Текст книги "Действие вместо реакции"

Интеллект не есть разум, а интеллектуальный – не значит разумный

Эксперимент Эрнста Фера содержит одну принципиально важную подробность, на которую будет полезно обратить внимание еще раз. Люди, у которых длПФК была искусственно заторможена с помощью ТМС, осознавали, что принимаемые ими решения были глупы. Тем не менее они все равно действовали против своих же интересов.

Исследователи пришли к выводу, что главная функция длПФК – это не более качественно оценить ситуацию, а именно привести в исполнение возникающие рациональные решения. Возница без рук бесполезен, даже если он обладает соколиным зрением. Разум представляет собой не столько систему познания, сколько систему управления нашим поведением. Без разумного волевого контроля интеллект оказывается в заложниках у низкоуровневых модулей нашей психики и предлагаемых ими сценариев.

Каждому, кто подвергал собственное поведение хоть какому-нибудь анализу, знакомо положение испытуемых Эрнста Фера. Мы периодически хорошо знаем, как нам следует поступить, но не можем одолеть нечто внутри себя, что этому яростно сопротивляется. Порой же влияние этих сил настолько велико, что мы погружаемся в гипнотический транс и прыгаем с обрыва, думая, что это усыпанный ягодами весенний луг. Как много пламенных речей произносили герои Достоевского на этот счет и сколько великих произведений литературы и психологии посвящено отчаянным попыткам возницы справиться с управлением!

Анатомическое и функциональное различие между разумом и интеллектом (или же разумом и рассудком, как раньше называли сознательную часть нашего интеллекта) позволяет понять многие загадки жизни.

Одна из них – это феномен «глупого ученого». Во все эпохи можно было встретить множество людей, чья ясность ума в одних вопросах уравновешивалась полной слепотой во всем остальном. И это не могло не сбивать с толку.

Так, блестящий физик бывает не способен понять ни своей внутренней жизни, ни жизни общественной и культурной. Его суждения во всем за пределами его узкой ниши оказываются невежественны и нелепы. Более того, он зачастую трагически неприспособлен к окружающей жизни. Посвященный в сокровенные тайны материи, этот человек одержим множеством неврозов и не способен устроить ни внутреннюю, ни внешнюю сторону своего существования. Он не умеет управлять эмоциями и желаниями и ему даже не под силу осознать, насколько это важно.

Тонкие знатоки человеческих душ, вроде великих русских писателей XIX века, регулярно сталкивались с незнанием своей собственной души и постыдным неумением навести в ней порядок.

Они проигрывали все свои деньги в карты, устраивали самые ребяческие истерики, пили из своих близких последние нервные соки, а также совершали подлинные безумства, о которых затем горько жалели. Эти умные люди вели себя как дураки, причем сами же себя так характеризовали, но поделать ничего все равно не могли.

У Льва Толстого все дневники исписаны подобными признаниями, как и у Тургенева с Достоевским. Хорошо резюмировал этот общечеловеческий феномен великий пессимист Эмиль Чоран:

«Я создан давать мудрые советы – и вести себя как последний дурак».

Мало кто из них, впрочем, хотя бы приблизился к пониманию сущности той коллизии, в которой они раз за разом оказывались. Как и все интеллектуальные люди, они были нагружены ценными знаниями и уникальными навыками и эффективны в некоторой творческой области. Так пчелы блестяще строят ульи, дятлы долбят деревья, а перелетные птицы искусно ориентируются по магнитному полю земли.

Тем не менее из-за нехватки силы воли и цельного видения эти люди не сумели применить свой богатый умственный арсенал для самого главного. Они не могли устроить своей жизни и помочь в том другим.

Ничуть не реже высокоинтеллектуальные, но слабо разумные люди становятся виновниками тяжелейших бедствий. Их богатый умственный инструментарий, их полуслепая и неподконтрольная рассудочная сила встает на службу неврозам лимбической системы и употребляется на то, чтобы вырыть для всех безупречную с инженерной точки зрения яму. Увы, понимание, что делать этого не стоило, приходит запоздало, если приходит вообще.

