Текст книги "Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода"

Джигме Ринпоче (род. в 1949 г.)

Джигме Ринпоче родился в 1949 году в Кхаме (Восточный Тибет). Он племянник Шестнадцатого Кармапы и брат Кюнзига Шамара Ринпоче. В шестилетнем возрасте его привезли в Цурпху, главный монастырь Кармап в Тибете. Вместе с Шестнадцатым Гьялвой Кармапой Рангджунгом Ригпе Дордже он покинул Тибет в 1959 году, после китайского вторжения. Последующие годы жил в Румтеке (Сикким). Своим образованием Ринпоче обязан Шестнадцатому Кармапе. От других именитых лам традиций Кагью и Ньингма он получал различные поучения и передачи. В 1974 году Гьялва Кармапа назначил его своим представителем в Европе со словами: «Вместе с Джигмелой я оставляю вам свое сердце». С тех пор Ринпоче живет преимущественно во Франции, где он вместе с Гендюном Ринпоче активно участвовал в строительстве центров.

Он регулярно посещает центры Семнадцатого Кармапы Тхае Дордже в Европе.

Тараб Тулку Ринпоче (1934–2004)

Тараб Тулку считался одиннадцатым воплощением высокого тибетского ламы. В университете монастыря Дрепунг он получил титул Лхарампа Йеше – самое высокое ученое звание в тибетском буддизме. После бегства из Тибета он более тридцати лет работал на Западе. В университете Копенгагена Ринпоче занимал должность доцента и руководил кафедрой тибетологии. Кроме того, известны его особые заслуги на ниве взаимодействия западной психологии и терапии с обширным опытом тибетского буддизма. Для этих целей он основал множество общественных институтов во многих крупных городах Европы и в Индии. Ринпоче автор нескольких книг, опубликованных на западных языках.

Он был близким учеником Шамара Ринпоче.

В Индию и Непал по суше

1976

• После смерти Мао Цзэдуна китайский партийный аппарат мстит «Банде четырех», возглавляемой его вдовой Цзян Цин, которую обвиняют в злодеяниях времен Культурной революции (1966–1969). Цзян Цин будет арестована.

• В угандийском Энтеббе израильтяне в результате дерзкой контртеррористической операции освобождают из рук палестинских террористов 103 заложников – пассажиров захваченного самолета «Эйр Франс».

• Советская газета «Красная звезда» впервые называет Маргарет Тэтчер «железной леди» после ее выступления с антикоммунистической речью.

• В СССР создана Хельсинская группа

Мой брат Бьорн помог Тому и Кейт купить в Германии пару подержанных автобусов, а Нильс, высокий блондин, студент-медик, подготовил поездку. У нас было шесть месяцев и места для пятидесяти друзей. Большинство наших спутников, среди которых было тридцать или сорок датчан, а остальные, в основном из Норвегии, оказались потешными типами. Как показали следующие месяцы, у многих имелась скрытая драматическая жилка. В Копенгагене мы под завязку нагрузили автобусы рюкзаками c белковыми галетами и растительными экстрактами для нас самих, толстыми норвежскими валенками для беженцев в Гималаях и кучей медикаментов, которые должны были раздать наши «лекари».

Это была последняя возможность добраться до Азии по суше. Вскоре тлеющая ненависть мусульман разразилась войной и гнетом. Уже тогда их гнев чувствовался намного отчетливее, чем в наши ранние поездки в 66-м, 68-м и 69-м.

Сначала мы увидели прекрасную осень в Германии и Австрии, потом миновали безотрадную в то время Югославию. С десяток моих греческих учеников приехали из Афин в Салоники, и я два дня давал им поучения, пока мы не отправились дальше, в Турцию. Там у нас была возможность наблюдать страх и насилие – типичные явления в этой стране. Прежде всего нашу радость в высшей степени омрачило угнетение женщин. Эта страна определенно не была частью Европы. Каждый день мы с Ханной замечали свое изменившееся отношение к событиям и людям. Теперь оно было более сочувственным – результат того влияния, которое на глубинных уровнях оказал на нас Кармапа. Раньше, занятые работой для него, мы не замечали этих перемен.

