Текст книги "Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1 – 5"

Глава 2

– Здоров, дед, – довольно бодро сказал я.

Дед Сашка даже не вздрогнул. Слышал, старый лис, как я вошёл и спокойно занимался своим делом, ожидая, когда я выйду из своих дум.

– Здоров, мил человек, – сказал дед, – что-то ты сияешь как новенький пятак. Никак твои начальники тебя генералом сделали. Так, тащи давай бутылку, обмывать звёздочки будем.

Да уж, дед зрит прямо в корень. То ли по мне действительно можно читать все, что происходит, то ли у деда все-таки есть сверхспособности видеть все на три метра ниже земли.

– Генерала не генерала, – сказал я, – но в полковники произвели, и билет на дальнюю дорогу выдали.

– Уж, не в Америку ли, – хитро улыбнулся дед Сашка. – Вместе поедем, али как? А то я, почитай что, сообщником твоим стал, с гестапо общаюсь, а за это у нас на родине по головке гладить не будут. Так что, дорога у нас одна, куда ты, туда и я.

– Вместе, дед, вместе, – сказал я, – только вот думать будем вместе, куда нам свои стопы направить.

– Подумать оно не помешает, конечно, – ответил дед Сашка, – ты уж сам и реши, где нам будет лучше, только вот хотел я подругу свою с собой забрать. Она хоть и из благородных будет, но баба хорошая и душевная. Если не забрать её, то отвезут её на родину и сгинет она всё равно в колымских лагерях. Как ни крути, а ей только одна дорога с нами.

– Добро, дед, – сказал я, – она нам в обузу не будет. Вы как мои отец и мать, а я ваш сын, сопровождаю вас от ужасов большевизма. Вот и легенда есть. Документы подружке твоей сделаем. Сегодня же и поедем к ней, возьмём все данные, не будем затягивать. А как вернёмся, так и звёздочки мои обмоем. Только никаких звёздочек уже нет. Одна ветка дубовая на петлицах.

– Все равно, как у генерала, – стоял на своём дед, переодеваясь в цивильный костюм.

Вряд ли кто-то узнал бы в представительном господине прежнего деда Сашку. Он так научился входить в банки, что у всех клерков сразу появляется желание как-то услужить богатому с первого взгляда человеку, а вдруг он окажется тем рождественским волшебником, который каждый год превращает золушек в принцесс, а бродяжек в прекрасных принцев. А как на него смотрят женщины? С вожделением, прекрасно понимая, что это не мальчик, у которого гормоны прыгают в разные стороны, а искушённый в любовных делах человек, одним словом – гурман, который и сам насладится любовью и даст отпить из её таинственной чаши.

В отношении герра Александера классики правильно подметили, что бытие формирует сознание. Это определение глубоко индивидуально и подходит не ко всем. Смотришь иной раз на человека, который и ест, и пьёт на серебре, спит на раззолоченных кроватях, носит тонкие шелка, ходит в театры и на выставки, читает умные книги, а всё такой же, как в тот день, когда на него упала финансовая или деловая удача.

Тут все дело в математике. Обратная пропорциональность: чем изящнее человек тычет дорогой вилкой в икру, тем короче у него линия аристократизма или просто интеллигентного образа жизни.

На знакомой нам двери висела записка с надписью, что приём не ведётся. Мы позвонили в дверь. Нам открыла женщина в одежде медицинской сиделки. Я ничего не стал объяснять и говорить, просто сунул ей под нос гестаповский жетон, и мы прошли в комнату.

Гадалка лежала в кровати. При виде нас она улыбнулась, но улыбка получилась какая-то невесёлая. Вымученная.

– Как я рада видеть вас, – сказала она по-русски. – Хоть перед смертью увидеть родных людей и иметь возможность попросить их поклониться от меня русской земле.

– Ты куда это собралась? – весело заговорил дед Сашка, пытаясь разогнать тягостную атмосферу в комнате больного человека.

– Ты сам знаешь, Александр, – сказала дама и замолчала.

Молчали и мы.

– Я так хочу поехать с вами, – сказала она после некоторой паузы, – но не могу. Вся моя колода сыграна, остался джокер в руке, и он скоро упадёт на пол. Александр, не балагурь. Ты сам всё видишь и понимаешь. Посиди рядом и послушай. Передо мной сейчас открытое окно и я вижу, что будет впереди, только я там буду по другую сторону от вас. Насколько глаз мой видит, вам все и расскажу.

