Текст книги "Мертвый кортеж"

Закрыв дверь на засов, я прошел к ячейке с номером сорок два. Ключ, холодный, как и все в этом морге, легко вошел в скважину. Щелчок. Ячейка открыта.

Действуй, некромант.

Я взялся за выемку в дверце и потянул на себя. Изнутри повалил ледяной пар: морозило, как надо. Когда туман немного рассеялся, я увидел Фег-Фега; брови и волосы его покрывал иней, а кожа имела бледно-зеленый оттенок. Я невольно поежился: все-таки не зря покойникам принято опускать веки – уж больно жутким кажется этот стеклянный взгляд в никуда.

Я достал из кармана гибкий металлический обруч и надел его на голову убитого, осторожно приподняв ее. Затем, сняв с пояса ремень, скрутил им ноги покойного, а руки связал мотком веревки, который как раз для этих целей всегда таскал за пазухой. Покончив с приготовлениями, я отступил на шаг и придирчиво оглядел цветочника. По идее, все. Теперь хотя бы не убежит раньше, чем я объясню ему суть происходящего. По-хорошему, конечно, еще бы кляп в пасть засунуть, но челюсти свело так, что без надлежащего инструмента не разведешь. Ладно, будем надеяться, я докричусь до остатков его покалеченного рассудка раньше, чем он поднимет на уши Валбера и его неугомонного соловья.

– У темной воды, на береге мрачном, – нараспев принялся читать я, – покойники души оставят свои. Живое для них навсегда во вчерашнем, поодаль владыка Покоя стоит…

По мере того, как я декламировал стих, в груди Фег-Фега разгорался магический белый огонек. Сначала это была точка, не больше, чем самая далекая звезда на небосклоне в туманную ночь, но к середине заклятья огонек достиг размеров детского мяча.

– Пусти же на миг одного из погасших, – продолжал я, завороженно глядя на язычок магического пламени, слега подрагивающий, будто от сквозняка, – в родимые земли обратно направь. О том тебя просит с поклоном нижайшим слуга, ощущающий смерти ветра.

С последним словом огонь ярко полыхнул и погас – обруч позволил разряду магического тока пройти в тело умершего и вновь запустить остановившееся сердце. Вздрогнув всем телом, гоблин часто заморгал.

– Не вздумайте кричать, – тут же предупредил я, вынимая из кармана блокнот и щелкая авторучкой.

– Где я? – спросил гоблин, растерянно вертя головой из стороны в сторону. – Ноги… Не чувствую? Нет! – он принялся извиваться, точно уж на сковородке, в отчаянных попытках освободиться. Левый глаз его при этом безостановочно дергался.

Хороша больница, подумал я, глядя на его мучения. Ледяная полка, ни подушек, ни одеяла, ни матраса. Да и я, честно сказать, меньше всего похож на санитара. Впрочем, я тут же напомнил себе, что имею дело со слепым.

– Вы в морге, сэр, – безжалостно заявил я, – потому что несколько часов назад вас убили. Я же – детектив полиции, который оживил вас, чтобы задать несколько вопросов, пока Вирм не попросил вашу душу обратно. Так что давайте не будем даром тратить время и сразу перейдем к делу.

Пока он переваривал услышанное, нелепо шлепая губами, я начал:

– Вас зовут Фег-Фег, верно?

– Да… сэр, – неуверенно ответил гоблин.

– Скажите, где вы были сегодня утром, мистер Фег-Фег?

– Так я умер… сегодня, да?

– Да. Так где вы были утром?

– До… дома, – припомнил гоблин.

– Речь идет о магазине «На вкус и цвет», верно? – на всякий случай уточнил я.

– Ну да… сэр.

– Что вы делали после того, как проснулись?

– Ну, я встал – уже обед… – припомнил гоблин. – Умылся да вниз. Гут-Гут, племяш, на ярмарке – раз в две недели… туда, в общем, ездит. В четверг! Клиентов не было, я скучал. Решил погулять, взял сосиску… да пошел. По бульвару, без цели, один, совсем один… а потом вдруг задыхаюсь и… все. Наверное, тогда я и… умер?

Я одобрительно кивнул. Значит, Гафтенберг не ошибся: жертву действительно задушили. По крайне мере, последнее воспоминание убитого эту теорию подтверждало, пусть и косвенно.

