Текст книги "КГБ и тайна смерти Кеннеди"

Специальная группа наших оперработников несла круглосуточное дежурство в помещении отделения милиции, расположенного непосредственно на территории парка «Сокольники», и поддерживала постоянную связь со штабом, размещавшимся в здании управления на Малой Лубянке. Штаб, в свою очередь, координировал все возникавшие вопросы с центральным аппаратом КГБ и его другими службами.

Помимо кадровых оперативных сотрудников выставку «обслуживал» многочисленный аппарат помощников – агентура и доверенные лица. Диапазон их функций был весьма широк: от работы в составе персонала, например переводчиками у стендов в павильонах, до регулярных ежедневных визитов на выставку в качестве посетителей. Задачи помощникам ставились как общего, так и вполне конкретного характера – изучение американских сотрудников и наблюдение за их контактами с советскими гражданами. Встречи с агентурой и «доверенными» проходили по учащенному графику, полученная информация быстро анализировалась, и по острым сигналам немедленно принимались оперативные меры.

Не обошлось и без курьезов. Однажды в штаб сообщили, что задержан и находится в милиции молодой человек, имевший подозрительную беседу на выставке с одним из американских служащих, в ходе которой последний опустил в портфель задержанного пачку денег. Срочно меня еще с одним офицером направили в «Сокольники», чтобы на месте выяснить подробности. Мы ознакомились с рапортом двух сотрудников службы наружного наблюдения, в котором они детально описывали «конспиративную встречу», и опросили перепуганного иногороднего парнишку, оказавшегося в Москве, кажется, по случаю сдачи вступительных экзаменов в один из институтов. Он подтвердил, что на выставке попросил у кого-то из американцев рекламные проспекты, но категорически отрицал получение денег от кого-либо из них. При себе он имел небольшую сумму денег, полученную, по его словам, в этот день переводом от своей тетки из другого города. Дальнейшая проверка и разбирательство эпизода показали, что двое «наружников» (сотрудников службы наружного наблюдения), увидев, как парень расплачивался в кафетерии в парке, понаблюдали за ним на выставке и полностью «слиповали» его «конспиративную встречу» с вымышленным американским шпионом. Уличенные во лжи, они объяснили свои действия стремлением «отличиться и заработать поощрение за бдительность». Их обоих «поощрили» увольнением из органов КГБ.

Теперь уже с улыбкой можно вспоминать острую «борьбу», с первых дней открытия выставки развернувшуюся между нашей службой и американской стороной у стенда с печатной продукцией, выпускаемой в США. Велась она упорно и молчаливо с обеих сторон. Части нашей агентуры с целью пресечения распространения организаторами выставки «идеологически вредной пропагандистской литературы» было поручено, посещая этот павильон и знакомясь с книгами, прихватывать их с собой и тем самым ограничивать доступ к ним других советских граждан.

Спустя несколько дней после открытия выставки в здании управления, в одном из кабинетов нашего отдела, скопилась довольно внушительная гора американских издании по самой разнообразной тематике. Учитывая мои познания в иностранных языках, начальство поручило мне просматривать литературные «поступления», чтобы можно было решить, что с ними делать. Какая-то часть была передана на курсы иностранных языков, что-то отправили в макулатуру. С разрешения руководства отдельными интересующими меня книгами я пополнил свою библиотеку. До сих пор на книжных полках у меня стоят несколько томов воспоминаний Уинстона Черчилля и некоторые издания по истории и государственному устройству США.

Припоминаю, что через какое-то время поток литературы иссяк – кажется, устроители выставки ужесточили контроль над стендом, усложнив тем самым работу нашей агентуры. Но и это было нам на руку – другие советские граждане тоже не могли уносить «подрывную» продукцию.

В 1958 году, работая по прикрытию в разделе «Культура и искусство» советского павильона в Брюсселе, мне пришлось участвовать в обратном процессе: там уже мы усиленно подкладывали на стенды нашу «вредную» печатную продукцию, которую охотно разбирали иностранные посетители из разных стран. Правда, не знаю, оседала ли она тоже в кабинетах спецслужб или служила широкому распространению наших самых передовых идей среди западного общества.

