Текст книги "Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева"

Вечером 4 мая 1946 года по срочному вызову в Кремль на квартиру Сталина приехал Н. С. Патоличев, недавний первый секретарь Челябинского обкома партии, месяц назад переведенный в Москву на должность заведующего организационно-инструкторским отделом ЦК ВКП(б), который контролировал местные партийные организации. Сталин завел с Патоличевым такой разговор:

– Скажите… ведь вы заведующий Организационно-инструкторским отделом ЦК? Вот и расскажите, как Центральный Комитет руководит местными партийными организациями?

Я не сразу уловил, что Сталин хочет узнать. Сталин понял и это.

Повторил:

– Расскажите, как сейчас работают партийные организации на местах и как аппарат ЦК руководит ими.

Вопрос сам по себе был прост. Но ответить на него мне было чрезмерно трудно.

– Товарищ Сталин, я работаю заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК не более одного месяца, – сказал я. – Поэтому как заведующий отделом ЦК ничего, видимо, полезного и существенного сказать вам не смогу. Я понимаю важность вопроса о руководстве местными партийными организациями и, если вы мне позволите, отвечу вам не как заведующий отделом ЦК, а как бывший первый секретарь обкома партии.

Сталин согласился и даже одобрил такой подход и стал внимательно слушать.

Я рассказал ему о многих эпизодах и делах из жизни Челябинской партийной организации… Сказал, что некоторые важные вопросы… были неизвестны аппарату ЦК… И это было не только мое мнение. Мы об этом говорили с другими секретарями обкомов…

– Надо восстановить права ЦК контролировать деятельность партийных организаций [– сказал Сталин]… Давайте подумаем, как перестроить работу аппарата ЦК? Какие новые организационные формы должны быть введены в структуре ЦК[?]… Давайте создадим специальное управление в ЦК и назовем его Управлением по проверке партийных органов.

Мы согласились. Предложение было, конечно, разумным.

Считая вопрос решенным, Сталин добавил:

– А вас назначим начальником этого управления[203]203
  Патоличев Н. С. Испытание на зрелость. М.: Политиздат, 1977. С. 280–282.


[Закрыть].

Любопытны два аспекта этого разговора. Первый – признание Патоличева, что многие важные вопросы, стоящие перед региональными партийными организациями, были «неизвестны аппарату ЦК». Второй – интерес Сталина к очередной организационной перестройке с целью «восстановить права ЦК контролировать деятельность партийных организаций».

Поскольку у нас нет оснований подозревать Патоличева в существенном искажении слов Сталина, возникает вопрос: действительно ли Сталин считал ситуацию столь серьезной, что речь могла идти о «восстановлении» прав контроля со стороны ЦК? Как и почему эти права были нарушены? Как относился Сталин и, соответственно, работники ЦК к тем злоупотреблениям, которые наблюдались на местах в первые послевоенные годы? Как относились они к методам работы секретарей, проявлявших явную склонность к авторитаризму?

Известные сегодня документы не дают оснований считать, что Сталин в этот период был как-то особенно обеспокоен действиями региональных руководителей. Проведенная в августе 1946 года реорганизация аппарата ЦК ВКП(б), составной частью которой являлась замена организационно-инструкторского отдела ЦК Управлением по проверке партийных органов, привела к расширению и усложнению структур ЦК, но не содержала каких-либо принципиальных новаций по сравнению с традиционными методами контроля центра над регионами. Претензии к положению дел на местах были изложены в общем виде: «ослабление внимания к партийной работе», «нарушение внутрипартийной демократии» и «кое-где» «зажим критики» и т. д.[204]204
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 15–22; Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. С. 34–37.


[Закрыть] Все это было больше похоже на очередную административную встряску, чем на экстренные меры, вызванные нараставшими кризисными явлениями. Сталин, выступавший инициатором реорганизации и партийного, и государственного аппарата (в марте 1946 года СНК СССР был преобразован в Совет Министров), судя по всему, считал нужным провести своеобразную конверсию партийно-государственного управления после войны, упорядочить и нормализовать бюрократические структуры и нормы в целом.

В конечном счете для оценки реального отношения центра к положению на местах определяющее значение имели повседневные практики контроля и взаимодействия с секретарями. Они же в первые послевоенные годы скорее свидетельствовали о том, что Москва требовала от секретарей результаты, не обращая особого внимания на методы их достижения. Хотя создание Управления по проверке партийных органов имело черты усиления централизации, другие решения, принимаемые в этот же период, можно трактовать как тенденции противоположного свойства. Например, в связи с созданием Управления по проверке партийных органов встал вопрос о целесообразности сохранения института уполномоченных Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), которые к апрелю 1947 года работали в 50 областях и краях РСФСР, четырех областях Украины и семи союзных республиках – Азербайджане, Белоруссии, Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Туркмении и Узбекистане[205]205
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 24. В трех прибалтийских республиках и Молдавии институт уполномоченного не создавался, видимо, в связи с тем, что в них действовало прямое представительство центра – бюро ЦК ВКП(б).