– Вы видели… точнее, слышали что-нибудь подозрительное? Какой-нибудь голос, может, разговор между людьми или нелюдями? Или, допустим, как стучит по мостовой трость… костыль… протез?

– Нет, – покачал головой цветочник.

Я устало вздохнул. Слепота Фег-Фега, конечно, существенно усложняла дело. Там, где другие наблюдали картинку, он видел только непроглядную тьму.

– Помню вонь, – внезапно сказал гоблин. – Помню, скривился. Рыбой воняло. Жуть!..

Я недоуменно нахмурился. Рыбная вонь? Так может, тут орудовал киллер-осьминог? Я отогнал нелепые фантазии прочь и сказал:

– Неплохо, но мало. Может, было что-то еще?

– Нет. Только вонь. Гнилая рыба. Ужас, как пахло. Ох! – он снова содрогнулся всем телом, а его правая рука затряслась, будто от разряда магического тока. Тело гоблина было настолько повреждено, что лишь с превеликим трудом сдерживало в себе возвращенную мной душу. Что касается мозга бедняги, то он уже не способен был рождать связные предложения, но, по крайне мере, все еще мог худо-бедно обрабатывать информацию.

– Вас нашли возле мусорного бака, – устало произнес я. – Возможно, рыбой воняло оттуда?

– Нет, оттуда яйцами, – поправил меня гоблин. – Тухлыми. Запахи и звуки мне, как цвета… вам, сэр. Я только ими… жил. Так вот от бака – яйцами. Точно! Это я сразу понял… ну, когда в проулок… того… свернул, во! А рыбой… оно уже потом. Когда задыхаться… нача-а-ал.

– Ясно, понятно… – задумчиво пробормотал я.

Трудно представить, что наемный убийца отправился бы на задание, источая подобные флюиды. Как минимум, это непрофессионально, как максимум – глупо. Мне начинало казаться, что версия Бенджамина о психе, сбежавшем из клиники Милы Врачевательницы, не такая уж и бредовая. По дороге домой, наверное, все же заскочу в управление и позвоню тамошним докторам. Глядишь, и разживусь парочкой имен.

Мечты, мечты…

Надеяться, что врачи клиники днями и ночами сидят перед телефоном в ожидании моего звонка, было глупо. В лучшем случае, я получу ответ не раньше завтрашнего утра, в худшем же мне придется выбивать ордер и самолично тащиться на западную окраину Бокстона, чтобы заглянуть в журнал больницы.

Что еще я мог предпринять? Арестовать всех жителей рыбацкого квартала? Или устроить засаду в рыбном магазине? Характерный запах, который учуял флорист, если и сузил круг подозреваемых, то ненамного.

– Как думаете, кто-нибудь мог быть заинтересован в вашей смерти? – спросил я. – Есть ли у вас враги, мистер Фег-Фег? Или, возможно, в вашей коллекции имеется редкий цветок, который некие ценители любой ценой хотели бы заполучить?

– Хм-хм-хм… – задумчиво промычал гоблин. – Нет. Нет врагов. Нет редко… го. Обычные цветы… родичи – вокруг!.. И – ни с кем. Не ругал… ся, сэр!

– Что ж, ладно, – сказал я, спешно сделав пометку в блокноте. – Ну, в любом случае, спасибо. Вы очень помогли мне, мистер Фег-Фег. Обещаю, что приложу все усилия, дабы скорейшим образом найти вашего убийцу.

– Лучше найдите сосиску, – попросил гоблин.

– Сосиску? – нахмурился я.

– Мой поводырь, – пояснил цветочник. – Такса. Гут-Гут назвал. Смешно… вроде.

А вот это уже похоже на ниточку, отметил я про себя. Теоретически, поводырь вполне может привести нас к убийце, если тот, конечно, не прикончил бедную собаку вслед за хозяином.

– Кстати, во сколько ваш племянник обычно возвращается с ярмарки? – уточнил я.

– Шесть… сэр. Когда закрываю… да!

– Ну, кто-то ведь должен сообщить ему о вашей смерти.

– То-о-очно… – пробормотал гоблин.

Вспомнив о том, что убит, он заметно погрустнел.

