Текст книги "Убийца"

Принц шарил под обломками в поисках доспехов. Из самурайского имущества уцелела только катана. Прочее безнадежно погнуто глыбами. В склепе дух прихватил с полок две урночки. В одной изумрудна пыль, в другой – рубиновая.

– Молотые драгоценные камни – лучший для меня носитель. Можно принять любую форму, сжаться до размеров грецкого ореха, расползтись на сотни ленточек… И пылинки сверхтвердые, могу перетереть камни, даже металл. А потирая пылинки друг о друга, могу говорить.

Катана и две урночки парят в воздухе вокруг принца, как спутники вокруг планеты, он зарядил их своей энергией, те излучают такое же голубое сияние, как и алмазные зернышки.

– Держи.

Принц жестом отправил мне летающие урночки, те подплыли к костру, приземлились рядом, сияние их покинуло, голубые ленточки вернулись к принцу.

– Доверяю на хранение, – сказал он так, словно бог в хорошем настроении снизошел до разговора с муравьем. – И не вздумай продать.

Помешивая углечервей в костре, я посмотрел на урночки, затем на принца.

– Я что, уже записан в слуги?

– Пока нет, но экзамен на пригодность начался.

– С удовольствием провалю.

– Тебе не дано. Прирожденный слуга, будешь таскать на горбу мои пожитки, махать в жару опахалом, подползать на коленях с поклоном до земли, восхвалять…

– Непременно, о владыка летающих горшков. Только не вздумай сожрать следующий ужин, а то хвост оторву.

Принц подлетел близко.

– Интересно поглядеть. Давай!

Хвост оказался между мной и котелком, где бурлит супчик. В кулаке у меня охотничий нож с разводами от мяса и овощей на лезвии. Смотрю на огромную призрачную колбасу скептически.

– Что-то сегодня я не в меру милосерден. Кыш.

– Ну вот…

Принц убрал хвост.

– Улечу, будешь выть от тоски.

Я хмыкнул, погладил смыша на плече.

– Напугал ежа иголкой… Была бы нужна компания, поселился бы в Колыбели.

– Где?

– Город так называется.

– Хм… Видимо, город молодой. Когда я ложился спать, о таком городе не слышал. Обязательно покажешь!

Я закатил глаза.

– Улетит он, как же… Слушаюсь и повинуюсь, о воздушнейший из кусков рычуньего помета.

Пока суп варится, занимаюсь мародерством в склепе. Трон изобилует драгоценными кристаллами, выковыриваю ножом, слежу, чтобы дух, кружащий у котелка, не вздумал выхлебать суп. И куда в него влезает? Прям как моя торба…

Наковырял горку кристаллов. В родном мире стал бы миллионером. А здесь сбагрю какому-нибудь торгашу за кило овощей и фруктов, сумку с патронами или аптечку. Принц забавы ради повозникал, мол, грабят жилище на глазах жильца, но сопротивляться не стал, драгоценные камни ему нужны как вместилище для себя любимого. Правда, как их измельчить до пыли, не знаю.

Я уселся к очагу.

Похлебываю из железной миски суп с сухарями, Борис обкусывает пластик нежного бутербродного сыра.

Дух уселся на обнищавший трон, хвост у подножия кольцами, как у змея. Пальцы держат призрачный кубок, принц отхлебывает. Сбоку от трона парит катана.

Миска в моих руках сменилась кружкой с чаем.

– Может, объяснишь, кто ты?

Глава 5

– А сам что думаешь?

– Слушай, давай только без этих…

– Без чего?

– Не увиливай.

– Мне правда интересно, что думаешь ты.

– Ты дух какого-то знатного мужика, помер давным-давно, тебя сожгли и похоронили в этом склепе с прахом слуг, жен, лошадей и тэдэ. А теперь ты проснулся в виде чего-то бесплотного, переселяешься из одной фигни в другую, остришь, паясничаешь и рта не закрываешь. Сперва пытался меня угробить, а теперь вот передумал.

