Текст книги "Царское время"

Путешественники даже думали, что их повесят – но их просто высадили в Суэце.

Так закончилось это предприятие. Вскоре на клипере «Забияка» Ашинов, Паисий и сотня человек вернулись в Россию.

Как водится – у победы сто отцов, а поражение – всегда сирота… «Эта экспедиция сделала нам стыд и позор» – говорили убеленные сединами сановники. Газетные витии забыли свои восторги – как в рот воды набрали.

«Паисий – простой почти безграмотный казак, прежний раскольнический апостол-шалопут…» – рассуждал священник посольства в Турции отец Арсений – как будто сам до того не давал восторженных отзывов о брате во Христе. Азиатский департамент МИД писал докладные записки, что министерство не раз сообщало министру внутренних дел и обер-прокурору Синода, предупреждая, что предприятия Ашинова и отца Паисия неосуществимы – хотя самое большое выражались сомнения.

Даже Победоносцев, который сделал все чтобы ускорить рукоположение Паисия в архимандриты старался уверить Гирса, что совершенно ни при чем в этой злосчастной экспедиции. Тот самый Победоносцев что писал два года тому государю Александру III: «Что касается до Ашинова, то он, конечно, авантюрист, но в настоящем случае он служит единственным русским человеком, проникшим в Абиссинию. Стоило бы серьезно расспросить его хоть о том деле, которое, по словам его, уже заведено им на берегу Красного моря. По всем признакам оно может иметь для нас не малую важность, и, по всей вероятности, в таких делах удобнейшим орудием бывают подобные Ашинову головорезы».

В ход пошли даже старые жандармские донесения – что дескать французы приглашали Ашинова в Алжир, надеясь, что он сможет создать отряд казаков и привезти его в Северную Африку на французскую службу. Припомнили и его договор с влиятельным финансистом, виконтом Жаном-Робером де Константэном, с которым на паях собирались продавать оружие в Африку. Виконт был каким то боком замешан в монархическом заговоре. Даже вспомнили идеи князя Бисмарка – вовлечь Россию в авантюры в разных частях света и прочно поссорить с Францией. Мол – не из Берлина ли растут уши ашиновских идей? Вспоминали и историю с побегом из плена – так ли все было – или он был отпущен ибо дал согласие служить туркам, а то и британцам?

Раскопали даже что супруга Ашинова – из рода последнего гетмана Правобережной Украины – который при Алексее Михайловиче разрабатывал договор согласно которому Украина снова становилась частью Польши.

Некоторое время Георгий раздумывал.

– Что ж господа. Думаю – пусть эта история послужит нам всем хорошим уроком – что дела серьезные не делаются таким образом, – наконец заговорил он.

Господин Гирс – передайте в Париж ноту… Пусть наш посол заявит французскому правительству, что правительство России совершенно непричастно к авантюре Ашинова, действующего на собственный страх и риск, что нам ничего не было известно о конвенции, якобы им заключенной с местным правителем относительно Сагалло. Также однако выразьте сожаление что конфликт разрешился оружием, а не дипломатическим методами. И… настоятельно попросите чтобы впредь без консультаций с нашей стороной в подобных случаях столь … решительные меры не применялись.

– Государь – но минул уже год почти с тех трагических событий… Уместно ли тревожить старое?

– Уместно – ибо речь идет если кто-то забыл – о жизнях наших подданных и чести России. То что вы Николай Карлович вовремя не занялись сим делом не снимает ни с кого ответственности. С французов том числе.

