Текст книги "Синестет"

– Не пытайся подделаться под красоту поэтического слога. Можно обойтись без пошлости? – слегка поморщился собеседник.

– Да-а-а…Слышу голос старой девы! Так, слушай, есть предложение: у Эльзы послезавтра день рождения, она пригласила нас. Сказала, чтобы без тебя не приходил. Прихвачу Марию Свенсен… ты знаешь, о ком я. Маленькая блондиночка с пышными формами. А ты не теряйся, ухаживай за Эльзой. Вообще, относись проще к девчонкам. Им нужны не стихи, а решительные действия! – напутствовал Маттиас.

– Хорошая идея. Повеселимся. Только без травки и прочей дряни. Я и без них умею расслабиться, – твёрдо сказал Кристиан.

– Как скажешь… Встретимся в семь у дома Эльзы. Да, и оденься ярче. Твои чёрные джинсы и серый свитер подходят для визита в монастырь!

Смешок резанул слух.

– Окей, постараюсь не разочаровать тебя, – саркастически произнёс Кристиан.

Следующий день начался с написания этюда «Рождение Гения», навеянного одноимённым произведением Драйзера.

Произведение должно было состоять из трёх частей: предчувствие, рождение, радость.

Мелодический рисунок отражал пару аккордов пианино Rhodes, пэд «Оби Софт», эффект взрыва, в ткань которого вплетались бас-гитара и ударные. Заканчивалось произведение торжественными синкопированными аккордами и саксофоном. Последняя часть немного напоминала вступление к песне Элтона Джона «Святая». Этот факт обнаружился спустя несколько часов, но несильно расстроил Кристиана. Он помнил слова мамы: «Все композиторы, даже гении, заимствовали приёмы друг у друга. Бах учился у любекского органиста Дитриха Букстехуде, и в ранних вещах великого музыканта ощущается влияние учителя. К тому же очень трудно придумать своё. Почти все музыкальные формы и способы исчерпаны».

Взгляд юноши упал на небольшую брошюру «Что нужно знать о сексе», подаренную мамой на 15-летие. Пролистал её… вспомнились слова школьных приятелей: девчонки любят напор и грубость, смелость и решительность. На ум пришли слова учителя истории о жёстком обращении с женщинами в первобытных племенах. Ему претила жестокость, грубость, но порой – в фантазиях – он представлял себя жёстким с девушками…

В приподнятом настроении он стал прикидывать, как лучше одеться. В итоге к модным джинсам дымчатого цвета он подобрал бирюзовую футболку с вдохновляющей надписью «Не бойся, детка, я с тобой». Креативную вещь подарил Маттиас в прошлом году, и её пока никто не видел.

Коттедж Эльзы был ярко освещён, по стенам метались лучи зеркального шара, отражающего лучи прожектора. Звучал микс из музыки Оззи Осборна. Из распахнутой двери шёл лёгкий запах шашлыка и чего-то дурманяще-сладкого.

– Привет, Кристиан. Дамы и господа! Сегодня мы удостоились посещения редкого гостя – эрудита, библиофила, это не то, что вы подумали… – фразу прервал взрыв смеха, – и, по слухам, композитора, – объявил Петер, неформальный лидер одного из выпускных школьных классов.

– Привет, привет, – помахал выглядывающим из дома одноклассникам несколько смущённый гость.

«Разболтал, сорока!» – услышал Маттиас, шагавший рядом.

– Не злись, Крис. То, что ты пишешь музыку, поднимает авторитет. Тем более что я намекнул, что пишешь ты в стиле хард-рока. Девчонки завизжали, когда услышали это. Эльза заинтересовалась!

– Ладно… Если потанцую с ней, прощу, – пошутил приятель.

Серенсенн-младший, как все импульсивные личности, быстро загорался и остывал, в отличие от неторопливого, импозантного отца, с его мягким баритоном, выдающим нередко стальные нотки. При разговоре с мамой эти нотки исчезали: Холлдор любил свою «фею» (так он её называл), встреченную двадцать лет назад в одном из летних кафе Копенгагена. Сыну не хватало решительности, основательности главы семьи, о чём грустно думала Клеменс, незаметно наблюдая за поведением Криса.

