Текст книги "Задание Империи"

Глава 25
Между Угольной и Дальней, не доходя до Высокой

«Короткий путь на Бежицу» оказался от Петропавловской по Рождественской, за Смоленскую заставу, вплоть до Летного Поля, где дорога сворачивала к «Соловьям» и дальше вилась по городищенским холмам до Черного моста. За Сенной вся дорога была мощена булыжником, угловатый пепелац выжимал максимум километров сорок и жутко трясся.

Тут-то Виктор и просек, почему эти странные маршрутки в народе прозвали «пылесосами». На булыжное шоссе камни укладываются не точно друг к другу, как на Красной площади; между ними засыпана земля, и она-то в жаркую погоду обращалась в пыль, что облаком вздымалась после каждой проехавшей машины и долго висела в воздухе. Из-за неплотностей кузова эта пыль тучами подымалась у задних сидений, а если впереди еще кто-нибудь ехал – то по всему салону, оседая на мокрых от пота лицах пассажиров и прочих открытых частях тела. Открытые окна экологических проблем не решали. Короче, Виктор скоро понял, что рубашку надо стирать, а сегодня надо купить хотя бы одну на смену. И полоскательницу с хозяйственным мылом. Все равно к концу недели брать бы пришлось.

Стекла автобуса были мутными из-за грязи, особенно задние. Чтобы как-то уменьшить пыль и жару, они были завешены желтыми сатиновыми занавесками, которые трепетали на встречном ветру и мешали обозревать окрестности; отодвигать их означало получить в лицо порцию все той же пыли. Виктор обратил внимание лишь на то, что лес в те времена рос не только в «Соловьях», но и вообще по Судкам за Смоленской заставой вплоть до Летного Поля.

В Бежице маршрутка шла как раз по Преображенской; Виктор попросил остановить возле редакции. В «Губернском голосе» Бурмин протянул ему очередной конверт и пожелал не забывать и редакцию.

– Вы, главное, идеи давайте, – бархатным голосом посоветовал он, – а художественно обработать, если надо, мы своих журналистов подключим. Читатели – они же на имя клюют…

В конверте, помимо все той же суммы, оказалось задание теперь написать о стрелковом оружии. В частности, предлагалось выразить мнение о том, какую долю в вооружении пехотных частей составит автоматическое оружие под пистолетный и винтовочный патроны, как изменится калибр в будущем, какой будет вес и тактико-технические характеристики оружия пехотинца, появятся ли новые виды вооружения, и в частности – какие перспективы у центробежных пулеметов и пулеметов с вращающимися стволами. Виктор вздохнул и принял к сведению.

«Ладно, главное, сумма растет, – подумал он. – А там надо посмотреть, как на эти бабки прокачиваться». Пока же большую часть полученной суммы он решил положить в банк, а на остальное купить рубашку и разные хозяйственные мелочи.

Краснокаменной в редакции не было; вместо нее в комнате сидел фотолаборант и ел бутерброды с чайной колбасой, запивая молоком из бутылки с узким горлышком, как у винной.

– А Татьяны до вечера не будет. Она на городском соборе, там обсуждают перенос рынка к вокзалу, за линию. Сейчас-то народ пароходами стал меньше товара возить. Медленно это, и молоко прокисает. Так что пригородными поездами стали. С утра подводы на станцию, а там до Бежицы. С этой стороны возле рынка пассаж стоит, и обратно возле церкви неудобно. Вот и хотят сделать за железкой. И строиться там начнут, до конезавода и Литейки.

– А как же в Брянске собор у рынка? Да и на Сенной?

– Ну в Брянске… В Брянске дух торгашеский, оттого его центром губернии и не сделали. Как сказал государь император, прирастать России от тяжелой индустрии. А вы за снимками пришли? Так я поищу.

– Нет, наверное, она еще не успела сделать, раз на собрании. Я в другой раз зайду.

