Текст книги "Бьюик полный шлюх"
Автор книги: Олег Петухов
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +21
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Нож
– Что это? – спросила она. Ее карие глаза в полумраке казались черными и огромными. Но они у нее и были огромными. Огромные глаза крупной девочки, сохранившие детскость, на что он в свое время повелся. А время по всему уже вышло.
– Это нож.
Полированная сталь клинка блестела в размытом дождем свете уличных фонарей.
Они сидели в ее французской машине. Ширпотреб с дешевым пластиком, конечно, но зато бесплатный. Она работала представителем какой-то фармацевтической компании с Балкан и машину ей дали для работы. Плюс оплачивали бензин и ремонт. В служебные обязанности у нее входило подкупать ненавязчиво врачей, чтобы те выписывали лекарства именно этой фирмы. Судя по ее рассказам врачи охотно подкупались.
А появилась она снова неожиданно, и он сначала даже не знал, как и реагировать. Возникла из дальних ебеней, в которых скрывалась с полгода или около того, приехала на своем французском автобарахле, с новой работой на то ли сербов, то ли хорватов, и со стороны выглядела уверенной в себе молодой дамочкой, но не для него, нет, он знал, что уверенности там нет ни грамма, но есть внешность, есть эффект, который она умела производить, когда хотела.
Одно он знал точно, если она появилась в его жизни со всеми своими стасемидесятидвумя сантиметрами роста, значит ей что-то надо от него конкретное. На этот раз задача оказалась несложной, ей нужен был деловой костюм, чтобы у продажных докторов из местных поликлиник просто не оставалось бы выбора, продаваться или нет. Впрочем, их пациенты если и страдали, то только финансово, потому что лекарства были качественными, произведенные по фирменной технологии, а более высокие цены на них легко объяснялись тем, что в цену входила и вот эта вот машина, в которой они сейчас сидели, и ее зарплата, и подарки врачам, и банкеты для них же, в которых, собственно, весь подкуп и состоял. Если не считать ручек с логотипами компании, календариков, пластмассовых будильников и прочего мусора, которым был набит у нее багажник.
Они ходили по торгово-развлекательному центру, оазису капитализма в здании бывшей фабрики, и он терпеливо ждал, пока она меряет очередной костюм или блузку, чтобы потом высказать свое мнение "да" или "нет", а она полностью доверяла его вкусу, и совершенно правильно делала, потому что однажды он решил, что у него абсолютный вкус и чувство стиля и с тех пор больше не ошибался в оценках. А еще он научился терпеливо ждать, пока девушка примеряет одежду и никогда не торопил, поскольку цена ошибки в этих делах весьма высока, и один неудачный выбор может испортить отношения и вообще поднапрячь на долгие недели, а то и месяцы. Женщины в этих вопросах злопамятны, как кошки.
Она исчезла на несколько месяцев, нет, обошлось без ссор, только иногда он кричал на нее в телефон, увлекаясь праведным гневом – или ревностью? Но что такое праведный гнев, как не ревность. Просто у нее обнаружилась масса дел, полная круглосуточная занятость, и только однажды, под новый год, она заезжала к нему на пару дней, но и повод был благовидный, ей надо было писать диплом, и он написал ей диплом за несколько часов, хотя ничего не смыслил ни в фармацевтике, ни уж тем более в юридических аспектах фармацевтики. Впрочем, интернет и не такие ребусы разгадывает, и он слепил ей текст диплома, который она благополучно и защитила.
А после нового года она исчезла окончательно, только звонила каждый день поздно вечером, как бы проверяя канал связи, на месте ли он, работает ли телефон и может ли она в любой момент появиться на пороге его квартиры с очередной неразрешимой задачей.
Вообще ему как-то пришла в голову мысль, что она не совсем человек, а некое существо, которое живет во времени с противоположным вектором. Мало того, что она не помнила многих вещей, которые не могла не помнить, это еще цветочки, но вот все их отношения развивались ровно наоборот с его точки зрения, а себе он приписывал не только абсолютный вкус и абсолютное чувство стиля, с чем она безоговорочно соглашалась, но и абсолютный здравый смысл.
