Текст книги "Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)"

– Какая?

– Он показушник, – разъяснил Хаген. – Такие любят, чтоб красиво. Чтоб как на чертовом параде. Солдаты маршируют, дамочки млеют, в воздухе знамена полощутся, оркестр дает туш. Вокруг зрители, а он на трибуне. Другой бы быстро все разнюхал, взял тебя ночью, по-тихому, и засветло уже поминай как звали.

– По-тихому могло не получиться, – усмехнулся Барлоу.

– Могло, – не стал спорить шериф. – А могло и получиться. Но ему так не интересно. Он привык работать на публику. Если найдешь, чем его зацепить, на гордость его надавишь или еще на что, – он захочет с тобой разобраться при всем честно́м народе. А там и шуметь начнет, и тогда уж, ну… В общем, ты имей в виду.

– Буду иметь, – согласился Барлоу. – Бывай здоров, шериф.

Он смотрел вслед удаляющемуся Хагену и думал о корабле охотников, «Конкордии-Венатор». Таком дорогом, таком напоказ грозном. Таком заметном. Барлоу думал, что за шесть лет, которые он знал шерифа Тихой Мили, тот никогда не ошибался в людях.

* * *

Когда он проходил мимо лавки Луки де Вриса, тот поприветствовал Барлоу, сняв шляпу и поклонившись.

– Прекрасный какой денек, господин Барлоу, – это были первые слова гробовщика, обращенные к Барлоу за все время пребывания того в Тихой Миле. У мастера похоронных дел оказался приятный мелодичный голос. – Слышали, гости у нас?

– Слышал, а как же, – сказал Барлоу, приподнимая собственную шляпу.

– Как думаете, – спросил Лука де Врис, – надолго они задержатся?

– Думаю, не очень, – ответил Барлоу. – А какой у вас интерес, господин де Врис?

– Гость это не только радость в дом, но и сплошная польза для бизнеса, – рассудительно подметил де Врис. – Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – сквозь вымытую до блеска витрину похоронной лавки Барлоу видел выставленные вдоль стен гробы со снятыми полированными крышками, венки и прочий погребальный ассортимент. – С такими гостями какому бизнесу процветать, как не вашему.

– Вот и я о том же, – подхватил Лука де Врис. – Вот и я о том же. Ну, не смею вас больше задерживать, господин Барлоу. Приятного вам дня!

– И вам, господин де Врис, – поклонился Барлоу, вновь прикладывая пальцы к полям шляпы. – Вам тоже не болеть.

Шагая прочь от черной вывески «Лука де Врис. Ритуальные услуги высшего качества», Барлоу все чувствовал спиной пристальный взгляд городского гробовщика, как будто всегда прохладные бледные пальцы осторожно, с терпеливым умением бальзамировщика касались его затылка и шеи. Палящее солнце быстро прогнало это ощущение, но Барлоу, поежившись, все равно ускорил шаг.

* * *

Через пять минут он уже сидел на своем обычном месте перед витриной бистро, пил лимонад и ждал, когда Энцио приготовит для него сигару. Часы на ратуше показывали четверть двенадцатого. Вдова Бигли клевала пупырчатым носом, просыпалась, вздрагивая, судорожно искала на коленях кота (мордатый мерзавец лежал на перилах, свесив толстый хвост), находила его на перилах, замечала Барлоу, благосклонно кивала и вновь роняла голову на грудь. Пятью домами выше по улице разминал пальцы, наигрывая простенькую мелодию, тапер в заведении «Последняя кружка». Это да громкий храп вдовы Бигли – вот, пожалуй, и все звуки, что нарушали томную полуденную дрему, в которую погрузилась Тихая Миля.

Чужаков Барлоу заметил издалека. Должно быть, ночь они провели самым надежным образом на собственном корабле и теперь шли со стороны космодрома, пересекли центральную площадь и двинулись дальше, вниз по улице. Скорей всего так бы он сам поступил на их месте, еще вчера во время рисковых маневров над крышами они засеяли городок сотнями крохотных дронов-разведчиков, передававших звук, изображение и даже расшифровку запахов на корабль. Теперь они точно знали, где искать Барлоу. Их неспешный шаг выдавал уверенность в том, что он не сбежит, напоминал, на чьей стороне сила. Дешевая, но эффектная демонстрация. Шериф Хаген в очередной раз оказался прав.

