Текст книги "Мимолетные встречи"

Труа-Ривьер

Еще затемно Миша отвез меня на автовокзал в центр Монреаля. Как и в Старом Свете в субботнее утро улицы здесь были пустынны. Автострада – тоже почти без движения. В автобусе было тепло и комфортно. Светало. Лесистый пейзаж за окном был красив, но монотонен – здесь не было извилистых деревушек со шпилями церквей, одухотворяющих дорожный пейзаж Старого Света. Архитектурные очертания редких населенных пунктов соответствовали прямолинейности дороги. Пользуясь наличием в автобусе связи с интернетом, я занялся отсылкой вчерашних фотографий и перепиской с друзьями.

В итоге, вздремнуть за два часа пути так и не получилось. Автобус прибыл на автостанцию «Труа-Ривьер» точно по расписанию. Меня приветствовали Елена, и ее парень. Елену я знал еще по Парижу – она бывала у нас дома во время совместного студенчества с моей старшей дочкой. Её парня Макса я видел впервые. Обоих отличала спортивная выправка.

По происхождению Елена – румынка, но в Канаде она с детства. Макс тоже некоренной канадец, приехал сюда из франкоговорящей Мартиники. Вот уже год, как они вместе. Она – социальный работник, он – информатик.

После короткой прогулки по набережной реки Святого Лаврентия в Труа-Ривьер они повезли меня к себе домой. Ребята жили в 20 километрах от города. Узкая лента дороги, в рощицах по сторонам, то опускалась, то поднималась по холмистой местности, напоминая мне иные места под Курском. А линии электропередач с деревянными столбами-граблями, напоминали картинки учебника истории начальных классов из раздела «электрификация и лампочка Ильича».

Масштабы их добротного двухэтажного дома, и раздолье усадьбы – с рощицей, и даже с речушкой, в небольшом овражке – говорили о том, что пространства в Канаде хватает. Ребята провели меня по многочисленным (на двоих!) красиво обставленным комнатам их дома. В подвальном этаже пылал жаром котел на древесной топке. Пейзаж, с балкона отведенной мне комнаты, напомнил мне недавнее посещение Ясной Поляны. Правда, надо сказать, что в поездках я повсюду ищу сходство с Россией, и так, или иначе его нахожу – может быть как «тот, кто ищет…» Но о действительном сходстве России с Канадой, мне помнится, нам говорили на уроках географии в школе – по крайней мере – о сходстве их климатических зон.

После дома – ребята показали мне их подсобное хозяйство. На грядках, несмотря на октябрь месяц, оставалось еще немало дозревающей зелени. Даже краснели ягодами кусты малины. Дочки меня предупредили, что их друзья – вегетарианцы, и что питаются они, в основном тем, что им дает их участок.

В бытность холостяцкой жизни Макс, держал у себя и живность: кур, уток. Но с приходом Елены, он принял ее вегетарианство, и от живности на дворе остался лишь птичий сарайчик. Кроме того, являясь убежденными защитниками окружающей среды, они питаются, по большей части, в сыромятку, и таким образом, экономя электроэнергию, вносят свою лепту в дело сохранения планеты.

К двум дням вегетарианского режима я был вполне готов, и завтрака из набора размороженных фруктов и овощей мне оказалось вполне достаточно.

Следующим пунктом запланированной ими на сегодня программы предусматривался поход по Лорентидам, куда мы и выехали сразу же после завтрака.

Качество и простор дорог – с развязками без пересечений, в гористой местности – были подстать тем, что ведут к крупным городам, хотя таковых здесь не было.

Оставив машину на берегу реки, мы вышли к тропе, уходящей круто вверх по утесу над рекой. Ребята, экипированные как альпинисты, наверное, не думали, что я буду поспевать за ними, – ведь и её, и его родители, люди, примерно, моего же поколения, уже давно не знают иного способа передвижения – кроме машины. Да и экипировка моя была не подстать той, что у них. Но я бежал резво, подчас, задавая им темп – и это их даже слегка сбивало с толку.

