Текст книги "Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева"

Сопоставления

Советский Союз представлял собой однопартийное государство, принадлежавшее к той категории режимов «господствующей партии», которая во второй половине XX века охватывала около 60 % недемократических государств мира[31]31
  Magaloni B., Kricheli R. Political Order and One-Party Rule. P. 123–124. Следуя существующей классификации, мы понимаем под однопартийными режимами те, где была разрешена только одна партия, а также те, где правящая партия неизменно сохраняет сверхбольшинство в парламенте, хотя при этом может допускаться существование других партий.


[Закрыть]. Их характерными чертами являлись долговечность, стабильность и устойчивость по сравнению с другими формами авторитаризма – такими, как военные или монархические диктатуры[32]32
  См. об этом: Geddes B. What Do We Know about Democratization after Twenty Years? P. 135; Geddes B. Paradigms and Sand Castles. P. 69, 78, 82; Smith B. Life of the Party: The Origins of Regime Breakdown and Persistence under Single-Party Rule // World Politics. 2005. Vol. 57. № 3. P. 421–451; Magaloni B. Credible Power-Sharing and the Longevity of Authoritarian Rule // Comparative Political Studies. 2008. Vol. 41. № 4–5. P. 715–741; Magaloni B., Kricheli R. Political Order and One-Party Rule. P. 124; Reuter O. J., Gandhi J. Economic Performance and Elite Defection from Hegemonic Parties // British Journal of Political Science. 2010. Vol. 41. № 1. P. 83–110; Geddes B., Wright J., Frantz E. Autocratic Breakdown and Regime Transitions. P. 318–319; Levitsky S., Way L. Revolution and Dictatorship: The Violent Origins of Durable Authoritarianism. Princeton: Princeton University Press, 2022. Понятия «долговечность», «стабильность» и «устойчивость» имеют различный смысл. Под долговечностью понимается длительный срок существования данного режима; стабильность связана с малой вероятностью того, что лидер будет устранен в ходе путча или восстания; устойчивость относится к способности режима выдержать серьезные системные кризисы (Levitsky S. R., Way L. A. Beyond Patronage: Violent Struggle, Ruling Party Cohesion, and Authoritarian Durability // Perspectives on Politics. 2012. Vol. 10. № 4. P. 870, 880).


[Закрыть]. Существуют два конкурирующих объяснения такой устойчивости. Первое ставит во главу угла роль институтов[33]33
  Gandhi J. Political Institutions under Dictatorship; Magaloni B. Credible Power-Sharing and the Longevity of Authoritarian Rule; Svolik M. W. The Politics of Authoritarian Rule.


[Закрыть]. Эмпирический анализ однопартийных государств показывает, что они менее подвержены путчам, организованным ближайшим окружением верховного руководителя, и восстаниям населения в целом[34]34
  Svolik M. W. The Politics of Authoritarian Rule. P. 184–192.


[Закрыть]. На уровне авторитарного разделения власти малое число путчей объясняется существованием таких институтов, как политбюро, позволяющих вождю контролировать своих соратников[35]35
  Gandhi J. Political Institutions under Dictatorship. P. 20, 29–31. Несколько иная трактовка, подчеркивающая роль процедур как публично наблюдаемых сигналов о готовности вождя делиться властью, предлагается в: Boix C., Svolik M. W. The Foundations of Limited Authoritarian Government: Institutions, Commitment, and Power-Sharing in Dictatorships // Journal of Politics. 2013. Vol. 75. № 2. P. 309, 311.


[Закрыть]. На уровне авторитарного контроля незначительное количество народных восстаний приписывается институциональной способности правящих партий кооптировать инсайдеров, связывать их зависимостью от партийной службы и партийного старшинства, следствием чего становится долгосрочная ставка на выживание режима[36]36
  Svolik M. W. The Politics of Authoritarian Rule. Chap. 6; иную трактовку см.: Gandhi J. Political Institutions under Dictatorship. P. 76–82, 100.


[Закрыть].

Конкурирующий набор объяснений связан с историческими корнями революционных режимов[37]37
  Эта позиция разделяется авторами таких работ, как: Smith B. Life of the Party; Brownlee J. Authoritarianism in an Age of Democratization; Slater D. Ordering Power: Contentious Politics and Authoritarian Leviathans in Southeast Asia. N. Y.: Cambridge University Press, 2010; Levitsky S., Way L. Revolution and Dictatorship. Их аргументы восходят к более ранним работам С. Хантингтона (Huntington S. P. Political Order in Changing Societies. New Haven: Yale University Press, 1968. P. 418, 424–425).


[Закрыть]. Самые долговечные однопартийные режимы складываются в период длительного насилия – во время гражданских или освободительных войн. Идентичности, нормы и организационные структуры, сформировавшиеся в ходе продолжительных конфликтов, имеющих идеологическую основу, способствуют консолидации партийных границ, мобилизации массовой поддержки и сплочению правящего слоя. В случае Советского Союза было не одно, а два потрясения такого рода. Вслед за Гражданской войной после большевистской революции последовала Великая Отечественная война, сыгравшая критическую роль в продлении жизненного цикла советской власти.

Факты, представленные в данной книге, указывают на ряд возможных способов уточнения обоих подходов. Мы показываем, что своей устойчивостью советская система во многом была обязана адаптируемости институтов, их способности к изменениям. Власть регионального партийного секретаря опиралась как на политические исключения, так и на разные формы кооптации, делавшие ее более устойчивой.

К числу политических исключений относилось прежде всего лишение членства в партии. В первые два десятилетия советской власти происходили значительные партийные чистки, часто связанные с масштабными арестами. Наиболее значительные исключения наблюдались в 1933–1935 годах, когда партийные билеты потеряли соответственно 10,2, 7,8 и 12,7 % коммунистов, числившихся на начало года[38]38
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 873. Л. 23–24. Прием в партию в этот период не проводился, поэтому к началу 1937 года ее численность сократилась до 2 млн человек по сравнению с 3,5 млн на начало 1933-го. Это объясняло парадоксально умеренный масштаб исключений из рядов партии в 1937–1938 годы, в годы Большого террора.


