Текст книги "«Окаянные дни» Ивана Бунина"

«Тут была смесь анархистов с уголовщиной…»

В период интервенции в Одессе действовало огромное количество контрразведок. В частности, войска всех иностранных государств, находившихся в регионе, имели свою спецслужбу. Военными контрразведками Добровольческой армии были контрразведки штаба командующего войсками в районе Одессы и корпусная контрразведка. Первую из них вначале возглавлял юрист Павел Яковлевич Логвинский, до 1917 года в чине прапорщика находившийся на военно-следственной службе, в частности бывший секретарем комиссии генерала Николая Батюшина по расследованию срывов снабжения на Западном фронте. Как пишет А. А. Зданович, при нем в контрразведывательном производстве находилось лишь дело румынского коммуниста Михая Бужора, причем изъятая у него большая сумма денег таинственно пропала[45]45
  Зданович А. А. Свои и чужие – интриги разведки. М., 2002. С. 156.


[Закрыть]. В результате в феврале 1919 года Логвинский был смещен и эмигрировал в Константинополь. Новым руководителем стал также прапорщик царской армии Владимир Григорьевич Орлов, до революции работавший следователем Военно-окружного суда в Варшаве, а в годы Первой мировой войны – военный следователь Ставки Верховного главнокомандующего и тоже сотрудник комиссии Батюшина. Позднее Орлов возглавил контрразведывательную часть Генштаба Вооруженных сил Юга России, а в эмиграции в 1920-е годы прославился в качестве руководителя организации, занимавшейся сбором антибольшевистского и антикоминтерновского компромата и изготовлением соответствующих фальшивок. Были в Одессе у белых и политические контрразведки: возглавлявшийся генералом Константином Ивановичем Глобачевым информационный отдел при одесском градоначальстве и осведомительный политический отдел. Активно действовала в городе и украинская контрразведка во главе с князем Кочубеем. Были и общественные контрразведки: Союза русских людей и Русско-германского союза монархистов-христиан и наконец частная – своеобразное политическое детективное агентство, хозяином которого был некий поручик Брауде, на чьи средства оно и существовало. Естественно, такое обилие спецслужб, нередко сталкивающихся друг с другом, шло не на пользу, а скорее во вред делу борьбы с большевистским, левоэсеровским и анархистским подпольем.

В отличие от левых эсеров, которые как партия, ориентировавшаяся на крестьянство, международными делами практически не занимались, большевики и анархисты вели агитацию и пропаганду среди войск интервентов: первые – через «Иностранную коллегию», как правило среди солдат, вторые – через «Иностранное бюро», большей частью среди матросов. После партийных разногласий с большевиками «Интернациональная группа революционных рабочих» – самая мощная в то время местная анархистская организация – создала собственную подпольную контрразведку, конкурирующую с большевистской. В свою очередь, последняя действовала в Одессе самостоятельно, не согласуя свои акции с московским ЦК и тем более с ВЧК. Ее руководители носили псевдонимы по частям города – Северный (Борис Юзефович)[46]46
  Северный (Юзефович) Борис Самойлович (1888–1937). Родился в Одессе в семье врача. С 1905 по февраль 1917 г. – член объединенной РСДРП, большевик с июня 1917 г.). В 1907 г. был сослан в Архангельскую губернию, бежал, вел революционную работу в Петербурге и Одессе. В 1917 г. – член исполкома Одесского совета. С марта 1918 по апрель 1919 г. – руководитель оперштаба подпольного ревкома, начальник подпольной областной большевистской разведки и контрразведки в Одессе. С апреля по начало августа 1919 г. – в Одесской губчека: товарищ председателя, замначальника Секретно-оперативного отдела. В феврале-марте 1920 г. – председатель Временной чрезвычайной следственной комиссии Одессы. Затем зампред Одесской рабоче-крестьянской инспекции в Одессе, комендант Трудовой армии Донецкого бассейна. В 1921–1922 гг. возглавлял разведуправления Юго-Западного фронта, Петроградского военного округа, Украины и Крыма. С 1922 г. – на хозяйственной работе, в частности, заместитель уполномоченного Льноцентрасельскосоюза в Берлине, директор по машинам Электротреста. В 1934–1937 гг. – директор Тульского патронного завода. Арестован в Москве в январе 1937 г. Расстрелян в июне 1937 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Реабилитирован в 1956 г.


[Закрыть], Южный (Иосиф Горенюк), Западный (Семен Кесельман), Восточный (его старший брат Арнольд Кесельман). Рядовые работники действовали иногда под собственными, иногда под вымышленными именами. В этой контрразведке сотрудничали и некоторые левые эсеры, например, Фатер возглавлял одно время политический отдел. Иногда подполье получало нужные материалы непосредственно в контрразведках противника, например, о переговорах Петлюры с французами.