– Пришла пора возвращаться в Покой, мистер Фег-Фег, – сказал я со всей теплотой, на которую был способен.

– А никак мне… ну… тут? – робко поинтересовался цветочник, снова начиная нервно ворочаться на полке. – Остаться, во?

– Боюсь, что нет, – ответил я и, понизив голос, начал читать заклятье Отзыва:

– Прими же обратно угасшую душу, позволь навсегда погрузиться в Покой. Пора уже связи с реальностью рушить, для этого снова стою пред тобой…

В третьем зале бокстонского морга, кажется, стало еще холодней, чем прежде. Под аккомпанемент стучащих зубов Фег-Фега я заканчивал стих, заученный еще в юности по указке моего наставника Ромидаля:

– Твой верный слуга отдает в твои руки того, кто по праву кончины там был. Склонившись в поклоне, за эту услугу Покоя владыку он благодарил.

Душа оставила тело гоблина, и я услышал далекий, едва различимый лязг – как будто владыка Покоя и впрямь в сердцах захлопнул врата своего царства. А все потому, что слова с корнем «благо» служат своеобразным замком для отзывного стиха. Только они защищают некроманта от прожорливого Вирма, который никогда не откажется забрать в свое царство две души вместо одной. Ромидаль частенько рассказывал о первопроходцах некромантии, которые клали силы и время на алтарь новой магической науки, шли, можно сказать, на ощупь и нередко расставались с жизнями, проверяя очередную безумную догадку. Так вот одной из главных проблем чародеев прошлого был как раз пресловутый замок, сдерживающий аппетит Вечного Червя. Некромантия успела потерять немало достойных людей, прежде чем один паркстонский маг наконец вывел жизненно важное правило о корне «благо». С тех пор смертность среди некромантов заметно снизилась.

Шумно выдохнув, я оперся на покрытую льдом полку и на миг зажмурился. Отзыв мертвеца обратно в Покой всегда сопровождается острой головной болью. Каждый раз я до крови закусываю нижнюю губу и выжидаю время, пока незримый живодер, обитающий в моем черепе, не уймется. По счастью, ему хватает минуты, чтобы насытиться моими страданиями и снова отправиться на боковую.

Фух. Кажется, миновало.

Мотнув головой, я принялся за разоблачение Фег-Фега: обруч, все еще теплый, вместе с мотком веревки отправился за пазуху, а поясной ремень снова обхватил талию. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никаких следов моего пребывания тут не осталось, я на негнущихся ногах потащился к дверям. Чем ближе я подходил к своей цели, тем громче становилось пение соловья. Интересно, этот пернатый фигляр вообще затыкается? Наверное, только когда благодарный слушатель бросает ему в блюдце очередного червяка.

– Ты дольше, чем обычно, – заметил Валбер, едва я вынырнул из коридора.

Он не смотрел в мою сторону, но его тон мне не понравился – сторож будто обвинял меня в чем-то.

– Случай довольно любопытный, – пожал плечами я, стараясь, чтобы голос не выдал легкого моего волнения, неизбежного после встречи с покойником. – Вот и задержался.

– Знаешь, Тайлер, в последнее время я стал задумываться, – произнес сторож, подняв голову и пристально посмотрев на меня, – правильно ли я поступаю, позволяя тебе входить туда? Нет, с твоими достижениями не поспоришь, ты раскрываешь дело за делом, щелкаешь их, как семечки… но у меня же есть инструкции. Обязанности. Предназначение, в конце концов. Я не должен оставлять тебя один на один со свежим трупом, потому что…

– Потому что я могу скрыть одни улики и подкинуть другие, – спокойно докончил я. – Ты это хотел сказать?

– Не совсем, но…

– В общем, ты мне не доверяешь, – резюмировал я.

– Да не о доверии ведь речь, Тайлер! – воскликнул сторож так громко, что даже упрямый соловей в клетке заткнулся и оторопело уставился на хозяина. – Дело в страхе. Все это – игра с огнем. Тебя-то они, скорее всего, не тронут, ты в управлении человек, мягко говоря, не последний, да и рвение твое легко объяснить желанием поскорей докопаться до истины. А вот меня за нарушение инструкций наверняка попрут.

– Пока ты помогаешь мне, я буду помогать тебе. Это взаимовыгодная сделка.

