Текст книги "Записки ящикового еврея. Книга первая: Из Ленинграда до Ленинграда"

Киевская эвакуация

Нашу эвакуацию и житье в Вологде я описал раньше.

Из Киева родственники выбирались тоже не просто. Во-первых, Сталин запрещал эвакуацию – он обещал Черчиллю Киев не сдавать и за Днепр не отступать (Черчилль его об этом не просил). Тем самым он погубил лучшие силы Красной Армии. В киевском котле оказались и были разгромлены, убиты и взяты в плен около 700 тысяч солдат и оставлено много техники. Еще до этого были брошены бежавшими танкистами и артиллеристами бронетанковые силы и артиллерия, превосходящие немецкие и по количеству и по качеству. Кинохронику, которую я увидел уже в Германии, забыть трудно. Немецкий самолет с кинокамерой на бреющем полете летит на восток. Нескончаемым хвостом, уходящим в бесконечность, на дороге стоит колонна неповрежденных Т-34, тягачей с пушками и другая техника. Они шли на восток (еще до Киева) и были брошены. На сделанной уже нашими фотографии, стоят десятки оставленных на аэродроме новейших МиГ-3. Я думал, что они стоят потому, что у них кончилось горючее. (Дизельного топлива для танков катастрофически не хватало, как и авиационного бензина и снарядов). Но почему топливо кончилось у всех сразу? Объяснил Марк Солонин[52]52
  Марк Солонин. «22 июня». Москва. «Яуза», «Эксмо». 2007.


[Закрыть]. Танки и самолеты бросали, потому что думали, что без них легче спастись. Все – и недавние крестьяне, и командиры, выраставшие после 37 года из лейтенантов в полковники, захватывали полуторки и на них удирали – до первой переправы или бомбежки, потом бросали и машины.

Какая-то видимость организации была при обороне Киева, благодаря компетентности и жесткости командующего 37-й армией и киевского укрепрайона генерала А.А.Власова. Да, да, будущего предателя. А пока – героя обороны Киева (и Москвы), благодаря которому Киев стал городом-героем. Получивший Героя еще за Испанию А.И.Родимцев вспоминал, что получил нагоняй от Власова за то, что провел свою бригаду маршем от вокзала и по Крещатику, вместо того, чтобы везти ее на трамваях и сохранить силы. Сил бравым десантникам не хватило, чтобы противостоять немецкой пехоте – ни опыта, ни соответствующего вооружения у них не было.

В обстановке подавляемой паники проходила эвакуация предприятий. Жители города разбегались по селам практически с начала войны. Гражданское население было брошено на произвол судьбы. Последней акцией после поступившего приказа об оставлении Киева, был сброс с мостов в Днепр многомесячных запасов продовольствия для населения, а потом и взрыв мостов.

Многие евреи уезжать из Киева не хотели. Все помнили закон и порядок, который был при немцах в 1918 году. Сталинской пропаганде не верили. Кстати, в ней почти не упоминалось про преследования немцами евреев. Эти сведения можно было получить от многочисленных беженцев, но и они больше рассказывали про зверства ОУНовцев и бандеровцев.

Кроме понятных причин (не оставлять больных и очень старых), была и боязнь потерять то, что еще оставалось от прежней жизни – квартиру (оставшиеся комнаты), мебель, вещи. Так, например, не уехали старики Ковлеры – и погибли. Но их невестка и моя тетя Боня, не сумев уговорить их, жестко потребовала от своих родителей и сестры уезжать. Мужа Бони Сеню мобилизовали на автоперевозки. Брат Абрам уже стал командиром Красной Армии.

Больше всех против отъезда был дед. Он Сталину не верил. Но Боня сказала, что без них она не уедет. Тогда вступила в действие предприимчивая и бесстрашная баба Вера. Она сумела добыть пропуска на пароход, шедший до Кременчуга. Боня была беременна, и у нее началось кровотечение. Ее на тачке повезли к пароходу. Испугались, что живой ее не довезут и дед с бабой остались вместе с ней.

Рая с Ренкой, кажется, уехали тем пароходом. А Боня после выкидыша, едва не стоившего ей жизни, дед и баба Вера, сумевшая чудом достать еще один раз пропуска, чем спасла жизнь семьи, уехали последним пароходом. Пароходы обстреливали и топили, но у немцев были цели и поважнее, поэтому обошлось.