– Заходите, конечно, – согласился лаборант и зачем-то добавил: – Татьяна у нас хорошая…

После закупок Виктор уединился на квартире и, покончив со стиркой и вывесив белье на веранде, не теряя времени принялся за очередную писанину – благо предмет был знаком еще со школьной «военки». Он закончил часам к девяти и думал занести завтра, но тут в калитку постучал мальчишка-посыльный.

– Для писателя Еремина записка!

«С чего это вдруг? В редакции небось уже номер сверстали. Или Ступину какой срочняк?»

– Дядя, записка для вас, от дамы велено передать. Чаевых не надо, все вперед уплачено… – И пацан, передав листок, по-армейски сложенный треугольником, тут же смотался.

Виктор развернул листок.

«Подруга уехала, оставила присмотреть за квартирой. После одиннадцати буду одна. На Саратовской… дом номер… Твоя…»

Листок был надушен чем-то похожим на духи «Кармен».

«Хорошо, что не «Жасмин», – его употребляют уличные женщины…»

Он поднялся к себе и окинул глазами комнату.

«А не с пустыми же руками идти. Интересно, сейчас что-нибудь работает? Заодно и в редакцию конверт кинуть, говорят, что там допоздна».

…Вечернее небо затянуло ровным слоем серых облаков без единого просвета, но было тепло и влажно; он вспомнил, что днем часто пели петухи, предвещая перемену погоды. Видимо, к утру намечался дождь.

«Саратовская, Саратовская… Это за линией будет, за Почтовой, где Крахтовские бараки стоят и теперь улица Карла Либкнехта. И где же это? Там мелкие кварталы и куча названий по городам. «Где эта улица, где этот дом, где эта барышня…» Да, актуальная песенка. Хотя стоп: мы же где-то недалеко там на свадьбе Фрола и Наташки гуляли, там шли, и по дороге была Саратовская, еще что-то вспоминали по этому поводу… Да, точно, где-то между Угольной и Дальней. А по номеру дома – это в сторону кладбища, но наверняка не доходя до Высокой, она теперь Азарова, тьфу, она же теперь так и будет Высокая…»

Бурмина уже не было, и Виктор передал конверт через секретаря, который, казалось, собрался оставаться здесь целую ночь. Кабинет Татьяны был закрыт. Работающий допоздна магазин Виктор сыскал неподалеку, на Губернской, и прихватил там пару бутылок хорошего массандровского вина, шоколада и другой подходящей закуски; все это ему упаковали в большой пакет из толстой оберточной бумаги с веревочными ручками. Оставалось только побриться и погладиться.

К одиннадцати он с пакетом в руке уже пересекал пути в районе переезда; пришлось немного постоять, пока «Щука», холеная и блестевшая, как иномарка, протаскивала товарняк на Рославль. Район за линией, несмотря на отсутствие построенных после войны двухэтажных домов, показался ему мало изменившимся. Запустения не ощущалось, деревянные домики стояли аккуратно, и даже дореволюционные бараки были обшиты дощечками, как сайдингом, и выкрашены красно-коричневой краской – видимо, той же, какая шла на товарные вагоны. В палисадниках росли цветы, подымались березки и ели, а пешеходные дорожки вдоль домов были посыпаны паровозным шлаком.

Угольную он нашел легко, по длинному одноэтажному зданию рабочего клуба, известному тем, что когда-то там проходили собрания революционеров. Саратовская оказалась неподалеку, в сторону Болвы, и шла параллельно реке.

Виктору эта улица как-то не особо понравилась. Если Угольная была широкой, посыпана щебенкой, и на ней, хоть и нечасто, стояли фонарные столбы, то Саратовская была, скорее, переулком – узкая, с проезжей частью, зажатой между двумя канавами, необходимыми в этом низинном и сыром месте Заречья, и совсем без освещения. Последнее было совсем некстати, потому что уже начало темнеть. В одноэтажных бараках на несколько квартир, что тянулись по обе стороны, скупо светились отдельные окна – электричество здесь уже было проведено и в бараках, но народ селился небогатый. Из труб тянуло дровяным дымком, что-то куховарили. Правда, тут и собак не было.