– Судя по тону, последнее тебя удивляет больше всего.

– Не знаю, чего ждать. Поворачиваюсь к тебе спиной, и руку тянет к ножу. Хотя нож тут бесполезен.

– Что ж… понимаю. Но если бы я хотел убить, убил бы. Легче легкого. Эти доспехи, катана… Просто украшение. На самом деле, алмазной пылью убить куда проще. Залететь человеку в ноздри, уши, рот, задницу, пробуриться в кожу… Даже сделать ничего не сможет, пыль мелкая, проникнет куда угодно, не отмахнешься. Это как комарой, только страшнее. Превратил бы тебя изнутри в фарш, как эту плиту.

Принц указал на горку щебня перед входом в склеп.

Пульс участился. Я хмыкнул.

– Успокоил, блин…

– Привыкнешь.

– Надеюсь, будет на это время.

– Когда кто-то может прихлопнуть тебя как муху, даже если не хочет, чувствуешь его врагом, понимаю. А что еще удивляет?

После признания, что убить меня можно легко и столь неаппетитно, сосредоточиться на чем-то, кроме инстинкта выжить, задачка та еще.

Но остудить голову помог Борис, мыслеток свернул в нужное русло.

Я собрался.

– Ты слишком… разный. Можешь принять любой облик, подражать кому угодно. Слишком пестрый, хаотичный… Не вяжется с легендой, что ты какой-то мятежный принц из древней эпохи.

Принц зажмурился, чуть ли не мурлычет как объевшийся кот…

Отхлебнул из кубка.

– Да уж, в царских манерах тесновато. Как в тугих лосинах. Но принцем бывать доводилось. Возможно, и не раз. Когда живешь так долго, похожие воспоминания накладываются друг на друга. Это как не помнить, сколько за жизнь выпил чашек чая.

– Ты ведь был смертным, да? Но умер и стал духом…

– Не помню. Меня не волнует, с чего все началось. Но дабы пощадить твой бедный мозг… С чего-то мое бесконечное существование должно было начаться.

– А ты родился в Руинах? Или попал из другого мира, не помнишь?

– Думаю, из другого, хотя не помню.

– Почему из другого?

– Если на каждый вопрос буду отвечать «возможно», «может быть», «не исключено», ты с ума сойдешь. Допустим, я попаданец, как и ты. Живу давно, с тех пор, когда Руины были еще такими дикими, что завести и вырастить ребенка было невозможно. Значит, я попал сюда уже взрослым.

– Эй, я не говорил, что я попаданец.

– Думаешь, живя так долго, я не научился различать тех, кто тоскует по дому?

Ладони стиснули сильнее кружку с чаем, горячую, как только что вырванное сердце. Губы, как струна, дернулись. Взгляд тонет в отгоревшем костре, в мерцающих панцирях углечервей.

А дух опять хлебнул из иллюзии кубка.

– Живые мертвецы в Руинах – дело обычное. Уверен, ты покрошил кучу скелетов. Хотя бы тех, что спали со мной в этом некрополе. Души, заключенные в костях, исчезают, если скелет развалить парой-тройкой ударов. Но я не хотел умирать, даже когда мой скелет покрошили в зерна. Душа смогла переселиться в первый попавшийся рядом мусор, а когда разрушили и его, я сопротивлялся смерти так отчаянно, что смог вселиться в обычную пыль.

Дух сделал паузу…

– Я забил тем гадам носы, рты и легкие пылью, и они задохнулись… Так я стал бессмертным. Знаешь, я думал, это трусость, так бояться смерти недостойно. Но выходит, трусость может быть источником силы.

– То есть… ты был скелетом в гробу, из тех, что генерит Арх? Но тогда выходит, ты появился в Руинах, а не в другом мире.

Дух отмахнулся.