Исходя из размеров «Конкордии», Барлоу ожидал, что охотников будет семеро. Шесть пассажиров и пилот, который мог бы остаться на корабле, но обычно боевая группа сходит на твердь в полном составе. В случае необходимости пилот может отдать приказ бортовому компьютеру через прямой нейролинк, а на земле важен каждый ствол, каждая пара рук. Даже если стволы и руки нужны, чтобы сказать жителям маленького, затерянного во Вселенной городка «не суйтесь не в свое дело». Ну или сказать ему, Барлоу, «ты наш». Вряд ли они всерьез полагают, что он окажет достойное сопротивление. Иначе бы не шли на встречу с ним так беспечно.

Менее опытный, чем Барлоу, наблюдатель едва ли назвал бы семерых охотников беспечными. Скорей уж «внушительными», «вооруженными до зубов», «компетентными». Четверо из них были одеты в длинные темные плащи, кричавшие о профессии их владельцев, и не носили головные уборы. Под плащами могло скрываться все что угодно – комби-броня, тактический экзоскелет, оружие вдобавок к тому, что они открыто носили в руках. Удобная одежда, охотники любят ее не только за устрашающий вид.

Пятый охотник будто открещивался от привычного образа. Скорее, он походил на солдата удачи, наемника из частной военной корпорации. Пустынный камуфляж, высокие ботинки, жилет-разгрузка с боевым ранцем системы Вигинса на спине, кепи и клетчатый платок вокруг шеи. Довершали образ темные очки в пол-лица и богатая борода, которая должна была вызвать у шерифа Хагена не просто уважение, а почтительный трепет. В отличие от своих коллег, чья походка, хоть и была напоказ расслабленной, все же выказывала известную долю настороженности, этот охотник словно вышел на прогулку. Скорострельная импульсная винтовка IAMR-475 производства «Картеля Новые и Совершенные Технологии» висела у него на груди стволом вниз, индикатор готовности к стрельбе горел желтым огоньком блокировки – все вместе это вновь утверждало в правоте шерифа Хагена. «Этот – главный», – решил про себя Барлоу и перевел взгляд на оставшихся двух охотников.

Среди наемников подобного рода Чужие не редкость. В команде, прибывшей на Тихую Милю, их было двое. Первый был тарсидом, низким, обманчиво медлительным гуманоидом, в белой броне, неестественно гладкой, скрывавшей все тело целиком. На спине броня вздымалась горбом, прятавшим прыжковый ранец и бог знает, что еще; в руках Чужой держал тарсидскую снайперскую винтовку. Снайпер с сонарным зрением, способностью «видеть» в низкочастотном диапазоне и с многократно превосходящей человеческую реакцией – это плохо. Очень плохо. А вот второй чужак рядом с ним – это просто катастрофа.

По правую руку от тарсида, по левую руку от командира охотников шел гроф. Высокий, на вид неестественно худой, весь словно скрученный из проволоки игрушечный человек. Ноги грофа выгибались коленями назад, на высоченной тонкой шее сидела маленькая треугольная голова с безносым плоским лицом. Все тело грофа – а единственной его одеждой были тонкие металлические ремни – покрывали тысячи мелких чешуек. Эти чешуйки, как хорошо было известно Барлоу из собственного горького опыта, прочностью не уступали многим композитным полимерам, а при близком контакте могли запросто снять с человека кожу вместе с мясом, как шкура акулы. Не следовало ни в коем случае обманываться и мнимой хрупкостью грофа, его небелковая плоть и кремнийорганические кости с легкостью выдерживали восемь g родной планеты этих псевдогуманоидов. В эволюционном смысле грофы были ближе к кристаллам, чем к людям, то, что они с успехом подражали двуногим прямоходящим, будучи изначально четвероногими (причем все их четыре конечности были одинаково функциональны), являлось всего лишь мимикрией. Грофы – альфа-хищники родного мира, раса высокоразвитых убийц – всегда имитировали повадки тех, за кем охотились. Это было частью их философии «познания через смерть». «Ты должен стать тем, кого убиваешь. Наблюдение открывает дорогу к слиянию. Слияние отворяет двери смерти. Смерть открывает суть». Чаще всего познание включало в себя также поедание жертвы, метаболизм грофов позволял им извлекать энергию и информацию буквально из всего, белковые формы жизни не являлись исключением.