А начиналось все с большой и светлой и практически чистой любви, и он даже не верил, что такое бывает. На третий день их знакомства он случайно узнал, что контакт "муж" в ее телефоне это он сам и есть. И они даже слегка повздорили, когда он сказал, что вначале не плохо бы пожениться или что-то такое в этом роде, а она упрекала его в недостатке любви и душевной черствости, что он охотно признавал и спрашивал вполне логично, нужен ли ей такой вот муж, черствый, циничный, к тому же старше ее почти на двадцать лет. Он говорил, что неплохо бы ей узнать его получше, прежде чем идти за него замуж, потому что три дня это не срок, да и три недели, а ей, ему так думалось, и трех месяцев не хватит, с таким-то оптимизмом. Она воспринимала его рассуждения как попытку увильнуть от счастья семейной жизни и сильно расстроилась, но не настолько сильно, как это вошло у нее в обиход позднее.
А потом события пошли в обратном порядке, все чаще она исчезала, вначале на день-два, потом на три-четыре, потом счет пошел на недели и месяцы. Будто бы она пыталась растянуть нить их связи, не решаясь просто ее разорвать, пока не найдет окончательного варианта и не присвоит номеру его телефона имя "муж".
Однажды, еще в самом начале их романа, они сидели в кафе неподалеку от "Менделеевской". Кафе было полно молодежи, по виду студенты, сидевшими шумными компаниями и тусовавшимися по всему крохотному залу. В очередной раз речь зашла об их женитьбе, хотя он подозревал, что это всего лишь тренировка, и стоит ему сделать ей предложение, как она тут же включит задний ход (это потом полностью подтвердилось, кстати). Он пытался отшутиться, но куда там. Ее лицо окаменело и она почти выбежала из кафе.
Пока он рассчитывался с официанткой, она успела уйти метров на сто, причем шла не к "Менделеевской", а к следующей станции, к "Савеловской".
Он пошел следом и уже почти нагнал ее под акведуком, когда возле нее притормозила девятка. Место там было безлюдное, время не то, чтобы позднее, но людей на улицах уже не было. В Москве в десять часов вечера люди так просто на улицу не выходят.
Из машины вышел чеченец и обратился к нему с каким-то идиотским для Москвы вопросом, поглядывая на нее украдкой. Типа не знает ли он, где тут спорт-бар, в который они едут с друзьямм. В девятке их было несколько человек, и остановились, потому что подумали, что она одна. А тут появляется он и явно вопрос был придуман сходу.
Он понятия не имел ни о каких спорт-барах тут, но подробно объяснил дорогу, потом взял ее под руку и они по мосту пошли к Савеловскому вокзалу. Девятка стояла на месте, и он чувствовал взгляды чеченцев, только что упустивших верную добычу.
Ее поиски "мужа" делали ее легкой добычей, сладкой жертвой эгоизма и сластолюбия мужчин, но эгоизм ровно в той же мере двигал и ею, поскольку она искала роль, а не человека, функцию и обстоятельства, а он не соглашался на роль функции и не мог предложить ей те обстоятельства, которые она сочла бы приемлемыми и достаточными. Впрочем, он хорошо знал, что в части обстоятельств она способна на гигантские компромиссы, знал по ее рассказам.
По всему выходило, что решение придется принимать ему, и он принял его как нечто неизбежное и не зависящее ни от чьей воли, а только от подспудных желаний двух эгоистов.
– Это нож, – сказал он. – Тебе он пригодится.
Нож был большой, как у Крокодайла Данди. Самое то для нее. Таким можно отбиться, просто размахивая им, как шашкой.
– Возьми в руки, попробуй. Не слишком тяжелый?
Она неопределенно передернула плечами, но ее тонкая рука крепко держала тяжелую рукоять ножа. Он взял нож из ее рук и положил его в бардачок.
– Зачем он мне? – спросила она, наверно, чтобы не молчать.
– Не знаю, ты ездишь на машине, мало ли что. Подбрось меня домой.
Они ехали по ночной Москве, и ему почему-то стало страшно. По-настоящему. Но ничего уже нельзя было изменить. И он сомневался, что вообще можно было что-то изменить. Перемены – это ветер, откуда приходит, туда и уходит.