По дороге встречались болотистые ложбины с деревьями причудливых форм, заставляя меня то и дело браться за аппарат.

Тропа была хорошо размечена, но пустынна. Лишь на самой верхней точке нашего кругового маршрута мы встретили нескольких туристов встречного направления. Пейзаж с плавно уходящими вдоль извивов реки отвесными берегами, напомнил мне пейзажи Сибири – те, что оставил в памяти телесериал моей советской юности «Тени исчезают в полдень». Краски осени здесь были особо контрастны. Бордово-красные тона леса на фоне склонов пестрели, словно на фотографии подработанной «фотошопом». На противоположной стороне реки просматривались домики небольшого населенного пункта вдоль дороги.

Мы вернулись домой под вечер. Елена и Макс взялись за приготовление ужина, предложив мне вздремнуть. Когда я проснулся, они все еще занимались кухней. Каких только блюд из овощей и фруктов я не увидел на столе в процессе приготовления! Ради меня Макс запасся даже мясом. Их сосед, охотник, зная о моем приезде, принес им вырезку оленины – добычу недавней охоты. Макс спросил меня, знаю ли я, как её лучше готовить – на сковороде, или в духовке? Никакого особого рецепта на этот счет у меня не было, но я подумал, что такой увесистый кусок пойдет лучше в духовку. Так и решили.

Меня все больше одолевал голод, но до ужина оставалось еще далеко. В ожидании приготовления блюд ребята заняли меня просмотром фотографий об их летней поездке по Новой Шотландии – краю похожему пейзажами на нашу Бретань, но менее обжитому. Разбить палатку, к примеру, там можно, где только вздумается, и на то без официального разрешения. Правда, палатку они устанавливают на крыше машины – «подальше» от дикого зверя.

Наконец, ужин был готов, и мы сели за стол. Но когда Макс разрезал мясо, оно оказалось совсем сырым. Решили дожарить его на сковороде. Но после этого его было не урезать. Я понял, что приготовление мяса вегетарианцами, а также таким кулинарам как я, доверять нельзя. Зато приготовленные Еленой разного рода вегетарианские блюда из овощей и фруктов с их огорода, очень даже удались, и добавление к ним кленового сиропа – национальной гордости Канады, приятно пополнило мои впечатления о кулинарии страны кленового листа.

Наутро, увидев за окном поднимающийся над округой туман, я поспешить на «сеанс» фотографии канадской «деревни». Туман на глазах рассеивался. Пейзаж с пашней, перелесками вдоль дороги, вполне походил на таковые в Соловьином краю, только домики – не по-курски ровнененькие и разноцветные, будто сложенные из детских кубиков. Да и соловьиного пения не слышно.

По ВотсАппу я перебрасывал эти утренние снимки всей своей курской родне, на что в ответ получал разочарованное: «Такое есть и у нас!»

От Канады там ждали чего-то особого – не похожего на Курск.

По дороге, ведущей в город, встречались то бегуны, то бегуньи, то байкеры на мотовездеходах, или трактористы – фермеры. Все с веселостью мне позировали, когда я прикладывался к аппарату.

Елене и Максу очень симпатизировал мой интерес к подробностям их жизни. И чем больше они замечали это, тем больше им хотелось показать мне еще какую-нибудь достопримечательность.

В день моего возвращения в Монреаль они повезли меня к водопадам на одном из притоков реки Святого Лаврентия, а затем – к плотине гидроэлектростанции.

Я общался с рыбаками, рассуждал о водном туризме с байдарочниками, рассказывал им о байдарочных походах по озерам и рекам Карелии.

А в заболоченной местности заповедника ЮНЕСКО «Биосфера» мы прошлись по километровому мостику на сваях до озера Святого Петра.