Глобачев писал:

«Сначала французы во внутренние дела русского управления не вмешивались, но по мере прибытия новых эшелонов и штабов французское командование, желая, очевидно, сколько можно более расширить зону оккупации, и притом безболезненно для себя, стало понемногу все прибирать к своим рукам, особенно когда командующим французскими оккупационными силами был назначен генерал д'Ансельм и начальником его штаба – полковник Фрейденберг. Последний занялся исключительно политической работой, которая заключалась в том, чтобы, войдя в сношения с представителем Петлюры, сдать ему Одессу на выгодных для себя условиях. Переговоры между Фрейденбергом и петлюровским атаманом Змиевым продолжались все время пребывания французов в Одессе, несмотря на то что добровольческие части, подчиненные Гришину-Алмазову, находились с петлюровцами в состоянии войны. Атаман Змиев, беспощадно расстреливавший русских офицеров, под охраной французов нагло являлся в Одессу для свиданий с Фрейденбергом на глазах у защитников ее. Однако Фрейденбергу не удалось свои переговоры довести до конца, ибо власть Петлюры и Винниченко на Украине пала, уступив место большевикам, с коими уже трудно было разговаривать в то время»[47]47
  Глобачев К. И. Указ. соч. С. 184–185.


[Закрыть].

Однако причины приостановки переговоров состояли не только в свержении власти Директории в Киеве, но и в утечке в прессу сведений о петлюровско-французских договоренностях. И виновницей этого явилась не кто иная, как большевистская подпольщица, работавшая в учреждении самого Глобачева. В его доверие вошла дочь царского полковника Елена Федоровна Гребенникова, которая в силу знания французского языка получила должность переводчицы в информационном отделе. Гребенникова передала секретарю подпольного областкома партии Елене Соколовской[48]48
  Соколовская Елена Кирилловна (настоящее имя-отчество – Софья Ивановна) (1894–1938). Большевичка с 1915 г. Из семьи одесского адвоката, малороссийского дворянина. Училась в Петербурге в 1912–1914 гг. в женском медицинском институте, а в 1914–1917 гг. – на юридическом факультете Высших женских Бестужевских курсов. В 1917 г. – член Черниговского губкома РСДПР(б) и губревкома. В 1918 г. – на подпольной партийной работе в Чернигове. С ноября 1918 г. – секретарь Одесского подпольного обкома партии. Один из организаторов и руководителей Иностранной коллегии. В апреле-августе 1919 г. – ответственный (второй) секретарь Одесского губкома КП(б) У. При деникинцах вновь в подполье. По протекции ее бывшего преподавателя, историка и искусствоведа Д. Н. Овсянико-Куликовского, входившего в редколлегию газеты «Современное слово», стала внештатным репортером, в декабре 1919 г. при его же содействии получила визу в итальянском консульстве и на французском пароходе отправилась в Италию. Там, а затем во Франции находилась до февраля 1921 г., где работала по линии Коминтерна. В 1921–1924 гг. – зампред Мосгубполитпросвета. Позднее – инструктор МК ВКП(б), работала в аппарате ЦК и ЦКК ВКП(б). С 1935 по 1937 г. – заместитель директора, а в 1937 г. – директор киностудии «Мосфильм». Арестована в октябре 1937-го. Расстреляна в августе 1938-го по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Реабилитирована в 1956-м.


[Закрыть] ряд прошедших через контрразведку материалов, особенно важным из которых была нота петлюровской Директории Д'Ансельму о передаче французскому командованию прав на управление Украиной [49]49
  Коновалов В. Г. Елена. Одесса, 1969. С. 99.


[Закрыть]. Соколовской информация была «слита» в прессу, и вскоре ноту перепечатали одесские газеты. В ней говорилось, что Директория, признавая сделанные ею ошибки (имелись в виду, в частности, те же перестрелки с французами), просила французское командование о помощи в борьбе против большевиков, и в течение этого времени Франции предлагалось взять на себя управление Украиной в военной, дипломатической, финансовой, экономической и судебной областях. Высказывалась надежда, что, как и другие державы Антанты, Франция проявит великодушие, когда после победы над большевиками возникнут вопросы о территориях и нациях[50]50
  Там же. С. 98.


[Закрыть]. Естественно, публикации стали одним из поводов еще большего обострения отношений петлюровцев и белых, выступавших, как известно, сторонниками «единой и неделимой» России.

Большевистская пропаганда среди солдат и матросов в войсках интервентов велась не только в лоб, апеллируя к «международной солидарности трудящихся», о чем немало было написано в книгах советского времени, но и более хитрым способом. Вера Муромцева-Бунина записала в дневнике, основываясь, вероятно, на сведениях из местной прессы или полученных от знакомых представителей властей, следующее: «Большевики сильно работают. Они разрабатывают прокламации к добровольцам, где пишут: как вам не стыдно идти вместе с французами. Разве вы забыли 12-й год?.. с другой стороны – прокламации французам, где тоже напоминают 12-й год и пугают им»[51]51
  Устами Буниных. Т. 1. С. 182.


[Закрыть].