Молчание…

– А какое наказание вы сочтете нужным назначить… – задал было вопрос Победоносцев…

– За что же их наказывать? – нахмурился Георгий. И господин Ашинов и этот батюшка конечно проявили усердие не по разуму – и награждать и хвалить тут нечего. Но эти люди искренне стремились ко благу державы Нашей и более того – действовали согласно воле моего покойного отца и не нарушая ничьих приказов. Что у них не вышло ничего путного – ну видать не по силам дело выбрали… («А может просто судьба худой стороной обернулась – и такое бывает…») Да разве крах столь важного для них дела не худшая ли кара? Так что – не будет ни награды ни кары… Отца Паисия впрочем я бы советовал отправить с миссией куда будь в Азию – это подвижник какому нужно настоящее дело. У него как я вижу болезненная совесть, а ум прост и ясен.

– Я обдумывал мысль – послать иеромонаха Паисия в Новый Афон на подмогу к сухумскому архиерею, крестящему абхазцев! – сообщил обер-прокурор. Тем более, у этого архиерея совсем нет штата – только один письмоводитель…

– Однако же – отныне все подобные затеи должны согласовываться с Министерством иностранных дел – чтобы подобного конфуза не повторилась, – продолжил Георгий. И всякая экспедиция за пределы Российской империи даже – острый взгляд брошенный на Победоносцева – миссионерская – должна по крайней мере быть известна ведомству присутствующего тут. Николая Карловича. Нелепо согласитесь когда люди без бумаг и полномочий на глазах всех вплоть до генерал-губернатора, сажают на пароход полторы сотни вооруженных людей половина которых – беспаспортные бродяги, грузят оружие и военные припасы и плывут неведомо куда. А если это извините мятеж готовят?

– Я вчера запрашивал Одессу… – торопливо произнес Гурко. Его превосходительство генерал Рооп полагал, что правительство сочувствовало этому предприятию; что же касается вооружения и снабжения, то оно было доставлено из Николаева морским ведомством. Этим и объясняется…

– Все равно – надеюсь – очень надеюсь – что подобных упущений отныне не будет.

Собственно на этом все.

… Вы свободны, господа… – Все равно – надеюсь – очень надеюсь – что подобных упущений отныне не будет.

…Оставшись один Георгий смотрел некоторое время на лоции и атласы… Грустно вздохнул. Жаль – вдруг ощутил он странную боль в душе. Очень жаль. И в самом деле – если бы лет пять назад – когда французы не заняли этот треклятый берег – или итальянцы не захватили Эритрею… У Ашинова могло бы получиться!

Но Эритрея ныне – владение Италии – и что уж об этом жалеть теперь – когда Россия это признала? Пора переходить к делам нынешним.

Все же что то не дало ему покоя.

Итальянцы… Эритрея… Абиссиния… Что-то было в этом – что то важное…

Некоторое время Георгий напряжено раздумывал.

Ну да! Итальянцы считают что Абиссиния – их протекторат. Россия признала Эритрею итальянской. Эритрею – но не всю Абиссинию. Однако… И тут он вспомнил еще кое-что.

Италия не стали устанавливать и размечать границу между Эритреей и владениями негуса – мол все это – уже их земля. Но абиссинцы считают себя независимыми – и также считает и Россия. Две страны не признали итальянские претензии – Россия и почему то САСШ. Бог с ними – с заокеанскими провинциалами. Но вот Россия…

Мы конечно не можем отбить Эритрею – но мы можем помочь эфиопам исправить границы владений… А там уж – разве за целую провинцию или за ее половину – один порт – такая уж большая цена?

А значит… Ашинов еще может пригодиться… Тем более что как никак он знает те края.

И Георгий усмехнулся – той усмешкой что не сулила самодовольным потомкам римлян ничего хорошего.

* * *

Георгий не так часто себе это позволял, но все же старался по возможности навестить матушку. Так вышло что это удобнее всего делать за вечерним чаем – когда чиновники уже отправились по домам – и можно выкроить часок другой перед тем как поздним вечером еще поработать с бумагами – что не разобрал днем.