Девственный лес по сторонам напоминал видами иллюстрации к сказкам о бабе яге с избушкой на курьих ножках. Публика подкармливала, садящихся без опаски на руку миниатюрных пернатых – стоило поманить их крохой хлеба. На берегу озера пикниковал приехавший сюда с экскурсией школьный класс. Я снимал пейзажи водного пространства с виднеющимся вдали силуэтом «горбатого» моста Лавиолетт, походящего на скелет динозавра. Мне совсем не хотелось уезжать от гостеприимных друзей моих девчонок. Я с удовольствием прошелся бы с ними еще по какому-нибудь горному маршруту, и даже опять поголодал на их кухне в ожидании ужина. Но назавтра им предстоял рабочий день, а мне – перелет в Нью-Йорк. Вечерним рейсом автобуса я выехал в Монреаль.

Нью-Йорк

Пограничный переход между Канадой и Америкой, для направляющихся туда из Монреаля, находится в самом аэропорту. Парни, со звездчатыми эмблемами на груди – с американской стороны зала – отсканировали мой французский паспорт, сняли с меня отпечатки пальцев, подставили меня под фотокамеру, и путь в зал, увешанный американскими флагами мне был открыт.

Я оказался на американской территории – но еще не на американской земле.

В самолёте компании Эр-Канада мое место, по билету, находилось в хвостовой части, но в самолете оставалось немало свободных мест, и я спросил у стюардессы, нельзя ли пересадить меня куда-нибудь в середину салона? Она ответила, что возможно – но после взлета. Но не успели мы выйти на взлетную полосу, как стюардесса возвращается и спрашивает:

– Хотите перейти в первый класс?

Я удивился, подумав, что здесь что-то не так, и спрашиваю:

– А что так, вдруг, так сразу? Ведь после взлета собирались?

– Просто в первом классе пассажиров не хватает, и пилоты просят перераспределить всех равномерно по салону – для равновесия самолета.

Я не совсем поверил ее объяснениям, однако, последовал за стюардессой.

В приватных отсеках салона первого класса находилось всего несколько пассажиров – возможно, таких же привилегированных, как и я. Широкие, превращающиеся в лежанку кресла здесь располагались одно против другого, а между ними – столик.

Недурно, сказал бы я, только подумал, а не скучновато ли здесь будет одному? Но еще раз окинув взглядом белокожие кресла и столик, на каком, может быть, начну писать свои путевые заметки, решился на этот обмен. К тому же стюардесса, уверенная в моем согласии уже протянула мне красивую папочку с меню на обед – прямо, как в ресторане!

– Но как? – говорю. – Разве по моему билету полагается обед?

– По билету – нет… Но вы же теперь пассажир первого класса!.. – отвечает она, довольная произведенным эффектом сюрприза.

– А на аперитив чего желаете?.. – спрашивает, еще больше меня ошарашив, – Порто? Шампанское? Или белое?

Я конечно, не без эффекта понял, что хоть билет мой и не являлся билетом первого класса, но мое место первого класса должно обслуживаться, как таковое – со всеми вытекающими из этого последствиями…

На радостях, я ответил, что согласен на белое, а точнее – на белую, «русскую»… (для большей храбрости в полете).

Белой русской не нашлось, – налили что-то канадское янтарного цвета, но тоже – под «сорок». Оказалось, то было канадское виски с кленовым сиропом вкус и действие которого я сразу оценил, и взлет мне показался легким и спокойным. Я наслаждался аперитивом и блюдами моего авиаобеда первого класса.

Пользуясь любезностью и вниманием стюардессы, я попросил ее запечатлеть меня на фоне шика салона первого класса, что она старательно сделала.

Когда после обеда я прильнул к окну, мое сердце сжалось… Внизу я увидел то, чем когда-то восхищался со страниц журнала Америка: «марсианские каналы» страны «антипода»! Мы пролетали над лабиринтом развязок автострад. Я всматривался неотрывно в детали земли «обетованной», на землю которой вскоре ступил.

Залы аэропорта не отличались от тех, что я знал до этого. А работники служб, к моему удивлению, ходили, вразвалочку – совсем не так сосредоточенно, как, на мой взгляд, подобало бы американцу.

Когда я спросил у одного из них, как отсюда добраться до Нью-Йорка, тот или не понял вопроса, или не зная, что ответить, невозмутимо продолжал беседовать со своим приятелем.