Любопытно складывались отношения большевистского и анархистского подполья с уголовным миром Одессы. Член подпольного ревкома Филипп Анулов (Френкель), уже знакомый читателю, вспоминал:

«…Ревком организовал штаб, который помещался в доме № 63 по Болгарской улице. Боевые средства, т. е. оружие, добывались начальником боевого снабжения посредством покупки и другими всевозможными средствами. Главным образом в ходу были бомбы, револьверы и подрывные средства. Большие услуги штабу в доставке оружия оказывал Мишка Японец, который за сравнительно небольшую плату продавал штабу главным образом „лимонки“ и револьверы…»[52]52
  Анулов Ф. Указ. соч. С. 332.


[Закрыть].

Таким образом, по свидетельству участника тех событий Филиппа Анулова, обеспечивали большевиков оружием не рабочие оружейных заводов и не французские матросы, а налетчик и грабитель Мишка Япончик…

Этот факт впоследствии был обыгран в написанной в 1933 году пьесе одессита Льва Славина «Интервенция». В ней есть эпизод, когда большевики-подпольщики покупают у «свободного анархиста», а по сути предводителя налетчиков Филиппа, одним из главных прототипов которого был Япончик, а имя служило вероятной аллюзией не только на известного в Одессе грабителя Фильки (его мы еще упомянем), но и на Филиппа Анулова.

Не без участия Мишки Япончика большевики создали подрывную дружину во главе с Самуилом Зехцером, которая должна была заниматься диверсиями и терактами против властей противника. По словам Елены Соколовской, состояла она из 11 человек, 5 из которых были железнодорожными рабочими. В отношении остальных она писала: «Была среди них и такая публика, которая по своему происхождению и социальному положению определению не поддавалась, их просто можно было назвать одесситами. Во всяком случае, эта публика была бравой и готовой на всякие похождения и на всякие акты, хотя в смысле политическом они не были коммунистами, как не был им и сам Зехцер. Тут была смесь анархистов с уголовщиной, и смесь довольно безвкусная»[53]53
  Октябрь на Одесчине. Одесса, 1927. С. 338.


[Закрыть].

Однако сам Зехцер был не анархистом, а как раз большевиком, что подтверждается в первую очередь хранящимся в ГАРФе в фонде Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев его личным делом по приему в общество, состоящим, по сути, из одной анкеты [54]54
  ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 1110. Л. 1–2.


[Закрыть]. Анкету эту Зехцер заполнил 8 марта 1921 года во время командировки в Москву. Из анкеты можно узнать следующее: Зехцер Самуил Маркович, 30 лет, иудей (национальность он указал по вероисповеданию, как писалось до революции), ныне командированный, член профсоюза металлистов. Родился в городе Балта, образование среднее, рабочий по профессии, в революционном движении участвовал с 1907 года, когда в Одессе вступил в Бунд, партийную кличку получил тогда Андрей. Бывал за границей (где и когда, он не указал). В 1917 году в Одессе он вступил в большевистскую партию. Первый раз арестован в 17 лет, второй – в 24 года, третий – в 28 лет. Первый арест произошел в Одессе и окончился приговором военно-полевого суда к 8 годам каторги. Второй раз Зехцера арестовали в Волочисске, где за распространение нелегальной литературы среди солдат и за побег с сибирской каторги он получил снова 8 лет, а в общей сложности он провел в заключении до 1917 года 9 лет. После второго ареста Зехцер сидел в Бутырской и Харьковской тюрьмах, в последней его и застала мартовская (1917 г.) амнистия. После революции работал легально и подпольно в Киеве и Одессе.

Людьми Зехцера были убиты представитель Тираспольской парторганизации матрос Константин, который вымогал деньги у подполья, 6 или 7 тысяч рублей, посланец ЦК РКП Москвы некий Александров, пытавшийся скрыться с деньгами, выделенными Центром на нелегальную работу в Елизаветграде, но обнаруженный Зехцером в одном из дорогих одесских кафе[55]55
  Октябрь на Одесчине. С. 351–352.


[Закрыть]. Этой дружине была поручена ликвидация провокаторов – был убит, например, немец Ройтман, обвиненный в выдаче руководителя одесского подполья Николая Ласточкина[56]56
  Ласточкин Николай (Смирнов Иван Федорович) (1885–1919). Родился в Москве. Большевик с 1906 г. До революции – рабочий-портной. Находился на нелегальной партийной и профсоюзной работе в Москве, Ростове-на-Дону, Самаре, Царицыне, Киеве, Харькове, Одессе, подвергался репрессиям. В 1917 г. – председатель центрального совета фабзавкомов в Киеве. С марта 1918 г. – член коллегии наркомата труда (Харьков). С ноября 1918 г. – председатель Одесского подпольного обкома и областного ревкома. Один из руководителей иностранной коллегии. В марте 1919 г. арестован белогвардейской контрразведкой и утоплен в море.


[Закрыть] Деникинской контрразведке.

