парочка попыталась раздобыть древние сокровища…

«Тигрица» – Вторая оказалась ничем не лучше предшественницы, и проклятий от ограбленных купцов на нее сыпалось ничуть не меньше. Но и эта галера сгинула в небывалой силы шторме, пришедшем с севера и пронесшимся над океаном, подобно гневу богов далеких полуночных стран. В приморских городах украдкой шептались, что ураган был не простым порождением играющих стихий, а создан враждующими колдунами. Маги тут были виноваты или не маги, а доподлинно вскоре стало известно – «Тигрица» разбилась на острых камнях у побережья одного из многочисленных островков. В четырех морских державах снова возблагодарили богов, и опять оказалось, что поторопились…

Впрочем, купцам было грех жаловаться – они получили почти пять лет передышки и спокойной жизни, прежде чем бывший капитан «Тигрицы» вновь возник на Южном побережье. Вернее, сначала Конан Киммерийский появился на Барахских островах, но с кем-то не поладил (что было совершенно не удивительно при его буйном характере и простых взглядах на жизнь) и отправился на поиски удачи дальше. Он и нашел ее – на зингарских берегах, где остановился карак под названием «Вестрел», принадлежавший вольному корсару Запораво, не входившему ни в Красное Братство, ни в сообщество королевских корсаров Зингарской короны.

Прошло менее месяца, и капитан на караке сменился. Прежний, между прочим, остался кормить стервятников на далеком южном острове, не нанесенном на карты Западного Океана – редко какой удалец отваживался забираться в эдакую даль. «Вестрел» благополучно вернулся в Кордаву, новый капитан разумно предпочел делиться доходами с короной, получив взамен удобную гавань, одну из лучших на всем Южном побережье, и патент «королевского корсара».