Текст книги "«Окаянные дни» Ивана Бунина"

«Являлся еще другой член инспекции, высокий, безусый, совсем юный студент. Он развязно опустился на нары около стола и стал безучастно выслушивать слезные жалобы моих товарищей.

– Ладно, – прервал он просителей. – Я проверю все это, и кто незаконно содержится, будет освобожден, хотя я лично убежден, что 99 процентов из вас виновны.

Миронина, видимо, передернуло. Литератор (кто-то из двух арестованных в то время литераторов – Александр Биск или Самуил Пен – оба они вскоре были освобождены. – O. K.) тщетно пытался его удержать, он протолкался к столу и сухо спросил:

– Вы говорите, 99 процентов виновных? А если я вам доложу, что процент освобожденных из ЧК превышает цифру 60 процентов всех арестованных? И я думаю, что вряд ли кому-нибудь в голову придет мысль обвинять чрезвычайку в снисходительности.

Член инспекции, не удостоив Миронина ответом, встал. Миронин настойчиво продолжал:

– Я еще хотел заявить вам, как представителю высшего судебного контроля, что я, вопреки декретам, уже 20 дней сижу без предъявления обвинения. Что же это будет?

– Что будет? – развязно бросил студент. – Расстреляют или в тюрьму переведут, а может быть, и освободят.

– Благодарю вас, – иронически поклонился Миронин. – Для того чтобы узнать эти истины, мне незачем было обращаться к члену Социалистической инспекции. Всякий меняла (исполнитель расстрельных приговоров. – O. K.) здесь мне мог бы ответить то же»[217]217
  Там же. С. 147–148.


[Закрыть].

Этим проверяющим, неназванным мемуаристом, по всей видимости, был большевик с 1917 года, член коллегии Губюротдела 20-летний Александр (Давид) Рекис. Вскоре он сам окажется арестованным белой контрразведкой.

«ЧЕКА наши матросы ненавидят»

18 июля в печати появилось следующее сообщение, касающееся дезертиров:

«От Чрезвычайного революционного трибунала Совета обороны

Советом обороны Одесского округа получена след. телеграмма:

„В то время как верные своему долгу войска Красной армии грудью своей защищают права народа, позорные предатели Черноморского полка Стародуба открыли фронт противнику и трусливо бегут в тыл в направлении Вапнярка – Раздельная – Одесса.

Приказываю всем ЧК и железнодорожным ЧК задерживать, обезоруживать и арестовывать дезертиров по линии ж. дороги и доставлять в ближайшие воинские части для предания суду, дабы преступное предательство не осталось безнаказанным.

Начдив 45 Якир

Политком Голубенко“.

Чрезвычайный революционный трибунал Совета обороны Одесского округа, доводя до сведения всех советских учреждений, красноармейских частей о предательстве полка Стародуба, предписывает задерживать всех предателей-дезертиров означенного полка для предания суда.

Председатель Чрезревтрибунала и член Совета обороны Ян Гамарник

Секретарь Совета обороны Анулов»[218]218
  Известия Одесского совета… 1919. 18 июля.


[Закрыть].

В ночь на 17 июля 1919 года петлюровцы совершили налет на полк матросов Стародуба, спавший без боевого охранения у местечка Томашполь, и наполовину уничтожили его. Остатки полка не оказали никакого сопротивления и в панике сбежали с фронта, оголив центр и правый фланг 2-й бригады 45-й дивизии.

27 июля в одесских «Известиях» появился очередной список расстрелянных ЧК, а сразу же после него шел отдельный список из девяти расстрелянных по постановлению Совета обороны. Все девять были матросами полка Стародуба.