«А у подруги, видать, не дворец. Хотя окраина тихая, народ, похоже, не бомжовый, работящий, в порядке жилье содержит. Вон заборчики ровно стоят, мусора не навалено».

Тем временем продолжало темнеть. Росшие по обочинам кусты и деревья придавали улице мрачный и непролазный вид.

– Табачку не одолжите? Свой кончился, а курить охота…

Перед Виктором вырос плечистый мужик в кепке с круглой, как таз для варенья, физиономией.

«Ну вот. Тут и вломить могут».

– Сейчас поищем… – Он сунул руку в пакет, чтобы в случае чего стукнуть бутылку о бутылку и отмахнуться «розочкой», но тут у мордатого в руке блеснул нож, а в спину Виктора уперлось дуло то ли револьвера, то ли обреза.

– Спокойно, дядя. Дергаться не надо.

– Ясно, – вздохнул Виктор. – Деньги, документы, одежда? Часы иностранные или сувенир редкий, музыку играет?

– Себе оставь, – послышалось сзади, – с нами поедешь.

«Хреново. Отвезти подальше и убить, что ли, решили?»

Мордатый тихо свистнул. Неподалеку зацокали копыта, и тот, что стоял за спиной, свободной рукой подтолкнул Виктора, чтобы тот отошел в сторону. Заскрипели рессоры.

– Повернись. Не спеша.

Виктор медленно обернулся и увидел, что в коляске торчит тот самый тип с усиками, которого он вчера заметил в Брянске. В руке у него чернел маузер, со стволом короче обычного и отъемным длинным магазином, патронов на двадцать. Впереди сидел возница с бородой, похоже, тоже в деле.

«Конкретные пацаны, однако. Не уличная шпана. И зачем я им понадобился?»

– Лезь в коляску. Только тихо, дядя. Чуть вякнешь… Секешь?

– Усек, в натуре, базару нет.

– Ля-ка ты… – протянул мордатый, – никак по фене ботает. На царевой даче бывал?

– Ходок не имел. Работа чистая, больше умственная…

– Чи-истая?.. По медведям небось, а, писатель?

– А что? Нужен специалист?

– Ша! – огрызнулся усатый из коляски. – Сюда вали, живо!

Виктор залез в коляску и поставил пакет. Мордатый чувак сел следом, так что выскочить можно было только через его труп.

– Трогай, – шепнул усатый вознице.

– Эй, извозчик! – раздался вдруг снаружи голос, похоже принадлежавший женщине средних лет.

– Что там еще… – Усатый прикрыл маузер лежащим на коленях пиджаком.

– Господа, не подвезете даму? Нам, кажется, по пути?

– Пошла вон, старая…

– Хам, – коротко и брезгливо ответил голос; раздался негромкий хлопок, и усатый, выкатив глаза, захрипел.

Тут же прозвучал еще хлопок, возница без слов повалился набок. Мордатый дернулся и только успел чуть привстать, как третий хлопок остановил и его, и он мешком вывалился наружу из коляски.

– Выходи, – произнес все тот же женский голос, обращаясь к Виктору, как к последнему оставшемуся в живых. – Поможешь. Шмотки оставь.

Виктор осторожно вылез, прихватив все-таки борсетку с собой. Неудобно как-то бросать на месте преступления паспорт со своей фоткой, пусть даже и образца двадцать первого века.

Перед ним стояла женщина лет сорока, в темном платье и темном кружевном платке, в одной руке держа большой дамский ридикюль, а в другой – полицейский «вальтер» с глушителем.

– Тащи этого, – она указала пистолетом на труп мордатого, – в канаву. И без всяких там.

– Мадам, при столь весомых аргументах у вас на руках…

– Потом поговоришь. Тащи.

Виктор нагнулся и осторожно приподнял мордатого, стараясь не запачкаться в крови.

