Текст книги "Любви все звания покорны. Военно-полевые романы"

«Чем ярче разгоралась звезда Тухачевского, тем больше женщин кружилось вокруг него»

В 1921 году Михаил Николаевич уводит жену у военного комиссара стрелковой дивизии Лазаря Наумовича Аронштама.

Еврей Л. Н. Аронштам (1896–1938) в партию вступил еще в 1915 году. Военным комиссаром участвовал в Гражданской войне. В 1921 году с должности военкома стрелковой дивизии был приняли в Военную академию РККА. В 1935 году ему как члену Военного совета – начальнику политуправления Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии – было присвоено звание армейского комиссара 2-го ранга. В 1936–1937 гг. он возглавлял политуправление Московского военного округа, а затем политуправление Приволжского военного округа. В мае 1937 года его арестовали и в марте 1938 года приговорили к высшей мере наказания.

Третья жена, Нина Евгеньевна Гриневич (21 год), дочь царского полковника, происходила из старинной польской дворянской фамилии. Она не смогла устоять перед чарами двадцативосьмилетнего известного военачальника, кавалера ордена Красного Знамени, награжденного Почетным золотым оружием, командующего армиями и фронтами. А еще причисленного к лицам с высшим военным образованием и назначенного членом Высшего академического военно-педагогического совета. В 1923 году она еще больше будет гордиться своим мужем – в том году в честь Тухачевского назовут город.

«Руководителю пятой армии – освободителю Урала от белогвардейщины и Колчака – в день четвертой годовщины взятия Урала Красной Армией – Миасский горсовет им шлет пролетарский привет; в ознаменование дня, город Миасс переименовывается в город Тухачевск – вашего имени», – сообщалось в июльском номере «Военного вестника» за 1923 год. Любопытно, что только Л. Троцкий и М. Тухачевский удостоились чести в 1923 году, раньше других «вождей и героев Красной Армии» и партийных деятелей, «увековечить» свою фамилию в названии городов.

Ведь ровно «ни один из полководцев первых лет Советской власти не участвовал в таком количестве знаковых военных событий, ни один не укрепил новый политический строй столькими победами, – констатирует исторические факты Юлия Кантор. – Если взглянуть на “график” передвижения армий Тухачевского по России в 1918–1920 годах, можно поразиться этой лихорадочной жизни взахлеб: названия городов, имена белых генералов, бои, в основном победоносные, – рябящий калейдоскоп. Позади у Тухачевского долгий плен и жажда действия, не находившая выхода. Гражданская война была для него прежде всего возможностью самореализации».

5 августа Тухачевского назначают начальником Военной академии РККА, и с новой женой они не без удовольствия переезжают в столицу, где проживут всего более пяти месяцев. Академия размещалась в небольшом прекрасном особняке на Воздвиженке, который занимал до революции московский клуб охотничьего общества. В одном из примыкавших к особняку флигелей Михаил Николаевич получил квартиру.

Генерал Н. И. Корицкий вспоминал: «С жильем в ту пору было нелегко. Я поселился за кулисами сцены в зрительном зале, служившем теперь аудиторией. Там оказалось холодно и неуютно. Греться бегал на квартиру к Михаилу Николаевичу. У него же питался, сдавая свой паек доброй и сердечной Нине Евгеньевне».

Как утверждает очевидец, дома Тухачевский либо читал, либо играл на скрипке, либо писал маслом. У него всегда был кто-нибудь из фронтовых друзей и соратников. В доме начальника академии устраивались концерты, которые давал сам хозяин.

Все это зримое благополучие заканчивается в январе 1922 года. Михаил Николаевич возвращается в Смоленск на прежнюю должность командующего армиями Западного фронта. Там же и в том же году у него рождается дочь Светлана. Ее рождение праздновалось каждый месяц в течение всего года. Самое большое участие в этих семейных праздниках принимал отец. Настоял он и на ее имени, уточнив: «Пусть жизнь будет светлой».