Друзья подошли к мини-бару в гостиной, заполненной гомоном, шутками, винными парами, запахами алкоголя и каких-то лёгких наркотиков, духами и чем-то неуловимым, присущим молодёжным вечеринкам.

Смешав коктейль из Sheridan’s и водки, Кристиан немного отхлебнул и принялся рассматривать публику. Многие пришли с подружками, некоторые – с двумя, были и одиночки. «Мало симпатичных девушек», – подумал он, невольно сравнивая всех с Эльзой. Пульсирующая поп-музыка сменилась медленными композициями. Кристиану показалось, что промелькнуло лицо Эльзы в коридоре, и он пошёл туда, лавируя между танцующими парами.

Эльза, предмет его поисков, действительно стояла в начале коридора, лениво разговаривая с подругой. Заметив юношу, она оживилась.

– Привет, Крис! Не ожидала увидеть затворника на вечеринке, – легонько поддразнила она.

– Привет. Я… Впрочем, ты права, в самом деле редко бываю в обществе. Учёба, книги… – смущённо улыбнулся юноша. – Потанцуем?

Вместо ответа Эльза увлекла его в гостиную, и спустя минуту водоворот танца закружил их. Девушка плотно прижалась к Кристиану, положив голову на грудь. Набравшись смелости, он легонько сжал упругую попку партнёрши, обтянутую джинсами. Она на мгновение отпрянула и вдруг страстно поцеловала юношу, всосав его язык. Не дав опомниться ошеломлённому Кристиану, Эльза взбежала на второй этаж.

– Я… – хотел что-то сказать он, пытаясь оглядеться во мраке какой-то комнаты, но девушка со словами «меньше слов – больше любви» шустро расстегнула ширинку и поцеловала его ТАМ, вырвав стон из груди. «Ого… уже готов к боям», – промурлыкала Эльза, скидывая немногие предметы одежды со своей волнующей фигуры.

Кристиан обнял её, покрывая поцелуями везде… кроме укромных мест. «Не торопись, – прошептала девушка, ласково гладя длинными пальцами, – нам не помешают. А ты нежный…» От комплимента Крис сильно покраснел, чего, к счастью, никто не видел.

После обжигающего массажа и французского поцелуя Кристиан целовал её в лоно, вызывая дрожь гладких женских бёдер. Эльза возбуждающими движениями языка заставила подняться нефритовый жезл юноши и вобрала его. Время остановилось… оргазм молнией пронзил их, подняв на вершину блаженства. Положив голову на грудь юноши, Эльза задремала. Юношу тоже сморило, плавно погрузив его в океан эротических сновидений.

Кристиана разбудила фраза «А мне кофе с корицей». Спросонья он не сразу понял, где находится, и полминуты лежал, пытаясь напрячь память. «Вчера, кажется, перебрал… а Эльза?» Девушки рядом не было. После умывания, с отвращением надев мятые джинсы и футболку, Крис пришёл в кухню, где такие же полусонные одноклассники вяло приветствовали «дебютанта», намекая на первый интимный опыт. Эльза, стоящая у кофемашины, улыбнулась и подала ему чашку ароматного, с оттенком шоколада эспрессо.

Постепенно все разошлись по домам, и они остались вдвоём.

– Эльза… спасибо. Это было чудесно. Ты… как мороженое летом, – сказал и тут же пожалел о грубом комплименте юноша.

– Мне понравилось. Нежность и немного грубости… – ласково произнесла девушка, лукаво улыбнувшись смущённому кавалеру. – Но сразу определимся: мы не встречаемся. Я свободная леди и, нравится это кому-то или нет, меняю партнёров. Ты отличный парень… Будем общаться, иногда встречаться. Если встретишь другую (не такую легкомысленную, как я), то порадуюсь за вас. Ты действительно нравишься мне. Серьёзный, талантливый – в отличие от этих… – она пренебрежительно махнула.

– Спасибо… Согласен, тем более что другого варианта ты не одобришь. Мужчины не всегда могут выбрать девушку, – Кристиан грустно смотрел в окно.

– Это правда… в случае, если девушка не влюблена. А любим мы часто альфа-самцов, эгоистичных и жестоких.