Конечно, мастерство писать книги или композиции, сочинять теории и решать уравнения вызывает восхищение, однако во многом это все еще животное мастерство. Развитый интеллект есть видовой талант homo sapiens, наша фирменная особенность. Подобные специализации имеются у всех существ от дождевых червей до белых акул, и каждая из них по-своему поразительна.

Все это сказано не чтобы умалить достижения великих ученых и писателей, вообще всех тех, кто в основном и создал человеческую цивилизацию. Но если мы из почтения к их интеллекту и его плодам откажемся увидеть изъяны по части разума (которые, как правило, сознавали и сами эти люди), мы никому не окажем хорошей услуги.

Почтение и любовь не должны нас ослеплять: достижения разума даются труднее достижений интеллекта. Более того, они находятся во всех смыслах выше любых проявлений интеллектуальной сноровки – и с отчетливого понимания этого обстоятельства нам открывается перспектива подлинного роста.

Хотя человеческий интеллект велик и могуч, было бы большим преувеличением назвать его явлением неслыханным для природного мира. Это как современная спортивная машина против «Форда» начала XX века. Конечно, интеллект homo sapiens едет надежнее и быстрее, чем животный, но механизм у него тот же самый.

А главное, направление у деятельности интеллекта то же, что у наших животных братьев и сестер. Подчиненный лимбической системе, он в первую очередь занят тем, что борется за основные ресурсы и придумывает, как это лучше сделать. Он ищет способов добыть еды, питья, секса, высокого статуса, ценных сведений и материальных богатств.

Все эти стремления – родом из глубин природной истории. Даже человеческая страсть накапливать имущество и наше понятие о собственности есть прямое продолжение территориальных инстинктов млекопитающих.

В этом смысле интеллектуально развитый человек, управляемый лимбической системой, не особенно отличается от животного. Его инструментарий немного иной, но потребности и основные стратегии их удовлетворения те же самые. Волки борются за базовые ресурсы грубой силой, а культурные люди в добавление к грубой силе еще и умением писать поэмы.

Сегодня идея о близости человеческого интеллекта и интеллектуальных способностей животных перестает восприниматься как ересь и оскорбление нашего достоинства. Мы уже почти свыклись с тем фактом, что человек не вырван из общего хода развития природы. Мы не вознесены надо всем вокруг на недосягаемую высоту и обладаем множественными родственными узами с миром.

Как оказалось, это новообнаруженное и новопризнанное родство вовсе не является оскорбительным. Напротив, оно приносит ощущение единства, понимание своей природы и места в широком контексте жизни и дарит освобождение от мучительной гордыни и свойственного ей ослепления.

Еще недавно, однако, подобные взгляды наталкивались на волну возмущения и яростной критики. Тем большей кажется отвага и проницательность создателя теории эволюции Чарльза Дарвина, который не побоялся высказать их в XIX веке. В своем труде «Происхождение человека» (1871 год) Дарвин сперва рассматривает множество случаев преемственности между физическими особенностями и способностями животных и людей, а затем делает следующий вывод:

«Умственные различия между человеком и высшими животными, пусть они и велики, определенно есть различия по степени, а не по типу».

От животных нас более всего отделяет не интеллект и не способность сочинять фразы, возводить общественные институты и конструировать компьютеры. Главное отличие состоит в наличии у человека разума – дорогостоящей для эволюции высокоуровневой системы познания и управления поведением.

Разум так же мало похож на интеллект, как автомобиль мало похож на ракету. Это совсем иной масштаб деятельности, а самое главное — совсем иное направление для движения.

