Текст книги "Три судьбы"

Третий был совсем другой. Кругловатое лицо его казалось слепленным из наобум выхваченных деталей: длинный лягушачий рот, совиные глаза над пухлыми щечками, тонкие, как у хорька, зубы и в довершение – тяжелый квадратный подбородок. Словно неумелый Франкенштейн сшил своего голема из чего попало. И пахло от него странно: не потом или, к примеру, перегаром, а металлом и смазкой. И к механическому, неживому этому запаху примешивался слабый душок чего-то нехорошего. Гесту нечасто приходилось обонять наркотики, разве что во время банных сборищ, а нагретый пар даже знакомые запахи заставляет звучать по-другому, но сейчас он заподозрил кокаин. Ноздри примостившегося меж пухлых щек остренького носика чуть краснели.

Куртка на «големе» была тоже, разумеется, кожаная, но куда качественнее и дороже, чем на «бойцах». Цвета темного шоколада, тонкая, очень мягкая, похоже, лайковая.

– Вы кто такие? – Надменно усмехаясь, он смерил Геста быстрым взглядом и принялся рассматривать Лелю, нехорошо прищурившись. – Потрахаться, что ль, негде? Валите отсюда, пока я добрый. А то… – Он осклабился. – Телка-то у тебя ничего…

Гест вдруг понял, что если сейчас отступит, вся будущая жизнь, все планы, все-все рухнет. Рассыплется прахом. Леля-то его простит, конечно, отступить перед явно превосходящими силами – это всего лишь разумно. Но какой же он тогда «всемогущий»?

И, шагнув вперед, так чтобы Леля оказалась за спиной, твердо взглянул в глаза этого странного персонажа.

– Я арендатор.

– Аренда-атор? – Лягушачий рот вопреки ожиданиям в усмешке становился меньше, усиливая сходство с хорьком. – Типа это твой домишко?

– Только подвал.

– Смелый какой… аренда-атор. Тебе кто разрешил сюда лезть, арендатор? – Он уже не тянул слово, а как будто выплевывал его.

Гест назвал фамилию чиновника, подписывавшего разрешительные документы. Хватило одного звонка Якута, чтобы все необходимые процедуры были проведены буквально в мгновение ока.

– Это что еще за хрен с горы?

Пришлось назвать должность и отдел.

– Из мэрии? – Длинный рот презрительно искривился, круглые глаза сузились. – Таких придурков… – Но тут он вдруг задумался ненадолго. – Из мэрии, значит… – повторил, еще сильнее прищурившись. – Ты под кем работаешь, арендатор? Платишь, говорю, кому?

Вмешивать в свои проблемы Якута Гесту, разумеется, не хотелось. Но, с другой стороны, здесь, судя по всему, именно его земля, а эта троица вперлась на чужое. То есть – не по «понятиям». Гест до сих пор толком не разобрался, как эти самые «понятия» устроены, но знал, что являться в наглую на чужую поляну – точно какое-то нарушение.

– Якуту. – Он ответил без нажима, почти равнодушно, однако не расслабленно, не давая повода заподозрить лишнее (воистину – лишнее!) оскорбление.

Лайковый не вздрогнул, не выругался – в общем, сохранил видимость самообладания. Но по лицу его пробежала легкая тень.

Он отстегнул от пояса тяжелый черный брусок в кожаном чехле. Мобильник, не то догадался, не то удивился Валентин. Такой же имелся у Якута. Для самого Валентина игрушка была дороговата, он обходился пейджером.

– Якут, привет! Че за дела? Как кто? Бонд, не узнал, что ли? Богатым буду! – Он коротко засмеялся, но тут же посерьезнел. – Короче, я тут свое хозяйство глянуть пришел… да домик тут один… тебе точно без надобности… жильцы кочевряжатся, так мы им… не, спалить – не вариант… Пришел, короче, поглядеть, как и чего… с людьми побеседовать еще раз… а тут хмырь какой-то, да еще с телкой. И на тебя стрелки переводит. Так базарит или… Чего?… Че за погоняло такое? Я не слыхал… Чего? – повернулся к Валентину, буркнул: – Как фамилия?

– Гест.