Осень

1975

Иран

Недалеко от иранской границы мы увидели аварию. Поперек дороги стоял грузовик, а вокруг него – дюжина мужчин. Бьорн быстро остановил автобус, и я побежал туда. Если ты научился переносить сознание умерших в Чистые страны, теперь это твоя обязанность. Когда я прорвался в их круг, мне открылось много уровней происходящего. Все эти уровни присутствовали одновременно в свободе пространства, никак не исключая друг друга. Передо мной лежал мертвый мужчина. Ему, наверное, было около сорока лет, но выглядел он на все семьдесят. Он лежал на спине, небритый, с окровавленным ртом. Рядом валялся обломок бедренной кости в луже крови, которая начала свертываться и блестела на солнце. Здесь же, как стадо вокруг падшей коровы, стояли истощенные земляки погибшего. Фоном был живописный, заснеженный Арарат – вулкан, такой же симметричный, как Фудзияма в Японии. Насыщенно-синее безоблачное небо казалось бесконечным, и, закрывая покойнику глаза, я думал о его родных, потерявших кормильца. Я позаботился о его продвижении к Освобождению, одновременно с большой радостью сознавая, что пространство моего ума ни на секунду ничего не выделило из целого, а тело само сделало все необходимое.

Если ты научился переносить сознание умерших в Чистые страны, теперь это твоя обязанность.

Иранцы были неприятными. К своему, и без того малопривлекательному, национальному характеру они добавили гордость за большие нефтяные деньги. Проезжая по дороге через страну, мы много раз миновали опиумные поля, охраняемые армией. Видимо, кто-то с правильными связями обеспечивал себе неплохую прибавку к пенсии. В Мешхеде, в большой мечети, нам пришлось силой вызволять пару членов нашей группы из лап муллы. Они случайно ступили в какое-то особенно святое пространство и поэтому должны были подвергнуться принудительному обрезанию.

Афганистан

Мы все скучали по Афганистану. В прежние годы там можно было расслабиться и хоть в чем-то позволить себе обычное поведение. Эту страну мы пересекли в середине октября. Маршрут был привычный: Герат, Кандагар, Кабул, Джелалабад и Хайберский проход. Страна была точно такой же, какой мы ее знали по прошлым путешествиям. Природа впечатляла, и вскоре за Гератом мы увидели сразу целый десяток смерчей, вспахивающих песок. Когда мы на полной скорости ехали по шоссе, у нас лопнуло правое переднее колесо. Если бы Бьорну не удалось остановить перегруженный автобус, то многим из попутчиков жилось бы не так хорошо.

В Кабуле наша группа, купив кучу ненужных вещей, продемонстрировала свои добрые чувства по отношению к Афганистану. Вечером в отеле, перед тем как лечь на матрацы, нам сначала пришлось вытрясти из них использованные шприцы. Тогда опасность называлась «желтуха», а не «СПИД».

^{Хайберский проход}

Уже в Дании я дал передачу Алмазного Ума, и теперь весь автобус круглосуточно повторял его стослоговую мантру. Этот Будда извлекает из подсознания все мешающее и молниеносно очищает. Все, что ехало позади нас, будь то второй автобус поменьше или чужая машина, многократно разваливалось. Казалось, за нами по улице раскатывается ковер плохих вибраций, исчезающих далеко не сразу.

В Хадде, расположенной недалеко от Джелалабада, на востоке Афганистана, мы увидели руины построенных пару тысячелетий назад буддийских ступ. Около IX века мусульмане отбили им носы, чтобы Будды «не могли дышать». Позднее статуи совсем разрушились, но поле силы чувствуется до сих пор. Еще мы ездили на верблюдах – это, пожалуй, самое странное из всех вообразимых средств передвижения.

Наши водители показывали чудеса ловкости и сообразительности на серпантине, ведущем через узкие перевалы. Когда мы прибыли в «Зону племен», которую не могли покорить ни англичане, ни пакистанцы, ни в еще недавнем прошлом русские, я убедил всех ехать ночью без остановки. Нас от этого настойчиво отговаривали. В этих краях головы белых людей легко оказывались на колах, но нам некогда было осторожничать. Мы делали самое важное, и Защитники должны были позаботиться обо всем остальном.

