Текст книги "Проклятый"

Глава № 1

Старый будильник гремел не умолкая. Миссис Дженкинс, не желая просыпаться, наслаждалась последними мгновениями сна. Сна, в котором она видела себя маленькой девочкой с огромными голубыми бантами. Она бежала к своему дому по залитой весенним солнцем дорожке, а на пороге стоял ее отец. Он широко раскинул руки и улыбался ей.

Внезапно пожилая леди пронзительно вскрикнула и широко распахнула свои голубые глаза. По ее морщинистым щекам ручьем заструились слезы. Сон, начавшись так чудесно, оборвался ужасной галлюцинацией: до отца оставалось пробежать всего лишь несколько ярдов, когда улыбка исчезла с его лица, а само лицо вдруг превратилось в жуткую морду дикого зверя, оскалившего на дочь острые окровавленные клыки.

Этот сон, впрочем, снился миссис Дженкинс не в первый раз и оканчивался он всегда одинаково. Поспешно оглядевшись, пожилая леди отерла слезы. По своему опыту она знала, что подобное видение всегда предвещает ей какую-нибудь неприятность.

Жизнь никогда не баловала миссис Дженкинс. О своем отце, мистере Рональде Хоскинсе она сохранила лишь обрывочные детские воспоминания и противоречивые впечатления. Мистер Хоскинс таинственно исчез 53 года назад. В память миссис Дженкинс навсегда врезался тот дождливый осенний день, когда в их дом пришли чужие люди и объявили побледневшей как мел матери, что ее муж пропал вместе с большой суммой денег, принадлежавших компании. Эта компания, в которой служил мистер Хоскинс, занималась, кроме всего прочего, торговлей антиквариатом. Затем, в течение целого года, к ним с матерью наведывались полицейские и люди компании, старавшиеся вызнать что-нибудь о Хоскинсе и превратившие их тихую жизнь в сплошной кошмар. Но время шло, а от отца не поступало никаких известий и, в конце концов, полиция пришла к выводу, что мистер Хоскинс был убит и спрятан неведомыми злодеями, погубившими его из-за денег.

Эту сомнительную версию, со свойственным всем полицейским бездушием, преподнес миссис Хоскинс некий инспектор Меттьюз. Несчастная женщина, продолжавшая надеяться на чудо, не вынесла такого жестокого удара: вечером того же дня она, оставив прощальную записку, повесилась на чердаке собственного дома. Из родственников у несчастной маленькой Маргарет остался лишь старший брат матери – Хьюз, добрый веселый толстяк, который и приютил бедную сиротку. Этот респектабельный джентльмен являлся владельцем крупной нотариальной конторы. К сожалению, он был одержим двумя страстями, исправно опустошающими его карманы. Дядюшка питал неистребимое влечение к игре и к женщинам.

По этой самой причине его нельзя было назвать богатым человеком, но состоятельным он, безусловно, являлся. Дядя не был женат и у него не было детей. Поэтому всё своё внимание и ласку он подарил малышке-племяннице.

У матери Маргарет имелся солидный счет в банке и дядя, оформив опекунство, частенько вносил на этот самый счет весьма крупные суммы. По собственным словам мистера Хьюза, он не желал, чтобы Маргарет в дальнейшем пришлось работать ради куска хлеба. Когда Маргарет исполнилось 18 лет дядя, дела которого сильно пошатнулись, был вынужден продать свой большой дом, и они с девочкой переехали в дом ее матери. Ежегодно, пока Маргарет не исполнилось 21 года, на имя мистера Хьюза приходили крупные денежные переводы без указания обратного адреса, но с обязательным уточнением – “для Маргарет”. Эти переводы ставили дядю в тупик и он, задумчиво почесывая за ухом, размышлял о таинственном отправителе. Дядя Хьюз, верный своим прихотям, скончался от апоплексического удара за игорным столом одного из фешенебельных лондонских клубов.

Стоит ли говорить о том, что в завещании своей единственной наследницей он назвал мисс Маргарет Хоскинс. Спустя полтора года после смерти любимого дядюшки Маргарет вышла замуж за мелкого клерка мистера Дженкинса.

Однако этот брак не принес ей ожидаемого счастья: муж оставил Маргарет, когда их единственному ребенку не исполнилось еще и трех лет.