Елена Соколовская писала:

«После первого или второго заседания Совета был арестован его председатель Николай Ласточкин. Помню, как он после заседания Совета собрал несколько человек из комитета и сказал, что должен идти на свидание к Ройтману, который даст ему исчерпывающие важные сведения. Мы все его уговаривали бросить это знакомство, тем более что эти сведения большой роли не играют. Количество и расположение войск мы знали и без Ройтмана. Тем не менее Ласточкин на свидание пошел, передав перед этим деньги и паспорт мне…

Арест произошел при таких обстоятельствах: тов. Ласточкин шел по улице с Ройтманом и полковником Прониным, который доставлял разного рода сведения военного характера. В это время к ним подошли белогвардейцы и заявили, что они арестованы. Ройтман моментально исчез. Пронин, пройдя несколько шагов с ними, также был отпущен, а Николай взят. Первое время, по нашим сведениям, он содержался в Воронцовском дворце, где помещалась контрразведка, а в конце марта, когда положение стало ненадежным, он был переведен на баржу в порту, которая служила местом заключения для наиболее опасных преступников. Мы потратили много усилий, чтобы освободить Николая, хотя это сделать было очень трудно. Первое время мы даже не знали, где он находится. Пришлось действовать через самого Ройтмана. Было ясно, что он предал Николая, но, не имея никаких связей, мы заявили Ройтману, что заплатим какую угодно сумму, если он укажет местопребывание Ласточкина и окажет содействие в хлопотах. Ройтман на первых порах дал сведения, что Ласточкин находится в Воронцовском дворце. Затем Ройтман начал всячески отнекиваться, не являться и, наконец, передал, что больше вмешиваться не может и не хочет… Мы обратились к Зехцеру, он имел много знакомых всюду и вел с ними переговоры. Но положение было сложным. С одной стороны, из-за Ройтмана могло случиться, что не только Николай, но и другие члены областного комитета также подвергнутся опасности. Наконец, мы боялись, что Ройтман, предавший Николая, раскроет белогвардейцам и те дела, которые они совместно вели… Мы решили Ройтмана уничтожить и дело поручили Зехцеру, который назначил ему свидание на одной из улиц…»[57]57
  Октябрь на Одесчине. С. 361–362.


[Закрыть].

Как рассказывала далее Соколовская, во время встречи Зехцера с Ройтманом мимо них прошли двое анархистов из дружины Зехцера, одетые в форму деникинских патрулей, и застрелили Ройтмана. Это было типичное заказное убийство, организованное политическим подпольем и выполненное «полууголовными, полуанархистскими элементами», как их называли сами «заказавшие» Ройтмана большевики.

Обратим внимание на то, что в своем рассказе Соколовская не приводит явных доказательств предательства Ройтмана. Смертный приговор был ему вынесен и приведен в исполнение только на основании домыслов и предположений, основанных на недоверии, личной неприязни подпольщиков и странном его исчезновении во время ареста Ласточкина, и, по мнению А. А. Здановича, Ройтман мог и не быть агентом начальника контрразведки Владимира Орлова, хотя тот же Иосиф Южный был уверен в обратном[58]58
  Зданович А. А. Свои и чужие… С. 141.


[Закрыть].

На Ласточкина, а также на типографию газеты «Коммунист», нелегально издававшейся на русском, французском и польском языках, Орлову удалось выйти через агентуру, завербованную в «Объединенном совете южнорусской группы анархо-коммунистов» и «Моревинте»[59]59
  Зданович А. А. Чужой среди своих / Орлов В. Г. Двойной агент. Записки русского контрразведчика. М., 1998. С. 304.


[Закрыть]. О том, кто был агентом контрразведки в последней организации, можно сделать некоторое предположение.

В «Моревинте» под кличкой Надежда в это время работала 16-летняя Эстер Пуриц, участница анархистского движения с 1918 года, познакомившаяся в подполье, а затем вышедшая замуж за анархиста с 1909 года Александра Улановского[60]60
  Улановский Александр Петрович (Израиль Хайкелевич) (1891–1971). Анархист с 1909 по 1921 г., в 1922–1923 гг. – кандидат в члены РКП(б), в 1923–1924 гг. – член компартии Германии. Родился в семье портного. Окончил городское училище в Одессе. Работал судовым кочегаром. В 1909 г. арестован и в 1910 г. сослан в Туруханский край. В 1912 г. бежал за границу. В 1915 г. вернулся в Россию, вновь отправлен в ссылку. Освобожден после Февральской революции. В 1917 г. – рабочий на заводе «Труд» в Екатеринославе, кочегар на гидрографическом судне «Казбек». Был председателем матросского совета на Азовском море (до прихода кайзеровских войск в мае 1918-го). В 1918–1919 гг. – на подпольной работе в Одессе, руководитель одной из анархистских боевых групп. В 1919–1920 гг. – в Красной армии, служащий бронепоезда и на партизанской работе в Крыму, затем снова работал в Одессе. В 1921–1922 гг. – разведчик-нелегал ВЧК в Германии. С 1922 по 1928 г. нелегально выезжал по линии Профинтерна в Германию и Китай. С 1928 г. – сотрудник Разведупра РККА. В 1929–1930 гг. – нелегальный резидент военной разведки в Китае, после провала вернулся в Москву и США. В 1930–1931 гг. находился на нелегальной работе в Германии, но также провалился. В 1931–1934 гг. – резидент военной разведки в США. С 1934–1935 гг. – резидент Разведупра и организатор разведывательной сети в Дании. Арестован датской полицией и осужден на 18 месяцев. В 1936 г. досрочно освобожден и вернулся в СССР. Капитан пехоты (1936). С июля 1937 г. – в отставке. В 1937–1938 гг. – литредактор и референт Профинтерна. С 1938 г. – на преподавательской работе в военных учебных заведениях. В 1949-м был арестован и осужден на 10 лет: отбывал заключение в Карлаге, в 1955–1956 гг. находился в ссылке. В 1956 г. реабилитирован. Затем персональный пенсионер союзного значения. Умер в Москве.