Тень печали мелькнула в её бирюзовых глазах.

– Что же, пора заняться делами, – добавила Эльза, намекая, что юноше нужно уходить.

– Да-да, конечно. Увидимся в школе. Вечеринка была классной! Пока.

Неспешно идя к дому, Кристиан размышлял: «Теперь я мужчина… но по-прежнему один. Да, есть родители, Маттиас, приятели из школы. Но единомышленников (он гнал мысль о потребности в подруге, близкой ментально) нет. Университет… там встречу будущих адвокатов и судей, далёких от музыки, да и вообще от искусства. Поговорю с бабушкой». Внезапно решившись, он повернул на проспект, к красивому белоснежному дому.

Глава 2
Луиза

Мудрость обычно появляется у культурно развитых, получивших хорошее образование, после 50 лет, чаще в более поздние годы. Это естественно, ведь в молодости редко задумываешься о фундаментальных ценностях, глубоко освещённых в афоризмах и книгах по философии. А в зрелом возрасте некогда думать о природе любви и ненависти, одиночества и счастья… Проще скользить по льду неглубоких размышлений, порой охватывающих нас. Но и среди молодых находятся одарённые способностями остро и тонко чувствовать Искусство, Природу, находить ответы, пусть и субъективные, на вечные вопросы. Ровесники не понимают образа мыслей юных философов, взрослые советуют радоваться жизни и меньше думать о глобальных категориях.

Молодости свойственен романтизм, с его нежеланием видеть пошлость, лицемерие, моральную грязь общества. Получая опыт, мы делаемся рациональнее и скучнее, утрачивая свежесть детского взгляда на мир. Правильность, взвешенный подход, стандартные решения, обыденность – черты большинства, толпы, которую ненавидел Ницше. По-другому живут творческие личности, оставаясь романтиками (кроме дельцов от науки или искусства), фантазёрами, новаторами, стремящимися открыть новое, показать иные пути развития.

К последним принадлежал Кристиан, пока не догадывающийся о своей уникальности. Подсознательно его тянуло к старым интеллектуалам, людям, прошедшим тернистый путь к славе и… нет, не к богатству, а финансовой независимости или обеспеченности. Часто собеседниками юноши – в школе, среди родственников, на выставках и публичных лекциях – были творческие одиночки, не нуждающиеся в одобрении «пассивного большинства» среднего и высшего класса. Другие слои общества, учитывая их низкий уровень культуры, не привлекали неформалов, как величали одиночек признанные корифеи науки и искусства, бизнеса и политики. К этим непризнанным талантам вполне применима фраза «они гордятся своими недостатками», сказанная, кажется, Оскаром Уайльдом. Впрочем, это не так важно, кто выразил ту или иную удачную мысль.

Кристиану были нужны ментальное единение и культурный комфорт, поэтому он не избегал, в отличие от многих сверстников, общения с бабушкой и дедушкой, столь разными, но похожими в одном – благожелательности и любви к искусству.

Бабушка, которую он не видел уже два месяца, обожала внука до такой степени, что поддерживала все начинания юного музыканта и устраивала раз в три месяца дни рождения Яна (так она величала внука). Тильда – так звали сохранившую следы красоты пожилую леди – всю жизнь посвятила музыке, играя на флейте в оркестре. С таким же успехом она могла играть на гитаре, ударных и фортепиано, поскольку природа одарила её абсолютным слухом и немалыми способностями к музыке. Иногда (все родные жалели, что это было редко) Тильда пела народные песни, или, как она выражалась, «напевала, потому что у меня слабый голос, на полторы октавы». С этим выводом был категорически не согласен дед Кристиана, художник, писавший в импрессионистской манере. Впрочем, хорошим слухом он не отличался, поэтому его мнением в области музыки можно было пренебречь.

Юношу тянуло к радушно встречающим любого гостя бабушке и деду. «Наш колокольчик» – такими словами последние два года встречал Олаф внука, стремительно входящего в полумрак холла.

Небогатая обстановка, старенький патефон и пианино неизвестного мастера, немецкий фарфор, никогда не используемый, книги Ремарка, которые любил читать дедушка, вспоминавший оккупацию Копенгагена в годы войны, лечили душу юноши, подчас раненную суровыми фразами отца или непониманием сверстников.