Вселенной и людям, в частности, повезло, что к моменту Контакта с грофами они были далеки от изобретения клонирования (в их случае скорее трехмерной печати), а медленное размножение, сложные брачные обряды, включая практику ритуальных дуэлей за самку с последующим пожиранием соперника, здорово ограничивали их численность. Путем большого кровопролития и изворотливой дипломатии, сводившейся в основном к угрозам тотальной бомбардировки родной планеты грофов, они были включены в сферу человеческого влияния. Грофы охотно служили в армии, шли в наемники и становились охотниками за головами. Больше всего их интересовали не деньги, а возможность убивать все новые формы жизни. Ими двигала бесконечная страсть к познанию. Познанию через причиняемую ими смерть.

Барлоу смотрел на грофа и нервно барабанил пальцами по столу. Гроф, заметивший его первым, даже раньше сверхзоркого тарсида, резко втянул шею в грудную клетку, так что снаружи оказалась только россыпь черных бусин на лбу – дополнительные охотничьи «глаза». Тело грофа изогнулось вперед, передние конечности почти уперлись в землю – поза агрессии. Если тварь сейчас встанет на четвереньки для атаки – Барлоу раньше задуманного придется прибегнуть к старым навыкам. Весь план разговора с наемниками, родившийся после предупреждения шерифа, пойдет коту вдовы Бигли под жирный хвост. Этого ни в коем случае нельзя допустить.

Барлоу продолжал выбивать пальцами сложный, ломаный ритм. Он смотрел на грофа, закусив от напряжения губу. Теперь и главарь наемников заметил Барлоу, что-то сказал. Из серебристой капли транслятора, закрепленной у грофа на плече, полились щелкающие звуки. Мгновенно – человеческому взгляду трудно было уследить за его перемещениями – гроф выпрямился, вытянул шею, снова вознося голову на высоту двух с половиной метров. Верхние конечности он очень по-человечески скрестил на груди. Барлоу осторожно выдохнул, хотя уверенности, что угроза миновала, не было.

Охотники остановились на расстоянии трех метров от бистро. Никто из них не направлял оружие на Барлоу. Он был осмотрен, измерен, взвешен и признан не опасным. Их главный, Барлоу не ошибся, сделав ставку на бородача в кепи, подошел к столику, демонстративно медленным движением перевесил винтовку под левую руку, наклонился, прикладывая руку к груди, и спросил:

– Позволите присоединиться?

– Конечно, располагайтесь.

Правила игры были Барлоу знакомы. Он жестом указал бородачу на стул, тот поблагодарил кивком, сел. Поерзал, со вздохом повесил явно мешавшую ему винтовку на спинку стула, обрел наконец покой и, расслабленно откинувшись назад, закинул ногу на ногу. Руками в перчатках с обрезанными пальцами обхватил колено. Слегка склонив голову набок, он откровенно разглядывал Барлоу сквозь зеркальные стекла очков. Пауза затянулась, и Барлоу счел нужным сам ее нарушить.

– Чем обязан?

– В вашем досье, – сказал бородатый охотник низким хрипловатым голосом, – на удивление мало полезной информации, зато есть двойная «О».

– Двойная «О»? – Барлоу удивился. – Что это значит?

– Особо. Опасен, – старательно выговорил охотник. – Или Особая. Осторожность. Никто точно не знает. Поверьте мне, это крайне редкая пометка. За все годы работы на Синдикат, а это почти уже двенадцать лет, я видел ее только трижды. И до вас никогда в моем собственном контракте. Вы, должно быть, очень занятный тип… Барлоу. Так ведь теперь вас зовут?

– Предположим, – ответил Барлоу. – Но у меня-то вашего досье нет. Как мне к вам обращаться? И кто вы вообще?

– О, простите мою невежливость. – Охотник так убедительно отыграл раскаяние, что хотелось поаплодировать. – Я владелец рекламационного агентства «Бо Дерек и партнеры». Я Бо Дерек. Это, – он повернулся и обвел рукой шестерых головорезов, – это мои партнеры.

