Текст книги "Убийца"

Однако участки плоти корижора, превратившиеся в лед, обволакивает слизь, она хлещет из треснувших, как водопроводные трубы зимой, жил. Слизь поворачивает заморозку вспять, лед снова размягчается в мясо. А еще слизь склеивает трещины, сама превращается в новую ткань.

– Кажется, – говорю, – эта химическая битва закончится гибелью обоих.

– Не исключено. Хотя…

Лабиринт вздрогнул. Едва ощутимо, но масштабно.

Жизнь в Руинах научила определять по характеру дрожи существо, которое эту дрожь порождает.

Дрожь повторилась в пятый раз.

Я почти уверен, кто к нам приближается.

– Только тебя не хватало, жучара.

Глава 9

– А мне нравится! – заявил призрак.

– Не сомневаюсь…

– Быть может, он разрулит ничью! Интересно, в какую сторону…

– Может, пройдет мимо. А может, сожрет обоих. Или вообще всех, включая нас!

– Минимум пять возможных исходов. Пора делать ставки!

– Пора делать ноги!

Руины вздрогнули раз в двадцатый, с потолка полетели камни и сосульки, пришлось изловчиться, чтобы не попасть под этот дождь.

Принц не суетится, демонстрирует, что ему по фиг на весь этот падающий мусор.

– Слушай, бессмертный ты наш, – кричу, – может, хотя бы слетаешь узнать, с какой стороны этот жучелло?

– Как ты грубо о ништорме. Он мне почти родня. Не бессмертный, но уж точно неуязвимый. Царь Руин!

– Развелось то принцев, то царей. Куда ни плюнь, одни венценосные особы.

– Привыкай.

Тем не менее, дух извернулся, и трещина всосала его как спагетти. Надеюсь, он полетел исполнять мою скромную просьбу, а не решил меня кинуть.

Пытаюсь определить, откуда ништорм идет, полагаясь на собственные сенсоры тела.

Ящер мотает башкой, воет, передние лапы дергаются, пасть плюет в разные стороны леденящие сгустки. Я сбоку от его головы, приходится прижаться к стене, чтобы какой-нибудь из плевков меня не задел. Морозавр чует приближение беды.

Дух вернулся быстро.

– Ништорм идет прямо на морозавра.

– С какой стороны?

– С той, где стоишь ты.

– Черт… Проводи меня к нему!

Призрак повеселел.

– Хочешь остановить ништорма? Взгляну на это!

Я не стал отвечать, пока призрак меня не довел, что остановить ништорма, согласно моему плану, должен не я, а он. А то заартачился бы. А так довел, да еще с энтузиазмом. Тот случай, когда я рад, что Руины – это именно руины. Дуршлаг. Захочешь – пройдешь до цели сквозь стены почти напрямик, благо дыр хватает.

– То есть, как я?! – возмутился дух.

Гляжу на ништорма из-за колонны.

– А что, попробовать не интересно?

Гигантская помесь жука и гусеницы шагает через просторный зал. Вой из пасти ништорма непрерывный, словно я рядом с воронкой смерча, такие сметают города в Америке как карточные домики. Черные панцири толщиной с танковую броню сверкают шипами. Острые, как мечи, лапы крошат пол, тот вздрагивает, подбрасывает лежащие на нем камни. Страшная пасть размером с цирковую арену окружена лепестками зубов-кинжалов.

Она – жилище для черной дыры.

Дыра притягивает, расщепляет и засасывает все вокруг в радиусе действия ее чудовищной гравитации.

Очередное препятствие на пути жука – высохший фонтан в виде статуй – быстро покрылось трещинами, кусочки роями откалываются, улетают в пасть, расщепляясь на пыль. Воронка поглощает в черную бесконечность.

Ништорм медленно шагает по прямой. Его непрерывный вдох продырявит еще с десяток коридоров, и гусеница окажется перед заключенным в плен морозавром. Того постигнет та же участь, что и фонтан.

– Нужно, чтобы этот паровоз на ходулях, – говорю, – взял курс десятью градусами левее.

– Флаг в руки.

– Не отлынивай.

– А чего сразу я?!

– Не прикидывайся, что страшно, бессмертный. Ты маневренный, успеешь дать деру. И вообще, ты у нас самый крутой, вот и соответствуй. Срази его пламенной речью, величайшее трепло всех времен. Или превратись в ништорма-самочку, вдруг клюнет. Если что, прикрою.