– Я знаю, но… все равно боюсь. У меня ведь семья, Тайлер. Детям еще до предназначений расти и расти, а жене с ее клеймом домоседа, сам понимаешь, приткнуться некуда. Вот и получается, что держится все на одной моей зарплате.

– Кончай давить на жалость, – поморщился я. – Сказал же – со всем разберусь, если понадобится. Как уже разобрался с запретом на твоего треклятого соловья.

Птаха в клетке возмущенно защебетала – видимо, эпитет «треклятая» пришелся не по вкусу.

Сторож открыл рот, потом, не сказав ни слова, опять закрыл и уткнулся взглядом в стол.

– В общем, как знаешь, – буркнул он после непродолжительной паузы. – В управление на тебя доносить я не буду и препятствий чинить тоже не стану. Но мой страх никуда не делся, Тайлер. Помни об этом.

– Попробуй тут забудь!.. – фыркнул я, поправляя ворот куртки. – До встречи, Тобиас. И в очередной раз спасибо.

– До встречи, Тайлер, – ответил сторож, не поднимая головы.

Я подмигнул хмурому соловью на прощанье и, толкнув дверь, вышел из здания морга.

Снаружи было куда как теплей, чем в третьем зале. Оно и немудрено – ведь из искусственной зимы я очутился в настоящей бокстонской осени, мягкой и ненавязчивой. Размашистыми мазками незримой кисти она раскрашивала зелень на деревьях и клумбах в желтый цвет, изредка неловким движением обрывая листья и отправляя их в странный, хаотичный полет по траектории, известной лишь промозглому ветру. Сейчас, по счастью, озорник заплутал где-то в лабиринте городских улиц и не тревожил мой наряд, что, впрочем, не мешало мне грезить о горячей ванне, чашке кофе со сливками и ароматной сигарете. Однако до того момента, когда мечты начнут воплощаться в реальность, было еще очень и очень далеко.

Поймав такси, я отправился прямиком на Цветочный бульвар. Еще один октябрьский день подходил к концу: солнце неумолимо клонилось к горизонту, все чаще на глаза попадались таблички с надписью «Закрыто». Расплатившись с гремлином, я подошел к двери магазина «На вкус и цвет». Висячего замка на ней уже не было, и потому я требовательно постучал. Когда же дверь слегка приоткрылась и из полумрака гостиной на меня уставились два сиреневых глаза, я на всякий случай уточнил:

– Мистер Гут-Гут?

– Да, сэр, – неуверенно ответил мой собеседник. – Наш магазин, к сожалению, уже закрыт, но завтра…

– Тайлер Гиллиган, полиция, – перебил его я. – У вас найдется минутка? Я хотел бы поговорить о вашем дядюшке Фег-Феге.

– О дядюшке? – нахмурился Гут-Гут, высовывая голову наружу.

Морду юного цветочника покрывала двухдневная щетина, а на голове топорщился ежик темно-зеленых волос.

– Может, прежде чем мы продолжим, вы позволите мне войти? – сказал я нетерпеливо.

– О, конечно, конечно! – спохватился Гут-Гут. – Прошу вас, сэр!

Он отхлынул назад, словно робкая морская волна, и я нагло ввалился внутрь, в царство цветочных ароматов.

– Так что с моим дядюшкой, сэр? – обеспокоенно спросил гоблин, закрыв за мной.

– Он, к сожалению, мертв, – сказал я, решив зазря не мучить несчастного парня многозначительными паузами и недомолвками. – Или, если точней, его убили.

Кожа гоблина в момент приобрела бледно-зеленый оттенок, а желваки заходили ходуном.

– Убили? – переспросил он хриплым от волнения голосом. – Но кто? Он ведь был слепым, мой дядюшка, слепым и практически беспомощным! Кому могла понадобиться его смерть?

– Не думаю, что причиной послужили какие-то грехи мистера Фег-Фега, – признался я. – Скорей, он просто оказался не в том месте и не в то время.

– Как его убили? – угрюмо спросил Гут-Гут.

– Задушили. Тело мистера Фег-Фега нашли в одном из проулков Цветочного бульвара, он лежал рядом с мусорным баком. При осмотре наш судмедэксперт обнаружил на шее убитого след от удавки.