[Закрыть]. 21 апреля 1947 года эта структура была ликвидирована. Такой размен – расширение московских структур ЦК ВКП(б), надзирающих за регионами, вместо аппарата уполномоченных КПК – был выгоден местным руководителям. В отличие от чиновников аппарата ЦК уполномоченные КПК постоянно находились в регионах, были в силу этого лучше осведомлены о делах на подведомственных им территориях и нередко стремились занять лидирующие позиции в региональных руководящих сетях. По этим причинам между региональными секретарями и уполномоченными КПК нередко вспыхивали конфликты[206]206
  Коновалов А. Б. Система взаимоотношений партийной номенклатуры центра и регионов. С. 274–275.


[Закрыть]. Можно не сомневаться, что ликвидацию института уполномоченных КПК региональные руководители встретили с одобрением.

Создание Управления по проверке партийных органов не привело также к заметным строгостям в кадровых вопросах. Даже в отношении тех секретарей, которые подвергались критике во внутренних документах аппарата ЦК за неправильные методы работы, проявлялась заметная терпимость[207]207
  Как отмечает А. Н. Федоров, «несмотря на усилия Управления кадров ЦК ВКП(б), ротация регионального руководства СССР в первые послевоенные годы больше зависела от текущего момента и конъюнктуры (открывшаяся вакансия, указание высшего руководства, очередная политическая кампания, появление компромата и т. п.), чем от целенаправленного изучения кадров и работы по их улучшению» (Федоров А. Н. Слабые секретари. С. 430).


[Закрыть]. Хорошим примером этого может служить ситуация вокруг первого секретаря Калужского обкома партии И. Г. Попова[208]208
  Кометчиков И. В. Дело первого секретаря Калужского обкома ВКП(б): взгляд на социальный капитал калужского регионального руководства, 1944–1948 гг. // Новейшая история России. 2021. Т. 11. № 3. С. 723–737.


[Закрыть].

Попов был назначен в Калугу с момента организации области в июле 1944 года переводом с должности ответственного организатора ЦК ВКП(б). Осенью 1944 года этот преимущественно сельскохозяйственный регион выполнил план сельскохозяйственных заготовок, что было записано Попову в актив. Однако вскоре Попов проявил себя как грубый администратор, который подавлял окружавших его работников, включая и секретарей обкома. В августе 1945 года ответственный организатор организационно-инструкторского отдела ЦК, который занимался Калужской областью, направил своему руководству первый сигнал о «неправильном стиле и методах руководства» Попова[209]209
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 131. Д. 45. Л. 37.


[Закрыть]. В апреле 1946 года тот же чиновник направил очередную записку по этому вопросу Н. С. Патоличеву, недавно назначенному заведующим организационно-инструкторским отделом. В ней говорилось о плохом положении дел в Калужской области, о массовых приписках и о материальных злоупотреблениях Попова, который занял под свое жилье лучший дом в центре города, выселив из него горком партии[210]210
  Там же. Оп. 122. Д. 129. Л. 101–111.


[Закрыть]. В мае 1946 года в ЦК поступило письмо от корреспондента «Правды», который также сообщал о скандальной истории с захватом здания горкома и о том, какой негативный отклик это имеет в полуразрушенной Калуге[211]211
  Там же. Л. 98–100.


[Закрыть].

В июле 1946 года карьера Попова, казалось, висела на волоске. В Калугу выехала бригада сотрудников ЦК, которая выявила многочисленные злоупотребления, в связи с чем был снят с должностей ряд руководителей сельскохозяйственных органов, входивших в непосредственное окружение Попова. Более того, в материалах комиссии содержался вывод о том, что Попов не в состоянии обеспечить руководство областью[212]212
  Там же. Д. 131. Л. 158–168.


[Закрыть]. В том же июле председатель Калужского облисполкома пробился на прием к секретарю ЦК А. А. Кузнецову и пожаловался ему на «неправильные методы руководства» Попова и его плохое отношение к руководящим кадрам[213]213
  Там же. Оп. 127. Д. 1083. Л. 139.


[Закрыть]. В область со специальным заданием был послан ответственный организатор Управления кадров ЦК, который подтвердил истинность всех обвинений и вновь порекомендовал снять Попова[214]214
  Там же. Л. 132–138.


