Текст книги "Секретари. Региональные сети в СССР от Сталина до Брежнева"

Изучение факторов, ограничивающих власть и влияние секретарей на местах и затрудняющих превращение их в полноценных автократов, целесообразно начать с анализа феномена оспариваемых секретарей – секретарей, которые так или иначе подчинялись своему ближайшему окружению. И хотя этот феномен не был широко распространенным, он тем не менее демонстрировал важные тенденции развития сетей и представлял потенциальную угрозу единоначалию, которая исходила от руководящей региональной группы (бюро обкома) – в том случае, если она по разным причинам не признавала авторитет и силу первого секретаря. Справки отделов ЦК ВКП(б), контролировавших регионы, описывают несколько таких ситуаций в послевоенный период.

В феврале 1946 года ответственный организатор организационно-инструкторского отдела ЦК ВКП(б) Л. М. Энодин, докладывая секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову о результатах своей командировки в Ростовскую область, сосредоточился на критике «либерализма» первого секретаря обкома П. И. Александрюка. В записке говорилось, что Александрюк всячески тормозит вынесение взысканий в отношении ряда провинившихся работников, а также нерешителен в руководстве:

Бюро обкома партии проходит неорганизованно. Во время заседаний бюро работники аппарата обкома устраивают беспрерывное хождение, раздаются многочисленные реплики в адрес докладчиков и выступающих со стороны членов бюро обкома и присутствующих. Все курят. Между тем, т. Александрюк безучастно относится к происходящему на бюро и не пытается навести порядок. На заседания бюро т. Александрюк приходит с опозданием. Причем, часто бюро обкома руководит второй секретарь т. Пастушенко, а т. Александрюк сидит в стороне, словно посторонний человек. Его выступления не отличаются заостренностью, не содержат анализа обсуждаемого вопроса… Как правило, т. Александрюк ограничивается пересказыванием уже сказанного предыдущими членами бюро, общими словами, вроде: «Надо сделать, выполнить. Так дальше работать нельзя. Нас за это не похвалят. Надо выполнять указания обкома, работать лучше. Видимо, вы хотите и дальше тянуть дело» и т. д.

Энодин сообщал также, что Александрюк часто уступает другим членам бюро, ему «ничего не стоит внести свое предложение и поспешно отказаться от него, если кто-нибудь из членов бюро не согласится с ним». Так, на заседании бюро 30 декабря 1945 года Александрюк внес предложение сделать указание уполномоченному Наркомата заготовок одного из районов области. Однако второй секретарь обкома партии заявил, что он не согласен и считает необходимым объявить выговор. Александрюк немедленно сдал свои позиции: «Я ведь не настаиваю на своем предложении, я внес его, чтобы обсудить. Давайте обсудим, давайте ваши предложения. Пожалуй, можно согласиться, объявим выговор, возражений нет? Принято». 18 января 1946 года Александрюк предложил снять с должностей и объявить выговоры некоторым руководителям одного из заводов. Однако, столкнувшись с возражениями третьего секретаря обкома, он отказался от своего предложения: «Я же не сказал, что мое предложение окончательное». Второй секретарь обкома, по сообщению Энодина, характеризовал своего шефа так: «Петр Ильич у нас очень мягкотелый человек»[231]231
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 129. Л. 15–18.


[Закрыть].

Эти колоритные зарисовки московского инспектора подводили к очевидному выводу, сделанному в его записке: Александрюка нужно снимать с должности. Маленков поддержал это мнение и дал поручение готовить замену. Однако процесс этот, что бывало нередко, затянулся. В справке, составленной в аппарате ЦК ВКП(б) в 1947 году, вновь говорилось о том, что, несмотря на свои положительные качества, Александрюк «не охватывает всего объема работы в такой большой и сложной области, какой является Ростовская область». «В отношении к работникам, – говорилось в этом документе, – т. Александрюк обычно прост и общителен. Но он не проявляет достаточной твердости и прямоты в своих требованиях к руководителям. В его действиях наблюдается инертность, недостаток инициативы при решении хозяйственно-политических задач. Он нередко обходит острые вопросы и медленно реагирует на сигналы о недостатках в работе партийных организаций». В вину Александрюку, в частности, ставилось попустительство действиям секретарей Новошахтинского и Шахтинского горкомов ВКП(б) и хозяйственных руководителей, которые расходовали государственные средства и материалы на строительство собственных домов. В течение пяти месяцев обком «тянул рассмотрение дела о неправильном расходовании премиальных средств на Северо-Кавказской железной дороге», защищая начальника дороги, который был членом бюро обкома[232]232
  Там же. Оп. 127. Д. 1345. Л. 84, 85.


