Текст книги "Стратегии правового развития России"

Модернизация российской государственности посредством последовательной реализации конституционных принципов развития демократического правового государства предопределяет в качестве одной из ключевых проблему выполнения государством конституционных обязанностей по признанию, соблюдению и защите прав и свобод человека и гражданина (ст. 2 Конституции РФ).

Анализ практики КС РФ в области защиты прав человека позволяет не только оценить состояние и перспективы усиления судебной защиты прав граждан, но и предложить с учетом сформированных КС РФ правовых позиций некоторые новые концептуальные подходы к пониманию природы прав человека и их защиты в посттоталитарном обществе, признавшем в качестве основополагающих для своего развития конституционные ценности демократического социального правового государства.

В теории и практике современного российского конституционализма пока не завершен процесс формирования новой концепции защиты прав и свобод человека и гражданина, в особенности – социальных и экономических. Речь идет, конечно, не о формально-юридических декларациях на высоком правовом (в т. ч. конституционном) уровне об этих правах. Если иметь в виду объем, пределы конституционного регулирования социальной сферы и реализуемых в ней прав человека, с этим у нас как раз все в порядке. Новая концепция защиты прав граждан России должна воплощать в себе сплав теории и практики, отражать единство нормативной модели конституционных прав и практики – в том числе судебной – их защиты и реализации. И на этом уровне пока отсутствует единый концептуальный подход ко всей системе прав и свобод.

Например, что касается социальных прав, то, в конечном счете, речь идет о выборе между двумя концепциями: а) классическая либеральная концепция социальных прав, предполагающая минимальное участие государства в социальном вспомоществовании, исключающая юридически зафиксированные в конституции социальные обязанности государства перед гражданином и делающая основной упор на задачах защиты человеческого достоинства при возможном осуществлении государственных, а также (в большей мере) негосударственных, коммерческих социальных программ[105]105
  См. об этом подробнее: Шайо Андраш. Гарантии социальной защиты в посткоммунистических государствах // КПВО. 2001. № 4 (37). С. 5–6.


[Закрыть]; б) концепция «социально-ориентированной» свободы граждан в социальном правовом государстве.

Конституция России, весьма либеральная с точки зрения общефилософских, мировоззренческих подходов к решению фундаментальных проблем политической власти, рыночной экономики, положения личности в обществе и государстве, в то же время безоговорочно закрепляет нормативно-правовую модель «социально-ориентированной» свободы.

Достаточно отметить тот факт, что уже в ст. 7 (ч. 1) Конституции РФ, содержащей формулу социального государства, присутствует указание на «свободное развитие человека» как сущностную характеристику, важнейшую цель социального государства. Между тем свобода – главная доминанта правового, но не социального государства. Для социального государства такой доминантой являются идеи справедливости и равенства. Не случайно для большинства современных конституций традиционным является подход, в рамках которого природа социального государства определяется посредством категорий справедливости, равенства (ст. 1 Конституции Испании), национальной солидарности (ст. 2 Конституции Турецкой Республики), гуманизма и т. п.

Есть основание полагать, что конституционная модель социального государства, закрепленная в Конституции РФ, содержит некий внутренний резерв для преодоления противоречий между принципами социального государства, с одной стороны, и правового государства, с другой, на основе баланса соответствующих конституционных ценностей. В поиске такого баланса незаменима роль КС РФ. Показательно, что в Постановлении КС РФ от 19 июня 2002 года о проверке конституционности положений Закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» и положений ряда других законодательных актов, относящихся к социальной защите граждан, пострадавших вследствие Чернобыльской катастрофы, конституционная обязанность государства по возмещению вреда здоровью, выводится из природы Российской Федерации и как социального, и как правового (выделено мною. – Н.Б.) государства со ссылкой на статьи 1, 2 и 7 Конституции РФ (пункт 2 мотивировочной части Постановления)[106]106
  См.: Вестник КС РФ. 2002. № 5. С. 68.


[Закрыть]. Более того, в этом же Постановлении принцип справедливости выводится из норм статей 1 и 7 Конституции наряду с принципом равенства (статья 19).

Новые подходы к соотношению социального и правового начал российской государственности были сформулированы КС РФ в Определении по жалобе гражданки Енборисовой П.Ф. на нарушение ее конституционных прав п. 8 ст. 14 ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации»[107]107
  См.: Определение КС РФ от 15 февраля 2005 года № 17-О // СЗ РФ. 2005. № 16. Ст. 1479.