На Гут-Гута было больно смотреть. Глаза его наполнились слезами, а нижняя губа задрожала, словно утлая лодчонка на ветру.

– Боги… – пробормотал он. – Ну почему это случилось именно сегодня, когда меня не было в городе?

– Прохожие сказали, у вашего дядюшки была собака-поводырь, – произнес я, не обращая внимания на его проникновенный шепот. – Это правда?

– Да, – утирая глаза пудовым кулаком, отрывисто кивнул гоблин.

– Хорошо… – вынув из кармана блокнот, я занес авторучку над бумажным листком. – А не могли бы вы мне ее описать?

– Зачем описывать, если можно взглянуть? – удивился Гут-Гут и, сложив могучие ладони рупором, позвал:

– Сосиска!

Шустро переставляя коротенькие свои лапы, по лестнице вниз неуклюже скатилась остромордая коричневая такса. Одарив меня подозрительным взглядом, она бросилась к хозяину и с ходу уткнулась черным носом в колено присевшего Гут-Гута.

– Маленькая моя… – гладя собаку по голове, приговаривал гоблин, а по щекам его бежали крупные слезы. – Нету больше твоего хозяина…

Такса, вылизав лицо цветочника, снова покосилась в мою сторону и тихо зарычала.

– Она не слишком любит гостей, – объяснил Гут-Гут. – Но в своих души не чает. Дядюшка частенько прогуливался по Цветочному бульвару, порой бродил по нему с утра до вечера, и Сосиска неустанно сопровождала его во всех этих путешествиях.

– Как же тогда она очутилась внутри?

– Когда я вернулся с ярмарки – а случилось это буквально пятнадцать минут назад, – она нетерпеливо выплясывала у запертой двери, – пояснил гоблин. – Завидев меня, бросилась навстречу и, громко лая, стала носиться вокруг. Тогда я, конечно, не придал этому особого значения, но, не обнаружив дядюшку дома, забеспокоился и уже собирался отправиться на его поиски, когда нагрянули вы. Теперь-то я понимаю, чего добивалась Сосиска! Она хотела, чтобы я отправился следом за ней и помог дядюшке…

– К тому времени его тело уже увезли в морг, – покачал головой я. – Так что вы только зря потратили бы время.

Он рассеянно кивнул и, сглотнув набежавший в горле ком, спросил:

– Скажите, детектив, я могу помочь вам хоть чем-то?

– Пожалуй, нет, – подумав, мотнул головой я. – А вот ваша собака – очень даже…

Не обращая внимания на удивленный взгляд Гут-Гута, я опустился на корточки и, с улыбкой глядя на рычащую Сосиску, добавил:

– Но только после того, как наш кинолог объяснит ей, что делать.

* * *

Сказать по правде, мне до жути обидно, что друидам не приходится, подобно некромантам, скрывать свою истинную сущность от окружающих. Более того – эти ребята куда свободней в выборе профессии, чем, скажем, прирожденные кузнецы или сапожники. Метеорологический центр, центральный бокстонский университет, да даже банальные фермы и лесопилки – и там, и сям без природного мага не обойтись.

А с недавних пор этот список пополнился еще и полицейским управлением – когда два месяца назад капитан Такер принял на работу эльфа по имени Руперт Петц.

Нет, в принципе, я ничего не имею против эльфов вообще и Руперта в частности. Он неплохой парень, в меру веселый, общительный и уж точно не такой надменный зануда, как Гафтенберг. Но кинолог из Петца – как из меня дантист. То есть, я точно знаю, что у человека есть зубы, знаю, что, если они болят, их надо лечить, но на этом мои познания заканчиваются. И с Рупертом примерно та же история: он знает, что есть собаки, знает, что их надо дрессировать, однако даже близко не представляет, как это делается. Друид может загипнотизировать пса и вертеть им, как заблагорассудится, но без магии не способен обучить подопечного даже банальным «сидеть» и «голос». Разумеется, я не считаю его методы недопустимыми – в конце концов, мои заигрывания с некромантией из той же самой оперы. Но, в отличие от друидского арсенала, мой одними лишь заклятьями не ограничивается: за четыре года в полицейской академии я изучил уйму традиционных приемов детектива и не гнушался ими пользоваться, если магия оказывалась бессильна.

Однако сейчас меня в первую очередь интересовало как раз природное волшебство, с которым у Руперта проблем доселе не возникало.