Что собой представлял этот полк? Черноморские матросы в Одессе были на особом положении и ощущали себя хозяевами города. Любопытный рассказ режиссера театра Красного флота Ивана Шмидта об их нравах привела в дневнике 9/22 мая Вера Муромцева-Бунина:

«Разговор переходит на театр, и общим вниманием завладевает Шмидт. Он с каким-то восхищением рассказывает о матросах:

– В театре стоит такая ругань, что не знаешь, куда деваться, особенно как начнут говорить по телефону, уноси ноги. Но театр любят. Есть у нас такой матрос, пудов этак на восемь, шея огромная, бычья, бычья, намазанная белилами и украшенная драгоценным кулоном, – это у них в моде! Чека (в которой служили более дисциплинированные и, главное, благонадежные их балтийские „собратья“. – O. K.) наши матросы ненавидят: недавно арестовали кого-то, по мнению этого богатыря, неправильно, так он явился туда с двумя бомбами под мышками. Пришел, встал и молчит, так, говорят, перепугались там, что моментально выпустили, – поняли, что с таким детиной не поспоришь. За актеров стоят горой, в обиду не дает»[219]219
  Устами Буниных. Т. 1. С. 210–211.


[Закрыть].

Естественно, после подобных вышеуказанной выходок власти как можно больше стремились избавиться от такой полубандитской вольницы, что можно было сделать путем отправки их на фронт. Поначалу матрос-анархист Стародуб командовал отрядом моряков, дислоцировавшимся у большого фонтана. Однако со временем этот отряд стал ядром Черноморского батальона во главе все с тем же Стародубом, состоявшим из 465 красноармейцев и 33 лиц комсостава[220]220
  Коновалов В. Г. Схватка у Черного моря. Одесса, 1965. С. 25.


[Закрыть], затем при отправке на фронт реорганизованный, подобно воинской части Япончика, в полк. Белогвардейский контрразведчик Сергей Устинов писал об этом подразделении:

«Матросы не признавали никакой над собой власти и распоряжались самостоятельно, независимо от Совета рабочих депутатов. Командир одной матросской роты своими разбоями наводил ужас. Его решили для безопасности удалить из Одессы на фронт, он отказался и вступил в бой с красноармейцами, пытавшимися разоружить его роту»[221]221
  Устинов С. М. Указ. соч. С. 82.


[Закрыть].

История полка Стародуба, бросившего свои позиции, заставила городские военные власти более настороженно взглянуть на другой «вольный» полк, в состав которого входило немало ненадежных деклассированных элементов, – полк Мишки Япончика.

Мрачную картину деятельности одесского «полка свободы» нарисовал командированный после окончания ускоренного курса Академии Генштаба помощником начштаба в 58-ю дивизию 14-й армии, большевик с 1912 года Семен Петрович Урицкий (1895–1938), племянник убитого в августе 1918 года знаменитого председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого. В 1920-1930-е годы Семен Урицкий был руководителем Одесской и Московской пехотных школ, заместителем начальника штаба Северо-Кавказского и начальником штаба Ленинградского военных округов, командовал рядом стрелковых корпусов на Украине и в Поволжье. Самым высоким его постом была должность начальника Разведуправления РККА, которую он занимал в 1935–1937 годах. Как и его дядя, Семен тоже умер не своей смертью, но погиб от «своих»: в ноябре 1937 года его арестовали, а в августе следующего года по приговору Военной коллегии Верховного суда расстреляли. Реабилитирован комкор Урицкий был в 1955 году.

8 июля 1919 года Урицкий отправил письмо в ВЧК, касающееся печального во многих отношениях положения дел на Советской Украине и, в частности, криминогенной обстановки, где не преминул остановиться на полке Япончика. «Вот, например, – писал он, – председатель Одесской чрезвычайной комиссии, очень честный и дельный товарищ (имеется в виду Калениченко. – O. K.), жаловался мне, что в Одессе формирует бригаду (на самом деле – полк. – O. K.) и уже сформировал ее, обеспечив артиллерией, светило уголовного мира Мишка Японец, он стал показывать свои волчьи зубы, но разрушить его невозможно»[222]222
  РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2560. Л. 18.


[Закрыть]. Копии своего письма Урицкий переслал в ЦК Ленину, Стасовой, Сталину, а также чекистам Мартину Лацису и Екабу Петерсу.