[Закрыть].

Однако все эти обвинения против Попова не привели к его смещению. Более того, в 1947 году он добился отзыва из области уполномоченного КПК и второго секретаря обкома, которые пытались сопротивляться Попову, а также поставил вопрос о снятии председателя облисполкома[215]215
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 127. Д. 1335. Л. 57.


[Закрыть]. Поскольку обстановка в калужском руководстве не улучшалась, с августа 1947 года в Управлении кадров ЦК начали готовить новые предложения о снятии Попова. В проектах записок по этому вопросу, составленных на имя секретарей ЦК, отмечалась плохая работа сельского хозяйства и промышленности области, недостатки Попова как руководителя, не сумевшего наладить отношения с другими областными работниками. В качестве замены Попову назывались разные кандидатуры[216]216
  Там же. Л. 50–57.


[Закрыть]. В декабре 1947 года руководство Управления кадров в общей записке на имя А. А. Кузнецова сформулировало свои предложения по поводу Попова. Его обвинили в плохом руководстве хозяйством области, а также в создании «нездоровых отношений» со многими работниками, «что серьезно сказывается на работе обкома ВКП(б)», и предложили снять с должности[217]217
  Там же. Л. 67–68.


[Закрыть].

На этот раз сам Попов помог своим критикам в Москве. Видимо, уверовав в свою безнаказанность, он совершил серьезное правонарушение. 14 декабря 1947 года, в период проведения денежной реформы, с помощью начальника областного управления сберкасс Попов задним числом оформил вклад на себя, своего брата и сына на значительную сумму с целью сохранения денег при обмене старых купюр на новые[218]218
  О массовых злоупотреблениях чиновников в связи с проведением денежной реформы см. главу 4.


[Закрыть]. 13 марта 1948 года Политбюро исключило Попова из партии[219]219
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 163–164.


[Закрыть]. Таким образом, для снятия Попова понадобилось почти полтора года и серьезное нарушение закона с его стороны. Впрочем, номенклатурная система удержала Попова на плаву. Вскоре он был отправлен на работу директором швейной фабрики в г. Чкалов, в 1950 году был назначен председателем Чкаловского областного комитета радиоинформации, а затем занимал в Чкалове другие руководящие должности[220]220
  Там же. С. 499.


[Закрыть].

Терпимость к недостаткам секретарей проявлялась не только в РСФСР, но и в других республиках. Например, несмотря на громкий скандал в начале 1948 года, как говорилось ранее, сохранил свое место первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Юсупов. Долгое время продолжали работать пять секретарей обкомов Украины, которых Управление кадров ЦК предлагало заменить во второй половине 1947 года[221]221
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 127. Д. 1343. Л. 14, 32, 93, 107, 133.


[Закрыть], и т. д.

Все эти инциденты и промедления, несмотря на свою показательность, имели все же сравнительно частный характер. Однако летом 1948 года произошли события, которые можно считать символом послевоенной «секретарской вольности» и мягкой региональной политики Москвы.

В мае 1948 года на основании решения Совета Министров СССР Министерство госконтроля СССР начало ревизию финансово-хозяйственной деятельности Совета Министров Азербайджана[222]222
  Разные версии этих событий см.: Рубцов Ю. В. Ревизия Мингосконтроля СССР 1948 года в Азербайджане: реванш правящей элиты // Отечественная история. 2002. № 2. С. 158–161; Исмаилов Э. Власть и народ; Никонорова Т. Н. «Азербайджанское дело»: ревизия Совета Министров Азербайджанской ССР в 1948 г. // Новейшая история России. 2018. Т. 8. № 1. С. 116–129.


[Закрыть]. Причиной ревизии являлись многочисленные сигналы о злоупотреблениях, приходившие из этой республики. Прибыв в Азербайджан с существенной порцией материалов о коррупции, контролеры из Москвы выявили многочисленные злоупотребления. Речь шла о воровстве чиновников, строительстве дач за государственный счет и т. д. Одними из наиболее скандальных были злоупотребления со стороны заместителя председателя Совета Министров Азербайджана А. М. Азизбекова. Еще в 1944 году он приобрел в личную собственность 3,5 га земли и построил за государственные средства дом. На даче Азизбеков организовал хозяйство, продукция которого реализовывалась через государственные магазины, а деньги поступали на его личный счет[223]223
  Никонорова Т. Н. «Азербайджанское дело».


[Закрыть].