А работница зала аэроэкспресса и не подумала сдвинуться с места, чтобы помочь мне разобраться, как купить билет в автомате.

Сам вокзал аэропорта «Newark Liberty International», представлял собой весьма серенькое сооружение. К тому же электричка задерживалась: сначала объявили опоздание поезда на десять минут, потом на двадцать, но затем обнадежили – мол, скоро придет – и все ожидающие двинулись к перрону. Однако, последовало новое сообщение: поезд задерживается на час. Никаких объяснений о причинах задержки, ни извинений – не прозвучало.

«Вот, и в Америке не все работает идеально», – думал я, вспоминая, как ругаю подчас наших железнодорожников за задержку поезда на пять минут.

Когда поезд, наконец, пришел, толпа хлынула в переполненные вагоны.

Сидевший напротив меня странного вида афроамериканец, чуть ли не на весь вагон бубнил что-то по книжечке, похоже – молитву. Я насторожился: не на теракт ли какой настраивается? И принял оборонительное положение. А он все продолжал свою декламацию – при этом, никто не обращал на него внимания. Я расслабился.

Пригороды за окном выглядели захолустными, простенькими с неуклюжими мостами и бесконечными рядами автомобильных паркингов. Картина совсем не соответствовала моим представлениям об «антиподе». А ведь мы находились уже неподалеку от самого центра Нью-Йорка. Я настраивался на разочарование: вдруг и он сам окажется таким же сереньким?

Поезд вскоре нырнул в туннель, серость пейзажа сменилась мельканием огней подсветки. Наконец, последовало объявление о прибытии на конечную станцию – Центральный вокзал Нью-Йорка.

Мое настроение изменилось, когда, пройдя после платформы ряд кулуаров, я оказался в грандиозном мозаичном зале, напомнившем мне своей художественной отделкой залы музея Орсэ в Париже – бывшего вокзала.

Я вглядывался в хаотичное движение людей, пытаясь уловить в их лицах и здесь что-то типичное – американское, но не находил: люди такие же, как и повсюду.

Прежде чем опуститься в метро, я не мог удержаться от соблазна увидеть хотя бы немного Нью-йоркского неба. И выйдя из здания вокзала, я его увидел – его маленький кусочек: оно едва ли просматривалось за уходящими в небесную даль стенами. Я смотрел вверх, по сторонам – повсюду разворачивалась захватывающая воображение картина уходящего в небо городского пейзажа, от которого было не оторвать взгляда. Я достал аппарат, но в кадр, даже через самый широкоугольный объектив, не вмещалась и малости того, что я видел. Башни будто соревновались между собой по форме и высоте. Я продолжал идти, надеясь найти подходящую точку для съемки издали, но этого «издали» здесь просто не существовало: стены повсюду уходили в небо. Иногда я останавливался в ожидании фотосюжета внутри людского потока, снимал селфи на его фоне, тут же отсылая его всем, кого только знал на свете! От возбуждения хотелось подпрыгивать, хвататься за голову, и кричать в телефон:

– Смотрите, смотрите – где я!!!

Увидев вдали силуэт особо элегантной башни, вершина которой скрывалась в тумане, я подумал об Эмпайр Стэйт Билдинге, и на перекрестке спросил у полицейского, так ли это?

– Да, да, – он самый, – подтвердил тот с гордостью.

Я долго всматривался в этот архитектурный символ Нью-Йорка, предвкушая радость предстоящего туда подъем в ясную погоду.

Время от времени я вспоминал, что должен торопиться домой, чтобы позвонить Нине, но был уже не в состоянии этого сделать, – я продолжал поступательное движение в нескончаемом потоке людей этих улиц и авеню, впитывая в себя атмосферу этой невиданной мною доселе жизни.

Желтые дуги эмблем МакДональдса светились на каждом шагу. Реклама их блюд, так же как и блюд других многочисленных «забегаловок» подобного типа, возбуждала аппетит.

Впервые в жизни я решил зайти на перекус в МакДональдс, тем более, что здесь он подлинный, по-настоящему американский! Кроме того, во всех МакДональдсах имеется свободный доступ к интернету.