Призрак усмехнулся.

– Прикроет он! Не смеши мой хвост.

И все-таки этот выпендрежник полетел к ништорму как ракета, я не ожидал такой прыти. Призрак дал над ходячим эшелоном большой крюк, оказался перед ним на границе притяжения кошмарной пасти. Не забывая отплывать назад – ништорм наступает, – дух отлетает в сторону, как я ему и сказал, на десять градусов от направления жука.

Принц замахал руками.

– Эй, мусоровоз! Горазд же ты лопать все подряд. Даже помойные тараканы более разборчивы в рационе!

Разумеется, ништорм не отреагировал. Вряд ли вообще заметил.

Призрак резво закружил петлями и восьмерками вокруг сферы притяжения, засиял ярче, старается привлечь внимание.

Вернулся на прежнее место.

– Я с тобой говорю, слонище безухое! Хватит жрать всякий хлам, я тут, вкусный и питательный!

«Питательный – это вряд ли», – подумал я.

Ништорм согласен, ибо Принца опять проигнорил.

Тогда призрак указал на лежащий неподалеку камень размером с яблоко, кисть выстрелила голубой змейкой. Энергия впиталась в камень, тот начал светиться как плафон, тем же цветом, что и дух. Тот резко ткнул пальцем в черную воронку, словно хозяин отдал псу команду «Фас!», и камень пушечным ядром сорвался с пола, исчез в пасти ништорма.

Жук остановился. Даже, показалось, чуть отпрянул.

– Ха-ха! – возликовал дух.

Ништорм повернулся к Принцу.

Тот сделал победный жест кулаком вверх, словно апперкот, на спине возник призрачный плащ, а торс украсился пародией на костюм Супермена.

Ништорм пошел на призрак, но при этом вдруг заревел громче, я зажал уши. Сфера притяжения вокруг пасти увеличила радиус, и Принца начало затягивать.

Дух развернулся, дал газу до отказу, но гравитация осадила его через полметра, словно невидимый наездник дернул за узды. Плащ панически трепыхается, отдает тянущей пустоте алмазные пылинки, хвост постигает та же участь.

Я выскочил из укрытия, хотя понятия не имею, как может помочь муравей против ходячей скалы.

Принц тянет руки вперед.

– Мамочка!

Энергия в алмазной пыли стремительно ее покидает, улетает резвыми червячками к потолку, подальше от живой пропасти, отдавая ей на съедение кристаллический носитель. Словно миллионы космических кораблей, стартовавших с Земли, сбрасывают ставшие балластом ступени.

Призрак в один миг прекратил сопротивление, энергетические крысы покинули тонущий «Титаник», и резко поблекшее облако алмазной пыли втянулось в черную дыру как простыня, разодранная и унесенная ветром.

Я уже рядом с ништормом, мимо меня грохочут рычаги лап, по плащу барабанят обломки пола.

Ништорм дошел до стены, начал ее расщеплять и засасывать.

Под потолком вихрь чистой голубой энергии, облако танцующих вокруг оси лент, как живая миниатюра галактики.

Я вытащил из торбы глиняный кувшинчик, который прихватил в склепе Принца. Следом явился пистолет. Предохранитель и затвор один за другим щелкнули. Я подбросил кувшин так высоко, как только смог, а когда тот набрал максимальную высоту, выстрелил.

Кувшин разлетелся на осколки. Надо мной – облако зеленых блестящих зернышек. Такие мелкие, что держатся в воздухе.

Изумрудная пыль.

Вихрь энергии под потолком устремился к зеленому облаку, эти две субстанции слились, и вскоре ко мне спустилась точная копия Принца, только теперь его пылинки блестят оттенками зеленого.

– Не быть мне героем! Кидаться грудью на амбразуру смысла нет, все равно воскресну, так что слез по поводу моей кончины и возгласов «Как нам жить без него?!» не будет.

– Зато злодей из тебя хоть куда, – проворчал я, маскируя облегчение. – Сколько ни убивай, все равно будет сиквел.

Странно, вроде я вечно жаловался, как от него отделаться, а тут… сам от себя не ожидал.

– Ты скормил ему частичку себя, – заметил я, вспоминая заряженный камень. – Разве она не утеряна безвозвратно?

– Утеряна. Туда ей и дорога. Считай, это были мои… экскременты.