По дороге он купил в ларьке пиво. Пиво всегда его успокаивало.
Все уже было сказано. Иногда он думал,что все было сказано задолго до его рождения. Их многочасовые ночные телефонные разговоры уже пересекли орбиту Плутона, распространяясь со скоростью света в космических безднах, и нет такой буквы, о которой кто-нибудь из них сейчас бы пожалел. Многомесячные разговоры сложились в окончательное "нет", как будто он мог надеяться на иной исход.
Все, все ему было известно с самого начала, и то, что он отказывался верить своим собственным словам и выводам, когда-нибудь зачтется ему… Вменится в праведность, на Страшном Суде.
Это была его глупая блажь, последняявстреча, "скажи мне в лицо"… Что он хотел услышать? Что надежда еще есть? Это только продлило бы агонию. Любовь не выживает с искуственным сердцем… И ее слезы сейчас не значат ничего. Она оплакивает свои несбывшиеся надежды, он – свои, и их слезы не смешиваются.
– Перестань плакать, Таня, – сказал он, почти раздраженно. И не удержался:
– Это называется крокодильи слезы.
Слёзы Крокодайла Данди с сиськами.
– У меня есть к тебе определенные чувства…
В чем, в чем, а в этом он не сомневался. Чувство проебанной собственности, чувство утраченного контроля, по-детски чистое чувство эгоизма.
– У тебя есть твое решение. Я его уважаю. Успокойся…
Его спокойствие тоже когда-нибудь вернется, вместе с забвением. Но время мало что значит, если не считать лекарством от сердечной боли более сильную боль от одиночества и отчаяния.
Они остановились напротив его подъезда, где в пустой квартире не было никого, кто мог бы заметить его возвращение или отстутствие. Приходы и уходы. "Благослови, Господи, все наши приходы и уходы, все возвращения и все прощания", – думал он.
Кто-то записал на листе: "Он опять остался один". Это была правда.
– Успокойся, Таня… Просто скажи, зачемты мне позвонила снова? Чтобы сказать еще раз, что все кончено? Или ты ждешь, что я что-нибудь скажу тебе?
– Я ничего не жду от тебя. И я к тебе не вернусь!
Даже сейчас она не могла удержаться от манипуляций.
– Я и не зову тебя. Потому что это бессмысленно. Ты ко мне не вернешься, я знаю.
– Да!
– Я это знаю давно.
– Я не хочу повторения того, что было! Мне этого не надо!
– Повторения не будет. Все кончилось…
– Отпусти меня!
Как последняя попытка набросить липкую сеть паучихи.
– Я тебя отпускаю, – сказал он, выходя из машины и захлопывая дверцу.
Слова ничего незначат. Слова не значат ничего. В пластмассовом бардачке ее французской "машинки" лежал тяжелый нож из нержавеющей стали. Нож ей теперь нужен, ведь он ушел, и забрал с собой ангела-хранителя.
2009-2017
Голос мёртвой певички
– Я – не такая! Я не из этих… Я тебе не дешевая блядь!
Она распаляется на глазах, хорошея все больше и больше, а он чувствует себя старым и никчемным. "Сполоборота", – приходит ему в голову:
– Да знаю, знаю я, любимая, успокойся.
Но ее уже не остановить. Святая Жанна увидела замок ненавистного короля-предателя и во что бы то ни стало доберется до его рыхлого и дряблого тельца.
– Ты привык иметь дело со шлюхами, думаешь, что и со мной можно так обращаться! – бросает она обвинение с напускным спокойствием Вышинского на политических процессах.
– Нет, что ты, ты – особенная, не как все… – говорит он примиряюще и в то же мгновение понимает, какую ошибку он допустил. Непоправимую. Роковую.
– Что ты хочешь сказать? Что я гоблин?
"Так, перешли к издевкам", – обреченно думает он. И говорит с напускным энтузиазмом, зная, что его ответ, в общем-то абсолютно искренний и правдивый, только раззадорит ее:
– Ты красивая!
– Я тебе не нравлюсь? – в ход идет тяжелая артиллерия.