По счастью, мне удалось застать Петца дома.

– Алло? – хрипло спросила телефонная трубка.

– Руперт, это Тайлер Гиллиган, отдел убийств, – прокричал я в ответ. – Здорово, что ты ответил на звонок. Нужна твоя помощь.

– Помощь? А разве рабочий день еще не кончился? – делано удивился эльф.

– К сожалению или к счастью, у полицейских ненормированный рабочий день. Ты разве об этом не знал?

– Знал, но… А это никак не терпит до завтра?

– Нет, – отрезал я. – Не терпит.

Поняв, что отвертеться не получится, Руперт сдался.

– Куда ехать? – спросил он обреченно.

Я продиктовал кинологу адрес, и он, пообещав быть через полчаса, повесил трубку.

Пока мы ждали Петца, Гут-Гут приготовил глинтвейн.

– Дядюшка его очень любил, – рассказывал гоблин, разливая дымящееся варево по кружкам. – Вообще, к пьянству он относился настороженно, но глинтвейна мог проглотить по три порции за раз – уж больно нравился ему сей напиток.

– А это увлечение разве не мешало мистеру Фег-Фегу в его работе? – нахмурив брови, осведомился я. – Ничего личного, но я бы не стал покупать букет у цветочника, от которого за милю разит вином.

– Дядюшка тоже это понимал, – со вздохом ответил Гут-Гут. – Поэтому все чаще клиентов встречал я. Он же в это время неспешно потягивал напиток у себя в кабинете и слушал бульвар, сидя у открытого окна.

За неспешной беседой мы и не заметили, как пролетели обещанные эльфом полчаса, поэтому настойчивый стук в дверь обоих нас застал врасплох.

– Наверное, коллега, – догадался я.

Гоблин кивнул и, поставив кружку на журнальный столик, пошел открывать. Вернулся он уже в компании Петца, который, как обычно, вырядился, точно попугай: ярко-желтый плащ в сочетании с розовым шарфом и зелеными ботинками выглядел поистине ужасно.

– И где ты такую пеструю ерунду покупаешь? – спросил я, не скрывая улыбки.

– Где купил, там уже нету, – огрызнулся кинолог.

Он крайне не любил выслушивать замечания по поводу своего внешнего вида, тем более – от человека. Эльфы отчего-то мнят себя великими модниками и жутко обижаются, когда представители других рас пытаются высмеять их потешные наряды.

Сосиска, вытянув шею, с хмурым видом наблюдала за нашим разговором из кресла.

– Ну? – спросил Руперт, флегматично глядя на меня. – Что за срочность?

– Сегодня в районе полудня хозяина этого магазина нашли мертвым в одном из проулков, – ответил я, хмуро глядя на него исподлобья. – Кто-то задушил его среди бела дня.

– Зачем ты рассказываешь мне все это? – устало поморщился Руперт.

– Я обрисовываю тебе общую картину.

– А она мне нужна? Просто скажи, зачем вытащил меня из дома на ночь глядя, и дело с концом.

– Эта собака, – я указал на Сосиску, которая от моего жеста встрепенулась и напряглась, – единственный свидетель убийства. Кроме нее, никто больше киллера не видел.

– Ты что же, хочешь с моей помощью допросить… собаку? – слегка опешил Петц.

– Ну, разумеется, – кивнул я. – Ты ведь друид.

– Какой ты!.. – усмехнулся эльф. – Интересный…

Он смерил Сосиску оценивающим взглядом, на что такса ответила тихим предупредительным рычанием – мол, не суйся, а то укушу. Остроухий кинолог ей явно не нравился.

– Ну что, давай привязывай ее к стулу, и начнем, – сказал Петц наконец.

– К стулу? – нахмурился Гут-Гут.

– Не обращайте внимания, – попросил я и, вновь повернувшись к Руперту, прошипел:

– Что ты несешь? Кого привязывать? К какому стулу? Просто попроси эту проклятую псину описать убийцу и переведи мне, что она скажет!

– Ради Кельмета Природного и всех пяти богов, Тайлер, – простонал Петц. – Да перестань уже нести эту околесицу!

– Околесицу?