– Какашки?!

– Ага.

– Причудливая у тебя физиология.

– Я вообще уникальное явление Руин, обо мне надо писать диссертации, а вы про каких-то убьежиков да рычунов тома строчите…

– Это в самом деле, без шуток, были твои… отходы?

– Если совсем точно, мои не самые приятные воспоминания. Те эпизоды вечности, за которые, представь себе, бывает стыдно. Вешаться, конечно, не буду, но хранить тоже не гуд. Проще избавиться.

– Но раз ты их выкинул, значит, забыл и то, что они плохие. Рискуешь наступить на те же грабли.

– Выкинул, но не совсем. Оставил крупицу. Своего рода маркер, мол, вот от этого надо держаться подальше, ничего хорошего тут не выйдет, проверял.

Ништорм пробурился далеко, через батарею туннелей, наплевав на геометрию архитектуры. Лазер бы позавидовал – распылять преграды любой толщины и материала. За гусеницей – свежий туннель из проеденных дыр, ровный как луч.

– За ним, – сказал я.

Оказалось, он уже пересекся с нашей сладкой парочкой – корижором и его добычей. И благополучно прошел через них. Вернее, только через корижор. Как я и задумал, рядом от морозавра.

Стою в гигантской кишке, на мясных остатках, именно тут прошел ништорм. С одной стороны морозавр в тисках оледеневшего корижорного обрубка, с другой – основная часть корижора. Которая после такого «обрезания» потеряла в длине совсем чуть-чуть.

– Ну вот, – говорю, – и волки сыты, и овцы целы.

Теперь морозавр сможет победить ту часть корижора, которая его сковала. Скоро та совсем превратится в лед, а позже лед сломается. И морозавр, хоть и раненый, будет на свободе. А корижор, отсеченный от источника оледенения, сможет обратить уже замерзшие кусочки своей плоти в живую ткань. К тому же, он теперь сытый, успел что-то из морозавра выпить. А вот морозавр ослаблен, вряд ли сможет охотиться…

Потому следующим этапом миссии милосердия стала кормежка ящера. Сбоку от него, еще зажатого в кольце бивней, вкидываю ему в пасть куски мяса. Извлекаю из торбы один за другим. Хорошо быть запасливым охотником.

Принц покачал головой.

– И не жалко тебе…

– Жалко. Его.

Я ткнул подбородком в спасенного красавца. Настоящий ледяной дракон, только без крыльев!

Он поймал пастью мясной лоскут, хлюпает разрываемая зубами плоть, затем хрустит, будто бьется стекло: пища почти сразу превратилась в лед. Морозавр с аппетитом разгрызает, глотает ледяное крошево. Из ноздрей пышут струи холодного тумана.

Я шагнул назад, чтобы избежать обморожения.

– А меня на смерть посылать не жалко? – спросил Принц.

– Не больно ты похож на мертвого. Вон какой зеленый, аж летом повеяло.

– Да-да, бессмертного можно пинать сколько влезет, все равно ни черта ему не сделается.

– Ой, запинанный ты наш. Прям весь в синяках, смотреть без слез нельзя. У меня рука после страхозы еще не зажила, а он причитает. Подумаешь, костюмчик сменил.

– Костюмчик, между прочим, дорогущий. Не так-то просто измельчить драгоценные камни в пыль.

Чувствую, морозавр дальше справится без помощи. Вонзившиеся в него колья превратились в лед полностью. Скоро обломятся, даже станут частью рептилии, наравне с торчащими из нее ледяными шипами.

Парой выстрелов из дробовика я ослабил ледяные оковы, и мы поспешили убраться через туннель, проделанный ништормом. Тот уже угрохотал за тридевять земель, гром лап и вой пасти где-то очень далеко.

В воздухе поднятая ништормом пыль. Я не выдержал – чихнул. Призрак усмехнулся.

– И не стыдно, – говорю, – смеяться над слабостями бренного тела?

– Просто вспомнил…

– О чем?

– Мне доводилось нырять в пасть ништорма. По своей воле.

– Ого! Как тебя угораздило?

– На что только не решишься от скуки…

– И как выбрался? Он тобой, что ли, это самое… испражнился?

– Почти. Вычихнул.

– Да ну!