[Закрыть]. В 1939 году массовые чистки были формально прекращены[39]39
  На самом деле после 1939 года произошла еще одна массовая чистка, затронувшая 150 тысяч коммунистов, либо находившихся в плену у немцев, либо проживавших на оккупированных нацистами территориях, – большинство из них было исключено из партии в 1944–1949 годы. Об этом см.: Cohn E. The High Title of a Communist: Postwar Party Discipline and the Values of the Soviet Regime. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2015. Chap. 2; Voisin V. Caught between War Repressions and Party Purge: The Loyalty of Kalinin Party Members Put to the Test of the Second World War // Cahiers du monde russe. 2011. Vol. 52. № 2–3. P. 341–372.


[Закрыть]. Тем не менее исключение отдельных членов партии продолжалось, хотя теперь оно происходило на индивидуальной основе. Конец массовых чисток и резкий рост численности коммунистов – с 2,3 млн в 1939 году до 5,76 млн в 1945 году и 14 млн в 1970‐м – привел к тому, что после 1939 года из партии никогда не исключалось более 3 % ее членов в течение одного календарного года[40]40
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 873. Л. 23; РГАНИ. Ф. 77. Оп. 1. Д. 4. Л. 78 об., 7 об.; Д. 13. Л. 9 об., 102 об., 171 об.; Д. 12. Л. 217 об.; Cohn E. The High Title of a Communist. P. 38; Rigby T. H. Communist Party Membership in the USSR. Princeton: Princeton University Press, 1968. P. 52–53; Rigby T. H. Soviet Communist Party Membership under Brezhnev // Soviet Studies. 1976. Vol. 28. № 3. P. 322. Учтены исключения, затронувшие как полноправных членов партии, так и кандидатов, но не учитываются случаи автоматического исключения, связанные с добровольным выходом из партии, непосещением партсобраний либо неуплатой членских взносов. При подсчете доли исключенных членов партии учтены и члены, и кандидаты в члены партии.


[Закрыть].

Динамика исключений из партии, как и массовых репрессий, значительных в 1930‐х годах и сокращавшихся в последующие, может служить индикатором появления условий для формирования региональных сетей. Большие чистки предвоенного периода привели к уничтожению целого поколения партийно-государственных функционеров[41]41
  См. главу 1.


[Закрыть]. Второе поколение сталинских секретарей, получивших свои должности в результате чисток, начинало карьеры в ситуации дефицита доверия и слабости институтов, служащих опорой в карьерном росте[42]42
  Вслед за авторами стандартных определений (см., например: Hardin R. Trust and Trustworthiness; Cook K. S., Hardin R., Levi M. Cooperation without Trust? N. Y.: Russell Sage Publications, 2005; Whom Can We Trust? How Groups, Networks, and Institutions Make Trust Possible / Ed. by K. S. Cook, M. Levi, R. Hardin. N. Y.: Russell Sage Publications, 2009; Хоскинг Дж. Доверие: история. М.: Политическая энциклопедия, 2016) мы понимаем под «доверием» ситуацию, когда доверяющий ожидает от доверяемого, что тот будет определенным образом сотрудничать с ним в обстоятельствах, которых ни один из них не может предвидеть. Для того чтобы доверие что-то значило, необходимо существование определенного расхождения в интересах между обоими акторами; если их интересы полностью совпадают, для сотрудничества требуется не доверие, а координация. Доверие начинает играть роль лишь в тех случаях, когда чистая выгода от предательства может превысить выгоду от сотрудничества, однако доверяемый по той или иной причине – обычно вследствие сохраняющихся личных взаимоотношений – может предпочесть сотрудничество. Отсюда следует, что доверие и, в частности, действия, основанные на доверии, влекут за собой реальный риск для доверяющего. Окружением с низким уровнем доверия является такое, в котором величина этого риска – по причине наличия осведомителей или недавней «эпидемии» предательств – необычайно высока. См. полезную работу, в которой разбираются эти проблемы: Bacharach M., Gambetta D. Trust in Signs // Trust in Society / Ed. by K. S. Cook. N. Y., 2001. P. 148–184.


[Закрыть]. Для того чтобы понять стратегию региональных партийных функционеров, полезно обратиться к работам, посвященным сотрудничеству в других ситуациях слабого доверия. Одно из решений состояло в том, чтобы допускать в свое ближнее окружение лиц, явно скомпрометированных в каком-либо отношении[43]43
  Исторические примеры, взятые из самых разных контекстов, когда людей низкого социального происхождения, иностранцев, бывших рабов, евнухов и даже лиц малообразованных или недостаточно компетентных назначали на влиятельные должности с тем, чтобы быть уверенным в их лояльности, см.: Rosenberg H. Bureaucracy, Aristocracy, and Autocracy: The Prussian Experience 1660–1815. Cambridge: Harvard University Press, 1958. P. 65, 67–68, 88–89; Saller R. P. Personal Patronage under the Early Empire. P. 112, 140; Gambetta D. Codes of the Underworld. P. 42–45; Egorov G., Sonin K. Dictators and Their Viziers. P. 904–908.


[Закрыть]. Это можно было делать при помощи внеочередного продвижения по должности, обеспечивая лояльность таких награжденных не по заслугам работников, или путем манипулирования компроматом, «темными пятнами» в их биографии[44]44
  Об учете компрометирующих материалов в сталинский период и эволюции этих практик после смерти Сталина см.: Корнеев В. Е., Копылова О. Н. Архивы на службе тоталитарного государства (1918 – начало 1940‐х гг.) // Отечественные архивы. 1992. № 2. С. 13–24; Ширер Д. Р. Сталинский военный социализм. Глава 5; Shearer D. R., Khaustov V. Stalin and the Lubianka: A Documentary History of the Political Police and the Security Organs in the Soviet Union, 1922–1953. New Haven: Yale University Press, 2015. P. 153–156; Weiner A., Rahi-Tamm A. Getting to Know You: The Soviet Surveillance System, 1939–57 // Kritika. 2012. Vol. 13. № 1. P. 16–19, 23–34; Сушков А. В., Михалёв Н. А., Баранов Е. Ю. Расплата за соцпроисхождение: «дело» второго секретаря Челябинского обкома ВКП(б) Г. С. Павлова. 1950–1951 годы // Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 6 (297). История. Вып. 54. С. 57–71; Белоногов Ю. Г. Участие в антибольшевистском движении периода Гражданской войны: эволюция компрометирующего фактора при регулировании состава номенклатуры местных парткомов в 1950‐е годы // Гражданская война на востоке России: взгляд сквозь документальное наследие. Материалы III Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 100-летию восстановления советской власти в Сибири / Ред. Д. И. Петин. Омск: Омский государственный технический университет, 2019. С. 25–29; Harrison M. Secret Leviathan: Secrecy and State Capacity under Soviet Communism. Stanford: Hoover Institution and Stanford University Press, 2023. Chap. 5.