Дело ведь не только в том, что ракета больше или быстрее машины. Ракета следует совсем по иной траектории. У нее иная перспектива, иное видение, иной набор задач, и лишь на ней можно добраться до той царящей над миром вершины, о которой писал Платон. Автомобили человеческого интеллекта обречены на гонки кругами по земному шару, который хоть и прекрасен, но все же представляет собой лишь малый фрагмент реальности.

Человек отличается от животного не хитроумными интеллектуальными инструментами вроде слов и технических устройств, а тем, ради чего, как и где они начинают применяться. Люди уникальны как существа разумные, но не как существа интеллектуальные.

Подобно ракете в сравнении с автомобилем, благодаря разуму мы можем перейти в иное измерение движения, в поистине многомерную реальность. Это новый и широкий простор, где сущность жизни освобождается от удушающего зноя вечной борьбы с миром за власть и иные ресурсы. Для нас распахивается окошко и для чего-то сверх этой древней природной возни.

Что такое мудрость

Библейский царь Соломон слыл умнейшим из людей. Особенно он запомнился потомкам одним своим горестным прозрением. В книге Екклесиаста царь Соломон произносит следующие слова:

«Во многом знании много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

За последние три тысячелетия к его выводам так или иначе присоединились миллионы потомков, которые на разные лады сетовали на «горе от ума». Точка зрения, что ум делает человека несчастным, настолько плотно въелась в западную культуру, что редко теперь ставится под сомнение. Ее успели поддержать и именитые философы, и бесконечный ряд писателей, и даже некоторые психологи, не говоря уже о простых наблюдателях жизни.

В словах царя есть много правды, но только если сделать принципиальную оговорку, которая, по злой иронии, никогда не делается. Ум делает человека несчастным, когда у человека много интеллекта и мало разума.

Пожалуй, именно таким смыслом мы по большей части и наделяем слово «умный» в повседневной речи. Так называют людей, которые умеют проводить разные расчеты и в чем-то смекалисты. Они хорошо играют в шахматы, знают химические формулы, помнят даты сражений и ход исторических процессов, умеют починить сломавшееся устройство и написать красивый текст.

Такой ум позволяет человеку создать много интересного, но он и правда делает несчастным, если не дополняется соразмерным присутствием разума. Развитый интеллект обнаруживает в человеческой душе и в мире очень много проблем, очень много конфликтов между желаемым и действительным, а порой порождает множество неудовлетворенных амбиций.

Как мы помним, лимбическая система реагирует на такой негативный разлад между желаемым и действительным одним и тем же способом. Она повышает уровень стресса, страдания, постоянной тревожности и обеспокоенности, а через это порой нагнетает злобу и страх.

Интеллект пугает коней теми картинами, которые он им безостановочно показывает, но не способен их усмирить.

Разум, напротив, всегда и без каких-либо исключений делает человека счастливее и сильнее. Точно так же огонь всегда греет и никогда не способен охладить.

С каждым приращением разума в нашей внутренней и, как следствие, внешней жизни водворяется больше порядка и гармонии. Бесполезный шум вычищается, а болезненные противоречия устраняются. Людей разума в бытовой речи мы называем мудрыми.

В отличие от интеллекта, мудрость никак не связана с количеством знаний в нашей голове или высоким развитием тех или иных вычислительных навыков. Напитанные мировым фольклором, мы с легкостью допускаем, что великой мудростью может обладать и дремучий дед из глухой деревни, который о науке и слыхом-то не слыхивал и к классическому образованию не причастен.

Этот архетипический старец не может похвастаться большой осведомленностью. Он также не является виртуозом в какой-нибудь узкой области умственной работы, но все же излучает нечто важное и возвышенное. Он всегда может дать дельный совет. По большей части он спокоен, добр и мягок, но при необходимости демонстрирует и несгибаемую твердость. Наше воображение вполне может представить, как к такому седовласому мудрецу на поклон приходят эксперты и ученые и получают некие «жизненные наставления».

