Текст книги "Царское время"

Об этом и о многом другом думала она, пока экстренный поезд вез ее обратно в Лондон под ночным небом…

* * *

Почему-то тот день запомнился мне особенно хорошо. С утра я пришла к mademoiselle Helen, и мы отправились в посольство на прием. Она замечательно похорошела, хотя и выглядела несколько грустно.

После приема, около трех пополудни часов мы вернулись к Его Высочеству Филиппу пить кофе. Мы остались вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, который поразил меня до самой глубины души…

… Ее Высочество сперва обсуждала светские новости, а потом вдруг начала прочувственно говорить что у нее по сути нет отечества. Франция изгнала ее Фамилию – просто за то что они когда то царствовали. Англия где она родилась и выросла так и осталась чужой – бритты не очень хорошо принимает иноземцев – в этой стране можно прожить всю жизни и так и не стать своим для Альбиона.

И вот – как сказала mademoiselle Helen, – она теперь надеется обрести родину в России – как обрели её тысячи французов после смуты 1789 года и даже после войны 1812… И надеется что я смогу ей в этом помочь – став проводником в новой жизни.

Потом явилась депутация от русских живущих в Лондоне и поднесла госпоже Орлеанской большой букет. Она даже всплакнула…

День стоял холодный, серый, но у меня на душе стало почему-то светло и радостно.

Агафоклея Витте. «Годы и люди» Москва «Гелиос» 1935

* * *

Кауфман хотел было смять исчирканный карандашом лист, но сдержался. Покосился на тощую стопку таких же. Проект «Об усовершенствовании порядка охраны Е.И.В» шел плохо.

Да хоть какой проект напиши…

Сто два человека дворцовой полиции. В два раза больше в охранной страже. Гвардейские караулы…

А по сути мало что изменилось со времен, когда Александр II убегал от убийцы по дворцовой площади потеряв фуражку и в страхе выкрикивая «Спасайте царя!»

(«Смеются над этим господа шпаки! По самим бы пострелять вот так – уж посмотрел бы я что бы вы орали!»)

И каждый почти раз сопровождая Георгия Александровича полковник ловил себя на мысли вроде что вот там или вот там в той или той кучке людей или среди вон тех гуляк может оказаться хороший стрелок из револьвера и тогда все что он сумеет – это принять на себя вторую или третью пулю…

Нет конечно – он делает все что может.

По пути следования императорского кортежа расставлены агенты изображающие то приличную публику то лакеев.

Разработаны и приняты довольно толковые инструкции, а с лиц, привлеченных к обеспечению безопасности царствующего дома, взяты подписки о неразглашении.

Да толку в тех подписках если всякий вплоть до самого Георгия безошибочно отличает агентов в штатском от случайных прохожих? Даже как-то один или два раза высказывал по этому поводу свое легкое неудовольствие.

В народе правда ходили легенды о тысяче тайных агентов «охранки» которые так и кишат. На самом деле агентов было меньше двух десятков! А вся его особая Охранительная команда состояла из двух сотен: начальника, двух помощников, ста восьмидесяти стражников и упомянутых секретных агентов. А ведь это полный штат – кто-то может заболеть, кто-то отпросится в отпуск… А Знамеровский жалуется что служба хоть и престижна, да тяжела – часто людей приходится досрочно увольнять в отставку из за благоприобретенных болезней – чахотки из за хронических простуд проводивших много времени на улицах в любую погоду людей, ревматизма и обычного последствия тяжелой ответственной службы – нервных болезней и расстройств. (Да и Кауфман иногда сам с тревогой находил у себя признаки нервического истощения).

И это при грошовом по сути жаловании – рядовой стражник получал зарплату в тридцать восемь с полтиной в месяц, а старший агент – всего сотню – правда питался во дворце – пусть и за третьим столом. Сам Знамеровский получал пять тысяч в год. А всего… Всего из казны на содержание службы выделялось двести тысяч рублей в год…

По сути – между Государем и возможными убийцами – всего лишь чуть больше чем полторы сотни человек не считая лейб-конвоя… Из оружия – винтовка системы Бердана, револьверы, кастеты, да еще особые стальные наручи – на случай нападающего с кинжалами. А против них? Сколько людей от Варшавы до Петербурга втайне мечтает повторить поступок первомартовцев? Сколько студентов в за чаркой распевает старые рылеевские строчки про «третий нож – на царя?». Тем более что иные главари заговора еще живы и вполне здоровы – по лондонам и женевам?

