Текст книги "Триумф власти. Советская историософия Ялтинской конференции"

По сути, есть два способа, вернее, два подхода к фиксации субуниверсалий.

Вольно следуя за Джорджем Питером Мердоком, можно выявить типологию субуниверсалий. Это, например, активно применяемые методы «личной дипломатии», оперативность в решении ключевых проблем, многоаспектность и насыщенность переговоров, концентрация глав делегаций на важнейших проблемах и их концептуальных решениях (в рамках личных договоренностей). При необходимости вполне возможно определить наиболее характерные поведенческие категории в точном следовании за концепцией г-на Мердока. Можно определить и те культурные универсалии, которые сформировали Ялтинский мир: имущество, гостеприимство, подарки, политическое поведение²². То есть речь идет о тех, на первый взгляд, мелких нюансах, которые позволят выделить связи той матрицы власти, которая и стала полем для всей истории властных отношений в конце ХХ века. Иными словами, тела универсалии власти «ЯК», в котором атомы власти – субуниверсалии связаны не логикой «больших» событий в формате геополитических решений, а мелочами, из которых и формируется целое. Кстати, методика создания субуниверсалий и их дискредитации очень активно использовались творцами советской историософии власти и их оппонентами с Запада. Творя субуниверсалии и внедряя их в дискурс, преследовалась цель оживить власть и придать ей нужный идеологический окрас. К сожалению, субуниверсалии не служили инструментом для объективного изучения самой реальности, а лишь для ее искусного создания в формате псевдожизни власти (см. выше). Но что же это за упомянутые мною субуниверсалии-атомы власти, из которых и строится тело власти?

Здесь уместно вспомнить разработки в области лингвистики. Так, специалисты выявили два уровня универсалий в языке: абсолютные и импликативные универсалии (в нашей терминологии субуниверсалии-атомы как составные компоненты реальности Ялтинской универсалии власти)[43]43
  Николаева Т. М. Универсалии // Лингвистический энциклопедический словарь [Электронный ресурс] / гл. ред. В. Н. Ярцева. Москва, 1990. Режим доступа: http://tapemark.narod.ru/les/535c.html


[Закрыть]. Применительно к нашей проблеме абсолютные субуниверсалии – это лингвистические обороты, смыслы, которые встречаются во всех властных отношениях ХХ века²³. Например: вне личных контактов тет-а-тет, без посредников, решение в системе властной реальности Ялты‑45 не принимается. Тогда как еще несколькими десятилетиями ранее принятие решений власти посредством послов, исходя из данных дипломатического корпуса, было вполне приемлемой нормой. Апогеем данной субуниверсалии игровой власти нашего времени является система прямых телефонов между крупнейшими лидерами мира. Абсолютные субуниверсалии, в свою очередь, имеют чистую форму (встречаются всегда и везде) и относительную. Есть также статические субуниверсалии. Это такие явления языка власти, которые проявляются в том случае, если явление характерно всегда и везде, но иногда оно отсутствует и заменяется явлением, которое стремится к абсолютному эталону. Пример: если посол что-либо утверждает, то это не его личное мнение, а конкретная директива руководителя государства. Иногда посол позволяет окрасить директиву Центра личными оборотами или смягчающими формулировками, но только такими, которые не противоречат полученным указаниям. Фреквенталии — явление встречается настолько часто, что исключает возможность случайности. Пример: декларации подписываются для внешнего престижа, с точным пониманием того, что они не будут воплощены в реальные конкретные шаги.

Импликативные субуниверсалии – это такие явления, которые имеют безусловную связь между собой, и одно зависит от другого. Например, если есть личное обещание, то оно неизбежно будет оформлено в реальное решение²⁴.

В нашем случае мы имеем большой материал эксплуатации советской властью этих субуниверсалий для воссоздания тела универсалии власти формата «Ялта‑45», причем материала необычайно активного и разностороннего.

Выполнение заявленного комплекса работ позволит выявить наиболее существенные черты «Ялтинского дискурса», в частности, касающиеся построения историософии Ялты в пространстве власти.

Можно ли сказать, что ничего в этом плане не было сделано? Конечно, нет. Имеется достаточно обширный перечень работ, опубликованных, правда, небольшими тиражами в малозначительных региональных изданиях и посвященных проработке отдельных элементов заявленных аспектов. Наибольшую разработку получила взаимосвязь микро– и макроистории Крымской конференции. Обоснование и выявление степеней влияния события, казалось бы, частного характера (состав охраны Крымской конференции, количество выкуренных папирос на заседаниях и т. д.) на большую геополитическую стратегию широко представлено в работах профессора С. В. Юрченко[44]44
  Юрченко С. В. «Большая Тройка» и другие официальные лица: Крымская конференция 1945 года в портретах ее участников. Севастополь, 1999; Юрченко С. В. Сталин, Рузвельт, Черчилль на Ялтинской конференции 1945 года: три подхода к войне и миру. Севастополь, 2000; Юрченко С. В. Гриф секретности снят: охрана Ялтинской конференции 1945 года. Севастополь, 2003; Юрченко С. В. Ялтинская конференция 1945 года: хроника создания…; Юрченко С. В. Ялтинская конференция 1945 года: принципы переговоров, значение и уроки // Вестн. Московского ун-та. Сер. 25: Международные отношения и мировая политика. 2010. № 1. С. 114–130; Юрченко С. В. Исторический контекст, значение и уроки Ялтинской конференции 1945 г. // Вестник архивиста. 2016. № 1. С. 203–237.