Неожиданно в Москве натолкнулся на один «брюссельский след». По какому-то поводу просматривая списки американских служащих выставки в «Сокольниках», я обнаружил среди них фамилию знакомой по Брюсселю. Это была сотрудница павильона США, вместе с которой мы состояли членами Международного молодежного клуба служащих Всемирной выставки. Я доложил об этом начальству, и было решено организовать «случайную» встречу с ней и заняться ее изучением. По каким-то признакам она к тому времени уже попала в категорию подозреваемых «в принадлежности к американским спецорганам» и находилась под наружным наблюдением в отеле, при передвижениях по Москве и на самой выставке. Пришлось некоторое время в составе бригады НН (наружное наблюдение) поучаствовать в наблюдении за моей знакомой, а затем «случайно» узнать ее на выставке, где она работала стендистом у машин для голосования.

При встрече она тоже выразила «искреннюю» радость, мы обменялись телефонами и договорились созвониться. Интересно, что во время нашей милой беседы, как только я сделал движение достать ручку, стоявший невдалеке посетитель поспешно приблизился ко мне, любезно протягивая карандаш и старательно заглядывая, что я буду записывать. «Да, наши люди не дремлют», – подумал я про себя.

Чтобы у читателя не сложилось впечатление, что контрразведывательная работа на выставке носила скорее опереточный, чем оперативный характер, расскажу об одном из эпизодов, который мог бы украсить собой любой остросюжетный детектив и в котором умело проявил себя один из наших негласных помощников. Сложись все по-другому, случай мог иметь далеко идущие негативные последствия для нашей стороны.

В один из дней служащий выставки, в какой-то момент оказавшийся в павильоне лицом к стенду, у которого он постоянно работал, услышал за своей спиной сказанную вполголоса и явно обращенную к нему фразу:

– Не оборачивайтесь, положите руки за спину. То, что я вам вручу, передайте по назначению.

Стендист послушно выполнил просьбу и почувствовал, как ему в руки был вложен пакет. Не оглядываясь, он опустил его в карман и спокойно оставался на рабочем месте, предполагая, что за его поведением после вручения конверта могут наблюдать. Спустя некоторое время, отлучившись в туалет, он достал и осмотрел заклеенный пакет, на котором было написано по-русски: «Передать в американское посольство».

Через пару часов конверт и его содержимое лежали на столе у руководства Московского управления КГБ.

Забегая вперед, скажу, что автор послания вел наблюдение за стендистом в течение нескольких посещений выставки и, только придя к твердому убеждению, что это американский сотрудник, передал конверт в руки… советского гражданина – агента КГБ, прекрасно владевшего английским языком.

Так началась операция, которую условно назову «Дело Романа».

В своем послании анонимный автор, обращаясь к представителям американской разведки, сообщал, что располагает секретными сведениями, в частности о системе противовоздушной обороны Московского региона, и готов за материальное вознаграждение передать эту и другую информацию, которая может представлять интерес. Он писал, что передаст сведения только в случае последовательного выполнения ряда условий, которые убедят его в том, что предложение попало по назначению и принято адресатом.

В качестве первого выдвигалось условие, чтобы в определенный день и час в определенном месте высокопоставленный чиновник посольства США в Москве произвел определенные действия, оговоренные в письме. На выполнение этого условия автором письма отводился короткий срок.

Прибегнув к средствам и методам театрализованного шоу, КГБ выполнил поставленное условие. Место проведения спектакля при этом не «обкладывалось» службой наружного наблюдения, чтобы Роман не заподозрил что-то неладное.

Вторым условием Роман поставил, чтобы из окна вагона электропоезда, когда он отойдет в обозначенное время от платформы одной из подмосковных станций, был выброшен пакет с названной им суммой денег в банкнотах определенного достоинства.

Было подготовлено исполнение и этого желания анонимного автора. Правда, на этот раз местность контролировалась службой наружного наблюдения и в помощь был брошен «десант» из оперативных сотрудников нашего управления, так как предусматривался захват «доброжелателя» в случае его обнаружения в зоне засады.

Поскольку действия Романа выдавали в нем человека, достаточно хорошо знакомого с принципами конспирации и, по всей видимости, как-то связанного с системой органов безопасности, в работе по этому делу участвовал весьма ограниченный круг лиц и все операции проводились при соблюдении строгой секретности.

Роман, соблюдая предосторожность, прибыл на назначенную им станцию в обусловленное в письме время. Приблизившись к месту, куда, по его расчетам, должен был упасть пакет с деньгами, он заподозрил опасность и поспешно вернулся на платформу железнодорожной станции.