В это же время из Киева в Одессу с инспекцией были направлены двое представителей ВУЧК и республиканского НКВД, то есть имеющие полномочия как по чекистской, так и по административно-милицейской линии.

Первым был начальник юротдела ВУЧК большевик с 1915 года (а до этого 2 года – меньшевик) Всеволод Апполонович Балицкий (1892–1937). Балицкий был примечателен, в частности, тем, что являлся в то время одним из немногих этнических украинцев среди руководящих работников Всеукраинской ЧК. Впрочем, с 1912 до конца 1919 года на Украине он не жил, а сначала учился в Москве на юрфаке университета (окончил 3 курса) и в основанном армянскими предпринимателями Лазаревыми (Лазарянами) институте восточных языков, а затем служил в чине прапорщика на Кавказском фронте. С 1923 по 1937 год (с перерывом на зампредство в ОГПУ СССР в 1931–1933 годах) Балицкий руководил ГПУ-НКВД Украины и в 1930-е годы являлся ревностным проводником массовых политических репрессий в республике. В мае 1937 года он будет переведен руководителем дальневосточных чекистов, но спустя месяц арестован и в ноябре расстрелян.

Вторым должностным лицом, посетившим Одессу, по сведениям, полученным автором в 1997 году от известного журналиста Егора Яковлева, являлся его отец Владимир Иванович Яковлев (1892–1935), в то время работавший начальником отделов во Всеукраинской ЧК и Наркомвнуделе.

Вернувшись из инспекционной поездки в Одессу, Балицкий доложил:

«Бандитизм в Одессе развивается легально. Рассадником бандитизма является полк известного бандита Мишки Япончика численностью 2400 человек. Санкция на формирование полка была дана местным Советом обороны. Политкомом полка назначен анархист Фельдман. Несмотря на многократные, в течение 4 недель заверения Япончика, что полк выступит на позиции, последний до сих пор находится в городе и творит бесчинства и грабежи. Местная ЧК и комендатура бессильны бороться с такой крупной и реальной силой, какую представляет такой полк. Последнее время между ЧК, комендатурой и полком установилось молчаливое соглашение»[223]223
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 3. Д. 419. Л. 30.


[Закрыть].

В нашем расположении нет сведений, что, по сообщению Балицкого, ВУЧК приняла какие-либо меры в отношении полка Япончика. Повлиять даже на своих одесских подчиненных в условиях 1919 года чекистское руководство Украины могло далеко не всегда. Да и в то время Лациса больше волновала борьба с противниками большевиков в украинской столице.

Бывший видный судейский работник Владимир Микулин рассказывал деникинской Особой комиссии: «…этот Винницкий организовал из бандитов и разбойников целый полк, и жители Одессы… могли видеть, как Винницкий на прекрасной лошади, окруженный телохранителями вел свой полк на учение…» Причем он вспоминал, что, когда на морском транспорте в Одессу вернулись из Франции русские солдаты (это были как бойцы Иностранного легиона, так и бывшие военнопленные, использовавшиеся немцами на работах в Эльзас-Лотарингии), большевики устроили торжественную встречу и провели парад, и «на этом параде особенно отличился Мишка Япончик со своим полком»[224]224
  Там же. Ф. 470. Оп. 2. Д. 160. Л. 178.


[Закрыть]. Мы можем установить дату этого парада: 19 июля, поскольку, согласно дневнику Веры Муромцевой-Буниной, именно в этот день в Одессу прибыл транспорт русских солдат. И вот какую запись она оставила по поводу солдат из Франции:

«Натощак Ян вскакивает, чтобы прочесть газету. Быстро возвращается огорченный: транспорт русских пленных, пожелавших возвратиться на родину ‹…› К вечеру уже рассказывается по городу много курьезов. Подходят, например, прибывшие солдаты к фруктовому магазину и покупают фрукты. В корзине ярлык с цифрой 17. Понимают, что 17 копеек, а оказывается, 17 рублей, в 100 раз дороже. Говорят, что им вместо отправки на родину предлагают вступить в ряды Красной армии»[225]225
  Устами Буниных. Т. 1. С. 231.