[Закрыть]. Важной основой построения региональных сетей могла служить круговая порука, складывавшаяся в результате совместного нарушения правил и законов для достижения определенных целей[45]45
  Rigby T. H. Khrushchev and the Rules of the Game // Khrushchev and the Communist World / Ed. by R. F. Miller, F. Feher. London: Croom Helm, 1984. P. 40; Fairbanks C. H. Clientelism and Higher Politics in Georgia, 1949–1953 // Transcaucasia: Nationalism and Social Change / Ed. by R. Suny. Ann Arbor: Michigan Slavic Publications, University of Michigan, 1983. P. 350–351, 354. Рассмотрение этих тем применительно к дореволюционному периоду см.: Hosking G. Patronage and the Russian State // Slavonic and East European Review. 2000. Vol. 78. № 2. P. 301–320; Ledeneva A. V. The Genealogy of Krugovaia Poruka: Forced Trust as a Feature of Russian Political Culture // Trust and Democratic Transition in Post-Communist Europe / Ed. by I. Markova. Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 85–108.


[Закрыть]. Это предполагало неформальное исключение из сетей тех функционеров, которые не пользовались необходимым доверием, несмотря на то что продолжали занимать должности в аппарате. Соответствующие случаи также будут рассмотрены в книге.

Региональные аспекты советской политической истории

Содержательно наша книга пересекается с корпусом работ, посвященных советской политической истории и охватывающих несколько направлений исследований. Еще в 1958 году появилась известная книга Мерла Фэйнсода, основанная на материалах Смоленского архива[46]46
  Fainsod M. Smolensk under Soviet Rule. Cambridge, 1958. На рус.: Фэйнсод М. Смоленск под властью Советов. Смоленск: ТРАСТ-ИМАКОМ, 1995. О Смоленском архиве см.: Кодин Е. В. «Смоленский архив» и американская советология. Смоленск: СГПУ, 1998.


[Закрыть]. Она показала сложность и определенную автономность социально-политических процессов на уровне региона в довоенные годы. В дальнейшем эти наблюдения были радикализированы. Ряд исследователей в разной мере развивали идеи о независимости и политическом влияния местных секретарей, о роли патрон-клиентских сетей[47]47
  Harris J. R. The Great Urals: Regionalism and the Evolution of the Soviet System. Ithaca, 1999; Афанасьев М. Клиентелизм и российская государственность. М.: Московский общественный научный фонд, 2000; Истер Дж. М. Советское государственное строительство. Система личных связей и самоидентификация элиты в Советской России. М., 2010. См. также Приложение 1.


[Закрыть]. До крайних пределов эти утверждения были доведены в работах, представлявших массовые операции НКВД СССР 1937–1938 годов как дело рук региональных руководителей, возобладавших над Сталиным, который так и не смог реализовать свое намерение демократизировать страну и покончить со злоупотреблениями чиновников[48]48
  Getty J. A. Origins of the Great Purges; Getty J. A. The Rise and Fall of a Party First Secretary: Vainov of Iaroslavl’ // The Anatomy of Terror: Political Violence under Stalin / Ed. by J. Harris. Oxford: Oxford University Press, 2016. P. 66–84; Гетти А. Практика сталинизма. Большевики, бояре и неумирающая традиция. М.: РОССПЭН, 2016. На волне ресталинизации последних двух десятилетий эти концепции, оправдывающие Сталина (правда, без указания их западного авторства), распространяются в России в основном в маргинальной не научной историографии и публицистике. Критику этого направления в целом см.: Павлова И. В. 1937: выборы как мистификация, террор как реальность // Вопросы истории. 2003. № 10. С. 19–37; Чернявский Г. И. Новые фальсификации «большого террора» // Вопросы истории. 2009. № 12. C. 155–164; Khlevniuk O. V. Top Down vs. Bottom-up: Regarding the Potential of Contemporary «Revisionism» // Cahiers du monde russe. 2015. Vol. 56. № 4. P. 837–857, и др.


[Закрыть].

Ради краткости укажем только на один из тезисов, отличающих нашу книгу от этих публикаций. Исходной точкой указанных построений о слабом диктаторе и сильных секретарях, как правило, являются высказывания Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, осуждающие подбор кадров «с точки зрения личного знакомства, личной преданности, приятельских отношений», что порождало «независимость от местных организаций… и некоторую независимость от ЦК»[49]49
  Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. / Сост. Л. П. Кошелева, О. В. Наумов, Л. А. Роговая // Вопросы истории. 1995. № 11–12. С. 13.


[Закрыть]. В этом упреке усматривают признак неприязни Сталина к региональным политическим сетям и свидетельство силы этих сетей, которая реально беспокоила вождя. Мы же полагаем, что заявления Сталина о непотизме и семейственности были формальными дополнительными обвинениями против старой партийной гвардии, уничтожение которой началось накануне февральско-мартовского пленума и с новой силой продолжилось после него по иным политическим причинам[50]50
  См. главу 1.


[Закрыть].

Наш подход к этой проблеме основывается не только на собственных исследованиях, но также и на значительной историографической традиции. После открытия архивов появилось большое количество работ, демонстрирующих централизованный характер массовых операций НКВД и чисток партийно-государственного аппарата, в том числе в регионах, а также политическое бессилие секретарей, неспособных защитить от уничтожения ни себя, ни свое окружение[51]51
  Сталинизм в советской провинции: 1937–1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447 / Под ред. Б. Бонвеча и др. М.: РОССПЭН, 2009; Папков С. А. Обыкновенный террор. Политика сталинизма в Сибири. М.: РОССПЭН, 2012; Захарченко А. В. Элиты и общество в годы репрессий 1937–1938 гг. (на примере Куйбышевской области) // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2015. Т. 17. № 3 (2). С. 407–416; Бакулин В. И. Кадровые чистки 1933–1938 годов в Кировской области // Отечественная история. 2006. № 1. С. 148–153, и многие другие.