[Закрыть].

Итак, судя по приведенным характеристикам, Александрюк принадлежал к типу оспариваемого секретаря, высшее образование которого (в 1931 году закончил Кубанский пединститут по специальности преподаватель политэкономии) сочеталось с относительной мягкостью характера. Не закалил Александрюка даже значительный опыт работы в аппарате в экстремальных условиях. На руководящую работу в Ростовскую область он попал в 1933 году, в период страшного голода, поразившего в числе прочих и этот регион. Причем карьеру он начинал в политотделах МТС, чрезвычайных органах управления, которые жесткими, преимущественно репрессивными методами усмиряли деревню после голода. В годы войны Александрюк работал третьим, а затем вторым секретарем Ростовского обкома. На пост первого секретаря Ростовского обкома был назначен в сентябре 1944 года в 40-летнем возрасте[233]233
  Там же. Д. 1345. Л. 84.


[Закрыть].

Александрюк был освобожден от должности в августе 1947 года с благоприятной формулировкой: «отозван в распоряжение ЦК ВКП(б)». Вместо него был назначен «сильный секретарь» – Н. С. Патоличев, который, как уже говорилось, делал в послевоенные годы стремительную карьеру. Александрюк был назначен вторым секретарем в Рязанский обком. Несомненно, учитывая свой печальный опыт в Ростове, Александрюк попытался на новом месте вести себя более жестко. Но и здесь не прижился. Через восемь месяцев после прибытия в область на партийной конференции его обвинили, с одной стороны, в недостаточной активности, а с другой – в высокомерии и грубости в отношении районных работников. В ходе тайного голосования при избрании в состав обкома он получил 53 голоса против (13 % голосовавших)[234]234
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 88. Д. 901. Л. 276.


[Закрыть]. Это обстоятельство, несомненно, сыграло свою роль в том, что вскоре Александрюка отправили на учебу в Москву. В 1950 году он был назначен в аппарат ЦК ВКП(б), а затем в течение нескольких лет занимал руководящие посты в Центральном союзе потребительских обществ СССР[235]235
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 388, 407.


[Закрыть].

К категории оспариваемых секретарей, судя по информации, имеющейся в документах ЦК ВКП(б), принадлежал также руководитель Смоленского обкома ВКП(б) Д. М. Попов. В октябре 1947 года в Управлении кадров ЦК ВКП(б) для секретаря ЦК А. А. Кузнецова[236]236
  С запиской ознакомился также секретарь ЦК М. А. Суслов.


[Закрыть] была подготовлена записка, в которой систематизировались наблюдения работников Управления за деятельностью Попова, который занял этот пост в 40-летнем возрасте в 1940 году. Отдавая должное Попову («активный партийный работник, политически грамотный, имеет хорошую теоретическую подготовку, знает хозяйство и руководящие кадры области, в парторганизации и среди трудящихся пользуется авторитетом»), сотрудники Управления кадров докладывали также о его недостатках. Они отмечали отсутствие у Попова необходимых «организационных способностей», «решительности», требовательности к подчиненным. Попов знал, что ряд секретарей обкома и руководителей облисполкома плохо работали, но не ставил вопрос об их замене. Принятые обкомом решения часто не выполнялись. При обсуждении ряда вопросов на заседаниях бюро обкома между секретарями обкома возникали «длительные споры и разногласия». При этом Попов в некоторых случаях оставался в меньшинстве[237]237
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 127. Д. 1352. Л. 146–149.


[Закрыть]. Общий вывод записки звучал так:

Имеет слабые организационные способности, нетребовательный, излишне доверчив, нерешителен, в работе проявляет вялость. Несмотря на то, что т. Попов на руководящей партийной работе находится уже длительное время, чувствуется, что он больше преподаватель, чем организационный работник[238]238
  Там же. Л. 145.