Война закончится примерно через месяц. Союзники перегрызутся между собой и будут грызться постоянно, держа весь мир в напряжении развязывания новой войны. Войны будут идти не прекращаясь. Только зальют один пожар, возникнет другой. Кто виноват в этом? Никто. Это земля сама регулирует количество людей на ней обитающих. Все болезни и вирусы идут от земли, от Вселенной.

Система мироустройства рухнет. Первой падёт Британская империя. За ней Российская империя. Колонии получат независимость, изгонят колонизаторов и погрузятся в ту среду, из которой их пытались вытащить и приобщить к цивилизованному миру. Никого нельзя делать счастливыми помимо их воли. Чукча счастлив, когда поймает рыбину или забьёт на праздник оленя. Ему нет дела до того, что там говорят в Лиге наций.

Мощь государств будет зависеть от того, кто и сколько успел ухватить в этой войне. Больше всех ухватила Америка, получившая право выпуска мировой валюты. Она и будет готовить мир к новой мировой войне против России. Ей не нужно золото, ей нужна бумага на печатание денег и изготовление пипифакса.

Советский Союз распадётся на части. Все бывшие российские губернии, объединённые в союзные республики, станут злейшими врагами России, вступив в один блок с теми, кто ходил походами на Россию.

Россия и сама не без греха, но стремлением к мировому господству не грешила. Коммунисты не в счёт, им дали укорот под Варшавой в 1920 году.

После войны Советский Союз создаст свою зону влияния в странах, освобождённых Красной Армией, но и они снова вернутся под крыло Америки.

Америка будет покупать всех бывших союзников России и оставит её в изоляции. Будет пытаться подчинить себе её экономику и расчленить на губернии-государства.

Только исламский мир придёт на помощь России и прорвёт кольцо окружения. Мусульмане заполонят Европу и Америку, придут к власти в штатах, землях, областях, провинциях. Станут президентами и установят исламское господство во всем мире, кроме России и Китая.

И вот тогда начнётся следующая мировая война за исламское господство, которая уничтожит остатки Европы, Америку и государства правящего ислама.

Россия и Китай понесут огромные потери, но выживут вместе со странами третьего мира и будут основой новой цивилизации без религий, во имя жизни на Земле. Человеческая жизнь будет основой новой идеологии, подразумевающей действительное равенство между расами и нациями.

– СССР не распадётся никогда, – уверенно заявил я, – основа союза – это Россия, собранная государями нашими по крупицам, и каждому народу были дарованы одинаковые права.

– СССР распадётся, – сказала гадалка. – Не у всех одинаковые права. Те, кто у власти, сами создадут условия для распада страны. Воспитают национальных интеллигентов и отдадут им российские земли, чтобы они чувствовали собственную значимость… ааах, – тяжело вздохнула дама, – я вижу войну между Украиной и Россией. В эту войну вступают все новые бывшие республики, надеясь на помощь из-за океана. Им помогут деньгами, но не больше. И только жёсткие действия России принудят бывшие российские народы к миру…

Женщина замолчала и закрыла глаза. Всё, что она говорила, похоже на бред. Такого не может быть потому, что этого не может быть никогда. Если бы это было умозаключение человека, постоянно интересующегося политикой, то были бы названы французская колониальная империя, японская, бельгийская, голландская и португальская. Выброшу все это из своей головы.

– Не выбрасывайте это из головы, – тихо сказала гадалка, – я говорила только о больших империях, потом проверите, права ли я была. Тяжело уходить, зная, что ты бессильна что-то сделать для своей родины. Не везёт России с царями. Александр, – сказала она деду, – подойдите и обнимите меня.

Дед Сашка подошёл к постели и обнял женщину. Через несколько минут он встал, и я увидел в уголках его глаз слезы.

– Преставилась, – тихо сказал он и вышел из комнаты.

Глава 3

Похороны прошли тихо. В числе провожавших были только мы с дедом Сашкой. Да ещё священник православный был. Отпел своё и ушёл. Сообщил Господу о прибытии новой души, помолился за нас, живущих, поклонился и ушёл по своим делам, предчувствуя, что освободители его по голове не погладят за то, что он православный, а живёт во вражеском логове.

Клиентура у покойной была обширная, но никого она не допускала близко к себе. Никто не мог сказать, что он находится в числе её приятелей. У таких людей никогда не бывает друзей. Пока она была при деле, предсказывала, гадала, то и знакомые были. Как заболела, так все знакомцы и исчезли. Это как у портнихи или у человека при нужной должности. Все друзья. А как только перестал шить или с должности ушёл, так вокруг никого и нет.