[Закрыть]. Создан также цикл работ, посвященных анализу истории формирования ключевых концептов Ялтинского дискурса власти в рамках историографических и публицистических работ советских, российских и украинских исследований[45]45
  Шамрин О. А. Крымская конференция 1945 года: итоги изучения советской и британской политики // Дипломатия Великой Победы: итоги исследований и уроки для формирования новой системы международных отношений: материалы науч. конф. Симферополь, 2005 С. 5–11; Он же. Крымская конференция 1945 года в современной историографии Украины и России // «Ялтинская система и современный мировой порядок: проблемы глобальной и региональной безопасности: материалы междунар. науч. конф. Симферополь, 2010. С. 293–297; Шевченко О. К. «Польский вопрос» на Крымской конференции 1945 г. (по материалам диссертационного фонда РГБ) // Культура народов Причерноморья. 2012. № 243. С. 100–104; Шевченко О. К. Парадоксы восприятия Крымской конференции 1945 г. в ментальном поле культуры (историографический эксперимент) // Мистецтво і наука третього тисячоліття: матеріали наук. конф. Сімферополь, 2012. С. 66–69; Он же. Историография крымской конференции…; Он же. Кримська (Ялтинська) конференція 1945 р. в українському гуманітарному знанні // Дні науки філософського факультету – 2013: матеріали міжнар. наук. конф. Київ, 2013. Ч. 8. С. 244–246; Он же. 1945–1974 гг. как период формирования советской историографии Ялтинской конференции // Культура народов Причерноморья. 2013. № 254. С. 174–177.


[Закрыть]. Разработан также механизм наукометрического анализа исторических (клиометрия) и историографических (скрибометрия) текстов, посвященных Ялтинскому дискурсу власти[46]46
  Шевченко О. К. Клиометрия и ялтинская конференция 1945 г. (к вопросу о методологии философии истории) // Культура народов Причерноморья. 2014. № 275. С. 191–194; Он же. К вопросу о базовых параметрах квантированной историографии ялтинской конференции 1991–2014 гг. // Гуманитарные науки. 2015. № 2. С. 81–88.


[Закрыть]. Намеченные отдельные перспективы освоения ЯК при помощи философской методологии[47]47
  Синица Д. А. Конец Ялтинской системы: аксиологический аспект // Крымская (Ялтинская) конференция 1945 года: уроки и перспективы: материалы междунар. науч. симп. Симферополь, 1996. С. 147–151; Юрченко С. В. Исторические события и память поколений: к 60-летию Ялтинской конференции // Историческое наследие Крыма. 2005. № 9. С. 6–8; Shevchenko О. «Yalta affair» of the soviet man with the West in the 1945 // Yalta Conference, 1945: actual issues of history, law studies, political science, culture studies and philosophy: materials scientific conference. Simferopol, 2013. Р. 138–143 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://krim-kofeence.at.ua/load/teksty/stati_tezisy_zametki/yalta_conference_1945_actual_issues_of_history_law_studies_political_science_culture_studies_and_philosophy/10-1-0-31; Исаков А. Н. Ялтинская конференция: парадоксы исторического суждения // Крымская конференция 1945 г.: актуальные вопросы истории, права, социологии, политологии, культурологи, философии: материалы междунар. науч. конф. Симферополь, 2013. С. 63–65; Шевченко О. К. Ялтинская конференция 1945 г.: в гносеологическом поле философии // Культура народов Причерноморья. 2013. № 259. С. 195–199; Михайленко В. И. Ценностные основания Ялтинского и нового мирового порядка // 70 лет Ялтинской конференции стран антигитлеровской коалиции: материалы междунар. науч. конф. Екатеринбург, 2016. С. 136–143.


[Закрыть]. Созданы любопытные предпосылки по изучению заявленных проблем с точки зрения, например, румынских, итальянских и британских научных активов[48]48
  Михайленко В. И. Итальянские дипломатические документы 1945 года о советской внешней политике // Вестник МГИМО Университета. 2010. № 5. С. 57–64; Назария С. М. Оценки ялтинской конференции (1945 г.) в современной румынской историографии: реалистическое видение и мифы // Постсоветский материк. 2015. № 1 (5). С. 115–124; Шевченко О. К. Зарубежные архивы по Ялтинской конференции в интернет-пространстве. к вопросу о теории «власти коммуникации»: The National Archives (TNA) (Великобритания) // Вестник архивиста. 2018. № 3. С. 750–760.


[Закрыть].

Иными словами, существует определенный практический задел, но отсутствует концептуальное обобщение ялтинского властного дискурса, его фундаментальная реконструкция в рамках разнообразных дискурсивных познавательных практик. В этом смысле положение о субуниверсалиях универсалии Ялты‑45 имеет потенцию стать посредником при скачке от предметных, эмпирических научных постижений ялтинского образца дискурса власти к его серьезному теоретическому осмыслению на уровне понятий, концептов и категорий. В частности, это серьезно поспособствует проработке темы о специфике бытийствования власти в русском цивилизационном поле. Ведь «XXI век продемонстрировал диффузию академического дискурса о бытийствовании цивилизаций с практической сферой международной политики»[49]49
  Шевченко О. К. Методологические перспективы исследования понятия «власть» в русском цивилизационном пространстве // Вестник Томского государственного университета. 2018. № 435. C. 75.