[Закрыть].

Обвинения в «мягкости» предъявлялись Попову несмотря на то, что еще в апреле 1947 года Управление кадров ЦК ВКП(б) подвергло Смоленский обком критике за большую текучесть руководящих работников. В течение 1946 года в области сменилось 30 % из 2 тысяч функционеров, входивших в номенклатуру обкома, в том числе 52 % секретарей райкомов ВКП(б), 76 % председателей райисполкомов, 39 % председателей колхозов. Многие из этих работников снимались за плохое выполнение обязанностей, а некоторые даже отдавались под суд[239]239
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 57–59.


[Закрыть]. Причины такого парадоксального поведения «слабого секретаря» могли быть разными. Не исключено, например, что массовые увольнения низовых работников были результатом отсутствия единоначалия на областном уровне и рассредоточения полномочий на применение репрессивных мер между значительным кругом руководителей.

Несмотря на обвинения, Попов оставался первым секретарем обкома еще год. Только 26 ноября 1948 года он был освобожден от своей должности. Причем произошло это по максимально благоприятному для Попова сценарию. Сам он был отправлен слушателем курсов переподготовки первых секретарей при ЦК ВКП(б), а на его место назначили второго секретаря Смоленского обкома В. П. Фронтасьева, проработавшего с Поповым несколько лет. После завершения курсов Попов был назначен на высокую должность заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), которая, очевидно, в большей мере соответствовала его характеру.

В целом, если абстрагироваться от характерных для того времени претензий центра к функционерам, принадлежавшим к типу оспариваемого секретаря, можно отметить, что руководители, склонные к компромиссу со своим окружением, в сталинской системе считались «слабыми». Поддерживая авторитет бюро обкома как коллективного органа руководства, позволяя членам бюро иметь собственное мнение и даже голосовать против предложений первого секретаря, такие секретари достигали относительной стабильности сетей. Однако за такую стабильность, выстроенную на компромиссах, нужно было платить свою цену. Чем дальше, тем больше оспариваемый секретарь терял свои административные возможности и даже авторитет, поскольку система ценила силу и жесткость. Аналогичный исход мог постигнуть также тех секретарей, которые были склонны уступать другим влиятельным акторам региональных сетей, прежде всего хозяйственным руководителям.

В сталинской экономике партийный аппарат нередко являлся важным источником внеэкономических стимулов роста. В первую очередь это касалось деревни, где для обеспечения сельскохозяйственного производства требовались принуждение и нажим со стороны партийных функционеров. В индустриальном секторе ситуация была более сложной. Промышленные предприятия нередко подчинялись центральным или республиканским министерствам с их собственной вертикалью власти. Но и здесь партийный аппарат постоянно занимался решением долгосрочных и повседневных проблем под лозунгом партийного руководства экономикой.

Тесная связь между региональной властью и директорским корпусом, впрочем, не означала полного совпадения их интересов. И те и другие стремились любой ценой выполнить план, но не всегда одинаковыми методами. Директора были больше сосредоточены на потребностях своих предприятий. Перед секретарями стояли более сложные задачи. Они отвечали не только за выполнение заданий в сфере промышленности, но также и за состояние сельского хозяйства и социальной сферы на подчиненной им территории. В результате в основе взаимоотношений директоров и секретарей лежал обмен. Местные руководители знали, что их собственное положение зависит от способности крупных предприятий региона выполнять планы, и всячески помогали им, мобилизуя рабочую силу, транспорт и снабжение, лоббируя различные решения в Москве и обращаясь за содействием в другие регионы. В свою очередь, директора заводов могли направить часть средств, выделенных им центральным министерством, на решение местных социальных задач: строительство и ремонт жилья, содержание общественного транспорта, учреждений здравоохранения и учебных заведений. Успех сотрудничества, как правило, был обусловлен компромиссами и взаимными уступками.