– Ты мне очень нравишься… – он еле удерживается, чтобы не прижать ладони к сердцу в фальшивом театральном жесте.
– И поэтому ты пришел ко мне без цветов… Даже шоколадку не принес. К своим любовницам наверное с шампанским приходишь, а ко мне можно только себя в подарок принести, да? – она была в том состоянии, когда он не мог понять уже, издевается она, прикалывается или действительно возмущена его гипотетической несправедливостью. Поэтому он однажды решил принимать все три варианта вместе.
– Ну, я… – "боже, как жарко".
– Что? Говори! – она уставилась на него своими глазищами раненной цапли.
– Я спешил… – промямлил он, потея.
– Дешевые отмазки! «Он спешил»… Не смеши меня! Тебя не было два дня, и не звонил… Опять с этой овцой встречался?
– Я работал, дел много было, – сказал он, кожей ощущая нелепость подобной отговорки. Дел и правда было много. Последнюю неделю он крутился за троих, а в эти сутки ему удалось вздремнуть от силы полчаса. Но он знал, что для нее его заботы не являются оправданием, поскольку у нее не хватит воображения, чтобы поверить, что есть какой-то там мир, где смешные, нелепые и некрасивые людишки, вроде него, занимаются какими-то непонятными делами. Более того, иногда он думал, что она забывает о нем сразу же, как только он пропадает из поля ее зрения. Это было очевидно не так, потому что она могла позвонить ему в четыре утра и потребовать, чтобы он забрал ее с другого конца города. Он ехал и забирал.
– Я тоже работаю! И еще я учусь. Я – студентка, ты знаешь? – она перешла на издевательски вежливый тон.
"Может, пронесет?" – подумал он с надеждой.
– Не говори мне ничего о свой работе… – сорвалось у него. Впрочем, особо терять уже было нечего.
– Ты – пошляк! Кретин… – на ее глазах большой неуклюжей и поразительно грациозной птицы навернулись слезы.
Он попытался взять ее за руку, но она небрежным жестом стряхнула его руку, отворачивая лицо, пряча даже не слезы, а только намек на них, возможность того, что слезы могли бы появиться на свет и единственной их причиной был он, и только он один. Вот из-за таких моментов он и поддерживал весь этот нелепый спектакль, моментов, когда среди грубо размалеванных декораций полусумасшедшие актеры бубнят какую-то унылую ерунду, а у тебя вдруг начинает щемить сердце.
И у него защемило сердце.
– Я, может, сильнее занята, чем ты, – говорит она, вышагивая перед ним, закуривая и нервно затягиваясь сигаретой. Ее жесты угловаты и одновременно пластичны, как танцы жирафов. – У меня тоже было много работы, дохрена много работы! Отстань со своими поцелуями… Тебе бы только о глупостях думать.
В который уже раз он чувствует себя четырнадцатилетним подростком, который впервые попытался обнять одноклассницу, но та только повела плечами, стряхивая его руку.
– Мне просто нравятся твои пальцы… – он пробует взять ее ладонь, но она отдергивает ее, задирая свой нос классической формы.
– Пальцы как пальцы! Ей ты тоже это говоришь? Ты наверное всем это говоришь. «Пальцы-пальцы»
И все-таки он ее поцеловал, и как всегда неожиданно она ответила на его поцелуй, нежно постанывая.
… Сколько сейчас времени?
Он посмотрел на часы, подумал, и сказал:
– Мне, наверно, пора идти, – на него навалилась усталость, бессонница и нервотрепка последних дней. Последних дней на Земле. Последних дней Земли. Господи, куда же нас несет?
– Позвони мне, как приедешь домой. И завтра звони, но не с утра, к обеду позвони или, лучше, вечером, – она вошла в образ заботливой мамаши. Впрочем, так всегда заканчивались их свидания. Ну, почти всегда. Он потер веки, прогоняя дремоту, встал, осторожно поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты.
Спускаясь по лестнице, он закурил. В подъезде воняет старыми газетами и кошками. Он громко и отчетливо говорит: «Мерзкий бордель!»
На улице он вдыхает полной грудью ночной воздух, влажный от дождя и чьих-то слез.