[Закрыть]. Заявительница – пенсионерка оспаривала соответствующее положение, полагая, что установленный размер пенсионного обеспечения, не покрывая минимальных расходов и не обеспечивая достойную жизнь, умаляет достоинство личности, фактически лишает ее права на жизнь и тем самым нарушает статьи 15 (часть 4), 18, 20 (часть 1), 21 (часть 2) Конституции РФ. Заявительница исходила из того, что минимальное пенсионное обеспечение должно быть не менее величины прожиточного минимума пенсионера в субъекте Российской Федерации. Разрешая данное дело по существу, КС РФ сформулировал ряд принципиально важных правовых позиций, касающихся соотношения принципов правового и социального государства.

Суд указал, во-первых, что государство обязано, исходя из имеющихся экономических ресурсов, установить такой порядок пенсионных отношений, который создавал бы реальные условия для эффективной компенсации лицам, не могущим в силу объективных обстоятельств обеспечить достаточный жизненный уровень, потерь от естественной (возрастной) утраты способности к труду и самообеспечению в объеме, гарантирующем их общую материальную обеспеченность на уровне, необходимом для удовлетворения их основных жизненных потребностей. Таким образом, КС РФ достаточно определенно подчеркнул необходимость разумного сочетания самостоятельной трудовой (и иной экономической) активности индивидов и их социальной поддержки в тех случаях, когда они утратили способность к самообеспечению, а, в конечном счете, на необходимость разумного сочетания концепций либерального государства и государства всеобщего благосостояния, которое может быть определено, в частности, такой категорией как государство, благоприятствующее труду. Во-вторых, устанавливаемый законодателем размер гарантированной государством минимальной трудовой пенсии по старости должен обеспечивать, по крайней мере, такой жизненный уровень, при котором – с учетом всех иных предоставляемых конкретной категории пенсионеров мер социальной поддержки, а также исходя из того, что именно трудовая пенсия по своей юридической природе и предназначению направлена на восполнение потерь от объективной невозможности продолжения трудовой деятельности – не ставилась бы под сомнение сама возможность достойной жизни гражданина как пенсионера, осуществления им иных провозглашенных Конституцией РФ прав и свобод личности, и тем самым не умалялось бы его человеческое достоинство. То есть именно достоинство личности является критерием конституционности законодательных решений в сфере пенсионных отношений. В-третьих, проведя конституционный анализ категории прожиточного минимума, Суд пришел к выводу, что в рамках действующего правового регулирования показатели прожиточного минимума предопределяют объем экономических обязательств государства перед гражданином при установлении государственных пенсий и социальных пособий и должны рассматриваться как элемент нормативного содержания конституционного права на социальное обеспечение по возрасту, основу которого составляет пенсионное обеспечение (ч. 1 и 2 ст. 39 Конституции РФ); и, во всяком случае, они выступают конституционным ориентиром пенсионной политики при недостаточности на данный момент финансовых гарантий пенсионного обеспечения соответствующей категории граждан.

В дальнейшем эти подходы получили свое развитие и во многом были восприняты законодателем. Вместе с тем по-прежнему сохраняется конституционно значимая проблема нормативного обеспечения перехода к новой системе социальной защиты в условиях рыночной экономики и ее последовательного решения на основе требований социального государства (ст. 7), конституционных ценностей достоинства личности (ч. 1 ст. 21), добра и справедливости (Преамбула Конституции РФ), равенства прав и свобод, включая равные возможности их реализации (ч. 2, 3 ст. 19 Конституции).

В этом плане обоснование конституционной концепции социальной защиты предполагает необходимость уяснения многих, недостаточно исследованных, дискуссионных вопросов, среди которых можно выделить такие, как:

1) характер конституционного регулирования отношений равенства и справедливости, охраны достоинства личности;

2) особенности юридической природы соответствующих конституционных норм, механизм их конкретизации в отраслевом законодательстве;

3) основные формы и способы нормативного закрепления соответствующих принципов, их соотношение с целями и задачами социальной политики;

4) возможности прямого применения конституционных норм о достоинстве, справедливости и равенстве и, соответственно, пределы судебной защиты соответствующих конституционных ценностей;

5) юридическая сила корреспондирующих им материально-финансовых обязательств государства перед гражданами и в связи с этим – содержит ли Конституция достаточные для законодательной и исполнительной власти нормативы в частности в социальной сфере, которыми мог бы и должен руководствоваться КС РФ при осуществлении конституционного контроля за соблюдением конституционных требований социальной защиты; в связи с этим же – возможные пределы усмотрения конституционного правосудия при оценке с позиций достоинства, равенства и справедливости «финансовоемких» нормативно-правовых актов в области социальной защиты граждан.