Новый тесть, Е. К. Гриневич, впоследствии припомнит: «Будучи в Москве в 1922 году я ездил в г. Смоленск два раза, как первый раз, так и второй раз ездил к дочери Нине Тухачевской… Пробыл недолго, несколько дней, и возвратился в Москву. Второй раз ездил в августе 1922 года после того как Тухачевский уехал за границу. О том, что Тухачевский за границу ездит, я знал от его секретаря, Геймана. Тухачевского… я видел в его вагоне и его провожал. После отъезда Тухачевского за границу я уехал опять к дочке в Смоленск, так как она была накануне родов…»

Словом, снова вагонная жизнь командующего, режим службы которого был в основном «на колесах». А это значит, постоянные разъезды по фронту, в командировки в Москву, Минск и даже за границу. Он жил в своем служебном вагоне, к которому привык. Там же располагался и его штаб.

Его салон-вагон ранее принадлежал какому-то крупному железнодорожному чиновнику. Абсолютно комфортабельный он был весьма удобен для работы. В салоне стоял письменный стол, тяжелые кресла красного дерева, а у кожаного дивана – круглый столик. К салон-вагону обязательно прицеплялись классный вагон охраны, теплушка для лошадей и платформа для автомобиля. При командующем всегда находились состоящий для особых поручений и адъютанты. И не только мужчины…

Судя по графику служебной деятельности, в самом Смоленске Тухачевский бывал достаточно мало. Жену он с собой уже не возил, и Нина Евгеньевна проживала в городе, где у них была своя квартира в доме.

Одна из знакомых четы Тухачевских, Л. В. Гусева, в коллективном сборнике воспоминаний друзей маршала напишет об этом периоде:

«Мужа моего – командира Красной Армии – перевели в Смоленск, и мы оказались соседями с Тухачевскими по дому. Так я познакомилась, а затем на всю жизнь подружилась с женой Михаила Николаевича, умной, тактичной, располагавшей к себе молодой женщиной, Ниной Евгеньевной.

Она ввела меня в свой тесный, хотя и очень обширный, семейный круг. Тут было интересно всегда».

Но дом – домом, а в вагоне-салоне служба, работа, и, наконец, тоже жизнь. Была там и женщина Амалия Яковлевна Протас, «адъютант командующего Западным фронтом, девица, образование среднее, беспартийная, место службы – вагон командующего». А фактически она была «женой» командующего в его вагоне. Но прежде чем туда попасть, около трех месяцев в 1920 году отработала журналисткой в «снабжении Западного фронта» в г. Смоленске. С ноября 1920 года по 1921 год была сотрудницей хозяйственного отдела ЧК Белоруссии в г. Минске. В 1921-м находилась на работе в хозяйственно-материальном управлении НКПС в г. Москве. И, наконец, с конца марта 1921 года, по рекомендации адъютанта командующего, Геймана, она уже в штате Ревсовета Западного фронта, сначала как машинистка, затем как секретарь «командующего Тухачевского» с 1922 по 1923 год. Именно в 1923 году Тухачевский неоднократно будет избавляться от нее, пока Протас не исчезнет из вагона совсем.

«Судя по штабным документам, – пишет С. Минаков, – с 13 января 1923 г. ее отправляют в полуторамесячный отпуск. Затем отпуск продлевают до 21 апреля 1923 г. Однако А. Протас неожиданно возвращается из отпуска 15 марта 1923 г. и вновь сопровождает командующего в поездке по фронту (так записано в приказе по штабу фронта). 21 апреля 1923 г. А. Протас исключают из списков служащих по собственному желанию. В июне того же года она вновь оказывается адъютантом командующего и сопровождает М. Н. Тухачевского в Москву. Затем с 11 июля вновь отправляется в отпуск. Наконец, с 14 августа 1923 г. считается окончательно уволенной со службы. Все это напоминает импульсивные женские капризы, а не распланированный режим службы адъютанта командующего фронтом».