– Не заморачивайся. Всего лишь версия. Одна из. Как было на самом деле, не вспомню уже никогда. И это не имеет значения… после стольких лет.

Мне стало зябко, хотя чай еще горячий, а на мне плащ. То ли тело после всей этой суеты остывает без движений, то ли туманная история духа действует.

Кубок в его руке вспыхнул бриллиантовым облачком, оно превратилось в песочные часы. Песок быстро утекает из верхнего сосуда в нижний, часы переворачиваются, все по новой, и так повторяется и повторяется.

– Живу столько, что успел изучить все в Руинах, хоть они и бесконечны. Увидел и услышал все, что можно увидеть и услышать. Не осталось ничего нового, похожее наслаивалось друг на друга, я начал сходить с ума. Закинь в плеер одну песню и слушай двадцать четыре часа в сутки до скончания времен, примерно поймешь, что чувствую.

Холодно.

На плече вспыхнул смыш. Перебрался за пазуху, комочек тепла в груди. Наружу высунулась мордочка, черные бусинки глядят на меня.

Я улыбнулся.

Пальцы погладили его макушку, на душе чуть легче. Я не один, это главное, остальное перетерпим.

– Скука причиняет мне физическую боль, – продолжает дух. – Странно слышать это от призрака, но это так. Невыносимо, как ломка у наркомана. Как пожизненное заключение в карцере, нельзя даже читать и царапать на стенах – только ходить из угла в угол. Лишь что-то новое, интересное может притупить боль на время…

Вновь пауза.

– Чтобы избавиться от боли, я стал придумывать воспоминания, которых не было, насыщать их красками и звуками, ярче, чем в реальности. Перестал различать, что было на самом деле, а что плод воображения. Еще пытался рассеивать частички своей энергии, вместе с ними уничтожались воспоминания, и я мог пережить некоторые события заново, как в первый раз… Но этого было мало.

Трон отпустил привидение, оно медленно полетело вдоль стен, рисунки и знаки на них едва заметно мерцают от касаний его пальцев.

– Чтобы сбежать от боли, впадаю в длительные спячки, надеясь, что, когда проснусь, Руины изменятся, появится что-то радикально новое. Сперва уснул на десять лет. Потом на сто. И вот теперь проснулся после тысячи. Но предчувствую, Руины особо не изменились… В следующий раз перескачу через нолик, усну на сто тысяч.

Принц растянулся вокруг меня анакондой, лишь голова осталась человечьей.

– Ну, а сколько бродишь по Руинам ты?

Я пожал плечами.

– Больше года.

Принц залетел в опустевший котелок, оттуда из пухлого облачка, как из пеленок, глядит на меня.

– Младенец… Что с тобой успело приключиться за год с копейками?

– Много чего.

Дух рассмеялся.

– О да! Впрочем, для нищего и корка хлеба…

Вылетел из котелка, к нему вернулся прежний вид, хвостатое привидение «уселось» в воздухе напротив меня. Тягостная аура древнего страдающего существа, к моему облегчению, развеялась, передо мной снова балбес.

– Тогда удиви, – сказал дух.

И я начал рассказывать. С самого начала. Пришлось опять разводить огонь, кипятить бодрящий напиток. Все-таки нужен сон, но я увлекся. Смыш помогает извлекать из памяти детали, очищать от шелухи. Я рассказал о Борисе – учителе и друге, он спас меня, подобрал и научил всему. Рассказал о смыше, которого назвал в честь учителя. Вспомнил Катю, поведал, как был в плену культа Кровавого Арха. А лорд пауков – вообще отдельная история, тяпнул бы сто грамм, прежде чем ворошить…

Давно пора было провести генеральную уборку на полках памяти. То сил не хватало, то времени. А то и смелости. Но теперь с подачи призрака посмотрел на прошлое, которое и есть я, со стороны единым взглядом.

А вот принцу было так себе. Даже торба не удивила. Хотя, конечно, делал вид, но я более-менее научился отличать его маски от сути.

