Текст книги "Долгая дорога в дюнах"

За дюнами возле склада стоял нагруженный ящиками грузовик. Возле него в теплых, непромокаемых робах толпились рыбаки, только что пришедшие с лова. Они возбужденно шумели, загораживая путь машине. Озолс яростно кричал:

– Отойдите, вам говорят! С дороги!

Но рыбаки не трогались с места.

– Поезжай! – набросился на шофера Озолс.

– Как ехать-то? – возразил тот. – Людей давить?

– Все вы одна компашка-бражка! – Озолс заковылял вокруг машины, придвинулся вплотную к Калниньшу. – Что ты уперся? Что тебе надо?

– Это обман! – в тон Озолсу крикнул Калниньш. – Вчера еще обещали по тридцать сантимов за ящик, а сегодня уже двадцать даете. Что за дела?

– А я тут при чем? Вы слышали, я при вас в Ригу звонил. Цены устанавливает центральное правление.

– Центральное правление… Слыхали мы эту песню, – язвительно крикнул Лаймон. – А если центральное правление по сантиму за ящик даст? Так и будем кланяться?

Рыбаки хмуро ворчали:

– Мы на горючее больше тратим. В конце концов, ты должен как-то защищать наши интересы.

– Да поймите вы, олухи, – не на шутку разозлился Озолс. – Идти на конфликт с правлением, это же идиотизм. Не получите ни сетей, ни горючего. И рыбу у вас брать не будут…

– Лучше в море выбросить, чем за гроши отдавать, – непримиримо сказал Калниньш.

– Ах вон оно что! Ну, выбрасывай, раз ты такой богач. Снимай свои ящики к чертовой матери!

– Там, между прочим, не только мои…

Шофер не выдержал, вышел из кабины:

– Давайте решайте, мне еще два рейса делать.

– А что нам решать? – вмешался Лаймон. – Пусть он решает, ему за это деньги платят.

– Тогда сбрасывай ящики и убирайся отсюда! – приказал Озолс шоферу. – Я доложу в правление.

– А я грузчиком не нанимался.

– Заодно с ними? Последний раз спрашиваю – поедешь или нет?

– Никуда он не поедет, пока сами не разберемся, – твердо заключил Калниньш.

– Учителя наслушались? Я знаю – это он… Да и ты со своим сынком давно тут воду мутите. Ну смотрите!.. – Озолс повернулся и зашагал к правлению.

Шофер чуть заметно подмигнул Калниньшу.

– Может, зря мы так круто? – с сомнением сказал Марцис, глядя вслед Озолсу.

– Ничего, пусть попрыгает, – закуривая, ответил Фрицис Спуре. – А то совсем на шею сели. Если с первого улова так жмут, чего ждать дальше?

– Да-а, – задумчиво протянул кто-то из рыбаков, – все они одним миром мазаны.

– Это уж точно, – согласился Калниньш. – Протяни палец, так и руку отхватят.

В своем кабинете, не сняв еще плаща, Озолс взволнованно говорил по телефону:

– Я в затруднении, господин Варпа! Они просто сошли с ума – не выпускают машину, и все. Никогда еще такого не было.

– Что значит не выпускают? – растерянно переспросил на другом конце провода председатель общества «Рыбак» Варпа. – Вы должны объяснить им, что цена установлена…

– Да я говорил, убеждал… Поймите мое положение…

– Вы обязаны обеспечить доставку рыбы. У нас обязательства перед владельцами магазинов, консервным заводом… Вы же в курсе дел.

– Но, может быть, на этот раз пойти на уступки? Все-таки первый улов.

– На уступки? Чтобы подать пример другим? Ни в коем случае. Не уступать! И как следует проучить.

– Но как мне быть сейчас? Не знаю.

– Ничего пока не предпринимайте. Я посоветуюсь и позвоню через несколько минут.

Озолс положил трубку и начал стягивать с себя плащ. Повесил на крючок, присел было поправить ремень протеза, но тут раздался телефонный звонок, Якоб рывком поднялся:

– Да-да, я слушаю, господин Варпа!

В трубке послышался добродушный смешок:

– Нет, это не господин Варпа. Это господин Лосберг, ваш зять.

– Господи! Рихард!.. Откуда вы?

– Из Риги. Только сегодня прибыл.

– А Марта? Она с вами?