Когда летом 1937 года нарком обороны К. Е. Ворошилов представил начальника летного отделения штаба ВВС РККА майора А. И. Ильина на должность командующего ВВС КБФ, политотдел штаба ВВС дал А. И. Ильину отрицательную партхарактеристику. Его характеризовали как человека заносчивого, поддерживающего знакомства с «врагами народа» и, в частности, «с одной из жен Тухачевского – Протас».

Увлечение женщинами, однако, не мешало Тухачевскому интересоваться скрипичным делом. Л. В. Гусева вспоминала: «Михаил Николаевич и Нина Евгеньевна умели создать обстановку непринужденности. У них каждый чувствовал себя легко, свободно, мог откровенно высказать свои мысли, не боясь, что его прервут или обидят.

В домашних разговорах Михаила Николаевича излюбленной темой было скрипичное дело. Он знал массу историй, связанных с изготовлением скрипок, и десятки профессиональных секретов, которыми охотно делился. С умением истинного мастера Тухачевский сам создавал превосходные музыкальные инструменты. Иногда и мы с Ниной Евгеньевной привлекались к этому в качестве “подсобной рабочей силы” – нам доверялось протереть наждаком какую-либо тщательно выструганную деталь будущей скрипки, порой даже отполировать ее. Это были очень веселые часы. Перемазавшиеся лаками и клеем, мы выслушивали бесконечные насмешливые замечания Михаила Николаевича:

– Ну, разве так работают! Какой из вас Страдивариус!..»

Неизвестно, каким Страдивариусом был Тухачевский, но, известно точно, ловеласом он был отменным. Однажды в Ленинграде он несколько часов катал чужую жену на своем служебном автомобиле. Когда об этом узнал оскорбленный муж-майор, то он немедленно написал жалобу наверх. Этот офицер прекрасно осознавал, что за несколько часов в машине могло произойти и нечто деликатное, о чем жена могла и не рассказать.

«Человек атлетического, идеального телосложения, красавец, Тухачевский… тянулся к жизни, наслаждался красотой природы и людей, любил и был любим. Тухачевский мог бы украсить древнеримский легион, колесницу или средневековый турнир», – оценит маршала Галина Серебрякова.

В мае 1928 года Тухачевского назначают командующим войсками Ленинградского военного округа. В городе на Неве он обзаводится новой пассией – Юлией Ивановной, которую уводит у своего давнего приятеля – Кузьмина. Только на этот раз в качестве второй жены, так как развод с Н. Е. Тухачевской никогда оформлен не был.

Николай Николаевич Кузьмин (1883–1937) был старым большевиком, членом партии с 1903 года. Учился в Петербургском университете. Участник революции и Гражданской войны. Комиссар Юго-Западного фронта, член Реввоенсовета ряда армий и Балтийского флота. Комиссар Балтийского флота. После подавления Кронштадтского мятежа с 1922 года он проходил службу на различных командных должностях. Был военным прокурором РККА, начальником Политуправления Сибирского военного округа. В мае 1937 года был арестован в Тобольске и расстрелян в октябре того же года.

Удивительно, но Кузьмин не прервал отношений с Михаилом Николаевичем и позднее писал: «Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относится к моей дочери. Поэтому товарищеские отношения с ним после ухода моей жены не испортились».

В 1931 году М. Н. Тухачевский получает новое назначение. Вся семья переезжает в Москву, где Михаил Николаевич принимает должность заместителя председателя РВС СССР – начальника вооружений РККА. С собой он забирает и свою любовницу с дочкой, которым выхлопочет квартиру в столице. Вплоть до 1937 года вся дальнейшая служба Тухачевского пройдет в Москве. Там будет счастье, там будут взлеты и там наступит трагедия.

В 1933 году Михаила Николаевича наградят орденом Ленина. В следующем году назначат заместителем наркома обороны СССР, изберут кандидатом в члены ЦК ВКП(б). В 1935-м присвоят высшее воинское звание Маршала Советского Союза, а в следующем назначат первым заместителем наркома обороны – начальником Управления боевой подготовки РККА.

