Текст книги "Преображения Павла Волгина. роман в стихах"

Властолюбие

 
Не получив согласья Павла
Избранником Фортуны стать,
Петра что очень огорчало,
Он претендента стал искать
Средь итальянского бомонда,
Средь тех, кого прельщала фронда,
Кто угрызений не имел,
Был проницателен и смел,
 
 
Кто колдуном порой считался,
Хотя и чувствовал в том риск,
Не всяк из тех, кто попадался
Был душечка и альтруист,
С таким он в Риме подружился.
Тот все вокруг него кружился,
Желая связь наладить с ним,
Когда Приволжский прибыл в Рим.
 
 
То был де Блан, богач, принц крови.
Приближенный к себе Петром.
Служить готовый церкви новой,
Что бога возведёт на трон.
Петра использовать хотел он.
Что верен он душой и телом
Ему, Петра он убеждал,
И как пророку клятву дал.
 
 
Счёл Пётр то знаком Провиденья.
На роль мессии выбрал он
Де Блана, приняв за виденье
Свой самый заурядный сон.
Немудрено, что принц приснился:
Он всё вокруг него крутился.
И самых праведных из нас
Сам бес так путает подчас.
 
 
Чтоб править миром, верить надо.
А коли твёрдой веры нет,
С потоком времени не сладить,
Не лишним будет тут совет:
Поверь, что, коль угодно Богу
Призвать тебя себе в подмогу,
Он, без сомненья, призовёт,
Но знай, тебя проверка ждёт:
 
 
Как сильно в цель ты можешь верить,
А не понятьям и глазам,
Забыть, что «после» есть и «перед»,
Что высший суд себе – ты сам.
Что он не терпит произвола,
Тот суд, и страшная крамола —
Когда ты судишь лишь других,
Считая червяками их.
 
 
Себя считая идеалом,
С собою Пётр не совладал.
К нему в доверье принц как дьявол
Втереться смог. Он убеждал,
Что всё само не рассосётся,
Что в бездну этот мир несётся,
И должен он его спасти
И кару божью отвести.
 
 
Россию выбрал он средь прочих
Как справедливости оплот.
Её столицей мира хочет
Он сделать, раз уж там народ
Ради идеи не жалеет
И мать родную, и своею
Не станет жизнью дорожить.
Пока как все не станет жить,
 
 
Без мессианства и гордыни,
Он без идеи – как слепой,
Без воли, цели ли единой,
А с ней готов на крест и в бой.
И принц готов ему идею
Такую дать, что, им владея,
Весь мир позволит изменить
И рай земной установить,
 
 
Где денег нет, где люди служат
Идее, что и цель и путь.
Но нужно старый мир разрушить,
И, может быть, когда—нибудь,
Равны все будут перед властью,
Которая и даст им счастье
Божественной рукой своей,
И все молиться будут ей.
 
 
И Бог такому миру нужен,
Что призван править и судить.
Насколько нынешний мир хуже,
Где финансистов клан царит!
Где страны бедные успешным
Покорствовать должны. Конечно,
Такой позор невыносим,
Порядок новый нужен им!
 
 
И доводы все были вески,
И с чем-то Пётр согласен был,
Ну, может быть, немного резки,
Но так и Павел говорил.
И не было то наважденьем.
Порой похожие сужденья
К различным выводам ведут,
Как не запутаться нам тут?
 
 
Пётр, как и все на свете люди,
Мог ложь за истину принять.
Судимы будут те, кто судит.
Попробуем его понять.
В ответ на лесть он согласился,
Что Принц на этот свет родился,
Чтоб чудо на Земле явить
И волю божью объявить:
 
 
Но всё ж себе оставил право
Назвать его пред миром всем
Мессией или нет, он здраво
Подумав, рассудил затем,
Решенье на потом оставить
Слова с делами сопоставить
Одобрить или осудить,
И выбор Бога подтвердить.
 

Послание Петра миру

 
В тот вечер в радиопрограмме
В своём посланье Пётр сказал
О ждущей нас ужасной драме,
И что над миром как коса
Висит косматая комета
Пророчеством скончанья света.
Он рёк :
«Есть луч в грядущей тьме,
Вы можете не верить мне,
 
 
Но знайте только: он родился,
Кто по моим придёт стопам.
Он – бог, он ныне воплотился
И уж сошёл на землю к вам.
Его предтечей и пророком
Я вам назначен волей рока,
Но кто он – не скажу вам я
До богом избранного дня».
 