Мы делали самое важное, и Защитники должны были позаботиться обо всем остальном.

Путешествие продолжалось практически круглосуточно, а между тем у всех ужасно болела спина от почти вертикальных, часто сломанных, сидений. Мы спали, просыпаясь каждые четверть часа, но упорно продвигались вперед. Многие впервые проявляли стойкость, большинство училось воспринимать трудности как очищение, а очищение, в свою очередь, как испытание на прочность.

Пакистан

Пакистан мы проехали за один день. Маленькая кудрявая растеряша по имени Лизбет где-то на индийско-пакистанской границе выронила свой паспорт, и нам пришлось провезти ее контрабандой. Пакистанцы заметили, что что-то не сходится, и пересчитывали всех снова и снова, а я попросил друзей бродить туда-сюда по автобусу, чтобы запутать чиновников. Лизбет мы спрятали в самом конце, под багажом. Казалось, пакистанцы уже собирались капитулировать, – и вдруг мы остолбенели. Вокруг нашего автобуса двигалось полуметровой длины бородатое лицо с признаками английских генов и заглядывало в окна. Я послал Мортена, который, со своим ростом 2 м 10 см, был самым высоким парнем в группе, чтобы отвлечь пакистанца. Мортен был великану по плечо.

Индия

Мы собирались двигаться в направлении Кашмира и Ладакха, до сих пор не знакомой нам части Гималаев. Проезжая там, мы побывали во многих местах силы, таких как Манди, где когда-то жила Мандарава, первая главная жена Гуру Ринпоче.

Что-то в этой местности навевало мысли о кобольдах[2]2
  Горные духи в мифологии Северной Европы.


[Закрыть], а тибетцы говорили, что здесь живут духи змей.

Шринагар расположен в идиллической долине Кашмира, но сам представляет собой место липкое и несносное – как и, к сожалению, многие другие города мусульман. Мужчины пристают к вам, пытаются обмануть или привлечь к себе внимание, а женщин вообще не видно. Мы с Ханной, конечно, рекомендовали группе советоваться с нами, прежде чем купить что-нибудь дороже десяти долларов. Но парочка датчан, которые всегда все знали лучше, приобрели одни из самых ужасных подделок под произведения тибетского искусства, какие я когда-либо видел. Гордые, они вернулись c парой псевдотханок, явно нарисованных небуддистами в приюте для слепых. Нам пришлось пригрозить, что мы сожжем плавучее жилище продавцов, прежде чем датчане получили более-менее качественные ковры за те сотни долларов, которые заплатили за «тханки». Наши автобусы были почти вдвое длиннее местных, и, несмотря на мастерство водителей, уже на отрезке дороги до Шринагара мы с трудом вписывались в повороты. Последняя часть пути через Каргил и перевал в долине Лех высотой 4,7 км была еще более узкой и извилистой. Поэтому мы поменяли свой транспорт на местную имитацию микроавтобусов «Мерседес» и были вынуждены довериться чужому водителю, курящему гашиш. Эта местность уже удивительно долго остается мусульманской, хотя каждый камень на дороге кричит: «Тибет!» – и повсюду видны разрушенные ступы. Только после непроглядно черной ночи в деревне Каргель мы почувствовали, как ослабла железная хватка ислама. Настроение резко поменялось. Появились женщины, люди расслабились и разговаривали теперь на очень забавном и сложном книжном тибетском.

Шринагар

Лех – это печальная история, потерянная часть Тибета. Повсюду виднелись огромные, полностью или наполовину разрушенные глиняные здания. Мощные беспризорные храмы и замки напоминали о когда-то величественной культуре. Нетрезвое население из тибетских крестьян все больше попадало под влияние более образованных иммигрантов из Кашмира. В руках последних уже находился будущий туристический и торговый бизнес. Если бы у меня было несколько тел, я с удовольствием оставил бы одно из них там, наверху, чтобы привести в порядок школьное образование для местного населения. Без хороших школ ладакхцы были обречены оставаться одной из многих эксплуатируемых народностей Азии.