И с тех пор лишь забота о единственном сыне заполнила всю ее жизнь.

Миссис Дженкинс выключила будильник и, надев халат, прошла в ванную. Она умылась и тщательно вытерла лицо махровым полотенцем, стараясь скрыть следы слез. Затем пожилая леди направилась в столовую, откуда доносился аромат свежесваренного кофе. Горничная Мери, служившая в доме уже пятнадцать лет, накрывала стол к завтраку. Пожелав хозяйке доброго утра, она отправилась за чашками, и столкнулась на пороге с сыном хозяйки дома. Извинившись перед горничной за свою неловкость, в столовую вошел Гарольд. Это был высокий, черноволосый молодой человек двадцати восьми лет от роду, обладатель спортивной фигуры и степени бакалавра. Он торопливо поцеловал мать и, пристально вглядевшись в ее покрасневшие глаза, озабоченно спросил:

– 

Что, опять?….

Миссис Дженкинс лишь молча кивнула. У нее не было секретов от сына и тот знал, что его дед, пропавший более полувека назад, изредка являясь во сне, доводит мать до слез. В столовую вошла горничная. Она торжественно несла на серебряном блюде две кофейные чашки и большой белый конверт.

– 

Мама, посмотри какое прекрасное утро! – постарался отвлечь миссис Дженкинс от мрачных мыслей Гарольд, отдергивая занавеску.

– 

Миссис, вам письмо, – почтительно доложила Мэри.

– 

Это от миссис Смит, – уверенно сказал Гарольд, едва взглянув на обратный адрес.

Миссис Дженкинс, взяв конверт, надела очки и убедилась, что письмо это действительно пришло от ее подруги юности, которая последние тридцать лет проживала в США. Пробежав глазами первые строчки, миссис Дженкинс убедилась, что неприятные извести, которые всегда предрекал старый сон, не заставили себя ждать. Миссис Смит писала подруге о великом горе, которое постигло ее на склоне лет – о безвременной гибели своей младшей дочери Сьюзен. После похорон миссис Смит чувствовала себя одинокой и потерянной. Ее старшая дочь лежала в больнице и не могла по этой причине присутствовать на похоронах.

Единственным человеком, разделявшим ее горе и одиночество был, по словам миссис Смит, жених покойной Сьюзен мистер Янг. Миссис Смит охарактеризовала его лишь одним словом – “необыкновенный”. Миссис Смит просила подругу юности разделить с нею тяжкое горе и приглашала ее с сыном к себе. Дочитав письмо, миссис Дженкинс от всего сердца посочувствовала подруге, а затем вопросительно взглянула на Гарольда.

– 

Я думаю, что нам следует навестить миссис Смит. Она как никто нуждается сейчас в дружеском участии, – произнес сын.

Миссис Дженкинс согласно кивнула и одобрительно посмотрела на Гарольда.

Заказав билеты на самолет и известив миссис Смит телеграммой о своем приезде, мать с сыном занялись подготовкой к отъезду.

Следующим утром самолет компании Пан-Американ, рассекая голубое небо над Атлантикой, несся к Нью-Йорку. Перелет утомил пожилую леди, которая вначале читала книгу, затем изучала рекламные проспекты и, наконец, уснула. Проснувшись, она услышала голос стюардессы, объявлявшей посадку в аэропорту им. Дж.Ф.Кеннеди. Получив свой скромный багаж, мать с сыном направились к выходу. И тут обнаружилось, что их встречают. Темноволосый высокий мужчина в синем костюме стоял у самых дверей, держа в руках большой лист картона с написанной на нем фамилией “Дженкинс”, и внимательно разглядывал пассажиров. Пожилая леди с молодым человеком направились в его сторону. Безошибочно распознав в них миссис Дженкинс с сыном, мужчина подошел к ним, вежливо поздоровался, представился личным шофером миссис Смит и забрал у Гарольда оба чемодана. Назвавшись Лукасом, он ответил миссис Дженкинс на все интересующие ее вопросы, касающиеся самочувствия хозяйки и поведал подробности гибели миссис Сьюзен Смит. Оказалось, что миссис Сьюзен поскользнулась и упала с балкона собственного дома на каменную лестницу парадного. Отчего и скончалась, не приходя в сознание.