– Ты что же, всерьез думаешь, что я могу вот так запросто болтать с собакой на ее языке? Проклятье, Тайлер, да ты соображаешь в магии еще меньше, чем я – в сыскном деле!

– Что не так-то? – продолжал недоумевать я.

– Да все! Я – дипломированный друид, а не оборотень. Я могу донести этой собаке твою мысль, но получить в ответ что-то вроде: «Это был худощавый парень с клеймом скрипача и козлиной бородой до пояса» не получится! Это ведь всего лишь собака. Будь у нее сопоставимый с человеком мозг, она давно бы научилась говорить безо всякой посторонней помощи!

– М-да, – только и сказал я.

Знал бы, что толку от него будет не больше, чем от козла молока, не стал бы и звонить. И для чего вообще держать на месте кинолога друида, если ему не под силу вызнать у псины нужную тебе информацию?

Гут-Гут стоял на пороге кабинета и, глядя то на меня, то на эльфа, растерянно хлопал глазами.

– Скажи, – обреченно произнес я, – мы хоть что-нибудь сможем выжать из этой собаки?

– Ну, она все-таки не лимон, чтобы ее выжимать… – проворчал Руперт, но под моим осуждающим взглядом сник и сдался:

– Ладно. Скажем так: если такса видела убийцу, то, возможно – возможно!.. – запомнила его запах. В общем, я могу попробовать загипнотизировать ее и внушить, что она должна искать негодяя. А там посмотрим, сможет ли она привести нас к нему или нет.

– Что ж, тоже неплохо, – признал я. – Давай пробовать.

– Как скажешь, – отстраненно пробормотал Петц и медленно пошел к Сосиске.

Такса сначала выпучила глаза, по-видимому опешив от подобной наглости, однако живо сориентировалась и, вскочив на все четыре лапы, взорвалась оглушительным лаем.

– Боги… – невольно поморщился Руперт. – Надо было соглашаться на предложение фермеров и заниматься сельским хозяйством.

– Жизнь на ферме тоже не сахар, – сказал я. – Эльфу, привыкшему к городу, пришлось бы там нелегко.

– Может быть. Но, по крайне мере, кукуруза не оттяпает тебе руку, если ты решишь подойти к грядке, – заметил Петц, делая еще один осторожный шажок в направлении кресла.

Решив не драть зря глотку, такса продемонстрировала ему зубы. Кинолог замер в нерешительности. Держу пари, в те мгновения он больше всего переживал за целостность своего нелепого желтого плаща, который в определенных кругах наверняка считался донельзя модным и стильным.

Слава пяти богам, я в те круги не вхож. Просто не могу представить себя в чем-то розовом или кислотно-зеленом.

– Ладно, к Вирму, – сдался эльф.

Вынув из кармана плетеный ошейник, он протянул его Гут-Гуту:

– Вы можете надеть это на нее?

– Зачем? – не понял гоблин.

– Мне нужно подчинить волю вашей таксы, – терпеливо пояснил Петц. – Но без этого ошейника ничего не получится, а меня она цапнет, по глазам вижу. Сделаете?

Гут-Гут, растерявшись, покосился на меня, и я едва заметно кивнул в ответ на не высказанный им вопрос: делайте, как он говорит. Вздохнув, гоблин взял ошейник из рук друида.

– Не дергайся, малютка, – ласково сказал он, подходя к собаке.

Дабы усыпить бдительность питомца, цветочник погладил Сосиску по голове и почесал ей за ухом, отчего такса зажмурилась и сладострастно закряхтела.

– Вот так, моя хорошая… – приговаривал гоблин. – Вот так, умница…

– Спасибо, сэр, – поблагодарил Руперт, когда Гут-Гут наконец застегнул ремешок и вопросительно посмотрел на эльфа, ожидая новых указаний. – Вы упростили мне задачу. А теперь, пожалуйста, отойдите в сторону, я начну…

Подступив к креслу, друид тихонько промурлыкал заклятье покорности и удовлетворенно посмотрел на замершую таксу сверху вниз. Взгляд животного остекленел; Сосиска находилась под гипнозом и готова была впитать любую информацию, которой с ней поделится друид.

– Это так и должно быть? – отступив ко мне, тихо уточнил Гут-Гут.

Он явно переживал за несчастную таксу, которая, еще до конца не отойдя от смерти хозяина, вынуждена была участвовать в сомнительном полицейском эксперименте.