Был человек, и не стало человека. Только на кладбище останется деревянный крест с табличкой. И дерево тоже не вечно. То, что в земле, сгниёт и крест упадёт. Его отнесут на свалку. Останется пустая земля. Никто не будет знать, что здесь была могила и что здесь похоронен какой-то человек. Придут новые люди, похоронят другого человека. И так будет продолжаться до тех пор, пока вся наша земля не превратится в сплошное кладбище.

– Пойдём, дед, помянём, рабу божью, – сказал я, пригласив деда Сашку к себе в квартиру. – Вроде бы и в уме своём была, а говорила невероятные вещи, может, у всех так бывает, что рассудок сначала покидает человека, а потом уже душа наша. Пусть земля ей пухом будет.

Выпили не чокаясь.

– Рассудок у неё никуда не делся, – сказал дед, – в своём уме она была. Она мне ещё не такое рассказывала. Она точно сказала, когда будет революция. Предлагала мне вместе с ней ехать за границу. Да только что я буду делать вдали от России? Не поехал. А я ведь не все в крестьянах был.

Познакомились мы с ней давно. Я тогда молодым фабричным рабочим был. Помогал ей по хозяйству, а она меня грамоте учила. Много знала. С духами общалась. Дух моего тятеньки вызывала. Старик грозный у меня был и сказал, чтобы я у умных людей учился и в люди выбивался. Я школу экстерном закончил и коммерческое училище. Меня на фабрике в конторщики произвели. Вот тогда мы и стали жить вместе, только венчаться не торопились, потому что она из дворян была, а я крестьянского происхождения, только никто об этом не знал.

– Что же она тебе такого рассказала, что ты в неё безоговорочно поверил, – спросил я.

– Рассказала она мне, что со мной будет, если я останусь в России. Всё как есть сбылось, – сказал герр Александер. – Даже о твоём приезде говорила. Истинный крест, – дед Сашка мелко перекрестился, – говорит, начнётся война большая. Немец снова придёт. До самой Москвы дойдёт, а к тебе в деревню приедет русский в чёрной немецкой форме и будет твоими знаниями трав интересоваться, а потом с собой тебя заберёт. Только судьба меня ждёт незавидная. Убьют меня. Если останусь один, без тебя, всё равно убьют. Если буду вместе с тобой, все равно убьют. Даже дату сказала.

– Успокойся, старик, – я похлопал деда Сашку по плечу, – я твоя защита. Если что-то будет, то мы с тобой по капельке выпьем, и не будет нас здесь. Будем начинать новую жизнь в другом времени.

– Не успею я капельки свои принять, – сказал дед Сашка, – зато жизнь я прожил не зря. Детей вырастил. Дом у меня крепкий. Садик небольшой. Всё как Бог нам заповедовал. Был бы там, судьба была бы такой же. От неё никуда не уйдёшь.

– А если бы ты согласился и с дамой своей за границу уехал, то как бы сложилась твоя судьба? – спросил я.

– Всё было бы так же, – сказал старик, – занялся бы коммерцией, имел бы успех и богатство, мы бы обвенчались, да только всё равно меня должны убить. В какую сторону ни бросайся, а в назначенный день меня ждёт блондинка с косой.

– Почему блондинка? – не понял я.

– Сказала она мне, что смерть моя будет в виде девушки с белыми волосами, – сказал дед Сашка, вздохнув, – я от этих блондинок как чёрт от ладана шарахаюсь.

Вроде бы о серьёзных вещах мы говорили, да что-то недоверие у меня было от всего, что я услышал в последнее время. Сейчас война и никто ни от чего не гарантирован. Я в Кракове шёл по улице спокойно и получил несколько пуль в спину. А здесь бомба упадёт, и пикнуть не успеешь.

Нужно успокоить деда и сказать, что мы с ним поедем в Испанию. Нужно проскочить юг Франции, пока союзники не освободили Францию полностью. В Испании и места знакомые, и к немцам там отношение вполне нормальное.

Испанцы сильно не участвовали в войне против СССР. Так, послали в район Сталинграда «Голубую дивизию», да её там сильно потрепали, а морозы вообще выгнали испанцев домой. Вояки они ещё те. Тогда голубой цвет не имел каких-то особых ассоциаций, так как не было теории о голубой крови у некоторой части мужского населения и название «Голубая дивизия» звучало вполне пристойно.