И правда, в истории подобное случалось бессчетное число раз. В этом стереотипном, даже мультипликационном образе мудрого дремучего старца массовая культура ухватила нечто существенное. То, что она осознала лишь смутно и гадаючи, в западной философии хорошо разглядел великий немецкий философ Иммануил Кант.

Ему приписывают следующие слова: «Наука есть упорядоченное знание; мудрость есть упорядоченная жизнь».

В действительности это строки из работы под названием «История философии», которую историк Уильям Дюрант опубликовал в 1926 году. Там, в разделе, посвященном Канту, он излагает его взгляды своими словами, ссылаясь на то, что сам Кант писал очень сложно и неудобоваримо, потому цитировать его он не станет.

Полная цитата из книги Дюранта еще прекраснее и проливает больше света на этот отрывок. Дюрант пишет:

«Ощущения есть неупорядоченные стимулы, восприятие есть упорядоченные ощущения, представление есть упорядоченное восприятие, наука есть упорядоченное знание, мудрость же есть упорядоченная жизнь: каждое являет собой более высокую степень порядка, последовательности и цельности.

Откуда же берутся эти порядок, последовательность, цельность? Не из вещей самих по себе, ибо они известны нам лишь по ощущениям, которые поступают сразу по тысячам каналов в разрозненном множестве. Наш собственный ум привносит порядок, последовательность и цельность в эту несносную хаотичность».

Вполне в духе будущей кибернетики, Иммануил Кант видел процесс познания и развития как творческую организацию органами познания той информации, что мы получаем от действительности.

Кирпичик за кирпичиком, уровень за уровнем эти упорядоченные данные позволяют человеку выстроить информационную модель мира и модель своего поведения в нем. У самой вершины пирамиды находится знание. Знание мы используем для длительной финальной отрисовки – для того самого, ради чего вся эта пирамида и существует. На основе знания мы творческим усилием организуем собственную жизнь; успех в этом деле и называется мудрость.

Знание, которое не окрылено разумным волевым усилием по его претворению в жизненную мудрость, остается пустым баловством. Это средство, утратившее цель – одиноко катящееся по полю колесо, которое рухнет в первую же канаву.

Хотя знание и добывается интеллектом, лишь разум может найти ему достойное применение. С вершины пирамиды, с вершины той самой платоновской горы, описанной философом в диалоге «Федр», разум окидывает мир панорамным взглядом. Затем, в соответствии с увиденным, он приводит в гармонию наши потребности, эмоции, желания, суждения, цели и поступки.

Почему подростки бывают так неблагоразумны

Дорсолатеральная префронтальная кора является последним революционным изобретением природы – подлинной новинкой мозговой инженерии.

В человеке она все еще работает в тестовом режиме, потому большинство использует разум лишь в крайне малых дозах. В основном же колесница человечества катит по дорогам жизни на автопилоте из инстинктов и служащего им рассудка. Лишь изредка вознице удается вмешаться в эту осоловелую гонку. В конце концов, автопилот лимбической системы есть очень древний, могущественный и уважаемый природой способ управления поведением. Исключительно на нем и ездит весь высший свет животного мира.

Дорсолатеральная префронтальная кора заканчивает свое формирование последней не только в эволюционной истории планеты. Это справедливо и в жизни каждого отдельного человека. По разным данным, лишь к 25 или даже к 30 годам эта область достигает в человеческом мозге полноценного развития, в то время как прочие его зоны оформляются намного раньше[25]25
  Arain M, Haque M et al. Maturation of the adolescent brain. Neuropsychiatr Dis Treat. 2013;9:449-61.


[Закрыть].

Запоздалое развитие длПФК есть одна из главных причин, почему подростки более импульсивны, эмоциональны и неразумны, нежели взрослые.

Дело не только в гормонах и сравнительно малом жизненном опыте. В их мозге еще не сложилась кортикальная система управления поведением, которая привнесет хотя бы толику цельности и даст возможность творческой реорганизации жизни.