По свидетельству очевидца, их квартира в Доме на набережной производила впечатление как бы несколько запущенной – там не было уюта, тепла. «Нина Евгеньевна казалась всегда чуть грустной. А на людях держалась весело, обаятельно улыбаясь», – вспомнит Владимир Уборевич.

Приемная дочь старого большевика, Лидия Шатуновская, проживала в том же Доме на набережной. В 1937-м на курсах английского языка, организованных «женским активом» дома, она познакомилась с женой маршала. Нина Евгеньевна собиралась вместе с мужем лететь на коронацию короля Георга VI и хотела серьезно подготовиться к этой поездке. В своих мемуарах «Жизнь в Кремле» она дает некоторое представление о семейной жизни четы Тухачевских: «Нина несколько раз приходила ко мне, мы занимались вместе английским языком и хорошо познакомились. Была она очень хорошенькой, изящной, мягкой женщиной. Она была интеллигентна, очень хорошо воспитана, происходила из хорошей, отнюдь не пролетарской семьи. В личной жизни она была глубоко несчастна. Все знали, что кроме официальной семьи у Тухачевского есть другая, тайная семья, что от его второй, неофициальной жены, у него есть дочь того же возраста, что и дочь Нины. Обеих этих девочек звали одинаково. Обе были Светланами».

Как видно, ни собственная дочь, ни любимая жена никогда не мешали маршалу Тухачевскому дарить остатки своей любви другим женщинам, которых было очень и очень много. Красивая внешность, военная слава и огромная власть молодого человека, – вот что служило значительным подспорьем на «женском фронте», на котором он вряд ли когда знал категорические отказы. Но именно эти успехи, как и успехи в его карьере, всегда становились поводом не только для сплетен, но и для рождения весьма серьезных, компрометирующих маршала документов.

В списке любовниц Тухачевского была комиссар его армии в Гражданскую войну Антонина Барбэ. Утверждают, что преданно любя, она приходила к нему вплоть до ареста. Другой называют Павлову-Давыдову, служившую делопроизводителем в штабе дивизии Гая. В Москве она работала у друга маршала, Серго Орджоникидзе. Следующей – жену заместителя начальника разведки фронта, шифровальщицу Л. В. Гусеву.

В списке любовниц упоминают вдову Максима Пешкова, сына Максима Горького, художницу Надежду; племянницу белогвардеского генерала и тайного осведомителя НКВД – Шуру Скоблину; соблазнительную блондинку с голубыми глазами певицу Жозефину Гензи; молодого главного режиссера Центрального детского театра Наталью Сац, из-за которой маршал будто бы хотел уйти из семьи; певицу Большого театра Веру Давыдову, которая годы спустя без тени смущения скажет: «Радостно и тревожно было в его объятиях. Каждая линия его тела казалась мне воплощением мужской красоты. При одном воспоминании о нем меня начинает бросать в дрожь, закипает кровь, по-молодому бьется сердце».

Видимо, слишком хорошо зная детали жизни и карьеры Тухачевского, Лидия Норд в своей книге подчеркнет: «чем ярче разгоралась звезда Тухачевского, тем больше женщин кружилось вокруг него. Тогда у Михаила Николаевича стала проявляться избалованность и даже рисовка».

«С мужчинами Тухачевский в большинстве случаев держал себя замкнуто. Настоящих друзей среди них у него было немного…», видимо, потому, что представлял достаточно серьезную опасность для их жен.

И еще: «У Михаила Николаевича были особые понятия о дружбе: по его мнению, он мог располагать друзьями, как и когда хотел».

Так на его однополчанина он произвел «впечатление человека бесконечно самовлюбленного, не считающегося ни с чем, чтобы только дойти до своей цели, достигнуть славы и власти, не считаясь с тем, через чьи трупы она его приведет, не заботясь ни о ком, кроме себя». Словом, друзья еще до Лидии Норд согласились с ней: «умный, энергичный, твердый, но подлый до последней степени – ничего святого, кроме своей непосредственной выгоды; какими средствами достигается – безразлично», – сказал один из военспецов, постоянно общавшийся с ним.