– Нет, конечно. Но она шлет вам привет. Думаю, скоро вы сможете поздравить себя с внуком… или с внучкой.

Крупная слеза скатилась по щеке старика.

– Господи! Рихард! Вы долго пробудете в Риге? Только пару дней? Я немедленно выезжаю к вам. Вы мне должны все рассказать. – Он положил трубку. – Хоть одна приятная новость.

Подошел к шкафу, достал бутылку водки, налил полную рюмку и залпом опрокинул.

Дюжие атланты добросовестно поддерживали портал дома на улице Шкюню, где жил Лосберг. Окна его квартиры на третьем этаже были плотно зашторены. В большом кабинете собралось человек шесть. Среди них директор банка Фрицкаус, промышленник Карлсоне, полковник Граузе.

– Если мы вас правильно поняли, – обратился Граузе к Рихарду, – то все эти туманные разговоры о контактах сводятся, по существу, к информации. А проще говоря – к работе на их разведку?

– Туманных разговоров было много, – усмехнулся Рихард. – Но инструкции получены вполне конкретные. Прежде всего, их интересуют русские базы в Вентспилсе и Лиепае.

– Легко сказать, интересуют! – нервно воскликнул Граузе. – Красные сидят там по договору с нашим правительством. Не высовывают носа и сами ни во что не вмешиваются. Соблюдают договор буква в букву. Попробуй к ним пролезть!

– А что обещают немцы взамен? – спросил Карлсонс.

– Вот тут-то и начинались туманные разговоры, – пожал плечами Рихард.

– Лично меня это вовсе не смущает, – вмешался, наконец, Крейзис. – Ясно, что Гитлер не хочет преждевременно дразнить русских. Он ведет очень тонкую и хитрую политику…

– Как бы его хитрая политика не вышла нам боком! – перебил полковник Граузе.

– Не знаю, – задумчиво проговорил Рихард. – Единственное, что я там понял со всей ясностью: мы им нужны только как маленькие пешки в очень большой игре.

Крейзис снисходительно усмехнулся, мягко прошелся по кабинету:

– Пусть даже так. Но если немцы сознают, что наша организация «Гром и Крест» все-таки существует, что она наиболее реальная их опора в Латвии, – это уже много!

– Да, да! – поддержал Фрицкаус. – И за это мы должны сказать большое спасибо нашему эмиссару в Германии – господину Лосбергу.

Рихард встал:

– Простите, но я хотел бы сразу внести ясность. Во-первых, я не ваш… и тем более не эмиссар. Я просто выполнил просьбу своего старого друга. – Во-вторых…

Крейзис дотронулся кончиками пальцев до его плеча.

– Не скромничай, Рихард. Во-первых, если бы тебе претила моя просьба, ты бы никогда не взялся ее выполнять. А во-вторых… Во-вторых, время покажет, наш ты или не наш. За твое здоровье!

– Господа, я думаю, нам пора. Сейчас начнут собираться гости. – Рихард жестом хлебосольного хозяина распахнул дверь.

Крейзис покидал кабинет последним. На секунду задержался, тихо спросил Лосберга:

– Этот немец, что приехал с тобой… как его? Зингрубер?.. Он действительно коммерсант или… – И так выразительно посмотрел Рихарду в глаза, что тот не решился солгать.

– Вот именно. Но, надеюсь, ты понимаешь?..

– Если бы не понимал, не спрашивал. Он будет сегодня на ужине?

– Конечно.

Среди гостей не было ни одной дамы – прием был деловой, строго официальный. Но Рихард позаботился придать этой встрече дружеский, непринужденный тон. В большой гостиной интимную обстановку создавали мягкий свет, негромкая музыка, искрящийся хрусталем фуршетный стол. Для доверительных бесед были устроены уютные уголки, отгороженные шпалерами цветочных ваз. Все выглядело вполне благопристойно и респектабельно: солидные деловые люди собирались вместе поужинать, перекинуться словцом. Тем более что человек их круга вернулся из Германии и ему, вероятно, есть о чем рассказать. Именно так думало большинство гостей, и только сам Лосберг да Зингрубер, по заданию которого был организован этот ужин, знали истинную цель встречи. Впрочем, догадывались о ней и друзья Крейзиса. Это была встреча-смотрины, где предполагалось знакомство и прощупывание друг друга.