[Закрыть]. Что касается неформальных сетей и связей, то, как показано в литературе, Сталин относился к ним вполне терпимо и осознавал неизбежность их появления. После каждой волны политических чисток, как до, так и после войны, происходило восстановление руководящих сетей на традиционных для советской системы патрон-клиентских принципах[52]52
  Хлевнюк О. Номенклатурная революция. С. 43–44, 47–51; Rigby T. H. Introduction // Leadership Selection and Patron-Client Relations in the USSR and Yugoslavia / Ed. by T. H. Rigby, B. Harasymiw. Winchester, MA: George Allen & Unwin, 1983. Применительно к послевоенному периоду особенно хорошо в этом отношении исследовано «мингрельское дело» – в частности, продемонстрировано, что показная борьба с непотизмом в Грузии завершилась формированием новой патрон-клиентской сети в республике под руководством сталинского выдвиженца А. И. Мгеладзе (Fairbanks C. H. Clientelism and Higher Politics in Georgia. P. 342–343, 355).


[Закрыть].

В целом, не прельстившись сенсационными (а поэтому всегда выигрышными) построениями о «слабой диктатуре» и всесильных секретарях-олигархах, историки, следуя источникам, занимались изучением реальных феноменов региональной политики и развития. Условно эту литературу можно разделить на несколько тесно взаимосвязанных и постоянно пересекающихся направлений. Одно из них составляют работы о механизмах взаимодействия центра и регионов, о динамике номенклатурной и региональной политики, о формировании корпуса региональных кадров и ротациях в их рядах[53]53
  Armstrong J. A. The Soviet Bureaucratic Elite: A Case Study of the Ukrainian Apparatus. N. Y.: Praeger, 1959; Blackwell R. E. Elite Recruitment and Functional Change: An Analysis of the Soviet Obkom Elite 1950–1968 // Journal of Politics. 1972. Vol. 34. № 1. P. 124–152; Blackwell R. E. Career Development in the Soviet Obkom Elite // Soviet Studies. 1972. Vol. 24. P. 24–40; Blackwell R. E. Cadres Policy in the Brezhnev Era // Problems of Communism. 1979. Vol. 28. № 2. P. 29–42; Moses J. C. Regional Party Leadership and Policy-Making in the USSR. N. Y.: Praeger, 1974; Moses J. C. Who Has Led Russia? Russian Regional Political Elites, 1954–2006 // Europe-Asia Studies. 2008. Vol. 60. № 1. P. 1–24; Miller J. H. Cadres Policy in Nationality Areas; Зубкова Е. Ю. Кадровая политики и чистки в КПССС (1949–1953) // Свободная мысль. 1999. № 3. С. 117–127; № 4. С. 98–107; Central-Local Relations in the Stalinist State. 1928–1941 / Ed. by E. A. Rees. Basingstoke, 2002; Мохов В. П. Региональная политическая элита России (1945–1991 годы). Пермь: Пермское книжное изд-во, 2003; Белоногов Ю. Г. Динамика представительства номенклатуры ЦК КПСС в региональной номенклатуре в 1953–1965 годах (на примере Молотовского (Пермского) обкома КПСС) // Вестник ПГТУ. Культура. История. Философия. Право. 2009. № 1 (20). С. 130–158; Метёлкина Л. Н. Особенности ротации политической элиты в РСФСР (на примере первых секретарей региональных комитетов КПСС в период 1953–1964 гг.) // Известия Саратовского университета. Социология. Политология. 2012. Т. 12. Вып. 3. С. 95–100; Васильєв В. Політичне керівництво УРСР і СРСР: динаміка відносин центр-субцентр влади (1917–1938). К.: Інститут історії України НАН України, 2014; Коновалов А. Б. Система взаимоотношений партийной номенклатуры центра и регионов в период позднего сталинизма: институты, традиции, практики. 1945–1953 гг. // Советское государство и общество в период позднего сталинизма. 1945–1953. Материалы VII международной научной конференции «История сталинизма». М.: Политическая энциклопедия, 2015. С. 270–279; Федоров А. Н. Ротация первых секретарей региональных комитетов ВКП(б) в 1946–1952 гг.: масштабы, причины, механизмы // Pamieć i sprawiedliwość. 2018. № 2 (32). S. 126–142; Болдовский К. А., Пивоваров Н. Ю. Номенклатурная политика ЦК ВКП(б) в 1939–1948 гг. // Pamięć i Sprawiedliwość. 2018. № 2 (32). S. 104–124.