По-настоящему его заинтересовало лишь то, что лорд смышей стал мне другом. И что лорд комароя, который убил Катю, не стал убивать меня, а вместо этого подарил пушку-вампира.

– Этим оружием когда-то владели они, лорды комаров, – сообщил принц. – Никогда не позволяли кому бы то ни было завладеть их оружием… Как я его понимаю.

– Кого?

– Лорда. Ты что, так и не понял, почему он тебя не убил?

– Не знаю… Похоже, его это чем-то забавляло.

– Именно. Ты его развлек.

– Развлек?

– Комарок – такое же древнее бессмертное существо, как и я. И как я, успел повидать все. Комарока нельзя убить, потому страх смерти его больше не цепляет, как и факт жизни. Он силен, повелевает тучами насекомых, слуги в любой момент могут добыть ему пищу, голод тоже не проблема. Так чего желать могущественному и неумирающему существу?

– Чего-то, что разбудит интерес?

– Да! Хотя бы капля интереса, вот ради чего живут бессмертные… Увидеть то, чего никогда раньше не видел. И сделать то, чего никогда не делал. Комарок увидел, что человек завладел пушкой-вампиром, чего раньше не было. Ты подарил ему каплю интереса, и это спасло тебе жизнь. В благодарность лорд сделал то, чего раньше не делал – обновил твое оружие и вернул тебе.

Моя голова поникла. Перевариваю инфу, перед глазами почти пустая кружка с чаем.

– Тебе надо поспать.

Я вышел из «вакуума» не сразу.

– Что?.. А, да…

Допил чай. И вдруг понял, что не встану, лягу прямо здесь. Словно выпил не бодрящий напиток, а убойное снотворное.

– Убивал спящих? – спросил я.

– Если бы мог, то…

– Я в курсе. Но ты убивал именно спящих?

– Не раз.

– Значит, уже пресытился.

Принц тихо засмеялся.

– Начинаешь понимать… Ложись. Посторожу твой сон.

Острие ножа разворошило остывающие угли, их накрыл, как ковер, асбестовый мешок, поверх – тонкий матрас. Бережно глажу торбу, хвала ее запасам.

Принц вернулся на трон.

И я улегся.

– Зачем тебе меня охранять?

– А зачем комароку нужно было тебя отпускать?

Я задумался, и губы тронула усмешка. Висок примагнитило к ложу.

– Устал как собака. Но засыпать после всех этих откровений сложно.

– Представь, что разговор был всего лишь сном.

– Тогда не напоминай о нем завтра.

Я зевнул как бегемот.

Перед лицом появился смыш, ладонь приютила его как норка. Наши мысли сплелись. Прочь с территории сознания – в темную вязкую глубину…

Мы с Борисом привыкли засыпать в ментальной связке, видеть общий сон. Его мозг имеет пси-способности, может погружать нас в глубокий сон почти мгновенно, отсеивать кошмары и мусор, делать сны реальными. Но у Бориса маленький объем памяти, не развито воображение, весь его мир – каменные плиты, а предел мечтаний – гора сыра. А мой мозг – хранилище и генератор образов.

Придумываю сны, а Борис строит.

За время многих ночлегов мы успели побывать в разных снах, но есть любимое место. Я назвал его Медным Берегом.

Песчаное морское побережье, три километра длиной, ширина метров пятьдесят. Эта полоса ограничена с одной стороны (и с концов) высокими скалами, а с другой – водой.

Здесь всегда одно время суток – то ли закат, то ли рассвет. Золотое солнце висит над горизонтом низко. Песок красноватый, крупный, как пшено, однако мягкий, течет сквозь пальцы легко, не царапает, и такой теплый, что можно зарыться и спать как под одеялом. Хотя мы и так во сне.

На море всегда рокот. Обычные волны расчесывают берег гребнями пены, а высокие разбиваются с грохотом. Вода движется как в замедленной съемке, словно не вода, а карамель.

