Текст книги "Заговорщики"

Она провела подушечками пальцев по линиям узора.

Я – посреди Антарктики в задранной на животе футболке.

Коснулась серьги в правом соске.

– Это пирсинг?

Я кивнул. Даже сказать «да» в этот момент я бы не смог – кусок льда в горле не позволил бы.

– Больно было? – она подняла глаза. Не убирая руки с моего сердца.

Сердце схватило огромный молоток и стало стучаться в её ладонь изнутри.

Какие у неё голубые глаза. С удивительным восточным разрезом.

Что-то звякнуло в углу комнаты. И мы оба повернулись на звук.

Теперь я понимаю, с каким выражением я смотрю на Лёню, когда он держит её руку в своей и отряхивает снег с её одежды.

Потому что с тем же самым выражением он сейчас смотрел на нас. Она убрала руку. Я, наконец, проглотил ледяной кусок.

Кошмар взвесил поднос с чашками в руках и произнёс деревянным голосом:

– Давайте пить кофе.

Готье с Жу спят прямо за стеной. А Шилов улёгся на первом, недалеко от камина. И от столика с бутылками. Высосал, наверное, ещё пол-литра и храпит.

Мне тоже нужно выпить. Надраться. Нах*яриться. Я не могу спать. Я лежу одетый на застеленной кровати и тупо смотрю в потолок. Там, на третьем этаже, ещё одна комната. Спальня Лёниных родителей. С огромной кроватью.

Я слышу, как тикает мой «swatch» на руке.

Я знаю, что Лёня повёл укладывать Надин именно туда. И не спустился обратно.

Мне нужно надраться. Нах*яриться. На*башиться. Уйти в анабиоз.

Мне нужно выпить.

Мне нужна сигарета.

Х*й с ними: первоклассницей, девушкой больной СПИДом и повесившимся братом.

Я хочу курить.

Сигареты есть у Шилова. Там же прихвачу батл «чиваса». Я пошевелился, собираясь встать, и замер.

Кто-то спустился с третьего этажа и мягко прошёл мимо моей комнаты. Сердце опять схватило свой молоток. Не молоток. Кувалду.

Еле слышно щёлкнула дверь ванной.

Потом зашумела вода.

Млядь! Мне нужно выпить!

Я, стараясь не шуметь, вышел в коридор и на цыпочках направился к лестнице. В ванной тихо звякнуло. Я уже поставил ногу на ступеньку, когда услышал, как сквозь шум воды кто-то тихо всхлипнул.

До сих пор не пойму, что меня заставило вернуться назад. И открыть дверь.

Вода тугой струёй била в раковину.

На кафеле, съежившись, сидел голый по пояс Лёня Кошмар и тихо давился слезами. Рядом с ним валялась выпотрошенная аптечка. Я сразу понял, что он там искал. Резиновый жгут, который туго стягивал его правую руку. В левой – Лёня держал одноразовый шприц. Восемь кубов. Не глюкозы стопудово.

Мы молча смотрели друг на друга.

– Родители знают? – спросил я.

Слёзы побежали сплошным потоком, и он выпустил конец жгута из зубов.

На левой – такие дороги, что колоть уже некуда.

– Что случилось? – я присел рядом, почувствовав, как кафель холодит задницу.

Он заплакал ещё сильнее.

Я вытащил из его пальцев шприц и аккуратно положил на стиральную машину.

Мля. Мне пох, когда плачут бабы. Но на мужские слёзы смотреть не могу. Я прикоснулся к его плечу.

Лёня неожиданно обнял меня и его слёзы промочили мою футболку: он, наконец, разрыдался по-настоящему. Так продолжалась минут пять. Непрерывные рыдания превратились обратно во всхлипы. Потом в судорожные вздохи. Наконец он так же неожиданно отстранился. Вытер тыльной стороной ладони глаза и невидяще уставился в стену.

– Она меня не любит, – сказал он.

Я промолчал.

– А я… – он снова всхлипнул, —… я её люблю…

Ночь откровений.

Я взял полотенце и подал ему.

Потом взвесил шприц в руке:

– Не много?

Он хмуро глянул на восемь кубов и вытер лицо:

– Я хотел убить себя.

Зашибись.

– Зачем?