Например, в какой мере и каким образом КС РФ должен учитывать при разрешении конкретных дел о конституционности норм социального законодательства материально-финансовые ресурсы государства? Допустима ли квалификация материально-финансовых возможностей государства в качестве некой меры обязанностей государства перед своими гражданами в рамках требований справедливости?

И это далеко не исчерпывающий перечень вопросов, требующих исследования в рамках обозначенной темы. При поиске же ответов на эти вопросы следует учитывать, что достоинство и справедливость – главный критерий конституционности законодательства о правах и свободах человека и гражданина. Достоинство и справедливость заключают в себе не только важнейшие характеристики социального и правового положения человека в обществе и государстве, но и являются качественными показателями зрелости всей системы социальных, экономических, политических отношений. Соответствующие положения, закрепленные в Конституции или вытекающие из ее норм и институтов в качестве общих принципов, обладают, как было прямо указано в одном из постановлений КС РФ, «высшей степенью нормативной обобщенности, предопределяют содержание конституционных прав человека, отраслевых прав граждан, носят универсальный характер и в связи с этим оказывают регулирующее воздействие на все сферы общественных отношений. Общеобязательность таких принципов состоит как в приоритетности перед иными правовыми установлениями, так и в распространении их действия на все субъекты права[108]108
  См.: Постановление КС РФ от 27 января 1993 г. // Вестник КС РФ. 1993. № 2–3.


[Закрыть].

В рамках именно таких подходов становится возможной не только реализация конституционно обусловленной концепции социальной политики государства, но и ее дальнейшее развитие на основе выработанных КС РФ правовых позиций по соответствующим проблемам. При этом соответствующие конституционные нормы институты, имеют достаточно определенное аксиологическое значение в качестве нормативной основы разрешения правотворческих и правоприменительных проблем защиты рыночных преобразований, плюралистической демократии, прав и свобод граждан. То есть именно достоинство личности является критерием конституционной обоснованности законодательных решений в сфере социальных отношений.

При этом данный подход имеет в своей основе идею двойственного значения принципа достоинства личности: негативного и позитивного. Негативный аспект достоинства личности предполагает недопустимость произвольного вмешательства публичной власти в правовой статус личности, необоснованного ограничения или лишения лица признанных за ним прав, а также отказа гражданину в возможности оспорить вынесенное в отношении него решение органа или должного лица публичной власти. Так, произвольное, без учета волеизъявления гражданина лишение или даже временное прекращение законно приобретенного гражданства, нарушая статью 6 Конституции РФ, умаляет достоинство личности, что в соответствии со статьями 18, 21 (часть 1) и 55 (часть 2) Конституции РФ является недопустимым как при издании, так и при применении законов[109]109
  См.: Постановление КС РФ от 16 мая 1996 года № 12-П // СЗ РФ. 1996. № 21. Ст. 2579.


[Закрыть]. Одновременно КС РФ сформулировал правовую позицию, согласно которой право на свободу и личную неприкосновенность, исходя из признания государством достоинства личности, предопределяет недопустимость произвольного вмешательства в сферу ее автономии[110]110
  См.: Постановление КС РФ от 22 марта 2005 года № 4-П// СЗ РФ. 2005. № 14. Ст. 1271.


[Закрыть], а также пришел к выводу, что лишение гражданина возможности прибегнуть к судебной защите для отстаивания своих прав и свобод противоречит конституционному принципу охраны достоинства личности (статья 21 Конституции РФ)[111]111
  См.: Постановление КС РФ от 2 июля 1998 года № 20-П // СЗ РФ. 1998. № 28. Ст. 3393.


[Закрыть].

Позитивная составляющая принципа достоинства личности, характеризующая безусловность обеспечения государством определенного набора и объема юридических притязаний индивидов на каждом этапе развития общества ранее, по существу, не была задействована в практике КС РФ. Признав достоинство личности основой всех прав и свобод, необходимым условием их существования и соблюдения[112]112
  См.: Постановление КС РФ от 15 января 1999 года № 1-П // СЗ РФ. 1999. № 4. Ст. 602.