Стоя перед массивной резной дверью квартиры, внук подбирал слова извинения за долгое отсутствие. Обрывки мыслей прервали тяжёлые шаги, и дверь открылась.

– Дедушка, привет! – обняв полноватого, с благородной сединой мужчину, внук вошёл в прихожую.

– Привет, – суховато ответил дед, пряча в душе радость от встречи. – Давненько ты не был! Всё прыгаешь, небось, по девчонкам… Бабушка на кухне, готовит пирожки. Утром говорила мне: «Вдруг придёт… сердце чует».

Нос Кристиана уловил запах теста и сладкой начинки, и он понёсся на кухню. Тильда – румяная толстушка, добрая и капризная, если что-то делали вопреки её желаниям, – расцеловала внука.

– Мой руки, обед готов, а через три часа пирожки поспеют. Дождёшься?

– Спрашиваешь! Кто в здравом рассудке откажется от пирожков, тем более с рисом и яйцом? – донёсся голос из ванной комнаты.

– И что в них? Хлеб с хлебом. Вот с капустой или с мясом – другое дело, – пробурчал Олаф, моя посуду.

Он всегда помогал жене, взяв на себя дополнительные обязанности по дому после инсульта Тильды, случившегося пять лет назад. Болезнь вынудила ее уйти с работы, хотя музыкальные занятия не были заброшены. К ним добавились консультации молодых флейтисток по части исполнительского мастерства и репертуара. Заработок позволял периодически выезжать в Норвегию, к любимым фьордам, и в Италию, так как бабушка была готова часами любоваться картинами Тициана и Рафаэля.

Дед предпочитал скульптуры Микеланджело и работы нидерландских художников, Веласкеса и, конечно, импрессионистов, особенно Мане и Ренуара. «Он не уступает Рембрандту, а в сюжетах превосходит», – спорил художник с коллегами, защищая великого испанца.

Кристиан разделял интерес дедушки к голландцам, но из импрессионистов выделял Моне, Сезанна и Ван Гога. Последнее время ему полюбились прозрачные, меланхоличные картины Альфреда Сислея, находящегося в тени своих именитых товарищей.

После «насыщения чрева нашего», как шутливо говаривал дед, намекая на обжорство, они располагались в гостиной за телевизором. По обыкновению бабушка смотрела мелодрамы и передачи про здоровье, а дедушка читал либеральные газеты (хотя ругал их за мягкотелость) или приключенческий роман Штильмарка «Наследник из Калькутты». Дело шло медленно, и Олаф одолел половину толстой книги за месяц. Кристиан бы проглотил её за три дня… Он любил читать, стараясь расширить кругозор.

Улучив перерыв между передачей и фильмом, внук попросил сварить кофе и ушёл с бабушкой на кухню.

– Рассказывай про успехи, – улыбаясь, бабушка посматривала на Кристиана.

– Всё более-менее динамично. Пытаюсь разучить пьесу Рахманинова, сложная техника. Написал этюд «Рождение Гения» в трёх частях. Был на отличной вечеринке – и немного перебрал…

Рассеянный тон не ускользнул от Тильды.

– Значит, хорошо повеселился с девочками? – полулукаво-полунасмешливо прищурилась она.

– Не жалуюсь! – смущаясь, ответил внук.

– Да ты не красней, как сельская девица на первом танце. Смелее в обращении с женским полом! Теперь к главному. Чем поделишься?

– Как ты догадалась… Да, от тебя не скроешь! Папа советует, точнее – заставляет, поступить на юридический факультет университета. Говорит, станешь юрисконсультом или адвокатом. А музыка – так, развлечение. Нужно колоссальное трудолюбие и удача, чтобы она кормила. Слова человека, далёкого от искусства, как я от космоса!

Осуждающий тон заставил бабушку спрятать усмешку.