Мой добрый друг штурмбанфюрер Мацке, ведавший визами, устроил мне испанские визы в наши аргентинские паспорта. В одночасье мы с дедом сняли свои шкуры и стали иностранцами в агонизирующем третьем Рейхе.

В Испанию мы полетели на частном самолёте. Конечно, самолёт был не частный, он находился в ведомстве рейхсмаршала, но по личной заявке Мюллера он был выделен в моё распоряжение. Обыкновенный четырёхместный гражданский самолёт. Маленький, тихоходный, с четырьмя канистрами бензина за задними сиденьями.

– Это для чего? – спросил я пилота.

– Для беспосадочного полёта не хватит восьмидесяти литров, чтобы приземлиться на ближайшей к границе посадочной площадке, – ответил он, – вот сюда мы будем доливать, – он показал горловину в кабине и жестяную лейку, – и долетим. Будем надеяться, что нас не собьют.

– Кто же будет стрелять по гражданскому самолёту? – спросил я.

– Любителей много, – усмехнулся пилот. – На таких самолётах летают люди с туго набитыми чемоданчиками. И немало моих коллег упокоилось в земле, так и не долетев до пункта назначения.

– Мы люди везучие, – успокоил я его, – мы обязательно долетим.

– Долетим, так долетим, – как-то устало согласился пилот, – через час – полтора я буду готов, а вы пока погуляйте здесь или зайдите в нашу столовую, подкрепитесь. Хотя, не советую это делать, потому что тряска будет такая, что потом неделю самолёт отмывать придётся.

Глава 4

Через час, когда мы возвращались к самолёту, нас остановил патруль фельджандармерии. Три «фельда», лейтенант и два фельдфебеля в прорезиненных серых плащах с металлическими бляхами на цепях. Имперский орёл и надпись «Feldgendarmerie» отсвечивали похоронным блеском. На бляхе одного из фельдфебелей блестела свежая вмятина то ли от пистолетной, то ли автоматной пули, они все одинаковые, но бляха спасла жизнь своему хозяину. У «фельдов» были особые права расстреливать на месте дезертиров и паникёров. Чекистские заградотряды в подмётки не годились полевой жандармерии.

– Стой! Ваши документы, – для таких людей даже гестаповский жетон не указ, тем более, если его хозяин в цивильной одежде и этого жетона при нем нет, как нет и удостоверения, что он штандартенфюрер из четвёртого управления РСХА.

Мы предъявили наши аргентинские паспорта. Лейтенант перелистал их, внимательно посмотрел на нас и сказал:

– С такой аргентинской рожей нужно быть в фольксштурме и защищать столицу Рейха от красных варваров. Расстрелять, – и он небрежно махнул рукой своим фельдфебелям.

Осадное положение не терпит отлагательства в приведении приговоров. Я поднял руку и закричал, что выполняю специальное задание фюрера и партии и у меня есть документы, подтверждающие мои слова. Я снял правый ботинок и достал из-под стельки моё специальное удостоверение, говорящее о том, что владелец его делает все на благо Рейха и во имя фюрера.

Лейтенант посмотрел на удостоверение и задумался. Можно и шлёпнуть этого спецагента, но вдруг это окажется тот человек, которому нужно оказать содействие. Тогда этого лейтенанта шлёпнут так же, как и этого человека. Даже разговаривать не будут. А так у «фельдов» есть возможность выжить в этой мясорубке. Как только будет объявлена капитуляция, бляхи и документы выбрасываются, и они становятся обыкновенными служащими Вермахта, обязанными исполнять приказы своего фюрера. Кто докажет, что это была группа палачей? А с гестапо и владельцами спецудостоверений лучше не шутить.

Как бы нехотя лейтенант вернул мне удостоверение и лениво произнёс:

– Свободны.

На сердце отлегло. Дух полковника бушевал внутри и требовал поставить на место зарвавшегося лейтенанта, но это была не та ситуация. Сейчас этот лейтенант ставил к стенке всех от рядового до генерала.

У нашего самолёта у переднего колеса сидел пилот и нервно курил.

– Я всё видел, – сказал он, – меня тоже пытались поставить к стенке за то, что я готовлюсь убежать из осаждённого города, но я сказал, что выполняю особо важное задание представителей фюрера и партии. Если бы они расстреляли вас, то вернулись бы за мной. У меня есть спирт, не желаете выпить?

Я кивнул головой в знак согласия.