Боня осталась с Сеней под Куйбышевом, а потом их послали во «второе Баку», между Волгой и Уралом, где давно уже обнаружили нефть, но получить ее в заметном количестве удалось только в конце войны, когда добурились до глубоких девонских слоев. Туймазинский фонтан забил во второй половине 1944 года. Возле него и образовался поселок, а потом и город Октябрьский, где в том же году родился Валя, а в 1947 Сева (он был в свидетельстве о рождении записан Мишей и решительно перешел на это имя в школе) – мои двоюродные братья Ковлеры.

Дед с бабой Верой и Рая с Ренкой оказались в Уфе, куда эвакуировались некоторые украинские министерства и писатели Украины. Было холодно и голодно, хотя семья и получала папин аттестат. Мы с мамой получали часть аттестата только с середины войны.

Баба Вера проявляла чудеса предприимчивости – уходила на базар без денег и с пустыми руками, домой приходила с продуктами. Диалог на базаре начинался примерно так:

– Почем ваш бурак?

– Ты сама дурак, а это свёкла.

Как-то тетю Раю увидел на улице старый еврей и спросил, не дочка ли она Хайма Рогозовского. Узнав адрес, он через два дня принес полмешка муки и сказал, что дед спас ему репутацию и жизнь, когда разбирал его дело, как третейский судья. (Евреи до революции избегали гражданских судов). Деду мука не помогла – он умер от диабета в конце 1943 года. Инсулина тогда было не достать.

Мужья моих двоюродных бабушек в этом же году умерли в эвакуации в Омске. Айзенберг – от рака желудка. В первую мировую он спилил себе зубы до корней, чтобы не идти на фронт, а потом во вставленных «золотых» зубах оказалось много меди. Это, видимо, и сказалось, да еще при отсутствии достаточного питания.

В детстве и юности я считал, что все евреи, как папа и его друзья, воевали, или, по крайней мере, трудились не щадя сил и здоровья в тылу. Но оказалось, что один, в общем-то, даже и не родственник, действительно отсиживался в Ташкенте. Не подлежа мобилизации по возрасту, он и сына от нее избавил, считая, что это «не наша война». Жили они после войны получше, чем другие, а сын благополучно дожил, ничем не болея, до девяностолетнего возраста.

Еще более странным оказалось поведение некоторых евреев, не уехавших из Киева по «принципиальным» соображениям (особенно тех, кто получил немецкое образование). Да, они не верили сталинской пропаганде. Но радиоприемники-то у них были (по крайней мере, до первых дней войны). Они знали в совершенстве немецкий, могли услышать и понять, что это другие немцы – не те, которые были до и во время Первой мировой войны. Тем не менее, один из них был в составе тех, кто в Киеве преподносил немцам «хліб-сіль» на прекрасном берлинском диалекте. Он был «полезный еврей» – лечил зубы высшим офицерам вермахта (а до этого членам ЦК и высшим чинам НКВД). Немцы, лечившие у него зубы, предупредили, что ему грозит опасность. Но он предупреждению не внял. Доносы соседей (квартира с роялем на улице Коминтерна – Безаковская 19) скрыть не удалось. От Бабьего Яра он не ушел. Как и 51 тысяча[53]53
  В Бабьем Яру 29/30 сентября было расстреляно 34 тысячи, а 1, 2, 8 и 11 октября еще 17 тысяч евреев. (Отчет Айнзатц группы С). По некоторым оценкам общее число уничтоженных евреев в Бабьем Яру достигает 150 тысяч.


[Закрыть] евреев из тех, кто не смог или не захотел бежать из Киева. Погибли в Бабьем Яру и более двадцати его близких родственников, которые, может быть, на него, как на информированного человека, ориентировались.

Акция в Бабьем Яру обозначается в немецком перечне преступлений как погром. Сверху акцию «не заказывали». Да, немцы были в ярости после радиоуправляемого взрыва Крещатика и прилегающих улиц. Говорят, взрывы произошли после того, как один из «штирлицей» доложил в Центр о планируемом параде немецких войск в Киеве, который будет принимать Гитлер. И дежурный «юстас»[54]54
  Штирлиц и Юстас – персонажи из телесериала «17 мгновений весны». Штирлиц («Алекс», актер Тихонов) докладывал в Центр, а неизвестный «Юстас» принимал решения.