В машине, заведя мотор, он некоторое время смотрит вперед, на капли дождя, стекающие по лобовому стеклу, потом включает радио, и хрипловатый голос мертвой певички пытается ему что-то втолковать, и на долю секунды ему кажется, что он ее понял.
2008-2017
Девочка на фоне Стикса
– Вы не скажете, как отсюда проехать в Алтуфьево? – девушка шагнула мне навстречу, когда я только подходил к автобусной остановке. Я не сразу сообразил, что ей ответить. Подумал, что она хочет ехать автобусами или на такси через всю Москву от Юго-Запада до Алтуфьева на север.
Наконец, сказал:
– Да тебе лучше на метро доехать. Я тоже к метро еду.
– Нет, я на машине, – сказала она.
– Мне, в принципе, все равно. Могу показать дорогу. У меня есть навигатор в телефоне.
– Садись, – сказала она, и пошла к припаркованному джипу, по внешнему виду весело прожившему свою нелегкую жизнь.
Я пошел следом и только тогда обратил внимание на нее. Высокая, худенькая, стройная. Одна в незнакомом городе на старом джипе, в буквальном смысле этого слова джипе – на капоте большими американскими буквами было написано JEEP, одна из излюбленных марок бандитов девяностых. Простая девчонка. Девочка с прозрачными глазами на штатовском монстре, построенном примерно в год ее рождения.
Было по-летнему жарко, но жарко по-божески, а не как в прошлом году, когда стояла дьявольская жара. Год назад я тоже был здесь, на этом месте, в ту не от мира сего жару. В жару, убившую моего брата. А сегодня исполнился год, и мы с братишкой стали ровесниками. Мое сердце выдержало испытание пеклом, огнем и жупелом, и раскаленным асфальтом, а его нет. Это нормально. Кого-то из нас выдергивают, а кто-то остается. Смысла в этом нет. А если смысл и есть, не мне его искать.
Я забрался в машину, пристегнулся и включил в наладоннике навигацию. Пока мой телефон-компьютер-навигатор-и-прочая искал в московском небе американские спутники, девушка завела мотор и вопросительно посмотрела на меня.
– Пока едем прямо, – я махнул рукой вперед. – Сейчас определимся и проложим маршрут. Тебе куда там в Алтуфьево надо?
– На Алтуфьевское шоссе, а там я сориентируюсь.
– Ладно. Напишем "Алтуфьевское шоссе, дом 20".
Пока я боролся с программой прокладки маршрута и пытался сообразить, какие виртуальные кнопки на емкостном экране нажимать, чтобы программа схавала введенные мной данные, девочка плавно, но уверенно влилась в поток машин, управляемых московскими хамами, ебанатами и задротами. В большинстве своем водители ездили так, что сразу становилось понятно, что в семье они были единственным ребенком. Из тех самых выблядков, что катаются по полу суча ножками, когда кто-то из взрослых рискнет сказать им "нет" или "подожди", или "сколько можно?".
Мой мега-телефон, наконец, обнаружил спутники-шпионы, ткнул меня носом в карту, показывая наше текущее местоположение с точностью до метра, и заговорил женским сексуальным голосом: "Разворот через двести метров".
На разворот скопилась очередь машин в ожидании разрешающей стрелки светофора.
– Меня зовут Егор, – представился я. – Ты интересно водишь машину.
– А я Оля, – сказала она, не отрываясь от вождения. – Что здесь интересного? Боюсь я в Москве ездить.
– Ты тормозишь левой ногой, это нелегко.
– Я привыкла так. У меня тормоза херовые.
Ее длинные ноги – обе – одновременно лежали на педалях: левая на педали тормоза, правая на педали газа, и она, попеременно двигая ногами, то ускорялась, то замедлялась. Элегантный и необычный стиль для стройной девочки в бандитском джипе.
– Ничего не бойся, – сказал я. – Со мной тебе нечего бояться. Я – бог автомобилей.
Стоп-кадр: Ленинский проспект, очередь машин на разворот в ожидании зеленой стрелки. Летний поминальный день. Девочка с длинными ногами в запыленном джипе везет автомобильного гуру в место, где его никто не ждет, из места, где он поминал ушедших.