Вечерний чай в покоях Марии Федоровны всегда обставлялся с надлежащей торжественностью. Серебряный чайник с черненным гербом на боку. Фарфоровые чашки с видами Дрездена – подарок свекрови – тщательно расставлялись так, что картинка непременно смотрела на того, кто будет пить. Черный цейлонский байховый чай – который брат Миша – то есть наследник-цесаревич Михаил называет «байковый». Только цейлонский. Не китайский и не индийский и не приведи Боже – турецкий! Или того хуже – зеленый.

Сливки только финские – да не пригородных чухонских ферм, а из самого Княжества.

Мармелад от поставщика двора и варенье из крымских имений. Конфекты и цукаты из оранжерейных фруктов. И вот они собирались в Малую Гостиную – высокую квадратную комнату на втором этаже, окнами на набережную.

А за чаем и сладостями вели разговоры… И о делах семейных и о царских.

Например о приближающемся бракосочетании – уже меньше чем полгода остается до того знаменательного дня. И чем ближе – тем яснее становилась одна важная коллизия.

Коллизия была и вроде незначительной – и существенной вместе с тем. Можно сказать один из краеугольных камней императорской власти по-прежнему находился не на месте. Все почти прежние государи короновались уже будучи давно женатыми. При этом они как высшая власть в Империи короновали тут же и своих жен.

Нынешний же случай особый – уже правящий монарх будет сочетаться браком.

Гоф-маршальская Часть, и все Министерство императорского двора пребывали в затруднении.

Дело в том что церемониал царской свадьбы и тем более – коронации царицы вообще среди вороха регламентов и предписаний предусмотрены не были.

Ни знатоки придворного политеса ни знатоки государственных законов ни историки – которых привлекли к обсуждению через господина Танеева… Даже и дипломаты которых опросили на тему бракосочетаний зарубежных венценосцев! Никто не мог помочь и дать точный однозначный рецепт – как разрешить сей вопрос. Да просто прежде не было в этом необходимости! И в самом деле – изо всей династии Романовых будучи правящими государями женились лишь двое – основоположник – Михаил Федорович и Петр Великий.

Что касается первого… Не говоря уже о том что с тех времен Московского царства сменились не просто столетия, но эпохи – о женитьбе молодого государя сохранились лишь краткие и отрывочные летописные сообщения.

Насчет же Петра I – опять же – сие дело весьма давнее – времен париков и ассамблей. А главное – первый император всероссийский был воистину демиург и зиждитель основ державы. А Георгию предстояло вступить в брак и короновать супругу во времена худо ли хорошо ли, но сложившихся обычаев и установлений.

Далее – свадьбы и отца и деда и прадеда устраивали их отцы – царствующие государи – обычные великокняжеские свадьбы.

Ну положим тут собственно в крайнем случае можно поступить схожим образом – maman и Воронцов-Дашков в случае нужды подскажут – как это организовать. Будет та же свадьба что у дядьев к примеру – разве что попышнее. Не самое лучшее решение может быть – но хоть известное. Но все равно Георгия мучили сомнения – женитьба это дело серьезное и на всю жизнь. Однако это вопрос лишь так сказать «технический»

Но вот как быть с коронацией супруги? Тут полная неясность! Это не просто формальность – императрица может и не на виду, но значит очень многое в делах двора да и правления.

Обер-церемонийместер Дитмар – старенький и видимо поэтому не слишком опасающийся монаршего недовольства – даже предложил воистину соломоново решение.

А именно – «в силу сложившихся обстоятельств» не проводить особого обряда, а просто объявив Елену императрицей сразу после венчания с Георгием.

При этом даже нашел обоснование сей необычной идеи – о чем гласила приложенная к докладу записка из Герольдии. Ведь согласно российским законам сословная принадлежность и титул мужа переходит к жене в силу самого факта женитьбы. И точно также как не нужно особо присваивать титул к примеру новоявленной графине или баронессе – будь она даже прежде простая крестьянка – то по аналогии возможно предположить что августейший супруг сообщит императорское достоинство жене сразу по свершению таинства брака.