Та-та-тахх! – раздалась из коляски короткая очередь, и мгновение спустя из нее выпал упущенный из слабеющих рук тяжелый маузер.

Женщина дернулась, схватилась за грудь и начала падать навзничь.

Виктор понял, что самое время делать ноги. Носком ботинка он отфутболил упавший подле него маузер и рванул вдоль по Саратовской, завернув в первый попавший проезд. Домчавшись до Угольной, свернул в сторону путей и тут же налетел на двух полицейских, уже встревоженных выстрелами. Скрытность дальнейших действий исключалась.

– Господа! – закричал Виктор, бросаясь навстречу блюстителям порядка. – Помогите! Там убивают!

– В чем дело?

– Там, на Саратовской… Я шел, услышал выстрелы… Темнота, ничего не видно… Там извозчик стоит, трупы кругом, я побежал за полицией… за вами то есть.

– Проверим, – сказал полицейский, по чину старшина, вытаскивая из кобуры наган, – а людей-то чего не позвали?

– Так трупы одни… что людей без оружия звать?

– И то верно, – согласился старшина и оглушительно засвистел в свисток.

Где-то на соседних улицах послышались ответные трели.

– Следуйте за нами…

Экипаж оказался на прежнем месте. Кобыла, привычная к выстрелам и крови, спокойно стояла возле тела женщины, и запах пороха еще висел в сгустившемся ночном воздухе.

– Федор, проверь в коляске.

Старшина водил по месту преступления карманным фонариком.

– Тут тоже одни трупы. Двое. И гильзы от маузера. А самого оружия нет.

– Мне что-то под ноги попадалось, я откинул ногой. Вон там посмотрите.

– А пакет чей в коляске?

– Мой пакет. Я лазил смотреть, может, кто живой. От волнения забыл.

– Больше ничего не трогали?

– Вот этого трогал, пытался поднять. Показалось, будто стонал.

– Понятно. А пистолет у дамочки интересный. Взгляни, Федор!

– Точно, Семен Кондратьевич. Никак дело крупное наклевывается.

– Наклевывается… Вот он, маузер. Тоже не старушек пугать собирались. Вот что, дуй с господином писателем в участок, и пусть высылают машину и следственную бригаду. Да и по дороге ворон не лови. Похоже, других свидетелев у нас не будет. Не заступать, не заступать! – прикрикнул старшина на зевак из ближайших домов, столпившихся неподалеку.

Глава 26
Пират ХХ века

– Да вы не переживайте.

Полицейский чин, что записывал показания Виктора в участке, был невысоким полноватым мужиком лет за сорок, с пшеничными усами; лоб и темя его были украшены лысиной, окаймленной возле ушей чуть всклокоченными прядями волос с проседью. В правой руке он держал перо, в левой – медный подстаканник с гладким стаканом тонкого стекла, из которого поминутно отхлебывал чай, позабыв вынуть ложечку.

– Потерпевшие опознаны; личности в уголовном мире известные. Включая и дамочку. Можно сказать, вам крупно повезло: встретились бы они вам в этом переулке живые – вряд ли бы мы с вами тут чаевничали. Да вы сахарку побольше положите, не стесняйтесь. Все четверо – многоопытные бандиты, под смертным приговором ходят и потому церемониев не разводят. Чего им терять, верно? А тут, видать, что не поделили. Ну и нам же работы меньше. Вы, естественно, вне подозрений. Не марочным же вином вы их пристукнули? Это кому скажи – засмеют и на возраст не посмотрят. Таскать вас давать показания тоже вряд ли будут. Дело-то ясное, и, скажу по секрету, закроют его быстро. С мертвого тела спросу нет. Вот прочтите и подпишите, на каждой странице.