Лёня молчал с минуту.

– Я ей ноги готов целовать… Я всё готов ради неё сделать… А она сказала сейчас, что между нами ничего не будет… Что я, конечно, милый мальчик…

– Мальчик… – повторил он горестно.

– Ну сказала и сказала…

Хреновый из меня психолог.

Лёня вдруг посмотрел на меня. С очень непонятным выражением:

– А сама сегодня там внизу… С тобой…

Я пожал плечами:

– Да она татуировки мои смотрела…

– Татуировки… – повторил он упавшим голосом.

– Ну не любит… – сказал я сам себе не веря, —…полюбит… Всё будет нормально.

Лёня мутно глянул на меня и вдруг сказал зло:

– Не будет нормально. Потому что я мальчик. Мужчина… Мужик…

Я пожал плечами:

– В смысле?

– В прямом, – он встал и произнёс, возвышаясь надо мной. – Она не спит с мужчинами.

– В смысле?.. – тупо повторил я, уже всё поняв.

– Вообще не спит, – Лёня посмотрел на шприц. – Она «розовая». Стопроцентная лесбо.

Что за ночь сегодня?

Я поднялся и потёр щёку, смотря на своё отражение в запотевшем зеркале. Потом перевёл взгляд на Лёню:

– Да, чувак… Была бы она хотя бы «Би», шанс бы у тебя был…

Чуть не сказал – у меня.

Кошмар смотрел в пол.

Я пожал плечами:

– Её любви может добиться только другая девчонка… Поэтому наше место – в буфете.

– В буфете… – повторил он.

Мне захотелось спать:

– Давай… Убирай тут своё…

Я сделал неопределённый жест рукой:

–…Оборудование… Нужно поспать…

Лёня опять посмотрел на шприц:

– Мне нужно вмазаться.

Я прикоснулся к его плечу:

– Чувак… это твои дела… Но завтра нам на работу. Всем. Ты должен быть огурцом.

– Я буду, – ответил мне Лёня и поднял жгут с пола. – Честное слово.

Я похож на огурец. В зелёной бейсболке и зелёном жилете с буквами «АкваЛабиан. Пицца круглосуточно» на спине. Под мышкой – шесть плоских картонных коробок с аналогичной надписью. Кое-что здесь не правда. Не круглосуточно. А с 9 до 17. До обеда мне нужно посетить десять клиентов. Список у меня в другой руке. Кто тут у нас сегодня первый? «Кредитный союз»? ОК. Жвачку в рот. Поехали…

– Что?

У секретарши серые глаза за стёклами очков, строгая причёска и два высших образования. Стопудово.

– Пять «гигантских» с грибами для «Кредитного союза» и одна с сыром, – повторяю я.

– Но… – она смотрит на коробки, которые я бухнул рядом с факсом, —… мы не заказывали пиццу…

Конечно, милая.

– Девушка! Вы лично не заказывали, другим захотелось. Пять с грибами одна с сыром… У меня ещё девять заказов! – я проявляю нетерпение. – У вас, сколько человек работает?

Она смотрит на меня. Снова на коробки:

– Я… спрошу сейчас…

– Окей. Только побыстрее, ладно?

Она скрывается в глубинах офиса. Всегда одна и та же история. Хорошая история. Отличная история.

Осматриваюсь вокруг. Огромный аквариум с полосатыми рыбами. На стенах картины на ту же аквариумную тематику. Или на морскую?.. Босс, видно, какой-нибудь дайвер-х*яйвер. А может это сейчас стиль сезона?

Я слышу цокающие каблуки возвращающейся секретарши.

Не… у нас в офисе всё не так.

Поворачиваюсь к ней:

– С вас четыре сто. Доставка бесплатно и ещё…

Она перебивает:

– У нас никто не заказывал пиццу.

Я перестаю жевать жвачку.

– Девушка, если это шутка, то не смешная.

– Я только что всех спросила. Никто пиццу не заказывал.

Она хлопает себя по бедру и пожимает плечами:

– Никто.

Симпатичная.

Достаю из кармана листок заказов, подношу к её лицу:

– Что здесь написано? Вот. В первой графе?