Через полчаса мы стали размещаться в самолёте. Спирт сделал своё дело. У нас было эйфорическое состояние предвкушения захватывающего путешествия. Я ещё никогда не летал на таком маленьком самолёте. Я сел рядом с пилотом. Дед Сашка – сзади. Кабина как в автомобиле. Такие же автомобильные дверцы. Только вместо руля штурвал. У пилота и у пассажира.

– А это зачем, – спросил я, указывая на штурвал у себя.

– Мало ли что, – уклончиво ответил пилот, – вдруг пилот левша, или ему по-маленькому захочется сходить, то пассажир в это время и рулит. Тут сложного ничего нет. Как на машине. Нужно влево повернуть, поворачиваете штурвал влево и одновременно двигаете вперёд правую педаль, а левую – назад. Направо – все наоборот.

– Что все наоборот, – не понял я.

– Если нужно повернуть направо, то поворачиваете штурвал направо, левую педаль двигаете вперёд, а правую назад. – Пилот был терпелив. Видно было, что терпеливость была обусловлена тем, что он не знал, кто мы, а не то нам бы это всё объяснили в две минуты с использованием выражений, на которые горазды настоящие лётчики. – Штурвал на себя – поднимаемся вверх, штурвал от себя – снижаемся. Вот и все. Просто как лопата. Вот сектор газа. Это кнопка выключения зажигания. Сейчас вы даже сами можете поднять самолёт.

– Нет уж, увольте, – запротестовал я, – вы пилот, вы и управляйте самолётом.

– Слушаюсь, – сказал пилот и нажал на кнопку зажигания.

Самолёт как бы встрепенулся. Винт сделал половину оборота. Самолёт ещё раз встрепенулся и винт стал вращаться, набирая обороты. Самолёт стал чихать из трубок сизым газом, который стал набираться в кабину. Наконец, самолёт тронулся с места и поехал по-автомобильному к взлётной полосе. Приостановившись у начала полосы, двигатель запел какую-то визгливую песню, выжимая из себя все силы для вращения винта. Затем самолёт побежал и легко оторвался от земли. Звук двигателя немного стих. Стало закладывать уши, и бензиновая гарь потихоньку через щели ушла из кабины.

Сам момент взлёта интересен. Прекращаются толчки от неровностей взлётной полосы, самолёт начинает мягко лететь, но проваливаться в воздушные ямы, от чего содержимое желудка начинает подниматься к горлу или наоборот, опускаться вниз. У воздушных ям есть одна особенность. На сколько метров ты упадёшь в яму, на столько метров ты поднимешься в восходящем потоке.

На маленьком самолётике это все чувствуется по-иному, чем на огромном самолёте. Болтанка в полете была такая, что не приведи Господь. Нас то швыряло из стороны в сторону, то мы плавно покачивались как на лёгкой морской волне, то нас сносило в правый или в левый крен. Вообще, если образно так сказать, то полёты по воздуху чем-то сродни прогулке на моторной лодке по бурной реке или по бурному океану. Одно и то же, только со знаком минус. Морские волны повторяются воздухом на большой высоте. То они мелкие, то они крупные, то боковые, то встречные, то верховой ветер начинает создавать волны, то низовой. Ох, уж этот низовой ветер. Волны мелкие, жестокие и злые, стараются перевернуть лодку и пустить её на дно. То же и в воздухе. Создаётся проекция земной поверхности в высоте. Не зря его называют воздушный океан.

Мы летели, внимательно наблюдая за землёй и обходя воинские соединения союзников. Части на марше частенько обстреливают все появляющиеся цели, чтобы не допустить бомбёжки. Зенитная стрельба никогда не бывает прицельной. Бьют по площадям на опережение.

Слышал я, что есть умельцы, которые одним снарядом сбивают летящий самолёт. Покойничка Гейдриха тоже сбил красноармеец одним выстрелом из трёхлинейной винтовки. А самолёт во время зенитного обстрела попадает как бы в облако астероидов, которые так и пытаются смять в лепёшку твой звездолёт. Прямые попадания не редкость, но и они тоже результат случайности.

В этой случайности кому-то всегда везёт, пробежал между струями дождя и остался сухой, а кто-то сразу получает всю порцию, отведённую для всех. Так вот и я не вхожу в число счастливчиков, на которых ни одна капля не падает.

Ожесточённых боев на западном направлении Германии мы не наблюдали. Шла деловая сдача в плен германских войск. Ожесточённые бои шли только на восточном направлении. Над Францией мы вздохнули спокойно. И как оказалось – зря.