Наслаждаясь своим сочным бургером с картофелем фри и потягивая из соломинки Кока-колу, я все явнее ощущал достоверность нахождения в Нью-Йорке. Я выслал селфи моим девчонкам, правда, был сразу же раскритикован, – ведь они мне рекомендовали латиноамериканские «забегаловки», но не МакДональдс. Тем не менее, я вышел оттуда отдохнувшим и преисполненным сил продолжать мое движение по Нью-Йорку.

Наконец, в конце улицы показался мост с парившим над ним вагончиком канатной дороги. Я узнал в нем ориентир к моему острову Рузвельта.

Человек в будке у прохода к кабине канатной дороги объяснил мне систему оплаты общественного транспорта Нью-Йорка. Взяв «единый» на неделю, я вошел в вагончик. Когда он «проплывал» над мостом, линии улиц с потоком машин внизу выглядели деталями детского конструктора.

На острове не было небоскрёбов – они смотрели на него с манхэттенской стороны пролива Ист-Ривер.

Хозяйка квартиры, приятная афроамериканка по имени Лэйди, провела меня в мою комнату – просторную, но не такую солнечную, как ее реклама на сайте Airbnb. Зато все необходимое для каждодневной жизни там имелось: холодильник, телевизор, интернет. Стол украшала ваза с фруктами для гостя.

Лэйди предложила мне чаю и поинтересовалась о планах в Нью-Йорке, и я почувствовал себя здесь не таким одиноким.

Она провела меня по всей квартире, где имелась еще одна комната под съем – пока не занятая. Сама же хозяйка с дочкой семи лет, теснились в плотно заставленной мебелью комнате.

Лэйди работала в школе – той же, где училась её дочка.

За окном совсем стемнело. Я снова подумал о звонке Нине, и получив от хозяйки код на Wi-Fi открыл свою почту. В глаза сразу же бросилось пришедшее послание с необычным адресом. Я не мог поверить своим глазам – там значилось: Эмили М.

«Дорогой Олег!» – прочитал я, едва сдерживая дыхание. – Я была взволнована твоим письмом!

То прекрасное время конкурса в Москве, и тебя я помню, будто это было только вчера.

Я тоже очень хотела бы тебя увидеть… Но я живу теперь в Калифорнии, а в Нью-Йорке буду только в ноябре, – с концертом. Ты уже уедешь…»

Она сообщала мне свой домашний адрес, электронную почту и номер телефона.

«Надеюсь, твоя жизнь сложилась хорошо, и ты счастлив, – читал я далее. – Прошедшие сорок лет – это большой срок! Но наши встречи в Москве я помню, как сейчас…»

Я с волнением перечитывал строки послания, на которое больше и не надеялся. Мне было уже не до звонка Нине, мне хотелось снова выйти на улицу и просто идти, радуясь жизни.

Разбросав по шкафам вещи, я вышел на мою первую вечернюю прогулку по Нью-Йорку. Хозяйка дала мне карту метро, где обвела фломастером нашу линию «F» и остановку «Остров Рузвельта».

Вагоны подземки походили чем-то на московские, что казалось странным, – ведь в стране «антиподе» все должно быть по-другому…

Первое, что мне хотелось увидеть сейчас в Нью-Йорке – это сам его центр, ну – что-то вроде нашей Красной площади в Москве. Лейди сказала, что для этого мне следует выйти на остановке «42-я улица».

Увиденная картина при выходе из метро поражала: ночь светилась ярче дня! Все пространство, сверху донизу – куда не посмотри – пульсировало игрой огня грандиозных панно рекламы. Сменяющиеся рекламные ролики проектировались по всей высоте зданий. Мне вспоминались кадры советского телевидения о диком Западе из зоринской передачи «В объективе Америка». Кажется, именно эта яркая пульсация рекламы проскальзывала в эпизодах его репортажей. Я оказался на знаменитой площади центра Манхэттена Таймс-Сквер – символе Нью-Йорка, да и всей Америки.