– «Кредитный Союз», но…

Я выплёвываю жвачку в урну у её стола:

– Вы знаете, что мне сделает босс, если я привезу сейчас шесть «гигантских» обратно? У меня мама болеет…

Тьфу-тьфу-тьфу, извини мамуль. Здоровья тебе на много лет.

–… В двойном размере. И ещё заставили работать без выходных… – распаляюсь я.

Секретарша моргает за своими модными стёклами.

– Но… может, у вас там напутали что-то?..

Молодец. Умничка.

Я замолкаю. Непонимающе смотрю на неё несколько секунд. Говорю:

– От вас можно позвонить?

Она облегчённо вздыхает:

– Конечно!

Я беру трубку.

Гудок.

У нас в офисе всё по другому.

Гудок.

Там нет секретарши и аквариума.

Гудок.

Там…

– Аллё-о-у?… Это хто?

Я строго говорю в трубку:

– Диспетчер?!

Секретарша смотрит на меня.

– Проверьте первый заказ у четырнадцатого…

Как бы выглядели её глаза, если бы она слышала то, что происходит сейчас на линии.

– А… это ты?…Ну-ну…

У нас в офисе всё не так. Там в окружении мобильных телефонов сидит Чаппа. Который, судя по голосу, уже успел хорошенько дунуть:

– П*зди-п*зди…

– «Кредитный союз» – пять «гигантских» с грибами и одна с сыром.

–…Как секретарша, ман?

– Да.

– Да в смысле «да» или да в смысле «нет».

Я смотрю на булькающий в аквариуме компрессор:

– Проверьте, пожалуйста, список у менеджера…

Там у Чаппы женский голос еле слышно тянет:…«раста… раста – это всё ясно…».

– Давай, ман… Только полминуты прошло…

Я смотрю на часы:

– Николай Евгенич,…да… по указанному адресу…

Слышу, как Чаппа отхлёбывает чай из кружки:

– Короче, журнал тут читаю…

Шелестят страницы.

– Знаешь, откуда берётся утренняя эрекция, ман?

– Нет.

–…Тут написано, что скопившаяся за ночь в организме моча к утру начинает давить на простату… Простата, типа не дура, и посылает сигнал члену… Вот… Поэтому утром на животе спать хе-хе… не удобно, ман…

Снова смотрю на секретаршу. Делает вид, что печатает какой-то документ на компе. Чтож. Компьютер у нас тоже есть. Лёня приволок из дома.

– Сколько? – спрашиваю я.

– Мало пока, ман…

Снова шелестят страницы:

– О! Вообще, пи*дец, информация… Тут вычислили, с какой скоростью сперма вылетает из организма… Сколько б ты думал? 18 киллометров в час. Всего… Я думал быстрее…

Дальше – в том же духе. Нам нужно две минуты. Когда они приходят к концу, Чаппа сообщает:

– Всё, ман. Закругляйся. Двигай дальше.

– Окей, – я кладу трубку.

Теперь необходимо смущённое выражение лица. Можно даже виноватое:

– Действительно… Ошибка в заказах… Извините…

Секретарша встаёт из-за стола:

– Да что вы… Не за что… Бывает.

Я сконфуженно забираю коробки, бормочу извинения и иду к выходу. Она провожает меня до дверей.

– До свидания, – я выхожу в морозное утро и спускаюсь с крыльца.

– Молодой человек?

– Да? – смотрю на неё снизу вверх.

Она смущённо улыбается:

–…У вас пицца тёплая?

– А что?

– Вы меня прямо раздразнили… Сколько стоит с сыром?

Я отрицательно качаю головой:

– Нет. Нужно доставить её по другому адресу.

Она снова забавно пожимает плечами:

– Жаль…

Ясен красен. Я бы сам с удовольствием умял парочку в одно рыло. Но дело в том, что все шесть коробок – пусты. В них никогда не было, нет и не будет никакой пиццы.

Где тут стоянка такси?

– Я умный… – говорит Чаппа, —…я, пи*дец, какой умный…

Согласен. Но прежде чем это поняли все остальные, пришлось потратить часа полтора. Мы собрались тогда на кухне, в квартире Жу.

– Несколько парней открывают компанию сотовой связи… – Чаппа говорит медленно. И так же медленно жестикулирует, проводя в воздухе неясные линии своей дымящей сигаретой. Шилов шмыгает носом.