Юный homo sapiens может быть одаренным математиком, спортсменом или музыкантом, а также блестяще сопрягать слова в осмысленные предложения. Каждый изолированный навык может быть доведен им до чрезвычайно высокого уровня, но по большей части ему остается недоступным главное – понимание, как на основе всех этих знаний и навыков устроить жизнь и что в ней вообще делать. А если он это и понимает, то все равно не в силах воплотить это понимание в жизнь.

В юности мы любим риск и мало думаем о долгосрочных последствиях своих решений. Подобная узость перспективы многое упрощает. Она делает человека беззаботным и открытым для опасных экспериментов, и она же наделяет первые два десятилетия жизни особыми очарованием и красотой.

Оборотной стороной неразумности является бесконтрольность движения по жизни, эмоциональная несдержанность и несомые ей американские горки из провалов в пучину страдания и, увы, куда более редких вознесений на облака счастья. Из-за узости восприятия мы допускаем много ошибок в управлении своей внутренней и внешней жизнью.

Понимание того, что ум молодого человека еще не имел достаточно времени, чтобы развиться, легло в основание законодательных систем по всему миру. Закон наделяет несовершеннолетних меньшим объемом прав, нежели совершеннолетних, и устанавливает для них значительно меньшую меру ответственности за те же самые преступные деяния.

Действительно, в этом возрасте еще рано предоставлять человеку полную свободу некоторых решений: слишком высока вероятность, что он плохо ей распорядится и причинит вред как своей жизни, так и миру вокруг.

Одновременно представляется справедливым, что прегрешения юности трактуются законом как более простительные. На раннем этапе жизни послушание закону, понимание сущности правил и вообще разумность в любых ее проявлениях даются тяжелее – по сугубо нейробиологическим причинам. Предъявляемые нами требования и наказание за их неисполнение должны эти обстоятельства учитывать.

Разум и чувства: взаимоотношения возницы и коней

Разум есть высший интегративный орган мышления и управления поведением, и в сколь-нибудь развитой форме он имеется лишь у человека – да и то с горем пополам. Он стягивает всю релевантную информацию к одной точке, что позволяет нам принимать наиболее надежные решения для навигации по жизни.

Можно потому сказать, что разумный отличается от неразумного так же, как человек от животного. Или же как взрослый отличается от ребенка. Разум дает цельность и возможность работы внутри этой цельности. Благодаря нему становится возможным произвести выбор между потребностями, желаниями и вариантами их реализации. Сами они просто не оснащены аппаратурой для сравнения, они лишь могут тянуть колесницу на себя.

Его наиболее заметные проявления – это способность откладывать или полностью останавливать удовлетворение определенных потребностей, простирать собственную волю над просторами прошлого и будущего, анализировать себя самого и целенаправленно меняться. И зверь, и ребенок в этом крайне неумелы.

Вид на мозг сбоку и снизу (закрашено примерное расположение вмПФК)

Одним словом, без разума человек не видит дальше собственного носа. Он становится все равно что слеп. Не стоит, однако, считать, что так называемые чувства и всю лимбическую систему было бы полезно выбросить за борт как досадную помеху. Идеал холодного интеллекта, эдакого лишенного эмоций робота, крайне нереалистичен и непродуктивен. Вспомним, что возница в колеснице Платона не тащит всю эту громаду сам и при всем желании был бы не в состоянии это сделать. Он только пытается ей управлять.

Аналогично разум не обеспечивает тягловой силы и собственноручно производит лишь малую толику совокупной информации в мозге. В основном он лишь собирает то, что производится в других его отделах, и правит вожжами. Это финальный командный пункт, куда стекаются ключевые донесения.

Если избавиться от резвых скакунов, наша колесница просто не поедет. Кроме того, мощные компьютеры лимбической системы перестанут снабжать разум теми самыми данными, на основе которых он и должен всем движением управлять. Организм тотчас же развалится на составляющие, потому что ни двигаться, ни выполнять другие жизненно важные функции он уже не сможет.