Значит нужно по прежнему спать вполглаза.

Кауфман мучительно искал прорехи в доспехах незримо ограждавших монарха. Искал и отыскивал.

Вот например Эрмитаж открыт для посетителей…

А попасть оттуда в Зимний дворец довольно просто – достаточно пройти через галерею.

В галерее есть двери, а у дверей стоят часовые – ну и что?

Вон в Охотничий домик проскользнула глупая бабенка – двенадцать солдат во главе с еще более сущеглупым поручиком и пятеро лакеев не помешали…

И Кауфман не был уверен если к примеру перед постом не появится какой-нибудь генерал – точнее злодей ряженный под генерала, с такими же ряженным «адъютантами» караульный не оробеет перед эполетами и аксельбантами… А пуще – перед генеральским уверенным рыком – «Пр-ропусти дур-рак – не до тебя!». Надо бы побеседовать накоротке с командирами лейб-гвардии – чтобы те накрутили хвосты солдатам – дабы те несли службу построже от устава на отступая.

А вот только будет ли с того толк? Солдат то в гвардию подбирают не по уму, а по «мастям» да по статям – как лошадей. В один полк – курносых, в другой – широкоплечих… Опять же – вчерашнему мужику-лапотнику каково то на дворцовой службе где важные сановники да знать кругом? Долго ли растеряться?

Смотритель Эрмитажа академик Арист Аристович Куник услышав про его опасения впрочем успокоил.

– Уж можете не волноваться – с нашей стороны можете быть спокойны за тыл – так у вас военных говорят? И пояснил:

– Поелику в музее нашем хранятся немалые ценности то в залах дежурят смышленые служители с хорошей психологической школой, чтобы вовремя обнаружить подозрительного.

– То есть как? – не понял Кауфман. Нюхом что ли чуют?

– Зачем же нюхом? По взгляду и повадке отличают – да даже и люди обычные – но с острым глазом могут отличать здоровую личность от психопата или жулика, – пояснил Арист Аристович.

Кауфман не стал откладывать в долгий ящик, а приставил пятерых агентов к музейным служителям – набираться опыта.

Однако чувствовал что этого мало. Ибо враги хоть затаились, но живы.

А в памяти нет-нет да и всплывут слова «манифеста цареубийств» составленного Петром Зайчневским: «Мы изучили историю Запада, и это изучение не прошло для нас даром; мы будем последовательнее не только жалких революционеров 92-го года, мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами…Выход из этого гнетущего страшного положения, один – революция, революция кровавая, неумолимая; революция, которая должна радикально изменить все – все без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольются реки крови.».

Рек крови… Да что там – моря! Франции ее смута четверти взрослого населения стоила – если считать войны Корсиканца…

– Воистину ты Алекс с чертями дерешься… – сказал он сам себе. Может все же в отставку попроситься?

* * *

20 февраля.

– И почему же вы не доложили мне обо всем этом вовремя?

– Но Государь… – начал Половцев

– Ваше императорское величество – сухо поправил Георгий.

– Но Ваше императорское величество – статс-секретарь был само внимание. Эти события пришлись на время вашего регентства – причем на самое начало… Кроме того – это было по сути частным делом господина Ашинова

– А то что это могло привести к разрыву с Францией – это тоже частное дело господина Ашинова?! – Георгий неожиданно сам для себя начал закипать. А то что там было убито полдюжины российских подданных – это тоже частное дело, милостивый государь? И тут же взял себя в руки…

– Бог весть что творится – а ваш император ни сном ни духом?! Оказывается и посольства посылают – и все помимо монарха?

– Ваше императорское величество – Половцев склонил голову. Если говорить о миссии бывшего поручика Машкова – то она совсем напротив – была подготовлена прежним военным министром с согласия вашего царственного отца (Уже бывший поручик? – отметил про себя Георгий успокаиваясь. Ну и ну – а ведь Половцев – из лучших…).

– Поручик Машков – не в пример иным со порученным делом справился и сегодня же будет мой выслушан! – бросил Георгий. А вот что до затей Ашинова – она и все обстоятельства её станут предметом самого тщательного изучения…

Вы пока можете быть свободны. И распорядитесь чтобы вызвали на завтра в полдень Гурко и Чихачева.

…Сегодня утром на его стол лег доклад на высочайшее имя за подписью лично Гирса. Прочел – да только и крякнул от удивления.