Рихард представлял гостей Зингруберу:

– Освальд Крейзис, мой друг. Адвокат и отчаянный полемист, чтобы не сказать софист…

– Чтобы не сказать демагог? – с усмешкой ввернул Крейзис.

– Спорить с вами – особенно на политические темы – истинное наслаждение. Но дело нелегкое.

Манфред – он был в сером щегольском костюме – ослепительно улыбнулся адвокату:

– Моя мечта, господин Крейзис, услышать хоть одну из ваших защитительных речей.

– Надеюсь, вы получите такую возможность не в качестве моего клиента.

– Готов даже на это. Говорят, вы можете оправдать самого дьявола.

– Ну, это дело нехитрое, когда на твоей стороне вся бесовская сила…

– Вы хотите сказать, что ангелов защищать сложнее?

– Сложнее? Просто невозможно. Люди уже давно не верят в ангелов. Чем сильнее вы их убеждаете в своей святости, тем больше они распознают в вас искушенного черта.

Зингрубер раскатисто захохотал:

– Любопытно, любопытно, господин Крейзис. Был бы рад побеседовать с вами отдельно.

– Весьма польщен! В любое удобное для вас время.

Рихард на мгновение задержал Крейзиса, вполголоса сказал по-латышски:

– Все забываю тебя поблагодарить…

– За что?

– Ну… За нашего общего знакомого рыбака…

– A-а!.. Да, пришлось нам с Рудольфом попотеть…

– Считай, что я твой должник.

– Пустяки! Беру сырым и вареным.

– Все на столах.

– Полковник Граузе! – возвращаясь к своим обязанностям, продолжал представлять гостей Рихард.

Зингрубер окинул полковника коротким взглядом, доброжелательно поклонился.

– Всегда завидовал военным. Мужчина – это прежде всего сила и мужество. Не так ли, господин полковник?

Граузе пришелся по душе комплимент немца. Он еще выше поднял подбородок:

– Совершенно с вами согласен. Я всегда считал мужчиной только солдата.

Рихарда покоробила казарменная философия полковника, он брезгливо поморщился. Граузе, видно, и сам сообразил, что сморозил глупость. Попытался неуклюже выпутаться из щекотливого положения.

– О присутствующих, естественно, не говорят. Что касается вас, господин Зингрубер, для меня каждый немец солдат. В какой бы он ни был одежде.

– О-о! Я весьма признателен вам за столь высокую оценку. Сразу чувствуется, что вы знаток своего дела.

Граузе хотел продолжить беседу, но Рихард оттеснил его промышленником Карлсонсом.

– Карлсонс. Пиво, лес, рыба, – представился тот своей дежурной шуткой.

– Зингрубер. Шнапс, закуска, девочки, – в тон ему отрекомендовался Манфред.

Толстяк рассмеялся:

– Шнапс, закуска, девочки!.. Совсем неплохо. Покупаю пакет акций. Или это только вывеска фирмы? – И он отодвинулся в сторону, уступая место громадному медлительному человеку с ярко-огненной, почти красной шевелюрой.

– Господин Лоре, – отрекомендовал Рихард. – Судовладелец и золотой человек. В прямом и переносном смысле этого слова.

– К счастью, мое лучшее золото всегда при мне, – тряхнул шевелюрой Лоре. – Его может прибрать только один банк на свете.

– Но и он над вами не властен, – Манфред одарил судовладельца одной из самых лучезарных своих улыбок.

– Кто знает, кто знает… – уклончиво качнул головой Лоре и повернулся к Рихарду. – Мне поручено передать вам приглашение от Регины.

– Какая-нибудь из ее фантастических выдумок?

– Почти угадали – свадьба! Свою вы замотали, ну а мы – не таковские.

– Примите мои поздравления! – смущенно улыбнулся Лосберг. – Кто же избранник вашей дочери? Морган? Рокфеллер?

– И опять угадали, – захохотал Лоре. – Американец. Но без гроша. Ба-альшой прохвост! Далеко пойдет. Послушайте, я вам расскажу…

Он обнял Рихарда за плечи, бесцеремонно оттащил в сторону и громким шепотом спросил:

– Что за гусь? Он каждого так… обнюхивает?

– Манфред? Мой старый друг. Вместе учились в университете.