[Закрыть]. Активно продолжается детализация этих процессов посредством обращения к практикам административно-политической повседневности в отдельных областях и республиках, к деятельности их руководителей и т. д.[54]54
  Stewart P. D. Political Power in the Soviet Union: A Study of Decision-Making in Stalingrad. Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1968; Hill R. J. Soviet Political Elites: The Case of Tiraspol. N. Y.: St. Martin’s Press, 1977; Коновалов А. Б. История Кемеровской области в биографиях партийных руководителей (1943–1991). Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004; Таранов Е. В. «Партийный губернатор» Москвы Георгий Попов. М.: Главархив Москвы, 2004; Коновалов А. Б. Партийная номенклатура Сибири в системе региональной власти (1945–1991). Кемерово, 2006; Подкур Р. Первый секретарь Винницкого обкома партии П. П. Козырь в формировании и функционировании областной управленческой сети (http://personalpages.manchester.ac.uk/staff/yoram.gorlizki/sovietprovinces); Чистиков А. Н. Партийно-государственная бюрократия Северо-Запада Советской России 1920‐х годов. СПб.: Европейский дом, 2007; Лейбович О. Л. В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции. М.: РОССПЭН, 2008; Бондаренко С. Я., Малахов Р. А., Перебинос Ю. А. Провинциальное чиновничество на Европейском Севере России в 1918 – начале 1950‐х годов. Вологда: Книжное наследие, 2009; Агарев А. Ф. Трагическая авантюра: сельское хозяйство и крестьянство Рязанской области. 1937–1970 гг. А. Н. Ларионов, Н. С. Хрущев и другие. Рязань: Русское слово, 2010; Барон Н. Власть и пространство. Автономная Карелия в Советском государстве. 1920–1939. М.: РОССПЭН, 2011; Люшилин Е. Л. Красный Олимп. Советско-партийное руководство Дальневосточного края в процессе социально-экономического развития региона. 1926–1938. Хабаровск, 2011; Амосова А. А. Преданный забвению. Политическая биография Петра Попкова. СПб.: Алетейя, 2014; Карелин Е. Г. Региональный механизм власти и управления Западной области Советской России (1917–1937 гг.). М.: РОССПЭН, 2014; Элиты Самарской (Куйбышевской) области в 1960–1990 годы. Очерки истории / Ред. П. С. Кабытов. Самара: Самарский университет, 2014; Кондрашин В. В. «Номенклатурная революция» в Пензенском обкоме ВКП(б) в послевоенный период // Советское государство и общество в период позднего сталинизма. 1945–1953. Материалы VII международной научной конференции «История сталинизма». М.: Политическая энциклопедия, 2015. С. 261–269; Наумов С. Ю., Саранцев Н. В. Партийно-политическая элита страны и руководящие кадры Саратовской области (1941–1991): очерки истории. Саратов: Саратовский социально-экономический институт (филиал) РЭУ им. Г. В. Плеханова, 2016; Никифоров Ю. С. Верхневолжские регионы РСФСР и союзно-республиканский центр (1950–1980‐е гг.): теоретико-методологические основы изучения. Ярославль: РИО ЯГПУ, 2021; Гребенюк П. С. Рождение Магаданской области: Северо-Восток СССР в 1953–1957 гг. М.: Политическая энциклопедия, 2022, и др.


[Закрыть] Изучаются характеристики советской номенклатуры и ее регионального корпуса как социальной группы: состав, образ жизни, материальные привилегии (формальные и присваиваемые), злоупотребления и т. д.[55]55
  Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации: 1927–1941. М.: РОССПЭН, 1997; Коновалов А. Б. Эволюция номенклатурных льгот и привилегий в период «позднего сталинизма» (1945−1953 гг.) // Номенклатура и номенклатурная организация власти в России XX века: материалы интернет-конференции «Номенклатура в истории советского общества». Пермь, 2004; Коновалов А. Б. Модернизация системы номенклатурных льгот и привилегий: опыт хрущевских реформ (1953–1964) // Исторический ежегодник. 2007. Сибирское отделение РАН. Ин-т истории. Новосибирск: Рипэл, 2007. С. 6–20; Твердюкова Е. Д. Государственное регулирование внутренней торговли в СССР (конец 1920‐х – середина 1950‐х гг.). Историко-правовой анализ. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2011; Сушков А. В. Власть и коррупция: руководство Красноярского края и дело о хищениях продукции на Красноярском заводе плодово-ягодных вин (1949 г.) // Уральский исторический вестник. 2011. № 3 (32). С. 89–95; Кимерлинг А. С. Особенности провинциальной советской коррупции в 1946–1953 годах на материале Молотовской области // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2012. Вып. 3 (20). С. 101–108; Шалак А. В. О социальном статусе советских руководящих кадров в 1940–1950‐е гг. (на примере Восточной Сибири) // Известия Иркутской государственной экономической академии. 2013. № 3. С. 164–170; Твердюкова Е. Д. «Немедленно отменить все незаконные формы снабжения»: обеспечение советской региональной номенклатуры товарами широкого потребления (1943–1947 гг.) // Труды исторического факультета Санкт-Петербургского университета. 2015. Т. 21. С. 254–271; Болдовский К. А. Денежная реформа 1947 г. и ленинградский партаппарат // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. 2013. Вып. 4. С. 175–184; Никанорова Т. Н. Документы Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) как источник изучения экономической преступности в среде партийной номенклатуры. Дис. … канд. ист. наук. М., 2018; Сушков А. В. Власть и коррупция: привилегированная жизнь «челябинских вождей» во второй половине 1940‐х годов // Новейшая история России. 2018. № 1. С. 98–115; Хакимов Р. Ш. Формирование системы привилегий для партийно-советского актива в 1930–1950‐е гг. (на примере Челябинской области) // Документ. Архив. История. Современность: сборник научных трудов. Вып. 19. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2019. С. 152–168; Хайнцен Дж. Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953. М.: РОССПЭН, 2021; Ironside K. A Full-Value Ruble. The Promise of Prosperity in the Postwar Soviet Union. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2021; Хесслер Дж. Социальная история советской торговли. Торговая политика, розничная торговля и потребление (1917–1953 гг.). Бостон, СПб.: Academic Studies Press, 2022; Федоров А. Злоупотребление и взыскание: коррупция региональных руководителей СССР в 1946–1952 гг. // Российская история. 2023. № 5. С. 103–120.


[Закрыть] На основании материалов прокуратуры и партийного контроля исследуется феномен судебного иммунитета членов партии в целом и руководителей в особенности[56]56
  Hooper C. A Darker «Big Deal»: Concealing Party Crimes in the Post-WWII Era // Late Stalinist Russia: Society between Reconstruction and Reinvention / Ed. by J. Fürst. London: Routledge, 2006; Belova E., Lazarev V. Funding Loyalty: The Economics of the Communist Party. New Haven; London: Yale University Press, 2012. P. 110–129; Cohn E. D. Policing the Party: Conflicts between Local Prosecutors and Party Leaders under Late Stalinism // Europe-Asia Studies. 2013. Vol. 65. № 10. Р. 1912–1930; Cadiot J. Equals Before the Law? Soviet Justice, Criminal Proceedings against Communist Party Members, and the Legal Landscape in the USSR // Jahrbűcher fűr Geschichte Osteuropas. 2013. Vol. 61. № 2. S. 249–269; Кадио Дж. Правовые практики и межнациональные отношения в послевоенном СССР // Советские нации и национальная политика в 1920–1950‐е годы. Материалы VI международной научной конференции «История сталинизма». М.: Политическая энциклопедия, 2014. С. 338–347; Федоров А. Н. Взаимодействие партийных органов и прокуратуры Челябинской области в 1945–1953 годах // Вестник Челябинского государственного университета. 2015. № 17 (372). Право. Вып. 43. С. 19–24.