Когда мы приехали, я прежде всего подумал о том, что Ладакх – это часть Тибета, которая была никому не нужна по причине засушливого климата. Высадившись из автобуса, мы почувствовали высоту: легкие горели. С ответственностью за такое количество людей в незнакомой стране было достаточно поводов для того, чтобы бегать, а на высоте 3,5 км с рюкзаками и без тренировки это было больно.

Нильс поторговался и сбил цену за отель до приемлемого уровня, и на следующее утро началось путешествие по неповторимым окрестным монастырям. Многие были построены более тысячи лет назад, в те времена, когда талая вода ледников еще делала этот край плодородным. Они были на столетия старше большинства монастырей Тибета. Мы передвигались пешком и в кузовах грузовиков под непостижимо голубым небом, и окрестный ландшафт был похож на лунный. Вначале мы осмотрели то, что разрешалось посещать. Но захватывающие танцы лам проходили в монастыре Чамде, расположенном в закрытой для туристов части Ладакха. Китайцы каждый год строили там все новые дороги, тем самым постепенно отнимая землю у индийцев. К тому же они ловили индийских солдат и отправляли их на перевоспитание в Пекин, а потом отпускали. В здешней культуре это считается явным издевательством.

^{Ослабла железная хватка ислама}

Мы передвигались пешком и в кузовах грузовиков под непостижимо голубым небом, и окрестный ландшафт был похож на лунный.

В монастыре Чамде как раз гостили Друбчен Ринпоче и Дугпа Ринпоче, которых мы знали со времен нашего пребывания в Дарджилинге, в восточных Гималаях. Чтобы добраться туда, мы спрятались сзади в грузовике, и по прибытии вся группа вместе с багажом в одно мгновенье исчезла с дороги.

Путь вверх, на гору, был трудным. Сильным пришлось нести багаж за всех, но усилия стоили того. Неожиданно мы вернулись на тысячу лет назад. Мы стояли на вершине горы, как бы написанной в пастельных тонах, с которой открывался невероятный вид. Должно быть, так выглядел мир до того, как сошел с ума. Все имело смысл, все было волшебным. Многие мастера, постигшие ум, оставили здесь свои поля силы. Сотни местных жителей, скрючившись, сидели на крепостных стенах и смотрели сверху во внутренний двор, в котором пуджи сменялись танцами. Ночами общее настроение поднималось; люди часами кричали, бегали по переулкам и копировали движения танцовщиков. Общее ощущение транса постоянно усиливалось, каждый чувствовал привкус древней и забытой силы тела и ума. Во вторую ночь, когда все закончилось, мы сбежали вниз с горы и несколько часов ехали в сторону Леха к монастырю Хемис, нашей следующей цели.

^{Танцы лам}

Более 100 лет назад, когда сикхи разрушили страну, этот монастырь остался целым и неразграбленным. Он укрыт в тополиной рощице, и потому проезжавшие мимо завоеватели не замечали его строений. Зато в наше время пришли туристы, и результат оказался не лучше. Уже когда мы приехали, монахи вели себя нагло. Мой обычный дружеский стиль здесь почти не пригодился, потому что они нас просто не хотели. Чтобы помешать нам фотографировать, они постоянно открывали и закрывали дверь, пока я не поднял одного из них, самого делового, и не подержал некоторое время на весу. Это помогло: работа была сделана. На сей раз обошлось без чаевых: они действительно слишком далеко зашли. В конце концов, мы принадлежали к одной линии преемственности.

^{Во время танцев в Ладакхе}

Осмотрев все, мы сидели на обочине и пили чай. Со мной заговорил человек, довольно умный на вид, но подвыпивший. В разговоре он постоянно называл меня «гелонг». Гелонг – это монах, принявший все 254 обета, включая безбрачие и запрет на употребления алкоголя. Я несколько раз указал на Ханну рядом со мной, обращая его внимание на то, что чувственного удовольствия в моей жизни много. Потом я его спросил, кто он сам. «Тоже гелонг!» – ответил он и поднял свой стакан. Я понял, что здесь смотрят на вещи не так узко. Кроме того, он был самым талантливым и открытым человеком, которого мы встречали в Ладакхе.