Виктор углубился в чтение. Полунамеки подтверждались: полиции не хотелось усложнять, и он, без всяких дополнительных деталей, оказывался случайным прохожим, обнаружившим место происшествия. Правда, личной безопасности это Виктору не добавляло, однако в этой ситуации трудно было решить, кто для него более опасен. Тем более что если на него охотятся бандиты, то из официальных кругов не видно никакой его роли в этом деле: типа шел на место, где его должны были похитить, а там уже разборка произошла, и он не при делах. Поэтому он со спокойной совестью поставил подпись.

– И вот пакетик ваш. К делу не приобщается как не имеющий отношения.

На улице было свежо, и стояли лужи. Дождик все-таки прошел, короткий, сильный, грозовой, кстати смыв все следы, которые не успела зафиксировать следственная бригада. Возле фонарей кружились ночные мотыльки.

«А вообще-то похищение как раз планировалось с расчетом, чтобы дождь следы смыл, – пришло вдруг в голову Виктора. – И кто же это мог быть? По крайней мере, поначалу я им нужен был живой. Кто мешал бы сразу стукнуть и тело затащить в пролетку? Никто. Ну и кому я понадобился? Специалист по медведям… А может, в самом деле нужен человек, который код взломает, а потом его можно и…»

Виктор поморщился, перепрыгивая через ручей, который тек по краю мостовой к ближайшей решетке. Перспектива была не из слишком приятных.

«Но тогда непонятно с дамочкой. Зачем ей мешать и мочить всех? Хотя не всех. Я ей нужен был живой. Еще один сейф вскрывать? Или один и тот же? Или они за один сейф бились? А что, автогеном они не могут? Или этот сейф не у них? Не у них: крупной кражи, видать, не было, раз полиция хочет прикрыть дело. Ну если, конечно, она сама не замешана. Почему бы и нет? Действительно, почему бы и нет?»

Версия, при которой была бы замешана полиция, оказывалась самой неприятной, потому что ждать помощи уже получалось неоткуда. Ну разве что от жандармерии, она как-то в нем заинтересована.

«А не могла это сама жандармерия и устроить? Нет, четыре трупа непонятно зачем – это слишком круто. Если бы меня еще задержали по подозрению в убийстве, а потом начали вербовать – было бы еще понятно. Да и как-то это все… Проще такие дела делают».

Воздух был напоен цветом деревьев. Виктор на всякий случай оглядывался по сторонам, не вылезет ли еще какая шпана. Но по обе стороны вдоль дороги прятались только парочки. Удивительно много парочек. При такой активности населения эта улица ночью – довольно людное и безопасное место.

«Вообще самое время подумать о перспективе. Будем исходить из худшего – то есть в разборке замочили не всех, а заказчики, скорее всего, с обеих сторон живы и невредимы и найдут других исполнителей. Если вопрос, для которого я им был нужен, не рассосался и заказчиков не спугнули, значит, меня попробуют похитить опять. Что за заказчики и зачем я им – одни домыслы. Но их минимум двое. Ну троица – урки. Хотя кто их знает, на кого работают. А дамочка с «вальтером» и глушаком… Чего-то она слишком их по-ковбойски, да и оснащение – не прохожих шмонать. Глушак для гопстопа не нужен, только для мокрухи. Тридцать восьмой, везде шпионы мерещатся… А что еще тут думать? Что?»

На Губернской стояла тишина и ярко горели фонари. Виктор вдруг подумал, что странно, что он не видел автомобилей у входа в губернскую управу; видимо, они заезжают с другого входа, в ворота во двор… Глупости, глупости. Не о том надо думать.

«Что делать, что делать? Бежать, скрываться? Похоже, за мной следят. Была бы тут еще реальность знакомая, а то в этой соборности как белая ворона. Отпадает.

Жандармерия заинтересована. Использовать как крышу? Типа хотят похитить, прикройте? Здесь это организация солидная. А какие перспективы вообще с жандармерией? Кто я для нее? Допустим, некий феномен, от которого они неожиданно получают интересующую информацию. Экстрасенс. И будут они прикармливать меня полгода-год, а потом начнут выжимать. Куда я от них денусь-то?»