– Сью, – пояснил водитель, – была всеобщей любимицей. Веселая, добрая и красивая девушка. Несколько месяцев назад она, во время туристической поездки, познакомилась с молодым человеком, коммерсантом. Неким Янгом, в которого сразу же и влюбилась. По субъективному мнению Лукаса, терять голову так поспешно было вовсе не обязательно.

– Правда, заметил водитель, – мистер Янг очень богат. Но и мисс Сьюзен принадлежала к очень состоятельной семье. Ее мать является акционером одной из крупнейших нефтяных компаний.

Этот Янг сразу не понравился Лукасу своим высокомерием и желанием повелевать. Не командовать – уточнил шофер, – а именно повелевать. Мистер Янг рассматривал прислугу миссис Смит как своих личных рабов. Он полностью отказывал им в праве на уважение.

– Однажды, – вспомнил Лукас, – около месяца назад, Янг вышел из дома и, увидев меня, щелчком пальцев подозвал к себе. Как собаку! Я сдержался и, подойдя к нему, спросил, что ему угодно. Мистер Янг вытащил из кармана двадцатидолларовую купюру и швырнул ее мне, приказав купить сигареты. Я отказался и пояснил, что выполняю распоряжения лишь хозяев, но не их знакомых. Еще сказал, что не желаю оказывать услугу человеку, который обращается с людьми, как со скотом. В ответ Мистер Янг тяжелым взглядом уставился на меня и, клянусь Богом, я почувствовал себя полным ничтожеством! Черные глаза мистера Янга обладали какой-то нечеловеческой силой. Взглянув в них, я просто физически ощутил всю его бешеную ярость и, вместе с тем, ужасающий холод! Не знаю как это вышло, но я поднял эти проклятые деньги и отправился за сигаретами! Когда я протянул ему сдачу, он, усмехнувшись, приказал мне оставить деньги у себя. Что-то промямлив, я ушел к себе в гараж. Весь день после этого я ходил как контуженный. Я не понимал, как ему удалось с такой легкостью подчинить меня своей воле.

– А что, этот мистер Янг постоянно находится в доме у миссис Смит? – спросила миссис Дженкинс.

– Да нет. Когда была жива мисс Сью он, можно сказать, почти что жил в доме. Но сейчас он лишь навещает миссис Смит. О, как он обворожил хозяйку! С нею он предупредителен, обходителен и учтив, как выпускник Вест-Пойнта. Миссис Смит разорвет на клочки любого, кто позволит себе сказать что-нибудь плохое о мистере Генри! – горько рассмеялся Лукас. – В тот злосчастный день в доме никого не было, кроме горничной Кэролл Ривз и старого садовника. Я с миссис Смит уехал за покупками. Садовник ковырялся перед домом, кажется подстригал кусты, а Кэролл убиралась в гостиной. Она-то и рассказала мне обо всем, что произошло.

Кэролл вначале услышала голос Сьюзен, которая громко заявила:

– Я сообщу в полицию, если ты не прекратишь это!

– Немедленно замолчи! – прошипел ей в ответ мистер Янг. – А то – пожалеешь!

– Вы же знаете, – продолжал Лукас, – что такое человеческое любопытство. Кэролл прошмыгнула в коридор, но смогла увидеть лишь как мистер Янг и Сьюзен прошли в дверь, ведущую на балкон. О чем они говорили там Кэролл уже не могла услышать. Поэтому она благоразумно вернулась в гостиную. И только она начала вытирать пыль с рояля, как в дом с воплем ворвался старый садовник.

– Помогите! – орал он как полоумный. – Помогите!

Кэролл с большим трудом удалось выяснить у него, что же произошло.

– Вызывай доктора, дочка! – кричал старик. – Вызывай доктора! Мисс Сью упала! Она умирает! Кэролл бросилась к телефону, находящемуся в холле и в этот момент через черный ход вошел мистер Генри. Он весело что-то насвистывал. Горничная оторопела при виде него, так как могла поклясться, что видела как он три минуты назад вышел на балкон. Взглянув на бледные перепуганные лица прислуги, мистер Генри прекратил свистеть и, нахмурившись, спросил что произошло. Кэролл, запинаясь от волнения, ответила ему, что мисс Сьюзен, кажется, упала с балкона. Прорычав какое-то проклятие, мистер Янг бросился к выходу, и, через секунду раздался его громкий вскрик.