На реке Инд между Лехом и тибетской границей находился лагерь беженцев, в котором позже Далай-лама дал посвящение в Колесо Времени. Там один отважный ученик Кармапы построил небольшой монастырь с огромным двором и собрал вокруг себя множество веселых юных учеников. Хорошо, что он у них был, ведь лагерь беженцев – наверное, самое безутешное место из всех, какие мы когда-либо видели. Многие дома состояли только из одного тонкого куска ткани, натянутого над цементными колоннами высотой по плечо, часто без окон и дверей. Учитывая их скудное питание, мы не представляли себе, как люди вообще переживали эти суровые зимы. Мы подарили семьям, жившим в самых плохих условиях, финские валенки. К сожалению, несколько пар оказались на деревенском рынке еще до того, как мы успели уехать. Либо беженцы были по уши в долгах, либо зима казалась еще такой далекой, что еда и алкоголь были для людей важнее.

Учитывая их скудное питание, мы не представляли себе, как люди вообще переживали эти суровые зимы.

Жители монастыря сразу нашли общий язык с европейской группой, и, к нашей радости, нам удалось пригласить Тай Ситу учить в монастыре целый месяц. Он взял с собой круглого, довольно вспыльчивого Друбпёна Ринпоче, который впоследствии в Тибете отказался от часов, привезенных Педро Гомесом ему в подарок. «Я столько работаю для Кармапы, что мне некогда смотреть на часы», – пояснил Ринпоче. Наша встреча оказалась любопытной и для него, поскольку раньше белые паломники сюда не доходили.

Тай Ситу очень рано, первым из четырех держателей линии преемственности, покинул Румтек. Он создал в западных Гималаях свою собственную сеть контактов, несмотря на то что Кармапа отпустил его в Ладакх ненадолго и впоследствии многократно просил, чтобы тот первым делом завершил свое образование в Румтеке. Проследить историю Ситу Ринпоче поучительно, поскольку направление его развития, к сожалению, явно разошлось с линией, принятой Кармапой.

^{Ситу Ринпоче дает посвящение}

Отважный настоятель монастыря никогда не видел ничего подобного нашей банде с широкой костью и голубыми глазами. Чтобы нас как-то классифицировать, он спросил: «Есть ли там, откуда вы пришли, солнце и луна?» Я ответил: «Да, и они такого же цвета, как здесь». Эта информация была важной: она означала, что мы родом из той же вселенной, что и он. Это его расслабило. Он подарил нам уникальную тханку Белой Освободительницы, принадлежавшую Тринадцатому Кармапе. Наши врачи лечили его монахов, а мы выбирали подарки.

Тай Ситупа один день давал поучения и посвящения, в том числе в Будду Мудрости на Льве – это мы получили впервые. Его мантра потом громко звучала в моем сне. У Ханны тоже были необычные сны.

Прежде чем снова направить группу вниз, в долины Индии, мы вместе посетили еще несколько монастырей.

Посещение Тиксе Гомпы для меня было очень значимым. Я получил благословение Защитницы Белый Зонт и, таким образом, возобновил связь с ней в этой жизни. Находясь в cкромно обставленной комнате, я почувствовал такое сильное благословение, что решил поднять деревянную решетку, чтобы за ней поискать причину. За решеткой в нише стояла Белый Зонт – статуя метровой высоты. В тот момент, когда я заглянул внутрь, яркий солнечный луч упал на ее бесчисленные лица, и они засияли. Дукар блеснула зубами и фыркнула. Она была несказанно красива. Я знал, что с этого момента Белый Зонт никогда не покинет нас. Несколько лет спустя ей пришлось спасти мою жизнь в Касселе. Тысяча ее лиц и рук постоянно защищают наших друзей повсюду.

^{Она была несказанно красива}

Я получил благословение Защитницы Белый Зонт и, таким образом, возобновил связь с ней в этой жизни.