[Закрыть] в Москве отдал приказ привести в действие сверхсекретное оружие – радиоуправляемые мины. Под обломками зданий и в пожарах погибло намного больше киевлян, чем немцев. Немцы должны были как-то реагировать (да и рапортовать командованию, что меры приняты).

Тут и подоспело предложение украинских националистов – отомстить. И понятно кому – евреям. Они брали всю организацию на себя. От немцев требовалось только разрешить, а затем контролировать акцию. В немецком плане действий предусматривалось выполнение основной работы чужими руками. Немцев было гораздо меньше, чем западных украинцев из бывших бандеровских батальонов «Нахтигаль» и «Роланд» и оуновского куреня Мельника «Буковина». (Их незадолго до акции преобразовали в полицейские шутц-батальоны и на этом основании иногда отрицается их участие в расстрелах). Еще больше нашлось добровольных и полудобровольных помощников – совсем не бескорыстных энтузиастов. Приказ «Всем жидам города Киева…», который принуждал всех евреев под страхом смертной казни явиться на сборный пункт, был написан на языке, характерном для Западной Украины. Уже первое слово «жиды», обычное до сих пор обозначение евреев в странах Восточной и Центральной Европы (не носящее там оскорбительного характера), на Украине не употреблялось. Вспомним, что последняя перед войной украинизация достигла-таки своей цели – в селах и таких городах, как Харьков, Днепропетровск, люди и писали и говорили на украинском. Еврейский мальчик Халатников, будущий академик, получивший аттестат с «вiдзнакою», говорил по-русски с украинским акцентом и писал на русском с украинизмами. Украинский язык он знал лучше, чем русский.

Вернуться в Киев?

Эстафету по уменьшению еврейского населения в Киеве после войны подхватило «интернациональное» советское руководство Киева и Украины. Всем министерствам и ведомствам была поставлена задача по возможности не допускать евреев в Киев после войны. С этим столкнулась тетя Рая, когда она приехала из эвакуации с Ренкой в 1944 году по вызову Наркомпроса, в котором она раньше работала. Оказалось, что работы для нее там нет. Значит, нет и прописки – ей не отдавали комнату в квартире, где она была ответственной съемщицей. Приютили ее «украинские пісьменники», с которыми она свела знакомство еще в Уфе. После устройства на работу тетя Рая смогла вернуть комнату в квартире деда.

Саша Айзенберг, занимавший ведущую должность в Наркомфине, разрешения на приезд в Киев не получил. Не желая оставаться в Омске, он согласился на работу (и прописку) в Москве, хотя и не такую престижную, как в Киеве.

Многим ученым было также отказано в возвращении в Киев. Для них запреты были даже строже, чем для других. Дело в том, что до войны евреи составляли около половины научных сотрудников в украинской Академии Наук, а украинцы около 15 процентов. И соглашение с усилившимися «умеренными» националистами было достигнуто – русских не трогать, евреев не пускать. И усиливать Академию русскими профессорами с украинскими фамилиями. Иначе нечего противопоставить бандеровцам. И заодно потрафить Политбюро и Сталину, которые уже с конца 1942 года начали проводить политику смещения евреев с руководящих постов. (В 1939 году немцы верили, что Сталин, подписывая пакт Риббентропа-Молотова, дал согласие на введение Нюрнбергских расовых законов де-факто, не объявляя этого официально). Похоже, что очередь до введения этих законов де-факто дошла в 1949 году, когда отделы кадров начали собирать данные о евреях и нееврейских членах их семей. Сбором таких сведений некоторое время занималась, по недосмотру начальства, и Анна Михайловна Айзенберг, которая мне сама об этом рассказывала (уже из Америки). Тогда она успела предупредить маму. Мама ей не то, чтобы не поверила, но просто не знала, что можно предпринять. Разводиться с папой она не хотела.