[Закрыть].

Таким образом, бойцы из полууголовного матросского полка Стародуба и чисто уголовного полка Япончика чувствовали себя фактическими хозяевами в городе и доставляли немало хлопот как местным жителям (и отнюдь не только представителям интеллигенции, таким, как чета Буниных), так и властям города и правоохранительным органам, хотя та же ЧК, занятая розыском политических противников, не особо стремилась бороться с их криминальными выходками. Путь к исправлению ситуации, руководству губернией виделся в отправке этих «полков свободы» на фронт.

Часть третья. Противостояние и исход

«…этот полк был гордостью и надеждой советской власти»

Летом 1919 года советская власть в Одессе держалась с трудом. В районы Вознесенска, Вапнярки, Винницы стали проникать петлюровские части. С северо-востока наступала стотысячная армия Деникина.

Квартировавшиеся в Одессе воинские части начали отправлять на фронт. Так, 10 июля, как сообщило днем позднее «Знамя борьбы», проводили главный батальон полка Одесской ЧК. На торжественных проводах выступили и бывший, и действующий председатель Губчека, соответственно Онищенко и Калениченко, Северный, секретарь Величко, комендант Любченко и приехавший в Одессу представитель Наркомвнудела, фамилию которого газета не назвала (вероятно, это был Балицкий или Яковлев). После отправки основной части чекистского полка в распоряжении Калениченко осталось лишь несколько боевых отрядов, в частности грузинский и караульных частей. Нужно отметить, что Михаил Капчинский к тому времени уже не был командиром батареи, отправлявшейся на фронт, – его комиссовали по зрению и признали годным лишь к нестроевой службе. Произошло это, скорее всего, отнюдь не против его воли. Одно дело – служить по месту жительство, иметь паек и льготы, успевая при этом подрабатывать у отца в велосипедной мастерской, и совсем другое – фронтовая неизвестность. В 1915 году, вылечившись в госпитале, он решил в свою воинскую часть больше не возвращаться. Несколько месяцев он скрывался в городе Сквира, устроившись работать на аптекарский склад, а затем был задержан. Некоторое время проведя в тюрьме, он согласился, чтобы не доводить дело до военно-полевого суда, снова отправиться на фронт. Позднее в анкетах, указывая про свой арест, он объяснял его революционной деятельностью, впрочем, подобное не было уникальным для партийцев того времени. Теперь же ему не очень хотелось воевать и за куда более ему близкую, чем царскую, советскую власть. Ведь он уже год как был женат и имел месячного ребенка Илью (старшего брата деда автора) и задумывался над тем, что будет с женой – малограмотной домохозяйкой, не имевшей никакой профессии, и сыном, если с войны он не вернется. Впрочем, и находясь на посту командира батареи ОГЧК, Капчинский больше интересовался велосипедной мастерской, совладельцем которой (вместе с отцом) являлся, нежели орудийным парком. В сводке Высшей военной инспекции Украины, посвященной Одесской ЧК, в частности, указывалось, что ее полк требует удаления всего комсостава[226]226
  Шкляев И. Н. История Одесской губЧК. С. 49.


[Закрыть]. Это заключение имело самое прямое отношение к Капчинскому. Впрочем, не прошло и месяца, как на фронте он все-таки оказался, но уже не в качестве строевого командира, а корреспондентом политотдела сводной бригады охраны большевистского Бессарабского правительства (несмотря на название, больше находившегося не в Молдавии, а в поезде, курсировавшем между Киевом и Одессой): еще в 1918 году по совместительству с работой веломехаником в Одессе Капчинский начал журналистскую деятельность, публикуя в газетах небольшие заметки.