Из-под ног Виктора с воплем выскочила напуганная кошка. Он вздрогнул от неожиданности, плюнул и продолжал размышлять дальше.

«Хотя… ведь в реальности-2 выжимать не пытались. Наоборот, сразу отпустили. Странно как-то, что отпустили, так до конца и не ясно почему. Ведь казалось бы – вот человек, есть возможность узнать все, информация о будущем лишней не бывает… А они старались сразу же сплавить обратно. Почему? Берия так решил? Хотя откуда я знаю, как и что он решил? Первый раз отпустили – и тут же выдернули назад. Пророка дошифровали… а может, просто проверяли переход? В смысле могу ли я один прыгать между реальностями или еще кто-то? Откуда я знаю, насколько то, что мне говорили, – правда? И второй раз – отправили сразу. Как будто им надо было, чтобы я скорей вернулся…»

Тут Виктор резко обернулся, чтобы посмотреть, нет ли хвоста. Мценская была пустынна.

«…Прямо как с заданием в наше время отправили. А задания никто не давал. Хотя… могли и подсознательно заложить. Надо вспомнить, чего же я такого делал необычного, чего обычно не совершал… На работе или дома – с кем встречался, куда ездил…»

Вблизи уже маячила знакомая калитка.

«Стоп. Было задание. Прямо, без всякого вкладывания в мозги. Зина просила отнести цветы на могилу себя самой, погибшей в войну в нашей реальности. Знала, что я не откажу. Так ведь… Ведь она же попросила отнести цветы прямо в точку перехода…»

От этой догадки Виктор даже на мгновение остановился.

«Случайность или нет? Зина связана с МГБ. Майор Ковальчук был в нашей реальности и мог узнать об аномалии. Нет-нет, нужна еще и определенная дата. Но ведь и я не просто в любой день поехал. В первый удобный. Почему я поехал в этот день… Двенадцатое июня. День Независимости. Нерабочий день, праздник, хорошая погода, цветы везде. Если ехать в это село, то автобусом с утра. Место, число, время – все задано обстоятельствами.

Так что же это выходит-то? МГБ забросило меня сюда с заданием? И что за задание? Заложено в подсознание и должно всплыть в определенный момент? Или как с Гитлером – я просто должен вести здесь себя естественно, и цепочка обстоятельств сама приведет, куда им надо? Как сплавную мину по реке? Но что им надо в этой реальности? И что при этом произойдет со мной? А нынешнее мочилово? Оно по заданию или как?»

Катерина еще не легла спать. Рассказ его она выслушала очень встревоженно.

– Вам так ходить опасно. Погодите, я сейчас…

Через минуту она вернулась; в ее руках чернел небольшой браунинг модели 1906 года, с черными пластмассовыми щечками рукоятки. Не узнать этой модели было невозможно – во времена раннего детства Виктора советская промышленность прессовала из полистирола игрушечные пистолеты точно по этому образцу.

– Вот, возьмите это. Это покойного мужа, и патроны к нему есть. – Катя вынула из кармана халата небольшую коробочку. – И я его регулярно на всякий случай чистила и смазывала – вдруг чего…

– Позвольте, а как же вы… И с такими у вас свободно ходят? – растерянно пробормотал Виктор.

– Берите, вам говорят. Это в охотничьих лавочках продают. За меня не волнуйтесь, а вы у нас, можно сказать, в деле, так что без этого никак нельзя.

– В каком деле? – переспросил Виктор, начиная подозревать, что он еще во что-то впутался.

– Ну как же, – невозмутимо ответила Катя, – вы же сами рассказывали, как пластинки делать. Из-за границы везти того же Эмброуза или, скажем, Бенни Гудмена – дорого. Вот у нас одну пластинку привозят, а в Москве с нее копии штампуют – и по городам. Не через прилавок, конечно, а по знакомым, по нужным людям. А народ музыкальным становится, спрос растет, вот и филиальчик задумали делать при пуговичной артели. По бумагам будем местных талантов штамповать, а без бумаг – сами понимаете. Вот и нужен человек грамотный, кто в технологии разберется – даже если чего и не знает, чтобы через свою науку экспериментом дошел. Кто же, как не вы?