– М-да… – выпятил губу Лоре. – Тоже – ба-аль-шой прохвост! Все-таки, если честно, – терпеть не могу немцев!

– Русские вам симпатичнее? – усмехнулся Лосберг.

– Представьте – да. Именно русские, даже – большевики! Нет, ей-богу! Мне нравится их чувство государственного достоинства, фанатизм… Только если бы не их патологическая ненависть к частной собственности! Понимаете, я не хочу быть бедным. Я просто не умею этого делать. Я никогда не понимал людей, которые не в состоянии заработать гроша на кусок хлеба. В наше время… Поверьте, если б не это – я с удовольствием поддал бы вашему другу… коленом под зад. – Он заметил приближающегося к ним Зингрубера, перешел на немецкий и заговорил громче: – Знаете о чем я говорю, господин Зингрубер? Что мне очень импонирует немецкая деловитость. Я бы с удовольствием ходил под немецким флагом, если бы не ваша страсть больше плавать под водой, чем по воде. – Он зычно расхохотался своей шутке.

Манфред тоже рассмеялся, но внимательный Рихард заметил в уголках его глаз злые искорки. И вообще, за веселой непринужденностью Манфреда он чувствовал острое, напряженное внимание к каждому из присутствующих на этом деловом ужине.

Прекрасно сервированный стол, вышколенные, специально приглашенные для этого из ресторана официанты, богатый набор вин и закусок – все это создавало и хорошее настроение, и как бы подчеркивало значительность самой встречи. Вниманием компании с самого начала завладел Манфред – он был просто в ударе: сыпал остротами, рассказывал анекдоты, пил сам, потчевал соседей. Тосты, тосты, тосты…

Все шло по задуманному плану. Единственное, о чем жалел Рихард, это то, что приехал тесть. Своим нытьем и плебейским видом он портил всю изысканность встречи.

– Никакого сладу, – взволнованно жаловался он. – Чуть чего – орут, требуют… Совсем от рук отбились.

– Ну, орать-то всегда орали, – невозмутимо заметил Граузе. – Не надо распускать.

– В том-то и дело, что не только орут. Действуют – и не так уж глупо. Грамотные стали. Профсоюз помаленьку к рукам прибирают, газетки какие-то появились, листовки. Разговоры такие… Того и гляди, башку оторвут.

– О чем он говорит? – спросил Манфред у Лосберга.

– Да так, жалуется на рыбаков. Плохо работают.

– Их, видите ли, не устраивают наши порядки, – вмешался Граузе. – Стадо почувствовало себя без хозяина.

– О-о! Без хозяина, это плохо. А в принципе… Если люди мечтают о новом порядке, им обязательно надо в этом помочь.

– С вами поможешь… – переходя на латышский, пробурчал себе под нос Граузе и наклонился к Рихарду: – Вы уверены, что он не понимает по-латышски?

– Черт его знает, – неожиданно откровенно признался тот. – Разве можно сейчас быть в чем-то уверенным?

Глава 8

Яркие лучи автомобильных фар вынырнули из-за поворота и заплясали в темноте. Полицейская машина промчалась по ночной дороге. Как и в прошлый раз, она свернула с шоссе к рыбацкому поселку, проскочила крайние домики, резко затормозила у школы. Трое полицейских вышли из автомобиля, быстро поднялись на крыльцо, с силой застучали в дверь:

– Откройте! Полиция!

Лаймон, возвращавшийся от Бируты, чуть не наскочил на полицейских. Заметив их, он на секунду замер, затем бесшумно отступил в тень и что было мочи бросился к своему дому – рыбак знал, что Акменьлаукс сейчас находится у них.

Учитель, действительно, был у Калниньша. При свете настольной лампы они вместе с хозяином склонились над какой-то бумагой – рядом стояли забытые стаканы с чаем. Калниньш рассеянно потянулся за своим стаканом, но отхлебнуть не успел: в комнату ворвался Лаймон.

– Полиция! – задыхаясь, выкрикнул он. – Скорее!

– Где? – в один голос спросили оба.

– У школы. Случайно наткнулся… Бегите!

Учитель замер на секунду, жестким усилием воли подавляя растерянность, затем метнулся к столу, начал собирать бумаги.

– Скорее же!

Калниньш накинул на плечи куртку, коротко бросил от порога:

– Жду у лодок.