[Закрыть], КС РФ использовал данный тезис прежде всего применительно к сфере уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений, фактически (в каждой конкретной ситуации) обосновывая вытекающее из его негативного значения требование обеспечения судебной защиты прав конкретного лица.

Очевидно, однако, что заложенный в приведенной правовой позиции нормативный потенциал имеет более глубокое содержание, что предполагает его раскрытие и конкретизацию применительно к каждой группе конституционных прав и каждому конституционному праву в отдельности. В рамках данного подхода КС РФ существенным образом сблизился с пониманием природы и нормативного содержания категории достоинство личности, присущим немецкой конституционно-правовой доктрине и практике, которые исходят из того, что достоинством личности охватываются, кроме прочего, равенство людей и социальная ответственность со стороны государства по отношению к отдельному человеку[113]113
  См. об этом, подробнее: Невинский В.В. Немецкие граждане в зеркале основополагающих принципов конституции ФРГ. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1994. С. 43–68; его же. Обеспечение человеческого достоинства – главная цель конституционно-правового регулирования // Конституционное право России: Учебник /Отв. ред. А.Н. Кокотов, М.И. Кукушкин. М. 2003. С. 112–131.


[Закрыть].

Одним из сложных в социально-экономической конституционной проблематике является также вопрос о возможностях государственных средств гарантирования социальной защиты граждан и пределах судебной защиты их социальных прав. Речь идет, например, о том, в какой мере и каким образом КС РФ должен учитывать при разрешении конкретных дел о конституционности норм социального законодательства материально-финансовые возможности государства? Допустима ли квалификация материально-финансовых возможностей государства в качестве некой меры обязанностей государства перед своими гражданами по обеспечению социальных прав? Немаловажным является и аспект исполнения решений КС РФ по социальным вопросам, так как в основе реализации имеющих общеобязательное значение соответствующих судебных актов лежат не только правовые, но прежде всего финансово-экономические факторы.

Все это тем более важно учитывать потому, что Конституция РФ, закрепляя институты социальной защиты и социальные права граждан, содержит лишь общие, принципиальные установки в данной сфере, не предусматривая конкретных размеров заработной платы, пособий и других выплат, обусловленных конституционным правом на социальное обеспечение, порядка их исчисления и индексации. Решение этих вопросов, как это вытекает из взаимосвязанных положений ч. 2 ст. 39, п. «в», «е» ст. 71, п. «б», «ж» ч. 1 ст. 72 и ч. 1 и 2 ст. 76 Конституции и правовых позиций КС РФ[114]114
  См., например: Определения КС РФ: от 10 января 2002 г. № 12-0 // Архив КС РФ. 2002; от 18 декабря 2002 г. № 368-0 // Архив КС РФ. 2002; от 17 апреля 2003 г. № 149-0 // Архив КС РФ. 2003; от 29 мая 2003 г. № 197-0 // Архив КСа РФ. 2003; от 2 октября 2003 г. № 382-0 // ВКС РФ. 2004. № 1; от 18 ноября 2004 г. № 405-0 // Архив КС РФ. 2004; от 12 июля 2005 г. № 332-0 // Архив КС РФ. 2005.


[Закрыть], относится к прерогативам федерального законодателя, обладающего при этом весьма широкой степенью усмотрения. Оно и понятно. Ведь в противном случае следовало бы признать, что государство раз и навсегда независимо от конкретных объективных социально-экономических условий и факторов связано необходимостью направления строго определенного объема финансово-бюджетных ресурсов на цели социальной защиты.

В условиях экономической конъюнктуры наличие столь жестких финансовых обязательств государства могло бы поставить под сомнение возможность осуществления публичной властью иных возложенных на нее функций. Вместе с тем, поскольку развитие экономических отношений, особенно в рамках современной структуры мирового и национального рынков, не является достаточно определенным с точки зрения возможности прогнозирования некоего константного объема доходов государства в течение длительного периода времени, конституционная привязка размеров социального вспомоществования к абсолютным значениям означала бы не что иное, как принятие государством на себя декларативных и необоснованных обязательств перед населением, создавала бы угрозу выхолащивания реального нормативного содержания институтов социальной защиты и социальных прав граждан.