– Круто не то, что я выжил. А что после этого чиха стало с Руинами. Волна Тьмы пронеслась веером на километр, все в этом секторе исчезло бесследно. Долго я себя по ниточкам сшивал… Как они только нашли друг друга, ума не приложу. Меня же размазало по территории как кубик масла по батону. Такая вот неумирающая скотина.

– От такого скотства я, знаешь ли, не отказался бы. И как у ништорма… внутри?

– Да никак. Все сразу погасло, а затем долго приходил в себя, бредил, как во время тяжелой болезни. В общем, не переваривают меня твари.

Мы остановились на краю громадного провала. Здесь, видимо, пол был ветхий, и ништорм провалился на этаж ниже и пошел дальше.

Спускаться не стали. Свернули в ближайший поворот.

– Ты уже перестал задаваться вопросом, что такое Руины? – поинтересовался призрак.

– Почти.

– Наверное, столько версий наслушался от смертных. Неужели не интересно услышать версию древнего бессмертного?

– А что изменится?

– Ты.

– Уверен?

Шум бурного течения…

Выходим из туннеля на огрызок открытой площадки.

Перед нами – море.

Глава 10

Никогда не видел в Руинах водоемы больше, чем этот!

Лишь позже я сообразил, что это все-таки река.

С трудом удалось разглядеть противоположный берег. Течение справа налево, бурное, горбатое, рождает пену. Шум реки пронизывает, наполняет тело мурашками.

Я развел руки, глаза поднялись к потолку, тот где-то далеко во мгле.

– Спасибо, о Великий Рандом!

– Его зовут Арх, – вставил призрак.

Река захватила все мое внимание, торчу с открытым ртом, пялюсь на стихию, тонны воды стремятся куда-то, к неведомой цели, быть может, за тысячи километров отсюда, пересекая города.

– Неужели такое бывает?

Шум реки меня заглушил.

– Счастливый, – сказал призрак тихо.

Но я все равно услышал. Может, тоже общается через мысли, как Борис?

– Ты о чем?

Призрак ткнул хвостом в реку.

– Если ты способен радоваться такой ерунде, тебе можно завидовать.

Я лишь вздохнул. Сейчас не до призрака, разглядываю реку, как ребенок – огромного надувного Микки Мауса.

Мы пошли вдоль берега.

Когда-то здесь были туннели, но вода разрыхлила, сточила плиты. Те пару раз под моими подошвами рассыпались, я чуть не провалился в реку.

Иногда берега нет вовсе, приходится карабкаться по стенам.

Путь преградил провал с бурлящим течением внизу – не обойти, не перепрыгнуть. Борис применил способности лорда – призвал улей смышей, тот оказался в зоне его ментальной силы. Смыши облепляют оба бережка пропасти, лапки сцепляются, и образуется мостик из смышиных тушек.

Я пробежал в три легких шага, как балерина, чтобы не раздавить никого из зверьков.

Встретили утес. Он удачно сталкивается с течением, вода, разбиваясь об него, образует фонтан, тот накрывает берег зонтом, цветет миниатюрная радуга.

Борис прочел мои мысли, телепортировался на ближайшую глыбу, а я снимаю с себя плазму и плащ, отдаю на хранение той же глыбе.

– Надеюсь, мужской стриптиз тебя не смутит, бессмертный.

– Бедняга. То ли дело я, никакой гигиены, всегда чистенький, блестящий…

Я вошел в фонтан голышом, и шум воды окончательно заглушил голос призрака. Хорошо, что этот балабол не телепат. Или хотя бы прикидывается. А то достал бы где угодно.

В кулаке – кусочек хозяйственного мыла, другой сжимает тряпку. Чем богаты. Эх, здравствуй, водичка! Бррр!..

Я закончил и вышел из-под купола брызг, пальцы подцепили с камня приготовленное заранее полотенце.

– К нам гостья, – услышал я Принца.

– Что?

Призрак указывает в сторону реки.

Я увидел, что над водой летит к нам… страхоза!

Еще далеко, на середине реки, но нервы искранули от одного лишь образа.

А я еще не сделал из добытых глаз антифоб! Может, удастся подстрелить до того, как она приблизится…

Бегу к торбе, за пистолетом.

Вдруг река взорвалась, из водяного взрыва вылетела серая туша в гребнях. Похожа на громадного крокодила, такие, наверное, были в эпоху динозавров.