К тем же высказываниям добавил свои некий П. Фервак: «у него была холодная душа, которую разогревал только жар честолюбия… В жизни его интересовала только победа, а ценой каких жертв она будет достигнута – это его не заботило. Не то чтобы он был жестоким, просто он не имел жалости».

Иной раз трудно понять, о карьере идет речь или о женщинах.

«Ты самого Тухачевского видела?»

Сколько раз Михаил Николаевич встречался со Сталиным? Вопрос непраздный, и, тем не менее, в 1931 году – 6, в 1932 году – 8, 1933 – 7, 1934 – 2, 1935 – 3, 1936 – 9 раз.

9 мая 1937 года К. Е. Ворошилов обратился в Политбюро ЦК ВКП(б) с письмом о подтверждении новых назначений. 10 мая 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение: «Утвердить: первым заместителем народного комиссара обороны Маршала Советского Союза товарища Егорова А. И… Командующего Приволжским военным округом – Маршала Советского Союза товарища Тухачевского М. Н. с освобождением его от обязанностей заместителя наркома обороны».

А 13 мая 1937 года Сталин принял Тухачевского в последний раз. Когда он вошел в кабинет вождя, там уже давно сидели Молотов, Ежов, Ворошилов, Каганович, видимо, все те, кому нужно было присутствовать при разговоре Сталина с маршалом. На часах было 17 часов 5 минут.

А. Рыбаков в своей знаменитой трилогии «Дети Арбата» описал эту сцену: «Тухачевский вошел в кабинет. Держался, как всегда, с достоинством, чуть поклонился и хотя сел на стул, указанный ему Сталиным, но так, как будто именно на этот стул и собирался сесть. Холеный, надменный барин, барин с аристократическим лицом, барин в каждом движении. Вот Шапошников, тоже бывший царский офицер и не какой-то там поручик, как Тухачевский, полковник царской армии, а держится скромно, предупредительно, понимает с кем имеет дело. Не претендует, как Тухачевский, на роль “героя гражданской войны”, на роль главного победителя Колчака, Деникина, Антонова, подавителя Кронштадтского мятежа, не претендует на роль человека, чуть было не совершившего мировой революции, если бы товарищ Сталин не помешал ему взять Варшаву.

– Вы не обижаетесь на свой перевод в Куйбышев? – спросил Сталин.

– Я готов служить всюду, куда меня пошлют, но причина перевода мне неизвестна.

– Товарищ Ворошилов вам не говорил?

– Нет.

– Почему же вы не потребовали у него объяснений?

Тухачевский посмотрел на него. Спокойный ясный взгляд, но в глубине его Сталин чувствовал насмешку.

– Мое дело – исполнять приказ. Приказано сдать дела, я их сдаю.

Сталин сидел, прикрыв глаза.

Поднял их на Тухачевского.

– У партии к вам нет претензий. Партия всегда доверяла вам, доверяет и сейчас. Однако вы видите обстановку в стране.

Эта обстановка связана с обострением внутриполитической ситуации. Усилилось сопротивление вражеских элементов, повысилась и бдительность советских людей. Случается, что советские люди бывают излишне бдительны, сверхбдительны, развивается нездоровая подозрительность.

Такие явления мы, к сожалению, имеем и в армии. Это нехорошо, конечно, хотя наших людей можно понять, процессы Зиновьева – Каменева, Пятакова – Радека накалили атмосферу. В такой обстановке арестована ваша близкая знакомая – Юлия Ивановна Кузьмина…

Он замолчал.