 
Своим помощником представил
Приволжский Принца и ему
Блан заповедь его составил,
Согласно плану своему.
Пётр был как будто под гипнозом,
Не видя никакой угрозы,
Под чарами и слов, и сна
Ему доверился сполна.
 
 
Ту заповедь он и озвучил,
Она была марксизма круче,
Такой ещё не видел свет.
В ней был переведён завет
С чужого языка видений
И современных им суждений
Ответом тем, кто в мир пришёл
И всё запутанным нашёл.
 
 
Он всё распутал, и акценты
Другие откровеньям дал,
И приспособив всё к моменту,
По-своему истолковал.
А в сложные моменты мира
Мы, потеряв ориентиры,
Чутки особенно к словам,
Что шарлатаны скажут нам,
 
 
Что человечество попало
В собой поставленный капкан,
И ждать несчастий небывалых
Осталось лишь безумным нам.
И что всемирным потепленьем
И континентов потопленьем
Грозит технический прогресс,
Которым управляет бес.
 
 
Он говорил так:
                                         «Гибнут души,
Вот людям чем прогресс грозит:
За краткий срок он всё разрушит,
Отравит реки, заразит.
Пока он мир преображает,
Он, вроде, нам не угрожает,
Надежду на спасенье дав,
Но и конца причиной став
 
 
Противный замыслу  творенья,
Не нужен на земле прогресс.
У муравьёв  учась  смиренью.
Мир должен подражать им  весь.
Учёные  всё рассчитают,
По плану жить все люди  станут.
И Бог живой направит их,
Учёных слушать научив.»
 
 
По вечерам его ученье
Читали  дикторы под звон,
Кому-то было развлеченьем,
Кому-то навевало сон…
Но этих проповедей вирус
Расползся по земле и вырос,
И мир де Блану в рот смотрел
В предчувствии не слов, но дел.
 

Рассуждения о выборе путей мира

 
Я думаю, что этот выбор-
Бороться  с кланом  мощных стран,
Нелеп, смириться нужно, ибо
Христос  так завещал не зря
Нам, говоря, что власть от бога,
В масштабе мира власть в итоге
У кучки стран, где капитал
Источником прогресса стал
 
 
А что Христос? Зовя к смиренью,
Надёжный путь не предложил,
Призвав к грехов преодоленью,
Основу власти заложил,
Что не смогла сопротивляться
Прогрессу и жадности и б… ству,
И церкви, что впускает в храм
Богатых, что, конечно, срам.
 
 
2000 лет уж мир крещённый
С грехами борется, молясь.
Всё это время обречённо
Всё так же в войнах кровь лилась
Христа приверженцев несчастных.
И жертв каких ещё ужасных,
Что не представлю я сейчас,
Власть тьмы потребует от нас?
 
 
Нелепо честью звать гордыню.
Убийство – доблестью в бою.
С достоинством несовместимо
Смирение в земном краю.
Христу же слово «враг» нелепо.
Уж, коль любить, так, значит, слепо.
Подставить щёку или зад,
И власти  сапоги лизать.
 
 
И как написано в завете,
Совсем не грех рабов иметь,
Но пожелать себе при этом
Раба чужого – хуже нет.
Что цепи брака нерушимы,
И в браке вовсе не грешим мы,
Что возлюбить должны мы власть,
Притом, в уныние не впасть…
 
 
А кара божья – не злодейство,
Любовь… греховна мысль о ней.
Она и есть прелюбодейство.
Хитрее Бога подлый змей.
А как любить – умом иль страстно —
Того, кто ближе, -мне не ясно.
Мужчин и женщин? Всех подряд?
Люби, но вряд ли будешь рад:
 
 
Одни тебе на шею сядут,
Другие просто втопчут в грязь.
Уж лучше после – муки ада,
Чем унижение – сейчас!
Чудить неплохо на контрасте,
Но нам к чему Христовы страсти?
При жизни нужно быть живым,
Забыв завещанное им.
 
 
Христос был самый первый хиппи
И первый революц’онер.
И как его нелепа гибель,
Бесплоден так его пример.
Зло победить не смог мессия,
Он перед властью был бессилен.
Тому лишь научил он нас,
Что и богов карает власть.
 