Списки нужны были для депортации евреев в Сибирь и Биробиджан. Планировалась она в два этапа – сначала евреи, а потом половинки. Женам и мужьям не-евреям давалась возможность развестись. Сталин был такой же «демократ» как и Гитлер – никакие галахические признаки не принимались во внимание, наоборот, евреи по отцу имели приоритет на депортацию. На любые законы, тем более Нюрнбергские[55]55
  Нюрнбергские расовые законы, принятые в Германии в 1935 году и последующие постановления определяли евреев как неполноценную расу и осуществляли их социальную сегрегацию и изоляцию, а также их половинок (в зависимости от вовлеченности в еврейскую жизнь). Законы послужили обоснованием Холокоста.


[Закрыть], Сталину было наплевать. Депортация кавказских народов осуществлялась по постановлениям ГКО[56]56
  ГКО – чрезвычайный орган управления, созданный во время войны 1941–1945 года, обладал всей полнотой власти в СССР.


[Закрыть] (Государственного Комитета Обороны), принятым постфактум.

Конечно в Москве, в кругах приближенных к власти, знали больше. Либединская-Толстая[57]57
  Либединская-Толстая Лидия Бор. (1921–2006) – дальняя родственница Л.Толстого, жена очень советского писателя Либединского, введшего в литературу Фадеева, автор книги «Зеленая лампа», теща И. Губермана, посвятившего ей строки:
  Зятья в слезах про тещ галдят,
  а наша – лучше не отыщешь.
  Ни в Сан-Франциско, ни в Мытищах,
  ни в Африке, где тещ едят.
  Однажды подвыпивший писатель-почвенник (скорее всего В. Распутин) подсел к ней за столик в ЦДЛ:
  «Лидия Борисовна, вы же русская графиня, как вы можете якшаться со всем этим сбродом инородцев… Ваше место рядом с нами, русскими писателями, ведь ваши предки… и наши предки…столько общего…» Графиня его якобы оборвала: «Милейший, общее у нас только то, что мои предки ваших предков на конюшне секли…».


[Закрыть] вспоминает, что Маргарита Алигер[58]58
  Маргарита Алигер (1915–1992) – поэт, автор поэм «Зоя» и «Твоя победа», за распространение которой привлекали по делам «еврейских националистов»
  …Разжигая печь и руки грея,
  наскоро устраиваясь жить,
  мать моя сказала: «Мы евреи.
  Как ты смела это позабыть?»


[Закрыть] (имевшая дочь от А.Фадеева), прибежала к ним в конце 1952 года в ужасе с вопросом: «Что будем делать?». Наивная Либединская спокойно отреагировала: «Ну что, главное, чтобы отправили всех вместе, а там будем друг к другу в гости из избы в избу ходить, как здесь из квартиры в квартиру ходим». Никаких изб строить не предполагалось; строили бараки, иногда без одной стены.

(Опыт массовой транспортировки был. С территории Белоруссии и Украины выселяли поляков, венгров, румын, словаков).

Документов о депортации евреев ни в «Особой папке», ни в архивах КГБ до сих пор не нашли. Как и документов о подготовке нападения на немцев в июле 1941 года. Самые «объективные» исследователи (числом один – Г.В. Костырченко, допущенный на короткое время в партийные и кагэбовские архивы) даже следов депортации не обнаружил. Но мы же помним сталинскую поговорку: «нэт человека – нэт проблемы». А здесь: нет документа – нет события. Но есть еще одно изречение – знание законов освобождает от необходимости знания отдельных фактов. Законом был сталинский приговор: «все они враги». Вынесен он был после того, как многотысячная толпа провожала Голду Меир – первого посла Израиля в СССР из хоральной синагоги в гостиницу «Метрополь» после празднования Йом Кипура 13 октября 1948 года.