[Закрыть]. Давнюю традицию имеют исследования регионального управления экономикой, взаимодействия периферии с центром по экономическим вопросам, роли секретарей как координаторов междуведомственного взаимодействия на подчиненных им территориях[57]57
  Hough J. F. The Soviet Prefects: The Local Party Organs in Industrial Decision-Making. Cambridge: Harvard University Press, 1969; Rutland P. The Politics of Economic Stagnation in the Soviet Union: The Role of Local Party Organs in Economic Management. Cambridge: Cambridge University Press, 1993; Некрасов В. Л., Хромов Е. А. Партийные, региональные и ведомственные группы интересов в формировании политики освоения Западно-Сибирской нефтегазовой провинции (1961–1965 годы) // Вестник Томского государственного университета. История. 2008. № 2. С. 45–53; Кулагин О. И. Лесопромышленный комплекс как объект взаимодействия центральных и региональных элит во второй половине 1940‐х – 1960‐е гг. (по материалам Карелии) // Вестник Московского университета. Сер. 21. Управление (государство и общество). 2016. № 3. С. 80–97 и др.


[Закрыть].

Чтобы четче обозначить отличие нашей книги от этих важных исследований, рассмотрим один конкретный пример: подходы Джерри Хафа в его пионерской книге «Советские префекты».

При чтении этой книги спустя более чем полвека после ее издания (1969) невозможно не поражаться амбициозности исследования, а также глубине и тонкости проникновения в смыслы текстов, публиковавшихся в центральной и провинциальной советской печати[58]58
  Hough J. F. The Soviet Prefects. В частности, можно указать на проницательное прочтение Хафом роли, которую играло на партийных выборах тайное голосование (P. 161–163); на подмеченную им мягкую ротацию региональных партийных секретарей, наблюдавшуюся с конца 1940‐х годов (P. 278); понимание невысокого статуса промышленных секретарей обкомов в сравнении с некоторыми директорами заводов и функционерами министерств (P. 69, 204–205) и на осознание того, как сложно было московским функционерам давать оценку провинциальным кандидатам, вследствие чего эта задача нередко делегировалась региональным и республиканским организациям (P. 169).


[Закрыть]. Хотя формально работа Хафа посвящена роли местных партийных органов в управлении промышленностью, автор в действительности ставит перед собой более широкие задачи, включая объяснение природы политической власти и источников политических изменений в СССР. Хаф полагает, что действия первых секретарей обкомов определялись необходимостью выполнения плана[59]59
  Hough J. F. The Soviet Prefects. P. 146–147, 177, 276–277.


[Закрыть]. При этом он раскрывает не только структуру этих стимулов, но и причины изменений в составе самих кадров. Он показывает, как потребность в кадрах, обладавших технической и административной квалификацией и владевших навыками взаимодействия и согласований, вела к росту среднего уровня образования секретарей обкомов.

Несмотря на проницательность Хафа, мы отступаем в ряде существенных моментов от подхода, используемого в его книге. Хаф изображает партию как арбитра в столкновениях между ведомствами и координатора их усилий[60]60
  Ссылаясь на советский источник, Хаф пишет: «Это не обком партии предъявляет требования к областным организациям, а руководители этих организаций обращаются со своими бесконечными запросами к обкому» (Ibid. P. 249).


[Закрыть]. Нас больше интересует вопрос, как поддерживалась власть местных партийных структур, как формировались сети, позволяющие решать те задачи, которые анализируются в его книге[61]61
  Подробнее см.: Gorlizki Y. Reading The Soviet Prefects Today // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2021. Vol. 22. № 3. Р. 563–574.


[Закрыть].

Во многих отношениях наша книга продолжает традицию исследования формальных и неформальных практик конструирования региональных сетей, часто в политически опасном окружении; взаимодействия первых секретарей с различными группами региональных руководителей; патрон-клиентских отношений на местном уровне и т. д.[62]62
  Armstrong J. A. The Soviet Bureaucratic Elite; Rigby T. H. Khrushchev and the Resuscitation of the Central Committee; Idem. Introduction; Idem. Khrushchev and the Rules of the Game; Fairbanks C. H. Clientelism and Higher Politics in Georgia; Urban M. E. An Algebra of Soviet Power; Willerton J. P. Patronage and Politics in the USSR. Взаимодействие партийных секретарей и местных хозяйственных руководителей в случае наличия в регионе приоритетных промышленных предприятий изучается на материалах Урала: Федоров А. Н. «Челябинское дело»: замена партийного руководства Челябинской области в 1949–1950 гг. // Вопросы истории. 2016. № 6. С. 53–70. Федоров А. Н. И. М. Зальцман и Челябинский обком ВКП(б): взаимоотношения местных партийных и хозяйственных органов в первые послевоенные годы // Вестник Томского государственного университета. История. 2016. № 3 (41). С. 65–73. Сушков А. В. Дело танкового короля Исаака Зальцмана. Екатеринбург: Институт истории и археологии УрО РАН, 2016. См. также Приложение 1.


[Закрыть] Опираясь на новые источники, мы пытаемся сделать шаг вперед в этом направлении, исследуя механизмы формирования долгосрочной лояльности и трансформацию сетей на протяжении нескольких десятилетий, от Сталина до Брежнева.

Метод

Отправной точкой данного проекта служило предположение, что стратегия региональных и республиканских секретарей основывалась на установлении определенных отношений в зависимых от них внутренних сетях. Однако уловить эти процессы методами исторического исследования непросто. Конечно, стратегии и результаты формирования и работы сетей были в той или иной мере известны уже современникам событий. Они находили отражение, например, в художественной прозе и публицистике, в специфических сатирических изданиях, обличавших некоторых низовых руководителей. Открытые источники позволяли распознать некоторые практики регионального руководства – в частности, использование многочисленных уполномоченных, выступавших движущей силой регулярных кампаний, которые составляли важную часть административной повседневности аппарата. Однако для более глубокого понимания проблемы, как и в других случаях, необходимо было обратиться к архивной служебной документации соответствующих структур. Этим историки и занялись после того, как архивы оказались в какой-то мере открыты.