 
Не мог не понимать «сын божий»,
Что бесполезен подвиг был,
И жертва ни одна не сможет
Спасти всех нас от тёмных сил,
Что мы прогрессом называем.
Да, всё про идеал мы знаем,
Что толку жизни нам пенять,
Что не смогла его принять?»
 
 
К сочувствию и состраданью
В своём ученье он призвал.
Но всем имущим в назиданье
Немало притч он рассказал.
 «Несправедливость чувствуй остро.
Привык к достатку и удобствам,
Всё, что годами наживал,
Отдай тому, кто сир и мал,
 
 
Кто обделён любовью Бога,
Ты словно брата возлюби…»
И это нравилось убогим,
Давало право им убить,
Несправедливость исправляя,
Тех, кто живёт в преддверье рая,
Имущество их отбирать,
Мстя за доставшийся им ад.
 
 
И это чёткий смысл имело:
Любой босяк добро своим
Считать хозяйское мог смело,
И мог распоряжаться им,
Поскольку труд его мошенник
Не оплатил как надо, денег
Ему как брату пожалел.
Нам Маркс читать врагом велел
 
 
Того, кто дал бомжу работу
И за работу заплатил,
Эксплуататором и жмотом
Кто состоянье сколотил,
Как клоп его питаясь кровью,
И не согрев его любовью,
В раба старался превратить,
Так что он вправе Злом платить.
 
 
Ты скажешь, это же идея,
О том, что капитал – суть Зла.
А зло, что миру принесла,
Она, – издержка лишь, скорее.
Халявы и паразитизма
Пророк, труда не знавший в жизни,
Пообещал всех уравнять,
И на борьбу рабов поднять.
 
 
Маркс в мире дать всем бедным малым
Порядок новый и закон
Хотел своим Интернац'оналом.
Но ныне уж не красный он,
Но против стран вполне успешных.
Поскольку, раз во всех, конечно,
Проблемах лишь на них вина,
То ждёт отмщения она.
 
 
Предпринимательству нет места,
В стране, что Маркса дух создал,
Источника развитья вместо
Мир капитала внешний стал.
Что государству нужно было
В тех странах, что мы не любили?
Всё можно было там купить,
Достаточно лишь накопить,
 
 
Сырьё, пшеницу продавая,
Валюты этих самых стран,
Оружья горы создавая, —
Чтоб мир завоевать —таран, —
На купленных у них заводах
Не забывая о народе,
Работающем в ВПК,
Не обанкротились пока.
 
 
Купил заводы и мартены
Так Сталин, всех согнав в колхоз,
Цикл нулевой, полы и стены
Под марши строить в город свёз
Из нищих сёл полуголодных
Работать за похлёбку годных,
Дав им общаги и рабфак,
А для «вредителей» -ГУЛАГ.
 
 
Потом с Германии разбитой
Собрал он технологий дань.
И с инженерной их элитой
Продолжил создавать таран.
Ракеты, атомную бомбу,
Распространить идею чтобы
На множество отсталых стран.
На то и нужен был таран.
 
 
Когда ж иссяк источник этот,
Запал воинственный угас,
И спасена была планета,
И очень кстати нефть нашлась.
И можно было без опаски
Всё покупать и жить как в сказке,
Пока на нефть была цена,
И строила свой БАМ страна.
 
 
Но, обанкротившись, решила
Элита рынок объявить
И не надеяться на силу,
А похитрее, что ли, быть.
Идею марксову похерить,
Заставить Запад в ложь поверить,
Но сохранить феодализм,
Ругая «их либерализм».
 
 
«Плохие» развитые страны
Не потому ль так развиты,
Что перешли довольно рано
На буржуазные пути.
И осуждать дурные нравы
Как бы вы ни были тут правы —
Совсем не то, что враждовать
И роль свобод не признавать.
 
 
Мир капитала обвиняли
Марксисты в том, что злобен он,
Поскольку кризис ввёл в закон.
И громогласно объявляли:
Чтоб от цепей освободиться,
Мол, нужно с собственностью биться,
Что кризисы заменит план.
Так, что предложит нам де Блан?
 