– Конечно, романтиком твоего отца не назовёшь. Хотя в пору молодости он умел ухаживать за моей Клеменс. С точки зрения прагматизма – правильное мнение. Юриспруденция – выгодная и уважаемая во всех классах профессия. Но посмотри на себя: какой ты юрист? Твое призвание – музыка… может, и литература. Мой совет: спорами ничего не докажешь, поэтому поступай в университет, поучись. Не захочешь – всегда можно бросить. Возможно, и я помогу.

– Спасибо, – Крис обнял бабушку и чмокнул в щеку, – ты всегда поддерживаешь меня.

– Наверное, потому что в тебе я вижу себя.

Ласковый взгляд согревал юношу.

– Ну что, лирики, посекретничали? – шутя спросил дедушка, входя на кухню.

– Обсуждали выбор пути. Физиком стать или остаться романтиком… – задумчиво сказал Кристиан.

– Для жизни лучше физиком, ибо при наличии семьи… Жену не накормишь Бёрнсом на обед, а сказками – на ужин. А вот ювелирный магазин сделает женщину ласковей.

– Значит, я была неласковая с тобой, поскольку мы редко посещали магазины, особенно ювелирные, – грозно подбоченясь, подступила Тильда к мужу. В глазах плясали шутливые искорки.

– Молчу, молчу… Ласковая, нежная… какая хочешь, – шутливо защищаясь, дед закрылся руками.

– То-то же… Себя в обиду не дадим, – подмигнув внуку, бабушка начала разливать кофе. Несколько минут прошло в молчании.

– Пойдём завтра в художественную галерею? Привезли полотна Педера Кройера. Оригинальный мастер. Думаю, тебе понравится. Кстати, на выставку придёт и молодежь, а также мои коллеги. Согласен? – предложил дед.

– Почему бы и нет… – после минутного размышления ответил Кристиан.

– А художница молодая? – спросила бабушка.

– Гм… Точно не знаю, лет тридцать пять – сорок. Крайне затруднительно определить возраст женщины между 25 и 40 годами.

– Особенно если активно применяют косметику и массаж лица, – засмеялась Тильда. – Смотри, Кристиан, не попади в сети этих феминисток – разочаруешься!

– Не обращай внимания. Понравится кто-то из художниц, пусть и старше тебя, – встречайся. Научат кое-чему, да и повысишь уровень знаний в живописи, – шепнул дедушка смутившемуся парню, улучив минутку, когда супруга отвернулась к плите.

После кофе, обсудив культурные новости и выставку деда (может быть, последнюю, так как ему стало тяжело организовывать такие мероприятия), Кристиан с лёгким сожалением покинул гостеприимную квартиру самых близких (после мамы) людей. С отцом не было такой близости, как с мамой и бабушкой. Правда, в последние три года он стал больше общаться с дедом и даже взял несколько уроков живописи. К тому же, сдав на водительские права, внук периодически возил родственников.

Время до выставки прошло в учебных хлопотах и одном из любимых занятий, дарящих юноше романтические мысли, – чтении. Роман «Оплот» Теодора Драйзера оставил двойственное впечатление: навевал тяжёлые ощущения неумолимости правил общества, ломающих индивидуальность любого человека, и укрепил будущего юриста (по убеждению отца) в правильности идеи следовать путём Музыки и Творчества. «Ведь и консерваторы нашего общества, прикидывающиеся христианами, утверждают, что грех зарывать таланты. У меня абсолютный слух, способность слышать цвета и, надеюсь, талант композитора» – такие мысли нередко посещали Серенсенна-младшего.

В день выставки, 20 ноября 1992 года, Копенгаген стал ослепительно серебряно-белым замком, показывая жителям фантастические облики фронтонов, беседок в парках, памятников. Лёгкий морозец и выпавший снег вдохновили детвору на лепку снеговиков, троллей, брауни и других волшебных персонажей сказок.

Кристиану, проснувшемуся довольно поздно, вид из окна напомнил Снежную королеву, а дата на календаре – день, когда он пойдёт на художественную выставку. Бодро сделав зарядку («гирю потягаю вечером»), юноша умылся, позавтракал тостами с сыром и кофе с корицей и вышел прогуляться до парка. Весёлый гомон детей, чуть не сбивающих его с ног, радовал и гнал неприятную мысль о необходимости учить основы права и социологии. Тем не менее пособие по праву было наполовину прочитано, с выписками понятий и иных важных элементов дисциплины.