По решению Совета обороны Одессы 54-й полк Винницкого, как и полк ЧК, должен был незамедлительно отправиться на фронт. Несмотря на его сомнительный состав, Совет обороны отнесся к этой вынужденной мере совершенно серьезно – уж слишком тяжелой была военная обстановка. Планировалось использовать его против петлюровцев в составе 45-й дивизии Ионы Якира, созданной 16 июня 1919 года из бывших частей расформировывавшейся 3-й Украинской армии приказом РВС 12-й армии (впоследствии, с 14 августа, эта дивизия будет в составе ее Южной группы). Влит полк был во 2-ю бригаду, которой командовал Григорий Котовский – человек со схожей в чем-то с Япончиком дореволюционной биографией.

В самый разгар «боевой учебы» пришел приказ командования 12-й армии о переходе в наступление на правом фланге, который как раз и занимал 54-й полк Япончика. Полк направили в район города Крыжополя севернее железнодорожной станции Вапнярка. Бой с петлюровцами был непродолжительным – Мишкины бойцы с помощью гранат обратили врага в бегство. В основном евреи, они знали о кровавых погромах, которые учиняли петлюровцы, и немало бойцов полка состояло ранее в отрядах еврейской самообороны.

Предоставим слово противнику красных, уже упоминавшемуся нами, бывшему главному судье Одессы Владимиру Микулину. «Из некоторых статей, появившихся в „Известиях Одесского совета рабочих депутатов“, видно, – сообщал Микулин Особой комиссии, – что этот полк был гордостью и надеждой советской власти. Когда же полк был отправлен на фронт, появились описания сражений, в которых полк проявлял чудеса храбрости. Однако вскоре стало известно, что полк при встрече с войсками Петлюры потерпел поражение, оставил фронт и занялся грабежами и разбоями»[227]227
  ГАРФ. Ф. 470. Оп. 2. Д. 160. Л. 178.


[Закрыть].

Политработник Красной армии М. Львовский в своих мемуарах охарактеризовал «одесское пополнение» вообще как большей частью весьма неудачное. «Черноморский полк оголил фланги наших частей, действующих справа и слева, и дал возможность петлюровским бандам прорвать наш фронт. Только немногие моряки из этого полка остались в дивизии и продолжали вместе с ней героический путь. Большая же часть полка перекочевала к Махно, а часть этих воспитанников одесского порта, юрко запакованная в вагоны, была направлена обратно в Одессу. Еще более жалким выглядело другое пополнение, прибывшее из Одессы – полк Мишки Япончика. В эту „с бору да с сосенки“ собранную толпу головорезов влили небольшую группу одесских студентов. Так же как и стародубовцы, полк Мишки Япончика прибыл к нам в пешем „боевом порядке“. Новенькие костюмчики, свежие шинели, блестящие штыки, ярко сияющие на солнце, и масса другого оружия, которым были обвешаны маленькие и большие „япончики“, победный вид, залихватские песни… Дивизионные „старики“ неодобрительно встретили этих „форсящих“ ребят. И опять не ошиблись. В первом же бою под Вапняркой полк (после частичного успеха в дневном бою) к ночи разбежался в разные стороны…

Из одесского пополнения следует вспомнить один полк, который поддерживал честь геройски сражавшихся за Октябрь одесских пролетариев, – это 40-й одесский полк, который храбро бился в рядах нашей дивизии; отбиваясь от наседавшего врага, он прибился к станции Жмеринка и влился там в другую дивизию»[228]228
  Львовский М. В кольце (из дневника политработника) // Летопись революции. 1927. № 1. С. 94–96.


[Закрыть].