Загорелась стрелка, мы повернули в обратную сторону. Оля замешкалась, и я сказал:
– Поезжай, не бойся. Они пропустят.
Главное за рулем – уверенность. Стоит им почувствовать твою слабину, и они набросятся на тебя стаей шакалов.
– Я работаю в автосервисе. И еще я писатель, пишу в блоге, – сказал я. – Мне сорок шесть лет. Говорю, чтобы ты знала. Просто так.
– Тебе не дашь сорока шести.
– Глупости!
– Это не комплимент. Правда, ты выглядишь моложе.
– А ты выглядишь на свои девятнадцать!
– Мне больше. Гораздо больше, – она выделила слово "гораздо".
– Это вряд ли.
– Мне двадцать пять уже.
– Ты замужем? У тебя два кольца на обеих руках, – у нее и вправду было два обручальных по виду кольца на обоих безымянных пальцах обеих рук.
– Практически, да.
– Ладно, это неважно.
Навигатор голосом Анжелины Джоли посоветовал перестроиться вправо перед поворотом на кольцевую. Сексуально поданный совет воспринимается гораздо лучше, чем безразличное информирование. Навигатор тоже пытается тебя соблазнить. Дать мечту. Разогреть воображение. Разжечь пыл. Подсадить на иглу фантазии. И лишить надежды.
– Ты выглядишь на девятнадцать, – сказал я. – Похуй, что у тебя в паспорте написано.
Стоп-кадр: кольцевая дорога, миллионы машин огибают мегаполис, как воды Стикса, омывающие Ойкумену. И где-то среди них затерялась амазонка на старом американском джипе, вооруженная нежностью и простотой, которые убивают медленней, чем стрела из лука, но безжалостней и неотвратимей.
– Остановись где-нибудь на заправке, – сказал я. – Мне надо пива купить.
– А мне заправиться, – кивнула она.
Было жарко, и стекла в машине были опущены. Движение – "траффик" – позволяло ехать с приличной скоростью. Скоростью, ограниченной отсутствием тормозов у джипа. Чисто русский вариант.
Она подъехала к заправке. Вылезая, я спросил, что ей купить.
– Мне ничего не надо, – ответила она.
Я вошел в магазинчик при заправке. Там работал кондиционер, холодный воздух заставлял понять, как жарко на улице. По-божески, в общем-то. Я взял пару пива себе и пару разных соков с мякотью и изогнутыми соломинками для нее. Самое то, когда пьешь сок за рулем. Охранник косо посмотрел на меня, хотя, думаю, это профессиональная болезнь всех охранников – косо смотреть на что-угодно. Да мне похуй, кто как на кого смотрит.
Я вышел из магазина, залез в ее машину, пристегнулся и открыл бутылку пива. Оле я дал сок. Она сказала мне "спасибо", завела мотор и тронулась с заправки.
Стоп-кадр: девушка сосет сок через соломинку, одновременно следя за потоком машин, в который ей надо влиться. Старый пень пьет пиво и закуривает очередную сигарету. Они ничем не связаны. У них нет ничего общего. Нет, и никогда не будет.
Годовщина смерти брата, смерти, сделавшей нас сейчас ровесниками, в летний день, наполненный воспоминаниями. Человек уходит, а ты слышишь его голос, видишь его лицо, походку, ощущаешь его характер. Он тут, он еще рядом, с тобой, где-то поблизости, он ходит около и мыслит в тебе. А потом все развеивается, и остается слово "умер". И ты опять бесчувственен, тебе похуй большинство вещей, на которые дрочат толпы долбоебов, принимая их тупо всерьез. Это второй мой двоюродный брат, которого мы похоронили, из трех. Семейное проклятие, судьба, ересь. Жизнь. И смерть.
– Главное, не дергайся на дороге. Выбери полосу и поезжай ровно. Не ускоряйся, не тормози. Похуй на всех. Кому надо – объедет. У тебя что – кондей не работает? – я нажал кнопку включения кондиционера. Кондиционер включился, из сопел подул холодный воздух.