Он лишь несколько недель тому жалел что дескать африканскими землями Россия не интересуется. Воистину – сон в руку!

Следующий час с небольшим он изучал доклад – потом распорядился пригласить Половцева.

Но еще до того встретив бумагах упоминание что военное ведомство послало своего человека в Абиссинию – он направил Гурко запрос. Тот ответил буквально сразу – что отставной поручик Машков уже месяц как прибыл в столицу и ожидает возможности доложить о себе…

Георгий про себя ругнулся неприличным словом и затребовал отцовского посланника…

И вот сегодня в три часа он должен прибыть…

В три часа и пять минут в царский кабинет вошел молодой человек – ростом вершка, а полтора ниже Георгия, в сером партикулярном платье. Мягкая окладистая борода делала его похожим на свежеиспеченного батюшку, а пенсне – на земского врача.

В левой руке он держал резной цилиндрический деревянный футляр. Вошедший следом дворцовый лакей внес обтянутый парусиной сверток длинной несколько более полутора аршин.

– Ваше Императорское величество, – щелкнув каблуками доложил гость (Голос чуть дрогнул выдавая немалое волнение). Поручик Машков явился по Вашему приказанию. Готов дать отчет об исполнении данного мне поручения…

– Присаживайтесь, Виктор Федорович! – предложил Георгий. И – начните с самого начала.

Машков заговорил…

– Как водится в России-матушке правая рука не знала что делала левая. За год до того как рекомый Ашинов отплыл из Одессы – в 1887 году простой армейский подпоручик Машков направил письмо тогдашнему военному министру Ванновскому, в котором настаивал на и снаряжении в Эфиопию экспедиции. Военный министр передал письмо министру иностранных дел Гирсу – то правда не сказал ни да ни нет.

Тем не менее, в 1888 году, будучи уже поручиком, Машков добился аудиенции у Ванновского и как-то сумел его убедить в необходимости своей поездки в Эфиопию. Военный министр, в свою очередь, доложил об идее Машкова императору Александру и тот дал добро.

Для сохранения тайны поручик был временно уволен в запас с военной службы, а в Эфиопию отправлялся как корреспондент газеты «Новое время». Но деньги на экспедицию, – около двух тысяч рублей, казна ему все же выделила. Предполагалось, что Машков присоединится к миссии Ашинова, однако она отбыла из России несколькими днями ранее, и ему пришлось добираться до Африки одному. Это его первое путешествие туда совершалось в обстановке строгой секретности. Проезд его в Эфиопию через Турцию и Египет остался никем не замеченным. Но Машков, тщетно просидевший в Харэре до мая 1889 г. и не получивший в России ни денег, ни оружия, ни рекомендаций, решил занять денег у проживавших в Харэре православных греков и с минимальным караваном отправился на свой страх и риск в глубь страны…

Он нанял проводника, нескольких воинов для охраны, и маленький караван двинулся через пустынные земли к Абиссинии. Путешественники благополучно достигли Харара, главного города восточной провинции Абиссинии. Через этот город шли к побережью караваны с кофе, золотом и слоновой костью. Но дальше поручика не пускали – для этого требовалось разрешение негуса. Во-вторых, кончились деньги, и даже вернуться назад было не на что.

Машков провёл в Хараре около двух месяцев, но помощи не дождался. За это время он многое узнал, обзавёлся полезными знакомствами. В конце концов, поручик рискнул одолжить необходимые средства у православных греков-торговцев и продолжил путешествие. Но в следующей провинции Шоа его задержали ещё на три месяца… Негус Йоханныс IV был смертельно ранен в бою с суданскими махдистами, и вскоре умер. Сын и наследник императора, принц Менгеш, не пользовался авторитетом, и власть захватил князь Менелик, вскоре провозгласивший себя негусом Менеликом II. Новый негус решил принять посланца «великого белого царя», хотя и без вертельных грамот.

С первой же встречи Менелик II проникся симпатией к Машкову. Негус расспрашивал гостя о России, об императоре, об армии, и церкви. Так продолжалось целый месяц… На прощание негус вручил ему письмо и подарок – церемониальный меч для российского императора – и Машков отправился в обратный путь.

Теперь Ваше Императорское величество, – позвольте зачитать вам послание негуса Меелика и передать его дар государю всероссийскому.