– А как же…

– И доля приличная! Вы не представляете: дело наладим, какой доход будет. Вы же у нас умничка. Кто ж от такого отказывается?

– Ну да, конечно… – Виктор старался выиграть время, чтобы сообразить. – Ну а если что – по статье сколько светит?

– Какая статья? Что вы, боженьки вы мои! Какая статья? Да с нашими-то связями об чем речь? Вы ж даже не представляете, какие люди солидные и уважаемые! Да и то сказать: вы ничего не знаете. Опыты ставили ради забавы или научного интереса, для повышения качества продукции. Да и знать, кто вы, будут лично людей всего ничего. Для остальных вы – Монтер, а кто такой, как выглядит – не видали, не знаем. Да что я говорю-то? Годами фирма держится!

«Ну вот, и погоняло даже есть – Монтер. Интересно, по здешним понятиям хорошее погоняло или как?»

– Ну а если эти… вдруг массовые репрессии? Кто тогда разбираться будет?

Катерина рассмеялась:

– Ай, бросьте! Шутник вы, право. Да мы же первые об этом знать будем. Потом, сейчас пошли хорошие репрессии. После тридцать седьмого даже околоточные перестали материться[15]15
  «Комиссией… также выявлены случаи, когда на должности околоточных надзирателей, ввиду отсутствия желающих из-за невысокого жалованья и трудных условий работы, принимались личности из числа приказчиков и конторщиков, ранее уволенных за пьянство и халатность, исключенных студентов…» (В. Молоток. «Недолго музыка играла…». «Губ. голос», 7 сентября 1934 г.)


[Закрыть]. Чего вы так удивленно смотрите? Действительно перестали!

«Хорошие репрессии. Дурдом. Но раз дурдом, то нельзя спорить».

– Знаете, действительно лестное предложение. Я даже не ожидал. Просто неожиданно как-то. С мыслями надо собраться… А московские на филиал не наедут? Не они это подстроили?

Катерина на миг задумалась.

– Нет, точно не они. Филиал – это ж наши с московскими полюбовно решат, как прибыль делить, как что… Наших я предупрежу, чтобы настороже были и вас, если что, прикрывали. Вы не волнуйтесь, здесь у нас такие знакомые… Нет, это наверняка не свои. Из своих чтобы хоть один в карман вам залезть попробовал или чего другого…

– Тоже клиенты?

Катерина усмехнулась:

– А вы тут еще раздумываете.

– Считайте – уже не раздумываю.

– Умничка! – воскликнула Катя и жарко чмокнула его в губы. – Пойду самовар ставить.

– Ну тогда уж и отметим за успех дела… – Виктор вынул из пакета бутылку кагора.

– Красное? У меня рыба есть к нему. Сейчас разогрею.

Оставшись один в комнате, Виктор посмотрел на лежавший на столике браунинг и взял его в руки. Пистолет был небольшим, не слишком тяжелым, без выступающих деталей, которые могли бы в критический момент зацепиться за подкладку одежды.

«Еще одна «крыша», – подумал он. – И тоже неизвестно, чем кончится. Монтер. Ха! Вообще интересно – кем здесь, в этой реальности, может быть востребован инженер? Кем угодно – медиабизнесом, аудиопиратами, может аппаратуру чинить, ну и, наконец, спецслужбами. Но только не производством».

Из гостиной донеслись приглушенные звуки фокстрота «Холостой и беззаботный». Катя накрывала на стол.

«Может, это и есть задание империи? Да ну, это я уже как Васисуалий Лоханкин начинаю – может, это искупление и я выйду из него очищенным… Главное, несмотря ни на какую систему, остаться самим собой. Чего там говорил Ницше – человек, который знает, зачем он живет, выдержит любую каку… или что-то в этом роде…»