Название Берег получил из-за оттенка, смесь золотого с бурым. Скалы, песок, море, небо, солнце, – во всем будто примесь меди.

Стою лицом к морю, босой, голый по пояс, на мне только штаны, теплый бриз омывает тело. Борис, как всегда, на плече, любуется медными переливами волн.

Созерцать вот так можно вечность.

Часть 2. Берег

Глава 6

Но хрен мне, а не вечность. Проснулся от собственного чиха. Оказалось, этот бестелесный придурок запустил стайку алмазных пылинок мне в ноздри.

Утираю сопли.

– Ты вообще-то обещал мой сон сторожить.

– Сторожу часов двенадцать, хватит с меня. Облетел клубок коридоров вокруг. За тысячу лет Руины не изменились, можно было спокойно дрыхнуть дальше…

– Во-во, можно было, а ты, гад, разбудил.

Дух принял горизонтальное положение, повернулся набок, на нем возникло призрачное одеяло и шапочка-конус. Принц сунул ладони под голову.

– Эх, спал бы сейчас в уютном склепике…

Я хмыкнул.

– Мы и сейчас в нем. Спи, кто мешает-то?

Дух потянулся, зевок как у динозавра. Вдруг закрутился искристым смерчем, а затем вновь оказался в вертикальном положении. Кулак уперт в бок, второй качает указательным пальцем, как метроном, принц хитрым прищуром, как бессмертный Ильич, смотрит на меня.

– Э, не-е-е-т… Хочешь от меня отделаться? Хренушки! Пошатаемся по Руинам, будешь меня развлекать. Вдруг эти каменные развалины уже не столь скучны.

Глаза мои к потолку.

– Арх всемогущий, за что?

Призрак отрастил пернатые крылья и бородищу до пояса, над головой вспыхнул нимб. Дух меня перекрестил.

– Смирись, сын мой, аминь.

Я вздохнул.

– Клоун…

И поплелся к выходу из склепа.

Дух вылетел пушечным ядром. Пока я переступал через порог, он успел очертить просторы над скалами обломков, как сбрендившая шаровая молния.

Я погладил дремлющего за пазухой Бориса. Тот пошевелил усиками, но продолжил спать. Я коснулся его мыслей, похоже, он все еще бегает по песку Медного Берега.

Я улыбнулся.

– Спи, малыш. Сторожить сны я умею. В отличие от этого припадочного…

Я преодолел скалы, взобрался на крутой склон, в начало широкого коридора. Дух кружит надо мной, разными эпитетами попирает мою медлительность.

– Лучше сменил бы спутника на быстрого, – советую, – вместо того чтобы тратить нервы.

– У меня нервов нет!

– Это должен был сказать я.

– На фиг безупречный спутник, я же на него ворчать не смогу!

Смотрим на покинутый склеп, он теперь далеко внизу.

Призрак метнулся вниз, растворился в завалах под склепом. Прошло время, и трещины в обломках алтаря выплюнули привидение, а рот склепа засосал его как здоровенную радиоактивную макаронину.

Из склепа дух вернулся ко мне. С катаной.

– Не доставайся ж ты никому!

Внизу множество потрескиваний слились в громкий треск, и склеп обрушился, исчез во вздыбившихся тучах пыли.

Катана подплыла ко мне, голубая сияющая сила ее покидает. Я едва успел подхватить угасшее оружие.

Ленточки энергии вплелись в дух.

– Понесешь. Неудобно мне, ветру вольному, таскаться с железякой.

– А мне, значит, удобно!

– Железкой больше, железкой меньше… Не надломишься.

– Козел.

Голова призрака и впрямь превратилась в козлиную. Жует пучок травы. Вместо кистей копыта, одно почесало бородку, второе щегольским жестом скользнуло вдоль рога, как проверка кинжала на остроту лезвия.

– Ну что, Сусанин, куда поведешь?