– Рекламационное агентство, вот, значит, как.

– Именно. – Барлоу мог поклясться, что Бо Дерек подмигнул ему за зеркальными стеклами. – Мы работаем с любыми претензиями, – певуче произнес он, как будто цитировал рекламный буклет.

– И какая претензия привела вас ко мне, уважаемый Бо Дерек?

– Поверьте, очень весомая. – В голосе охотника зазвучало нескрываемое сожаление. – Иначе я и мои партнеры не стали бы тащиться за три с лишним сотни парсеков, чтобы в такую жару донимать такого занятого человека, как вы. Кстати о жаре, что у вас в кувшине? Лимонад?

– Лимонад, – кивнул Барлоу. – Угощайтесь, а, одну секунду. Энцио! Принеси, пожалуйста, стакан!

Охотники на секунду напряглись, но тут же расслабились, когда толстяк-хозяин выдвинулся на улицу из лавки. Энцио поставил возле локтя Барлоу чистый стакан и сказал, подчеркнуто игнорируя Бо Дерека:

– Прего. Что-нибудь еще, сеньор Барлоу?

– Нет, спасибо, дружище. Дальше я сам.

Барлоу наполнил стакан и подвинул его охотнику. Тот сделал осторожный глоток, прищелкнул языком и допил лимонад уже залпом. Увлажнившиеся губы и бороду он промокнул нашейным платком.

– Превосходно, – поделился Бо Дерек ощущениями. – Очень освежает. Апельсиновый сок, тоник, мята, явная нотка кориандра и что-то еще. Не могу с ходу распознать. М-м… имбирь?

– Корень ивиса, – поправил его Барлоу, подливая охотнику еще лимонада. – Флорианское растение, теперь, когда мы опять не в ладах с Гармонией, субъект таможенных санкций и нажива контрабандистов. К счастью, у нас в городке живет один флорианец, который привез с собой рассаду, а впрочем, к чему вам эти подробности. На вкус, кстати, действительно похоже на имбирь, но тоньше.

– Очень интересно, – оживленно подметил главарь. – Кулинария – мое хобби. Совмещаю на корабле должность кока. Команда вроде не жалуется. – Опять это невидимое подмигивание. – Надо будет навестить вашего флорианца… Потом.

– Его лавка чуть ниже по улице, – с готовностью объяснил Барлоу. – Вам любой укажет дорогу.

– Сомневаюсь, – покачал головой Бо Дерек. – Здешние жители показались мне напрочь лишенными готовности к сотрудничеству. Некоторые вели себя крайне негостеприимно.

Охотник огляделся по сторонам.

– Не планета, а сущая дыра. Что вас здесь так прельстило, Барлоу? Ну, помимо, понятно, известной удаленности. Есть укромные места и поприличней.

– Здесь тихо, – объяснил Барлоу. – Тихая планета. И город у нас такой же.

– Тихо, а, ну да. Тихая Миля. Кстати, если с тишиной понятно, то почему именно миля?

– Главная, она же единственная улица, на которой мы сейчас находимся, длиной ровно в милю. Весь город, собственно, выстроен вдоль нее.

– Да уж, – хохотнул Бо Дерек. – С фантазией у местных небогато. Еще на карте я видел некий Мусорный Карьер. Дайте я догадаюсь – там расположен карьер, в который здешние жители сваливают мусор?

– Именно, – не стал вдаваться в подробности Барлоу.

– Ну, ясно. – Охотник помолчал, барабаня пальцами по колену. – Ладно, Барлоу. Болтать с вами занятно, но солнце припекает, а время, как известно, – деньги. Давайте поговорим о деньгах.

– Давайте, – согласился Барлоу. – Говорить о деньгах – занятие приятное, не в пример тому, как они добываются.

– И то верно. Мой наниматель, Синдикат Добывающих Предприятий Бетельгейзе, считает, что вы задолжали ему круглую сумму. Чтобы обсудить условия погашения долга, необходимо ваше личное присутствие в офисе Синдиката на Краморе-12. Моему агентству платят за то, чтобы мы вас доставили на место в максимально короткий срок. Невзирая, как вы понимаете, на любые сопутствующие обстоятельства. Я достаточно ясно выражаюсь?