Челюсти схлопнулись, эхо удара обожгло уши, страхозу смяло как мотоцикл под прессом, и туша красиво рухнула в воду пузом кверху, вновь заставив воду взорваться.

– Редкая страхоза долетит до середины реки, – выдал Принц.

– Аллергатор!

Вытираюсь полотенцем усердно, до покраснения кожи. Мыться в воде, где обитает аллергатор, тот еще экстрим. Странно, что я еще жив. Наверное, спасли масштабы реки и ее течение: аллергены этой рептилии не успевают разнестись по всей ширине реки и уносятся дальше.

– Черт, вообще-то аллергаторы не живут в обычной воде, – рассуждаю вслух сердито, – они предпочитают особо крупные серны. Хищные грязевые болота – просто рай для таких монстров…

– Всякое бывает. Часто ты встречал реки таких размеров?

– Первый раз.

– Все бывает в первый. В том числе, и аллергатор в воде. Не надейся на закономерности.

– Да знаю. Руины – та еще солянка…

Я оделся. Борис вернулся на плечо, мы продолжили путь вдоль берега. Шаги торопливые, то и дело оглядываюсь в поисках крокодильих гребней над водой.

Аллергаторы выдыхают плотные облака аллергенов. В крупных городах, где есть центры по изучению Руин, даже подсчитали, что в выдыхаемом облаке порядка десяти тысяч аллергенов. Это как накормить человека салатом из морепродуктов, кошачьей шерсти, тополиного пуха и всего, что вызывает аллергию. То есть, что-то из этих десяти тысяч обязательно сработает. А это как минимум сыпь. Но чаще заканчивается анафилактическим шоком и смертью.

Гидрокрыс вдоль берега пруд пруди.

Дух распался на зеленые тучки, каждая приняла облик гидрокрысы, и теперь стая изумрудных фантомов дразнит грызунов настоящих. Те кружат вокруг чужаков, пищат, обнюхивают, с удивлением обнаруживают, что чужаки не имеют запаха, после чего нападают, но их проносит сквозь странных созданий.

– И не жалко тебе крысок, дурень, – выплеснул я накопившийся негатив.

Одна из зеленых призрачных крыс превратилась в голову Принца, глаза смотрят на меня.

– Я их не ем. Просто играюсь.

Крысы скопом прыгнули на голову духа, но это кончилось дружным столкновением лбами, крысы катятся, пища, по мокрым камням, кто-то успевает уцепиться коготками за камень, кто-то плюхается в бурлящую заводь.

– Ты и так знаешь, как они отреагируют, – ответил я. – Для тебя это тоска смертная. Поиграй с кем-нибудь менее предсказуемым.

Голова Принца подлетела ко мне. Плывет вровень с моей.

– Например?

– С собой.

– С собой?!

– Раздели сознание на кусочки, каждый кусочек отдай одному из фантомов, а потом разорви между сознаниями связь, чтобы мысли друг у друга не читали.

Вообще-то я ляпнул первую ахинею, что пришла в мозг, но дух загрузился.

Уже жалею. Как бы не вышло из этой затеи чего-нибудь непоправимого.

– Только это… разделяйся так, чтобы твои части смогли воссоединиться. И чтобы хотели этого.

Далеко впереди, во мгле, над берегом и рекой вспыхнула молния.

Я вздрогнул.

– Что это?

До ушей долетел раскат грома. Черт, сегодня день ностальгии. То река как у нас, то гроза, почти настоящая…

Пытаюсь разглядеть в сумерках тучу, что родила этот разряд. Вдалеке в самом деле клубится что-то темное, но не туча, а что-то оформленное.

– Ты что, в Руинах первый день? – отозвался дух. – Кто здесь любитель искрить?

– Нервод.

– И что тебя удивляет?

– Настоящая молния. Таких огромных нерводов не бывает.

– Как и таких речек.

По мере того, как приближаемся, мгла отступает. И чем мы ближе, тем выше приходится задирать голову, а каждый шаг требует больше смелости.

– Арх меня…

– На твоем месте, – советует дух, – я бы ближе не подходил, смертный.

Снова вспыхнул разряд, прямо над нами, будто сам Арх прогневался, грохнуло так, что сердце чуть не разорвалось, от мурашек тело, кажется, превратилось в песок, сейчас рассыплется.