Река народа проистекала в одну и в другую сторону этого пересечения 5-й авеню с Бродвеем, образующих площадь. Я ходил с аппаратом взад-вперед, жадно ловя в кадр очередной «снимок века»…

Люди здесь проделывали все, на что только хватало фантазии: кто-то пел, кто-то изображал пантомиму, кто-то поднимался на пьедестал и декламировал непонятно что; другие, выряженные в костюмы чудовищ – персонажей из фильмов ужаса – предлагали публике участие в их шоу.

Возле ресторанчиков народ расслаблялся в клетках-лежанках, за дверцами которых зияли возносящиеся верх элегантные женские ноги.

Рядом бродили с гитарами полуобнаженные ковбои, зазывая туристов на совместную фотографию. Здесь же, в купальниках бикини прогуливались упитанные индианки с инициалами «N» и «Y» на ягодицах.

Повсюду производились бесчисленные селфи – в одиночку, группами. Похоже, сюда съехалась забавляться вся планета. Временами по площади дефилировала конная полиция. Полицейские машины, чаще пустые, стояли ровно в ряд по одну и другую сторону улицы. А сами полицейские, так же увлеченно, как и вся толпа, наблюдали за движением очумевшей от восторга публики.

Зайдя в кафе на кружку пива, я заглянул в туристическую справку: «Таймс-сквер это самое оживленное место Нью-Йорка, здесь проходят парады, фестивали, выступления звезд. В новогоднюю ночь здесь опускается хрустальный “Шар Времени”, символизирующий начало нового календарного года. За действом следит вся страна и миллиард телезрителей на планете. Площадь ежедневно пропускает через себя более 300 тысяч пешеходов и 115 тысяч единиц транспорта. И еще: на площади не курят, иначе – штраф в 50 долларов».

Я вернулся домой заполночь. Вновь открыв почту, я обнаружил множество поступивших за вечер посланий. Все хотели синхронных впечатлений от Нью-Йорка. Я отвечал, и отсылал фотографии. В ответ сразу же приходили новые вопросы на каждую деталь фотографии.

Я долго не мог заснуть: перед глазами мельтешили впечатления дня. Вспоминались слова коллеги, недавно побывавшей в Нью-Йорке, и которая говорила о том, что на сон у нее, от хождений по городу, оставалось не более пяти часов в сутки… Теперь я ее понимал. Но как это расходилось со словами Миши, согласно которому «…в Нью-Йорке более двух-трех дней делать нечего…»

Утром пришло новое послание от Эмили с перечнем достопримечательностей города, ее любимых музеев и выставочных залов. Я пообещал следовать её советам.

Что же касается несостоявшейся вчера встречи с Ниной, то поняв состояние эмоционального шока, что я испытывал от первой встречи с Нью-Йорком, она сама решила мне позвонить утром.

Договорились встретиться у Центрального парка, на площади «Columbus Circle», находящейся от меня по прямой линии метро.

В вагоне мое внимание привлек стоявший рядом парень артистичной внешности. Мне захотелось заговорить с ним. Я спросил у него, в правильном ли я направлении еду к Центральному парку?

Оказалось, что не зря спросил: ведь моя линия F хоть и проходит через площадь «Columbus Circle», но поезд там больше не останавливается, – требовалась пересадка.

Я поблагодарил его за информацию и спросил:

– Вы местный?

– Да, – вот уже шестнадцать лет – как в Нью-Йорке…

– А до этого?

– По происхождению – я бельгиец, – охотно отвечал он.

– А почему – в Нью-Йорке?

– Захотелось попробовать новой жизни.

– И как вам Нью-Йорк?

– Обожаю этот город!

– За что именно?

Жизнь здесь динамичная! Здесь можно все начать с нуля и добиться многого. В отличие от Европы, здесь никто не спросит, откуда и зачем вы сюда прибыли. Здесь все свои – по определению: все – иммигранты.

Он рассказал мне, что приехал сюда шестнадцать лет назад с почти пустыми карманами, а теперь у него свое дело, и он здесь многого достиг. Здесь же он встретил и свою «…очаровательную бразильянку…» У них двое детей.