– Точняк, – подтвердил лайковый в трубку. – Твой, говоришь?… Ладно, ладно, не пыли. Мне по барабану, другой возьму, может, там еще и… Но с тебя причитается… Да ладно, ладно, я так, типа пошутил…

Если бы взгляды могли убивать, Гест уже просыпался бы прахом на пыльный асфальт. Но сказать похожий на представителей целого зоопарка тип ничего не сказал. Махнул своим «гвардейцам», и троица двинулась к припаркованному метрах в десяти черному «Ленд крузеру».

Через несколько шагов лайковый обернулся, повел рукой в сторону оставшегося сзади дома:

– Добро пожаловать! Без базара! – И зашагал прочь, уже не оборачиваясь.

Только глаза сверкнули. Гест поежился, словно не за ним осталось поле битвы, словно прощальный этот взгляд воткнулся в него сквозь прорезь прицела.

* * *

– Ну я Петрович, чего бурю подняли, чего надо?

Жэковский слесарь явно маялся похмельем, и ему совершенно не хотелось выяснять, почему в подвале одного из вверенных его попечению домов в последние месяцы развелось настоящее болото.

– Дык, а че хотите, домишко-то древний, трубы гнилые все, канеш, текеть. И будет течь, че я тут…

– Ну вы хоть посмотрите! – умоляюще протянул Гест. – Я заплачу сколько надо. Жильцы говорят, течь совсем недавно стало, меньше года. Да вы же помните, наверное, тут раньше библиотека была… Не в луже ведь она плавала.

– А, точно! Была библиотека! Ладно, погляжу… – Слесарь недовольно скривился. – Тока я эта, без струмента ща…

– Вы, главное, поглядите, определите, какой ремонт нужен, а там уж…

– Ладно, ща.

Из болтающейся на плече брезентовой торбы Петрович добыл металлический массивный фонарь с раструбом на конце, пощелкал кнопкой. За стеклом заплескалась едва видимая лужица жиденького желтого света.

– Опять, блин, батарейки сели! Слышь, мужик, сбегай в палатку какую, батареек купи. Чего я с таким прожектором разгляжу? Где трубы, туда ж от окон не достает. Не, электричество-то там есть, а тока я не самоубийца его включать, когда вся проводка небось мокрая насквозь. Вот таких купи. – Развинтив фонарь, Петрович вывалил на ладонь пару толстых батареек. – И эта… пивка мне возьми, а? – В голосе слесаря прорезались просительные нотки.

Гест вытащил из сумки банку, подал страждущему. Ухмыльнулся мысленно: умный мужчина знает, откуда ждать проблем.

Петрович поглядел на протянутую ему жестянку, на Геста, опять на банку, взял недоверчиво:

– Холодненькое…

Банка опустела быстро, Гест протянул вторую.

– Ну ты даешь, мужик! – Слесарь оживал на глазах. – Уважил. Я не я буду, если не починю тебе этот подвал. Слышь, может, у тебя там, в сумке, и батарейки припасены?

– Лучше. – Гест вручил ожившему слесарю налобник.

– Эт че? – недоверчиво спросил тот.

Расправив прорезиненные ремешки, Валентин натянул конструкцию на голову, приладил, чтоб кубик собственно фонаря встал куда надо, нажал кнопку – свет был мощный, белый, видимый даже сейчас, при солнце.

– Фигасе! Видел я как-то такую штуку… – Петрович надел конструкцию, подвигал. – И руки свободны, а то, бывает, без помощника никак: один светит, другой ковыряется.

И нырнул в подвальные глубины.

Вернулся он неожиданно скоро, угрюмый, недовольный:

– Вы там сами, что ль, ковыряться пытались? Умники! Лезут, лезут, а потом – Петрович, спасай!

Гест принялся оправдываться:

– Да я даже не знаю, где там что…

– А не знаешь, нечего и лезть!

– Да не лазил я никуда! Я этот подвал сам только что увидел.

– Ну… может, и не лазил, – согласился присмиревший вдруг слесарь. – Кто-то из жильцов небось. Хотя тут такой контингент… – Он полез под обхватывавшие голову ремни, почесал макушку. – Как чего, сразу меня давай кликать, зачем бы они сами полезли… Наверное, пацанва развлекалась…

– Так можно починить или как?

– Да можно, можно, не вопрос. Там две муфты свинчены. Не до конца… Вот и хлыщет. Ща все в лучшем виде сделаем, там работы начать да кончить.