Признаться – эта мысль Георгию сперва очень понравилось. Предложение господина Дитмара решало многие вопросы. Его одобрил и князь Трубецкой на которого была возложена обязанность осуществления перехода невесты в православие. По его мнению то что православное венчание даст будущей государыне императорский титул лишний раз укрепит ее приверженность новой вере.

Но увы – по здравом рассуждении от этого изящного плана пришлось отказаться.

Против выступил Константин Петрович Победоносцев – и именно как обер-прокурор Синода – в некотором роде высшая духовная власть в России.

– Государь, – как всегда высокопарно начал он услышав о данной идее. Как человек смею надеяться разбирающийся в законах Империи Российской, должен указать на то, что согласно как обычаю так и писанному праву – и что не менее важно – в сознании простого народа – императорское достоинство обретает полноту лишь с осуществлением чина коронации. Отказавшись от него вы дадите возможным недругам династии в руки новое оружие. Мало того что начнутся рассуждения относительно того что у России нет государыни – так еще в будущем найдутся люди кои могут поставит под сомнение законность наследников в этом браке рожденных. Тем более, – продолжил Константин Петрович – в недавней истории уже был брак царствующего императора – пусть и морганатический – не сопровождавшийся коронацией супруги. Об этом не лучшем примере тоже вспомнят.

Победоносцев был искренен в своей озабоченности – искренен почти до комичности. Но доводы его был абсолютно разумны.

Так что по-прежнему вопрос с порядком короновании будущей государыни всероссийской оставался непроясненным.

Так за разговорами прошел вечер и Георгий распрощавшись покинул общество матушки.

* * *

Мария Федоровна еще немного посидела и собралась уже отпустить фрейлин и отправится в свои апартаменты. Но в этот момент вошел ливрейный лакей и доложил:

– Ваше императорское Величество – полковник Кауфман просит его принять.

Мария Федоровна поморщилась. Как однако не вовремя – ночь скоро – следует уже отойти ко сну – Мишелю по крайней мере…. Впрочем, спохватилась она – Александр Александрович по должности может являться когда угодно и вряд ли режим его дня так уж расписан – он как и George – все время на службе. Но в таком случае – господина Кауфмана надо принять и угостить – время еще есть.

– Просите.

Вдовствующая государыня сделала знак кофишонку и тот принес новый прибор…

– Так о чем вы хотели меня просить? – осведомилась она после того как полковник пригубил чай и отставил чашку явно показывая что не ради цукатов и пирожных явился на ночь глядя

– Дело в том что в вопросах безопасности августейшей Фамилии как мне представляется – имеется одно важное упущение. Ваше Величество, – продолжил он, – я хотел узнать – кто к примеру кто проверяет приходящих к вам посетительниц?

И встретил удивленный и недоумевающий взгляд с немым вопросом в синих скандинавских глазах.

– Нас насколько я знаю охраняют наши казаки и ваши люди…

– Везде?

Ну… не совсем…

– Так вот – и я о том же.

На язык невольно просилось нечто едкое, но Мария Федоровна не стала ничего говорит вслух. В конец концов господин полковник и в самом деле озабочен безопасностью ее и сына – да и всех Романовых.

– Так вот – в связи с этим полагаю что следовало бы учредить особый женский своего рода отряд в составе Дворцовой полиции.

– Но monsieur Alexandre …

«Этому конноартиллеристу удалось меня удивить!»

– Но monsieur Alexandre – полиция никак не подчиняется мне – я заведую богоугодными заведениями – Императрица-Мать чуть улыбнулась представив несущих караул у ее дверей старушек-пансионерок с обнаженными саблями. Полиция – это дело господина Плеве!

Запоздало она вспомнила что дворцовые полицейские – это совсем особая статья…

– У Плеве насколько я знаю нет даже женщин – даже филеров – печально произнес полковник. Он не сможет мне ничем помочь…

– Но тогда уж тем более я вряд ли смогу вам помочь даже советом! Хотя… – чашка замерла в воздухе… В конце концов была же госпожа Дурова – «кавалерист-девица»…

– Вот именно! – подхватил полковник.