– Вполне ясно. – В чем-то Барлоу даже наслаждался происходящим. – Вещи-то дадите собрать?

– В вещах, я думаю, необходимости не будет. Лишних пассажирских кают у нас на корабле не предусмотрено, зато в грузовом отсеке есть прекрасная стазис-капсула. В ней вам даже одежда не понадобится. Глаз сомкнуть не успеете, как окажетесь на Краморе.

– Вдохновляющая перспектива. А если в пути что-нибудь случится? Ну, скажем, сердце у меня не выдержит. Людям моего возраста стазис вообще-то противопоказан.

– Если сердце не выдержит, Барлоу, мы вас все равно доставим на место, – сказал Бо Дерек. – В моем контракте сказано «в любом виде». Что означает живым или мертвым. Живым предпочтительней, для вас, я думаю, тоже.

– Для меня, не буду скрывать, предпочтительней всего остаться в Тихой Миле, – внес свою корректировку Барлоу. – Для вас же, уважаемый Бо Дерек, самым разумным выходом будет допить лимонад, погрузиться в вашу роскошную яхту и, не жалея топлива, гнать до самой Краморы. Где вы сообщите бонзам Синдиката, что ваш контракт аннулирован.

Бо Дерек наклонился вперед, опуская обе ноги на землю. Локтями он уперся в стол, медленно снял очки. Глаза у него оказались узкие, карие, с характерным пунцовым кольцом вокруг радужки, которое бывает у наркоманов, длительно употребляющих «слезы Абаддона». Глаза эти сказали Барлоу, что Бо Дерек не только пристрастен к излюбленному наркотику серийных убийц с наклонностями художников, любителей писать картины кровью и украшать их вырезанными органами. Он и сам по себе хладнокровный психопат, подверженный мгновенным перепадам настроения.

– А вот такой опции у нас с вами нет, – прошипел Бо Дерек, и как по команде его партнеры по рекламационному бизнесу взяли Барлоу на прицел. Все, кроме грофа, который втянул голову и плавно, как в замедленной съемке, двинулся вперед. Ему не нужно было оружие, его тело могло убить и покалечить не хуже импульсной винтовки.

– Ай-ай-ай, – раздался за спиной Барлоу голос хозяина бистро. – Как нехорошо. Нехорошо целиться в безоружного человека, да еще и постоянного клиента. Вынужден, сеньоры, попросить вас немедленно удалиться.

Слова Энцио сопровождались столь характерным гудящим звуком, что Барлоу не удержался и глянул. Веселый безобидный толстяк уже не выглядел столь веселым и столь безобидным теперь, когда в его руках был тяжелый противопехотный излучатель «Протазан». Обруч, к которому крепилась двадцатикилограммовая бандура излучателя, сдавливал обширную талию Энцио, одной рукой толстяк сжимал перпендикулярную стволу рукоять, вторая лежала на пульте управления огнем, замыкая «контур камикадзе». Если Энцио убьют и рука соскользнет, излучатель начнет стрелять. Гудение, которое узнал Барлоу, издавал блок из шести стволов, пока вращавшийся вхолостую и направленный на охотников. Сколько из них успеют увернуться или активировать защиту, когда «Протазан» начнет выжигать все живое и неживое в конусе поражения с радиусом шесть метров? Барлоу не думал, что даже такой психопат, как Бо Дерек, рискнет провести подобный эксперимент на своих бойцах.

Оставался, конечно, гроф. Этот вполне мог успеть не только убить Энцио, но и удержать его руку на контуре. Пальцы Барлоу вновь выбили по столу нервную дробь. Треугольное «лицо» грофа на мгновение повернулось в его сторону, по чешуйкам с шелестом пробежала быстрая рябь, как будто ветер гулял по верхушкам деревьев в бескрайней тайге.

– Очень интересно, – раздался голос Бо Дерека, и пальцы охотников ослабли на спусковых крючках. Барлоу знал эти трюки – либо фраза была кодом, либо незаметный жест командира сказал «отставить». – Действительно, интересно. Как вы там сказали, Барлоу? Тихая планета?

Негромко смеясь в бороду, Бо Дерек взял со стола и надел очки. Поправил кепи, щелкнул пальцами снизу по козырьку.