Москва была в курсе этого взаимодействия, и в целом оно ее вполне устраивало. Но система давала сбои. Партийные руководители до такой степени разделяли интересы хозяйственников, что забывали о своих обязанностях контролировать и блюсти «государственные» (не ведомственные) интересы. Причем такая линия поведения не всегда была совершенно бескорыстной. Все чаще партийные работники получали от хозяйственных структур различные материальные премии и помощь. Центральное руководство беспокоили такие факты, означавшие укрепление круговой поруки чиновников на местах и ослабление партийного контроля[240]240
  Это беспокойство имело свою историю. Еще накануне войны, 21 марта 1941 года, Оргбюро запретило руководителям хозяйственных наркоматов и директорам предприятий «производить в какой-либо форме премирование и награждение» партийных функционеров, а последним – принимать подобные премии и вознаграждения (ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 157–158).


[Закрыть]. Так, 29 мая 1946 года начальник Управления по проверке партийных органов ЦК Н. С. Патоличев (ранее работавший первым секретарем в Челябинской области) дал поручение своим подчиненным «срочно позвонить всем первым секретарям обкомов и договориться о немедленном прекращении каких бы то ни было премирований партийных работников»[241]241
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 448. Л. 5. На следующей неделе заместитель Н. С. Патоличева В. М. Андрианов прислал ему список 113 руководителей (главным образом первых секретарей обкомов), проинформированных о необходимости принятия соответствующих мер (Там же. Л. 8–11).


[Закрыть].

В записку на имя секретарей ЦК ВКП(б) о работе с кадрами в украинской партийной организации, подготовленной в аппарате ЦК ВКП(б) в июле 1946 года, был внесен раздел с красноречивым названием: «О фактах потери независимости и самостоятельности парткадров и партийных органов». В нем резко критиковались денежные выплаты хозяйственных организаций партийным работникам, которые в результате «стали игрушкой в руках хозяйственников». Практические результаты такой зависимости не заставляли себя ждать. Так, в 1945 году руководство Ворошиловградского угольного комбината осуществляло массовые приписки для выполнения плана, а работники обкома партии, получавшие от угольщиков многочисленные премии, «просмотрели» этот факт. Руководители партийных органов в Харьковской области, для которых на авиазаводе № 135 отремонтировали пятнадцать личных автомобилей, закрывали глаза на плохую работу предприятия и расхищение продуктов и промышленных товаров в заводском отделе рабочего снабжения. В Запорожье обком партии взял под защиту директора завода «Коммунар», которого обвиняли в расхищении материальных ценностей. Инспектора ЦК считали, что причиной этого были услуги, которые директор оказывал работникам обкома. Подобные практики, как свидетельствовала записка, были характерны не только для областных, но и для районных партийных структур[242]242
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 137. Л. 33–35.


[Закрыть].

Опираясь на такие сигналы, 2 августа 1946 года Политбюро приняло постановление «О фактах премирования министерствами СССР и хозяйственными организациями руководящих работников регионов». В нем указывалось, например, что министр бумажной промышленности СССР премировал заместителя секретаря Молотовского обкома месячным окладом и ценным подарком. Министр лесной промышленности СССР преподнес первому секретарю обкома и председателю Совета Министров Удмуртской АССР золотые часы, а секретарю обкома и председателю Калининского облисполкома – охотничьи ружья и т. д. Из таких частных примеров выводилась проблема общего характера. ЦК осуждал

практику премирования хозяйственными руководителями руководящих партийных и советских работников как неправильную и вредную… Такая практика премирования, получения подачек, наград приводит к неправильным взаимоотношениям между партийными и хозяйственными органами, по существу носит характер подкупа, ставит партийных работников в зависимость от хозяйственных руководителей, приводит к отношениям семейственности и связывает парторганизации в критике недостатков в работе хозяйственных организаций в силу чего руководящие партийные работники теряют свое лицо и становятся игрушкой в руках ведомств… Такое положение… является позором и гибелью для партработников и парторганизаций[243]243
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 156–157.


[Закрыть].

В ходе последующей кампании, руководимой аппаратом ЦК, были выявлены другие факты премирования партийных функционеров министерствами и директорами заводов и их щедрого вознаграждения в виде дефицитных товаров. Принимались постановления, запрещающие такие действия[244]244
  Там же. С. 158–161.