Скажите Ваше Величество – может быть есть среди нашей аристократии девушки наподобие этой знаменитой дамочки?

– О да – негромко рассмеялась императрица – сколь помню есть несколько таких сорвиголов – родители буквально плакали при мне… Не мальчики, а пистолеты и лошади в головах! Я пожалуй и в самом деле велю разыскать подобных – хотя не представляю как вы или господин Знамеровский будете ими командовать!

– Ваше Величество вы видите больше граней в предмете чем я, – чуть поклонился Кауфман, и поднялся из за стола.

* * *

23 февраля. Санкт-Петербург

– Не сочтите за настойчивость, но пора бы нам побеседовать о делах наших… Наших с вами…

В кабинете ресторана «Данон» сидели два человека. Офицер с погонами гвардейской Конной Артиллерии и самый обычный петербургский обыватель. По виду – мелкий чиновник в партикулярном платье или даже нетабельный канцелярист, а может учитель второразрядной гимназии. Выцветший аккуратно починенный сюртук, новые, но дешевые зимние ботинки.

Редкая птица в столь роскошном заведении. Впрочем вряд ли швейцары его запомнят надолго – есть же в конце концов купцы – скопидомы которые ворочая сотнями тысяч рублей только что в дерюгу не одеваются…

Этого человека Кауфман нашел потратив полдня в Секретной части Корпуса Жандармов на то чтобы лично перебрать дела народовольцев – тех то живы и на свободе. Чтобы получить доступ к делам пришлось еще дойти лично до Шебеко. И то артачились – слава Богу отговорился тем что ему для лучшей организации караулов необходимо изучить все идеи бомбометателей – у них ведь целая система была разработана.

И вот – так сказать добыча.

Козлов, Евгений Иванович. Студент-недоучка – как половина из них. (Да и вообще сколько их в России – полуученых бездельников, знающих «ничего обо всем»?)

Входил в киевский кружок, потом присоединился к «Черному переделу». Принимал участие в организации убийства киевского губернатора князя Кропоткина (двоюродного брата человека которого считал одно время своим учителем как отмечено в деле). В 1882 году был административно выслан в Курган, три года назад возвращен под гласный надзор. В столице – два года. Живет литературными трудами, редактирует статьи и гранки книг. Насколько можно понять – из разочаровавшихся. С бывшими единомышленниками почти не общается – на что есть причина – и преважная. Бедновато живет если судить по одежке. Но при этом сюртук и манишка в должном порядке – и следов пьянства – этого тяжкого недуга русской интеллигенции – да ее ли одной? – нет. Пожалуй для задуманного им подходит.

Его привезли сюда на обычном извозчике два подчиненных Кауфмана из числа агентов.

И вот теперь он сидит в кабинете дорогого ресторана, осторожно хлебая консоме и в ожидании разговора время от времени нервно поглядывает на полковника.

В «Данон» Кауфман его доставил в рассуждении что тут их встречу не увидит никто из тех кому не полагается – нигилист в этакие заведения не ходит. Не во дворец же приглашать – тем более может попасться на глаза агентам Плеве или Шебеко – объясняйся с ними потом.

– Не буду тратить мое и ваше время, – начал Кауфман наконец лишь чуть тронув мясной пирожок.

– Вы мне нужны как советник если угодно. Ибо вы Евгений Иванович будете должны думать над способами – как наилучшим образом можно осуществить цареубийство…

Козлов замер с тостом в руке обратившись в статую…

Глаза его чуть расширившись уставились на Кауфмана двумя блеклыми фонарями.

– Простите, ваше превосходительство – мне не послышалось? – выдавил он из себя.

«Бедолага наверное решил что он или я сошли с ума!» – сочувственно улыбнулся полковник про себя.