И тут, как нередко случается в оперативной практике, сработал закон подлости. Был теплый летний вечер, и в кустах, к которым направлялся Роман, молодая парочка занималась любовью, а он, испугавшись ловушки, немедленно ретировался. Вообще, давно известно, что при проведении ответственных операций спецслужб наибольшую угрозу их срыва создают вездесущие мальчишки и страстные любовные пары – практика показала, что чаще всего все три названные категории облюбовывают одни и те же места для своих забав.

В тот вечер сотрудники НН засекли на малолюдной платформе Романа, однако и он, вычислив их, быстро прыгнул в отходящий электропоезд за мгновение до закрытия дверей и ушел. Но так как описание его внешности все же появилось, вскоре он вновь попал «под наружку» в Москве и в конце концов спустя некоторое время был арестован. Перед арестом при негласном осмотре в его рабочем столе были обнаружены средства, с помощью которых он изготовил послание, переданное «американцу» на выставке в «Сокольниках». На следствии и в суде он признался в своих преступных намерениях, мотивы которых были сугубо материальными – необходимость покрыть карточные долги.

Как и предполагалось по одной из версий, потенциальный шпион оказался оперативным сотрудником одного из подразделений КГБ в Московской области, был судим и понес, как говорят в таких случаях, заслуженное наказание.

Безусловно, масштабы противоборства спецслужб во время национальных выставок в «Сокольниках» и «Колизеуме» были значительно более широки, чем моя осведомленность, ограниченная рамками скромных обязанностей начинающего рядового сотрудника контрразведки.

Но, видимо, тогда противники, чтобы не создавать осложнений политикам, вынуждены были вести себя достаточно достойно, и оба мероприятия – в Москве и Нью-Йорке – завершились без серьезных ЧП.

А между тем политическое руководство обеих стран продолжало тянуться друг к другу. По приглашению президента США Эйзенхауэра в сентябре того же 1959 года Соединенные Штаты посетила советская правительственная делегация во главе с Н.С. Хрущевым. В президентской резиденции в Кэмп-Дэвиде была достигнута договоренность об организации новой встречи глав правительств СССР, США, Англии и Франции в мае 1960 года. Испарившийся дух Женевы сменил возникший в результате переговоров дух Кэмп-Дэвида.

Десятилетие 1950-х политические лидеры США и СССР завершали первой репетицией детанта в двусторонних отношениях и, следовательно, общей надеждой на снижение «жара» холодной войны.

Ну а их спецслужбы по-прежнему тянули свою лямку.

Американский пилот Пауэрс на специальном самолете новейшей конструкции У-2 продолжал совершать разведывательные полеты над территорией Советского Союза.

Советский разведчик-нелегал полковник Абель томился в американской тюрьме, а его место в строю на территории США готовился занять новый боец невидимого фронта.

В сложившейся ситуации основной принцип деятельности специальных служб – «не проколись» – приобретал особое значение. Лучше в таких условиях поступиться какими-то оперативными результатами, чем вызвать на свою голову гнев властей предержащих и стать без вины виноватым.

В таком потеплевшем климате холодной войны из Финляндии за железный занавес, в Москву, шел поезд, в одном из вагонов которого ехал со своей заветной мечтой недавний морской пехотинец, одинокий двадцатилетний американский турист по имени Ли Харви Освальд.

НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ ТУРИСТ, или ПЕРВЫЙ РАУНД

Итак, какие же события предшествовали появлению на московской земле американского туриста Ли Харви Освальда?

4 сентября ввиду предстоящего увольнения с военной службы морской пехотинец США Освальд обратился в суд Санта-Аны, штат Калифорния, с просьбой выдать ему заграничный паспорт. В заполненной анкете было сказано, что он собирается уехать из Соединенных Штатов 21 сентября для поступления в колледж имени Альберта Швейцера в Швейцарии и затем в университет в городе Турку в Финляндии, а также съездить на Кубу, в Доминиканскую Республику, в Англию, Францию, Германию и в СССР. Паспорт был выдан на общих основаниях в шестидневный срок.

После увольнения с военной службы Освальд отправился прямо домой и прибыл в Форт-Уэрт 14 сентября. Матери он сказал, что хочет найти работу на корабле или, может быть, в конторе «по экспортно-импортным операциям». Пробыв три дня дома и навестив брата, Освальд отправился в Новый Орлеан.