Мы отправили путешествующую группу вперед, пока еще стояла хорошая погода, а сами решились подвергнуть себя риску быть на полгода занесенными снегом ради ценных поучений, которые нам хотел дать Тай Ситупа. Нам предстояло стать первыми из белых людей, кого посвятят в Шесть йог Наропы. Так мы должны были познакомиться с энергетическим аспектом ума. Мы таяли от – тогда еще ничем не запятнанного – шарма Ситупы.

Следующее полнолуние стало большим переживанием и для нас, оставшихся в ретрите, и для наших друзей, отправившихся в путь по северной Индии. Им пришлось убрать с дороги разбитый грузовик вместе с прицепом, чтобы проехать. У нас же весь монастырь пришел в смятение. Ожидалось лунное затмение, которое совсем не нравится детям природы. Тибетцы называют тень земли «За» и считают, что у нее есть два рта. Если она сжирает луну одним ртом, та краснеет, а если другим, то луна исчезает совсем. Все в монастыре суетились и пытались «развеять» затмение, дудя в большие трубы. Дхарамсала официально объявила, что затмение произойдет в половине десятого, в то время как старый звездочет из Румтека, постоянно повторявший мантру Кармапа Ченно, сказал, что это будет в половине третьего. Он оказался прав. Было трогательно видеть всеобщую радость, когда полная луна снова показалась по другую сторону от За.

Следующие три недели мы провели в закрытом ретрите и изучали более глубокие практики.

Когда мы вышли из отшельничества, нам случайно удалось поймать самый последний грузовик, проезжавший через перевал, прежде чем снег завалил дорогу, сделав ее непроходимой до апреля. Это была тяжелая поездка. Нам приходилось выскребать из запасной канистры густой, как масло, дизель и каждые двадцать километров разводить костер под «Мерседесом», потому что замерзали маслопроводы. К счастью, мы сидели в кабине, а не сзади в кузове, как в Тибете десять лет спустя.

Так как мы теперь путешествовали одни, то могли отклоняться от маршрута. Покинув Манди, мы поехали к знаменитому лотосовому озеру Цо Пема. Когда Гуру Ринпоче соблазнил принцессу Мандараву, ее отец так рассердился, что повелел сжечь влюбленную парочку на костре. На следующее утро он вернулся и увидел, что Мандарава и Гуру Ринпоче сидят, соединившись, но не на пепелище, а на цветке лотоса. Вокруг них возникло озеро, и теперь это важное место паломничества.

Там жил Куну Лама, который в 1972 году первым дал нам в Бодхгае мантру Будды Шакьямуни. При первой встрече он хотел знать все о Дании, и я сказал Ханне: «Когда мы услышим о его смерти, нам нужно будет осторожнее заниматься любовью». У нас нет времени на увеличение семьи, а Лама определенно искал бы датских родителей для своего следующего рождения. Лама Куну долгие годы занимался целительством и всевозможными спасительными учениями, пока не выбрал для себя тибетский буддизм. Он был настолько известен своей ученостью, что однажды в присутствии правительства ему торжественно вручили редкий звукозаписывающий аппарат. Он обсуждал это при каждом удобном случае и говорил прежде всего о значении звуков. Он знал такие вещи о мантрах и других вибрациях, которые не знал больше никто. Вероятно, Лама Куну умер, никому не передав свои знания. В декабре 1978 года, в полнолуние, он действительно переродился у датчанки. Его родителями стали наша датская подруга и тибетский йогин. Они хотели зачать самого лучшего ребенка и поэтому спрятались в ступе Бодхгаи, чтобы заняться любовью. Датчанка родила сына в Баварии, недалеко от шоссе В-12, во время аскетической медитации, и я помогал ей. Пространство было заполнено женскими формами Будд. Сразу на следующий день я отвез мать с ребенком сквозь глубокий снег из Южной Германии домой, в Данию.

Пространство было заполнено женскими формами Будд.