– Нет – отнюдь. И более того – ваш и тем более (невзначай выделил он эти слова) мой рассудок в полном здравии. И я действительно желаю, чтобы вы отыскивали для меня методы покушения на царствующую особу.

Тут надо сказать Александр Александрович ошибся – бывший народоволец не счел сумасшедшим ни себя ни его.

Но зато в голове его возникла невероятная, дикая, но по своему логичная мысль – Кауфман – заговорщик мечтающий разделаться с монархом – но так чтобы подозрение на него не пало. Что с того что он дворянин и обласкан царем? Ведь в конце концов декабристы тоже происходили из самых знатных родов державы – все эти Трубецкие, Оболенские, Волконские, Бестужевы с Муравьевыми… А полковник никак в Пестели метит – тоже ведь был немец? Декабристов – против обыкновения в своем разночинном сословии – Козлов втайне недолюбливал, считая никчемными болтунами упустивших блестящий шанс имея все карты на руках.

Сын николаевского солдата, казававшего отпрыску в подпитии драную шпицрутенам спину, учившийся на медные гроши и оттого собственно и примкнувший к нигилистам он приобрел стойкое недоверие к «чистой публике» к «барам». С течением времени это чувство только усилилось. И вот теперь откровенно растерялся и струхнул – ибо перед ним сидел тот самых «барин» да еще произносящий такие слова – причем так как произносит имеющий право. И что-то было в нем истинно господское – что заставляло его – человека неглупого в общем и считавшего себя свободным от предрассудков нервно ежиться.

И вспомнились Козлову разговоры уже после дела первомартовцев… Что не просто так отчаянным, но неумелым динамитчикам Перовской и Желябова везло раз за разом уходить от жандармских ищеек. Де слишком многим наверху стал поперек горла стареющий и все более вздорный царь со своим серым кардиналом – «армянской лисой» Лорис-Меликовым, и конституционными затеями; запутавшийся в реформах и реакции, и явно направляющий державный корабль не туда куда хотели вельможи. Вот, мол, потому и отошли в сторону «голубые мундиры». А еще даже не разговоры, а так – передаваемые полушепотом и с оглядкой слушки от которых прямо таки разило сибирским каторжным железным холодом и тюремным смрадом пожизненной одиночки в Шлиссельбурге. Что вся причина в том что Освободитель задумал нечто неслыханное – передать трон своему сыну от княгини Юрьевской – «царевичу Гоше». И правящая фамилия с ближними тайно приговорила отца, брата и мужа – как когда-то Павла – а глупцы-бомбисты послужили лишь слепым орудием…

Забавно – нынешнего царя тоже Георгием зовут – и хоть молод да решителен…Что если и теперь задумали во дворцах да высоких кабинетах что надо его осадить?

Козлову стало зябко. Если все так – то ведь угодил как кур в ощип. Не откажешься ведь теперь – этот Кауфман птица ох какого высокого полета. Моргнет только – и ищи-свищи бывшего поднадзорного литератора Козлова Евгения Иванова, урожденного мещанина города Киева. Тайны такого рода должны умирать вместе со знающими их.

– Вижу вы поражены? – продолжил меж тем Кауфман. Нет – не бойтесь – повторяю – я не умалишенный. Видите ли – сударь – я как вы должно быть знаете заведую охраной государя. Но я всего лишь артиллерийский офицер, полицейским делом и стражей по сути никогда не занимался. А мои помощники из числа полицейских тайных и явных… Достаточно того что одни не предотвратили ни одного покушения на деда ныне благополучно – он перекрестился – царствующего императора.

Вот я и подумал – вы человек неглупый, с другой стороны – бывший революционэр, и знаете вопрос так сказать с другой стороны. Думаю вы мне в этом смысле будете полезнее чем дюжина дворцовых болванов.