17 сентября, заполнив в бюро туризма в Новом Орлеане «анкету для выезжающих за границу пассажиров», где свою профессию указал как «экспедитор экспортной конторы», Освальд приобрел билет на грузовой пароход от Нового Орлеана до Гавра во Франции. Отчалив 20 сентября 1959 года на борту парохода «Марион Лайке», 8 октября он высадился в Гавре и в тот же день уехал в Англию, куда прибыл 9 октября. Таможенным чиновникам Освальд заявил, что намерен оставаться в Англии неделю, а затем уехать в школу в Швейцарию, однако в тот день вылетел в Финляндию, в Хельсинки, поселился в гостинице «Торни», а на следующий день переехал в отель «Клаус Курки».

По-видимому, 12 октября Освальд просил советское консульство в Хельсинки выдать ему визу в СССР. Виза была выдана 14 октября на срок до 20 октября и давала право на въезд в Советский Союз и пребывание в нем не более шести дней. Он также купил 10 советских «туристических купонов» стоимостью 30 долларов каждый. На следующий день Освальд уехал из Хельсинки, пересек советско-финляндскую границу в Вайниккала и двинулся на поезде в направлении Москвы.

Так в отчете Комиссии Уоррена (ОКУ) будут описаны похождения американского туриста в течение месяца с небольшим до того, как его имя впервые было произнесено на советской территории. Обращает на себя внимание то, как конспиративно обставлял свой вояж Освальд – в четырех местах дал четыре разные «легенды» и о целях, и о маршрутах своей поездки.

Впоследствии обстоятельства получения Освальдом советской визы в Хельсинки породили ряд спекуляций и предположений, нашедших отражение и в отчете Комиссии Уоррена: «Предположение. Возможно, что еще до приезда в СССР в 1959 году Освальд уже имел связи с советскими агентами, потому что его прошение о выдаче визы было рассмотрено и удовлетворено в необычно короткий срок.

Заключение комиссии. Нет никаких доказательств, что Освальд до приезда в СССР состоял в связи с советскими агентами. Время, затраченное им в Хельсинки на получение визы для въезда в Советский Союз, было меньше обычного, но в пределах нормального срока для выдачи подобных виз. Если бы Освальд был завербован в качестве советского агента в бытность его в Корпусе морской пехоты, то маловероятно, чтобы его стали поощрять к переходу. Для русской разведки он был бы гораздо полезнее в качестве оператора радара в морской пехоте США, чем в качестве перебежчика».

Естественно, что любой человек имеет право на любое предположение. Что касается ответа комиссии, то он представляется разумным и вполне обоснованным. Что еще можно добавить? Как удалось выяснить автору у одного из ветеранов «Интуриста», в то время, чтобы получить въездную визу в СССР, иностранный турист должен был в той же фирме, где он приобрел тур, заполнить две анкеты и приложить к ним две фотографии. Виза оформлялась фирмой. Непосредственно в посольство фирма отправляла своих клиентов крайне редко, только в случае непредвиденно большого наплыва клиентов. Судя по срокам, маловероятно, чтобы тот сезон был отмечен особым наплывом туристов.

Советское консульство в Хельсинки выдавало визы быстро. Связано это было с географической близостью двух стран, что позволяло оперативно доставлять анкеты иностранцев в Москву, и с хорошими деловыми отношениями «Интуриста» с местными туристическими компаниями.

В 1992 году в Минске автор внимательно изучил анкету Освальда, хранящуюся в его архивном деле в КГБ Белоруссии. В графе 5 «Место работы в настоящее время, занимаемая должность и основная профессия» указано: «Студент».

О цели, продолжительности пребывания в СССР и маршруте следования в другой графе написано: «Хельсинки – Выборг – Москва. 5 дней. Турист». Здесь же по-русски: «Турпоезда (вместо «турпоездка». – О.Н.) в Москву поездом на период 15/10–22/10». Вообще, все ответы анкеты написаны на английском языке почерком Освальда, а рядом следует русский перевод, но, судя по ряду признаков, выполненный нерусским человеком. Это может означать, что анкета заполнялась и переводилась в финском турбюро до отправки в советское консульство. В деле нет данных о том, сам ли Освальд посетил консульство для получения визы, или это было сделано фирмой. В графе «Дата заполнения анкеты» опять же почерком Освальда проставлена дата – «13 октября 1959 года».