[Закрыть]. А изучение Ялтинского мира дает великолепные образцы начала этой диффузии в ее исходных предметно фиксируемых позициях – слоях властного дискурса.

Очевидно, что разработка как системы археологии власти, так и субуниверсалий Ялты имеет важнейшее значение в рамках социально-философского дискурса. Она позволяет конституировать властную реальность и оценить ее качество для решения геополитических вопросов современности. Причем как с позиций анализа исторического события, так и с позиций воссоздания этого события в формате историософии. Последнее актуально тем, что дискурс 1945 года, имея локальное окончание в феврале 1945 года, отнюдь не окончился в структурах понимания происшедшего события²⁵. Начиная с 1945 года и вплоть до сегодняшнего дня продолжается реконструкция дискурса и вживления его во властные реалии того или иного автора. В процессе работы над книгой мне удалось выделить пять ключевых волн интерпретации и моделирования ялтинского дискурса 1945 года. Волн, которые очень существенно трансформируют как понимание дискурса, так и его акцентуацию на разнообразных субуниверсалиях. По сути дела, идет речь о пяти Ялтинских конференциях в русском тексте.

Первая волна – рождение представления о Ялте. Это волна образов, смыслов и прочтения. Это год 1945-й.

Вторая волна – процесс воспитания властных образов Ялты. Это время тех, кто трансформировал документы и творил простые рефлекторные ответы на очень сложные мировоззренческие вопросы, поставленные в феврале 1945 года. Это те, кто обеспечивал возрастание Pax Yalta из события локально-исторического в некий формат мировой всесистемы, кульминацией которой стали Хельсинские соглашения 1975 года. Это кормильцы власти, питавшие ее своим творчеством, интеллектом и усердием. Это те, кто создавал стратегии и тактики понимания. Это годы 1946–1989-й.

Третья волна во многом – волна некрофильная. Происходит забвение Ялты. Происходит лишение ее всякой онтологии, фундаментальности, серьезности. Ялтинский мир превращается в бесплодную пустыню, а затем и в исторический мираж. Это время обнуления текста и скрытие дискурса на дне мировой исторической мысли. Это годы 1990–1991-й.

Четвертая волна – удивительное время бытия мертвых текстов. Онтологии Ялты – нет, исчезли ее перспективы и историческая воплощенность, остались лишь анекдоты, микрофизические акты отдельных ее участников. Дискурса нет, есть его фрагменты и локальные, малопонятные читателю цепочки связей между понятиями. В отдельных уголках русской цивилизации раздаются отдельные голоса об отдельных фрагментах Ялты. Это сродни движению трупа, когда он под разрядами электрического тока дергается, создавая ложное ощущение жизни. Это годы 1992–2014-й.

Пятая волна. Время возращенных идей. В пустыню, заполненную миражами и чахлыми деревцами отдельных статей, возвращается реальность всемирности Ялты. Укореняется мысль о Ялте-2, Ялте-3, как «маяке» для человечества. Обретают весомость образы прошлых волн, упорно переплетающиеся с геополитикой дня сегодняшнего. Русский дискурс власти обретает силу и устойчивый вектор, вбирая в себя отдельные элементы предыдущих волн. При этом он теряет свою микрофизичность и предметную наполненность. Исключения составляют разовые информационные вбросы «бытовых сенсаций». Это время парадных идей и паркетных версий. Это год 2015-й, который отчасти подобен 1945-му и знаменует собой начало новых трансформаций феномена власти в русском историческом тексте.

В моем текущем исследовании получат предметное и развернутое изучение первая и вторая волна. Частично будет осуществлен набросок идей из волны четвертой и пятой. В уже анонсированной монографии²⁶, чья публикация ожидается в начале 2019 года, планируется детально представить анализ волн третьей, четвертой, пятой, а также самой основы этих волн, непосредственно исторического события «Ялтинская конференция» по приведенной выше схеме.

Глава 2
«Секретный фарватер» ялтинских текстов (история осмысления советских дискурсов о «Ялте‑45»)

Но единственною мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно.

Г. Ф.-В. Гегель

ЯК всегда вызывала большой интерес у читающей и пишущей публики. Однако сама эта пишущая публика не всегда являлась, или даже, как правило, не являлась, профессиональными учеными или опытными краеведами-любителями. Поэтому в великом хаосе газетных заметок, журнальных идеологических «уток» действительно серьезные, вдумчивые статьи попросту терялись, а монографий было слишком мало, чтобы они могли служить пищей для качественного историографического осмысления. В связи с этим авторы, обращавшиеся к «ялтинской» проблематике, не считали возможным предуведомлять свои тексты развернутым анализом текстов своих предшественников, а попросту использовали в своих конструкциях отдельные публикации отдельных авторов, посвященных отдельным вопросам²⁷. К настоящему, 2019 году сложилась удивительная и парадоксальная ситуация. Библиография по Ялтинской конференции (на русском и украинском языках) насчитывает более 500 серьезных монографий, академических статей, вдумчивых тезисов с международных конференций, крепких краеведческих очерков, публикаций разнообразных мемуаров и стенограмм заседаний профессиональных историков. Однако нет профессионально отработанной линейки историографических публикаций. Другими словами, мы не имеем в нашем распоряжении сколь-нибудь серьезных обобщающих работ о становлении, развитии осмысления Ялтинской конференции в работах советских и российских специалистов: от историков до политологов. Более того, до сих пор не разработаны даже библиографические справочники²⁸, словари персоналий участников конференции, сборники биографий ученых-исследователей и иные «технические» издания, посвященные Ялтинской конференции.