– Вы же говорили, что инструмента с собой нет.

– Ну дык это смотря какого. – Слесарь хлопнул по своей торбе, та ответно брякнула. – Не боись, мужик, фигня делов.

С полчаса Гест с Лелей сидели на бордюре, окаймлявшем «карман» возле одного из подвальных окон, и поддразнивали друг друга:

– Плещется там!

– Да ничего не плещется, это тебе мерещится.

– Ничего мне не мерещится, это ты глухарь. Слесарь там плещется. Он, наверное, водяной. Помнишь, в мультике? Я водяной, я водяной, никто не водится со мной!

Они догрызали нашедшийся в Лелиной сумочке бублик, когда «водяной» неожиданно возник рядом:

– Нормально все.

– Как – уже? – изумились они хором.

– Ну да. Дверь я пока замыкать не стал, пусть просохнет там все.

Когда Гест расплатился, щедро, с прицелом на будущее, слесарь, покрутив головой, вдруг предложил:

– Слышь, мужик, не знаю, чего ты там устраивать станешь, но тебе ж небось и уборщицы потребуются?

– Неплохо бы. Но сначала – пара мужичков. Там кладовок понаставили, все надо будет размонтировать и вынести. Потом уж уборщицы.

– Так я скажу там… – Петрович с явным сожалением стащил с головы фонарь, вздохнул, протянул Гесту.

Тот махнул рукой:

– Да забирай! Мне он так, для рыбалки или еще чего в этом роде – для баловства, в общем, а тебе для работы пригодится.

– Ты че, правда? – Дар обрадовал Петровича куда больше, чем полученный только что гонорар. – Во мужики обзавидуются! Ща возьму кого-нить, мы там металлолом-то мигом разнесем. И теткам скажу, чтоб завтра-послезавтра, как просохнет, приходили, так? – Похоже, он опасался, что драгоценную игрушку сейчас отберут. – И вообще, мужик, ежели чего, ты это, сразу вызывай, все сделаем в лучшем виде!

* * *

За то время, что Гест не был в любимом «гараже» Якута, здесь почти ничего не изменилось. Разве что возле компьютерного стола теперь висел японский пейзаж: длинная вертикальная полоса с вздымавшейся посередине зеленоватой волной и столбцом иероглифов справа. Изображение, довольно условное, почему-то производило впечатление куда более сильное, чем, к примеру, «Девятый вал» Айвазовского.

Однако Гесту было не до разглядывания произведений искусства:

– И представляешь, Якут, там специально какие-то муфты свинчены были, вот вода и хлестала. Ну то есть сочилась, не хлестала, но сырость как в бане, штукатурка кусками отваливается. Вовремя я туда явился. Слесарь там отличный дядька. Алкаш, конечно, но в рамках. Я ему налобник отдал, так он на меня теперь как на небесного ангела глядит, все трубы наладил, хлам с мужиками повытаскал, за две бутылки на троих, теток каких-то нагнал, чтоб порядок навели. У меня, говорит, теперь твой объект на особом контроле будет.

– Налобник? – Якут задумчиво отставил бокал с виски, взял бутылку минералки, поболтал, глотнул…

– Ну фонарь такой, с ремнями, чтоб на голову надевать. Он светит, а руки свободны.

– Типа как у шахтеров, что ли?

– У шахтеров прямо на касках, а этот сам по себе. Но да, похоже. А слесарю жэковскому такая штука реально жизнь облегчит. Он очень счастливый был…

– Эт ты молодец. Вроде пустяк сделал, а, считай, купил мужика. Дорогая штуковина-то? – Якут почему-то вдруг заинтересовался.

– Да ну! Мне приятель подарил, из Финки приволок. Китайские тоже бывают. Фигня, в общем, фонарик и фонарик, только с ремнями, и лампа светодиодная, а не накаливания, поэтому батареек надолго хватает. Бывают еще и аккумуляторные, их прямо из розетки заряжать можно.

– Чего ж такую пользительную фигню наши кооператоры еще не клепают?

– Может, кто и клепает. Фонарь-то полезный, только кому? Ну, туристы такие берут, рыбаки там… Ночью в лесу удобно.

– Туристы – баловство. Хотя тоже… – Якут явно что-то обдумывал. – А слесари вот…

– Ну, Якут, кто там будет для слесарей стараться!