Во времена наших первых встреч с ним Лама Куну в Цо Пеме поддерживал одну тибетскую женщину среднего возраста, которую звали Дригунг Кхандро. Когда мы впервые зашли за угол ее дома, она обернулась, и мы остановились как вкопанные. Произошло мгновенное узнавание. Она была копией Ханны – только более крупной и сильной. История Дригунг Кхандро как одной из известнейших дакинь – так называют просветленных женщин – типична для Тибета. Она медитировала в уединении семнадцать лет, пока китайцы не начали пробивать снарядами дыры в стенах пещер, где сидели йогины. Многие из тех, кто на протяжении долгих лет изучал свой ум в полной темноте, ослепли от внезапного света. Их глазные нервы не выдержали шока. Дригунг Кхандро удалось вытащить вовремя, и одна из групп беженцев взяла ее с собой в Индию через Гималаи. Сначала йогиня не хотела есть мясо – часто единственную доступную пищу. Из-за этого она стала так слаба, что людям приходилось нести ее, – тогда из ее глаз потекли большие слезы, и она стала есть то, что было. Мы долго говорили с ней. Она угостила нас цампой, а мы дали ей протеиновый порошок и деньги. После того как мы, прощаясь, соприкоснулись лбами, во мне еще долго жило ощущение ее присутствия. Она была уникальной женщиной.

^{Мы погрузились в его силовое поле}

Во время великолепного приема у Далай-ламы в Дхарамсале нам хватило времени на все. После этого мы заторопились в Дели. В визовой книге непальского посольства мы нашли имена людей из нашей группы и, пройдя сквозь толпу, сели на поезд, идущий дальше, в Бодхгаю. Там ждал большой автобус, а другой уехал в Непал. Несмотря на небольшие аварии, Нильс удачно провез группу. В Дхарамсале друзья тоже пытались встретиться с Далай-ламой, но это удалось им лишь позже, в Дели. Однако то, как Далай-лама их принял, не оправдало их ожиданий. Далай-лама, несмотря на изгнание, – все-таки король, то есть высший представитель народа, которому с трудом удается завоевать международный авторитет. Для его работы было бы полезней, если бы группа посетителей появилась в самых лучших нарядах. Когда наши друзья, полные доверия, но неухоженные, стояли перед ним, они слышали в его словах больше назидательности, чем благословения. Секретарь Кармапы ждал нас в Дарджилинге. Сделав крюк, чтобы заехать в монастырь Аянга Тулку в Южной Индии, мы наконец направились дальше, в Сикким, где находился Румтек – наш первоначальный пункт назначения.

Мы приехали туда 25 декабря. Кармапа сразу позвонил в Дели и раздобыл нам двухнедельное разрешение на пребывание. Люди из нашей группы жили в Румтеке в домах местных семей или в палатках, установленных на плоских крышах некоторых домов. Совсем не многие страдали расстройством желудка. Теперь, оглядываясь назад из покоя гор, мы понимали, что предыдущие лихорадочные недели были очищением и боевым крещением, подготовившим нас к полному восприятию благословения Кармапы. Погрузившись в его поле силы, мы впитывали Кармапу каждой порой кожи. Он действительно серьезно занимался нами. Он дал нам большое посвящение в «Учителя как Защитника» и нарисовал у каждого на лбу тибетскую «КА» – первую букву своего имени. Каждый день мы проводили с Кармапой, и он поручал своим ученикам-держателям линии давать нам посвящения. Ему помогали даже самые юные ринпоче: им было предписано читать вслух только что изученные тексты. Кармапа изо дня в день передавал свой непосредственный опыт Просветления.

Каждый день мы проводили с Кармапой, и он поручал своим ученикам-держателям линии давать нам посвящения.

Он читал лекции, провел Обещание Бодхисаттвы и два посвящения – в Защитницу Белый Зонт, которая нам особенно близка, и во Второго Кармапу Карма Пакши. В свое время Карма Пакши предсказал, что переродится в двух человеческих телах одновременно. Его просветленный ум будет проявляться в теле не только Кармапы, но и другого ламы – Шамарпы. В Тибете Кармапу и Шамарпу называют «Кармапа в Черной короне» и «Кармапа в Красной короне». Их воспринимают как одно целое, сравнивая с солнцем и луной.

Высший из четырех держателей линии – Кюнзиг Шамар– па – дал посвящение в красного Будду Безграничного Света, чьей эманацией он является. Гьялцаб Ринпоче, сидя на кровати, посвятил нас в Будду силы по имени Алмаз в Руке, а поздно вечером еще и в Йидама Алмазный Кинжал. Джамгён Ринпоче дал нам Будду Мудрости на Льве, и, наконец, Трангу Ринпоче объяснил медитацию на Восьмого Кармапу.