Это была первая несанкционированная демонстрация такого масштаба после протеста против высылки Троцкого в 1927 году. Незадолго до этого Сталин понял, что грубо ошибся, надеясь, что его решающая роль в принятии Израиля в ООН и поставках оружия через страны-сателлиты во время арабо-израильской войны, начавшейся сразу после объявления Израилем независимости, навсегда привяжет социалистический по форме Израиль к СССР. И позволит рулить вместо ненавистного британского империализма на Ближнем Востоке. Но Израиль стал получать помощь из Америки. После этого был арестован практически весь состав Антифашистского комитета, который с окончанием войны стал не нужен и даже вреден – он предлагал поселить в Крым евреев (крымские татары – предыдущие «предатели» поголовно выселялись и их обратно, в отличие от других депортированных народов, не пускали до самого конца Союза). Началась кампания против космополитов. Оказалось, что почти все они евреи. В апреле 1949 года эта кампания была резко свернута[59]59
  Кампания против «космополитов» в печати была свёрнута в стиле Сталина. Наиболее старательные – гл. редактор газеты «Советское Искусство» В. Вдовиченко и ответственный работник ЦК Ф. Головинченко, посмевшие поднять руку (с пером) без разрешения Сталина на «космополита» К.Симонова и И.Эренбурга, были уволены. Но разогнавшуюся машину борьбы с космополитами остановить было трудно, да и незачем. И она продолжалась в литературе, искусстве, медицине, промышленности, в том числе оборонной. Объявляли космополитами академиков Семенова и Фрумкина. Фрумкина уволили из созданного им института и он несколько лет писал книги на даче. Семенова и физиков, особенно причастных к бомбе, не тронули. Сам же Сталин на обсуждении сталинских премий «сделал втык» главному антисемиту Маленкову, который кроме псевдонима назвал и фамилию предполагаемого лауреата.


[Закрыть]. Я думаю, что это связано с готовящимися испытаниями атомной бомбы. Евреев из ее разработки (Ванников, Харитон, Зельдович, Кикоин, Ландау, Гинзбург, Альтшуллер и др.) изъять было невозможно[60]60
  Легко представить, что стало бы с участниками проекта, если бы бомба не взорвалась. Говорят, что шеф атомного проекта Л. Берия, когда пришло время награждать участников, распорядился так: кому в случае неудачи грозил бы расстрел – дали Героя, кому 25 лет – орден Ленина и так далее… Такой вот мрачноватый юмор.


[Закрыть]. Вероятно, что Берия уговорил Сталина подождать до испытаний.

Была остановлена и кампания против физиков (по образцу кампании против биологов и генетиков на сессии ВАСХНИЛ, где евреев было не так уж много). Физики МГУ (очень русские), некоторые даже имевшие неплохие результаты в классической физике, очень хотели убрать из физики безродных космополитов (в число которых попал и Капица, да еще первым номером) и запретить их физику – квантовую механику и теорию относительности (запретил же Лысенко с помощью Сталина вейсманизм-морганизм и генетику). Это должно было произойти на совещании заведующих кафедрами физики с участием физмат секции Академии Наук. Те, кто делал бомбу, объяснили Берии, что атóмная бомба как раз и делается на основе квантовой механики и теории относительности. И без них ее (бомбы) быть не может. После чего в оргкомитет совещания ввели Курчатова, и совещание было отложено – навсегда.

Это повторяло один в один попытки нацистских физиков (в том числе нобелиатов[61]61
  Нобелиат


[Закрыть]) запретить теоретическую физику, которую они считали еврейской, в отличие от немецкой физики – экспериментальной. Лауреат Нобелевской премии[62]62