 
Мысль, что не стало бы прогресса,
Когда б в созданье производств
Не возникало интереса?
Но тест на мудрость очень прост:
Коль интерес ты отрицаешь,
Прогресс любой ты прекращаешь.
Того и хочет новый Бог,
Сказав нам, что прогресс тем плох,
 
 
Что безработицу и кризис,
Меняя мир он нам несёт,
Хоть не из злобы и каприза
Стремится он достичь высот,
Достойных сказочного рая,
Понятье чуда отменяя.
Людей в отчаянье и стресс
Ввергает словно Джинн прогресс,
 
 
Новинки техники внедряя,
Труда привычного лишив
Народы, их изгнав из рая
Привычного. Так, согрешив,
Адам и Ева проклинали
Виновника своих печалей —
Стремленье к знанью, что как Змей
И ныне портит жзнь людей.
 

Приглашение и планы Павла

 
Прошло три года, Пётр приехал
Родные навестить места
На пике славы и успеха,
От шума светского устав.
Не потеряв совсем надежды
Общаться с Павлом как и прежде.
Вдруг, всё ж, он Павла убедит.
Уж очень косо Блан глядит.
 
 
В России вновь нашёл он Павла.
Удача, что в то время он,
Опять, намучившись немало,
Был бодр и целеустремлён.
И пригласил он Павла в гости,
Что было кстати, так как в росте
Там деньги были у него.
И дело стоило того.
 
 
И приглашение как повод
Воспринял он, чтоб деньги снять
Со счёта в банке именного,
В словах того, кого он звать
Уж стал приятелем и другом,
Но время движется по кругу,
Рассказ мой, видно по всему,
Вновь возвращается к тому…
 
 
Назад вернемся… Капиталы
Утопленник хранил не здесь,
А за границей, где немалый
Они давали интерес.
Еще в Туринском филиале,
Держал он в полутемной зале,
Каратов в триста бриллиант.
Но взять все, нужен был талант.
 
 
Судьба препятствий Павлу гряду
Нагородила уж опять:
Не зная кода, знал он: – рядом
Удача, только б не проспать.
И это силы придавало
И быть активным заставляло.
И он решил тот код узнать
И деньги все со счёта снять.
 
 
Своё успешно вёл он дело,
Порой на бюрократов злясь,
Разузнавал он, что имело
С событием тем давним связь.
Татуировки с кодом этим
Увидел в местной он газете
 На фото трупа, что в реке
Нашли от дач невдалеке.
 
 
Потом в редакции газеты
Он всё о снимке разузнал
И кадр на звонкую монету
Без промедленья поменял.
Тот снимок увеличил малость,
Через компьютер лишь осталось
Пробелы там восстановить
И сложный код установить,
 
 
Хоть разобрать всё трудно было,
Но цифры все ж он разобрал.
Жизнь Павла, видно, научила.
И снова духом он воспрял.
Все цифры банковского счета
Он знал теперь – то было что-то!
Но быть от денег в двух шагах
И оставаться в дураках!…
 

Туринка

 
Впоследствии, по Интернету
С туринкой молодою связь,
Совсем греха не видя в этом,
Заводит он, в душе дивясь
Тому, как дружба возникает,
Её он тоже привлекает.
И вскоре уж в режиме «чат»
Привык компьютер он включать.
 
 
Всё дело в том, что несерьёзно
Рассматривал он эту связь.
Свою ошибку понял поздно,
Как часто многие из нас.
Хотел тогда он о Турине
Узнать побольше: как там ныне?
О банках сотню мелочей,
Чтоб мог он деньги снять ловчей
.
Он, волю дав воображенью,
Себя представил богачом,
Тоскующим по приключенью,
Кому всё в жизни нипочём.
Таких в России много ныне,
Хозяев жизни, без унынья
Кто всю страну бы мог скупить,
Хотел он импозантным быть.
 
 
И чтобы быть еще и милым,
Мужской пределом красоты,
Вид фотошопом изменил он —
В свой облик он привнёс черты
Какого – то миллионера
С полос «Карьера дела сера»,
Чье фото с сетки он скачал.
 Свой статус он обозначал?
 
 
Презрел он внешности изъяны,
Иной в мужчине важен дар.
Пусть будет внешность обезьяны.
Что красота? Она товар.
Ну а мужчина – покупатель.
Прости цинизм мне, мой читатель.
А как дразнили в детстве тех,
У женщин кто потом успех
 
 
Имел? Не той ли обезьяной?
 И что с того? Лишь зависть в том.
В каком из жизнеописаний
Подобных кличек не найдём?
И вас, наверно, обзывали…
Хоть, вырастая, забывали.
И не из-за стесненья, нет,
Свой Павел подменил портрет.
 