Садовник и Кэролл помогли ему внести бесчувственное тело несчастной Сьюз в дом и уложить на диванчике, – закончил свой печальный рассказ Лукас.

– Так ведь это очень похоже на убийство! – подал голос внимательно слушавший Гарольд. – Сначала мисс Сьюзен обвиняет в чем-то мистера Генри, затем они вдвоем выходят на балкон, а через минуту она падает с него! Это – дело полиции!

– Полиция расследовала это происшествие, мистер Дженкинс, – кивнул Лукас, – но никто не смог доказать причастность мистера Генри к падению мисс Сью. Да никто и не пытался этого доказывать…

– Как так?! Ведь горничная видела, что мистер Генри вышел на балкон вместе со Сью? – спросила миссис Дженкинс.

– Мэм, Кэролл всего лишь обычная девушка. Она побоялась дать правдивые показания, тем более, что ее ввело в заблуждение появление мистера Янга из дверей черного хода.

– Ну, а садовник? Он же возился почти под самым балконом, вы говорите? Садовник должен был видеть, как Сью упала? – возбужденно спросил Гарольд. – Садовник вообще заявил, что ничего не видел и не слышал, – ответил Лукас. Старик с тех пор стал очень замкнут и раздражителен. Мне показалось, что они сильно напуган.

– Почему? – удивился Гарольд.

– Он врезал новый замок в дверь своей комнаты, – пояснил Лукас. – Полиция опросила всех в доме и все единодушно признали, что мистер Янг и Сьюзен любили друг друга и должны были в самом скором времени вступить в брак. Полицейские посчитали дело ясным. Они закрыли его, списав происшествие на трагическую случайность, – добавил водитель, сворачивая с шоссе на посыпанную мелким гравием дорожку, ведущую к большому трехэтажному особняку.

– Вот отсюда упала мисс Сью, – указал пальцем на балкон Лукас. Балкон располагался над парадным входом на высоте около шести ярдов и опирался на две витые бронзовые колонны. Прямо под ним находилась лестница из серого гранита, взглянув на которую миссис Дженкинс зябко поёжилась. Остановив “кадиллак”, Лукас проворно обежал его, открыл двери и помог пожилой леди выйти из салона. Гарольд выбрался сам и вошел следом за матерью в просторный холл, обставленный со вкусом, но без излишней претенциозности.

На лестнице, ведущей на второй этаж, появилась высокая статная женщина в трауре, которую поддерживал за руку невысокий смуглый брюнет. Миссис Дженкинс устремилась навстречу хозяйке дома и подруги, рыдая, обнялись.

Немного успокоившись, они прошли к небольшому диванчику и, расположившись на нём, целиком погрузились в беседу. Брюнет подошел к открытому окну и закурил, а Гарольд остался стоять посреди холла.

– Дорогая Джейн! Позволь представить тебе моего сына! – спохватилась миссис Дженкинс. – Подойди к нам, Гарольд.

Гарольд, приблизившись к дамам, поцеловал руку хозяйке дома и пробормотал слова сочувствия. Миссис Смит поблагодарив Гарольда, представила молодого человека, с которым вышла к гостям.

– Это мистер Генри Янг, жених моей бедной Сью… – произнесла она и вновь залилась слезами.

Миссис Дженкинс подняв глаза, несколько секунд всматривалась в смуглое лицо мистера Генри и вдруг, пронзительно вскрикнув, потеряла сознание.

Гарольд, бросившийся к матери, не мог знать, что она воочию и наяву увидела, наконец, своего отца. Отца, пропавшего более полувека назад…

Глава № 2

….Солнце садилось. Последние его лучи озаряли багровым отсветом вечернее небо. Сильный ветер поднимал в прокаленный воздух завесу сухой пыли, окутывая желтым саваном древнюю землю Та-Кемет.