Осознавая нависшую над ним угрозу, первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Багиров начал контратаку, используя при этом любые способы для компрометации самих контролеров. Подручные Багирова организовали для руководителя группы контролеров, заместителя министра государственного контроля, свидания с женщинами, которые скрыто фотографировали[224]224
  Байбаков Н. К. От Сталина до Ельцина. М.: ГазОил пресс, 1998. С. 123. См. также аналогичные утверждения в одном из писем из Азербайджана, направленном в Москву сразу же после снятия Багирова в 1953 году (РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 148. Л. 9). В постановлении Политбюро от 30 июля 1948 года о результатах проверки также говорилось, что руководитель группы контролеров дискредитировал себя «антиморальным поведением (связь с случайными, сомнительными в политическом отношении женщинами, посещение в связи с этим подозрительных квартир, поездка с женщинами в Махачкалу)» (ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 114–115).


[Закрыть]. Собранные компрометирующие материалы Багиров послал Сталину. Сталин приказал организовать проверку, для чего была создана комиссия. В нее наряду с членами Политбюро вошли Багиров и министр государственного контроля Л. З. Мехлис[225]225
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 113–114.


[Закрыть].

Судя по выводам комиссии, Сталин дал указание поддержать Багирова. Причем сделано это было в демонстративной форме. Сравнительно частный конфликт послужил поводом для существенной реорганизации деятельности Министерства государственного контроля. 30 июля 1948 года Политбюро при участии Сталина и Багирова[226]226
  Заседание состоялось в кабинете Сталина (Исторический архив. 1996. № 5–6. С. 41).


[Закрыть] приняло постановление, в котором говорилось, что проверка в Азербайджане была организована неправильно, что «министр госконтроля СССР т. Мехлис без всякой нужды… придал ревизии большой размах» и что «ревизия носила тенденциозный характер». Центральным пунктом обвинений против московских контролеров было то, что «они проявили особую заботу к „жалобщикам“, игнорируя в то же время ЦК КП(б) Азербайджана, в результате чего имел место поток всякого рода заявлений и обращений в Госконтроль со стороны сомнительных лиц». Особое значение имел тот факт, что в связи со скандалом в Азербайджане Политбюро приняло решение, существенно ограничивающее права Министерства госконтроля при проведении проверок ведомств и регионов[227]227
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 113–120.


[Закрыть]. Это было тем более показательно, что в 1940 году создание Наркомата госконтроля и наделение его широкими полномочиями произошло именно по инициативе Сталина[228]228
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1023. Л. 2; Д. 1028. Л. 193–194, 213–215, 308–314.


[Закрыть]. Хотя в упомянутом постановлении от 30 июля 1948 года содержалось некоторое количество обвинений в адрес азербайджанских властей, в целом результаты разбирательства в Москве правильнее рассматривать не как компромисс, а как победу Багирова над могущественным министром госконтроля.

Закрепляя эту победу, 24 сентября 1948 года бюро ЦК КП(б) Азербайджана приняло постановление «Об анонимных заявлениях на руководящих партийных и советских работников в Азербайджанской ССР». В нем утверждалось, что возросший поток анонимных заявлений и жалоб был результатом злонамеренной деятельности группы «нечистоплотных и вражеских элементов». Прокурору республики и министру юстиции было поручено в десятидневный срок закончить следствие по делам клеветников, организовать над ними показательные судебные процессы с публикацией приговоров в печати. Карательным органам республики вменялось в обязанность и в дальнейшем бороться с клеветниками, «привлекая их к самой суровой ответственности»[229]229
  Там же. Оп. 131. Д. 4. Л. 21–22.


[Закрыть]. Воспользовавшись благоприятной ситуацией, Багиров расправлялся с недовольными и запугивал действующих и потенциальных критиков. Такие действия – прямой результат «умеренной» региональной политики Сталина – наблюдались и в других местах.

По какой причине послевоенный период отмечен распространением авторитарного типа руководителей и присущих им практик управления? Немалую роль, несомненно, играл опыт войны, а также трудности послевоенного восстановления в условиях голода и холодной войны, растущих экономических планов и требований, выдвигаемых центром. Жесткие административные меры и репрессии были в этих условиях привычным и фактически единственным из проверенных на практике способов решения многочисленных задач. Периодически критикуя административные перегибы и грубость секретарей, центр тем не менее исходил из приоритетов достижения целей. Обычный для системы централизованный контроль над регионами сочетался с уступками секретарям и терпимостью к местным злоупотреблениям, если они не выходили за некоторые, впрочем не очень четко очерченные, пределы.