Он открыл футляр и извлек оттуда свиток с большой печатью…

– Вы Виктор Федорович по-абиссински читаете? – удивился Георгий

– Государь… – на губах Машкова возникла и пропала легкая улыбка. Послание написано на греческом…

– «Великому христианскому царю Севера и государю Русских – начал поручик.

Ныне моё царство окружено врагами нашей религии, мусульманами. Я хочу образовать царство, подобно вашему… Не только в Абиссинии и в Африке, но и в Европе война одного дня имеет следствием труды многих годов»…

Закончив читать он развязал шпагат оплетавший парусиновый сверток.

На свет появился длинный кривой клинок

– Это абиссинский меч – именуемый шотэл, – сообщил Машков.

Георгий внимательно изучил оружие. Длинный изогнутый обоюдоострый меч – без гарды, с богато украшенной рукоятью и ножнами в золоте и самоцветах. Выдвинул его из ножен. Клинок, с ромбическим сечением благородно серого цвета… Не полированный – чуть шероховатый – простой ковки. Подлинное старое оружие выкованное мастером, а не ремесленником.

– Туземцы сражаются такими мечами из-за больших, круглых кожаных щитов. Вместо того, чтобы пытаться прорубить щит или обвести оружие врага, они цепляют друг друга острием своего меча, – зачем-то пояснил Машков.

– Должно быть странным должен выглядеть такой бой!

– Совершено верно ваше императорское величество… Я не раз был их свидетелем…

Они подпрыгивали и подныривали, и отскакивали, кружась, с этими длинными кривыми мечами, описывавшими самые удивительные фигуры.

– Что я могу сказать, Виктор Федорович… – наконец произнес Георгий. Благодарю за службу! А за царем служба как за Богом молитва, – не пропадет… господин штабс-капитан…

– Разрешите обратиться Ваше императорское величество… – было видно что Машков изо всех сил скрывает волнение.

И дождавшись одобрительного кивка он продолжил

– Я бы попросил изыскать возможность наградить по достоинству моего спутника – подданного черногорского князя Сладко Златычанина. Он был нанят мной в Александрии – и стал моим верным спутником в африканских странствиях…

– Он сейчас в Петербурге? – поднял брови Георгий.

Да – Ваше величество! Выразил желание сопровождать меня до окончания миссии.

Хорошо… Ваша просьба без внимания не остается. пока же отдыхайте.

(«Анну» третьей с мечами!»). Полагаю правильным по восстановлении вас на службе, если Иосиф Владимирович назначит вас на место соответствующее вашим дарованиям – в Военно-учёном комитете при господине Боголюбове. И подумайте о следующей экспедиции к Его Величеству Менелику…

* * *

Следующий день. Зимний дворец. 11.30 утра

Давно однако в царской приемной не собиралось столь представительное общество. Три министра – военный, морской, иностранных дел, и дел внутренних, обер-прокурор Синода и государственный секретарь. А вот главного виновника не было…

– Так где вы говорите господин Ашинов? – еще раз зачем-то спросил Гирс как раз.

– Имеет пребывать под гласным надзором в имении супруги в Черниговской губернии, – ответил Плеве. Расследования – официального – в его отношении не проводилось, хотя…

Нечто в голосе Вячеслава Константиновича заставляло думать что будь его воля – отправился бы несостоявшийся покоритель Красного моря изучать побережье моря Лаптевых или Охотского – и очень надолго.

– Что тут скажешь? – развел Чихачев руками. Такими делами должно заниматься людям государственным – а никак иначе. Попади этот… землепроходец ко мне – я бы даже не глядя на карту указал ему что он опоздал лет на пять, а то и, а десять – а теперь все побережье красноморское – у Италии и Франции – и выставил бы за дверь. Но ведь – острый взгляд на Победоносцева – ведь у нас морскими делами кто только не занимается… Извините, Ваше Величество, – зачем-то добавил адмирал.