Борис от страха исчез. Куда, не знаю, но мыслью он со мной, где-то поблизости…

Этот нервод растет из стены. Ходят слухи, что старые нерводы достигают подобных размеров, но это как читать в Википедии: теоретически знаешь, но сто́ит увидеть вживую, и доходит-таки, какой ты микроб…

Чешуйчатый корень такой тяжелый, что не может себя поднять, просто лежит, свернувшись в кольцо, как древний змей, на берегу. Кажется, спит непробудным сном.

– Сколько ж надо сожрать, чтобы нарастить такое мясо! – поразился я.

На поверхности гиганта дергаются, как псы на цепях, отростки, но до нас дотянуться не могут, материнский корень сдвигаться не желает. Отростки могут лишь извиваться и трещать мелкими разрядами.

Дух указал вверх.

– Кому-то жить надоело…

Высоко, под потолком, я разглядел трех страхоз. Летят по витиеватой траектории, видимо, в поисках мелких насекомых. Жажда еды вынудила забыть, что прямо под ними гигантский нервод.

Хотя что эта неповоротливая туша может им сделать, они же так высоко…

Бах!!!

Опять молния! Арх его во все щели, я же так поседею…

Все случилось меньше чем за секунду, электричество оплело материнский корень светящейся сетью, затем вылилось вверх в виде сочной молнии, ее конец разветвился на три полоски, и белоснежные вилы ударили точно по троице страхоз.

Крылья рассыпались в пепел, тушки падают, отростки нервода их ловят, скручивают, прячут от наших глаз.

Боюсь шевельнуться.

– П-п-по-моему, лучше отойти…

Призрак рассмеялся.

– Не пачкай штаны. Нерводы такого размера могут бить где-то раз в десять минут, не чаще. Заряду такой силы нужно время накопиться.

Лишь бы это не было шуткой. С него сталось бы.

Но я еще жив. Хотя сделал уже пять… нет, шесть шагов вперед. Впрочем, если Принц и пошутил, я не узнаю. Скорость смерти от молнии выше скорости сознания. Надеюсь.

Дух принял облик невесты – платье, венок, фата, в руках букетик.

– Что ты как девочка перед брачным ложем? Смелее!

В свадебном наряде дух стал дразнить отростки. Кружится вокруг них, смеется, а те хлещут, набрасывают электрические арканы, но добыча их – пустота.

Продолжаю осторожно шагать.

– Ну да, тебе-то хрен что будет в случае чего…

– В каком-таком случае? А, ты про то, что я тебя надую ради интереса! Ой, да брось…

Я поднял камень, швырнул в призрак. Камень, ясно дело, прошел сквозь и попал по дочернему нерводу, тот возмущенно дернулся, выдал сноп искр.

– Ты чего? – не понял дух.

– Сказал же бросить, я и бросил.

– А, типа шутка юмора. Смешно.

В стене, которая взрастила тушу огромного нервода, – пещера. Песок вокруг завален клинками разной величины, внутри пещеры из плит тоже торчат блестящие клинки. Похоже, когда-то здесь жила многоножка. Интересно, она где-то охотится, и мы рискуем дождаться ее возвращения, или ее давно сожрал этот нервод?

– Привал, – объявил я.

– Где?

– В той пещере.

– Серьезно? Под боком у этого ядерного реактора?!

– Тебе-то чего бояться?

– Да я за тебя боюсь! Кто ж мне будет глаза мозолить в случае чего?

– В каком-таком случае? А, ты про то, что меня шарахнет током. Ну так позаботься, чтоб не шарахнуло. Видишь, на пути шлагбаум. Разберись, неубиваемый ты наш.

Дорогу в пещеру и правда преграждает отросток нервода. Мощный. Искры так и льются, как вода из водопровода, который расстреляли пулеметом.

– Хотя постой…

Я вспомнил, что Борис, мой учитель, обезвреживал нервод с помощью апельсинового сока, мол, на них он действует как транквилизатор. Использовать сей метод мне не доводилось. В те редкие моменты, когда я добывал что-либо цитрусовое, я употреблял это в себя, ибо дефицит, деликатес, авитаминоз и прочее. Но раз уж вспомнил…

Чищу извлеченный из торбы апельсин, корочки в карман. Вернувшийся на плечо смыш наблюдает с интересом.

Я дал ему корочку, тот с энтузиазмом принялся вертеть в лапках.

– Эй, вообще-то апельсин мой! – возмутился Принц. – Ты обменял на Зановик!