Сегодня мы знаем это и из экспериментов, которые позволяют увидеть, как будет вести себя человек, у которого лимбический компонент поведения заторможен.

Когда дело доходит до принятия поведенческих решений, в коре головного мозга у лимбической системы имеется свой уполномоченный представитель — вентромедиальная префронтальная кора (вмПФК)[26]26
  Baumgartner T et al. Dorsolateral and Ventromedial Prefrontal Cortex Orchestrate Normative Choice. Nat Nsci 14 (2011): 1468.


[Закрыть]. Она выступает от имени легионов платоновых коней и исполняет их народную волю. Будучи во многом прямым оппонентом дорсолатеральной, вмПФК расположена поблизости, но несколько ниже и поближе к центру.

Понять, что будет, если начать агрессивно подавлять лимбическую систему, можно с помощью метода ТМС или же наблюдая за пациентами с повреждениями вмПФК.

Сперва их решения могут показаться трезвым расчетом. Они перестают учитывать интересы и чувства других и начинают упорно преследовать собственную выгоду. Впрочем, тотчас оказывается, что именно игнорирование чужих интересов и чувств вредит их собственным интересам более всего, но они не способны этого понять.

Их расчетливость крайне узка, а рациональность неразумна и в конечном счете оказывается вредной[27]27
  Bechara A. The Role of Emotion in Decision-Making: Evidence from Neurological Patients with Orbitofrontal Damage. Brain and Cog 55 (2004): 30.


[Закрыть]. Они не умеют сотрудничать, устанавливать социальную гармонию, проявлять милосердие и чуткость. Все это порождает конфликты с окружающим миром.

Так, к примеру, при решении моральных дилемм они предпочитают наказать человека, который случайно убил другого. Одновременно, они отпускают восвояси того, кто замыслил убить троих, но его попытка сорвалась. Их логика проста: в первом случае убийство было совершено, и оно должно быть наказано, а во втором ничего такого не произошло.

В духе той же специфической рациональности люди с нарушениями вмПФК стабильно выбирают убить одного родственника ради спасения пятерых незнакомцев[28]28
  Thomas B et al. Harming Kin to Save Strangers: Further Evidence for Abnormally Utilitarian Moral Judgments After Ventromedial Prefrontal Damage. J Cog Nsci 23 (2011): 2186.


[Закрыть]. Казалось бы, это вновь логично: математическое преимущество очевидно, потому что пять – больше, чем один, а совершение убийства хуже несовершения убийства. Но если окинуть эти дилеммы более цельным взглядом, становится понятно, что это маложизнеспособные стратегии для выживания в социуме и исполнения судейского долга. Это разумно лишь на первый взгляд.

Наконец, люди с подавленной лимбической системой теряют умение предсказывать поведение окружающих и моделировать то, что происходит в головах. Они в полной невинности допускают самые чудовищные бестактности и никогда не стесняются произносить то, что считают правдой, даже если от этого все проигрывают.

К примеру, вместо выражения соболезнований по поводу смерти супруги своего друга они могут сказать, что в конечном счете это только к лучшему, потому что теперь его финансовые дела пойдут в гору и он все равно найдет себе другую. И это не будет ни образчиком черного юмора, ни намеренной провокацией. Они просто не понимают, что здесь может огорчить и вызвать осложнения.

Исследования также показали, что, так как люди с повреждениями вмПФК не понимают чужих мотивов и эмоций, они не замечают, когда кто-то намеревается причинить им вред[29]29
  Young L et al. Damage to ventromedial prefrontal cortex impairs judgment of harmful intent. Neuron. 2010 Mar 25;65(6):845-51.


[Закрыть]. Это вновь ставит их выживание и их интересы под непосредственную угрозу.