– А мне сказали на эту кнопку не нажимать, – сказала она озадачено.
– Бедная девочка! Ездила без кондея, потела, мучилась. Подними стекла!
Она подняла стекла, и в салоне стало прохладно и тихо.
– Ну, видишь, жизнь налаживается, – сказал я. – Ты вообще откуда едешь?
– Я из Тулы, – сказала Оля. – Еду к брату.
Стоп-кадр: девушка в джипе с прозрачными глазами преодолевает триста километров без тормозов и кондиционера, чтобы навестить брата. Когда есть цель, дорога становится другом.
Мы ели поминальный куриный супчик. Мне – сорок шесть лет, и я тут выгляжу мальчиком. Для этих людей я и есть мальчик. Они помнят меня пацанчиком в коротких штанишках. Пожилые мужчины с глазами, привыкшими видеть небо на высоте десять тысяч метров. Пилоты, летчики, командиры воздушного судна, налетавшие вместе столько часов, сколько мне и прожить-то еще не довелось. Преодолевшие все вместе расстояние до ближайшей звезды. Они рассказывают истории времен создания первой атомной бомбы, когда им приходилось летать на этажерках, обрабатывая колхозные поля пестицидами. А сейчас они уже стары, плохо слышат, а кто и не видит почти. Но ум и сердце у них гораздо юнее, честнее и открытее, чем у меня. Они хоронят детей, их внуки спиваются, их внучки блядуют, а они остаются там, в стратосфере, прокладывая маршрут по звездам.
Я замечаю, что Оля начинает накачивать педаль тормоза. Наверно, дела с тормозами совсем плохи.
– Аккуратно припаркуйся вон за тем поворотом, – говорю я. – Спокойно. Подай сигнал правого поворота и останавливайся.
Я вижу, что она немного нервничает, но старается не подавать вида. Мы останавливаемся на обочине.
– Ну, пойдем посмотрим, что у тебя с тормозами, – говорю я, вылезая наружу с пивом в руке. – Открой капот.
Она открывает капот, выходит и становится рядом со мной. Я достаю из своей сумки фонарь со светодиодом и линзой и осматриваю тормозные диски и колодки. Впереди справа замечаю какую-то жидкость, но это не тормозная, а обычная вода – конденсат от заработавшего наконец кондиционера. Диски и колодки убитые, но не настолько, чтобы не работать. Потеков тормозной жидкости не видно, но в бачке нет уровня.
– У тебя есть тормозуха? – спрашиваю я ее.
– Да, в багажнике.
"Запасливая, умная девочка", – думаю я, пока она роется в багажнике, ища тормозную жидкость. Она приносит пластиковую фляжку, и я доливаю до уровня в тормозном бачке.
– Попробуй накачай педаль тормоза, – говорю я. Она садится за руль и нажимает несколько раз на педаль. – Лучше стало? Педаль появилась?
– Тормоза есть, – отвечает она.
Я допиваю пиво одним глотком, захлопываю капот, сажусь в кресло переднего пассажира и пристегиваюсь ремнем безопасности. Можно ехать дальше. Дальше по кольцевой дороге Стикс вокруг мегаполиса. Я – бог автомобилей, тормозных дисков, свечей зажигания, бортовых компьютеров и выхлопных труб – готов продолжить движение из мира мертвых в мир живых.
– А я еду с поминок, – говорю я. – Годовщина брата. Мы с ним теперь ровесники.
– Ты хорошо водишь, – говорю я. – У тебя есть чувство машины и дороги. Это талант.
Это талант. Этому не научишься. Это как любить – или в тебе есть нежность, или нет. Что-то за гранью осмысленных решений и вменяемых поступков.
Стоп-кадр: в высоком летнем небе висят перистые облака. Поток машин уходит дугой в горизонт. Стройная худенькая девочка уверенно управляет грязным старым монстром. Воздух пахнет бензином, асфальтом и ладаном поминальных свечей.