Поиск соответствующих документов облегчает высокий уровень бюрократизации советской системы, в результате чего от нее остался обширный бумажный след. Среди многочисленных документов особое значение для изучения реальных, как правило неформальных, процессов развития сетей имеют свидетельства о конфликтных ситуациях[63]63
  Конфликты в региональных сетях получили широкое распространение уже (и, видимо, особенно) на начальном этапе утверждения советской власти. См., например: Шабалин В. В. «Склока» как способ саморегуляции районной элиты в 1920‐е годы // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2013. Вып. 2 (22). С. 159–166; Чистиков А. Н. Партийно-государственная бюрократия; Воробьев С. В. Партийный лидер Урала М. М. Харитонов во внутрипартийной борьбе и интригах первой половины 1920‐х годов // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: Исторические науки. 2017. № 4 (28). С. 35–49.


[Закрыть]. В конфликтах проявлялись те черты институтов и акторов, которые обычно скрыты от посторонних наблюдателей, не проявляются до тех пор, пока внутренними пружинами обострения противоречий не выносятся на поверхность. Особое значение в этом смысле имело вторжение в конфликты внешних сил, в нашем случае московских контролеров. Они опрашивали участников конфликтов, составляя объемные докладные записки и справки для своего руководства в столице. Противоборствующие стороны в такие моменты пускали в ход все возможные аргументы, не стесняясь раскрытия ранее скрываемых фактов о жизни и взаимодействии в сетях. Именно поэтому сами секретари старались не доводить дело до конфликтов. И именно поэтому историки могут быть благодарны тем секретарям (а таковых было немало), которым это не удавалось. С учетом упора на конфликты как отправную точку для изучения сетей мы обращали особое внимание на обстоятельства, при которых первые и вторые секретари региональных и республиканских комитетов лишались своих должностей.

Вместе с тем очевидная опасность сосредоточения на источниках, отражающих конфликты, состоит в том, что в поле зрения историка попадают преимущественно сети определенного рода, то есть главным образом конфликтные. Для элиминирования этой односторонности мы изучали регионы, занимающие разные положения на своеобразной шкале скандалов, включая те, где разного рода неизбежные конфликты не перерастали в открытое противостояние. Для изучения всего разнообразия сетей или одних и тех же сетей, находящихся в состоянии конфликта и бесконфликтности, использовались традиционные источники: рутинная документация партийных комитетов, мемуары, справочные биографические материалы. В целом, для того чтобы избежать ошибки отбора, мы ориентировались на сравнительный подход, в рамках которого сетям, склонным к конфликтам, противопоставлялись спокойные (как и сети, занимающие в этом смысле промежуточное положение), крупным регионам – мелкие, этническим – различные типы неэтнических территорий, преимущественно городским – преимущественно сельские.

Если бы наша единственная цель заключалась в определении признаков низового авторитаризма, у нас бы получилась искаженная картина различных типов руководства в масштабах страны. Чтобы более точно отразить характер региональных сетей, мы противопоставляем региональному авторитаризму две другие модели. При этом с самого начала необходимо отметить, что все три модели представляют собой идеальные типы, состоящие из набора различных элементов. С абсолютной точностью им не соответствует ни одна из изученных сетей, хотя большинство из них явно тяготеет к той или иной из сконструированных нами систем.

В основу второй категории сетей и, соответственно, возглавлявших их секретарей положено понятие спорного автократа. Различие между низовым диктатором и спорным автократом примерно вписывается в более широкую теоретическую рамку различения между утвердившейся и оспариваемой автократиями. В то время как в первой лидер приобрел достаточную власть для того, чтобы не опасаться серьезной угрозы со стороны своего ближнего окружения, вторая представляет собой качественно иную форму разделения власти, при которой лидер все еще подвержен такой угрозе[64]64
  Svolik M. W. The Politics of Authoritarian Rule. P. 55–56.


[Закрыть]. Но при этом, конечно, между оспариваемой автократией на общегосударственном и региональном уровнях существовала кардинальная разница. В первой правящая коалиция способна сместить вождя (что произошло в СССР с Хрущевым). Во второй члены сети могут чинить лидеру помехи и причинить фатальный ущерб его репутации, но не в состоянии избавиться от него без санкции центра.

Каковы эмпирические признаки секретаря, которого мы относим к категории спорного автократа? Такой секретарь, обычно воспринимаемый как пассивный и слабовольный деятель, нередко вынужден вести в своем регионе борьбу с влиятельными альтернативными сетями. Нередко он не в состоянии назначать и избавляться от работников из числа собственной номенклатуры, настоять на принятии определенного решения. Руководители районного уровня способны успешно добиваться от него снижения плановых заданий. Он не умеет «решать вопросы», то есть лоббировать интересы региона в Москве. Более или менее открыто его критикуют на партийных заседаниях и в кулуарах. Покидая свой пост, он редко сохраняет место в номенклатуре.

Низовые диктаторы и спорные автократы являлись двумя ключевыми типами секретарей в конце сталинской эпохи. Однако уже тогда наблюдаются признаки формирования третьего идеального типа секретаря, получившего распространение при Хрущеве и особенно при Брежневе. Таких секретарей мы будем называть партийными губернаторами. В противоположность спорным автократам, партийные губернаторы контролировали свои сети и назначения в пределах своей собственной номенклатуры. В отличие от низовых диктаторов, партийные губернаторы возглавляли организации, скреплявшиеся системой норм. Во-первых, норм старшинства, в силу чего функционеры росли в чинах постепенно, нередко в соответствии с продолжительностью пребывания в рядах номенклатуры. Хотя партийные губернаторы были способны избавиться от отдельных подчиненных, укоренившиеся нормы старшинства ограничивали их возможности, когда речь шла о продвижении одних чиновников через головы других или о проведении увольнений. Во-вторых, партийные губернаторы, в отличие от низовых диктаторов, действовали в среде, где в большей мере укоренились нормы компромиссов и «товарищеского отношения» к кадрам как важные инструменты скрепления сетей.