– Чувак, – перебивает его Готье. – Сейчас на этом рынке туева хуча операторов. Конкуренция просто пипец… Они уже итак снижают цены раз в месяц, плюс почти у всех входящие бесплатно…

– Несколько парней, – продолжает Чаппа невозмутимо, – открывают компанию сотовой связи, снимают офис, набирают штат, оформляют лицензию…

Все молчат. Я суть знаю. Остальные слушают.

– Теперь… – Чаппа достаёт свою мобилу и кладёт на стол. – Начинается работа… Парни получают код своей компании и открывают несколько номеров.

– И чем они лучше других? – Готье скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Чаппа тушит сигарету:

– Всем…

Шилов шмыгает носом.

– Они настолько хороши, что даже не делают себе рекламу. Они открывают несколько номеров и устанавливают цены на свои услуги. Исходящих звонков – нет вообще.

Готье хмыкает.

– Зато все входящие – платно…

Чаппа берёт свою трубу и взвешивает в руке:

– Одна минута разговора – сто зелёных.

– Е*ануться! – Шилов встаёт со своего места. – Я так и знал! Пердула какая-то!

– Можно больше, – невозмутимо продолжает Чаппа.

Готье смеялся с минуту. Потом спросил:

– И какой дурак будет звонить по этим номерам за такие бабки, а?

Даже Жу хихикнула.

– Дурак не будет, – сказал Чаппа, мило улыбаясь. – Мы сами будем звонить себе. С его телефона.

Вот почему каждое утро я похож на огурец. В таких же зелёных бейсболках и жилетах —

Готье, Фыл и Кошмар разбредаются по городу с коробками. С коробками, в которых ничего нет.

– Нам нужен список всех крупных контор, в которых работают как можно больше людей, – говорит Чаппа, – в которых туева хуча бухгалтеров и туева хуча бумажной работы.

Каждый день с 9 до 17. Ноль-Ноль.

– Мы звоним с их телефонов две-три минуты, не больше… Жадничать не нужно…

В первый раз мне было немного страшно.

– В куче счетов, которые компания оплачивает каждый месяц, один на две-три сотни за какие-то там телефонные переговоры подозрений не вызовет, – говорит Чаппа. – Они оплачивают таких десятки.

Главное, чтобы компания была крупная.

А у оператора связи были резвые бойцы. Разносящие пустые коробки из-под пиццы. Это тоже идея Чаппы.

– Бойцы навещают все крупные конторы города только один раз, – говорит он. – Умные парни дожидаются конца месяца, сворачивают дело, снимают бабосы со счёта и исчезают.

– Да, чувак, – говорим мы ему каждый вечер. – Ты умный.

– Я, пи*дец, какой умный, – скромно улыбается он. – Только не нужно пи*деть об этом на каждом углу…

«Аква Лабиан GSM». Так называется наша контора. Все входящие платно. Ещё как платно.

Лёня ради этого отказался от съёмок в продолжении своего мудацкого сериала.

Он и Чаппа вложили в дело свои деньги.

– Я знал, что они послужат как надо, – сказал тогда Чаппа, доставая из шкафа пачки засаленных купюр. – Знал, ман…

Все входящие платно.

Лёня притащил свой компьютер. Готье нашёл необходимые для дела программы.

Жу оформили директором.

– POW!!! – сказала она улыбаясь. По моему, к тому моменту из её 8-бит осталась всего половина.

Готье – бухгалтером.

Все долго смеялись над обидевшимся Шиловым.

– Фыл! Да они тебя только увидят и сразу ОМОН вызовут, – корчился от смеха Чаппа.

Со своими дредами на бухгалтера он тоже не тянул.

Лёня слишком известная личность.

– Нам нужен скромный молодой человек в костюме. С лицом, вызывающим симпатию. Но не лысый ман с бородой, – говорил Чаппа.

Понятно. Я тоже отлетаю.

Костюм Готье покупали все вместе. Долго выбирали цвет и фасон. Галстук принёс Лёня.

Послезавтра Миха пойдёт в банк, снимет деньги со счёта. Сколько там – мы не знаем. Пусть это будет для нас сюрпризом, сказал Чаппа.