Акменьлаукс завернул бумаги, протянул Лаймону:

– Это сохранишь во что бы то ни стало. Передашь в Риге… знаешь кому.

Где-то совсем близко послышался звук автомобильного мотора. Акменьлаукс кинулся к окну, распахнул его. Лаймон помог учителю выбраться наружу, спрыгнул следом. Совсем близко раздались голоса, залаяли потревоженные собаки. Беглецы затаились. Выждали. Затем Акменьлаукс едва слышно прошептал:

– Ну все, разбегаемся!

Калниньш стоял, чутко вслушиваясь в тишину. В нескольких шагах от него покачивалась лодка.

– Сюда! – громким шепотом позвал он, услышав шаги.

Учитель подбежал к берегу, тяжело дыша. Рыбак бросился ему навстречу, подхватил под руку. Хлюпая по мелководью, они добежали до лодки. Калниньш торопливо дернул за шнур – мотор взревел, но тут же заглох.

– А, черт! – Рванул еще раз, еще…

– Не суетись, спокойно!..

И вдруг по воде загуляли отблески света – до них не сразу дошло, что это автомобильные фары. И только когда раздался шум мотора, а в лучах света замелькали тени людей, стало ясно: их настигли. Тишину ночи прорезал грозный оклик:

– Стой! – Потом еще: – Стой, стрелять буду!

Калниньш схватил весло, изо всех сил оттолкнулся, но полицейские уже бухали сапогами по воде.

– Стой! Не шевелись! Стрелять буду! Вы Акменьлаукс? Попрошу вас следовать за мной. Вас тоже.

…Конвойные провели его по тюремному коридору и втолкнули в комнату следователя.

– А, господин учитель! – усмехнулся тот. – Все дороги ведут в Рим? Совсем недавно в этой самой комнате я беседовал с одним из ваших учеников. Да и вам, кажется, давал добрые советы. Видите, как заразительны дурные примеры.

– За что я арестован? – угрюмо спросил Акменьлаукс.

– Какая наивность! – язвительно заметил следователь. – В вашем возрасте, с вашим опытом… Хотите ознакомиться с этой папкой или мне самому кое-что процитировать, товарищ командир особой роты латышских красных стрелков?

Учитель искоса, с опаской посмотрел на следователя.

– Надеялись утаить этот факт вашей биографии? Вам никогда не приходило в голову, что рано или поздно вас заложат собственные единомышленники?

– Стандартные приемы, господин следователь, я никогда не скрывал своего прошлого.

Полицейский извлек из папки номер «Цини», выдержал паузу:

– Бог с ним, с прошлым. Мы даже позволили вам учительствовать. Но вам, оказывается, все неймется.

– Не понимаю.

– Пришлось основательно поработать, чтобы сегодня предъявить вам обвинение в антигосударственной деятельности. Теперь мы достоверно знаем, что вы – член нелегальной коммунистической партии.

Арестованный молчал. Следователь развернул газету с отчеркнутой статьей, протянул учителю:

– Что вы скажете об этом?

– Ничего не могу сказать. Я эту статью не читал.

– Разумеется. Для чего же читать, если вы ее сами писали.

– Чем вы это докажете?

– У вас очень бойкое перо, господин учитель, – следователь с сарказмом прочел: – «…Близится час! Народ сорвет оковы рабства и вновь завоюет отнятые у него свободы!..» Но должен вам заметить как постоянный ваш читатель – у автора довольно однообразная манера изложения. – Он достал еще несколько газет и положил на стол. – Мы вас расшифровали, – следователь придвинул к Акменьлауксу бумагу и перо. – Так что придется вам, господин учитель, еще раз поработать пером. Но на сей раз для нашей конторы. Пишите, отмалчиваться не имеет смысла.

Арестованный решительно оттолкнул лист:

– Если вам так хорошо все известно, зачем же писать?

– Слушайте, Акменьлаукс, на что вы рассчитываете? На тот самый «час, который близится»?

– Мне не хотелось бы углубляться в политическую дискуссию. Тем более, человек вы неглупый и обстановку, видимо, понимаете.

Следователь долго не сводил с учителя ледяного взгляда, затем медленно процедил сквозь зубы:

– Что ж, я предупредил. Завтра вы будете сами просить перо и бумагу, но… как бы не оказалось поздно. – Он нажал кнопку звонка, вошел конвойный. – Увести!