– На тихой планете есть тихий-тихий город, – сказал он, дурачась. – В этом тихом городе на тихой улице есть тихое кафе. В тихом кафе в тихой подсобке тихоня повар хранит излучатель военного образца. Между прочим, федеральное преступление. За такое нашему тихоне светит до конца жизни грызть астероиды в тюремной робе. В тишине и спокойствии.

– Вы должны уйти, сеньор, – повторил Энцион. – Велоче, прего. Сейчас. И ваши спутники тоже.

– Уходим, уже уходим. – Бо Дерек поднял руки, «сдаюсь», и охотники опустили нацеленные на Энцио и Барлоу стволы. – Вот я встаю, медленно забираю винтовку. Все очень тихо, как вы здесь любите.

Его взгляд сквозь стекла очков просверлил Барлоу насквозь.

– Сегодня все закончится тихо. Мы тихо уйдем и вернемся на корабль, – сказал Бо Дерек. – У тебя, Барлоу, будет двадцать четыре часа, чтобы все обдумать и прийти к единственно верному решению. Потому что завтра, если ты, или этот клоун, или кто-то еще здесь решит поиграть в героя войны, поверь моему слову, Барлоу, мы заберем твой труп из дымящихся развалин этой карикатуры на город. Завтра в полдень, Барлоу. Или ты, или вся твоя сраная Тихая Миля. Думай, Барлоу. Решай.

Уходя, Бо Дерек даже не посмотрел на Энцио, провожавшего его и остальных охотников стволами «Протазана». Он не обернулся, когда кот вдовы Бигли подскочил, взгорбил спину и яростно зашипел на проходившего мимо грофа. Гроф же на секунду замер, вытянул шею еще на дополнительные двадцать сантиметров, изогнул ее вопросительным знаком и приблизил лицо вплотную к коту. Кот шипел, плевался и отважно держал рубеж, но когда гроф с хлопком втянул голову, вздыбил чешую на всем теле и зашипел на него в ответ, предусмотрительно дал деру за кресло хозяйки.

– Ах ты тварь! – неожиданно зычно заорала на грофа старушенция Бигли, грозя ему сухим маленьким кулачком и делая вид, что собирается встать с кресла. – Да мы в семьдесят втором таких, как ты, с полковником штабелями жгли на Лукросе! Ты, мразь чужая паленая, гнида, насекомое, я тебе яйцеклад выдеру вот этими руками, ты!.. – И тут из горла вдовы полились щелкающие нечеловеческие звуки.

Барлоу опешил. Более того, удивление, кажется, коснулось даже грофа. Он выпростал голову из грудного мешка, помедлил, разглядывая вдову Бигли всеми глазами. По чешуе на его боках и спине гуляли туда-сюда беспокойные волны. Вдова все еще не унималась, но теперь ей приходилось делать паузы, не хватало дыхания. Она хрипела, точно заходясь в припадке, из ее широко открытого рта летела слюна, когтистые согнутые пальцы делали движение, как будто спускают невидимый курок.

Вдоволь насладившись зрелищем, гроф согнулся, но не принял атакующую позу, а принялся быстро чертить что-то передними конечностями на земле. Острые серповидные «пальцы» оставляли глубокие борозды на твердом, как камень, черноземе – главную улицу в Тихой Миле никогда не мостили. Оставив у веранды вдовы Бигли десяток загадочных закорючек, гроф высоко выстрелил шеей вверх, вывернул ее назад, высматривая за спиной удаляющихся охотников, которым не было дела до безумной старухи и ее кота. Увидел, изогнулся, как человек, собирающийся стать на мостик, вывернул верхние конечности, упираясь ими в землю. И в такой жуткой неестественной позе с огромной скоростью помчался следом за своими товарищами. Голова на бескостной, как шланг, шее вращалась, бдительно высматривая возможные источники опасности.

С исчезновением грофа вдова Бигли как по команде перестала извергать ругань и угрозы и начала чмокать губами и говорить «кис-кис», сообщая коту, что опасность миновала. Зверь послушно выполз из-под кресла, запрыгнул хозяйке на колени и начал ласкаться, бодая ее головой в остренький подбородок.

Барлоу наконец позволил себе облегченно вздохнуть.