[Закрыть]. Однако формальный запрет на подношения и премии не мог в полной мере преодолеть традицию взаимной поддержки хозяйственников и партийных функционеров, что нередко приводило к нарушению субординации. Министерства считали возможным командовать партийными органами. Сталкиваясь с подобными фактами, заместитель начальника Управления по проверке партийных органов ЦК ВКП(б) Г. А. Борков в записке секретарю ЦК А. А. Жданову от 10 марта 1948 года сетовал:

За последнее время некоторые союзные и республиканские министерства в обход подчиненных им советских и хозяйственных органов усвоили привычку посылать различные запросы и даже давать директивные указания непосредственно обкомам и крайкомам ВКП(б)… Многие телеграммы, направляемые министерствами и главками в обкомы и крайкомы ВКП(б), не только недопустимы по форме обращения, но и по своему существу свидетельствуют о непонимании некоторыми работниками министерств роли и места партийных органов.

В записке приводились многочисленные примеры телеграмм, по сути приказов, которые рассылались министерствами в обкомы[245]245
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 122. Д. 325. Л. 54–56.


[Закрыть].

По причине стремления министерств к доминированию между ними и местными властями периодически возникали конфликты. Так, в апреле 1948 года министр совхозов РСФСР отказался утверждать рекомендованного обкомом директора одного из совхозов в Пензенской области. Министр дополнил свое решение телеграммой в адрес этого работника: «Директором вас не считаю. Доверенность на вас из Сельхозбанка и Госбанка отозвал. Предупреждаю, за дальнейшее пребывание вас на территории совхоза привлеку к уголовной ответственности»[246]246
  ГАПО. Ф. П-148. Оп. 1. Д. 1931. Л. 39. Об аналогичном конфликте Пензенского обкома с Министерством медицинской промышленности СССР см.: Там же. Д. 1926. Л. 25.


[Закрыть].

Ил. 3. Директор Челябинского Кировского завода И. М. Зальцман, 15 марта 1946 года. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)

Имея поддержку со стороны влиятельных московских министерств, директора крупных заводов порой держались с региональными секретарями как с равными. В отдельных случаях партийные руководители и вовсе могли оказаться в тени хозяйственников. Вероятно, самым известным примером в этом отношении служит Челябинск, где находился огромный Кировский завод, во время войны выпускавший танки, а после войны переходивший на производство тракторов. 26 января 1950 года решением Политбюро первый секретарь обкома А. А. Белобородов был снят с должности. В соответствующем постановлении перечислялся ряд недостатков в работе обкома, в том числе беспринципное отношение А. А. Белобородова и второго секретаря обкома А. В. Лескова к «безобразиям, которые творил» директор Кировского завода И. М. Зальцман, снятый к тому времени с должности и исключенный из партии. В постановлении говорилось: «Белобородов и Лесков не только не принимали никаких мер по сигналам… об антипартийной провокационной деятельности Зальцмана, но и скрывали эти сигналы от ЦК ВКП(б) и расправлялись с людьми, критиковавшими Зальцмана»[247]247
  ЦК ВКП(б) и региональные партийные комитеты. С. 240–244. См. также: Сушков А. В. Дело «танкового короля» Исаака Зальцмана; Федоров А. Н. И. М. Зальцман и Челябинский обком ВКП(б).


[Закрыть].

Ил. 4. Первый секретарь Челябинского обкома А. А. Белобородов, 1946 год. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)

Ил. 5. Директор Магнитогорского металлургического комбината Г. И. Носов, 1946 год. Из фондов РГАКФД (г. Красногорск)

Дело Зальцмана, одного из самых известных советских хозяйственников, носившее антисемитскую окраску[248]248
  Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. С. 616–618.


[Закрыть], выявило некоторые черты советской системы управления. Кировский завод в Челябинске являлся одним из важнейших предприятий в СССР, а его директор занимал особое положение в региональной руководящей сети. Более того, пример Зальцмана не был исключением. В той же Челябинской области ведущие позиции занимал директор знаменитого Магнитогорского металлургического комбината Г. И. Носов. Хотя Носов не упоминался в постановлении Политбюро от 26 января 1950 года, его роль, как и роль Зальцмана, довольно долго разбиралась на пленуме Челябинского обкома, собранном по случаю снятия Белобородова.