Как только за Акменьлауксом захлопнулась дверь, в кабинет вошел начальник тюрьмы – пожилой мужчина с брезгливым выражением на одутловатом, нездоровом лице. Было очевидно, что здесь ему все надоело и опротивело. Особенно досаждали запахи – он то и дело вынимал из нагрудного кармана надушенный носовой платок и прикладывал его к носу.

– Ну как?

Следователь устало вздохнул, нехотя поднялся:

– Не знаю. Боюсь, будет непросто. Конечно, попробуем и гимнастику, и душ… ну… Словом, будем работать.

Вечером перед отбоем вся часть была выстроена на плацу перед казармами. Офицеры стояли на некотором отдалении от полковника. Тот держал в руке пачку каких-то листков и обращался с речью к солдатам:

– Этот возмутительный, позорящий честь нашего полка инцидент будет тщательно расследован и все виновные понесут суровое наказание. В тот момент, когда воинский долг призывает нас с особым рвением охранять спокойствие нашей матери-родины Латвии от внешних и внутренних врагов, нашелся мерзавец, который распространяет среди вас эти гнусные листовки, призывающие к бунту и нарушению священной присяги!

Угрюмые, хмурые, слушали солдаты речь полковника. В глазах Артура застыла тревога.

– Я не верю, – продолжал полковник, – что эта грязная агитация могла поколебать высокие патриотические чувства, которые хранит в сердце каждый латышский солдат. Но если кто-то из вас по неопытности или глупости был втянут бывшим рядовым Грикисом в его преступные дела, он должен собрать все мужество и по-солдатски честно признаться в своих ошибках. Только в этом случае можно рассчитывать на снисхождение. Что же касается самого предателя и шпиона, большевистского агента Грикиса… Завтра утром он будет отправлен в Ригу, где предстанет перед военным судом. Я надеюсь, что ему воздастся по заслугам. Вольно! – Полковник резко повернулся и пошел.

– Разойдись! По казармам! – раздались команды офицеров.

Горнист поднял свою трубу – прозвучал вечерний отбой, сегодня этот звук показался Артуру особенно тоскливым. Так же медленно и тоскливо уходил с флагштока флаг.

Артур лежал на койке не смыкая глаз. Где-то вдали церковные часы отбили третий час ночи. Казарма была объята тяжелым предутренним сном. Лишь рядом с Артуром пустовала койка Грикиса. Банга поднял голову, огляделся. Дневальный дремал за своим столиком над раскрытой книгой. Помедлив, Артур тихо поднялся, сел на кровати. Взял со стула одежду, свернул ее в тугой ком и, подхватив сапоги, неслышно двинулся к выходу. Вдруг он замер, пригнулся. Дневальный с кряхтеньем расправил спину, протер глаза, мельком оглядел казарму и, поднявшись, вышел в коридор. По шагам было слышно, как он удаляется. Потом где-то хлопнула дверь, щелкнула задвижка.

Прислушавшись, Банга быстро выскользнул из спальни, побежал по коридору, осторожно ступая босыми ногами. И снова остановился. Послышался звук спускаемой воды в клозете, снова щелкнула задвижка… Скрытый выступом, Артур прижался к стене, стараясь не дышать.

К счастью, дневальный не обернулся – он шел обратно в спальню, оправляя на ходу френч. Дождавшись, когда солдат скрылся за дверью, Банга стал лихорадочно одеваться. От волнения долго не попадал в рукава, путался в брюках. Наконец осторожно направился к выходу, все еще держа сапоги в руках. И только во дворе, миновав круг света от тусклой лампочки у входа в казарму, натянул их прямо на босу ногу. Низко пригнувшись, скользнул за угол.

Одноэтажное кирпичное здание гауптвахты стояло в дальнем углу двора. Вдоль стены на высоте вытянутой руки темнели три зарешеченных окошка. Артур с замиранием сердца подкрадывался все ближе и ближе. Есть ли там часовой? Обычно часового у гауптвахты не было. Может быть, поставили сегодня из-за Грикиса? Однако, сколько он ни вглядывался в темноту, ничего подозрительного не было заметно. Приблизившись вплотную, Банга приподнялся на носках, попытался дотянуться до крайнего окошка, но не достал. Обернулся – неподалеку валялось несколько пустых ящиков. Быстро схватил один из них, подтащил к окну, взобрался и осторожно постучал. Никто не отозвался. Тогда он перебрался к следующему окну, постучал еще раз и сразу же увидел приплюснутое к решетке лицо человека.