По большому счету исторические, философские и политологические тексты ЯК представляют собой настоящие интеллектуальные шхеры, в которых каждый исследователь ориентируется по своему собственному секретному фарватеру, малопонятному читателю. Единой справочной системы, ясной и очевидной лоции в этом массиве подводных камней, одиноких скал, отмелей, бухточек, островков смыслов и идей – попросту не существует. Я говорю именно о систематической и последовательной работе в этом направлении, а не об отдельных попытках прояснить отдельные элементы проблемы.

Одним из первых, кто решил набросать историографический очерк и выявить, «кто?», «что?» и, главное, «с какими целями?» писал о Ялтинской конференции, был С. Б. Сосинский. Сергей Брониславович проделал серьезный труд. Он сумел выявить основные направления развития мыслей историков о ЯК, связал их с политической конъюнктурой, определил ключевые идеологемы и мифологемы, артикулировал базовые идеи и наиглавнейшие понятия, их фиксирующие. С тщательной скрупулезностью советский специалист буквально «просеял» сквозь принципы исторической объективности, принимая в расчет беспристрастную научность, значительный массив источников. Но… все это было сделано на материале американских источников и с конкретной целью: дать полномасштабный анализ становления и развития американского видения Крымской конференции[50]50
  Сосинский С. Б. Указ. соч. С. 3–25


[Закрыть]. Подобный же подход, но в иных стилистических обрамлениях, был продемонстрирован в одной из самых известных в Советском Союзе книжек, посвященной Ялтинской конференции, правда, степень научности и проработанности американских публикаций была существенно снижена в силу научно-популярного стиля издания, но основная канва: наличие истории осмысления ЯК только в англо-американском историческом сообществе была выдержана безукоризненно[51]51
  Сиполс В. Я. Крымская конференция, 1945 год / В. Я. Сиполс, И. А. Челышев. М., 1984. С. 73–77.


[Закрыть]. Любопытно, но упор делался на то, что основу искажений создают не профессиональные историки, которые вроде бы как есть, но о которых авторы умалчивают, а непременно реакционные публицисты и политологи. При этом, в отличие от С. Б. Сосинского, авторы 1984 года включают в свой анализ публикации Великобритании, Франции и ФРГ, правда, с минимальными ссылками, но с очень развернутыми комментариями по поднятому «реакционными публицистами» шуму в печати.

Подобная картина сохраняется и в изданиях, где Ялтинская конференция выступает хоть и не основной темой текста, но являет собой важную смысловую составляющую. Например, в значительной мере, хотя и с большой идеологической риторикой американская историография была вскрыта в довольно обширной монографии «Правда и вымысел о Второй мировой войне», где на нескольких страницах была приведена довольно развернутая критика американской трактовки Ялтинской конференции с обилием сносок и указанием конкретных текстов американских «коллег»[52]52
  Реутов Г. Н. Правда и вымысел о Тегеранской и Крымской конференциях // Правда и вымысел о Второй мировой войне. М., 1970. С. 232–234.


[Закрыть]. Или же в тексте интересной монографии «От Перл-Харбора до Потсдама», где «Ялте» и ее преддверию «Мальте» были отведены десятки страниц[53]53
  Кузнец Ю. Л. От Ялты к Потсдаму и капитуляции Японии // От Перл-Харбора до Потсдама. Очерк внешней политики США. М., 1970. С. 204–228.


[Закрыть], однако «чистой» историографии там нет вовсе. Вернее, есть только американская историография и советские историографы, ее детально анализирующие[54]54
  Там же. С. 228.


[Закрыть]. Несколько иной манеры придерживался автор работы «СССР и США: союзники в годы войны (1941–1945)», где в разделе о Ялте он упомянул о неких убедительных работах советских историков (без имен и ссылок на их работы) и тенденциозном западном стремлении исказить историческую истину (с указанием и комментированием одной американской монографии)[55]55
  Борисов А. Ю. СССР и США: союзники в годы войны (1941–1945). М., 1983. С. 201.


[Закрыть].

В более позднем советском тексте, посвященном Ялте‑45[56]56
  Белецкий В. Н. Потсдам-1945. История и современность. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1987. С. 9–19.


[Закрыть], приводятся сообщения о многих буржуазных историках, пытающихся извратить решения Крымской конференции, но ссылок на их работы и даже простого перечисления имен – нет. Параллельно читателю предлагают развернутое изложение монографии Дианы Клеменс «Ялта»[57]57
  Clemans D. Yalta. New York, 1970.