[Закрыть], который был старше ее более чем на 10 лет. В подпольной анархистской контрразведке, а затем и в легальный период в Одессе чаще всего он работал под псевдонимом Алеша Черный. Много лет спустя Улановская оставила мемуары не только о работе мужа, но и о своей. Она, в частности, вспоминала об одном из эпизодов одесского периода ее деятельности:

«В другой раз сообщили: надо убрать провокатора. Я решила, что приглашу его гулять в парк и там застрелю. Но и эта затея провалилась – этот человек куда-то уехал. В советское время он стал ответственным партийным работником, и именно он оказался одним из немногих одесских подпольщиков, уцелевших в Гражданскую войну и позднее. Был ли он действительно провокатором – не знаю»[61]61
  Улановская Н. М., Улановская М. А. История одной семьи. Мемуары. СПб., 2003. С. 32.


[Закрыть].

Сопоставляя сведения о наличии орловского агента в «Моревинте» с воспоминаниями Улановской, можно предположить, что таковым являлся Василий Филиппович Васютин (настоящая фамилия – Филюшкин). Васютин родился в 1900 году в крестьянской семье в Рязанской губернии, до революции получил лишь 4-классное образование. В 9-летнем возрасте переехал с родителями в Одессу, где с 1913 по 1918 год он работал котельщиком и слесарем на заводе. В 1917 году Васютин вступил в Социалистический рабочий союз молодежи, а на следующий год – в большевистскую партию, работал в «Моревинте». Можно предположить, что привлек его к сотрудничеству лично Орлов, который тоже был родом из Рязанской губернии, и Филюшкины могли крестьянствовать в дворянском имении его родителей (которые, правда, еще в юном возрасте Орлова переехали с ним в Варшаву). Интересно, что впоследствии, в следующем одесском подполье, уже деникинском, ему, секретарю Пересыпьского райкома комсомола, так же как и во время интервенции, удалось избежать ареста (Орлова, правда, в это время уже в Одессе не было). Затем Васютин был секретарем Одесского комитета комсомола, первым секретарем ЦК комсомола Украины и, наконец, секретарем ЦК РКСМ, и по совместительству с последней должностью в 1923 году был утвержден руководителем всей пионерской организации, только что образовавшейся.

В середине 1920-х годов он ушел с комсомольской работы на учебу и окончил курсы марксизма-ленинизма, а затем Институт красной профессуры. С 1930 года Васютин работал в системе Госплана, Омском облисполкоме, Институте географии Академии наук и в других учреждениях, избежав репрессий. Выйдя в 1959 году на персональную пенсию, он остался профессором кафедры политэкономии Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Умер Васютин в 1979 году, и, таким образом, опубликованные в начале 1980-х годов в эмиграции воспоминания Надежды Улановской никак не могли ему повредить, даже если бы кому-нибудь пришла мысль связать с ним упомянутого мемуаристкой безымянного провокатора.

Из-за ареста Ласточкина большевистское подполье лишилось своего главного руководителя, связанного с Москвой, но эффективность белой контрразведывательной работы была сведена на нет, так как войска интервентов стали эвакуироваться.

«Известие об эвакуации произвело в городе неописуемую панику»

Вот как, по воспоминаниям Константина Глобачева, складывалась социальная и политическая ситуация в занятой интервентами Одессе:

«Интеллигенция, бежавшая сюда от большевиков из обеих столиц, пополнилась еще той, которая выбралась после падения гетмана из Киева и других городов Украины. Значительное число безработных офицеров и разных темных дельцов, спекулянты всех сортов, старающиеся использовать момент в личных для себя выгодах, – все это переполнило Одессу, создав сильный квартирный и продовольственный кризис. Вместе с сим рабочие и низы населения, уже вкусившие отчасти большевизма в начале 1918 г., но еще не изжившие всех его тяжелых сторон, мечтали снова о большевистском режиме и представляли благодатную почву для пропаганды и агитации. Буржуазный слой города вместе с городской думой социалистического состава вечно будировал, все осуждал, местной власти не помогал и, со своей стороны, был лучшим проводником грядущего большевизма. Еврейское население Одессы также было настроено большевистски, разве что за исключением богатой буржуазии.