В четыре часа импозантный Олаф увидел высокого молодого человека в беретке и сером пальто, спешным шагом приближающегося к зданию музея современного искусства.

– Однако ты франт, – шутливо сказал пожилой художник подошедшему Кристиану. – И в костюме… Можно было менее строго. Впрочем, молодость хороша в любой одежде. Это нам, старым, надо одеваться тщательнее.

– Брось, ты не старый. Дашь фору молодым выскочкам, вещающим о новых направлениях живописи!

– Здесь три этажа. Начнём с последнего, – дедушка слегка подтолкнул внука к лестнице.

На третьем этаже были выставлены поздние работы Педера Кройера, когда психические болезни почти одолели «норвежского Ван Гога». Серые, тёмно-синие, бело-голубые с жёлтым и коричневым тона, маяки и бухты, одинокие фигуры, даже играющие дети на пляже создавали грустное настроение. «Или спокойно-философское», – думал юноша, бродя по залу.

Выходя из зала, он чуть не сшиб полноватую брюнетку в серебристом платье.

– Простите мою неуклюжесть, – одновременно выговорили они и рассмеялись.

– Ничего не случилось… Редко незнакомые люди произносят одинаковые фразы. – Леди с интересом посмотрела на Кристиана. – Вам нравится живопись Кройера?

– Да… Она созвучна моим представлениям о романтизме. Хотя Кройер, если не ошибаюсь, постимпрессионист!

– Думаю, его творчество вряд ли можно отнести к какому-нибудь одному стилю. Такие художники создают свои миры, не считая нужным идти в русле школы или принадлежать к определённой группе.

Взгляд карих глаз отражал желание сексапильной посетительницы выставки.

– Меня зовут Луиза. Друзья величают Лу. А Вас?

Луиза

– Кристиан, можно Крис. Я ещё учусь в школе. Начинающий музыкант. Будущий юрист, если поступлю в университет, – он немного отодвинулся от Луизы, почти касающейся его полной грудью.

– Интересно… Красивый музыкант и юрист. Вы напоминаете Вильгельма Гауфа.

Лу нежно коснулась руки юноши.

Возникшую паузу прервал Олаф, разыскивающий внука:

– Крис, ты не теряешь времени. Мадемуазель, добрый день, – учтиво произнёс дедушка, внимательно посмотрев на женщину.

– Дедушка, это Луиза.

– Очень приятно! Вы Олаф Ларсен, верно? Видела Ваши пейзажи. Впечатляют колоритом и техникой.

Лу заинтересованным взглядом окинула Олафа.

– Спасибо. Судя по кистям, Вы относитесь к нашему племени!

– Как Вы догадались? А, понимаю. Следы краски и непроизвольный захват кисти пальцами, – кивнула Луиза.

– Я немного устал. Уже два часа бродим. Пойду домой, а ты можешь пригласить Луизу в кафе на первом этаже. Бабушке скажу, что ты пошёл к Маттиасу.

Олаф простился с ними и направился к выходу.

Луиза сделала вид, что не расслышала последнюю фразу, сказав:

– Не подумайте, что я напрашиваюсь.

– Мне приятно пообщаться с красивой девушкой.

Кристиан нашёл смелость выдержать загадочный взгляд новой знакомой.

Луиза взяла его за руку и увлекла вниз по лестнице. В уютной кафешке, неторопливо поедая пирожные и отхлёбывая терпкий кофе, они разговаривали о живописи и музыке. Точнее, говорил увлёкшийся изложением теории синтеза искусств спутник эффектной, с высокой грудью и литыми бёдрами (великоватыми для ценителей идеальных пропорций тела) наяды. Так неожиданно для себя назвал её Кристиан, вспомнив древнегреческие мифы.

Прервав монолог, юноша допил кофе, и следующая фраза застряла где-то в глубине горла, поскольку его взгляд поймал кончик языка, облизавшего полные губы. Фигура Луизы источала желание, вспыхивающее звёздочками в зрачках.

Положив изящную ладонь на руку онемевшего кавалера, она прошептала:

– Крис, предлагаю посмотреть мои полотна. Относительно недалеко, поедем на машине. Ты ведь не против?