Я развязал торбу, катана, погружаясь в нее, укорачивается.

– Вообще-то хотел пойти в другое свое убежище…

– Но?

– Но боюсь, ты и его разрушишь.

Дух принял обычный облик.

– Эй, вообще-то это ты начал палить из «Вампира».

Я затянул шнурок торбы.

– А кто вынудил?

– Ой, подумаешь, прищемили ему пальчик, а он сразу кувалдой по атомной бомбе!

Но я уже пошел вперед по туннелю. Угораздило же подцепить болтливую заразу, избавиться сложнее, чем от сифилиса.

Дух меня обогнал.

– Эй, смертный, чего нос повесил? Идем навстречу приключениям!

– Искать приключения, будучи смертным, не вдохновляет. И у меня имя есть. Влад.

Призрак отмахнулся.

– Скукота. Встречал сотни владов… А вот парня с «Вампиром» и лордом смышей – ни разу!

– А твое имя?

Вновь отмашка.

– Когда успел пережить опыт, которого хватит на легион смертных, имени уже не хватит описать всю личность. У меня тысячи имен и прозвищ. Зови как хочешь.

– Принц.

– Было кучу раз. Но ладно, Принц так Принц.

Иду, пытаюсь отслеживать опасности, могут подстерегать под каждой плитой, но дух мельтешит перед глазами, отвлекает болтовней. Ему-то остерегаться нечего. Хотя кривляется, изображает брезгливость, завидев слизь утилитки, или шарахается от выпустившего иглы убьежа.

Разглядываю узоры на плитах. В царапинах узнаю следы когтей волкоршуна. А вот налет изморози – морозавр прошел… В соседнем коридоре мрачные плиты резко сменяются освещенными, там заросли ультравы, журчит ручей, звенит крохотный водопад, так и манит искупаться, пополнить запасы воды. Туда лучше не ходить: стеклотина…

И все-таки я чуть не угодил в заросли яростков. Чертов дух отвлек анекдотом.

Наладить концентрацию обычно помогает Борис, но смыш по-прежнему спит за пазухой, а будить не хочу.

Коридор, по которому мы шли, закончился тупиком.

Я сплюнул.

– Придется назад.

– Погоди.

Дух распался на десятки ленточек, каждая вползла в одну из трещин тупика. Какое-то время из стены гудит, как из пчелиного улья.

Коридор задрожал, и стена обрушилась крупными глыбами.

Призрак парит по другую сторону завала. Шляпа-цилиндр, фрак, а в руке тросточка.

– Вуаля!

Призрак снял цилиндр, легкий поклон, хвост извивается бодро, как накормленное хворостом пламя.

Коридор задрожал снова.

Потолок надо мной растрескивается.

Я едва успел взбежать на холмик завала, сзади загрохотало. Когда я оказался рядом с призраком, коридор, откуда сбежал, превратился в сплошную каменную свалку в мареве пыли.

Призрак вжал голову в плечи.

– Ой.

Хихикнул в кулак. Шляпа, фрак и трость исчезли.

От того, чтобы влепить кое-кому подзатыльник, меня удерживает лишь то, что ладонь пройдет сквозь цель.

– Я уже наскучил, и ты решил меня убрать?

Принц, потупив взгляд, чешет в затылке. Видимо, мысленно от меня все-таки прилетело.

Под плащом на груди запищало, в мыслях возникла картинка, где я крошечный и край плаща, словно смышиный хвостик, придавила плита, не могу выбраться. Это Борис подумал, что мне угрожает опасность.

Не успел я пожалеть, что разбудил маленького друга, как тот уже перебрался на плечо.

Чешу пальцем между его ушками.

– Прости, родной. Нашему мятежному высочеству приспичило пошуметь…

– И это вместо спасибо, – сказал дух.

– Спаси, бог, кого-нибудь от такого спутника, как этот. Ибо меня спасать уже бесполезно.

– Гад.

– У гада учусь.