Я разломил очищенный фрукт пополам. Половинка возвращается в торбу, вторая летит к Принцу.

Тот поймал. В смысле, запустил в летевший фрукт змейку голубой энергии, долька вспыхнула и зависла в воздухе.

– Надеюсь, о мудрейшая руинная какашка, – говорю, – ты в курсе, что да как, объяснять не нужно…

Принц хмыкнул.

– Пыль мою посторожи.

Призрак покидает изумрудную пыль, та остается лежать горкой на плите, энергия полностью переселяется в дольку апельсина.

От избытка силы цитрус засиял как звезда, а потом его разорвало на терпкий туман, дразнящий ноздри образами тропиков. Светящийся апельсиновый пар рваной простыней полетел к сердитому нерводу, что преграждает вход в пещеру.

Я аккуратно смел изумрудную пыль в пригоршню, ладони несут ее к пещере. К тому моменту, как я дошел, дело уже сделано: трескучий отросток умолк, теперь это просто дерево в черной чешуе, пассивно покачивается, как водоросль в воде.

Я прошел сквозь гибкие ветви нервода, меня поглотила пещера. Здесь уже ждет вихрь голубой энергии.

Я вдохнул, задержал дыхание, веки опустились, и ладони подбросили изумрудную пыль.

Тихий приятный перезвон.

Я пошел вперед. Не дышу, не размыкаю веки, чтобы кристаллики не поранили глаза и слизистую…

Щекотно. Это змейки энергии собирают с одежды и пальцев налипшие изумрудики.

– Ты должен мне половину апельсина, – услышал я позади.

Я обернулся, глаза открылись.

– Представь себе, у меня как раз есть половина.

Я развел костер из углечервей, обложил камнями. Накормил Бориса и выпустил из торбы лилового детеныша бронтеры. Кажется, дух называл его сливрой. Борис и бронтеренок тут же начали игру в догонялки-прятки.

Пока над пламенем бурлит котелок с водой, собираю по всей пещере клинки, оставленные многоножкой.

Все это добро перекочевало в ненасытную торбу. Кипяток в котелке пускает пузыри и белесые вьюны пара.

Завариваю настойку с сушеными ягодами.

Пламя ослабло, ему на смену пришел жар углей, каменный круг раскалился докрасна, над этим кратером я сообразил вертелок с шашлыком из рычуньего мяса.

Прихлебываю компот, наблюдаю, как кроха сливра гоняется за белой звездочкой, та скачет как солнечный зайчик вдоль стен пещеры, то и дело превращаясь в серого грызуна.

– Любим презирать суету, – услышал я, – хотя сами любим за ней наблюдать.

Сбоку от меня, где только что было пусто, сидит в позе лотоса Принц, в облике индейца с пышной короной перьев и длиннющей трубкой мира, из нее вьется дым. «Вождь краснокожих» томными взглядом смотрит куда-то вдаль, сквозь стены.

– Отрекись от всего мирского, глупый бледнолицый.

– Ты где был?

– Червяк в земле сыт, но слеп. Сокол парит в голодной пустоте, но с высоты видит тайны.

– А, над рекой летал…

Я вернулся к кружке с напитком.

На руках обнаружилась сыпь. Я отставил кружку, закатал рукава до локтей. Красные пятна по всем предплечьям. И по телу, наверное, тоже, будто через комарой пробирался.

– Аллергатор, чтоб его Арх…

Так и знал, что помывка в воде с этим гребаным динозавром не пройдет без последствий. Что ж, это еще вполне безобидный исход. Мог и сразу ласты склеить.

Я порылся в торбе в поисках чего-нибудь от аллергии. Медикаменты в Руинах – первая вещь, скупаю у всех встречных таблетки, микстуры, леденцы, спреи, ампулы… От всех болезней, даже тех, которыми заболеть маловероятно.

– Надеюсь, тот мужик был честный малый…

Я закинул в рот таблетку, баночку которых мне продал один горбатый тип.

С поддельными лекарствами в Руинах хуже, чем у нас. Здесь люди мрут как мухи, медикаменты на вес золота, а фальшивые или нет, поди проверь. В лабораторию на анализ не сдашь, в Минздрав не пожалуешься, да и выбора нет, бери, что дают, пока есть. Узнать, работает ли, можно только в деле – забившись в щель, зализывая раны после кровавого рвача с волкоршунами, пока рыскающая неподалеку бронтера не нашла…

– Не переживай, – утешил призрак. – Если помрешь, похороню в этой пещерке со всем добром, слугами, наложницами и лошадьми. Даже какие-нибудь почести организую. Например, погребальную мантру культа Мертвого Арха. Приберусь тут, наплету веночки…

– Настоящий друг.