Георгий не ответил. Мысли его почему то были далеко отсюда. Он размышлял о своем подданном дела которого и заставили всех этих людей тут собраться. Николай Иванович Ашинов возник словно ниоткуда. Даже его происхождение было темным – то ли незаконный сын барыни и крепостного управляющего, то ли раскольник перешедший в православие – «никонианство» как те говорят. Жил он в Царицыне, промышлял торговлей, затем был стряпчим – ведя в судах дела неграмотных лавочников – сам при этом будучи не шибко образованным. Как доносили полицейские власти одно время был контрабандистом и водил караваны из Турции и Персии. Воевал в русско-турецкую кампанию 1878 года и отличился при взятии Карса, но попал в плен и бежал, «сделав подкоп». После окончания войны занялся торговлей и жил в Персии. По рассказам был русским разведчиком, однако разоблачен, схвачен, посажен на цепь, закован в кандалы, после чего приговорен к смертной казни. Но ночью перед казнью его спас отряд казаков. Откуда без войны во владениях шаха взялся «отряд казаков» и почему о том что Ашинов состоял в тайной службе трону нет официальных бумаг – неведомо… Затем объявился в Петербурге с проектом об учреждении нового Черноморского казачьего войска. Таких прожектеров – целый сонм… Но Ашинов обзавёлся полезными знакомствами, заручился поддержкой промышленников и чиновников. Высшие сановники его, конечно, не принимали, но рекомендательные письма давали…В итоге в январе 1884 года князь Дондуков-Корсаков, командующий войсками на Кавказе, согласился выделить «вольным казакам» земли в Сухумской области. Им было навербовано в Полтавской губернии несколько сот крестьян-переселенцев. Организовал ровно одну станицу – Александровскую – названую в честь царя, а атаманом избрали Ашинова. Вскоре переселенцы разделились на две враждующие партии – сторонников Ашинова и его противников; случалось, они сходились стенка на стенку. Вести о беспорядках и жалобы переселенцев дошли до начальства в Сухуме, на место выехал сам начальник округа полковник Введенский. Тут-то и выяснилось, что «Черноморское казачье войско» – пахнет большой аферой. Оскорбленный в лучших чувствах Ашинов отправился в Москву, а следом полетел отзыв князя Дондукова-Корсакова: «Нет сомнения, что это один из самых нахальных аферистов, умеющий втереться куда нужно». А 1885 году Ашинов вдруг отправился в Абиссинию. На какие интересно деньги?

Царь и задал этот вопрос собравшимся. – Господин Ашинов действовал под покровительством Императорского добровольного экономического общества; Промышленного и торгового общества, а также графа Игнатьева, бывшего посла в Константинополе, – ответил Победоносцев – и выражение лица его в этот момент отразило неподдельное страдание – как у мучимого зубной болью. Так или иначе в 1886 году он высадился в порту Массауа на Красном море и через Асмару, Аксум и Адуа двинулся вглубь страны, к «царю царей» негусу Иоаннысу. Негус благосклонно принял чужестранца, дал благословение на приезд русской миссии, выделил территорию для обустройства православного монастыря и согласился на создание казачьих станиц. В обмен на это Иоанныс просил прислать ему оружие, а также офицеров для обучения абиссинской армии.

Странно… Хотя – на тот момент тамошний «царь царей» терпел одно поражение за другим от итальянского экспедиционного корпуса – поневоле станешь сговорчивым.

Георгий вспомнил перевод заметки некоего французского корреспондента случайно оказавшегося в городе Асмара – тот был среди бумаг. Тот описал торжественную встречу Ашинова его людей, которую устроил местный вождь Аллула. «Впереди ехал молодой казак на вороной лошади, неся русскую хоругвь, с правой стороны другой казак вез образ Спасителя в роскошно отделанной золотом с камнями ризе. Остальные казаки верхом на добрых лошадях окружали своего атамана. У всех на лицах был изображен воинственный восторг и самодовольствие. Все гордо и осанисто сидели, подбоченясь, на лошадях. Сам атаман молодцевато сидел на арабском коне и братски раскланивался с отдающими ему честь абиссинцами». Оставив временный лагерь на побережье залива Таджуры, Ашинов вернулся в Россию в сопровождении двух эфиопских священников – иеромонаха Григория и дьякона Михаила, которые приехали для участия в праздновании Девятисотлетия крещения Руси.

«В то время как почти все государства одно перед другим и иногда с большими жертвами, как Италия, стремятся захватывать африканские земли, горсть русских казаков заняла берег Таджурского залива» – писало суворинское «Новое время» – слово совсем недавно не насмехалось над «папуасским заступником» Маклаем.

Успенский, Лесков, Катков, Аксаков, Суворин… Все возносили этого казака чуть ли не как нового Ермака! В газетах появились пространные статьи о том, что российский император как защитник православия должен поддержать христианский народ Абиссинии. Что тридцать миллионов жителей этой страны нуждаются в помощи и защите от иноземных колонизаторов. А у России должен появиться свой собственный порт на Красном море, позволяющий связать две христианские страны. Незамерзающий порт требовался и русским военным с угольным складом для русских пароходов, плывущих через Суэцкий канал и Красное море дальше, на Восток, вплоть до российского Дальнего Востока и обратно.