– Энцио, спасибо, не ожидал, – искренне сказал он. – Я твой должник.

– Не стоит, сеньор, – серьезно ответил Энцио и отключил питание «Протазана». – Вы бы для меня, надеюсь, сделали то же самое.

Не дожидаясь ответного признания, он шагнул обратно в помещение бистро, на секунду задержался в дверях.

– Принести вам сигару, сеньор Барлоу?

– Нет, дружище, – ответил Барлоу. – Думаю, мне стоит в ближайшее время поберечь здоровье. Пойду я, пожалуй, домой. Запиши на мой счет, что там причитается.

– Сегодня Энцио угощает, – значительно сказал толстяк и вдруг расплылся в улыбке. – Вы же угадали секретный ингредиент, уговор есть уговор.

На прощание Барлоу от души пожал потную мягкую ладонь, лежавшую недавно на «контуре камикадзе». Обернулся к вдове Бигли, приподнял шляпу над изрядно вспотевшими редкими волосами. Вдова послала ему воздушный поцелуй.

– Видишь, котик, – сказала она. – Господин Барлоу настоящий мужчина. Как он дал укорот этим стервятникам. Такой храбрец. И такие манеры. Точь-в-точь полковник Бигли в молодости. Пока не начал пить и не пустил, скотина, всю мою жизнь с ним под откос. А какой он был красавец, кавалер, герой Второй Ягдарской. Голову мне вскружил, влюбилась, как девчонка. А ведь мне сам губернатор Танзима руку предлагал, сердце и долю в Передовых Промышленных Системах. А я, эх… Я рассказывала тебе, котик, как мы познакомились с губернатором Лорексом?

Кот вдовы Бигли молчал, слушал и жмурил на солнце мудрые янтарные глаза. Хозяйка кормила его, чесала спину и разрешала спать на ее подушке. Хозяйка прогнала страшного, черного, гибкого, чей запах приводил кота в ужас и ярость, а шипение заставило напустить лужу под креслом. Хозяйка была Богом, а Богу позволительно не помнить, какие истории он рассказывает уже в стотысячный раз. Бог будет говорить, он слушать, а потом Бог заснет как всегда на полуслове. И он, кот, чье место на коленях Бога, будет хранить его сон.

Часы на ратуше пробили полдень.

* * *

Остаток дня Барлоу провел как обычно. Копался в парнике, читал на веранде, смотрел новости, готовил ужин. После ужина он вышел из дома, но не на прогулку, а в ожидании гостя.

Со стороны города, уже погрузившегося в сумерки, донесся душераздирающий треск и лязг. Барлоу улыбнулся. Подобной какофонией могло сопровождаться явление только одного жителя Тихой Мили.

На этот раз визит Махо был обставлен с чуть меньшим шиком. По многочисленным жалобам шериф Хаген конфисковал у механика чудовищный гибрид-бульдозер. В традиционный еженедельный объезд города и окрестностей с целью опустошения мусорных баков Махо отправился на младшем собрате тюнингованного чудовища. На взгляд Барлоу, в прошлой жизни этот гибрид был портовым погрузчиком, четырехколесной машиной, главной отличительной чертой которой была пара гибких манипуляторов перед кабиной. Неугомонный гений изобретателя соединил погрузчик с адски громыхающим прицепом, сваренным из каких-то уже совсем не поддающихся опознанию останков. Один из манипуляторов обзавелся пугающей клешней, совмещенной со сварочным аппаратом и лазерным резаком. Получившемуся в итоге агрегату было место никак не в Тихой Миле, а на одной из впавших в анархию и дикость планет Зыбкого Пояса, в самый раз для тамошних варваров.

Городской мусорщик, восседавший в кабине с ногами, заброшенными на приборную панель, при виде Барлоу расплылся в широкой улыбке и жизнерадостно замахал ему рукой. Вместе с ним принялся махать второй, лишенный клешни манипулятор, на руке Махо подмигивал огоньками браслет обратной связи. Барлоу, оставивший шляпу в доме, степенно кивнул и поднял руку в приветственном жесте. Гремящий агрегат несся прямо на него, грозя смять Барлоу и следом подчистую снести дом. За секунду до трагедии где-то в недрах изуродованной машины сработал блок безопасности, и бывший погрузчик намертво застыл. Каким-то чудом Махо не влип в лобовое стекло и через секунду уже кузнечиком выпрыгнул наружу и принялся изо всех сил трясти руку Барлоу. Над их головами извивающийся манипулятор конвульсивно повторял движения механика.