– Юлия Ивановна, – сказал Тухачевский, – жена Николая Николаевича Кузьмина, вероятно, вы его знаете, он член партии с 1903 года, бывший комиссар Юго-Западного фронта, делегат Десятого съезда партии и участник подавления Кронштадтского мятежа. Ни в каких оппозициях не участвовал…

– Мы знаем товарища Кузьмина, – перебил его Сталин, – Центральному Комитету партии известны заслуги товарища Кузьмина Николая Николаевича. Но арестована Юлия Ивановна Кузьмина, повторяю, ваша хорошая знакомая. На этот счет идут всякие разговоры, мещанские разговоры, бабские сплетни. Но эти разговоры, эти сплетни надо прекратить. Мы хотим охранить авторитет наших военных руководителей. Авторитет наших военных руководителей – это авторитет армии. Поэтому Политбюро посчитало целесообразным перевести вас в Куйбышев. Пусть поутихнут разговоры, пусть НКВД разберется с Кузьминой и, кстати, с вашим порученцем, ведь он тоже арестован».

Например, Лидия Норд в своей книге утверждает, что поводом для смещения Тухачевского послужили его связи с женщинами. Передает она и разговор Михаила Николаевича с Гамарником:

«Глава Политического Управления армии не кривя душой сообщил Тухачевскому, что у него есть копии постановления ЦК партии относительно снятия Тухачевского с поста заместителя наркома. “Кто-то под тебя, Михаил Николаевич, сильно подкапывался последнее время, – сказал он. – Но, между нами говоря, я считаю, что все обвинения ерундовые… Зазнайство, вельможничество и бытовое разложение, конечно… Бабы тебя сильно подвели – эта… твоя блондинка, Шурочка… И “веселая вдова” – Тимоша Пешкова». – “Со Скоблиной я уже несколько лет тому назад порвал, – ответил Тухачевский, – а за Надеждой Алексеевной больше ухаживал Ягода, чем я”. – “А ты со Скоблиной не виделся, когда вернулся из Англии, не привозил ей подарков?..” – “Не виделся и никаких подарков не привозил. Она мне несколько раз звонила по телефону, но я отвечал, что очень занят”. – “И лучше не встречайся с ней больше… И с Ягодой не соперничай… А в остальном положись на меня. Обещаю тебе, что постараюсь это все распутать, и уверен – ты недолго будешь любоваться Волгой, вернем тебя в Москву”».

Маршала М. Н. Тухачевского арестовали 22 мая 1937 года. Как это произошло, в конце восьмидесятых годов сестрам маршала поведал в своем письме старый человек по фамилии Шишкин: «Мне, по стечению обстоятельств, стала известна подробность ареста Михаила Николаевича от человека, производившего этот арест. Этим человеком был Рудольф Карлович Нельке, старый большевик, честнейший человек, работавший представителем НКВД… Михаил Николаевич приехал в Куйбышев своим вагоном и должен был прийти в обком представиться и познакомиться с руководством обкома, которое в ожидании собралось в кабинете первого секретаря.

И вот распахнулась дверь, и в проеме появился Михаил Николаевич. Он медлил, не входя, и долгим взглядом обвел всех присутствующих, а потом, махнув рукой, переступил порог.

К нему подошел Нельке и, представившись, сказал, что получил приказ об аресте… Михаил Николаевич, не произнося ни слова, сел в кресло, но на нем была военная форма, и тут же послали за гражданской одеждой… Когда привезли одежду, Михаилу Николаевичу предложили переодеться, но он, никак не реагируя, продолжал молча сидеть в кресле.

Присутствующим пришлось самим снимать с него маршальский мундир…»

Тухачевского определили во главе заговора, а в участники к нему записали: Я. Б. Гамарника, И. Э. Якира, И. П. Уборевича, Р. П. Эйдемана, А. И. Корка, Б. М. Фельдмана, В. М. Примакова и В. К. Путну.

2 июня 1937 г. Сталин выступил на расширенном заседании Военного совета. Изучив многочисленные показания арестованных лиц высшего командного состава, он в качестве аргументов, свидетельствующих о заговоре, использовал признания подследственных, не подкрепленные никакими фактами.