Я продолжил путешествовать по Руинам вместе с этим летающим мешком второсортных шуток.

Через какое-то время охватила непонятная тревога, с каждым шагом она перерастает в страх, близкий к ужасу.

– Эй, ты чего? – спросил Принц.

По мне бежит пот, сердце готово выскочить из груди. Не пойму, чего именно боюсь, голова панически вертится в поисках угрозы, но вокруг лишь стены.

С напуганным, но еще держащим оборону мозгом связался смыш. Тоже напуган, но, как и я, пока хранит самообладание. Объединяем остатки наших здравых смыслов, это дает способность соображать.

И мы, словно один мозг, поняли, в чем причина внезапного ужаса.

– Она рядом, – прошептал я. – Справа!

– Кто?

Но я уже повернул голову. В стене, в прямоугольнике пустоты, где когда-то сидела плита, мелькнул черный силуэт насекомого.

Трепещут крылья. Крылья огромной стрекозы.

– Страхоза, – ответил я.

И рванул по коридору на обгон. Проем справа поймал и выбросил меня в соседний коридор, параллельный нашему.

Она летела навстречу, но, заметив меня, зависла в воздухе, как вертолет, крылья тарахтят.

Призрак влился в коридор сквозь дыру, через которую я засек страхозу. Сейчас он позади насекомого.

Мои колени дрожат, медленно пячусь, страхоза столь же медленно на меня. Ввергают в ужас огромные перламутровые сферы глаз. У страха глаза велики – это про них. Оттуда смотрит смерть. Не возвышенная, которая в песнях то бледная женщина, то старуха, то мрачный скелет в плаще и с косой. Нет, настоящая. Тупое ничто. Глаза будто сварены в кипятке.

Я споткнулся о камень, упал на задницу. Страхоза среагировала тут же, метнулась молнией к шее, но я прикрылся рукой, и предплечье обожгло адской болью, я вскрикнул. Страхоза воткнулась в мясо и кость бутоном кровососущих игл.

Не знаю, как другая рука сумела выхватить из чехла нож и резануть по корню бутона.

А дальше…

Медный Берег. Помню, что лежал на песке Медного Берега, на боку, лицом к морю, и слушал волны, громадные и неторопливые. Борис сидел рядом, и мы смотрели, как волны обрушивались на Берег и разбивались в пенные рои.

– Зачем ты поперся наперерез? – услышал я голос духа, раскатистый, как глас божий. – Пролетела бы мимо, и всем было бы хорошо.

До меня дошло, что это не море рокочет – это я так дышу. А сквозь картинку посеревших волн уже проступают решетчатые контуры плит.

Я поморгал.

Лежу на полу, в луже блестящей, как серебро, воды. Рядом труп страхозы. Предплечье сковано болью, в нем глубоко сидит бутон игл. Чувствую, те упираются в кости, сидят между лучевой и локтевой.

Но к боли я привык, не первый раз. Мясо-то заживет, а вот плащ…

– Зараза! – процедил я.

Злость помогает преодолеть волны страха, хоть и ослабленные, но по-прежнему исходят от мертвой страхозы.

Я подполз к ней.

Принц вьется под потолком змеей, лишь голова не змеиная, смотрит на меня, наклонив ее набок, как любопытный пес.

– Ты чертовски нелогичен. Но это хорошо. Логика предсказуема, а значит, скучна. А у иррациональности щедрые некошеные просторы.

Один за другим я вырвал из страхозы глаза. Труп бросил в лужу, глаза твари у меня на ладони.

Внушают ужас, но я зол.

– Мне нужны ее глаза.

Раненая рука кое-как, сквозь дрожь, скоординировала пальцы, чтобы те дернули торбу за шнурок, и вторая рука спрятала трофеи в горловину. Завязать торбу настоящее испытание.

– Может, сперва иглы из лапы вытащишь? – сказал призрак.