– Добрый, добрый, добрый вечерок, босс. – Голос у Махо был тонкий, под стать его субтильному телосложению. Замызганный джинсовый комбинезон висел на механике мешком, штанины волнами опускались на любимую обувку – сапоги от древнего скафандра класса «Индиго». На маленькой овальной голове болталась оранжевая с черными иероглифами кепка, которую, по общему мнению, он не снимал даже во сне. – Видали, что творится?

Барлоу неопределенно промычал нечто утвердительное. Манера общаться у Махо была столь же необычная, как и его привычка одеваться, да и прочие привычки тоже.

– Хаген творит произвол! – развил мусорщик свою мысль. – Отобрал у меня Надин, а? Каково?

Своим рожденным в муках творчества монстрам Махо, как правило, давал нежные женские имена. Так, Барлоу с удивлением узнал, что жуткий бульдозер-вездеход зовется Надин. С этим именем у Барлоу было связано много щемящих до боли воспоминаний.

– Приходится вот старушку Медею выгуливать. – Махо сделал движение рукой назад, и Барлоу пришлось пригнуться, чтобы манипулятор не снес ему голову. – Ну да ей полезно, застоялась. А Хагену я это так не оставлю. Сегодня жалобу мэру накатал. Пусть уймет своего цербера. У нас тут не Антарес, сапогом топтать не позволим. Палач!

Народная Республика Антареса была любимым жупелом Махо, и он при каждом удобном случае сравнивал сурового шерифа с тамошними комиссарами. Здесь было что-то глубоко личное, вроде антипатии самого шерифа к Чужим, да и в речи мусорщика нет-нет, да и проскакивал хриплый акцент уроженца Республики. В подробности Барлоу, как то водилось в Тихой Миле, лезть не спешил. Да и сам Махо никогда в них не углублялся. Поворчав для проформы в адрес шерифа еще пару минут, он наконец принялся за работу. Ловко орудуя манипулятором с помощью браслета обратной связи, выудил из палисадника разноцветные контейнеры с мусором и опустошил их по очереди в разделенные секции бака, загруженного в прицеп. Вернув контейнеры на место, Махо с благодарностью принял от Барлоу привычный гостинец – скромный сверточек высушенной и готовой к употреблению конопли. С чувством потряс руку хозяина на прощание, полез обратно в кабину Медеи, но на полдороге застыл.

– Эй, босс, – сказал Махо, теребя болтающуюся лямку комбинезона. – Слышал я, будто неприятности у тебя.

Сказал и бросил красноречивый взгляд в сторону космодрома, где в бронированном чреве «Конкордии» банда рекламационных агентов любовно выписывала имя Барлоу на своих пулях.

– Неприятности? – удивился Барлоу. – Да ну, болтовня. Все у меня путем. Не бери в голову.

– А-а, – протянул изобретатель, почесывая затылок прямо сквозь кепку. – Я почему-то так и подумал. Болтают люди. Болтают и болтают. Болтун, как у нас в Республике говорят, находка для шпиона.

Тут Махо спохватился, сбивчиво пожелал Барлоу приятного вечера и скрылся в кабине. Под самодельным тонированным козырьком мелькнула его виноватая физиономия. Медея сдала неповоротливым гремящим задом, развернулась на узком пятачке и, подскакивая на ухабах и пугая мелкую живность лязгом, заторопилась обратно в город. Барлоу снова остался один.

Он постоял еще некоторое время на дорожке, ведущей к дому, послушал напевы просыпающихся цикад. Налетавший со стороны Тихой Мили ветерок нес родные и привычные запахи человеческого жилья, среди которых еле угадывалась холодная тоскливая нотка наступающей осени. Лето заканчивалось, как кончается все в этом мире, в том числе и таким трудом нажитый покой. Или жизнь, как сказал бы доморощенный философ и цербер Хаген, и, как всегда, оказался бы прав. Усмехнувшись своим мыслям, Барлоу кинул последний взгляд на засыпающий город и вернулся в дом.