Я видел в нем счастливого человека!

– Ну а есть здесь все-таки то, чего вам не хватает? – спросил я. – Природы, например? Ведь – одни голые улицы…

– Во-первых, в часе езды машиной вы найдете себе природу на любой вкус! – отвечал он. – А во-вторых, в Центральном парке, куда вы сейчас направляетесь, вы увидите, что и в самом Нью-Йорке она есть.

Я вышел на пересадку согласно его объяснениям. Правда, среди множества платформ станции я оказался на той, откуда поезд повез меня в обратном направлении. А выйдя на следующей остановке, я долго не мог разобраться – как следует понимать указатели направления движения поездов: «Downtown» и «Uptown». То есть – от какой точки нахождения на Манхэттене следует отсчитывать это «вниз города», а от какой – «вверх города»? В общем, для упрощения дела решил выйти из метро и идти пешком. Совсем скоро впереди показалось зеленое пространство. Когда я подошел к нему, высотки, что только что заслоняли повсюду «белый свет», внезапно исчезли, словно растворились в открывшейся глазу синеве неба. Впереди простирались буйные заросли настоящего леса – Нью-Йорк здесь будто заканчивался. Но безусловно – только будто… Ведь это была южная оконечность Центрального парка – в «лесу» небоскребов Нью-Йорка. Угол парка и сходящиеся сюда улицы образовывали широкую площадь, в центре которой возвышался памятник. В ожидании Нины я прочитал историческую справку:

Columbus Circle, или Площадь Колумба – одна из самых известных площадей Манхэттена, на пересечении Бродвея и Восьмой авеню. В центре ее – памятник Христофору Колумбу с изображениями судов великого мореплавателя. Памятник установлен в 1892 году к 400-летию открытия Америки.

«…Вот и здесь, мореплаватель смотрел сверху на то, во что превратилась земля, которую он когда-то открыл… а точнее – завоевал…» – думал я, осматривая статую конкистадора, сопоставляя ее с монументом Мезонневу в Монреале.

Кстати, как я узнал позже, уместность памятников Колумбу оспаривается в Америке, и что по этому поводу даже имели место массовые выступления за их снос, так как они могут оскорблять чувства людей, выходцев из стран Карибского бассейна. Кстати, совсем недавно произошел случай обезглавливания одной из таких статуй.

И еще о площади: она является нулевым километром Нью-Йорка, а прилегающие к ней кварталы считаются культурным сердцем Нью-Йорка. Здесь находится Линкольн-Центр, включающий в себя Метрополитен-Оперу, школу Американского балета, Джюльярдскую школу (искусств), а также многие драматические и музыкальные театры. По-соседству находится знаменитый Карнеги Холл, а с восточной стороны парка – Метрополитен Музеум и музей современного искусства, Гуггенхайм.

Парк раскинулся на 4 километра вдоль главного острова Нью-Йорка, и на 800 метров в ширину. На фотографиях с дрона его можно представить обширной, прямоугольной вырубкой в частоколе небоскребов Манхэттена. Сами небоскребы из парка просматривались где-то вдали, по его сторонам, – пейзаж, что не спутать ни с чем другим.

Аллеи парка оживляли группки бегунов, велосипедистов. Фиакры разных форм и расцветок развозили пассажиров с восторженными лицами. Просторные лужайки пестрели телами отдыхающих в пляжной форме. Кто-то, в сосредоточенной позе на лавочке, «ломал» себе голову у шахматной доски, или у других настольных игр. Дети забавлялись на игровых площадках. Как и повсюду в известных парках, здесь звучали мелодии уличных музыкантов, а художники рисовали туристов.

В соответствии с давней идеей Нины – покататься в Центральном парке на лодке, мы шли к озеру. Аллеи, порой проходили меж скальных выступов, то опускаясь в ложбины, то поднимаясь на возвышения. Наконец мы добрались до лодочной станции, и наш путь продолжился по воде.