Дорога: ржавый мерседес подрезает красную маздочку шлюха насосала на машинку козел французские автомобили говно блядь совковая копейка с дедом за рулем смотри куда едешь коза бэха аккуратно перестраивается и уходит ой я боюсь крутой мэн на тачиле дорогу блядь и кто кому должен уступить урод догоню хули тормозишь запуталась а мне направо пожалуйста уступите нахуй я дальнобойщик мне все похуй ай-вай затонирован пизда а мы паровозиком сейчас обгоню вот говнюк мама проехали поворот заебало а это что за хуйня волга это река ой не вписалась пиздец вы блядь ездите обкуренные почти приехали говно.
Я встаю с рюмкой поминальной водки и говорю:
– Вот уже год прошел, как Игорька с нами нет. Сильный, веселый, с золотым сердцем. На него всегда можно было положиться. И вот его нет. Мне жаль, что я не успел ему сказать… А что тут вообще скажешь?
Я выпил и вытер слезы. И эти люди, которых мы с Игорем с детства звали по-родственному "дядя Коля", "дядя Саша", "дядя Миша", выпили молча. А потом снова завели свои разговоры о том, кто где летал, какие обеды готовила на заказ повариха в далеком пятидесятом в степях Ставрополья, как они на новой тогда технике – "ту-стопятьдесят-четвертых" – легко делали военных летунов, как их кампанию пилотов, отмечающих чей-то праздник, забрали в отделение, как приходилось сажать борт в ненастье в Заполярье, когда министру срочно понадобилось на совещание, как был куплен первый "москвич". Истории великой страны и великих людей.
Я положил руку ей на бедро и почувствовал ее грациозность и молодую нежность, и прохладу бедер, как прохладу воды ключа в лесной чаще. И я почувствовал саму жизнь в ее истинной и искренней сути. Она не подала мне в ответ никакого знака, но и не запретила, не отдернула и не отвергла. Она просто вела машину, сосредоточившись на танце на педалях своих длинных обескураживающих ног. С таким же успехом я мог бы лапать ангела, или кошку, нацелившуюся на прыжок. Без напряжения, без страха, без боли, без стыда, без позора и без сожаления.
Дорога: движение металла резины мощь моторов скорость сцепление с дорожным покрытием электроника управляет продолжительностью впрыска угол зажигания повышается до появления детонации многорычажная подвеска рассчитать траекторию антипробуксовочная система навигация система безопасности система курсовой устойчивости климат-контроль система определения усталости водителя многофункциональный руль чтобы доехать до места где тебя никто не ждет.
Брат служил в горно-десантной дивизии, его готовили к покорению Азии во славу Империи, его готовили быть на острие атаки при массированном наступлении на направлении Юг. Илы уходят в ночь и сбрасывают штурмовые группы парашютистов на опорные точки обороны тех, кто противится неизбежному концу "цивилизованного" мира. Жалкие уёбки! Русские парни пройдут у вас по головам, огнем и мечом искореняя вашу нищету, убожество и несправедливость. Они выполнят свой интернациональный долг, охлаждая раскаленные стволы калашниковых разреженным воздухом высокогорья. Они будут пить из горных рек во время коротких привалов, нужных для того, чтобы снарядить магазины автоматов латунными патронами с пулями со стальными сердечниками. Мой брат был совершенной боевой единицей.
А потом Империи не стало. И вот я еду в машине потенциального противника с девочкой, никогда в жизни не выходившей на пионерскую линейку, зато ей хорошо известно, что бандит никогда не должен терять своего лица, что лохушки заслужили обращения с ними, как с сексуальными подстилками, лишенными бессмертной души. Она знает, что лох – это судьба. Она знает, что вор – гораздо круче профессора, потому что у вора власть, а профессор такая же продажная тварь, как бляди с обочины дороги.
Стоп-кадр: бляди с жирными ляжками в ажурных черных колготках выстроились в шеренгу в свете автомобильных фар. Доцент берет зачетку с купюрой и незаметным движением кладет деньги в карман пиджака с пузырящимися на локтях рукавами. Торг здесь неуместен.
Мы проезжаем мимо церкви, и я кладу на себя крестное знамение. "Господи, благослови пьяниц". Вторая бутылка пива заканчивается, и это означает, что скоро мы доедем до места назначения. Обычно это ровно две бутылки. Плюс-минус.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