– Эт хорошо. И ведь не только сантехникам такая штуковина пригодится. Автослесари – в яме-то, а?

– Ну ты даешь! Тебе-то что до автосервисов?

– Не скажи, не скажи… Короче. Ты еще такой фонарь можешь добыть?

– Да могу, наверное. У нас в продаже пока не видел, но ребят поспрошаю, привезут.

Якут недовольно сморщился:

– Не, долго. Как, говоришь, слесаря кличут? Петрович?

– Якут! – Вдруг испугавшись, Гест едва не вскочил, но диван был слишком мягким, пришлось остаться на месте. – Не трогай дядьку, а? Он такой счастливый был с этим фонарем…

– Да не бзди, не обижу твоего слесаря. Вежливо подойдем, попросим поглядеть твой подарок. Поглядеть, я сказал, а не отбирать. Есть у меня человечек, танк на кухне склепать может. Не, на кухне не поместится, а в гараже – точно сможет. Вроде тебя умник, только не по химии, а по инженерному делу всякому. Голова – во! И руки тоже. Этот… фонарь… он ведь несложный?

– Да ничего сложного: корпус, батарейки, лампочка, кнопка, ремни с пряжками. Ну, ремни, конечно, лучше эластичные.

– Это понятно. Посажу бабулек каких-нить, детали им привезут, пусть собирают… Или даже пацанов – типа кружок «Умелые руки», забота о подрастающем поколении.

– Тебе-то зачем?

Откинувшись на мягкую спинку, Якут некоторое время оглядывал Геста так, словно видел его впервые. Но не удивленно, а скорее насмешливо.

– Думаешь, я только крышей работать могу? Ну и там девочки, наркота, всякое такое…

– Якут, я не…

– Да брось! Я же вижу, не слепой. Типа грязные у нас дела. Это так, конечно, мне от моих дел вовек не отмыться, только те, кто у меня покупает, они-то не чище. А главное – все это туфта. Пыль. Помяни мое слово, вся эта вольница, кто смел тот и съел, все это ненадолго. Ну пять лет, десять, может. А там начнут гайки заворачивать. Потому что, если не начнут, ствол у каждого под подушкой лежать будет. Как на Диком Западе. Не, напрочь все не прикроют… Спрос, знаешь ли, рождает предложение. Но сейчас меня ни одна зараза к ногтю взять не может, я в любой кабинет войду… А лет через десять… Я вот про американцев читал, как ихняя братва города делила и держала. А сейчас? Не, банд хватает, но они все… в рамках. И у нас так будет, и довольно быстро, я чую, куда идет. И к тому времени хорошо бы… Опоздал я малеха, бензин весь уже поделен, не сунешься… Ладно, много чего и кроме этого есть.

Гест слушал как завороженный. Он давно понял, что Якут не только не прост, а очень и очень не прост. Но – «про американцев читал», «скоро у нас всех в рамки загонят»? Это был уже какой-то другой, совсем неожиданный уровень…

Якут усмехнулся:

– Челюсть подбери. Разболтался я что-то. Не обращай внимания. Значит, говоришь, трубы в подвале кто-то специально развинтил.

– Петрович сказал, что похоже. Или, может, ребятня мелкая баловалась.

– Да ладно, ребятня! На фига им? И хватит ли у ребятни на это силенок?

– Вот и мне кажется, что тут без того хмыря не обошлось. Который допытывался, кто мы такие, а как про тебя услыхал, сразу сник. Очень уж он злорадно ухмылялся. Как его, Бонд. Вроде так он сказал. Почему, кстати, Бонд?

– Погоняло у него такое. Типа крутой.

– А он… не крутой?

– Да так, серединка на половинку. – Якут усмехнулся. – Ты ж сам видишь, какой… Если трубы именно он развинтил. Ну дурь какая-то, ей-богу. Он же не из-за тебя диверсию устроил, он про тебя и не знал ничего. Выходит, решил жильцам веселую жизнь устроить. Типа жить невозможно, валите отсюда, пока все не рухнуло. Глупость, и ничего больше. Не, ну положил ты глаз на этот домик, разве так делают? Ладно бы пригрозил жильцам…

– Он, говорят, грозил.