– Да, все в порядке, – энергично кивнул я, а про себя подумал, что сам не слишком-то верю в сказанное. Будь я на месте Гут-Гута, вообще бы на стену лез от волнения. Однако гоблин держался стойко и ни словом, ни делом не пытался помешать Руперту, колдующему над Сосиской. Я мог только позавидовать характеру молодого флориста.

Тем временем Петц, убедившись, что его заклятье сработало, подошел к Сосиске вплотную и опустился на корточки. Их глаза оказались на одном уровне; такса стеклянным взглядом уткнулась в лицо эльфа, готовая ловить каждую его фразу и мчаться хоть на край света, если того пожелает маг.

– Я хочу, – негромко сказал друид, – чтобы ты привела нас к человеку, убившему твоего хозяина.

Такса склонила голову набок.

– Я чувствую твой страх, – продолжал говорить Петц. – Ты боишься его?

Сосиска тихо заскулила. Взгляд ее при этом оставался стеклянным.

– Он не обидит тебя. Мы не дадим, – пообещал Руперт.

В тот момент он говорил так проникновенно, что даже я ему поверил. Все-таки я, пожалуй, чересчур строг к Петцу – кинолог из него, может, и никудышный, но друидские навыки он применяет умело, не боясь, да и эльфийская кровь делает свое дело. Побольше старательности, поменьше лени, и, глядишь, через некоторое время из него вполне может выйти сносный коп.

– Давай же, отведи нас к нему. – Руперт легонько коснулся лба Сосиски указательным пальцем.

Встрепенувшись, такса спрыгнула с кресла и бросилась к двери. Достигнув цели, она передними лапами уперлась в деревянное полотно и тихо заскулила. Сосиске явно не терпелось поскорей разыскать ублюдка, отправившего Фег-Фега в Покой.

– Пристегните к ошейнику поводок, – посоветовал Руперт, – а то мы за ней не угонимся.

* * *

Первым делом Сосиска привела нас в тот самый злосчастный проулок, где погиб ее хозяин, после чего, видимо взяв след, споро устремилась в южном направлении. Поводок натянулся до предела; казалось, еще одно крохотное усилие, и он порвется, такса убежит прочь, лишая нас, по сути, единственной ниточки, способной привести к убийце. Сосиска была нашим компасом, нашим путеводителем в мире запахов. Фег-Фег мог сколько угодно рассказывать о своих обонятельных талантах, однако перещеголять чистокровную таксу у него все равно никогда бы не получилось. Готов поспорить, там, где цветочник учуял запах рыбы, Сосиска обнаружила еще с десяток других ароматов, послабей. И теперь она вела нас в то место, где все эти запахи были сосредоточены, – к мерзавцу, задушившему ее слепого хозяина.

– Надеюсь, ошейник у тебя крепкий, – сказал я Руперту, когда мы шагали по Цветочному бульвару, пытаясь не отставать от Гут-Гута и его обезумевшей таксы. – Обидно будет, если Сосиска слиняет.

– Я больше волнуюсь за поводок, – пыхтя, отозвался эльф, – и за собственные ноги, которые у меня не казенные, увы. А если этот ублюдок живет у самого Бессонного моря? Да мы умрем на полдороге!

– Давай не будем отчаиваться раньше времени, ладно? – попросил я. – Выхода у нас все равно нет.

Он поморщился, но смолчал, мысленно, надо думать, все-таки со мной согласившись. К нашему превеликому сожалению, верная собака Фег-Фега не могла объяснить таксисту, куда нас следует отвезти, а на поиски упертых консерваторов, до сих пор разъезжающих по Бокстону на лошадях, ушло бы слишком много времени. Открытие расы оживших булыжников, получивших название грайверы в честь Грайверской пустоши, где их впервые обнаружили, позволило нашим отцам использовать эффект постоянного грайверского движения для создания самоходок. Разведение этих каменных малышей по сей день самый прибыльный бизнес в Чернике, и, надо думать, таковым он будет оставаться еще долгие-долгие годы.

В общем, невзирая на усталость, мы продолжали идти за взявшей след таксой, втайне надеясь, что логово неизвестного убийцы обнаружится раньше, чем подошвы наших туфель начнут дымиться.