– Кто это? – донесся до него чуть слышный голос Грикиса.

– Это я… Сейчас попробую что-нибудь сделать.

Артур соскочил с ящика и, таясь в затемненных краях двора, пробрался к гаражу. Ворота, как и следовало ожидать, были заперты на замок. Попробовал надавить на маленькую дверцу, прорезанную в воротах, – она жалобно затрещала, но не поддалась. Оглянулся, прислушался, отошел на несколько метров и, разогнавшись, с силой ударил плечом. Сразу и не сообразил, что влетел в гараж. Сердце отчаянно колотилось. Если сейчас засекут – конец! Но все вокруг было тихо.

Немного успокоившись, Банга огляделся: в темноте смутно вырисовывались контуры двух армейских грузовиков. Открыв кабину ближней машины, он поднял шоферское сиденье, принялся ощупывать инструмент, но того что искал, не нашел. Бросился к другой машине, снова поднял сиденье – и опять безрезультатно. В отчаянии метался он по темному гаражу, перебирая какие-то ключи, натыкался на ненужные предметы и вдруг, уже почти отчаявшись, случайно нащупал домкрат. Дрожащими руками потянул его из груды инструментов – с обвальным грохотом в темноте что-то рухнуло, покатилось, зазвенело.

Покрывшись испариной, Артур с ужасом слушал, как по каменному полу долго крутилась с надсадным визгом какая-то железяка. Ему казалось: этот визг сейчас слышен по всему городку. Но, видимо, толстые стены гаража заглушили шум – снаружи по-прежнему было тихо.

Выбравшись во двор с тяжелым домкратом, солдат вернулся к зданию гауптвахты. С трудом удерживаясь на шатком ящике, разбил стекло, затем попытался приладить домкрат к двум горизонтальным прутьям решетки.

– Придержи! – шепнул он Грикису. – Не так, снизу.

Наконец приладил инструмент (он сейчас с благодарностью вспомнил шофера из общества «Рыбак», который однажды показал ему этот фокус), завертел ручку и невольно зажмурился, услышав размеренный треск зубчатки. Артуру опять показалось, что этот звук грохочет по всему двору. Но он продолжал крутить ручку, и прутья медленно раздвигались под натиском инструмента.

– Руки, руки береги! – прошептал он Грикису. – А, черт, неудобно как.

Наконец верхний прут с треском лопнул, вырвавшись из бетона.

– Держи! – со злостью прохрипел он Грикису, чуть не выронив потерявший опору домкрат. – Крути скорее!

Торопясь, сбивая в кровь пальцы, бормоча под нос ругательства, Юрис вставил домкрат между вертикальными стержнями и, уже не обращая внимания на шум трещотки, бешено завертел ручку. Прутья послушно начали разгибаться, просвет все больше расширялся. И вдруг что-то неприятно хрястнуло, затем послышался бешеный голос Грикиса:

– Сломался, зараза!

Еще не веря в услышанное, Артур бессмысленно смотрел в черный провал окна.

– Ну что… что там?

– Накрылся! – Теперь уже Грикис пытался орудовать домкратом как ломом. Попробовав и так и этак, он со злостью отшвырнул бессмысленный кусок железа. – Беги, придумай что-нибудь! Лом найди.

Артур спрыгнул с ящика, вернулся в гараж – лом он нашел очень быстро. Но только выскочил во двор, как отчетливо услышал голос дневального.

– Банга! Банга! – надрывно звал тот.

Терять нельзя было ни секунды. Бегом вернувшись назад, он просунул лом между прутьями и яростно, всей силой налег на него. Надломленный домкратом прут с треском вылетел из гнезда.

Из штаба в сопровождении дневального и Брандиса выбежал лейтенант. Застегивая на ходу френч, он метнулся в сторону казармы, на шум. И только сейчас из дверей гауптвахты выбежал заспанный часовой с винтовкой.

– Стой! – истошно завопил он, заметив спрыгивающих с ящиков Грикиса и Бангу. – Стой, стрелять буду! – И несколько раз с испугу бабахнул в воздух.

– Тревога! – Лейтенант устремился к часовому на помощь.