 
Не просто, для забавы праздной,
Хотел он внешностью блеснуть
И выглядеть благообразней,
А лишь затем, чтоб обмануть.
Что для мужчины быть красивым?
Бесчестье. Важно быть лишь сильным.
Изящество же лиц и тел —
Прелестных девушек удел.
 
 
Привык её он голос слушать
В режиме ром сэрраунд войс
И понимать учился душу,
И сам он с ней духовно рос.
Как делаем порою все мы,
Читать старался он на темы,
Те, о которых речь велась,
Чтоб просто не ударить в грязь.
 
 
Ее английский был приятней,
Чем русский матерный язык,
Язык распущенности нашей,
К которому он так привык.
И голос через обертоны
Напомнил мать, и по закону,
Что всем диктует нам Амур,
Она понравилась ему.
 
 
Раз так, они общались часто.
Он мог желанья уловить,
В печали проявить участье
И афоризмом удивить.
Приятно было ей общенье,
Его приемы обольщенья,
И нравился ей острый слог —
Ума несреднего залог.
 
 
О, русский мат! – эрзац свободы,
Общенья грубого субстрат.
Язык задетого народа,
Всех тех, кому сам чёрт не брат.
Язык презренья и насилья,
Им вся заражена Россия
Словно проказой и чумой.
Он смысл и суть её самой.
 
 
В нём сексуальность имбецила,
Которая у всех в крови.
И есть в нём сволочная сила,
Напор, как это не зови.
Всё к низкому свести стремленье…
И вряд ли будет поколенье,
Что, позабыв завет отцов,
Очеловечит пола зов,
 
 
В желаньях целомудрен будет,
Без ханжества и грубых слов
Красиво для себя добудет
То, что упрямо просит кровь.
Наш Павел был с собою честен,
И с ней без ханжества и лести
Общаясь, знаки посылал
О том, чего он так желал.
 
 
Не напрямую, а намёком,
То анекдотом, то стихом,
Чтоб не обидеть ненароком,
Безвкусным пошлым пустяком.
Но в человеческой природе
Всё это, а сегодня в моде.
По мне, мораль добра полна,
Когда без ханжества она.
 
 
И кто сказал, что моралисты
Способны воспитать в нас нрав
И приучить к поступкам чистым?
Но кто б то ни был, он не прав.
Всегда держался я подале
От тех, что правильно болтали.
Занятия глупее нет —
Учить, как надо жить, весь свет.
 
 
Разврат – не в правде, в лицемерье.
Источник зла – двойной стандарт.
На людях ты и ты за дверью —
Один и тот же ль? Если да,
То лишь воспитывать примером
Ты можешь. Жертвовать, так первым.
Свой крест как Иисус нести
За принципы готов ли ты?
 
 
Но нас, увы, не убеждают
Ни крестный подвиг, ни иной.
Жизнь здравый смысл не подтверждает,
Он – лишь в теории одной.
Что ж в заповедях неразумно?
Коль мудрость в мире есть подлунном,
Она вся поместилась в них,
Как, впрочем, в сотнях книг иных.
 
 
Смысл здравый – правит в идеале,
Он прост как выдох и как вдох,
Но всё же, жертвою реалий.
На землю сходит он как Бог.
Его мы вечно распинаем,
Порой в цинизме обвиняем.
Он воскресает каждый раз,
Готовый вновь на смерть за нас.
 
 
А что в фантазиях любовных?
Процесс познания любви?
Потребность в овладенье полном?
Инстинкта главного рабы
Мы все служить готовы телу,
Сложнее только всё на деле.
Как чувств чужих не оскорбить
И честными с собою быть?
 
 
Веб-камере предпочитая
Эпистолярный строгий стиль,
Прислать в обмен, о ней мечтая,
Нескромных снимков не просил.
Не то, что нюд или в бикини.
Фигуру истинной богини
Не ожидал он увидать,
Хоть можно было ожидать.
 
 
Но получил скриншот картины,
Где между голых дев она,
В манере мастеров старинных
Как нимфа изображена.
На самом деле, для портрета
Она позировала летом,
Но живописец на заказ
Хоть чёртом нарисует вас.
 
 
Вот так фигуру топ-модели
Прибавила к своим чертам,
И если б вы ее раздели,
Найти могли б несхожесть там.
Но эти хитрые уловки —
Стремленье к легкой маскировке —
У милых дам они в крови.
Не нам судить их, вы правы.
 