Каким образом Зальцман и Носов обрели свое влияние? Оба они родились в один и тот же год и были типичными выдвиженцами: в возрасте тридцати с небольшим лет назначены на важные должности, освободившиеся в ходе массовых репрессий. Восхождение Зальцмана было особенно стремительным. В 1938 году, в 33-летнем возрасте, он стал директором ленинградского Кировского завода (до убийства Кирова в 1934 году известного как «Красный путиловец») – одного из старейших и крупнейших металлообрабатывающих и машиностроительных заводов страны. Эвакуированный в начале войны в Челябинск, завод под руководством Зальцмана перевел свое производство на военные рельсы. Он стал одним из важнейших оборонных предприятий СССР, снабжая фронт танками и другой военной техникой[249]249
  О работе завода и его руководителей имеется значительная литература. См., например: Самуэльсон Л. Танкоград: Секреты русского тыла, 1917–1953. М.: РОССПЭН, 2010; Запарий В. В. Танковая промышленность на Урале в 1940‐е годы. Екатеринбург: УМЦ – УПИ, 2015; Мельников Н. Танковая промышленность СССР в годы Великой Отечественной войны. М.: Яуза, 2019.


[Закрыть]. О роли завода и его руководителя свидетельствовало назначение Зальцмана в 1941 году заместителем наркома танковой промышленности СССР в дополнение к директорскому посту. Вскоре Зальцман ненадолго покинул Челябинск, в течение года (с середины 1942 года) возглавляя Наркомат танковой промышленности. Затем вновь вернулся директором на Кировский завод в Челябинск. Руководя одним из крупнейших предприятий страны, Зальцман имел независимые каналы связи с Москвой, в том числе мог напрямую позвонить Сталину[250]250
  Гольдштейн Я. Е. Откровенно говоря. Воспоминания, размышления. Челябинск, 1995. С. 172.


[Закрыть]. Звания и награды долгое время сыпались на Зальцмана дождем. В 1941 году он был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Помимо получения Сталинской премии и награждения орденами Кутузова, Суворова, Красной звезды и тремя орденами Ленина, он был произведен в генералы и избран в Верховный Совет СССР. Не менее примечательным руководителем был Г. И. Носов. В 1940 году, в 35-летнем возрасте, он был назначен руководителем крупнейшего завода страны, символа первой пятилетки – Магнитогорского металлургического комбината. Как и Зальцман, в 1946 году Носов был избран депутатом Верховного Совета и имел немало наград, дважды становился лауреатом Сталинской премии.

На фоне этих известных директоров партийный секретарь Белобородов явно проигрывал. Подобно Зальцману и Носову, он был выдвиженцем, на волне террора сделавшим быструю карьеру. За несколько предвоенных лет Белобородов прошел путь от рядового агронома до председателя Челябинского облисполкома и третьего секретаря Челябинского обкома. В 1946 году был назначен первым секретарем обкома этого крупного и стратегически важного региона страны. Успех и карьерные возможности Белобородова сильно зависели от достижений челябинской индустрии, и прежде всего Кировского завода и Магнитогорского комбината. Он много сил тратил на удовлетворение нужд этих двух промышленных гигантов, чье значение в глазах Москвы было в какой-то степени равноценно значению области в целом. Белобородов унаследовал особые отношения с Зальцманом и Носовым от своего предшественника Н. С. Патоличева, переведенного на высокую должность секретаря ЦК в Москву. По свидетельству одного из областных работников, Патоличев в бытность секретарем в Челябинске говорил: «Я считал бы за счастье работать с т. Носовым парторгом ЦК»[251]251
  ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 2. Л. 77.


[Закрыть]. Жалобы в адрес Зальцмана, как утверждали очевидцы, Патоличев отводил такими объяснениями: «Ну, слушайте, что можно сделать, ну хулиганит, ну хамит, но одновременно надо видеть в нем большой талант большого организатора, а нам сейчас такие люди нужны. Приходится мириться»[252]252
  Там же. Л. 103.


[Закрыть].