Царь Верхнего и Нижнего Египта, сын Ра, владыка обеих земель Небмаатра Аменхотеп, теша собственное тщеславие, вновь вверг свой народ в пучину бедствий, согнав бесчисленные толпы на строительство храмов прославляющих его, Аменхотепа, могущество.

Десятки тысяч земледельцев были силой оторваны от своих наделов и, словно скот, отогнаны под охраной воинов в Уасет и Карнак. Люди гибли тысячами от непосильного труда и болезней, но железная воля сына РА была священна. Никто не смел противиться ей. Тысячи мирных землепашцев усеяли своими костями желтую землю родины.

И лишь ничтожная часть этих несчастных, доведенных до отчаяния людей, нашла в себе силы и мужество воспротивиться железной воле жестокого правителя.

Эти смельчаки бросали работы и, сбиваясь в шайки, занимались грабежами на дорогах и разорением усыпальниц.

Бывало и довольно часто, что их ловили. И тогда они, с поистине стоическим спокойствием, принимали страшную смерть. Но зачастую, бывало и так, что эти грабители доживали до старости и с великим удовольствием рассказывали внукам о своей преступной и богатой приключениями, жизни.

Как правило, выживали сильнейшие. Но сильнейшие, не в физическом смысле, а наиболее ловкие, хитрые, умные, изобретательные. И как это не печально, лишенные таких человеческих качеств, как доброта, сострадание, сочувствие…

Эти люди, обуреваемые местью и жаждой наживы, ниспровергали саму основу основ. При всем своем почтении к смерти, почитании умерших и обожествленных фараонов, при всей своей вере в загробную жизнь, они оскверняли старые могилы, движимые лишь одним желанием – желанием обогащения.

* * *

Глиняные дома, стоящие на окраине Уасет, постепенно погружались в ночной мрак. В одном из этих неказистых жилищ, на полу застеленном тростниковыми циновками, сидели двое мужчин. Один из них, с гладко выбритой головой, худощавый, тихо произнес:

– Я узнал, когда сменяется стража. Но за это нам придется кое с кем поделиться…

– Вот всегда ты торопишься, Пеихар! – недовольно проворчал его собеседник, высокий и крепкий человек с короткими волосами. – Не хочу я ни с кем делиться своей добычей!

– Ты еще не получил ее, Хапиур, – криво усмехнулся тот, кого звали Пеихаром.

В ответ Хапиур громко расхохотался.

– Что такое ты говоришь?! – воскликнул он. – Я сам, понимаешь? Я сам строил усыпальницы. И я уверен, что смогу с легкостью взломать любую гробницу. Считай, что сокровища уже в наших руках!

– Я верю в твое мастерство, – негромко произнес его товарищ, – но мне кажется, что пришло время позаботиться об инструменте.

– Да, да…. Ты прав. Сейчас я принесу его, – кивнул Хапиур, поднимаясь с пола. – А ты не забыл про факелы?

– 

Я позаботился о них, – коротко ответил Пеихар

и указал на связку тростниковых факелов, лежащую в углу.

– 

Хорошо, – одобрил его Хапиур и, замявшись, спросил:

– 

Как ты думаешь, не прогневаем ли мы Богов?

– 

Я не знаю, – негромко ответил Пеихар, но мне все равно. Я не боюсь их гнева. Я уже давно ничего не боюсь. Эта проклятая жизнь лишила меня всего, и страха тоже…

– 

Ты не боишься гнева Богов?! – удивился его собеседник. – Так, может быть, ты скажешь, что и не почитаешь их?!

– 

Да! – бешено заорал вдруг Пеихар, – Да! Я не боюсь и не почитаю их!

– 

Ладно, тихо, не шуми…. – растерянно пробормотал Хапиур, – никто же с тобой не спорит…

– 

Тогда кончай болтать и живо тащи инструмент! – приказал Пеихар.

– 

Иду, иду… – закивал тот и выскочил из дома. – “Бешеный, ну просто бешеный!” – с досадой подумал каменщик, – “с таким нечестивцем даже рядом страшно находиться, не то, что лезть в гробницу!”

Пеихар же некоторое время сидел неподвижно и, не отрываясь, глядел на пламя очага. Затем он, криво усмехнувшись, подошел к своему ложу и достал из-под тростникового матраса, широкий медный нож. Тщательно осмотрев, он засунул оружие себе за пояс. Снаружи послышались торопливые шаги, и в дом, тяжело дыша, ввалился его приятель.