Сам по себе их разум прекрасно работает и, подобно острому орлиному глазу, проницает мир перед собой, однако огромная часть этого мира погружена для него в непроглядную тьму. Мир без помощи лимбической системы крайне сузился. Разум не получает больше необходимую информацию от потребностей и чувств для проведения своих расчетов. Его алгоритмы не в состоянии работать без этого жизненно необходимого потока данных, и он совершенно пасует.

Строго говоря, перед нами никогда не стоит выбор между разумом и чувствами. Он такой же нелепый, как выбор между возницей и конями. Если нужно, чтобы колесница ума ехала, требуется и то, и другое. Кортикальная система управления поведением не заменяет лимбическую и не делает ее излишней. Просто она должна иметь возможность полноценно выполнять свою функцию и снабжать последнюю ясным видением и руководством.

Это столь необходимо, потому что, во-первых, лимбической системе (в силу ее эволюционной истории и набора функций) присущи поспешность, бессознательность и шаблонность. Когда мы сталкиваемся с новой ситуацией, мы пропускаем ее через уже накопленный нами багаж из предубеждений, оценок, эмоций и ассоциаций. На основе этого багажа тотчас же производится принудительная реакция – причем, как правило, еще до того, как мы успели по-настоящему осознать происходящее.

Во-вторых, лимбическая система отличается крайней узостью ракурса обзора. Она может удержать в себе только крошечный объем информации о ситуации и еще меньше способна в происходящем разобраться. Ее ограниченность усугубляется тем, что наши чувства и потребности работают на основе конфликта. В горячке постоянных сражений перспектива понимания себя и мира сужается еще больше.

Как следствие, качество нашего багажа из предубеждений и автоматизмов оставляет желать лучшего. Мы постоянно наблюдаем в уме сильнейшие и автоматизированные перекосы: искажения восприятия и поведенческие расстройства.

Одним вещам мы придаем слишком много значения, а другим – слишком мало. Повинуясь бессознательным силам, мы действуем себе же во вред. Мы радуемся тому, что навлечет беду, и печалимся из-за пустяков. Мы стремимся к тому, что разрушает нас и отнимает время впустую, но не находим в себе мотивации двигаться к самому полезному и важному.

Подобный хаос в реакциях, оценках, приоритетах и в иерархии ценностей есть следствие узости обзора и низкой вычислительной мощности древних слоев мозга.

В-третьих, лимбическая система обладает весьма слабой внутренней обучаемостью. Мало того, что она заставляет нас вести себя автоматически на основании накопленного ей второсортного багажа. Она еще и упрямо сопротивляется его редактированию.

Тщетно ждать, что перекосы в оценках и реакциях исправятся сами собой – так же автоматически, как они и появились. Самокоррекция реакций, чувств и потребностей, конечно, происходит, но очень медленно и лишь в крошечном объеме. Настоящая их гармонизация требует внешнего вмешательства разума.

Разум должен получать информацию, сводить ее воедино в цельном анализе, управлять, выбирать, расставлять приоритеты, вычищать из мозга шум и разрушительные автоматизмы, принимать взвешенные решения. В конце концов, это его специализация.

Задача же коней – это сообщать вознице о своих природных потребностях, выполнять посильные им повседневные задачи, а главное – тянуть колесницу к вершине, снабжая тягловой силой. Когда про верное распределение ролей забывается, наш ум идет вразнос. Кони в своем невежестве увлекают колесницу на мрачные тропы – к несчастью, духовной бедности и гибели.

Поистине роковыми помехами для гармонизирующей работы нашего разума являются ошибочные представления человека о природе счастья и творчества и о смысле самой его жизни. Въевшиеся в наше мировоззрение фундаментальные несостыковки распаляют страхи и опасения и порождают огромные объемы совершенно бесполезного цепляния, жажды и агрессии.

Если наши чувства опираются на ложную информационную модель мира, доминирующую в человеческой истории, то они оказываются постоянно взвинченными, невротизированными и несговорчивыми. Попробуем развеять самые опасные из преследующих нас миражей.