– Я… Нет, конечно, только за. А пирожные будут? – шутливый вопрос скрыл волнение юноши.

– Конечно. Кофе – и я к десерту… – от прямого намёка у него забилось сердце.

Словно в тумане, они вышли, сели в фиолетовую BMW 3-й серии, и начавшаяся метель скрыла сигнальные огни за поворотом.

Луиза снимала двухкомнатную квартиру в тихом предместье Копенгагена. Неприметный дом таил со вкусом отделанные апартаменты: бледно-сиреневые обои в спальне, гармонирующие с кроватью, креслом и шкафом вишнёвого цвета; кухня в бежевых тонах и угловым диваном, псевдоготическими стульями и новым телевизором; весёлая гостиная, выдержанная в оранжево-жёлтом цвете, с отгороженной ширмой частью комнаты, в которой нашли пристанище атрибуты художника – мольберт, краски, полотна, кисти и прочие мелочи.

Усадив гостя за стол, Лу принялась хлопотать, ловко сервируя стол. Пока Кристиан мыл руки, она переоделась, сменив платье на лёгкий халатик, едва прикрывающий попку.

Нарезая манго, наяда как бы невзначай нагнулась, и взгляд Криса упёрся в её упругую попку. Дрожа от возбуждения, он вскочил и подошёл сзади, нежно обняв Луизу. Она подалась назад, ощутив нефритовый жезл мужчины. Нежные и сильные пальцы гладили шею, руки, касаясь напрягшихся сосков. Круговыми движениями языка он массировал её точёное ушко, вырывая стоны.

«Возьми меня. Ну же!» – он услышал властный призыв, и его друг вырвался на свободу, найдя златые врата. Схватив художницу за гладкие бёдра, Кристиан набрал темп, временами почти останавливаясь, наслаждаясь жаром её тела. Когда он хотел выйти, Лу не пустила, прошептав: не думай о резинке, можно без неё! Останавливаясь, юноша ощущал податливое женское тело каждой клеточкой, учащённое биение двух сердец… и снова убыстрял темп, с горячкой, свойственной молодости, желая приблизить финал.

Бурный оргазм исторг стоны из обоих любовников, кончивших одновременно. Луиза повернулась и подарила юноше долгий поцелуй сладких губ, исследовав уголки его рта. Сладость губок нимфы сводила с ума.

– Иди ополоснись, потом я, – прошептала Луиза, нехотя отстраняясь от разгорячённого любовника. Стесняясь наготы, он быстро проскользнул в комнату и через пару минут вернулся на кухню.

Вскоре они пили кофе, поглощая фрукты, шутили и смеялись, как дети. «Зачем думать о том, что будет завтра, если сегодня так замечательно» – так думал каждый из них: романтичный музыкант и опытная, порой боровшаяся с цинизмом леди на излёте молодости. «Звёзды напоследок светят особенно ярко. Вот и моё сияние – как будто последние дни угасающей звезды. На днях скажу ему, чтобы не воспринимал всерьёз наши отношения», – с грустью думала она, не переставая удивляться стремительно промелькнувшей молодости.

– Если ты не против, я позвоню домой, скажу, что буду поздно.

– Разве ты не хочешь остаться? – удивилась она, сладко потянувшись гибким телом. – Скажешь, что заночуешь у приятеля.

– Отлично. Я и сам хотел остаться, но боялся показаться навязчивым.

– Не волнуйся. Если женщина не хочет остаться с мужчиной, ее намёк будет прозрачным… либо грубым, – рассмеялась Луиза, подходя к юноше и взяв его голову в руки. – Кристиан, расскажи о себе!

Расположившись в уютной гостиной, они неторопливо общались. В основном говорил юноша, временами прерываемый точными вопросами собеседницы. Дым ароматических свечей, смешанный с вишнёвым запахом горящего табака, исходящим из кальяна, немного пьянил Кристиана. Он взял один из мундштуков, предложенный Лу, и пытался понять, нравится ли ему курение.