– А, брось! Когда реально грозят, народишко бегом кидается манатки собирать. А он что? Думал, жильцы как крысы с тонущего корабля разбегутся? Ясно ведь, что с затопленным подвалом люди сто лет там еще жить будут. То есть просто нагадить хотел, получается. Гниловатый, в общем, типчик.

– Ну, может, думал, что подействует?

– Чтоб подействовало, надо было в подвал отравы какой-нибудь насыпать. Ну или парочку пожаров устроить. Маленьких, не для урону, а чтоб всем все ясно стало. Думал… Разве тот, кто думает, так делает? Не, он просто нагадить хотел. И главное-то! Прежде чем домик под себя отжимать, надо у людей поспрашивать! Может, домик-то вовсе не ничейный, может, он при ком-то. Пришел бы ко мне, как приличный пацан, мне что, жалко? Да бери. А тебе мы че-нить другое приискали бы. Чего ты, кстати, сам-то в этот подвал вцепился? Других не нашлось?

– Ну, во-первых, не подвал, а полуподвал. А главное, там же библиотека раньше была. Люди привыкли. И с чиновной братией легче. Им тоже приятно в отчетах написать про восстановление культуры.

– А! – Якут опрокинул в себя остававшийся в стакане виски, зажевал кусочком сыра. – С этими гавриками вообще договориться не вопрос. Им сверху позвонят, они тебе любое помещение на блюдечке с голубой каемочкой вынесут.

– И ты… можешь сделать так, чтобы… позвонили?

– Обижаешь, химик! Много бы я… наработал, если бы нужный звонок не мог организовать? Чего глупости спрашиваешь? Тебе же обеспечили режим благоприятствования, ты ж не думал, что оно само. Но в чем-то ты прав. Так, на старом месте, все гораздо проще. Ума не приложу, чего Бонд в этом домишке нашел привлекательного. Разве что народец там весь пожилой, думал небось с такими проще. Да это на самом деле тоже не проблема. На любой народец можно управу найти. Хотя со старичками-то как раз еще и сложнее бывает, они ж там блокадники через одного, рука не поднимется их по-настоящему прессовать. У меня бы точно не поднялась. Если ему место именно это нужно, так нашли бы что-нибудь подходящее. Но он ведь даже не подумал ко мне прийти! Не по понятиям, короче. Мутный человечишко. Джеймс Бонд, блин!

Еще немного выпив, Якут вдруг спросил:

– Кстати, о блокадниках. Я давно узнать хотел, ты только не обижайся, че у тебя за фамилия такая дикая, химик?

– Почему дикая? Немецкая.

– Вот и я так подумал… Отец из пленных, что ли? Фашист? Не, я понимаю, что сын за отца не отвечает, но ты мне все-таки честно скажи. У меня, знаешь, папаня на Невском пятачке, считай, жизнь положил. Весь искромсанный вернулся, по госпиталям сколько лет скитался, подлатали, но так, знаешь… Мамка моя его подобрала – девчонка совсем, он ей в отцы годился, а она, вишь, влюбилась. Мужиков-то после войны недобор был, но она и вправду влюбилась. Ухаживала за ним всячески, так что он после войны еще довольно долго прожил, не медицине благодаря, а мамане. Помер, когда я от горшка два вершка был, я его и не помню, только по ее рассказам. Она красивая была, но больше-то уж ни с кем никогда… Любила, видать, сильно… А твой папаша, значит, с той стороны воевал? Или дед, может?

– Моему отцу во время войны было четыре года. Его из Питера по Дороге жизни вывезли, – сухо, как о ком-то постороннем, сообщил Гест.

– Так ты местный, значит? – недоверчиво покачал головой Якут.

– Такой местный, что местнее некуда. Фамилия немецкая! Знаешь, сколько Екатерина Великая немцев в Россию притащила? А до нее? Мои предки, если хочешь знать, еще при Петре Первом тут обосновались.

– Петр – это который Медный всадник?

– Точно. – Раздражение Геста погасло так же внезапно, как и вспыхнуло.

– Вот оно что… А разве их, немцев, всех в войну не выслали? Вроде ж высылали – вдруг шпионы. В Казахстан, что ли, их отправляли.