– Напишу на могильном камне что-нибудь эпичное. «Влад Гроза Руин, тиран ништормов, истребитель кровавых культов, бросивший вызов самому Арху. Отравился тухлятиной».

Покусываю шашлык, ягодное зелье очищает рот и глотку, глаза глядят сквозь искрящееся дерево нервода.

Этот страж защищает вход в пещеру от незваных гостей. За нерводом река. Бурлящие потоки впечатляют даже отсюда. Часть реки загораживает туша древнего нервода, на нем мерцают волны электрической сети.

Я сделал последний глоток.

– Спать ложись, писатель.

– Уверен, что мне это нужно?

– Бедное привидение, чужды тебе человеческие радости.

– Человеческие горести тоже, бедный кусок мяса.

– Прости, рыдать сил нет. Посокрушаюсь во сне…

На горячие угли и камни я постелил куски термоустойчивой ткани, а на них – матрас. Подушкой стал меховой рулон.

Тело зудит, слегка лихорадит, но в сон проваливаюсь быстро, чему, конечно, помогает свернувшийся под ладонью Борис.

Нас встретил Медный Берег.

Здесь я всегда здоров и полон сил, а разум чист, хотя чувство времени размытое.

Я голый по пояс, на мне только штаны, босые ноги с наслаждением играют пальцами в теплых красноватых зернах песка.

Темно-золотые молоты волн обрушиваются на берег целыми армиями, грохот заполняет меня всего, но не причиняет неудобств, наоборот, растекается по всей пустоте Берега, наполняя уютом. И все как в замедленной съемке.

«Покой», – услышал я мысль.

Борис греет плечо брюшком, хвост щекочет кожу на лопатке. В черных бусинах глаз золотые звездочки отраженного солнца.

– Показать бы это место кому-то еще, – сказал я. – Кому можно доверять…

Но таких нет. По-крайней мере, среди живых.

Долго брожу вдоль Берега. Песок под ступнями, теплые прикосновения бриза и света, пейзажи моря справа и отвесных скал слева… Но в подсознание уже брошено семечко. И оно прорастает.

…среди живых. А среди мертвых?

Не хочу, боюсь думать, но…

Я замер.

Метрах в двадцати от меня на прибрежной глыбе гранита сидит Борис. Тот самый, именем которого я назвал смыша. В плаще, который ношу в реале, с торбой у пояса и кобурой ножа, в высоких кожаных сапогах со шпорами… Тот Борис, каким я запомнил его навсегда.

Сердце бьется часто.

Борис сидит, вытянув ногу, другая согнута в колене, оно торчит треугольником вверх, на нем отдыхает рука. Вторая опирает туловище. Плащ растекся по граниту расплавленной карамелью. Борис смотрит на море своим фирменным прищуром, с присущей ему улыбкой.

Поворачивает голову ко мне.

Блеснули зубы, Борис улыбнулся широко, подмигнул, а затем вернулся к созерцанию моря.

Я закрыл глаза, попытался успокоиться. Более-менее…

Веки поднялись.

Камень пуст.

Я подошел к нему слабо, хотя никогда не чувствовал слабости тут. Уселся туда, где был только что Борис, даже позу принял такую же.

Смотрю на море…

Оно, как всегда, тревогу смывает, но теперь в бликах волн печальный оттенок, легкий, но от него не деться.

«Друг тоскует», – услышал я.

Ладонь погладила смыша.

– Прости, малыш… Неосознанно желаю воскресить тех, кого потерял. Но боюсь, что не смогу воссоздать из памяти во всех деталях. Сделаю жалкие подобия, и их надо будет уничтожить, а рука не поднимется. Это же не черновик стиха, а кусок меня, из мяса и нервов…

«Другу больно».

Но я бы не возвращался сюда с таким сильным желанием, если бы это место не излечивало всякую боль, которую приношу из Руин. Боль растаяла как песчаная горка под языками волн, ее место занял покой.

Разбудил грохот. Исполинский нервод опять поразил жертву разрядом, которого хватило бы убить население города.