Непривычное ощущение – созерцать за веслами лесной пейзаж, и видеть силуэты небоскребов вдали, – ведь сколько приходилось в жизни прогуливаться на лодке, но такой панорамы не мог себе представить. Одно из зданий за парком обращало на себя внимание архитектурой, походившей на сталинские высотки в Москве, только эта – двуглавая (башня «Сан-Ремо»).

На заднем плане дыбились небоскребы последнего поколения – узкие, как столбы. Глядя на них нельзя не дивиться тому, как их только не свалит порывом ветра. Я бы ни минуты не чувствовал себя там спокойно. А вот наша оперная дива, Анна Нетребко, на вечеринке у которой после спектакля в Метрополитен Опера на днях побывала Нина, вполне доверяет ее обители 33-го этажа такого столба.

Дома на улицах вокруг Центрального Парка считаются самыми дорогими в Нью-Йорке. Квартиры там стоят как минимум 20–30 миллионов. При этом, деньги решают не все – чтобы стать владельцем необходимо заручиться согласием кооператива. Естественно, в них проживают знаменитости.

Я был доволен тем, что в моей первой поездке в Нью-Йорк я оказался не один. С Ниной я делиться впечатлениями от увиденного, советоваться о том, куда и как пойти – ведь она уже не раз бывала в Нью-Йорке. Без нее бы сегодняшней прогулки не было, – рассудил бы, что парк – повсюду есть парк, и мол, что там особо смотреть? И тем более – не сел бы в лодку, – сказал бы, что на лодке и дома можно покататься.

Отдохнув в кафе при лодочной станции, мы направились к находящемуся с западной стороны Центрального парка Dakota Нause – месту связанному с жизнью Джона Леннона.

У подъезда с арочным входом во внутренний дворик толпилось множество людей. Они задумчиво вглядывались в окна здания, у которого когда-то можно было встретить музыканта из легенды века – «Биттлз». Взгляды обращались также к пространству под аркой, где в 1980 прозвучали роковые выстрелы…

А через дорогу от Dakota Нause, в самом парке, находится посвященный Джону Леннону мемориал «Imagine». Под кронами деревьев на пересечении аллей, сразу за входом в парк, я увидел еще большее скопление людей. Звучало «Imagine». Все слушали проникновенное пение музыкантов с гитарами перед усыпанным цветами мозаичным диском «Imagine». Песни Джона Леннона звучали одна за другой. Хотелось заплакать, слушая эти знакомые каждому мелодии, словно их пел сам Джон. Я долго не мог отойти от мемориала, с ощущением, что нахожусь, возможно, у самого важного для меня объекта посещения в Нью-Йорке.

Но, вспомнив об обещании дочкам пройтись в этот день по Бруклинскому мосту, заставил себя направиться к метро.

…От Дакота-Хауз к мосту шла прямая линия подземки. Хотя остановок до южной оконечности Манхэттена было не так много, я вышел на Бруклинскую оконечность моста уже под вечер. Панорама на небоскребы Манхэттена через водное пространство Ист-Ривер впечатляла.

По удерживаемому паутиной стальных тросов полотну моста шел такой же нескончаемый поток людей, как и на авеню Нью-Йорка. По боковым дорожкам пешеходного полотна моста проносились, мелькая подсветкой, велосипедисты, а нижележащее полотно, светилось огнями автомобильных фар.

Строительство моста длиной почти в два километра над водами Ист-Ривер, длилось шестнадцать лет, и завершилось в 1883 году. Монументальность этого творения рук человеческих того времени, остающегося и по сей день современным средством связи двух крупнейших островов Нью-Йорка, впечатляла.

Солнце уже зашло за пики Манхэттена, но воды Гудзона еще поблескивали желтизной заката. Как и повсюду, на мостах, здесь можно было увидеть свадебные парочки, пришедшие запечатлеть здесь их торжество.

Пешеходное полотно моста расширялось вокруг его опор, образуя смотровую площадку с видом на Манхэттен. Туристы – идущие, сидящие, лежащие, – созерцали картину игры масштаба и красок захватывающей воображение панорамы.