В то же время сказанное ни в коей мере не предполагает самоустранения государства от признания необходимости обеспечения социальной защиты граждан, а, напротив, обусловливает выработку оптимальных механизмов урегулирования отношений по предоставлению гражданам возможности пользоваться необходимыми социальными благами, основанной на балансе между экономическими потребностями населения и экономическими возможностями государства на конкретном этапе его развития.

В связи с этим принципиально важной является позиция Европейского Суда по правам человека, которую в полной мере воспринял КС РФ, о том, что «не является допустимым для власти какого-либо государства ссылаться на недостаток денежных средств как причину невыплаты долга по судебному решению»[115]115
  Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Бурдов против России» от 7 мая 2002 г. // Российская газета. 2002. 4 июля.


[Закрыть].

Для конституционной оценки экономических возможностей государства важно также понимание недопустимости отмены или «замораживания» бюджетного финансирования социальных обязательств государства. Ситуация, когда существовала многолетняя практика бюджетного блокирования социальных прав с помощью законов о государственном бюджете на очередной год, подрывала сами основы социальной государственности. Ей была дана принципиальная оценка в постановлении КС РФ от 23 апреля 2004 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений федеральных законов о федеральном бюджете в связи с запросами группы членов Совета Федерации и жалобой гражданина А.В. Жмаковского[116]116
  ВКС РФ. 2004. № 4.


[Закрыть].

В то же время, осуществляя социальную функцию, государство во всяком случае не только вправе, но и обязано предусмотреть некие минимальные стандарты социальной защиты, соотнесенные с объективными показателями, характеризующими потребности гражданина в пользовании минимальным набором социальных благ. Соответствующие стандарты, обладая комплексной социально-экономической и правовой природой, выполняют двойственную функцию. Они представляют собой юридическую форму опосредования, с одной стороны, экономических возможностей государства в обеспечении социальных прав граждан, а с другой – меру признаваемых государством социально-экономических потребностей гражданина, неудовлетворение которых ставит под сомнение человеческое достоинство, возможность реализации всех иных конституционных прав и свобод, что ведет по существу к отрицанию конституционного статуса личности.

В связи с этим роль КС РФ как одного из институтов социальной защиты граждан состоит в том, чтобы гарантировать правовое согласование социально-политических интересов, формировать разумный правовой баланс между социальной защищенностью и личной свободой, поддержкой нуждающихся и экономической эффективностью, обеспечением социального мира и созданием условий для динамичного развития. КС РФ ограничен в своих возможностях по решению соответствующих задач: он интерпретирует Конституцию РФ, наполняет конституционным смыслом проверяемые нормативные акты, но не может устанавливать конкретные размеры пенсий, пособий, виды льгот и т. д., поскольку это означало бы оценку целесообразности и экономической обоснованности решений законодателя, что не относится к полномочиям Суда.

Важным аспектом конституционно-правового значения экономических возможностей государства является вопрос о допустимости использования их оценок при разрешении дел о конституционности положений законов, касающихся социального обеспечения. На этот счет КС РФ выработал предельно четкий подход, заключающийся в том, что оценка целесообразности и экономической обоснованности решений законодателя по смыслу ФКЗ о Конституционном Суде РФ не относится к его полномочиям[117]117
  См., например: Определения КС РФ: от 7 февраля 2002 г. № 37-0 // СЗ РФ. 2002. № 20. Ст. 1913; от 18 декабря 2002 г. № 368-0; от 5 ноября 2003 г. № 403-0 // ВКС РФ. 2004. № 1; от 22 января 2004 г. № 12-0// Архив КС РФ. 2004; от 8 июня 2004 г. № 224-0 // Архив КС РФ. 2004.


[Закрыть].

Но как быть, если принцип экономической обоснованности получает правовое закрепление и приобретает таким образом не только экономическое, но и правовое содержание? Таким примером является закрепленный в ч. 3 ст. 3 НК РФ принцип экономической обоснованности налогов. Конечно, вопрос об экономической целесообразности установления того или иного налога не входит в компетенцию Суда. Но оценка экономической обоснованности элементов налога вполне может (и должна!) быть предметом конституционного судебного контроля исходя из нормативного требования принципа экономической обоснованности, его системных взаимосвязей с иными принципами налогового законодательства, например с принципами равенства и недискриминации, безусловно, имеющими конституционное значение. Характерно, что возможности осуществления судебной проверки экономической обоснованности налогов – в правовом измерении понятия «экономическая обоснованность» – признаются и в зарубежными исследователями[118]118
  См., например: Бланкенагель А. Конституционное понимание и функции экономически обоснованных налогов с точки зрения специалиста из Германии // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 5.