Осуждение бесконтрольности челябинских директоров было важной темой пленума Челябинского обкома, созванного 3 февраля 1950 года для обсуждения постановления Политбюро об ошибках руководства обкома и снятии Белобородова. Тональность пленума была задана представителем ЦК ВКП(б), который заявил, что секретари обкома «часто заигрывали с некоторыми директорами крупных предприятий, вывели некоторых директоров предприятий из-под контроля партийных комитетов»[253]253
  Там же. Л. 16.


[Закрыть]. Еще более жестко эту мысль повторил секретарь Тракторозаводского райкома партии, в ведении которого формально находилась партийная организация Кировского завода:

…Беспринципность т. Белобородова зародилась потому, что он заигрывал перед директорами заводов. Это т. Белобородова поставило в некоторую зависимость от этих директоров и все принципиальные вопросы с Зальцманом и Носовым решались по-семейному. Тов. Белобородов… не наказывал этих директоров потому, что он сам их крепко побаивался[254]254
  Там же. Л. 51.


[Закрыть].

Белобородова обвиняли в том, что он всячески защищал и Зальцмана, и Носова, помогал им преследовать критиков и недовольных[255]255
  Там же. Л. 5, 6.


[Закрыть].

Если одним важным фактором фактического суверенитета директоров заводов являлась их способность нейтрализовать надзорные функции местных органов, прежде всего партийных, то другим было признание их реальных заслуг в развитии социальной инфраструктуры. Масштабы этой деятельности Носов охарактеризовал на пленуме так: «В распоряжении завода фактически находится город, трамвай, водоснабжение, электроснабжение, строительство города и все жилье… 60 % торговли в городе, большое сельское хозяйство»[256]256
  Там же. Л. 153.


[Закрыть]. В конечном счете от доброй воли Носова или какого-либо другого директора зависело выделение ресурсов, в которых нуждались местные власти. На пленуме был приведен красноречивый пример такого рода. Носов игнорировал просьбы магнитогорских руководителей о помощи городским больницам. Однако в определенный момент он собрал у себя медиков и передал им под больницу пятиэтажное здание. Поступая так, говорилось на пленуме, Носов «глубоко принижал горсовет с горкомом партии и подчеркивал свое личное положение»[257]257
  Там же. Л. 24.


[Закрыть]. Такая оценка была в значительной мере справедливой. Действия Носова в данном случае имели принципиальный характер. Директора крупных предприятий категорически отстаивали свое право исключительного взаимодействия с областными властями через голову городских или районных структур. И Зальцман, и Носов, как неоднократно подчеркивалось на пленуме, игнорировали территориальные партийные органы – Тракторозаводский райком и Магнитогорский горком, запугивая или подкупая их руководителей[258]258
  ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 2. Л. 24, 46–50, 76–78, 102–104. См. также: Федоров А. Н. «Магнитогорское дело» 1949 г.


[Закрыть].

Зальцман, которого еще в июле 1949 года сняли с должности директора, на пленуме не присутствовал. Однако Носову пришлось каяться в ошибках[259]259
  ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 14. Д. 2. Л. 152–157.


[Закрыть]. Через полтора года после этого пленума Носов в возрасте 46 лет умер. Зальцман, несмотря на предъявленные обвинения, арестован не был. Он работал на рядовых должностях на небольших провинциальных предприятиях. После смерти Сталина в 1955 году был восстановлен в партии. Перебрался в Ленинград, где начинал делать карьеру, возглавил один из ленинградских заводов и умер в 1988 году в 83-летнем возрасте. Белобородова отправили в Калининскую область на должность начальника областного отдела коммунального хозяйства. Затем с 1952 года он занимал руководящие должности в Калининском областном управлении сельского хозяйства.

С учетом колоссального значения челябинских заводов влияние их директоров можно рассматривать как исключительное. Однако на самом деле модель взаимоотношений между хозяйственниками и региональными партийными руководителями, продемонстрированная в этом случае, имела универсальный характер. Секретари и директора зависели друг от друга, поскольку важнейшим критерием успешности их деятельности было выполнение индустриальных планов. Промышленные предприятия были источником социального обеспечения регионов, а нередко и дополнительных доходов местных руководителей. В ответ партийные органы могли прикрывать прегрешения директоров, игнорируя жалобы и блокируя проверки. В целом взаимодействие с директорским корпусом было одним из важных препятствий на пути непомерного роста влияния секретарей.