– Вот…. Принес…. – отдышавшись, доложил Хапиур. Он осторожно положил свою ношу на глиняный пол. Пеихар с интересом уставился на сваленные в кучу инструменты. Хапиур принес тяжелый медный молоток, несколько деревянных и медных клиньев, бронзовые долота и деревянный сосуд для воды.

– Всё готово, – прохрипел Хапиур.

– Да, нам пора – согласился его приятель, – но сначала я возьму кое-что. С этими словами он выволок из грязного угла две большие корзины, медную мотыгу на прочной деревянной рукояти, пресный хлеб, несколько сушеных рыбин, сосуд с водой и длинную веревку, свитую из жилок пальмовых листьев.

– Сколько времени нам потребуется, чтобы проломить стену усыпальницы? – спросил Пеихар каменщика.

– Немного, – ответил тот. – Нам придется вбить пять или шесть клиньев, чтобы обвалить кусок стены.

Пеихар довольно кивнул. Приятели вышли на улицу.

– 

Нам пора, – взглянув на усыпанное звездами небо, прошептал Пеихар.

Сообщники торопливо зашагали в сторону Нила. Позаимствовав одну из рыбачьих лодок, что лежали на берегу, они переправились через широкую реку. Вытащили лодку из воды и забросали ее песком, затем двинулись к Долине. Им пришлось идти весь остаток ночи и следующий день пока, наконец, они не подошли к ущелью. Сделав привал, приятели подкрепились сушеной рыбой и хлебом, после чего немного вздремнули.

Проснувшись первым, Пеихар взглянул на небо и растолкал сладко спящего Хапиура:

– 

Вставай! Пора идти!

Они продолжили свой путь и вскоре достигли полуразрушенной ограды некрополя. В душу Хапиура холодной змеей вполз страх.

Здесь, в верхней части Долины, под охраной Рога – самой высокой вершины Фиванских холмов, покоился прах великих людей древности: фараонов, вельмож и знаменитых военачальников. Сердце Хапиура затрепетало от страха, когда подняв глаза, он увидел, как над погруженной во мрак Долиной поднимается Рог, словно гигантский палец, предостерегающий непрошенных гостей…

Каменщик вдруг вспомнил древнее предание про это жуткое место. Предание это повествовало о том, что в этой самой Долине обитает ужасная богиня-змея Меретсетрет – “та, которая любит молчание”.

Будучи на свою беду, человеком гораздо более суеверным, нежели его молодой спутник, Хапиур уже рисовал себе страшные картины чудовищных воплощений грозных Божеств, охраняющих покой мертвецов.

– 

Мне страшно… – прошептал он.

– 

И мне… – эхом отозвался ему Пеихар. Скосив на него глаза, каменщик поразился его белому как мел, лицу. Однако, было бы ошибочно полагать, что Пеихар трус. Трусом он не был. Хапиур знал, что несмотря на свою молодость, его приятель успел принять участие в походе против нубийцев. В боях он не раз отличался, но, являясь простым солдатом, конечно же, не мог рассчитывать на значительную долю добычи. Поэтому вернулся он из похода таким же нищим, каким и отправился на войну. Пеихар не побоялся бы никого из этого мира, никого их тех, кто ходит по земле. Страх, овладевший его душой, имел иное происхождение. Это был страх перед неведомым, перед непознанным.

Но жадность его, жажда легкой наживы, вступили в жестокую борьбу с этим страхом, с верой в могущество Богов и неотвратимость наказания.

И верх в этой жестокой борьбе одержала человеческая жадность.

Злобно сверкнув глазами на трясущегося каменщика, Пеихар прорычал:

– 

Прекрати дрожать! Идем вперед!

Приятели осторожно двинулись через древнее кладбище к черной скалистой гряде. Подойдя вплотную к одной из скал, Хапиур увидел на ее темной поверхности замурованный вход. Эта гробница была очень старой: вход в нее, замаскированный среди скал, находился на очень большом расстоянии от самих погребальных помещений, высеченных глубоко в толще скалы.