– Но… вы меня хотите взят на службу в… охранку? – заикаясь выдавил из себя Козлов. Но я… я же…

– Я собираюсь взять вас на службу к себе! – отрезал Кауфман. На погоне с императорским вензелем мелькнул отсвет газового рожка. Понимаете разницу? Мне знаете ли вашу благонадежность доказывать не надо и рапорта подавать о внесении в штат. Мне от вас другое нужно.

– Но в таком случае… в чем будут мои обязанности заключаться? – помотал экс-народоволец головой. Я не совсем так сказать понимаю… Что ж мне – господин полковник – ходить вокруг Зимнего и глядеть – как бы залезть в окно с бомбой? – развел он руками

– Ну хотя бы и так! – усмехнулся Кауфман. Как-то же вы свои планы составляли – насчет его светлости Кропоткина.

– Я не… – хрипло прошептал Козлов. Я всего лишь…

– Так что вам виднее! – проигнорировал слабые возращения полковник. Соловьев – а он был человек изощренного ума – ведь из вашей же шайки – можно сказать ваш друг. Или вы его глупее?

– Знакомый, – нервно процедил собеседник. Мы никогда не были близки…

– Не важно! Знаете – свежий взгляд стороннего человека – причем пристрастного и… неглупого, – голос Кауфмана покровительственно журчал – ни дать ни взять добрый начальник наставляет подчиненного. Опять же вы по-прежнему свой для общества… определенного рода. Вдруг да какой то студент или курсистка мысль выскажут что дело… пауза во время которой на лице полковника Козлов увидел неприятную усмешку – мучеников-тираноборцев нужно бы продолжить. И план предложат. А вы мне про него расскажете.

«Коготок увяз…» – с горечью подумал литератор. «Революционер – человек обреченный – твердил Нечаев. А они не верили – вслед за Бакуниным смеялись над мрачным мясником – дескать какая чушь – борьба – это свет отваги и доблести – что за инквизиторские мысли?!

Он думал что все закончилось – ан нет – теперь его запрягают вновь в эту колесницу – пусть и с другой стороны дышла. Самое же печальное что он ведь даже и не знает ничего – с этого холодноглазого гвардейца с лиловатым шрамом на лбу станется и обмануть его – и насчет целей тоже…

Быть повешенным как его собутыльник Соловьев – но уже по фальшивому делу – вот радость то!

– У меня есть выбор?

– Выбор… Выбор? Выбирать надо было, когда вы вместо лекций по сходкам таскаться начали, – сухо отрезал Кауфман. А так – не взыщите. Вам по вашим винам надо бы кайлом серебро доставать в Нерчинске для казны или в ссылке якутской волкам ваши сочинения читать – а вы тут в столице… Думали парой страниц показаний откупиться? Кстати – ваши друзья и общество по сию пору и не знают что вы так сказать были откровенны…

Евгений Иванович смолчал в ответ.

А что он мог ответить этому высокомерному немцу на столь прозрачный намек? Что шантаж – это низко? Тот рассмеется в лицо в лучшем случае, и скажет что не доносчику и соучастнику убийц говорить о низости. В худшем же случае просто промолчит. А завтра или послезавтра всем станет известно что не по глупости отпустили «сатрапы» приятеля братьев Ивашкевичей и прелестной кровавой фурии Натали Армфельд, и которому за соучастие в убийстве киевского губернатора полагалась бы скорая петля. Что палочка – выручалочка «Народной воли» – письмоводитель секретной части жандармерии Клеточников был отыскан не без его признательных показаний. Что станет с ним тогда? Люди то еще живы – Кравчинский, и Фигнер и много кто… Кто сказал что узнав о его измене не найдется желающих разделаться с новооткрытым «Иудой»?

Гориновичу плеснули в серной кислоты – несчастный выжил, но остался слепым калекой. Рейнштейна забил чугунной гирей штатный палач «Народной воли» Попов – полусумасшедший убийца пошедший в революцию чтобы удовлетворить свою страсть к крови. Так же прикончили вчерашних товарищей – Курилова, Тавлеева, Шавашкина, Финогенова, Фетисова, Барановского, Прейма – трое из них лично знакомы Козлову. Причем доказательств на них твердых не было – просто по подозрению.