[Закрыть] в области теорфизики, Вальтер Гейзенберг, получивший ее вместе с учениками Эйнштейна Дираком и Шрёдингером, должен был доказывать в гестапо, что он не «белый еврей[63]63
  «Белый еврей». Немецкий физик нобелиат Йоханнес Штарк считал, что евреи-физики являются бациллоносителями и могут заражать немецких физиков, которые начинают заниматься теоретической физикой и становятся «духовными евреями» или «белыми евреями» (Weisser Jude). Штарк характеризовал «белых евреев как еврейски мыслящими», он считал их такими же опасными, как и еврейских физиков. В 1937 году он опубликовал в журнале СС «Черный корпус» статью «Белые евреи в науке», в которой писал: «Существует примитивный вид антисемитизма – это борьба против евреев как таковых. Примитивные антисемиты считают, что проблема решена, если евреи не имеют больше права принимать участие в политической, культурной и экономической жизни нации. Но существуют еще евреи не по крови, а по духу. Таких бациллоносителей называют „белыми евреями“. Более всего заметен еврейский дух в области физики. Самый заметный его представитель – Эйнштейн. Все великие открытия и научные достижения в области естественных наук следует отнести на счет особых способностей германских исследователей к терпеливому, прилежному и конструктивному наблюдению природы. Германский исследователь в так называемой теории всегда видит лишь вспомогательное средство. Еврейский дух выдвинул на передний план догматически провозглашенную, оторванную от действительности теорию относительности». Штарк к «белым евреям» причислил крупнейших немецких физиков Вернера Гейзенберга, Макса Лауэ, Макса Планка. Он писал: «Гейзенберг принадлежит к наместникам еврейства в жизни немецкого духа. Эти люди должны исчезнуть так же, как и сами евреи». Поскольку Вернеру Гейзенбергу был приклеен ярлык «белого еврея», то он лишился работы, а проверкой его благонадежности занялось гестапо. Это побудило ведущих физиков убедить руководителей вооруженных сил в том, что политические атаки апологетов арийской физики ставят под угрозу качество физического образования. Их попытки увенчались успехом, и СС публично реабилитировал Гейзенберга, он получил две престижные должности: директора Института физики Общества Кайзера Вильгельма и профессора Берлинского университета. Однако за это надо было платить – Гейзенберг мог использовать и преподавать теорию относительности и квантовую механику, но про Эйнштейна лучше было молчать, а если вспоминать, то критически – точно так же, как и у нас в конце сороковых – начале пятидесятых. Интересно, что и многие советские физики (Капица, например) отдавали безусловный приоритет результатам в экспериментальной физике, хотя теорфизиков уважали.


[Закрыть]». Доказал. Возглавил атомный проект. И вычислил критическую массу заряда – пятнадцать тонн. Он ошибся в тысячу раз при ее определении. Рядом не осталось теорфизиков – евреев, которые могли бы найти ошибку в его расчетах. Он даже ездил вместе с фон Вайцзеккером в 1941 году в Данию к своему учителю Бору (еврею по матери) с просьбой о сотрудничестве, убеждая его, что альтернативы Новому Порядку[64]64
  Новый порядок – В течение первого периода войны нацистская Германия (вместе с Италией) покорили всю континентальную Европу и установили «Новый порядок» – территориальный передел мира, Холокост, порабощение европейских стран в различных формах – от открытой аннексии и оккупации до установления «союзнических» отношений (Болгария, Венгрия, Румыния). Если славянским народам предназначалась участь рабов германской нации, то в Голландии, Люксембурге, Норвегии и, позже, Дании немцы поначалу выступали в качестве нордических братьев по крови.


[Закрыть] во всей Европе уже нет. Бор не согласился. И Германия осталась без атомной бомбы.

Гейзенберг после войны подвергался обструкции на конференциях за сотрудничество с нацистами и пытался объяснить, что ошибался нарочно. Это опровергается данными прослушки дискуссий немецких физиков, когда им сообщили о взрыве бомб в Японии. После войны они были вывезены в Англию и жили в контролируемых помещениях.

Концентрация евреев в новых областях науки, искусств или других видах человеческой деятельности удивляет многих. В начале тысячелетия мне пришлось объяснять элите черногорского общества, почему среди русских олигархов так много евреев. Я их спросил: «а вас не удивляет, что почти все финалы спринтеров состоят из негров?». Так вот евреи такие же спринтеры в науке, искусстве, медицине и бизнесе. Когда эта деятельность становится привычной, (дистанция стайерской), то их догоняют другие – или они уходят в новые виды «спорта», (например, в поисковые машины – Сергей Брин – или социальные сети – Марк Цукерберг).

А в СССР уже откровенно антисемитская кампания возобновилась через полтора года – в 1952 году. Кульминацией должна была стать казнь по делу врачей на Лобном месте Красной Площади и просьба знатных евреев простить их самих и спасти еврейский народ от народного гнева – в Сибири и Биробиджане. Несмотря на то, что готовились испытания водородной бомбы с заметным еврейским участием, Сталин уже совсем не внимал доводам разума. Кроме того, уже и Берия был в немилости. Против него готовилось мингрельское дело. В пособники евреев был зачислен и Молотов.