[Закрыть], как представителя нового поколения историков, в чьей книге «…убедительно показано, что на конференции Советский Союз всемерно стремился к достижению договоренности по всем вопросам и проявил в связи с этим необходимое понимание и готовность к компромиссам, что принятые решения были закономерными и справедливыми и представляли собой взвешенный баланс интересов сторон»[58]58
  Белецкий В. Н. Указ. соч. С. 19.


[Закрыть].

При анализе статейного фонда советских историков картина принципиально не меняется. У авторов присутствуют отдельные соображения об истории осмысления той или иной проблемы Крымской конференции в трудах западных историков или историков из социалистических стран Восточной Европы, но практически нет анализа отечественной им советской исторической школы[59]59
  Гибианский Л. Я. Подготовка Крымской конференции и позиция СССР, Англии и США в отношении Болгарии, Румынии и Венгрии // Советское славяноведение. 1981. № 4. С. 18; Гибианский Л. Я. Позиция СССР, Англии и США в отношении Болгарии, Румынии и Венгрии накануне Крымской конференции // Советское славяноведение. 1981. № 3. С. 15.


[Закрыть]. Встречаются работы, где довольно помпезно указывается о большой работе советских историков, приводится перечень этих самых работ, однако именно анализа развертывания полемики в исторических трудах, проблемы становления советской исторической школы, изучающей Ялту‑45, или, например, такого ключевого для Ялтинской конференции вопроса, как «Польская проблема», – нет[60]60
  Сиполс В. Я. Защита Советским Союзом интересов Народной Польши на Крымской и Берлинской конференциях 1945 года // История СССР. 1986. № 3. С. 21.


[Закрыть].

Из всего массива советских работ, посвященных Ялтинской конференции, есть лишь два текста, которые полностью посвящены историографии… при этом историографии исключительно американской. Причем один текст – в форме тезисов[61]61
  Егорова Н. И. Оценка Крымской конференции в современных американских концепциях происхождения «холодной войны // Ялтинская конференция 1945: уроки истории. М., 1985. С. 151–152.


[Закрыть], а другой хоть и имеет вид статьи, но нацелен на анализ современной идейно-политической борьбы, мощным оружием которого и выступает историография[62]62
  Ржешевский О. А. Крымская конференция: буржуазная историография и современная идейно-политическая борьба // Ялтинская конференция 1945: уроки истории. М., 1985. С. 135–145.


[Закрыть]. Перу последнего автора принадлежит и наиболее информативный текст, созданный в стиле классической советской историографии о ЯК, довольно близкий по своим высоким научным качествам к базовому историографическому труду С. Б. Сосинского, хотя он и является лишь небольшой частью книги, посвященной американской историографии Второй мировой войны[63]63
  Ржешевский О. А. Война и история: буржуазная историография США во Второй мировой войне. М., 1984. С. 151–158.


[Закрыть].

Создается впечатление, что для советских авторов советская же историография отсутствовала как факт. Присутствовали книги, статьи, тезисы, а вот историографии – не было. Ибо историография – это всегда борьба мнений, столкновения разнообразных смыслов. Это история возникновения идей, это смена трактовок и модернизация подходов. Для советских же авторов Ялтинская конференция была застывшей в янтаре царевной. Вечно юная и молодая. Из книги в книгу проходила мысль, абсолютная универсалия, чистая и статичная, по сути даже фреквенталия о вечности ялтинских соглашений, об их вневременности (классические субуниверсалии, которые формировали устойчивый симулякр прошлого как постоянно обновляемого настоящего). Достаточно посмотреть на оглавления ряда публикаций: «Незыблемые договоренности»[64]64
  Борисов А. Ю. Незыблемые договоренности (к 40-летию Ялтинской и Потсдамской конференций). М., 1985


[Закрыть], «Соглашения непреходящего значения»[65]65
  Ахтамзян А. Соглашения непреходящего значения // Международная жизнь. 1985. № 2. С. 58–67.


[Закрыть] и т. п. При этом неоднократно подчеркивалось, что советское понимание Ялтинской конференции тождественно ее пониманию советской делегации и избранным местам из позитивных откликов современников. Здесь уже фиксируется определенная импликативность субуниверсалий посредством тесно связанных между собой смыслов. В таком ключе никакого развития и уж тем более изменения взглядов на Ялтинскую конференцию и быть не могло. Незыблемо значит незыблемо. Абсолютно. Статично. Строго импликативно. И точка. Псевдожизнь власти состоялась. Застывшая и нерушимая, как колонны Белой парадной залы, где проходили пленарные заседания «Большой Тройки».

С развалом Советского Союза появилась возможность оценить путь отечественных творцов тела универсалии власти «Ялта‑45», появилась возможность выявить его достоинства и недостатки. С открытием ранее секретных документов появилась также возможность провести полномасштабную ревизию имеющихся научных работ и опубликованных, ставших классическими мемуаров. Пример таких возможностей на материале Восточной Европы предложил один из самых сильных советских специалистов по Ялтинской конференции[66]66
  Гибианский Л. Я. Исследования политики СССР в Восточной Европе в конце Второй мировой войны и в первые послевоенные годы // Вопросы истории. 2004. № 6. С. 148–160.


[Закрыть], но его план так и не стал реальностью.