 
Его пленили эти формы
И линии бедра и плеч,
Прямого взгляда космос черный
И умная прямая речь.
Не только это. Грешным делом,
Игра с прекрасным женским телом
Его манила всё сильней,
Но он узнать хотел о ней,
 
 
Боясь в любимой ошибиться,
Как будто в выборе пути.
Не трудно в наши дни влюбиться,
Трудней судьбу свою найти,
Чтоб стать навек счастливой парой,
И с мудростью считаясь старой —
Разлукой чувства проверять,
Решил он время не терять…
 
 
С ней он полгода не общался
И на e-mail не отвечал,
Хотя порою огорчался,
Что писем сам не получал.
Влюблённость всё не проходила,
И очевиднее всё было,
Из местных дев что ни одна,
На роль невесты не годна.
 
 
Быть может, он своей невестой
Её ещё и не считал,
Но быть с ней, наконец– то, вместе
Все чаще по ночам мечтал.
Завел в деревне он конюшню,
Лошадку, что была послушна.
Уединенья там искал,
По заливным лугам скакал,
 
 
Любимый образ представляя.
Южнее города – контраст
Степям – природа луговая.
Он, в верховой езде горазд,
Там размышлял себе, гарцуя,
О будущем, в мечтах рисуя
Семейный круг и смех детей
С калейдоскопом их затей.
 
 
Пытался он отвлечься чтеньем,
Но книги падали из рук.
Не приносили радость деньги,
И нестерпимо стало вдруг.
И стал в Турин он собираться,
Чтоб там со счетом разобраться,
У друга в Риме погостить
И Веру лично навестить.
 

Поездка в Италию

 
Купил билет себе до Рима,
Сел в самолет и полетел.
Различия предстали зримо,
Едва покинул он предел
Родной страны – поля иные:
Квадраты мелко – нарезные,
Внизу ухожена земля —
Ни пустоши, ни пустыря.
 
 
Границу запада с востоком —
Он пересёк как грань миров.
Далёк от помыслов высоких,
Как многие, жив и здоров.
Вот оказался «за бугром» он.
Воскликнул: «О, buongiorno, Roma»!
Пред ним сама открылась дверь,
Он европейцем стал теперь.
 
 
Был Павел очень озадачен,
Когда узнал, что лучший друг
Совсем ведёт себя иначе,
Что стал он неприступен вдруг.
И «встрече с Вами будут рады,
Но только записаться надо».
Так, заглянув в свой календарь,
Назначил встречу секретарь.
 
 
Не став неделю дожидаться,
Наш Павел город осмотрел.
Решил, что глупо обижаться.
Не так уж сильно он хотел
Такого сноба снова видеть.
Знать, тот желал его обидеть.
Кто другу часа не найдёт,
В беду тот, точно, попадёт.
 
 
Решив доехать до Турина,
Он взял машину напрокат.
И утром выехав из Рима,
Пейзажам южным был он рад
И с ними свыкся понемногу.
Хотя не раз за всю дорогу
Пришлось на толлингах платить,
Чтобы по ровному катить.
 
 
В Турине он простым туристом
Пешком по центру походил,
По улицам прошелся чистым,
Музей Де Руффья посетил.
Потом смотрел дворец Мадама,
Который думал и о дамах,
Но и с крестьянками грешил,
Я, впрочем, тоже так же жил.
 
 
Он до последнего держался
За привилегию свою.
Как рыцарь за неё сражался,
И словно лев он пал в бою
За право первой брачной ночи.
Убит народом. Врут же, впрочем,
Что он – последний феодал,
Что это право соблюдал.
 
 
Не правы те, кто заявляли: —
В нас кровь оттенков голубых. —
Коль так, они не представляли,
Что есть она и в слугах их.
Но всех потомство их равняет,
Чьи гены (каждый это знает) —
Набор стандартных хромосом,
Не всё ль равно, кто был отцом?
 
 
Жестоки нравы были в прошлом,
Наукой будет это впредь
Тем, кто живёт в дворцах роскошных:
За право должно умереть.
Что ж Павел? В тихом ресторане
Он пробовал еду гурманов:
Язык ишачий дорогой,
Ел с кукурузой молодой.
 