Тем временем нимфа перебралась к нему в кресло и прервала фразу длинным страстным поцелуем…

Утром новый поклонник Луизы, встав пораньше, выпил кофе и отправился домой. Ему надо было переодеться и бежать в школу. Обменявшись номерами телефонов, они договорились встретиться через пару дней в кафе, где Крис выступал в составе рок-группы.

На уроках учителя заметили рассеянность обычно прилежного юноши, но не стали спрашивать, справедливо полагая, что он либо влюблён, либо погружён в какие-то семейные проблемы. После занятий, отговорившись необходимостью выполнения заданий по музыке, Крис оставил товарищей и умчался. Думая о Луизе, он импровизировал на Roland, меняя тембры и подклады. В эти дни рок-группа «Король» играла без своего клавишника, временно заменённым Маттиасом.

Второе свидание с Луизой погрузило юношу в философские размышления, свойственные интровертам, о чувстве влюблённости, симпатии и антипатии, часто являющихся сторонами отношений. Слова, вызвавшие смешанное чувство разочарования и облегчения: «Любовь между нами исключена по разным причинам, да и не нужна ни мне, ни тебе… Поверь, она помешает осуществлению планов» – начинающий композитор («гордо звучит», самоиронично думал он) услышал во время просмотра сериала «Твин Пикс», и это заставило подозревать женщину в измене. Ему хватило благоразумия не устраивать выяснения отношений или обвинять Лу в чёрствости. Ведь им было хорошо, и это главное. Мама часто повторяла фразу об умении радоваться настоящему моменту и не грустить о возможных огорчениях. Олаф, узнав от Луизы про отношения с Крисом, посоветовал ему не забывать о контрацепции и подготовке к университету. «Знаешь, имея образование, ты можешь хоть спиться. Конечно, эта болезнь вряд ли коснётся тебя, но помни о ценности знаний. Не захочешь получить диплом – будь готов к огромной работе в творчестве, только так добьёшься успеха. Отвергая почти всё, даже семью. Вот я не смог всем пожертвовать ради живописи. И стал неплохим модным художником» – слова деда врезались в память юноши на всю жизнь.

Незаметно начались рождественские дни, наполненные праздничной суетой разноцветных, переливающихся сочными красками ярмарок, выступлений уличных музыкантов и поэтов, пестротой стилей и говора иностранцев, прогуливающихся парами, группами и поодиночке на главных улицах и площадях, неожиданно выныривающих из тихих переулков, словно отдавших пульс Рождеству, этому удивительно красивому и волшебному событию, возвращающему в мир сказки.

Среди толпы, лавируя между шумными компаниями, гуляли Кристиан и Луиза, угощаясь ароматными котлетками, пуншем и пирожными. Шутливо толкая спутника, покупавшего пирожные, Лу говорила, что она растолстеет. Крис, старающийся сохранить серьёзность, уверял в преступности отказа вкушать такие вкуснейшие пирожные и пить божественные напитки. Луиза в один из декабрьских морозных дней вручила ему портрет «Музыкант в парке», на котором одухотворённый Кристиан застыл с нотным листом и ручкой, устремив мечтательный взгляд в небо. Ответный подарок был скромнее – пара ёлочных шаров, расписанных сценками с участием троллей и фей. Нимфа (так называл Крис свою леди) была тронута искренностью и романтизмом дара юного музыканта.

Праздник немного омрачился размолвкой Кристиана с родителями, желавшими, как и всегда, чтобы он провёл его в семейном кругу. Видя, что маму не переспорить (отец не вступал в диалог), он потихоньку улизнул в суматохе прибытия Олафа и Тильды. Деду пришла эсэмэска «я с друзьями в клубе, приду завтра днём», которая незамедлительно была зачитана встревоженным дочери и зятю.

– Променял нас на каких-то рокеров, – в голосе Клеменс слышались ревнивые нотки.

– Ничего удивительного! Кристиан вырос, ещё год – станет самостоятельным. Тем более он уже работает, причём получает неплохо для юноши его лет. Молодые должны быть с молодыми, они на одной волне, – возразил её отец, посмеиваясь в усы.

– Дорогая, ты зря беспокоишься за сына. Он благоразумен, не подвержен вредным привычкам. Раз не стал курить за годы школы, то вряд ли начнёт сейчас, – заметила бабушка.