Последующие годы принесли лишь спорадический интерес отдельных исследователей к истории осмысления Ялтинской конференции. Прежде всего, это усилия Сергея Васильевича Юрченко в рамках общей постановки проблемы со стратегическим прорабатыванием двух главных линий: советской и западной историографии[67]67
  Юрченко С. В. Сталин, Рузвельт, Черчилль на Ялтинской конференции 1945 года… С. 116–124; Юрченко С. В. Исторические события и память поколений… С. 6–8; Юрченко С. В. Ялтинская конференция 1945 года глазами исследователей // Историческое наследие Крыма. 2005. № 10. С. 7–8.


[Закрыть], а также вопросов микроистории, связанной с охраной участников Ялтинской конференции[68]68
  Юрченко С. В. Гриф секретности снят… С. 8–10.


[Закрыть].

Две довольно сильные статьи опубликовал в свое время сотрудник Ливадийского дворца Шамрин Олег Александрович, в которых он сформулировал ключевые проблемы изучения советской и британской политики в контексте Ялтинских решений, а также впервые в рамках отдельной академической статьи поднял вопрос о наличии российской и украинской историографии Ялтинской конференции[69]69
  Шамрин О. А. Крымская конференция 1945 года: итоги изучения…; Шамрин О. А. Крымская конференция 1945 года в современной историографии…


[Закрыть]. К сожалению, высказанные в них идеи так и не получили своего дальнейшего авторского развития в форме солидной монографии или тематического сборника статей. В научном архиве Ливадийского дворца-музея, куда на протяжении ряда лет сотрудники сдавали научные справки (зачастую имеющие объем до одного авторского печатного листа с оригинальными тематиками, серьезной проработкой научной проблемы, но так нигде и не опубликованные) мне также не удалось найти развитие заявленных идей[70]70
  Шевченко О. К. Ресурси наукового архіву Лівадійського палацу-музею і Кримська конференція 1945 року: історіографічна розвідка // Вісник Львівського ун-ту. Сер. Міжнародні відносини. 2013. Вип. 33. С. 47–54.


[Закрыть].

В 2012 году открывается моя линейка текстов, посвященных отдельным вопросам истории конструирования смыслов Ялтинской конференции советскими, российскими и украинскими историками, политологами, историками… и художниками[71]71
  Шевченко О. К. «Польский вопрос»…; Он же. Парадоксы восприятия Крымской конференции…; Он же. Историография крымской конференции 1945 г. в интернет-пространстве…; Он же. Крымская конференция 1945 г. на почтовых конвертах и марках ХХ века / О. К. Шевченко, А. П. Пигулева // Культура народов Причерноморья. 2013. № 246. С. 110–113; Он же. Кримська (Ялтинська) конференція 1945 р…; Он же. Кримська (Ялтинська) конференція в Української історіографії 1991–2013 рр.: аналітичний огляд // Історичні записки: зб. наук. праць. 2013. Вип. 39. С. 214–222; Он же. Ресурси наукового архіву…; Он же. Средняя Азия и Дальний Восток на Крымской конференции 1945 г. в диссертационных штудиях РФ // Проблеми джерелознавства, ісотріографії та історії Сходу: матеріали міжнар. наук. Конф. Луганськ, 2013. С. 246–251; Он же. 1945–1974 гг. как период формирования…; Shevchenko O. K. Yalta‑45: Ukrainian science historiographic realia in globalization and universalism era // Science and Education a New Dimension. Humanities and Social Science. N. I (2). Issue: 12, 2013. Р. 39–42; Он же. К вопросу о базовых параметрах…; Он же. Публикация источников по Ялте‑45…; Он же. Зарубежные архивы по Ялтинской конференции…


[Закрыть].

Довольно любопытной версией интереса к историографии Ялты‑45 в последние годы служит напряженный анализ газетных публикаций, посвященных ялтинским встречам Большой Тройки. Это может быть анализ прессы Генри Люса[72]72
  Бонцевич Н. Н. Репрезентация Ялтинской конференции на страницах прессы Генри Люса // Крымская конференция 1945 г.: актуальные вопросы истории, права, социологии, политологии, культурологи, философии: материалы науч. конф. Симферополь, 2013. С. 83–88 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://krim-konference.at.ua/load/teksty/stati_tezisy_zametki/yalta_conference_1945_actual_issues_of_history_law_studies_political_science_culture_studies_and_philosophy/10-1-0-31


[Закрыть], но может быть и выборочное прочтение газеты «Известия» за 1945 год[73]73
  Тригуб О. П. Ялтинська конференція 1945 р. на сторінках радянської преси (на матеріалах газети «Известия») // Наукові праці [Чорноморського державного університету ім. Петра Могили]. Сер. Історія. 2012. Т. 180, Вип. 168. С. 110–113 [Електронний ресурс]. Режим доступа: http://nbuv.gov.ua/UJRN/Npchdui_2012_180_168_22


[Закрыть], фундаментальный анализ основных советских газет 1945 года, в которых отображены ялтинские события февраля 1945 года[74]74
  Канинская Г. Н. Крымская (Ялтинская) конференция: 70 лет назад (по материалам советской прессы) // Вестник Ярославского гос. ун-та им. П. Г. Демидова. Сер. Гуманитарные науки. 2015. № 4 (34). С. 5–12.