Таким образом, русские и союзные (главным образом греческие) войска удерживали боевой фронт против наступления красных, их (большевиков) агитационная работа внутри Одесского района шла вовсю, разлагая не только русское население, но и французские войска, не занятые буквально ничем и по составу своему малодисциплинированные. Оккупационные французские войска вели себя в Одессе весьма разнузданно: солдаты проводили время в попойках, якшаясь с евреями и еврейками, среди которых было немало большевистских агитаторов, знавших французский язык; пропаганда имела успех не только среди солдат, но даже среди офицеров. В результате к февралю началось брожение среди сухопутных солдат, а затем и среди матросов на почве утомления войной и желания возвратиться на родину… Между тем французские разыскные органы не имели возможности продуктивно бороться с большевистской пропагандой как по незнанию местных условий, так и по неопытности своего личного состава, набранного наспех из строевого офицерства…

Русские разыскные политические органы боролись всеми мерами против большевистской работы, которая главным образом базировалась на рабочих организациях. Эти политические органы встречали полную поддержку в этом отношении от своих гражданских и военных властей, но должны были вечно бороться с заступничеством чинов городского управления с городским головой Брайкевичем во главе. Социалистический состав городской думы явно стоял на стороне рабочих, невольно помогая большевикам укреплять свое положение. Это, конечно, не помешало впоследствии Брайкевичу и другим гласным городской думы первыми бежать из Одессы при эвакуации ее французами. Между тем организационная и агитационная работа большевиков в Одессе была очень интенсивна и, несмотря на ряд ликвидаций, произведенных в их рядах, не ослабевала, имея за собой новые кадры людей и благоприятное настроение масс. Много способствовала этому настроению спекуляция продуктами первой необходимости, страшно взвинтившая рыночные цены. Виновниками этого обстоятельства были старые спекулянты еще Великой войны, сахарозаводчики Хари, Гепнер, Златопольский и др., которые фактически были экономическими диктаторами Одессы того времени. Эта компания, вопреки протестам городской думы, наконец была арестована военной контрразведкой, и материал, взятый у них по обыску, вполне подтвердил их зловредную деятельность»[62]62
  Глобачев К. И. Указ. соч. С. 186–187.


[Закрыть].

Руководитель контрразведки, арестовавшей сахарозаводчиков, Владимир Орлов, еще до революции в составе комиссии Батюшина участвовал в расследовании деятельности некоторых указанных лиц. Впоследствии, касаясь уже одесских событий, он писал, что «горстка спекулянтов, ловких и безжалостных, во главе с сахарными королями братьями X. (Хари, один из которых умудрился стать консулом Дании в Одессе, вероятно, в том числе и для обеспечения себе неприкосновенности. – O. K.) до последней нитки обирала голодных одесситов, среди которых было немало их соплеменников»[63]63
  Орлов В. Г. Указ. соч. С. 98.


[Закрыть]. Однако ряд одесских газет, издававшихся не без участия капитала сахарозаводчика, подняли шумиху вокруг этого дела. «Еврейская политика: все газеты, – записала Муромцева-Бунина, – за освобождение спекулянтов. Почему? А потому, чтобы в глазах населения дискредитировать власть перед приходом большевиков»[64]64
  Устами Буниных. Т. 1. С. 182.


[Закрыть]. Впрочем, скорее всего, никакой целенаправленной попытки компрометации власти ради большевиков печатные органы не проводили – просто они вступались за своих спонсоров.

В начале весны 1919 года городское управление сменилось. Глобачев вспоминал:

«К марту французское командование, по-видимому, решило совершенно отмежеваться от Добровольческой армии и влияния ее главнокомандующего генерала Деникина на одесские дела, а потому приступило к созданию новой русской власти в Одессе, которая должна была действовать исключительно по указанию французского командования. Был приглашен в качестве отдельного главнокомандующего Одесским районом генерал-лейтенант Шварц, и при нем образован был Совет обороны как правительственный орган. Генералу Гришину-Алмазову и начальнику его штаба генералу Санникову, назначенному генералом Деникиным, предложено было немедленно, в течение 24 часов, покинуть Одесский район. Оба выехали первым пароходом в Новороссийск»[65]65
  Глобачев К. И. Указ. соч. С. 187.


[Закрыть].

Действительно, совсем непросто складывались дела французов в оккупированной ими Одессе. Вводя войска на юг России, союзники не столько заботились о сохранении «единой и неделимой России», сколько стремились под прикрытием этого лозунга подчинить себе Украину в хозяйственном и административном отношении. Проницательный Антон Иванович Деникин, главнокомандующий Вооруженными силами Юга России, прекрасно это понимал, и французы сразу столкнулись с его противодействием. Французы не скрывали пренебрежительного отношения к Добровольческой армии, а Деникин терпел французов как вынужденное зло.