Пусть. Но я уверен, что каждый уже сотни раз прогнал в башке и сложил эти цифры. Долбанные харизматематики. Вот какие числа нужно возводить в степень, умножать, а потом делить. На всех поровну.

Костюм обмывали в том же кафе. Куда в первый день знакомства Лёня пригласил Надин.

Она и в этот вечер была с нами.

– Какой ты нарядный! – сказала она, увидев Готье. – Что за повод?!

Надин, как и других, мы в подробности нашего хитрого GSМ не посвящали. Таков был уговор.

С Лёней после ночи на даче я даже провёл специальную беседу.

– Что я, не понимаю, чтоль, – сказал он тогда.

– А вдруг ты захочешь произвести на неё впечатление, чувак… Сделаешь ещё одну попытку.

Лёня посмотрел на меня:

– Нет. На неё таким способом впечатление не произведёшь.

Тоски в его зелёных глазах я не увидел.

– Попустило, брат? – я хлопнул его по плечу.

– Да… – он улыбнулся, – попустило…

– Что за повод? – спросила Надин.

У меня в башке прыгал маленький человечек, разбрасывающий во все стороны пачки денег и орущий «BINGO!!!».

– Очень важный повод, – сказал Готье. – Я женюсь.

– Waw! – глаза Надин засветились. – Супер! Поздравляю! – она перегнулась через стол и чмокнула его и Жу в щёки.

Жу молчала, пока мы заказывали шампанское, пока официант открывал его и разливал в бокалы.

– На ком? – спросила она, когда в тосте, который произнесла Надин, возникла пауза.

От хохота мы с Шиловым сползли под стол.

И… де… ц, – прохрипел он. —…директор…

И где-то там – скрытый от нас столешницей и белой скатертью – Готье произнёс чрезвычайно серьёзно:

– На тебе, мой андроид… На тебе…

Белая скатерть. Белый свитер. Белый узнаваемый хвост. Голубые глаза с удивительным восточным разрезом. Абсолют. Качество. Совершенство.

Я вижу, как смотрит на неё Лёня.

Как она пьёт шампанское. Как улыбается.

Соврал. Не попустило.

Как и меня.

Ещё недавно я знал, куда потрачу свою часть. На новенький кабриолет. Красный. Немецкого производства.

И встречу её на стоянке у спортзала.

Я сотни раз представлял себе это.

Тысячи. Сотни тысяч.

Как должен выглядеть мужчина, которому «можно»?

Никак. Такого просто нет.

И х*й с ним.

– Когда? – на лице Лёни непонятное выражение.

Кажется, я что-то пропустил.

– В субботу рано утром… Билеты уже купила… – Надин аккуратно откусила кусочек оливки.

В субботу. Пересадка в Париже, а потом – через океан. Она подписала контракт. В следующий понедельник первая съёмка.

Лёня потух.

Пора привыкать к буфету, ман. Мне тоже.

И хорошо, что уезжает. Пора попускаться.

Послезавтра возьму бабосы и поеду к своим старикам. Куплю, наконец, мамке стиральную машину. И вообще пора валить из этого города.

– Можно… я тебя провожу? – тихо спрашивает Лёня.

– Конечно, – она обводит нас сияющими глазами, – приходите все…

Шилов и Чаппа уехали в боулинг.

Лёня отправился провожать Надин домой. Печальная рыба-солнце…

А я с Готье и Жу еду ночевать к ним.

Уселись втроём на заднее сиденье, и Жу сразу заснула. Когда сворачивали с кольцевой, Миха сказал, глядя куда-то вперёд:

– А я ведь серьёзно.

Меня уже выключало:

– Что?

Готье посмотрел на Жу.

– Я на ней женюсь. Стопудово.

Это было в среду.

А завтра был четверг. Мы проспали до обеда. Покурили. Повтыкали в ящик. А потом я отправился «на базу». Забрать свой рюкзак с футболками. По дороге зашёл в маркет, где когда-то про меня сняли кино. Купил бутылку «чиваса». Зашёл в кондитерский отдел и помахал камере.

Покеда.

Проходя мимо охранника, спросил:

– Так кассету переписать можно?

И пока он переваривал полученную информацию, скрылся за раздвижными дверями.

Счастливо. В попе слива.