Что касается упомянутых «туристических купонов», приобретенных Освальдом в Хельсинки в турбюро, в их стоимость входило размещение в гостинице в Москве, завтрак, одна экскурсия в день, встреча на вокзале и проводы туриста.

16 октября американский турист Ли Харви Освальд впервые ступил на платформу Ленинградского вокзала столицы Советского Союза.

«На вокзале в Москве он был встречен представителем «Интуриста». Его отвезли в гостиницу «Берлин», где он прописался как студент. В тот же день произошла встреча Освальда с гидом «Интуриста», молодой женщиной Риммой Широковой, которая была назначена сопровождать его во время пребывания в СССР» (ОКУ. Прил. 13. С. 690).

Все происходило именно так, как изложено в отчете комиссии.

Всюду в СССР, куда прибывали иностранные туристы, существовали бюро «Интуриста». В аэропортах, на вокзалах и в морских портах туристов встречали сотрудники таких бюро и отправляли их в гостиницы, где туристов уже ждали гиды-переводчики, занимавшиеся ими до самого дня отъезда из страны.

В отчете Комиссии Уоррена относительно последней категории лиц имеется обобщение, которое нуждается, на мой взгляд, в пояснении с учетом реальностей обстановки того периода: «В 1959 году почти все гиды «Интуриста» являлись осведомителями КГБ, и нет причин полагать, что гид Освальда составлял исключение» (ОКУ. Гл. 6. С. 255).

Массовый обмен туристами начался году в 1956-м, когда в результате политики Хрущева слегка приподнялся железный занавес между Востоком и Западом. Легкое потепление в межгосударственных отношениях, впрочем, отнюдь не сопровождалось изменением в противостоянии спецслужб. И спецслужбы обеих сторон, естественно, не могли оставить без внимания обмен туристами, предполагая использовать его в своих целях.

Государственный комитет СССР по иностранному туризму («Интурист») был в те годы единственной организацией, занимавшейся советским туризмом за границей и иностранным – в СССР.

В КГБ иностранными туристами занимались два основных подразделения – Первое главное управление, ПГУ (разведка), и Второе главное управление, ВГУ (контрразведка).

Разведку интересовали возможные кандидаты на вербовку с последующим использованием агентов за границей. Контрразведка занималась выявлением агентуры противника среди туристов и пресечением ее подрывной деятельности. В ПГУ туристов изучал отдел под номером 15, функцией которого было осуществление разведки с территории СССР, в контрразведке – отдел под номером 7. Эти подразделения КГБ имели полный доступ ко всей информации об иностранных туристах, начиная с анкет и кончая отчетами о работе с туристами, которые составлялись всеми гидами-переводчиками.

Отчетность гидов в «Интуристе» была поставлена хорошо. Все отчеты, в которых также содержалось большое количество информации для работы самого «Интуриста», пожелания, рекомендации и замечания туристов стекались в экскурсионно-методический отдел (ЭМО), где они фильтровались КГБ, который вылавливал сведения, необходимые для решения своих специфических задач.

Однако основным средством проверки поведения туриста, выявления его контактов среди советских граждан, осуществления оперативных комбинаций по «подводу» к нему «нужных людей» была, естественно, собственная агентура, которую КГБ вербовал среди сотрудников «Интуриста». Отбор кандидатур для вербовки шел по очень жестким критериям пригодности для участия в оперативной деятельности. Едва ли половина «интуристовцев» отвечала этим требованиям.

Работа по интуристам велась разведкой и контрразведкой по-разному. Контрразведка отталкивалась в первую очередь от поведенческих признаков, которые давали основания полагать, что турист выполняет поручение спецслужбы противника, а разведка – от анкетных данных. Предварительная селекция возможных кандидатов на вербовку шла по таким признакам, как указанные в анкете социальная и профессиональная принадлежность туристов, место работы и место жительства. Место жительства изучалось с точки зрения досягаемости для наших заграничных резидентур, поскольку передвижения советских официальных представителей за рубежом и западных в СССР были ограничены определенными зонами. Это необходимо было учитывать при организации разведывательной работы «легальными», то есть находящимися под официальными прикрытиями, резидентурами.