 
Официант менял там блюда,
Не дав доесть, но не вино.
Мартини – винных ягод чудо —
Сперва наш Павел пил одно.
Сыры заказывал любые,
От плесени чуть голубые.
Пьемонтский аромат вдыхал
И так душою отдыхал.
 
 
Улиток он запил «Мадерой»,
Шашлык из крабов оценил.
Наш человек не знает меры,
И он привычек не сменил.
И перебрав излишеств этих,
Обед оставил в туалете,
Там раковину облевав,
На дух стерильный наплевав.
 
 
На почте утром он в «Ristante»
На паспорт, что давно нашел,
Забрал конверт с портретом Данте
И взять «Роллс-ройс» в прокат пошел.
В конверте том был номер счёта
И не по-русски было что-то.
Еще достал от сейфа ключ
И в урну выбросил сургуч.
 
 
И к банку, сделав вид как Мессинг,
Что он персоной важной был,
Что он богат, что он известен,
Он на «Роллс-ройсе» подкатил.
В таких делах важно не сходство, —
Уверенность и благородство.
А фото наших молодцов
Для клерков их – одно лицо.
 
 
Приятеля же подпись зная,
Труда не стоило ему
Такую ж точно там поставить
Свободу даровав уму.
Себя представив депонентом
Или финансовым агентом.
Вздохнул он, чтоб наверняка…
И подпись выдала рука.
 
 
Банк посетив, назад в «Роллс-ройсе»
Доехал он до номеров,
То есть отеля. Часто роюсь
Я в словаре российских слов,
Во многих новый смысл открылся.
И в прошлой жизни часто рылся
Я книжным в словаре червём,
Но не встречал «отеля» в нём.
 
 
А впрочем, есть ли вред какой-то,
От слов залётных нам, как знать?
Слова – монеты, да и только.
Коль больше их, полней казна.
Так, я о чём? Да, вспомнил. Павел…
Его в отеле я оставил.
Водою с гор, непохмелён,
Из крана жажду залил он.
 
 
Но эйфория не настала,
Довольство разлетелось в прах,
Тоска тупая обуяла,
Напал необъяснимый страх,
Панический какой-то ужас.
И я сейчас представить тужусь,
Зачем бежать и от кого?
Как будто ловит чёрт его.
 
 
Он сам того понять не может,
Но чует: смерть ему грозит.
И что ему теперь поможет
Угрозу эту отразить?
Да, не у всех на этом свете
Есть мудрая способность эта:
Примет значенье уловить
И страх, осмыслив, подавить.
 
 
Лишь позже осознал наш Павел,
Что он неверный сделал шаг:
Всего лишь, при себе оставил
Преступный воровской общаг?
Утопленник был вор в законе.
Теперь последует погоня.
Его, конечно же, найдут
И помолиться не дадут.
 
 
И снова он куда-то мчится,
Меняет в спешке города,
И надо ж было приключиться, —
За ним несчастья по пятам.
Позавчера он был в Мадриде,
Там сотни гибнут на корриде,
Куда и он хотел сходить,
Чтоб жар сердечный охладить.
 
 
То, чем на днях он любовался —
В печальных кадрах новостей.
Там жертвы, кто-то подорвался,
Там кровь, беспомощность властей.
Еще вчера он был в Париже,
К России чуточку поближе,
Сегодня хаос охватил
Те улицы, где он ходил.
 
 
Не мог я знать, что мой Дубровский
Или британский Робин Худ —
Борцы за справедливость в доску —
Народ в бандиты позовут.
Как ни приятен был Владимир,
Героя подлинного имя —
Дубровский, правда, но Андрей.
Россия, свергнувши царей,
 
 
Как Машенька свою вручила
Судьбу разбойному уму.
Владимиру, все так случилось,
Как я сказал, но почему?
Террор – защитник обделённых,
На божий мир всех обозлённых.
Он – дьявол с богом на устах,
Он строит счастье на костях.
 
 
Стихий разгулом и террора
Наш Павел в труса низведен.
И ждать чего: потопа, мора,
От новостей – не знает он.
Отчаянное беспокойство
И нервов полное расстройство
Опять в Турин его зовет,
Где пассия его живет.
 
 
Он ищет Веру в Интернете:
Ни сайта, ни e-mail’а нет.
Как будто нет ее на свете.
Молчит о Вере Интернет.
Обидевшись, она решила,
Что уж довольно нагрешила,
Раз ей не отвечает он,
Роман их, значит, завершён.