На выходе из метро я купил толстую газету обьявлений.

Как трансформируются мысли после каждого глотка алкоголя. Это не вопрос. Констатация факта. Особенно когда пьёшь в одиночестве, сидя на высоте пяти метров. Прямо из горлышка. И не ощущаешь вкус. Словно дистиллированная вода. Не ощущаешь февральского мороза, накалившего металл так, что пухлый еженедельник – слабая защита от подкрадывающегося простатита.

Сидишь и пьёшь. И смотришь в узкую полоску стекла под самой крышей спортзала.

Смотришь на неё.

– Сука… – бормочу я и делаю ещё один глоток, запрокинув голову —…сука…

Она – там. На зелёном искусственном корте.

Беленькая. Чистенькая.

Я вспоминаю подушечки пальцев на узоре татуировки и слышу, как скрипят пои зубы:

–…сука…

Глоток.

Я ей скажу. Скажу ей.

Как трансформируешься ты. Не замечая времени. Игнорируя его.

Словно вечность назад в своей комнате я выжег сигаретой глаза рабыне Изауре и со странным злорадством смотрел на изуродованное фото.

Глоток.

Я смотрю на три тлеющих огонька. В трёх моих руках. Чтобы увидеть сигарету, нужно закрыть один глаз. Я подношу её к лицу.

Выжечь и себе, что ли, гляделки. Что бы не видеть больше…

Глоток.

Я скажу ей… Что?

Мысли и слова расползаются червями. Не хотят в этом участвовать. Я не хочу в этом участвовать. Я чувствую опасный комок в горле.

Млядь. Только не реви. Только не реви, мудак.

Но уже чувствую слёзы.

И давлюсь ими. Самозабвенно. Размазывая по лицу.

– Нормуль… – всхлипывая, говорю я неизвестно кому, – нормуль…

Глоток.

Я скажу ей. Скажу.

В зале уборщик собирает пустые бутылки из под воды. Моя тоже уже почти пуста.

Она в душе. Скоро выйдет.

Я делаю последний долгий глоток и бросаю опустошённые 0,7 «чиваса» вниз.

– Сейчас… – бормочу я, пытаясь встать, – сейчас…

В этот момент черви слов и мыслей вдруг сползлись вместе. И я понял, что я ей скажу.

– Сейчас… говорю я.

И лечу вслед за бутылкой.

Когда какой ни будь очередной мудак спрашивает меня о том, что тогда произошло, я смеюсь. Я хохочу, как ненормальный. Не смотря на то, что смеяться мне больно.

– Спросите у Андрея, – говорю я и снова начинаю истерически хохотать. —…у Андрея Шилова…

Доктор, наверное, думает, что при ударе я конкретно повредил себе башню. Но он говорит, что я везунчик. Я сломал всю правую сторону: руку, ногу и все ребра. Я пролежал несколько часов без сознания пока меня не нашёл зашедший помочиться на полигон дворник общаги. И всё равно – я везунчик.

Скоро снимут растяжки, и я попробую встать с постели.

Может, я псих. Может, я ё*нулся на всю голову.

Но я рад, что залез в тот вечер на бывшее учебное пособие с кучей говна в кабине.

Да… Спросите у Шилова. Может, он вам расскажет. Мне же рассказал.

В пятницу Шилов проснулся у знакомой шлюхи и сразу же позвонил Чаппе на мобильный. Тот долго не брал трубу. Потом хрипло ответил:

– Чё надо?

Операции в банке, где своего часа дожидались честно заработанные деньги «Аква Лабиан GSM», заканчивались в два часа дня. Мы собирались встретиться у Жу в полдень и отправить «бухгалтера» «снять кассу». Отвезти на машине его должен был Лёня.

– Ну нах… – сказал Чаппа. —…без меня, что ли, не справитесь?…Я к трём подтянусь… На раздачу…

Фыл позвонил Готье.

– Мля! – сказал тот. – Отъе*ись, мы уже подъезжаем. К трём приходи.

И повесил трубку.

Шилов собирался сопровождать Готье до места и обратно. Но пиво с текилой в ночь с четверга на пятницу срубили его сильнее, чем он ожидал. Шилов проспал «час Х» и чувствовал себя виноватым. Потом он набрал мой номер.