Примерно так же работали с советскими туристами спецслужбы Запада. Они поддерживали с владельцами туристических компаний доверительные отношения, имели агентуру среди их сотрудников. В свою очередь, зарубежные резидентуры разведки КГБ изучали такие компании по линии внешней контрразведки, а вся полученная информация о выявленной агентуре спецслужб противника немедленно направлялась во Второе главное управление. Разведка и контрразведка КГБ взаимодействовали на этом участке очень тесно.

Недавний морской пехотинец США, а ныне «студент» Ли Харви Освальд оказался не совсем обычным туристом и, едва ступив на советскую землю, повел себя совершенно неожиданно. Вновь обратимся к ОКУ: «На следующий день они (с гидом. – О.Н.) отправились осматривать достопримечательности города. Почти сразу же Освальд сообщил ей, что он хочет порвать с Соединенными Штатами и стать гражданином Советского Союза. Как видно из «Исторического дневника», который вел Освальд, Римма позднее сообщила ему, что она поставила в известность о его намерениях Главное управление «Интуриста», которое, в свою очередь, передало эти сведения в Отдел паспортов и виз (вероятно, Отдел виз и регистрации Министерства внутренних дел СССР). Ей было поручено помочь Освальду составить прошение на имя Верховного Совета СССР о предоставлении ему советского гражданства. Это письмо Освальд послал в тот же самый день» (ОКУ. Прил. 13. С. 690).

Естественно, что столь серьезное и поспешное заявление только что прибывшего в СССР молодого американца немедленно стало достоянием КГБ. Вот как были отражены те же события в документе 15-го отдела ПГУ – справке о пребывании в Москве «американского туриста Ли Харви Освальда»:

«Справка о пребывании в Москве американского туриста ЛИ ХАРВИ ОСВАЛЬДА.

16 октября 1959 года в Москву в качестве туриста прибыл американский гражданин ЛИ ХАРВИ ОСВАЛЬД. В первый же день своего пребывания в Москве в беседе с переводчицей ШИРОКОВОЙ Р.С. он заявил, что приехал с намерением остаться в Советском Союзе и принять советское гражданство, и в связи с этим интересовался, кому и куда направить соответствующее ходатайство.

Вскоре он известил ее, что направил в Верховный Совет Союза ССР заявление и ждет решения.

Объектами показа Освальд совершенно не интересовался и весь был поглощен мыслью остаться в Советском Союзе.

О себе он рассказал, что одинок, родителей или других близких родственников не имеет; до 17-летнего возраста учился в средней школе в Техасе, в 1956 году, в связи с тяжелыми материальными условиями, поступил в армию, военную службу проходил в Калифорнии, Японии и на Филиппинах. Мысль о поездке в Советский Союз и принятии советского гражданства, по его словам, он вынашивает давно. По убеждениям своим является коммунистом, хотя в организации не состоит, в силу своих убеждений не хочет и не может оставаться в капиталистической Америке и желает жить и работать в первой в мире коммунистической стране».

Очевидно, сам того не ведая, заокеанский гость, как говорится, попал с корабля на бал.

Вряд ли он, обращаясь в Верховный Совет СССР со своей просьбой, знал, что менее чем за две недели до его приезда в Союз, 4 октября, в газете «Правда» были опубликованы «Призывы ЦК КПСС к 42-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции», в одном из которых было заявлено: «XXI СЪЕЗД КПСС ОЗНАМЕНОВАЛ ВСТУПЛЕНИЕ НАШЕЙ РОДИНЫ В ПЕРИОД РАЗВЕРНУТОГО СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА. НАРОДЫ СОВЕТСКОГО СОЮЗА! ВСЕ СИЛЫ, ВСЮ ЭНЕРГИЮ – НА ВЫПОЛНЕНИЕ ВЕЛИКИХ ЗАДАЧ КОММУНИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА!»

Так что «новый строитель коммунизма» в лице американского туриста мог оказаться весьма кстати, да и возможностей для приложения его молодых сил и бьющей энергии на этом поприще в Союзе было хоть отбавляй.

Обращение Освальда с ходатайством о получении советского гражданства активизировало работу кровеносной системы государственного бюрократического организма, словно инъекция.