– Высылали, – подтвердил Гест. – Но не всех. Дед мой на фронт рвался, не отпустили его, он врач был, на «скорой» работал. По восемнадцать часов, а то и сутками напролет, поспит часок на диванчике в углу и опять работать. Там и умер, возле диспетчерской. До кушетки два шага не дошел, упал и умер. Жена, ну то есть бабка моя, медсестрой там же, на «скорой» была, их экипаж под бомбежку попал, всех одним махом… Сестра ее капельдинером в Мариинке служила, ее на окопах, ну, знаешь, тогда всех таких возили укрепления строить, ее еще в первую осень осколком убило. Отца бабка его, деда моего мать, вырастила. Ему восемнадцать стукнуло, только в институт поступил, когда она умерла.

– Местный, значит… – тихо повторил Якут.

* * *

– Вы правила прочитали? Какой именно пункт вам непонятен? – Галя улыбалась дружелюбно и терпеливо.

– Ну… если с книжкой что-то случится… – Мявшегося у стойки парня легко можно было представить на футбольных трибунах или даже у пивного ларька. Здесь его бритая голова, бугрящиеся под легкой рубахой плечи и крупные ладони с въевшейся грязью (хотя руки он явно пытался отмыть) смотрелись чужеродно. Впрочем, таких – неподходящих – посетителей было большинство. Самая читающая страна по-прежнему оставалась самой читающей.

– В случае утери или серьезных повреждений залог не возвращается. – Галина улыбка стала чуть лучезарнее, смягчая протокольность реплики. – При небольших повреждениях залог возвращается частично.

– Не, я понял, я это… Если… Собака у меня. – Он мотнул головой в сторону двери. – Любит бумагу трепать. Про залог я понял, а дальше? Меня выгонят?

– Что вы! Мы никого не выгоняем. У кого собака, у кого дети маленькие, мы все понимаем. Для этого залог и существует. Иначе библиотеку придется очень быстро закрыть. Фонды-то надо пополнять.

Подумав еще чуть-чуть (Валентин из-за приоткрытой двери подсобки буквально видел, как под бритым черепом ворочаются тяжелые, непривычные к движению мысли), парень спросил почти робко:

– Так я… это… могу выбрать?

– Пожалуйста. – Галя гостеприимно повела рукой в сторону сверкавших пестрыми лаковыми корешками стеллажей.

– А… там написано, что не больше трех…

– Вы же не одновременно их читать будете. – Улыбка стала чуть строже. – Прочитаете, придете за следующими.

– Что взял? – поинтересовался выбравшийся из подсобки Валентин, когда парень ушел. – Нет, погоди, дай угадаю. «Рэмбо»… Есенина… и… нет, не знаю.

Галя усмехнулась, поведя круглым плечом:

– Никитина еще. Рядом с «Рэмбо» славянское фэнтези действительно забавно выглядит. – Она забавно наморщила носик. – Как ты про Есенина догадался?

Теперь плечами пожал уже сам Гест:

– Так как-то. Что вернет, как думаешь?

– «Рэмбо», он, кстати, с уцененной секции, его уже пятый раз возвращают. Есенин и, возможно, Никитин падут жертвой собачьих зубов. Никитина будет серию собирать, а Есенина… – Она замялась на мгновение. – Девушкам читать?

Байка про «собаку, которая все на клочки дерет», была среди посетителей библиотеки самой популярной.

– Много сегодня?

Галя приоткрыла один из ящиков своего стола-стойки, бросила туда беглый взгляд, назвала сумму.

– Возвратов пока не было.

Гест каждый раз удивлялся: зачем она смотрит в ящик? Какой-то странный рефлекс. Посчитать за один взгляд невозможно, да и не нуждалась она в этом – калькулятор в ее хорошенькой головке держал все цифры цепко.

Галя! Изящный бейджик повторял стоящую на столе лакированную табличку: старший библиотекарь Галина Сергеевна Разумнова.

«С фамилией повезло, – думал иногда Гест, – старший библиотекарь Козлова было бы похуже, а Разумнова – как по заказу для такой должности».