– 

Ты хочешь залезть в эту старую могилу? – дрожащим голосом спросил приятеля каменщик. – Может нам следует попытать счастья в новых усыпальницах?

– 

Новые гробницы лучше охраняются, – ответил Пеихар и добавил: – Поменьше работай языком и побольше руками!

– 

Пожалуй, ты прав… – согласился тот. Вытащив инструменты, приятели не стали жечь факелы, чтобы не привлечь внимания стражи. Огромная желтая луна обливала своим мертвым светом старые могилы. Ее света вполне хватало для того, чтобы проломить замурованный вход. Каменщик тщательно обернул молоток куском кожи, с тем, чтобы приглушить звук ударов, и принялся сильно бить по медному клину, вколачивая его в камень.

Спустя некоторое время приятели выломали порядочный кусок стены. Вытерев пот, струившийся по его бронзовому лицу, Хапиур предложил:

– 

Давай соберем инструмент и пролезем внутрь. – Не торопись! – удержал он Пеихара. – Впереди нас может ждать ловушка!

Сообщники осторожно пролезли в пролом и зажгли один из прихваченных факелов. Хапиур предусмотрительно привязал веревку к обломку камня возле входа, и приятели ползком двинулись по коридору, уходящему вниз. Через десяток футов высота коридора увеличилась и они смогли подняться на ноги.

Неверный, колеблющийся свет факела едва-едва разгонял могильный сумрак. Подняв глаза, Пеихар увидел на стенах галереи росписи, изображающие воплощения АМОНА-РА в виде уродливых чудовищ. Его товарищ не в силах справиться со страхом, беззвучно шептал молитву.

В конце коридора сообщники чуть было не угодили в глубокий колодец, служивший ловушкой для воров. Но вовремя заметив опасность, смогли обойти его. Пройдя еще несколько ярдов, они оказались в тупике. К счастью Хапиур был опытным каменщиком и не дал себя обмануть: он простучал молотком обе стены и левая ответила характерным звуком, выдававшим пустоту. Взломав эту стену, приятели очутились в коридоре, поворачивающем влево и, вновь, уходящем вниз. На стенах коридора корчилась процессия ужасных демонов Подземного Царства. Проследовав по этому проходу сообщники попали в большой квадратный зал, поддерживаемый шестью колоннами, вырубленный прямо в скале.

Стены зала покрывали изображения шакалоголового Бога Анубиса, покровителя мертвых и богини любви Хатхор. Посреди зала призрачно белел алебастровый саркофаг. У его изголовья высилась каменная статуя Богини войны Сахмет. Богиня была изображена в виде стройной женщины с копьем в руке. Голова у нее была кошачья. По углам зала застыли боевые колесницы, блистая в свете факела медными и золотыми пластинами. Возле каждой колесницы лежала груда оружия и доспехов. Несомненно, это вооружение и колесницы принадлежали хозяину склепа. Вдоль стен расположились ларцы всевозможных размеров и форм. Ларцы украшенные серебром, золотом и слоновой костью.

У изумленных приятелей вырвался хриплый восхищенный вскрик, когда их глазам предстало все это великолепие. Взглянув друг на друга, они не сговариваясь бросились к саркофагу. Но приблизившись к нему, остановились в нерешительности.

– Может, не будем нарушать покой мертвеца? – неуверенно спросил Хапиур. – Вряд ли Богам понравится, если мы ограбим его в его же собственном саркофаге.

– Если так боишься Богов, то зачем же ты пришел сюда?! – презрительно сплюнул Пеихар. Но все же отошел от саркофага.

Его вниманием завладели ларцы, и он принялся взламывать их, разбивая замки и ломая крышки. Перемежая восхищенные возгласы проклятиями, Пеихар по самые локти погружал руки в золото. Сын нищего земледельца, сам нищий солдат, которому медный сосуд для воды казался целым состоянием, наяву, собственными глазами увидел такое множество драгоценных изделий, что у него захватило дух. В ларцах из эбенового дерева и слоновой кости блистали кольца, браслеты и ожерелья из серебра, золота и электрона. Блеск драгоценных камней дробился на тысячи искр. Камни сияли отовсюду. Камни различных цветов и размеров. Камни, которым ни Пеихар ни Хапиур не знали даже названия.