Уже 17 октября из Канцелярии Президиума Верховного Совета СССР с пометкой «Срочно» на имя заместителя председателя КГБ СССР А.И. Перепелицына поступило письмо номер 435 следующего содержания: «В соответствии с договоренностью, направляю Вам поступившее в Верховный Совет заявление американского гражданина Ли Харви Освальда, в котором содержится просьба о его приеме в советское гражданство». Письмо было подписано заместителем начальника Канцелярии Президиума Верховного Совета СССР В. Высотиным.

На письме в КГБ наложили резолюцию: «Срочно. Тов. Прокопенко А.В. Совместно с ПГУ и ВГУ рассмотрите и внесите предложения. Перепелицын. 17.10.59» (Дело Освальда. Т. 1. С. 87). В тот же день Учетно-архивный отдел КГБ (УАО), в обязанности которого входила переписка по подобного рода вопросам с различными организациями за пределами КГБ, запросил Первое и Второе главные управления и немедленно завел на Освальда «дело спецпроверки».

«Дело спецпроверки» в то время обычно заводилось на каждого советского гражданина, кто хоть раз выезжал за рубеж по так называемому каналу частного выезда, то есть по приглашению родственников или знакомых (последнее было тогда крайней редкостью). «Дело спецпроверки», или, как мы его называли, «выездное дело», представляло собой досье, в котором содержались «установочные» и краткие биографические данные человека, сведения о причинах его поездки, результаты его проверок по специальным картотекам КГБ и МВД, справки с места работы о степени осведомленности его в государственных секретах, переписка органов госбезопасности и другие документы. Оперативные документы попадали туда редко, в основном через ПГУ, когда из резидентур поступали сообщения о «плохом» поведении «фигуранта» за границей.

«Дело спецпроверки» сопровождало «путешественника» всю жизнь и пополнялось в случае его последующих поездок. Эти дела велись и хранились в УАО, и, когда началась официальная переписка о предоставлении Освальду гражданства, там появилось новое «дело спецпроверки», чтобы в нем собирались все материалы.

Спустя всего три дня, что свидетельствовало о воздействии пометки «Срочно», в УАО поступили ответы из обоих главных управлений.

«Совершенно секретно

Заместителю начальника УАО КГБ

Служебная записка

Второе главное управление КГБ при СМ СССР заинтересованности в отношении американского гражданина Ли Харви Освальда не имеет.

Принимать его в советское гражданство считаем нецелесообразным.

Заместитель начальника ВГУ (подпись)

20 октября 1959 г.».

Судя по приведенному ответу, в ВГУ, ознакомившись с первичными данными на туриста, прикинули, что этот молодец, во всеуслышание заявляющий, что он коммунист, и желающий стать советским гражданином, вряд ли перспективен для использования в разработках интересующих контрразведку иностранцев, да и объектов из числа советских людей. Что у него на самом деле за душой и как он поведет себя в дальнейшем, трудно сказать, но все равно его придется держать под наблюдением. Это будет обуза на неопределенное время, требующая физических и материальных затрат без видимой отдачи. Поскольку оперативный интерес к нему явно не просматривается, пусть уж лучше побыстрей отправляется восвояси.

У меня нет никаких конкретных подтверждений того, что именно так думали тогда в ВГУ, но кое-какое знание механизма принятия решений в КГБ в подобных случаях дает мне основание сделать такое предположение.

Видимо, запрос из Учетно-архивного отдела КГБ вынудил Первое главное управление, прежде чем отвечать на него, непосредственно «пощупать» претендента на участие в коммунистическом строительстве. Ознакомительная беседа сотрудника разведки с Освальдом состоялась 20 октября. Поскольку предлогом для этой беседы послужило ходатайство о принятии в гражданство, встреча происходила, выражаясь профессиональным языком, «с позиций», то есть под прикрытием, ОВИРа.

Беседа, продолжавшаяся около полутора часов, касалась биографии Освальда, обстоятельств путешествия из США в СССР, мотивов, по которым он просил политического убежища. Ее результаты отражены в ранее цитировавшемся оперативном документе 15-го отдела Первого главного управления: «20 октября с. г. ОСВАЛЬД в беседе в ОВИРе о причинах, побудивших его подать заявление об отказе вернуться в США и принять советское гражданство, рассказал, что родился в 1939 году в гор. Новом Орлеане, штат Луизиана. Отец был страховым агентом, умер в 1939 году. Мать его вместе с ним переехала в гор. Форт-Уэрт, штат Техас, где проживает по настоящее время по адресу: 3124, Вест, Пятая улица.