Ашинов писал Победоносцеву весьма деловитые письма: «Недаром все европейцы стараются, чуть не в драку, занимать на этом всемирном пути места. Почему же России не занять? Нам еще нужнее, если мы развиваем торговлю с Востоком, как с Владивостоком. А Абиссиния – это ключ всего Египта и Африки, и кто будет владеть Абиссинией, тот будет владеть и всемирным путем. И политическую тяжесть, без нашей, конечно, дипломатии, можно всегда перенести вместо Балканского полуострова на африканскую сторону». (Однако – далеко смотрит этот абхазский казак!)

Обер-прокурор Священного синода поддержал идею перед императором – полагая что нужно отправить духовную миссию в Абиссинию. А отряд Ашинова будет числиться ее охраной.

Поддержал его и тогдашний управляющий морским ведомством Шестаков – «Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему бы не употребить тех же средств, что они. Ашинов – плут, но мы избавляемся от него у себя» – так писал он.

Из Петербурга Ашинов направился за поддержкой в Москву. Купечество отнеслось к его затее благожелательно, и на предприятие атамана было выделено немного денег. (Определенно незаурядная личность – купец русский по части прожектов дохода сиюминутного не сулящих прижимист да осторожен.)

Митрополит Исидор благословил начинания Ашинова и велел искать священника, чтобы тот возглавил религиозную миссию. Выбор атамана пал на отца Паисия. Пастырь – то говорить был под стать отцу – командиру. Родом из оренбургских казаков, отец Паисий да десятка лет проел в туркестанских и киргизских степях – затем принял постриг и не где-то, а в Пантелеймоновом монастыре на Афоне. Следующие четверть века подвизался отец Паисий на Константинопольском подворье монастыря и за это время построил пятиэтажное здание странноприимного дома, которое стало своеобразным русским центром в Константинополе. Кто бы из русских людей ни оказывался в городе: монахи, паломники по пути в Палестину или в Афон купцы, моряки просто путешественники, – обязательно заглядывали к отцу Паисию. В 1878 году он ожидал взятия Константинополя русскими войсками и водружения креста над Софией. Не дождался… А если бы это совершилось, то ему пришлось бы погибнуть: турки обещали его казнить, если русские возьмут Константинополь…

Да – господин Ашинов нашел себе достойного соратника!

Ашинов, совместно с архимандритом Паисием, начали подготовку к экспедиции в Эфиопию. Согласно замыслу Ашинова, под ширмой «духовной миссии» в Восточную Африку должен был прибыть отряд из полутора сотен казаков – не считая православных монахов и священников. Его задачей было не мог он мало – создание на территории Эфиопии казачьего войска, подчиненного эфиопскому негусу, но, в то же время, сохраняющего автономию и являющегося инструментом российского влияния в регионе. Казачья колония должна была получить название «Новая Москва».

Через некоторых иерархов дело было устроено. Ашинов с Паисием побывали в Москве, на ярмарке в Нижнем Новгороде, где выступали с лекциями и занимались сбором средств. Наведался Ашинов и к казакам на Дон, на Кавказ и в Крым. А в русских газетах были открыты подписные листы…

В сентябре 1888 года – незадолго до трагической смерти отца нижегородский губернатор генерал Баранов представил большую докладную записку на высочайшее имя.

По его мнению следовало использовать данный историей шанс и извлечь максимальную пользу из того что Ашинов делает – де Таджурский залив очень удобен для торговли и размещения стоянки военных кораблей, а местные богатства обещают добрую будущность для сбыта наших изделий и товаров;… Он даже выразил готовность – съездить под видом отпуска в Абиссинию, дабы на месте проверить полученные сведения и затем, образовать Российско-Африканскую компанию. Промышленной компании этой следовало предоставить право иметь свои суда и гарнизоны.

«По прошествии же некоторого времени и в удобный в политическом отношении момент последовало бы высочайшее Вашего Величества распоряжение о переходе в руки правительства военной, морской и административной частей управления новым краем, при оставлении за участниками-пайщиками частей торговой и промышленной.»

Подписку на сбор средств для экспедиции открыло Русское Палестинское общество, а генерал-губернатор Москвы Великий князь Сергей Александрович стал почетным председателем этого фонда.