Действуя в таких обстоятельствах, секретари широко применяли методы авторитарного контроля (административное давление, увольнения и аресты) в отношении низовых работников. Сценарии авторитарного разделения власти в руководящих группах регионального уровня подразумевали более тонкие формы воздействия. Самыми распространенными среди них были компромат, неформальное исключение, внеочередные повышения. Фиксируя наличие и характерные черты таких способов манипулирования сетями, мы, конечно, не можем оценить степень их распространенности и соотношение между ними в точных цифрах. Из известных примеров следует, что секретари обращались к этим практикам как по отдельности, так и в их совокупности. Но само по себе их применение было основой регионального авторитаризма.

Выполняя задачи консолидации и подчинения сетей секретарям, авторитарные методы были тем не менее обоюдоострым оружием. Использование компромата или внеочередные повышения могли способствовать укреплению сети, но в то же время вызвать обвинения в сокрытии компрометирующей информации (если секретарь не пускал ее в ход, а использовал как потенциальную угрозу) или протекции. Следствием неформального исключения работников номенклатуры могли стать жалобы и нежелательное вмешательство центра. Таким образом, применение, тем более чрезмерное применение, каждого из этих методов было чревато рисками. Однако, не прибегая к ним, секретари не имели возможности укрепить свои сети и консолидировать свое влияние.

Глава 3
Сдержки и противовесы

Когда Н. С. Патоличева как первого секретаря обкома перевели из Ярославля в Челябинск, его, как отмечает один комментатор, «никто не спрашивал заранее; он просто получил по телефону приказ на следующий день явиться в Кремль»[230]230
  Rigby T. H. How the Obkom Secretary Was Tempered // Problems of Communism. 1980. Vol. 29. № 3. P. 60.


[Закрыть]. Такой подход к назначениям опирался на общепризнанные номенклатурные правила. Они позволяли центру достаточно жестко контролировать перемещения значительной части республиканских и региональных руководителей, однако не предоставляли возможности в такой же степени проникать в глубины местных сетей, где номенклатурная политика получала свои реальные очертания.

Советская система решала эту проблему посредством контролируемого делегирования полномочий. Получателями таких полномочий были прежде всего первые секретари региональных партийных комитетов. В свою очередь, их действия, как мы видели, опирались на различные институты: сбор информации, исключения из партии, социальные исключения, создание собственных кадровых сетей. Впрочем, в институциональной картине советской системы партийные секретари имели на руках не все карты. Они могли столкнуться с вызовом в своей среде, с конфликтующим и амбициозным ближним кругом сотрудников, особенно если они чувствовали слабости секретаря и были готовы ими воспользоваться. Партийный аппарат представлял собой ядро многослойной, хотя и взаимосвязанной властной структуры, охватывавшей многочисленные организации. Министерства и крупные предприятия распоряжались ресурсами, государственные учреждения исполняли административные функции, госбезопасность осуществляла надзор и репрессии. В некоторых случаях даже самый опытный первый секретарь мог столкнуться с противодействием со стороны местных акторов, чьи институты и ресурсы подчинялись ему не в полной мере.

Мы изучаем этих акторов, исходя из того, что основу их влияния составляли не только активы, находившиеся в их распоряжении, но и тесное сотрудничество с региональными руководителями. И те и другие оценивались по одинаковым критериям выполнения планов и указаний центра, а значит, нуждались друг в друге. Более того, в некоторых случаях партийные секретари в этом взаимодействии вынужденно принимали правила, ограничивающие их возможности, больше обычного считаясь с интересами экономических ведомств и предприятий.

Не был абсолютно послушной и лояльной массой актив – многочисленные низовые руководители различных структур местной власти. Акции отдельных «возмутителей спокойствия», писавших жалобы в центр, периодически дополнялись коллективными демонстрациями протестов. Местные чиновники использовали, например, формальные механизмы тайного голосования на партийных выборах, позволявшие посылать в Москву сигналы о своем недовольстве действиями высших региональных руководителей. Руководство страны поощряло такие механизмы обратной связи, видя в них институциональные сдержки, позволяющие оценить эффективность региональных лидеров, а также контролировать их. Еще более серьезные последствия для секретарей могло иметь неповиновение ближайшего окружения, если оно играло на слабостях своего формального лидера и предпочитало неформальные способы усиления собственного влияния.

В совокупности такие институты местной власти создавали сдержки и противовесы потенциальным или реальным устремлениям секретарей к единовластию и жесткому подчинению местной номенклатуры. Эти тенденции нет оснований как переоценивать, так и игнорировать. В совокупности они закладывали некоторые предпосылки для изменений, постепенно происходивших внутри преобладающей модели региональных диктатур сталинского периода.