Что собой представлял 40-й полк и кто в нем служил? Его состав подробно охарактеризован в докладной записке комиссара и политработников полка, направленной в политотдел 12-й армии:

«40 Укр. Сов. Стр. полк формировался в Одессе. Состоит на 80–85% из евреев. Полк был крайне плохо обучен, красноармейцы зачастую не умеют заряжать винтовки. Мат. условия весьма тяжелые, жалованье не платили 2-й месяц. В первом же бою он бежал, это крайне надломило психику бойцов, и теперь частый свист пули обращает его в бегство, несмотря ни на какие крутые меры. Петлюровцы ведут развернутую антисемитскую агитацию, и существование полка – отличный повод для нее: полк из евреев – преступление перед революцией… Многие крестьяне и так считают, что сов. власть – это власть „жидов“, а появление полка только окончательно укрепляет в этом веру. Наш полк деморализует части, стоящие рядом. Например, рядом с полком оперировал бронепоезд „7-Сумской“, как только команда этого бронепоезда завидит наших, то начинает ругаться, что не могут теперь с той же силой сражаться, т. к. крестьяне попрекают их тем, что они жидовствующие защитники. Кр-цы наши сбиваются с толку, т. к. пошли в Кр. армию только для того, что русские рабочие, поступившие к нам в полк, дезертируют, т. к. не хотят служить в „жидовском полку“.

Кроме того, при той ненормальной обстановке снабжения, которая у нас существует, кр-цам приходится голодать, ясно, что кр-цы лезут в огороды за картошкой, овощами и т. д. И вот малейший такой поступок еврея-кр-ца заставляет кр-на с пониманием относиться к петлюровской агитации.

Мы считаем преступным и явно к-р, что такие полки существуют на фронте, ибо десятки тысяч воззваний не сделают того, что сделает одно появление нашего полка, состоящего, как это ни тяжело, из пролетариев, а большей частью из люмпен-пролетариев (выходит, социальный состав этой части не намного отличался от полка Япончика, криминальные элементы служили и тут? Или политработники намеренно сгущали краски? – O. K.), и мы требуем снятия его с фронта.

Снятие нашего полка фронт не ослабляет, ибо те 300 штыков, которые он насчитывает, и некоторые бегут при первом свисте пули никакой силы из себя не представляет, а, наоборот, является слабым местом во фланговой войне, которая разыгрывается противником. Полк надо снять с фронта и пересоздать на новых началах. В случае же, если не сумеете добиться смены полка, мы просим вас отозвать политработников, ибо никакой продуктивной работы в полку мы не можем вести и отвечать за состояние полка мы не можем.

Политком, политработники»[229]229
  РГАСПИ. Ф. 271. Оп. 2. Д. 112. Л. 82. Фрагменты из этого письма были опубликованы в книге: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917–1920). М., 2005. С. 459–460.


[Закрыть].

Даже если здесь и присутствовало простое намерение полковых политработников легально «сбежать» с фронта, ситуация вряд ли сильно отличалась от описанной. И вдруг проходит совсем немало времени и… полк самоотверженно воюет.

Вряд ли за какой-то месяц с лишком полк успели полностью «пересоздать на новых началах», как этого требовали его политработники. Дело, во всяком случае, вряд ли было только в этом. По нашему мнению, тот фактор, который должен был бы оказывать негативную роль, сыграл, наоборот, позитивную. Речь идет о факторе национальном.

Рассмотрим национальный состав 3 полков: Стародубский матросский – русско-украинский, так как до революции подавляющее большинство военных моряков принадлежало к славянским народностям (на Черноморском флоте – великороссы и малороссы, причем последних был довольно высокий процент), 54-й – подлинно интернациональный, но большей частью русско-еврейский, вполне соответствующий населению города (криминалитет в той же Одессе, как, впрочем, и во многих других регионах России и Украины, носил подлинно интернациональный характер, этническая организованная преступность, столь распространенная сейчас, тогда еще была нетипичным явлением) и наконец 40-й одесский – с серьезным преобладанием еврейского элемента. При этом наблюдается интересная картина: боеспособность в сражениях с петлюровцами возрастает по мере увеличения среди красноармейцев евреев. На первый взгляд это покажется парадоксальным, учитывая род занятий основной массы дореволюционного еврейства, неприспособленность большей части российских иудеев к военной службе, особенно в действующей армии, вынуждавшая царские власти серьезно ограничивать их число в боевых частях. Но дело в том, что многие сражения Гражданской войны имели свою ярко выраженную специфику, особенно на окраинах бывшей империи. На первый план здесь часто выходили не боевая и физическая подготовка бойцов, военное мастерство командования, а массовый всплеск ненависти, в первую очередь классовой и национальной. В частности, многие бойцы-евреи одесских полков руководствовались ненавистью к петлюровцам, убивавшим их родственников и соплеменников во время погромов, в тех же прилегающих к Одессе городках и местечках. Играло роль здесь и социальное противостояние между горожанами и селянами. Применительно к бывшей Малороссии нужно отметить, что крестьяне были преимущественно украинцами, тогда как среди горожан украинцев было относительно немного, зато была большая прослойка евреев. Это можно подтвердить данными официальной статистики. На начало 1920-х годов в Одесской губернии украинцев было несколько выше 50%, преимущественно среди крестьян, тогда как русских и евреев соответственно 20% и 13%, главным образом в городах[230]230
  Октябрь на Одесчине. С. 492.