– Что ты встал, как столб?! Помогай! – вернул каменщика к действительности окрик приятеля, который трясущимися руками набивал корзины добычей. Хапиур послушно присоединился к нему. В корзины летели золотые и серебряные браслеты, кольца и ожерелья, бусы и печати, маленькие статуэтки и золотые слитки. Посаженные в кольца и подвески изумруды, гранаты и аметисты, казалось, лукаво подмигивали грабителям. Когда самые ценные вещи были, наконец, уложены, Пеихар вновь направился к саркофагу. По пути он с презрением швырнул на пол какую-то вещицу. Нагнувшись, Хапиур увидел, что это медная статуэтка Богини Сахмет.

– Зачем ты бросил ее? – спросил каменщик.

– Так ведь она медная, – проворчал бывший солдат. – Здесь имеются вещи подороже. Зачем же брать всякую дрянь?

– Пеихар! – испуганно понизив голос, прошептал Хапиур. – Разве ты не знаешь, что Сахмет никогда не прощает обиды? Ты оскорбил божество! Ты накличешь беду на наши головы!

– Да плевал я на твою Сахмет! – заорал в ответ Пеихар. – Лучше иди сюда и помоги мне! Пора нам познакомиться поближе с нашим хозяином.

И с этими словами он сбросил с саркофага крышку, которая, упав на каменный пол, с грохотом раскололась на несколько частей. Пеихар, не теряя времени даром, сорвал крышку с деревянного гроба, стоящего в саркофаге и выволок из него мумию.

– Неужели тебе так мало золота?! Зачем ты потревожил покойника? Боги покарают тебя! – крикнул каменщик. Но Пеихар не обратил на него ни малейшего внимания. Разодрав покровы, он сорвал с мертвеца золотую цепь, украшенную красными и зелеными гранатами.

– Какой прекрасный перстень! – воскликнул он, стаскивая с мертвого пальца серебряное кольцо с изображением священного жука скарабея.

Каменщик, махнув на приятеля рукой, опустился на колени возле статуи Сахмет. Умоляя великую Богиню не гневаться на него, он случайно взглянул на ее копье. Оно поразило каменщика своим необычным видом. Копье было коротким, ярда два длиной и его древко было покрыто тончайшей резьбой, чередующейся с каким-то таинственными знаками. Самой же примечательной частью копья являлся его наконечник. Серебристый металл его горел синеватым огнем. Как будто изнутри и это сияние завораживало Хапиура…

– Ты что, заснул что ли?! – грубо окликнул его Пеихар. Взглянув на приятеля, каменщик вздрогнул: черные глаза Пеихара горели каким-то дьявольским огнем.

– Ты жалкий трус, Хапиур! И я не стану делиться с тобой добычей. Ты так почитаешь Богов и мертвых, что должен остаться здесь! С ними! – Пеихар выхватил из-за пояса нож и бросился на Хапиура. Каменщик отскочил назад и попытался увернуться от удара, но бывший солдат хорошо знал свое ремесло. Медный нож вонзился в живот Хапиура и тот, тяжко застонав, рухнул на каменный пол. Но прыгая вперед, Пеихар, обуреваемый жаждой убийства, не заметил острого копья статуи и со всего размаха напоролся на него.

Собрав последние силы, он вырвал копье из раны и упал, обливаясь кровью. Сквозь красный туман, застлавший ему глаза, ему почудилось, что изображения демонов на стенах вдруг пришли в движение. Медленно танцуя, они приближались к умирающему и угрожающе протягивали к нему свои ужасные руки.

Приподнявшись на локте, Пеихар заслонился от них ладонью и хрипло прошептал:

– Прочь от меня! Прочь! – Из его горла вылетела кровавая пена и, потеряв последние силы, Пеихар рухнул навзничь у ног каменной статуи. Он лежал и смотрел как с копья падают капли крови. Его, Пеихара, крови. Дикий, леденящий ужас вдруг объял все его существо: глаза статуи загорелись адским зеленым пламенем и опалили саму его душу. Ему показалось, что слова, обращенные к нему, зарождаются в его собственном, воспаленном мозгу. Медленно и тяжко, подобно расплавленному свинцу, падали эти нечеловеческие слова на поверженного нечестивца.