Никто бы не узнал сейчас в ней недавнюю «банную» девочку. Буйные золотые кудри убраны в аккуратный пучок, высокий лоб открыт – никаких легкомысленных челок, юбка, наоборот, почти прикрывает круглые колени, непрозрачная блузка застегнута до самого горла, лишь изредка, в жару, Галя позволяет себе расстегнуть одну-единственную пуговичку. Довершают облик идеального библиотекаря строгие прямоугольные очки. Гест знал, что стекла в них простые, без диоптрий, но это, пожалуй, заслуживало уважения даже больше, чем все остальное. До очков Галя додумалась сама.

Когда он предложил девушке работу, она согласилась моментально, с плохо скрываемым восторгом. При том, что он ведь предупредил: зарплата, даже с процентами – не «от», слова «продажи» он всеми силами избегал, просто «с процентами» – будет, вероятно, ощутимо меньше, чем «банные» доходы. Галя только усмехнулась горько:

– Какие там доходы! Знаете, сколько тратить приходится? Так на так и выйдет. А даже если и меньше… Тут работа! А там…

Одна из местных старушек, счастливая осушением подвала и возрождением «очага культуры», охотно сдала «библиотекарше» комнату. Запретив, правда, «водить кавалеров», но уж это-то условие Галю пугало меньше всего:

– Что вы, какие кавалеры, мне к экзаменам надо готовиться, знаете, какой конкурс на бюджет!

Она мечтала выучиться на экономиста и каждую свободную минуту ныряла в очередной школьный учебник. Сейчас в приоткрытом верхнем ящике виднелся краешек раскрытого посередине Колмогорова.

Кроме учебников, Галя читала только положенное «по программе», объяснив однажды, что школа в ее вологодском поселке была «не школа, а слезы», теперь приходится наверстывать. Изредка в ее руках появлялись дамские романы. Видимо, для вдохновения и мотивации: мол, все у меня сложится хорошо.

Гест ни на мгновение в этом не сомневался. Чудесная девочка. «Ей-богу, мог бы – женился бы», – посмеивался он мысленно. Не всерьез, разумеется. Зачем ему кто-то, если есть Леля? Он же не мусульманин, чтобы гарем заводить.

Мысли о гареме были смешные, но девочка и вправду чудесная, сокровище просто. Молодец он, что, ломая голову над тем, где брать персонал, по какому-то наитию решил: а почему, собственно, надо непременно искать «дипломированных специалистов»? Вон в проектном институте, где он до сих пор числился, этих «дипломированных» (а то и «остепененных») навалом, и толку с них? Способность работать не бумажками определяется. Якут вон считает, что с толком можно чуть не любого использовать, те же Харя, Ронсон и им подобные – не сказать, чтоб ума палаты, зато верные и вопросами лишними не задаются. Или, к примеру, Петрович. Алкаш, без сомнения. Но о том подаренном фонаре (и, быть может, банках пива) не забывает – и за «объектом» следит зорко.

Галя, оказавшаяся когда-то победительницей выдуманного Якутом «поэтического конкурса», вспомнилась сразу. Вспомнился и взгляд ее, и выражение лица (когда думала, что никто ее не видит), отстраненно-задумчивые, словно девушка сосредоточенно о чем-то размышляла. Вульгарности, столь привычной среди ее товарок, в ней не наблюдалось. «И, подумал Гест, – это просто забавно: раз библиотека липовая, пусть и библиотекарша будет соответствующая». В конце концов, не справится – можно и распрощаться.

Но увольнять Галю не пришлось. Первым делом она навела в подвале уют: покрасила облезлые рамы, развесила по стенам несколько литографированных портретов, расставила там и сям простенькие вазочки с простенькими же, но милыми букетиками. Завела картотеку – точнее, две: одну для «фонда», другую для собственно читателей. Старательная, ничего не забывающая, сообразительная – уже через несколько дней Гест удивлялся: как без нее обходился?

Правила, которые висели сейчас при входе, они сочиняли вместе. На первый взгляд – обычные. Но среди пунктов, которые можно увидеть в правилах любой библиотеки, пряталось несколько ключевых. Именно они делали его детище тем, чем оно было: успешным коммерческим проектом. Гест и сам не ожидал, что – настолько успешным.

Официально библиотека числилась проектом некоммерческим и благотворительным, вдобавок муниципальным. За аренду Гест не платил – господа чиновники (не без подсказки, но все же) сочли, что сделанный за свой счет ремонт вполне эту самую арендную плату компенсирует. Про налоги тоже, разумеется, не вспоминали. Ну и потенциальные «крыши» не беспокоили – все знали, что здесь хозяйство Якута.