– Для тебя стараюсь! – буркнул я. – Любитель нелогичности хренов…

– Догеройствуешь до заражения крови. А твоего трупа в моих планах пока нет. Быстро от меня не отделаешься.

Здоровая рука порылась во внутреннем кармане плаща. Сжимаю в зубах туго свернутый платок, кое-как вытаскиваю из раны иглу, кровь и пот капают в лужу.

Вторую иглу, засевшую глубоко, когтями и зубками вытащил Борис.

– Пока возитесь, кровью истечешь, – сказал призрак, имитируя усталость. Хотя усталости не испытывает, как и бодрости. Холодная древняя душа…

Он распылился на мириады алмазных звездочек. Эта летучая масса влетела в мою рану, я инстинктивно руку отдернул, но разум заставил тело подчиниться мысли, что дух хочет помочь. Надеюсь, так и есть…

Предплечью адски больно, но при этом, как ни странно, щекотно. От избытка пота чувствую себя дождевой тучей, платок в зубах весь мокрый от слюны, но кровотечение остановилось. В руке мелкая дрожь, словно вибрирует каждая клеточка. Борис на плече транслирует успокаивающие образы.

А затем потоки драгоценной пыли покинули руку.

На месте раны шершавые, как наждак, бордовые корочки. Блестят, как алмазная пыль.

Принц парит передо мной, лицом к лицу, над его ладонью крутится шар черных блестящих зернышек.

– Пришлось измельчить иглы в крошево, чтобы из тебя вытянуть. Я стал бы первоклассным хирургом… если бы не был им давным-давно. И мне, как понимаешь, наскучило.

Осторожно возвращаю закатанный рукав на место.

– А кем ты, интересно, еще не был?

– Предлагай варианты.

– Вдруг предложу, и улетишь осуществлять. Бросишь меня на произвол Арха.

– Ты же мечтал от меня отделаться.

– Я же не знал, что ты ходячий госпиталь.

– Летучий.

Я перевел взгляд на труп страхозы.

– Во-во, полетели отсюда. Дохлятина воняет, щас сбежится зверье.

Иду, прижимая раненую руку к туловищу.

Вспоминаются родители. Дом, где вырос. То, чего не вернуть. В груди знакомый трепет, давненько не было агонии. Обычно накатывает перед сном, но чтобы прямо в дороге… А все из-за страхозы. Может надломить даже крепкую волю.

Ничего, теперь есть глаза этой твари. Двух глаз должно хватить хотя бы на один антифоб, зелье бесстрашия. А погасить агонию в дороге легче, всегда что-то отвлекает. Вот и сейчас приходится всматриваться в плиты, разоблачать убьежей, кидать через каждый коридор камень, чтобы обнаружить (или не обнаружить) стеклотину…

Рука почти не болит. Не знаю, что Принц сделал, пока копался в ней, но он гений.

Летит надо мной под потолком.

– Можешь не прижимать клешню к брюху. Не отвалится.

Сжимаю-разжимаю пальцы. Двигаются свободно.

– Талантливая тучка…

– Что?!

– Я тебя похвалил. Чем не угодили тучки?

– Ах, тучка… Вместо «т» послышалась «с».

Я хмыкнул.

– Неудивительно. У тебя же ушей нет.

– А у тебя – извилин. Шутки однообразные. Улечу, будешь сам свое мясо чинить.

– Переживу. Взрыдну над твоей фотографией, вытру сопли платочком и пойду широким шагом в новую жизнь.

– А где возьмешь фотографию?

– Выторгую у какого-нибудь бродяги за барахло.

– Моя фотка есть у любого бродяги? Как я, оказывается, знаменит.

– Не то слово. Ты вообще на каждой фотке, просто не видно. Вы же, призраки, на фотографиях не отображаетесь.

Наш с Принцем конвейер по производству пурги выпустил еще километр подобной продукции, прежде чем мы наконец заткнулись.

А заткнулись, потому что услышали, как кто-то приближается…