[Закрыть], или проработка региональной прессы[75]75
  Шевченко О. К. Крымская пресса февраля 1945 г. как источник по истории Крымской (Ялтинской) конференции // Всесвітня історія та актуальні проблеми міжнародних відносин: стат. та матеріали міжнар. наук. – практ. конф. Луганськ, 2013. С. 415–419.


[Закрыть]. Иногда, впрочем, случается хоть и спорадическое, но все же обращение к Ялте в контексте анализа общей Ялтинско-Потсдамской системы мироустройства[76]76
  Антошин А. В. Возвращаясь к временам Александра Благословенного? Место СССР в Ялтинско-Потсдамской системе международных отношений в оценках публицистов парижской газеты «Русские новости» // 70 лет Ялтинской конференции стран антигитлеровской коалиции: материалы междунар. науч. конф. Екатеринбург, 2016. С. 11–16.


[Закрыть].

Из иных историографических и околоисториографических обращений к предмету монографии, изданных на русском языке, стоит, пожалуй, упомянуть только серьезную и крайне интересную работу, посвященную детальному освещению перипетий современной румынской историографии[77]77
  Назария С. М. Указ. соч.


[Закрыть]. Иных историографических текстов или материалов, свидетельствующих о планомерной работе по изучению истоков формирования ключевых идей «Ялтинского мира», мне найти не удалось. Другими словами, постсоветские исследователи отнюдь не считают возможным уточнять, как формировались представления о Ялтинском мире, предпочитая использовать наработки советских ученых как в плане их серьезных методологических успехов, так и в плане крайне сомнительных шаблонов и откровенно ханжеских идеологем. Как первые, так и вторые активно кочуют практически по всем текстам современной российской историографии (в украинской же наметилось внедрение иных штампов – идеологических клише американских экспертов времен молодости З. Бжезинского[78]78
  Шевченко О. К. Кримська (Ялтинська) конференція в Української історіографії…


[Закрыть]).

К чему приводит столь невзвешенная позиция? Прежде всего, она не позволяет объективно посмотреть на саму Ялтинскую конференцию, а заставляет кружиться в череде абсолютных и импликативных субуниверсалий, созданных в 40–80-е годы ХХ века. И в самом деле, после событий Ялты‑45 прошло более семидесяти лет, но большая часть наших эмоций, наших логических объяснений родом именно из работ историков, публицистов и политологов сталинско-хрущевской эпохи. Документы Ялтинской конференции – всего лишь первое отражение тех реальных событий, которые происходили в февральские дни 1945 года в Ялте. Как показали последние 70 лет, это отражение реальной истории власти можно интерпретировать очень и очень по-разному. Ничего не стоит «слепить» образы несчастного и больного президента Ф. Рузвельта, раздавленного волей злобного маньяка И. Сталина, или создать образ благородных и мудрых старцев, заложивших на 70 лет мир во всем мире. И подобная «лепка» субуниверсалий в форматах «Мердок» и «Гринберг» началась, когда все документы о Ялте‑45 могли уместиться на нескольких газетных полосах, а с публикацией пухлого американского тома, посвященного ЯК[79]79
  Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. The Conferences at Malta and Yalta. 1945. Washington, 1955.


[Закрыть], с публикацией первых американских же мемуаров[80]80
  Рузвельт Э. Его глазами. М., 1947; Stettinius E. Roosevelt and the Russians, The Yalta Conference. Garden City, New York, 1949; Kuter L. Airman at Yalta. New York; Duell; Boston, 1955.


[Закрыть], с появлением опять-таки первых публикаций советских стенограмм заседаний и иных документов по ЯК[81]81
  Крымская и Потсдамская конференции руководителей трех великих держав [Документы Крымской конференции] // Междунар. жизнь. 1965. № 6–9; Тегеран – Ялта – Потсдам: сб. док. М., 1967.


[Закрыть], первых советских мемуаров[82]82
  Кузнецов Н. Г. Страницы былого. Ялта – Потсдам (Из воспоминаний участника Крымской и Потсдамской конференции) // Вопросы истории. 1965. № 4. С. 120–132.


[Закрыть] возможности для конструирования обликов прошлого увеличились многократно.

И если технологии и способы американских специалистов, отчасти британских и румынских, мы представляем себе вполне отчетливо, то систематика трансформации исторического события в историческую память советскими экспертами (что и является сутью создания тела универсалии власти, как это показано в первой главе) для нас совершеннейшая неизвестность.