[Закрыть]. Не случайно в «Окаянных днях» Бунина приводится выдержка из помещенной в начале мая в киевских «Известиях» статьи-призыва предсовнаркома Христиана Раковского (видного болгарского революционера и деятеля международного рабочего движения), где имелся следующий пассаж: «К сожалению, украинская деревня осталась такой же, какой ее описывал Гоголь, – невежественной, антисемитской, безграмотной…»[231]231
  Бунин И. А. Указ. соч. С. 86.


[Закрыть].

Таким образом, социальный конфликт между городом и деревней на Украине в период Гражданской войны часто окрашивался в национальные тона, на чем играли различные политические силы, в первую очередь петлюровцы. В целях уменьшения антисемитской и погромной агитации большевистская власть предпринимала попытки не афишировать большое количество евреев у себя на службе, в частности военной. Так, согласно одному из пунктов приказа по 3-й Украинской армии от 20 мая 1919 года за подписью Худякова, Датько и Пионтковского, еврейский запасной батальон распределялся по ротам между полками 2-й бригады 6-й Украинской дивизии[232]232
  РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35. Д. 697. Л. 84.


[Закрыть].

О конце Мишки Япончика красноречиво свидетельствует хранящийся в Российском государственном военном архиве в фонде Одесского военного округа документ следующего содержания:

«Одесскому окружному комиссару по военным делам

ДОКЛАД

4-го сего августа я получил распоряжение со станции Помошной от командующего внутренним фронтом т. Кругляка задержать до особого распоряжения прибывающего с эшелоном командира 54-го стрелкового Советского Украинского полка Митьку Японца (так в тексте. – O. K.).

Во исполнение поручения я тотчас же отправился на станцию Вознесенск с отрядом кавалеристов Вознесенского отдельного кавалерийского дивизиона и командиром названного дивизиона т. Урсуловым, где распорядился расстановкой кавалеристов в указанных местах и стал ждать прибытия эшелона.

Ожидаемый эшелон был остановлен за семафором. К остановленному эшелону я прибыл вместе с военруком, секретарем и командиром дивизиона и потребовал немедленной явки ко мне Митьки Японца, что и было исполнено.

По прибытии Японца я объявил его арестованным и потребовал от него оружия, но он сдать оружие отказался, после чего я приказал отобрать оружие силой.

В это время, когда было приступлено к обезоружению, Японец пытался бежать, оказал сопротивление, ввиду чего и был убит выстрелом из револьвера командиром дивизиона.

Отряд Японца в числе 116 человек арестован и отправлен под конвоем на работу на огородную организацию.

Уездвоенком М. Синяков»[233]233
  РГВА. Ф. 23885. Оп. 1. Д. 26. Л. 142.


[Закрыть].

Почему был отдан приказ об аресте Япончика?