В городке вспыхнули все лампы и прожекторы, но было поздно – беглецы успели перебраться через забор.

– Разбегаемся! – хрипло скомандовал Грикис и, хлопнув в знак благодарности Артура по плечу, бесследно растворился в темноте.

Ярким весенним днем по мосту над рекой с грохотом мчался товарный состав. В одном из пустых вагонов, скорчившись в углу, сидел Артур. Сняв френч, он старательно спорол погоны, а затем принялся за нашивки. Голову сверлила одна-единственная мысль: отрезает он не просто тряпки – отрезает свое прошлое. Во всяком случае, возврата назад не было.

Утопая в белоснежной пене кружев, барахтался, таращил глазенки малыш. Рихард, еще не сбросив дорожного плаща, склонился над колыбелью. Со сложным чувством вглядывался он в этот крохотный живой комочек, бесконечно далекий от ненависти, любви – от всей пестрой путаницы человеческих страстей, охватывающих Лосберга в последнее время. Сын его жены и его врага… Существо, которому волей судьбы он должен стать отцом, дать свое имя… Эта молчаливая дуэль взглядов – младенчески безмятежного и тяжелого, ревнивого, холодно-неприязненного – не ускользнула от внимания Марты. Слабая, неокрепшая после трудных родов, она приподнялась на подушке, с тревогой наблюдая за этой встречей. Будто хотела угадать по ней будущее своей странной семьи.

– Чудо, а не ребенок! – раздалось за спиной Рихарда восторженное кудахтанье тетушки Эльзы. – Глазки голубенькие, волосики беленькие… Настоящий ариец. Зигфрид!

– Можешь гордиться, – подхватил дядюшка Генрих. – Твой сын чемпион клиники. Пять килограммов двести восемь граммов… – И подмигнул. – Что и говорить – сработано на совесть.

– Генрих, перестань! – целомудренно одернула мужа фрау Эльза. Но тут же расплылась, закурлыкала, заагукала над колыбелькой. – Нет, какое поразительное сходство! Я первый раз в жизни вижу, чтобы так… Ну, буквально как две капли воды. Глазки, ушки, овал лица – все! Просто вылитый Лосберг. Ты обрати внимание, Рихард, как эта малютка…

– Тетушка! – сдерживая раздражение, пробурчал Рихард. – По-моему, вы слишком преувеличиваете наше сходство. В этом возрасте они все…

– Ты, наверное, очень устал с дороги? – пришла ему на помощь Марта.

– Безумно! И не только с дороги. Я же предполагал пробыть в Риге два-три дня. Ну, от силы неделю. А проторчал целый месяц.

– Да, господин Зингрубер сразу же позвонил нам и сказал, что ты задержишься, что у тебя какие-то неприятности на фабрике. Это действительно так? – Дядюшка испуганно смотрел на племянника.

Рихард недовольно поморщился, уклончиво ответил:

– И да, и нет. Это отдельный разговор.

– Как господину Зингруберу Латвия? Понравилась ли? – спросила фрау Эльза.

– Боюсь, слишком понравилась.

– Что значит слишком? Не понимаю…

Племянник и дядя обменялись короткими, но весьма выразительными взглядами.

– Эльзочка, разве ты не видишь, что Рихард едва держится на ногах?

– Да-да, разумеется, извини. Пойдем, Генрих! Рихард, сними, наконец, этот ужасный плащ. Имей в виду, дорожная пыль может стать источником опасной инфекции.

Когда они, наконец, удалились, Рихард обернулся к Марте:

– Ты как… назвала его?

– Пока никак.

– Артур исчез, – неожиданно сказал он. – Дезертировал из армии.

– Я знаю, – после паузы призналась Марта.

– Вот как? Откуда же? Я просил твоего отца не писать, не беспокоить…

– Мне Бирута написала.

– Ты, значит, переписываешься с ними? – с легкой обидой процедил он. – А я и не знал.

Она не ответила. Лосберг тоже молчал, смиряя вспыхнувшую ревность. Потом пересилил себя, сел подле жены, взял ее руку:

– Прости! Я не хотел тебя обидеть. Ты так измучилась… – Он улыбнулся, заговорщически подмигнул. – Врачей все-таки обманула. Назови его так, как тебе хочется. Понимаешь? Как тебе хочется, так и назови.