– Абонент не может сейчас ответить на ваш звонок, – услышал он. – Телефон выключен или находится вне зоны приёма…

Моя труба в этот момент лежала разбитая вдребезги на бывшем полигоне бывшего ПТУ.

А самого меня пичкали морфием.

– Мля! – сказал Шилов и посмотрел на часы.

Время на то, чтобы вставить пистон шлюхе и похавать у него не было.

Похмелялся он уже по дороге, выдув в такси два «нефильтрованного».

Дома была одна Жу. В новой футболке.

Шилов сказал, что она, улыбаясь, показал ему обручальное кольцо. Он предложил выпить за это дело. Жу пожала плечами и показала пустую бутылку «столичной».

Шилов опять позвонил мне.

Потом Готье.

– Чувак! – сказал Миха в трубу. – Чувак! Это полный пи*дец! Мы уже едем! Ты где?!

– У Жу.

– Жди, чувак!

– Жду, – ответил Шилов. – Только где Дэн?

Но Готье уже повесил трубку.

Через десять минут он с Лёней вошёл в кухню.

Молча открыл большой «дипломат». Чемодан был полностью забит новенькими пачками.

Жу взяла одну из них и понюхала.

– Пи*дец, чувак!!! – заорал Готье и они стали прыгать по кухне, как сумашедшие. Хотел бы я посмотреть на это. На Миху, который впервые в жизни, чему-то удивился.

– А где, Дэн? – спросил Готье. – Где Чаппа?

Позвонили мне.

Позвонили Чаппе.

– Чё, нах, надо? – ответил тот сонным голосом.

– Мудак! – заорали они в трубку. – Едь сюда!

– Чё, уже? – спросил он.

– Да, ман! Едь сюда!

– Щас… похаваю и подтянусь…

– Щас, – сказал Шилов, – похавает и приедет.

– Мудак! – довольно произнёс Готье.

– Ребята… – сказал улыбающийся Лёня, – это дело нужно отметить.

– Без базара, – Шилов потёр руки. – Кто в магазин?

Лёня поставил на стол пакет, который держал в руке, и достал бутылку запечатанную воском:

– Папа сказал, что её нужно открыть только в особом случае. Я думаю, сегодня как раз такой случай.

Готье схватил Лёню в охапку:

– Ценю, чувак… ценю…

Шилов взял нож и отковырял из под воска пробку. Жу протянула штопор.

Тугая и темная, вязкая словно мёд, жидкость полилась во все нашедшиеся в кухне ёмкости.

– Друзья, – сказал Готье, обняв одной рукой Жу и держа коньяк в другой. – Сейчас приедут Чаппа и Дэн, и мы выпьем за то, какие мы умные челы. Но сначала… Я думаю, они не обидятся…

Он протянул стакан и стукнул им по чайной чашке Жу:

– Я хочу выпить за нас, с андроидом… Вчера мы подали заявление… Короче, вы все приглашены…

– Чин – чин! – сказал Лёня и все четверо звякнули стеклом над чемоданом с деньгами. – Теперь начнётся другая жизнь!

Ох*енный коньяк, – подумал Шилов, вливая в себя подарок дяди Амаяка.

И это последнее, что он запомнил.

Не над этим я смеюсь.

Долгими апрельскими ночами, когда мои соседи по палате засыпают, я плачу, вспоминая ту пятницу. И даже подвываю, забыв, где я.

Медсестра, как-то услышавшая это, решила, что это ноют мои покалеченные кости и вкатила мне не запланированные кубики морфия.

Не кости сестра.

Не обмороженная щека и кисть руки.

Я плачу, зная, что после того, как все вырубились, Лёня Кошмар бил их табуретом по головам.

На его остром краю стались частички кожи и волос моих друзей. И кровь.

Он тыкал их ножом. Много – много раз.

– Мудак… – хрипит Шилов.

У него повреждены голосовые связки, девять ножевых ранений и проломлен череп. Он лежит в соседней палате.

Доктор говорит, что на нём всё заживает как на собаке. Шилов «ходячий» больной.

– Вашему другу повезло, – говорит доктор, – ни один из жизненно важных органов не задет. Он скоро поправится… Да и вам недели через три растяжки снимем.