[Закрыть].

При этом, не ставя под сомнение возможность, а в некоторых случаях и объективную необходимость учета в рамках разрешения конституционно-правовых споров конкретно-исторического контекста и социально-экономических реалий, составляющих фактическую основу для решений законодателя и воздействующих на реализацию правовых норм и институтов, следует исходить из того, что сами по себе экономические отношения вряд ли могут выступать в качестве ценностно-нормативных критериев оценки конституционности оспариваемых нормативных правовых актов: воплощая в себе закономерности развития общества и государства, они не относятся к аксиологическим критериям конституционного правосудия. Использование социального (экономического) контекста для решения вопросов конституционного судопроизводства, вероятно, допустимо в том случае, если данный социально-экономический контекст непосредственно характеризует реальное нормативное содержание, отражает объективно сложившийся порядок реализации или социальное предназначение той или иной правовой нормы или института.

Поэтому в целом вполне оправданна сдержанность КС РФ в решениях и по такого рода вопросам, как признание за законодателем безусловного права политического выбора решений по вопросам социальной политики исходя из экономических возможностей государства. Так, например, в определениях от 19 января 2010 г. № 87-0-0 и от 25 февраля 2010 г. № 168-0-0 КС РФ указал, что в целях поддержки и поощрения лиц, осуществляющих специфические задачи обороны страны и охраны правопорядка, сопряженные с опасностью для их жизни и здоровья, иными значительными издержками этих видов профессиональной деятельности, государство, учитывая свои финансовые возможности и иные факторы, вправе устанавливать льготные условия исчисления выслуги лет, равно как и определять порядок их реализации во времени, в пространстве и по кругу лиц, т. е. решать вопросы о целесообразности и времени введения соответствующего механизма[119]119
  См.: Определения КС РФ: от 19 января 2010 г. № 87-0-0, от 25 февраля 2010 г. 168-0-0 // Архив КС РФ. 2010.


[Закрыть].

При этом Суд основывается на вытекающей из самой Конституции РФ концепции конституционного контроля, когда Конституционный Суд видит свою задачу не в оценке целесообразности решений законодателя (включая интересы социальной защиты), а исключительно в исследовании того, соответствуют ли эти законодательные решения требованиям Конституции РФ, соблюден ли в проверяемых нормах баланс конституционных ценностей демократического правового социального государства, позволяет ли установленное законодателем правовое регулирование социальных отношений обеспечить удовлетворение минимальных неотъемлемых потребностей гражданина. Примечательно, что соответствующие подходы КС РФ созвучны практике Федерального конституционного суда Германии, который исходит из того, что существует принципиальная невозможность, по причине ее широты и неопределенности, узаконить обязанность гарантировать социальную поддержку в определенном объеме: обязательным является лишь то, что государство создает минимальные условия для достойного существования своих граждан[120]120
  См.: Решение BverfG Е 87, 152 ff.


[Закрыть].

Таким образом, КС РФ является важным фактором совершенствования – путем конституционализации – рыночного и социального законодательства и, стало быть, действенным судебно-правовым инструментом социально-экономического развития российской государственности. Решение комплекса возникающих в связи с этим проблем связано в конечном счете с формированием в Российской Федерации социально ориентированной конституционной экономики, а это должно основываться на последовательном учете того обстоятельства, что рынок не самоцель, но мера социальной ответственности общества и государства перед своими гражданами.

Сформулированные в решениях КС РФ правовые позиции в правозащитной сфере в своей совокупности составляют нормативную основу концепции конституционных прав и свобод и – в силу своей конституционной обусловленности – требуют создания эффективного механизма реализации, который предполагает совместные усилия всех ветвей государственной власти. Данная концепция, ядром которой является сочетание индивидуальной инициативы с социальной поддержкой государства, задает гуманистические рамки и цель процессу модернизации всей системы государственности, создает условия для правового и социально-экономического прогресса.

Таковы лишь некоторые направления деятельности КС РФ по выработке и корректировке основных направлений конституционной модернизации российской правовой государственности.