Командующий войсками Антанты на Ближнем Востоке, которому были подчинены и французские войска на юге России, генерал Бертоло, приехал в Одессу и в беседе с представителем Деникина генералом Санниковым и Василием Шульгиным высказал свой взгляд по «русскому вопросу». Бертоло заявил собеседникам, что единственное желание союзников – бороться за «единую Россию» в тесном союзе и в полном согласии с Деникиным. Кроме того, Бертоло заверил, что союзники не собираются признавать «самостийность» Украины, провозглашенную в Киеве Директорией во главе с Симоном Петлюрой.

Но французский генерал лукавил. Он заигрывал с Петлюрой, обещал ему полную помощь, а на юге Украины пытался захватить всю власть – военную и гражданскую.

Деникин писал в своих мемуарах:

«2 февраля появился приказ Бертоло о назначении его заместителем на юге России ген. д'Ансельма, на которого возлагалось руководство „всеми вопросами военной политики и администрации“. Указывалось, что „в делах политического и административного характера“ ген. Санников будет подчинен генералу д'Ансельму, который, однако, „не имеет права вмешиваться в подробности предпринимаемых мер, но должен согласовать их с вопросами военного характера“. Точно так же Санников всецело подчиняется французскому командованию в отношении „применения русских войск“»[66]66
  Деникин А. И. «Очерки русской смуты» //Вопросы истории. 1994. № 6. С. 151.


[Закрыть].

Этот унизительный, по сути издевательский, приказ французского генерала, перечеркнувший заверения «о тесном союзе и полном согласии с Деникиным», вызвал раздражение о возмущении русского главнокомандующего. И следует ответный «удар»: Деникин посылает телеграмму Санникову, по сути, запрещающую тому выполнять приказы французского командования:

«Во всех отношениях: военном, политическом, гражданском Вы подчинены мне и только от меня можете получать приказания…»

Через некоторое время Деникин посылает Санникову телеграмму еще более резкого содержания:

«Категорически воспрещаю Вам делать эксперименты с русскими войсками по чужой указке. Передайте, что я, главнокомандующий, не допускаю ничьего вмешательства в вопросы формирования русской армии. Если бы кто-либо позволил себе сделать это, объявите, что исполнившие незаконное распоряжение будут мною преданы суду»[67]67
  Там же.


[Закрыть].

Желая все же сохранить видимость нормальных взаимоотношений с французским командованием, Деникин, занятый неотложными делами на фронте, предлагает генералу Бертоло встретиться со своим полномочным представителем – генералом Драгомировым. Но высокомерный французский генерал отвечает отказом…

Между тем в рядах французских войск растет недовольство. Солдаты, в течение нескольких лет оторванные от родных очагов, имея впереди малоприятную перспективу затяжной малопонятной войны, начинают требовать отправки домой.

Деникин в упомянутых выше мемуарах прямо пишет:

«…Неуверенность в своих войсках наложила совершенно пассивный отпечаток на стратегию французского командования, которое сосредоточивало все свои силы к Одессе… ближе к транспортам, выставив на дальних подступах лишь ничтожные заслоны…»[68]68
  Там же.


[Закрыть].

Последовал ряд военных поражений французских и союзных с ними войск. Под напором местных большевиков со стороны Вознесенска французский авангард бросил позиции. В середине февраля 1919 года изменивший Петлюре атаман Никифор Григорьев [69]69
  Григорьев (по некоторым данным, настоящая фамилия – Серветник) Никифор Александрович (1885–1919). Из зажиточных крестьян Подольской губернии. До революции служил в казачьих войсках на Дальнем Востоке, затем акцизным чиновником на Херсонщине. С 1914 г. – снова на военной службе: в 56-м полку на Юго-Западном фронте. Последний чин в царской армии – штабс-капитан. В 1917–1918 гг. служил на Украине в войсках Центральной Рады, затем у гетмана Скоропадского. С декабря 1918 г. командовал отрядами в армии Петлюры. 2 февраля 1919 г. перешел на сторону Красной армии, командовал 1-й бригадой Заднепровской Советской дивизии, которая участвовала во взятии Николаева, Херсона, Одессы. С 25 апреля 1919 г. – начальник 6-й Украинской Советской дивизии. Самовольно отвел дивизию «на отдых» в район Елисаветграда, где 7 мая 1919 г., объявив себя правым эсером, поднял мятеж против советской власти. Григорьевцы захватили значительные территории юга Украины, но к июлю 1919 г. были разбиты и рассеяны частями Красной армии. Григорьев бежал к махновцам, где 27 июля по личному приказанию Махно был застрелен. Подробнее о Григорьеве см.: Савченко В. А. Авантюристы Гражданской войны. С. 87–128.


[Закрыть] повел наступление на Херсон, который оборонял сводный союзный отряд французов и греков. После тяжелого боя этот отряд был посажен на транспорты и вывезен в Одессу. А затем был оставлен Николаев. В начале марта союзники потерпели новое поражение на Вознесенском направлении у станции Березовка. Они начали беспорядочное отступление, бросая танки, орудия, обозы.