Источники

Как известно, характерная черта современных исследований различных проблем советского прошлого – привлечение широкого круга ранее недоступных источников, прежде всего архивных. Эта книга также использует эти преимущества. Она построена, прежде всего, на материалах партийного делопроизводства. Большое значение имели документы отделов ЦК ВКП(б) – КПСС, прежде всего тех, которые контролировали местные партийные организации и их кадры[65]65
  Путеводитель по фондам и коллекциям документов КПСС (25 октября (7 ноября) 1917 – август 1991 гг.). Справочно-информационные материалы к документальным и музейным фондам РГАСПИ. Вып. 4 / Ред. Ю. Н. Амиантов и др. М.: РОССПЭН, 2008. С. 76–82.


[Закрыть]. Сотрудники ЦК периодически проводили проверки и составляли соответствующие отчеты, разбирались в конфликтных ситуациях и в связи с этим давали развернутые характеристики местных руководителей, их взаимоотношений и методов работы[66]66
  Федоров А. Н. Слабые секретари: региональные руководители СССР 1946–1948 гг. в оценках ЦК ВКП(б) // Новейшая история России. 2022. Т. 12. № 2. С. 416–436.


[Закрыть]. Наряду с этим изучались сотни стенограмм и протоколов заседаний партийных конференций и пленумов обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик, бюро соответствующих партийных комитетов. Эти документы в обязательном порядке высылались в Москву и откладывались в секторе информации организационно-инструкторского отдела и других отделов, наследовавших ему[67]67
  Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Краткий путеводитель / Сост. Адибекова Ж. Г. и др. М.: Благовест, 1993. С. 10–11, 112–117, 123–126, 138–143, 178–184; Российский государственный архив новейшей истории. Путеводитель. Вып. 1 / Сост. М. Ю. Киселев и др. М.: РОССПЭН, 2004. С. 102–107.


[Закрыть]. Выявление иных документов, отражавших повседневную деятельность обкомов, было проведено в ряде региональных архивов[68]68
  См. список источников и литературы.


[Закрыть]. Широко использовались документальные публикации и справочные издания последних десятилетий, в которых содержится важная информация о деятельности партийных структур, о важных кампаниях, влиявших на региональную политику центра, биографические данные региональных руководителей[69]69
  Колесников Н. И. Время и власть: Руководители Сахалинской области советского периода. 1925–1991. Южно-Сахалинск: Изд-во СахГУ, 2001; Корсаков С. Н. Тверские руководители (1917–1991): партия, советы, комсомол. Тверь: ГЕРС, 2002; Курганская область: лидеры и время: сб. документов (1943–2003). Курган: Зауралье, 2003; ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты, 1945–1953 / Сост. В. В. Денисов и др. М.: РОССПЭН, 2004; Региональная политика Н. С. Хрущева: ЦК КПСС и местные партийные комитеты, 1953–1964 гг. / Сост. О. В. Хлевнюк и др. М.: РОССПЭН, 2009; Политические лидеры Вятского края: биографический справочник / Ред. Е. Н. Чудиновских. Киров: Лобань, 2009; Царикаев А. Т. Руководители Северной Осетии (1924–1953 гг.): партия, советы, комсомол: биографический справочник. Владикавказ: Институт истории и археологии РСО-Алания, 2015; Филиппов С. Г. Территориальные руководители ВКП(б) в 1934–1939 гг.: Справочник. М.: РОССПЭН, 2016; Зеленов М. В., Пивоваров Н. Ю. Аппарат ЦК ВКП(б). Структура, функции, кадры. 1948–1952. Справочник. М.; СПб.: Нестор-История, 2020, и др.


[Закрыть].

Все это позволило не только исследовать взаимодействие центра и региональных сетей, но и, что было особенно важно в нашем случае, собрать достаточно материалов для изучения самих сетей, механизмов их формирования и функционирования, внутренних конфликтов и эволюции.

Мы понимаем, что к партийным материалам, как и к другим источникам, нужно подходить с осторожностью. Многие из них были сильно формализованы и нацелены на сокрытие реальных фактов от вышестоящего руководства[70]70
  В частности, многие собрания партийного актива проводились напоказ и в пропагандистских целях, вследствие чего протоколы этих собраний отражают только воображаемую реальность, которую хотели показать местные партийные руководители. Отличный литературный, но при этом основанный на хорошем знании действительности пример содержится в знаменитом рассказе Александра Яшина «Рычаги», написанном в 1955 году: участники партсобрания, частным образом осуждавшие практически все аспекты деревенской жизни, сразу же после того, как собрание началось, «неожиданно… прекращают критиковать партийную политику в деревне, начинают говорить скучным, казенным, пересыпанным штампами языком и даже подражают секретарю райкома, который всего несколько секунд назад был предметом их насмешек» (Brudny Y. M. Reinventing Russia: Russian Nationalism and the Soviet State, 1953–1991. Cambridge: Harvard University Press, 1998. P. 49).


[Закрыть]. Они подвергались редактированию в соответствии с политическим моментом. По возможности мы старались помещать документы в их социальный контекст и интерпретировать их с учетом зафиксированных в исследовательской литературе представлений о том, как работала советская политическая система. Избыточная зависимость от партийных архивов влечет за собой также очевидную угрозу общего порядка. Исследователь может настолько «вжиться» в документы, что начнет смотреть на события глазами партийной бюрократии. В качестве некоторого противовеса этой опасности мы дополнили партийные источники документами государственных ведомств – Совета Министров и Прокуратуры СССР, мемуарами, написанными в посткоммунистическую эпоху, и небольшим количеством интервью.

Следует сказать, что при этом остаются важные лакуны. Главная из них связана с материалами госбезопасности, которые за редким исключением (Балтийские государства, Украина) недоступны и, по всей видимости, останутся таковыми в обозримом будущем. В том, что касается работы органов госбезопасности и их взаимодействия с партией, нам приходилось использовать немногочисленные косвенные свидетельства из партийных документов. При всей ограниченности такой подход позволил зафиксировать некоторые важные тенденции взаимодействия партии и госбезопасности на местном уровне. Хотя более широкий доступ к соответствующим документам является важным резервом для углубления наших знаний об исследуемом в книге предмете.