Вождь внимательно следил за ходом процесса, но почему-то на этот раз выступал, как уточняет Юлия Кантор, на редкость развернуто: «Это военно-политический заговор. Это собственноручное сочинение германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор, и эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты, и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за дело, но не удалось».

Позже арестованные сотрудники НКВД свидетельствовали о том, что для получения необходимых показаний применялись физические, насильственные методы. То есть угрозы, запугивания расправой над членами семьи обеспечивали необходимые показания. Народный комиссар внутренних дел Ежов больше всего переживал за то, чтобы арестованные не отказались бы позже от выбитых у них показаний.

Всех их подвергали изощренным пыткам. Так, дочь маршала, Светлана, вспоминала, что во время следствия ее – тогда подростка – привели к арестованному отцу и угрожали изнасилованием, если он не подпишет признательные показания.

Следствие было скорым. Уже 11 июня газета «Правда» опубликовала об его окончании.

В этот же день состоялся суд. Как писал в докладной записке Сталину Буденный, «Тухачевский с самого начала процесса суда при чтении обвинительного заключения и при показании всех подсудимых качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, – все это не совсем правда, не соответствует действительности».

В отличие от следствия суд вообще прошел в течение одного дня и закончился в 23.35.

Той же ночью осужденных расстреляли. Присутствовавший во время приведения в исполнение приговора Тухачевского председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР В. В. Ульрих рассказывал: он «во время расстрела сказал: “Ну, что же, стреляйте, только не в затылок, а в лоб”, и действительно, стреляли в лоб».

После ареста и расстрела Тухачевского через небольшие промежутки времени была арестована вся его семья. Елизавета Николаевна Арватова-Тухачевская, сестра маршала в 1987 году напишет об этом в письме Г. В. Колдомасовой: «Жены братьев и мужья сестер тоже были арестованы.

Из мужчин нашей семьи никто не вернулся.

Наша мать, Мавра Петровна, и жена Михаила Николаевича – Нина Евгеньевна – сначала получили административную высылку в Астрахань. Затем Нину Евгеньевну из Астрахани отправили в один из лагерей (Потьму), а в 1941 году из лагеря перевезли в Москву и расстреляли, как сообщили ее дочери Светлане в 1957 году.

Мавра Петровна Тухачевская в 1941 году была вывезена в Казахстан в аул Чалкары (Голодная степь), где умерла 23.XII – 1941 года. Старшая сестра, Софья Николаевна, получила высылку в Чимкент и там умерла.

Остальные женщины нашей семьи: жена брата Николая Николаевича, Мария Викентьевна, жена брата Александра Николаевича, Зинаида Федоровна, сестры – Ольга Николаевна, Елизавета Николаевна и Мария Николаевна, – были отправлены в лагеря. Сестры Ольга и Мария сначала были направлены в Томскую тюрьму без права переписки, а через два года их перевезли в лагерь на станции Яя Новосибирской области.

Елизавета Николаевна и жены братьев – Мария Викентьевна и Зинаида Федоровна были заключены в лагерь жен – 26-ю точку под Акмолинском, ныне Целиноградом. Все мы получили по восемь лет лагерей, но и после отбытия срока нас задержали в лагере еще на год и уехать оттуда разрешили в 1946 году.

В Москве у родственников находились наши дети. Мы понимали, что под Москву, где мы могли жить, ехать нам рискованно, но желание увидеть детей и близких пересилило разум: сестры приехали под Москву в 1946 году, а я после некоторых колебаний – в 1947 году.

Мы поселились в городе Александрове – я, сестры Ольга и Мария и наша золовка Зинаида Федоровна, там мы работали. Жена брата Николая уехала в Среднюю Азию.

В 1948 году всех нас четверых, живших в Александрове, арестовали вторично и этапом отправили на Колыму, а золовку Марию Викентьевну, жившую в Средней Азии, выслали в Краснодарский край.