В данном случае речь идет не о создании обычной историографии Ялтинской конференции. Ведь для этой работы необходимы определенные усилия исключительно исторического характера с соответствующим набором методов и познавательных стратегий. Моей целью является осмысление удивительного процесса превращения исторического события в факт национальной гордости, в феномен геополитического доминирования, в реальность исторической памяти. Поэтому меня, а также, надеюсь, и тебя, читатель, в этой книге интересуют именно механизмы последовательного создания образа ЯК, формирования легко узнаваемых смыслов, которые до сих пор вполне понятны и, более того, вполне комфортны как для большинства «простых» граждан нашей страны, так и для критического большинства нашей политической элиты. Детальный анализ современного этапа осмысления ЯК показал²⁹, что большая часть сработанной советскими мастерами «исторической правды» активно эксплуатируется в научных текстах российских ученых. При этом «историческая правда» англо-американских экспертов является маргинальной и никак не может прописаться в основных научных трудах современной России (но активно втискивается в украинские тексты). Достаточно прочитать 14-й том пятнадцатитомного труда «Великая победа» в тех его разделах, которые посвящены ЯК, чтобы увидеть ожившие методологические стереотипы из трудов советских историков: максимум оценок, минимум иных исследовательских позиций, кроме одной официальной точки зрения и союзных с ней мнений… немного романтики, связанной с микроисторическими фактами[83]83
  Великая Победа: в 15 т. / под общ. ред. С. Е. Нарышкина, А. В. Торкунова. М., 2015. Т. 14: Умиротворение Европы.


[Закрыть]. Присутствуют в тексте (и в этом, и в целом ряде иных, о которых пойдет речь во второй монографии автора) идеологические штампы о «неправильном» понимании ЯК, о недовольстве «правых» в США. Изменилась, правда, риторика в адрес Польши, она стала жестче, напористей, но продолжает убеждать, что в Ялте интересы Польши не были ущемлены, а, наоборот, защищены. Прослеживается та же линия реанимирования советского образа в отношении Германии и Японии, в отношении военных обязательств СССР и оценки плана репараций³⁰. Одним словом, утверждать, что советские образы ЯК и их основа – субуниверсалии – прекратили свое существование с крушением Советского Союза, крайне поспешно. Но в отсутствие качественных и, главное, многолетних исследований узко историографического направления, созданных усилиями профессиональных историков, оценить этот факт крайне сложно.

В этом смысле философские подходы и методы работы с материалом позволяют обойти фактор времени и создать рабочую гипотезу с претензией на теорию гораздо быстрее, чем труд нескольких поколений историографов. Работая с текстами историков СССР, которые, с моей точки зрения, представляют собой строительный материал для создания исторического факта, становится возможным реконструировать усилия власти по формированию нужного образа, проходящего по реестру исторического события. Именно исторические тексты, а не первоисточники, на мой взгляд, являются главными рычагами формирования мыслей, эмоций и ощущений относительно прошлого, в данном случае в отношении событий ЯК.

В отличие от англо-американской историографии, где доминировали черты скорее сентиментальной публицистики (или же этакого политического экшна, но с непременной фабулой газетного комикса), в Советском Союзе конструирование ЯК как исторической реальности происходило в форме историософского монолита. В первом случае политический детектив, во втором случае почти «космическая опера».

Для советских создателей Ялтинского мифа была характерна тяга к философским обобщениям, игра с вечностью, стремление к совершенству, а следовательно, к каноничности, тогда как для их англо-американских коллег было важным показать момент, схватить крупным планом микроисторию, добавить сантиментов и вывести яркий политический вывод. Именно в силу разницы этих двух подходов они оказались не смешиваемыми, прошли испытание годами разрядки 90-х годов, сохранив свою идентичность. И теперь, к 2018 году, они вновь и вновь заявляют о своих возможностях в идентификации личности. Заставляя ее становиться либо на сторону Западного мира, либо на сторону бывшего Советского, а теперь уже Евразийского союза. Столь фундаментально разный подход к формированию Ялтинского мира не позволил сформировать советским историкам качественную историю собственных усилий в создании ЯК. Ведь, по сути, они, историки, совершали действия, характерные скорее для философов и политтехнологов, нежели служителей Клио. А значит, и историческими методами оценить свои собственные усилия они были бессильны. С другой стороны, англо-американский политический вестерн о ЯК стал удобной мишенью для научной критики, чем и смогли воспользоваться в полной мере советские специалисты.

Любопытно, но факт: англо-американские эксперты по ЯК крайне слабо знали или попросту не понимали усилий советских историков. В их текстах (в отличие от СССР) очень редко можно встретить указания на работы советских историков, а уж на советские документы и подавно. Вероятно, эпическая историософия советской исторической мысли оказалась за пределами менталитета экспертов из-за океана и представляла для них «белый шум» или наивно называлась «пропагандой».

При этом, несмотря на обилие формулировок в советских текстах, приближающих их к собственно философии, отсутствуют работы, которые бы осмысливали этот факт. Наверное, в силу того, что ЯК очень редко становилась объектом именно философского рассмотрения. В копилке текстов, посвященных Ялтинской встрече 1945 года, таковых насчитываются сущие единицы, да и те по преимуществу либо тезисы, либо небольшие статьи. Чаще всего исследователей интересовала аксиологическая составляющая феномена, правда, не в конкретно историческом локальном событии, а в масштабах всей «Ялтинско-Потсдамской системы»[84]84
  Синица Д. А. Указ. соч.; Михайленко В. И. Ценностные основания…


[Закрыть]. Гораздо реже поднимались проблемы методологического или социально-философского анализа[85]85
  Шевченко О. К. Ялтинская конференция 1945 г.: в гносеологическом поле… С. 196–197; Он же. Клиометрия и ялтинская конференция…


[Закрыть] или собственно историософского характера[86]86
  Исаков А. Н. Указ. соч.


[Закрыть].