Никакой уникальностью ассортимента тут и не пахло – на стеллажах (которые постоянно приходилось пополнять!) стояло все то же, что заполняло книжные магазины и уличные развалы: фантастика, боевики, детективы, модная эзотерика, немного поэзии. Но в торговых точках цены были чуть не вдвое выше, чем здешняя сумма залога. Который «в случае утери или порчи книги» не возвращался! И становился прибылью, ради которой все это и затевалось.

Идея замаскированного под библиотеку магазина осенила Геста однажды ночью. После очередного постановления о запрете ночной торговли алкоголем изобретательные продавцы выдумали «аренду»: берешь бутылку, оставляешь в залог некоторую сумму денег. Какая-такая продажа? Ни-ни-ни! Аренда! А что арендованный товар не вернули – ну, знаете ли, может, разбили бутылку-то…

Гест, глядя на ряд киосков с яркими банками и бутылками, заметил, что пестрые эти полки удивительно напоминают книжные стеллажи. И выдумал «библиотеку».

Особенно он гордился пунктом про частичный возврат залога. Отыскать «повреждения» несложно, хотя сильно они с Галей не придирались, отпугивать людей излишней требовательностью не хотелось. Да, большинство читателей предпочитали оставить книжку себе, но ведь бывает, для кого-то и сумма залога «кусается». А случиться в процессе чтения и впрямь всякое может. Тогда из залога удерживались небольшие проценты, а «поврежденные» экземпляры отправлялись на отдельные стеллажи, где и сумма залога была соответственно меньше.

На тех же стеллажах размещались издания, принесенные на «обмен». За совсем небольшую доплату можно было поменять свою книгу на любую из отдела «уценки».

– Ну как, за новыми пора двигать или терпит?

– Вот список. – Галя подала ему два листа А4. – Те, что особенно хорошо идут, я отметила.

– И наверное, тебе уже кого-то в помощь надо? Без выходных практически работаешь.

– Ну… – Она замялась. – Есть две-три девочки, только…

– Галь, меня их предыдущее место работы меньше всего волнует. Что касается морального облика – главное, чтоб не крысятничали и не стучали. Ну и по-русски внятно изъяснялись, а не как на рынке. Да ты и сама все понимаешь. В общем, приводи, посмотрим на твоих протеже. Тем более что, чувствую, одной этой точки нам скоро недостаточно станет.

Примерно через полчаса, когда в «библиотеке» уже побывало с десяток посетителей, дверь распахнулась, впуская Якута и следовавшего за ним Харю.

– Ну как? Не обижает никто? – задал Якут дежурный вопрос.

Валентин ответил так же дежурно:

– Кто ж на твою поляну попрет, дурных нема.

Обошел Галин стол, сунулся в денежный ящик, отсчитал, сколько требовалось, протянул Якуту:

– Бухгалтерию станешь смотреть?

«Бухгалтерия» была простенькая, для себя, не для ревизоров. Какие ревизоры в библиотеке? Тут же не магазин!

– Мне делать нечего, как тебя проверять? – Якут сунул пачку в карман не считая. – Крысятничают дураки, а ты умный. Если надумаешь меня надуть, – он, впрочем, произнес не «надуть», а другое слово, да еще уголком рта брезгливо дернул, – по бумажкам я тебя не поймаю. Но ты не надумаешь. Тебе со мной дружить выгоднее. И главное, ты это понимаешь. В отличие от… некоторых. – Он покосился на зависшего у одного из стеллажей Харю.

Валентин удивился – громила был явно настолько верным псом, что сама мысль о крысятничестве казалась дикостью. Бросив взгляд в ту же сторону, он отважился спросить:

– Неужели… он?

– Он – нет. Но всякие бывают. Без мозгов. – Якут на мгновение хищно оскалился. – То есть сперва фигурально без мозгов, а после и буквально. Не, это не про тебя. Ты вон до какого додумался. – Он обвел глазами светлый зал, покачал головой. – Я, честно сказать, не ожидал, что пойдет. Кому сейчас до книжек? Ошибся, выходит. – Он похлопал себя по карману, куда убрал свой «процент». – И это хорошо. Не хлебом единым. И не игровыми автоматами. Кстати, о книжках…