В конце февраля в Одессе было объявлено осадное положение и создано особое правительство, подчиненное французам. Оскорбленный Деникин телеграфировал генералу Санникову:

«Передайте генералу д'Ансельму… следующее: я совершенно не допускаю установления никакой гражданской власти, кроме назначенной мною»[70]70
  Деникин А. И. Указ. соч… С. 154.


[Закрыть].

7 марта в город прибыл французский генерал Франше д'Эспре – человек решительный, сухой и грубый. Без согласования с Деникиным он назначает командующим всеми русскими войсками юга России и одновременно генерал-губернатором Одессы генерала Шварца, высылает из города представителей Деникина генералов Санникова и Гришина-Алмазова.

Несмотря на эти меры французского командования, идея ухода интервентов уже витает в воздухе. И немалую роль сыграл в этом начальник штаба войск союзников на юге России полковник Фрейденберг, уроженец России, умный и проницательный человек, лучше всех разобравшийся в обстановке и понимавший бесперспективность дальнейшего пребывания союзных войск на юге России. В Париже его донесения читали с интересом, и они во многом влияли на политические решения руководства Антанты.

По неясным причинам полковник Фрейденберг после его возвращения в Париж был отдан под суд премьер-министром Жоржем Клемансо…

20 марта 1919 года генерал д'Ансельм вызвал Шварца и сообщил ему, что им получен приказ об эвакуации Одессы.

Трудно не привести слова и А. И. Деникина о той обстановке, в которой происходила эвакуация:

«…На подготовку эвакуации дано было 48 часов… Известие об эвакуации произвело в городе неописуемую панику… 2-дневный срок ее являлся чем-то необъяснимым и невыполнимым. Это была уже не эвакуация, а бегство, обрекавшее десятки тысяч людей и вызывавшее невольно в их сознании мысль о предательстве.

Французы захватили большинство судов для своих надобностей, и спастись могли поэтому главным образом лица, связанные со штабом Шварца и правительства, а также богатая буржуазия… Началась вакханалия грабежа и взяточничества. Брошены были огромные военные запасы, оставлены все ценности в учреждениях государственного банка и казначейства, кроме иностранной валюты.

Среди разнородных чувств и восприятий, волновавших в эти дни население Одессы, было одно общее и яркое – это ненависть к французам. Оно охватывало одинаково и тех счастливчиков, которых уносили суда, и тех, что длинными вереницами, пешком, на пролетках и подводах тянулись к румынской границе; оно прорывалось наружу среди несчастных людей, запрудивших со своим скарбом одесские пристани и не нашедших места на судах, и в толпе, венчавшей одесские обрывы, провожавшей гиканьем и свистом уезжавших…»[71]71
  Там же. С. 156.


[Закрыть].

Предоставим слово сотруднику белых контрразведывательных органов Сергею Михайловичу Устинову, во время интервенции служившему офицером при штабе корпуса морской обороны Добровольческой армии:

«Возмущаться, протестовать, требовать было поздно, так как все пароходы были уже заняты высшими чинами с их семьями и в городе уже не было никакой власти.

Спешно были выписаны ассигновки на эвакуационные деньги… но и это было уже поздно. Казначейство бралось с бою. Крайне возбужденная толпа народа осаждала Государственный банк. Всякого рода учреждения, союзы и отдельные воинские части прокладывали себе дорогу с оружием в руках. Автомобильная рота приехала с пулеметами, а артиллерия выдвинула даже броневик.

Несмотря на такие решительные меры, получить свои деньги удалось только немногим. Фактически никакого срока для эвакуации предоставлено не было. Одесса была сдана большевикам или, просто говоря, брошена французами на произвол судьбы немедленно же по объявлении эвакуации. Такое предательство союзников и преступное паническое бегство командного состава Добровольческой армии выяснилось весьма быстро, и началась анархия. Отсутствие власти дало свободу преступным элементам, начались ограбления, поражавшие своею дерзостью. В порту, на глазах у доблестной французской армии, а может быть, даже и при ее участии разбивали пакгаузы, грабили склады и убивали обезумевших от ужаса мирных жителей, тщетно взывавших о помощи.

В городе на главной улице, днем, на глазах у наших офицеров, собравшихся у штаба, грабитель с револьвером в руках покушался на ограбление казначея банка. Один из офицеров, прицелившись, с колена убил его наповал из винтовки, и его труп оставался лежать, не вызывая ни в ком никакого участия»[72]72
  Устинов С. М. Записки начальника контрразведки. Ростов-на-Дону. 1990. С. 78–79.


[Закрыть].

По всей видимости, именно этот эпизод мимоходом упомянула в своем дневнике Вера Муромцева-Бунина, когда 23 марта/ 5 апреля 1919 года записала, что на Пушкинской происходила стрельба, по слухам, это был убит налетчик[73]73
  Устами Буниных. Т. 1. С. 185.


[Закрыть].