– Это х*йня… – хрипит Шилов. – Вот у меня в палате чувак лежит… Ему из дробовика в пузо стрельнули… Половину кишков вырезали… Теперь дерьмо по трубке выводят… Которая из пуза торчит… Через полгода только сможет нормально срать… Если выживет… Вот кому х*ёво….

Шилов приходит ко мне несколько раз в день. Сидит на стуле и смотрит телик. Это Чаппа приволок, когда его выпустили из СИЗО. Я его без дредлока и не узнал сразу. Он навещает нас очень часто.

Чаппа тогда и нашёл всех. И вызвал скорую. Меня он обнаружил через две недели. Когда пришёл проведать Шилова.

– Всё будет ништяк, ман, – говорит он, уходя каждый раз.

Вместе с бананами он приносит нам газеты и журналы. Толстые, цветные журналы с глянцевыми страницами. Их неудобно листать одной рукой, но я наловчился.

Главное, посильнее заворачивать уже прочитанные и крепче их держать.

Я читаю всё подряд. И внимательно рассматриваю все фото. А Шилов – он смотрит телевизор. Ему читать не интересно.

– Мы его найдём, – говорит Чаппа. – Я уже зарядил всех. Он не спрячется.

– Я ему яйца отрежу… – сипит Фыл, – отрежу и заставлю съесть… Отвечаю…

И однажды я начал смеяться. Я хохотал как сумасшедший. Я бился в истерике и не мог ответить Шилову, который испуганно спрашивал:

– Что?! Что, Дэн?!

Сосед по палате вызвал медсестру. Прибежали две. И доктор. Они тоже спрашивали, что случилось. Но я не отвечал. Я задыхался и стучал свободной рукой.

– Успокоительное, – бросил доктор и вышел. Именно тогда он решил, что шифер у меня съехал.

– Шилов… – сказал я ему, когда димедрол начал действовать, – я нашёл его. Я нашёл его, Андрюха…

И ткнул рукой в журнал.

– Нет, Шилов, – бормотал я, засыпая, – ты не отрежешь ему яйца… Ему уже отрезали…

Их называют самой известной гей-парой планеты. Надин и Леона. Для миллиона ортодоксальных лесбиянок – они пример для подражания. Борцы за «розовые» идеи. Символ лесбо-фундаментализма.

Из-за этого со мной случаются настоящие истерики.

А вот Шилова подобным не рассмешишь. Уж больно он серьезный молодой человек.

Когда он по моей просьбе неумело вырезает заметки о них из журналов и наклеивает в пухлый альбом, то всегда матерится.

– Этот мудак потратил все наши деньги на пластические операции… – сипит он, – а я тут х*йней занимаюсь.

– Нормуль, Андрюха, – говорю ему я, – будет что вспомнить.

– А я и не забываю, чувак, – отвечает он. – Такое, х*й забудешь…

– Знали бы эти любительницы клитора, чё тут да как… Вот удивились бы…– сказал Чаппа, листая мою коллекцию. – Тут, мля, романтическая история любви какая-то.

Я знаю все наизусть. Сами они это придумали или кто подсказал?

– Вы действительно знали Надин Klimoff и Леону Pink до их встречи в аэропорту «Шереметьево»? – спрашивает меня очередной мудак с диктофоном из толстого журнала.

И я смеюсь.

– Куда вы дели четыреста штук зелени? – спрашивает меня следователь.

И смеюсь в ответ.

– И кто вас, мудаков, надоумил назвать так свою контору? – спрашивает следователь.

– А в чём дело? – переспрашивает сопровождающий его практикант. – Что тут такого особенного? Аббревиатура из заглавных букв имен?

Следователь долго смотрит на меня. Потом говорит, завязывая папку:

– «Аква Лабиан GSM»… Прочти наоборот…

В дверях практикант кивает на фото зеленоглазой блондинки, пришпиленное кнопками к стене:

– Ништяк бабец…

Чтобы остановить мою истерику, прибегает медсестра со шпицем.

Я помню. Шилов сказал.

«Аква Лабиан GSM. Прочти наоборот» – было написано в тот день на новой футболке Жу.

И проваливаясь в быстро надвигающуюся димедроловую вату, я чувствую, как искры смеха превращаются в лед на моих щеках.