Командующий 12-й армией, бывший царский генерал Николай Григорьевич Семенов был нетерпимым к проявлениям расхлябанности, партизанщины, своеволия. Ночная паника после боя в стане «японцев» была прекрасным поводом отправить остатки полка в Киев, где находился штаб 12-й армии, и по дороге арестовать Япончика. Прямой путь из Бирзулы в Киев был невозможен из-за боев с петлюровцами, и оставалась единственная возможность – попасть в Киев через Ольвиополь. Но Япончик разгадал планы командования и, миновав Ольвиополь, на узловой станции Помошная повернул на Вознесенск, чтобы следовать дальше на Одессу. Об этом самовольном решении командующему 12-й армией сообщил комиссар полка Япончика Фельдман. Командующий немедленно передал одесскому окрвоенкому (он же председатель Совета обороны города) Краевскому, что Япончик с остатками своего полка движется в направлении Одессы. Город, к которому приближались деникинцы, был уже на осадном положении, и Краевского мало прельщала перспектива снова иметь дело с Мишкой и его уголовной «братвой».

Спустя 2 месяца после произошедшего «Одесские новости» изложили свою версию гибели Япончика, имеющую прямое отношение к Краевскому:

«„Япончики“ занимались грабежами и налетами, орудовали в городе самым безнаказанным образом, власти были бессильны что-либо предпринять. Тогда туда назначили такого политкома, как Фельдман, и, против всякого ожидания, полк действительно отправился на фронт. Власти вздохнули свободно, а комендант издал приказ всех пойманных в городе „япончиков“, не ушедших на фронт или дезертировавших, непременно расстреливать.

Уже через 2–3 дня в Одессу доставили поезд с ранеными „япончиками“, а еще через пару дней и остатки этого доблестного полка появились в городе и принялись за свое старое дело – грабежи. Не вернулся один лишь главарь и вдохновитель полка – сам Мишка. В городе говорили, что его где-то расстреляли. Вернувшийся вскоре главковерх Краевский (который, кстати, пришел пешком, ибо путь был в руках повстанцев) хвастался, что он собственноручно застрелил Япончика). После Краевского был еще целый ряд деятелей, хвастающихся честью убийства Япончика (интересно, кто именно? – O. K.)»[234]234
  Одесские новости. 1919. 8 (21) октября.


[Закрыть].

Если газета не выдумала «хвастовство» Краевского, то это является еще одним свидетельством в пользу причастности Краевского к гибели короля одесских бандитов, хотя, конечно, утверждение насчет собственноручного его расстрела является серьезным преувеличением. И спустя полтора десятилетия после описываемых событий Краевский не преминул упомянуть об участии в ликвидации «воинства» Япончика. Вот что он написал в январе 1936 года в автобиографии в бытность председателем всесоюзного объединения «Экспортлес» (она сохранилась в личном архиве его сына Карла Борисовича Краевского):

«После разгрома наших частей в Крыму и взятия Екатеринослава был создан в Одессе в июле 1919 г. революционный военный совет по обороне Одесского округа в составе Б. Краевского (председатель), Клименко и Яна Гамарника. Много труда было положено нами для ликвидации банд Домбровского и Мишки Японца. Летом и осенью 1919 г. я вел активные боевые операции по ликвидации кулацких восстаний в районе Большой и Малой Акаржи, Буйлака, Вознесенска до станции Помошная».

Нужно отметить, что в последних числах июля 1919 года вместо убывшего на подавление восстания немцев-колонистов Краевского исполняющим обязанности окрвоенкома и командующего всеми вооруженными силами было возложено на В. Г. Недашковского[235]235
  Маргулиес В. Указ. соч. С. 300.


[Закрыть]. 5 августа и сам Одесский военный округ был официально упразднен. Это, возможно, было причиной того, что в докладе командующего Внутренним фронтом одесскому окрвоенкому о гибели Япончика не была указана фамилия адресата. Однако, если учесть, что Краевский находился в этот момент совсем близко от место происшествия – на «немецком» фронте под Вознесенском, – именно к нему обращался Кругляк. Косвенным подтверждением в пользу причастности Краевского к ликвидации короля одесских бандитов служит упоминаемая ранее статья в «Одесских новостях», хотя, конечно, информация о собственноручном расстреле им Япончика явилась ошибочной.