18 февраля 53 года из МГБ были уволены все евреи руководящего состава. Начались их аресты. Но тут Сталин очень вовремя – в Пурим[65]65
  Пурим – еврейский праздник в память спасения евреев от уничтожения Аманом в Персии. В Пурим повесили после Нюрнбергского процесса нацистских преступников; в Пурим умер Сталин.


[Закрыть] – ушел в мир иной.

Оказалось, что дело врачей сфальсифицировано, как и вся космополитическая кампания.

Удивительно, что в ее разгар, когда евреев увольняли, даже если никакую формулировку придумать было нельзя (так уволили ректора Второго медицинского: «Топчана Абрама Борисовича освободить от занимаемой должности») еще хватало юмора поёрничать[66]66
  Ёрничать – грубо насмехаться над кем-либо, зубоскалить.


[Закрыть]. Яков Рапопорт[67]67
  Рапопорт Яков Льв. (1898–1996) – известный паталогоанатом, человек с неиссякаемым чувством юмора, автор первой книге о деле врачей «На рубеже двух эпох. Дело врачей», опубликованной в 1988 г., через двадцать лет после написания.


[Закрыть], которого арестовали по делу врачей последним, еще успел обругать дураков, которые даже формулировки правильной найти не могут – не догадались написать: «Топчана, как Абрама Борисовича, освободить от занимаемой должности».

Далеко не всех евреев вернули на прежние места, а многих уже было и не вернуть.

В Киеве после войны не брали профессоров-евреев в университет. В Одесский университет – тоже. Так, членам-корреспондентам Украинской Академии Наук М. Крейну (математику мирового уровня) и микробиологу Л. Рубен-чику мест в одесском университете после войны не нашлось. Но в Киевский Институт Микробиологии Академии Наук, где занимались геронтологией, Рубенчика взяли – там членов Академии не хватало и для «полезного еврея» можно было сделать исключение. А. А. Богомолец[68]68
  Институт физиологии, созданный Богомольцем, был чуть ли не единственным институтом в Украинской Академии, где в мое время, при директорстве П.Г. Костюка, делались работы современного мирового уровня. Он был базовым институтом московского Физтеха. Недаром многие его сотрудники имели меньше проблем с трудоустройством по специальности на Западе, чем другие «научники» из Академии. Конечно, это зависело от личного уровня каждого, но фирменная марка была высокой. Это коснулось и семьи кузена Миши Айзенберга, сын и жена которого, бывшие сотрудники института, работают в Америке.


[Закрыть] (президент Украинской Академии) лично обещал Сталину оочень длинную жизнь, а сам преставился рано. (За что были наказаны некоторые его соратники).

Даже фронтовиков-киевлян прописывали в Киеве только при условии призыва в армию из Киева и наличия сохранившейся (хоть и занятой другими) жилой площади.

Киевский погром в сентябре 1945 года, начался после того, как офицер-фронтовик Иосиф Розенштейн (работавший в НКВД-МГБ!) застрелил двух оскорбивших и избивших его пьяных солдат. Их призвали на помощь украинские родственники, которых выселяли из квартиры, где жили раньше евреи. После этого толпа растерзала жену Розенштейна, пытавшуюся его остановить, и вступившегося за нее еврея. Погром совершался во время похорон их участниками. Погромщики прошли по центру Киева (что было запрещено для похоронных процессий), зашли на Евбаз, разгромили там торговые ряды, избили всех встретившихся по дороге евреев – некоторых до смерти. Розенштейна по приговору суда расстреляли.

В это же время Сталин отменил уголовную ответственность за антисемитизм (зам. Генерального прокурора пытался возражать – мол, он у нас еще не изжит). Но не мог же «Сам» стать уголовником, хотя бы формально, и другим нужна была поддержка, чтобы можно было не бояться. Одновременно Сталин время от времени публично требовал строго наказывать за антисемитизм, вплоть до расстрела! Власти предержащие эти игры понимали, а прочие могли успокоить свою совесть – ну, перегибы на местах.

Тем не менее, в Киев после войны все равно вернулось много евреев, которые не были связаны с необходимостью «открепляться» с места прежней работы.

В 1947 году в моем первом классе евреев было около трети, а по официальной статистике евреев в Киев вернулось четыре процента от общего населения. До войны в Киеве евреев было 25 %.