Также по одному подозрению зарезали «борцы с тиранией» как корову пришедшего к ним простого и честного солдатского сына Акима Никонова… После этого случая собственно Козлов – сам сын солдата и задумался впервые о том что из дела надо уходить ибо наверху те кому своя шейка копейка, а чужая головушка-полушка.

…На службу значит зовете – вздохнул Козлов. Жалование тоже положите?

– Не без этого. Восемьдесят рублей в месяц – ну и наградные будут. Как у капитана армейского – и не у всякого.

…Уныло доедая тушеных мидий, после ухода полковника, сочинитель и бывший смутьян философски утешал себя что в положении его есть и светлая сторона.

По крайней мере он сменит унылую сырую меблированую комнату в старом еще екатерининском доме на что то более пристойное, и сможет не думая о куске хлеба закончить роман – что даст ему известность и успех.

* * *

26 февраля. Коломна

Я ведь помню как его величество принимал николаевскую дорогу – тогда еще конечно Московскую… – высокий крупный седой уже мужчина с бритым подбородком и густым бакенбардами вещал глубоким проникновенным голосом – так читают лекции маститые, любимые студентами профессора.

Мы с отцом были на станции когда подошел поезд, в котором прибыли Императорская чета и прочие члены фамилии… Я помню еще великого князя Константина…

Царский вагон меня – шестнадцатилетнего юнкера – просто восхитил – это же был настоящий дом на колесах – длиною с дюжину сажен…. Когда Император Николай Павлович и свита вышли на платформу, толпа грянула «ура!» – так что в ушах зазвенело… Подойдя к локомотиву, Царь улыбнулся так и сказал

– Вот какую я себе нажил лошадку!.

Тогда то я и решил что буду заниматься железными дорогам и больше ничем!

Аманд Егорович Струве – директор и совладелец Коломенского паровозостроительного ностальгически вздохнул. В такт ему вздохнул немолодой лакей державший генеральскую шинель.

А Георгий почему то вспомнил историю как именно в то время во время следования царского состава на одном из участков пути неожиданно забуксовал паровоз. Выяснилось, что дорожный мастер в порыве излишнего усердия выкрасил рельсы белой краской, которая к моменту прохождения поезда не успела высохнуть. Краску сняли, и состав продолжил путь. Этот случай даже запечатлен на одном из барельефов пьедестала памятника Николаю I на Исаакиевской площади.

Георгий внимательно и доброжелательно смотрел на Аманда Егоровича.

«Анна. Дал бы Станислава I… Нет все таки Анна. А Лопушанскому? Владимир IV-й? Пожалуй»…

Поездка эта была внезапной.

Изучая очередную порцию документов из Совета Министров он наткнулся на записку Бунге. Касалась она решения Государственного совета от 6 июня 1887 года относительно необходимости сооружения железной дороги в Сибири – от Урала до Тихого океана. Бунге по обыкновению жаловался на Вышнеградского – мол тот хочет заморозить проект из за недостатка денег. Заодно приводил мнение хабаровского генерал-губернатора что идея построить дорогу смешанной, водно-железнодорожной – с паромами на Енисее и Байкале сомнительна – ну и вообще Николай Христофорович отмечал что некоторые важные вопросы сооружения Сибирской магистрали не решены. В связи с чем и предлагал созвать совещание заинтересованных министров с участием Витте и желательно в присутствии императора.

Георгий решил обсудить дело приватно с Сергеем Юльевичем – и тот попросил отсрочки в несколько дней – он намерен посетить Коломенский паровозостроительный завод где состоится выпуск на линию совершенно нового паровоза – который дескать откроет совсем особую страницу в истории российских железных дорог.