На Колыму мы ехали ровно год, живя по несколько месяцев в пересыльных тюрьмах: Самара – Новосибирск – Иркутск – Хабаровск – и, наконец, – бухта Ванино на берегу Татарского пролива, где мы остались зимовать, потому что закончилась навигация. На Колыме пробыли по 6 лет каждая и в 1956–1957 годах вернулись в Москву. Нас реабилитировали.

Дочь Михаила Николаевича и Нины Евгеньевны Тухачевских – Светлана – в 1937 году после ареста матери была отправлена в Верх-Исетский детдом, где окончила школу и поступила в Свердловский институт. Но через год она была арестована вместе с подругами – Владимирой Уборевич и Викторией Гамарник и выслана в лагерь на Печору на 5 лет. Светлана умерла в 1984 году в Москве.

Дети нашего брата Николая Николаевича – Мария 4 лет и Андрей 2 лет были взяты в детдом при аресте их матери, Марии Викентьевны.

В 1951 году сын и дочь брата Александра Николаевича, а также дочь сестры Марии Николаевны были арестованы и получили высылку. Сыну Александра Николаевича, Юрию, и дочери Марии Николаевны, Марианне, учившимся в институте, оставалось защитить диплом, но сделали они это уже после реабилитации.

Сейчас все дети и внуки нашей семьи живут и работают в Москве, и лишь полковник Андрей Николаевич Тухачевский, сын моего брата Николая, временно откомандирован в другой город. Жена брата Александра, Зинаида Федоровна, умерла 12 лет тому назад».

4 августа 1937 года руки НКВД добрались и до А. Я. Протас, которую арестовали по обвинению в том, что была «связана с работниками иностранной разведки и по их заданию проводила шпионскую работу на территории СССР и была связана с врагом народа Тухачевским».

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 3 ноября 1938 года как «социально-опасный элемент» Протас была осуждена на 5 лет ИТЛ.

7 мая 1937 года была арестована как «жена» Тухачевского Ю. Н. Кузьмина. Ее обвинили в том, что она «занималась шпионской деятельностью в пользу иностранных разведывательных органов». Содержалась в Бутырской тюрьме. Постановлением Особого Совещания от 11 февраля 1938 года Кузьмина Ю. И. как «член семьи изменника родины» была осуждена на 8 лет ИТЛ.

«На август 1943 года находилась в Темлаге НКВД СССР, – пишет Юлия Кантор. – После освобождения из-под стражи задержана в порядке директивы НКВД и Прокурора СССР от 1942 года в Темлаге МВД по вольному найму до особого распоряжения.

Постановлением Особого Совещания при МВД СССР от 17 декабря 1946 года «за отбытием срока наказания» из ИТЛ освобождена, одновременно как «социальноопасный элемент» осуждена к ссылке на 5 лет».

В общем, под репрессивный каток НКВД попали все, кто хоть каким-то образом был связан с Михаилом Николаевичем Тухачевским.

Осенью 1937 года была арестована и Наталия Ильинична Сац. В лагерях ГУЛАГ она провела 5 лет и после освобождения в 1942 году отправилась в Алма-Ату.

В своих мемуарах «Жизнь – явление полосатое» она напишет такие строки: «Поезд пополз медленнее и остановился. Печка погасла. Темно и холодно.

– Гражданин начальник, солдатик дорогой, – журчит голос Фаины. Она каким-то чудом вскарабкалась к решетчатому окну под крышей. – Подойдите, пожалуйста, к окошечку… Цветастый шарф подействовал. Слышно угрюмое мужское:

– Что надо?

Фаина ликует и продолжает:

– Нам бы огарочек свечки, а то с непривычки в темном вагоне страшно нам.

Тишина. Шаги. Прошел мимо.

Вторичный всплеск Фаины с уменьшительно-унизительными словечками…

Тоже мимо.

И вдруг хриплый мужской голос:

– Девушка, или кто ты есть, это женский, особый вагон?

– Жены мы. За мужей, – отвечает Фаина. Хриплый голос переходит на шепот:

– А жена маршала Тухачевского среди вас есть? Очень желательно увидеть.