^{Шамар Ринпоче, Гьялцаб Ринпоче и Джамгён Конгтрул Ринпоче}

Группа отправилась дальше в Непал, но нас с Ханной Кармапа попросил остаться. Готовилось нечто очень важное. Один американский ученик построил известному йогину Тулку Ургьену Ринпоче огромный монастырь в Катманду, и Кармапа собирался освятить это место. Мы должны были их отвезти. У нас в распоряжении было пять джипов и один грузовик. Некоторые машины – подарки щедрого бутанского короля – были новыми, остальные же напоминали металлолом. Ханне достался военный джип «Ниссан» с Трангу Ринпоче и сестрой Палмо в качестве пассажиров, а мне – «Лендровер», самый старый и разбитый в Гималаях. Со мной ехал слуга Кармапы, к животу его была привязана Черная корона. Машины были переполнены людьми из Румтека и багажом. Настоящий семейный выезд!

Это сразу стало увлекательным. Абсолютно новый джип Кармапы просто рванул вперед, и всем остальным водителям приходилось догонять его, кто как мог. Дорога – индийский проект – была только что построена, но уже нуждалась в ремонте, и вдобавок строители забыли сделать мосты. Раз десять нам приходилось переезжать туда-сюда через реки. Поездка могла бы послужить материалом для рекламы сафари-ралли. И все-таки нам как-то удалось добраться до цели, не подцепив на радиатор в качестве украшения ни местного жителя, ни корову, ни курицу. Когда мы приехали на перевал, у нас захватило дух от вида на заснеженные цепи Гималайских гор на севере, тянущиеся вдоль всей долины Катманду. Кармапа велел всем остановиться. Мы стояли вокруг него, а он произносил тибетские названия снежных вершин, видимых на сотни километров по обе стороны от Эвереста. Он поведал нам, какие Будды излучаются в мир из каждой вершины и где собралось силовое поле Высшей Радости, Девы Долгой Жизни и других важных Будда-форм. Это было ни с чем не сравнимое переживание – слышать такие вещи от человека, просто описывающего то, что он видит. Никогда еще мы не были так близки к древнему Тибету.

Мы стояли вокруг него, а он произносил тибетские названия снежных вершин, видимых на сотни километров по обе стороны от Эвереста.

^{Царь Махамудры}

Незадолго до этого произошло событие, о котором в Румтеке говорят до сих пор. Его неудачный исход с легкостью мог бы обеспечить мне место рядом с Мао Цзэдуном в анналах линии Кагью и еще 500 перерождений кротом. Тормоза «Лендровера» были плохими с самого начала, даже по индийским меркам. Кроме того, я часто не мог переключиться на более низкую скорость, а ручной тормоз вообще ни на что не годился. Когда мы ехали вниз по предгорью в направлении Катманду, отказали и ножные тормоза. И это все с Короной Кармапы в моей машине! Мы с растущей скоростью проскакивали крутые повороты, пока я не заметил кучу гравия, оставленную дорожными рабочими. Я въехал в нее, выставив одну руку перед слугой Кармапы, чтобы защитить Корону. «Лендровер» почти не пострадал, но тибетцы посчитали этот инцидент очень драматичным. Кармапа, смеясь, прокомментировал: «Машина плохая – благословение хорошее». Мой попутчик быстро залез в грузовик, а остальные забились в джипы. Машину, попавшую в аварию, они хотели отправить назад, хотя знали, что в тот же день она исчезнет, разобранная на кусочки. Мне это не понравилось. Итак, с разрешения Кармапы мы привязали «Лендровер» впереди грузовика, который должен был не дать ему разогнаться. Веревка, пережившая много сезонов дождей, дважды лопалась, и оба раза мне приходилось тормозить, врезаясь в кучи гравия, пока мы не нашли стальной трос. Остальную часть дороги до Катманду аварии случались уже с грузовиком, который ехал позади меня.