Дядюшка однако не только своим «буграм» покровительствует – но и помощи единоверцам не забывает.

Черт – да прямо комплот какой то!. Наконец в марте 1888 года пароход «Кострома» отплыл из Одессы имея на борту полтораста будущих жителей «Африканской Руси» – казаков, кавказских горцев, священников и иеромонахов и прочего люда – от беглых гимназистов до бродяг. Вскоре они высадились на берегу Таджурского залива Красного моря. Местный вождь Магомет-Лейта с радушием принял русских и охотно сговорился с ними – продав для поселения заброшенную лет тридцать назад египетским хедивом крепость Сагалло.

Архимандрит Паисий отслужил литургию, затем благодарственное молебствие, провозгласив многие лета императору и Ашинову. (Ох – гордыня!) Затем атаман поднял российский флаг и возгласил: «Отныне эта земля на пятьдесят верст вширь и на сто верст вглубь – наша русская земля!» Новую колонию Ашинов назвал как и хотел Новой Москвой.

Люди начали споро и старательно обустраиваться трудясь как пчелы. Зазеленели сады со свежепосаженными апельсиновыми и лимонными деревьями, вишней и черешней; виноградник на пятнадцать тысяч черенков винограда лучших крымских сортов. Поселенцы разбили огороды с помидорами, капустой, арбузами, дынями… Для посадки были закуплены около ста масличных деревьев. Разведка местности в окрестностях Сагалло обнаружила выходы каменной соли, железной руды, угля, а также горячий серный источник.

Рядом с крепостью воздвигались жилища, столярная мастерская, пекарня и кузня. В построенной церкви каждое утро и вечер отправляется богослужение по монастырскому уставу, а в один из праздников освящено знамя, подаренное городом Москвою. На плацу отставной штабс-капитан Нестеров проводил строевые и военные занятия. А супруга Ашинова, Софья Ивановна, наладила обучение местных детишек. Ашинов принялся наводить дисциплину среди личного состава. Все казаки были разбиты на шесть взводов, устроен военный суд. Проводились строевые и стрелковые занятия – к последним привлекались и женщины. Каждое утро строились на подъем флага. Жизнь, одним словом, налаживалась. Георгий вдруг ощутил холодную горечь в душе – бедные люди еще и не знали что их ждет, что все их надежды и труды пойдут прахом!

…Первым потребовал объяснений от Петербурга итальянский посол. Его заверили, что вояж Ашинова – дело частное и государство не имеет к нему никакого отношения. На этом бы все кончилось если бы не французы. Париж… Париж не стал разводить дипломатию, а начал действовать…

Вероятно будь жив отец господа адвокаты и болтуны засевшие в министерские кресла поостереглись бы – и сперва прислали бы ноту – и скорее всего дело кончилось посылкой корабля для эвакуации «незаконных» поселенцев. Но в России на тот момент был юный регент при царе-калеке – и «мусью» не стали тратить время – тем более Россия только что устами МИД заявила что это частное дело кучки самозванцев и авантюристов.

Пятого февраля прошлого года французская эскадра в составе крейсера «Примагэ», канонерской лодки «Метеор» и авизо «Пингвин» бросила якоря напротив крепости Сагалло. Последовал ультиматум – немедленно освободить крепость, так как она принадлежит Франции. Ашинов отвечал, что владеет крепостью и этими землями по праву, на основании договора с местным вождем. В ответ было сказано что добрый рас Магомет-Лейта не мог продать эту крепость русским – ибо уже продал ее французам.

Шли переговоры – «Пингвин» не раз и не два ходил в порт Обок – где был телеграф. Наконец, из Парижа пришел приказ и заговорили корабельные орудия… Снаряды с крейсера методично разрушали крепость. Началась паника… Было много раненых. Повсюду слышались крики ужаса, стоны раненых, плач женщин и детей, молитвы монахов… Было убито шестеро и ранено двадцать два человека. Погибли две женщины (одна из их ждала ребенка), трое малолетних детей и только один мужчина.

Затем на берег высадился отряд из шестисот человек, и разгромил все, что еще не было уничтожено обстрелом. Все участники миссии были арестованы. Цивилизованные без пяти минут союзники взорвали не только крепость, но и снесли церковь… Французские снаряды не оставили камня на камне не только от зданий миссии, но и от надежд на то что Россия займет должное место в Африке.