Текст книги "Десантник. Остановить блицкриг!"

Девушка иронично хмыкнула:

– Ну а как мне еще было вас останавливать? Стоять у дороги с протянутой рукой, как путешествующий автостопом хиппи из амерского фильма?

– А если б это немцы оказались? – искренне удивился парень.

– Ох, Леш, ну какой же ты у меня дурачок, – улыбнулась Иришка. – Я ж тебя еще тогда узнала, когда броневик притормозил, чтобы ваши товарищи внутрь забрались! Ты ж над бортом торчал и головой вертел, как не узнать. Кстати, а кто они вообще такие, я так и не поняла?

– Ирк, а давай я тебе это немного попозже расскажу, как до хутора доберемся и на ночевку встанем? Тут в двух словах никак не получится, честное слово.

– Договорились, – фыркнула Савушкина, впервые за последние сутки снова становясь самой собой. – Кстати, вот теперь я таки проголодалась. Страсть, как кушать хочу! Эх, шашлычка бы сейчас… да хоть бы и нашей обычной геолого-туристической тушенки с картошечкой!..

Интерлюдия. Майор Ланге, Абверкоманда-3 (Mitte) [13]13
  Подразделениям вермахта придавались так называемые «абверкоманды», занимающиеся разведкой, контрразведкой или же диверсионной деятельностью. В данном случае цифра «3» означает контрразведку; «Mitte» – принадлежность к группе армий «Центр», в частности – 2. Panzergruppe Guderian.


[Закрыть]

Отправляясь в расположение второго батальона 28-го танкового полка, майор Рудольф Ланге пребывал в спутанных чувствах. Да и как иначе? Полученная радиограмма в буквальном смысле повергла его в шок: сегодняшним утром погиб командующий Второй танковой группой генерал-полковник Гудериан. Погиб не в бою, что хоть и с изрядной натяжкой, но еще можно было бы допустить – в конце концов, шла война, с каждым днем все меньше и меньше напоминающая легкую прогулку, – а был застрелен русскими диверсантами вместе с несколькими штабными офицерами прямо во время совещания. О том, каким образом оные диверсанты ухитрились незамеченными оказаться в самом центре деревни, где еще сутки назад расквартировался на отдых целый Panzer-Abteilung, майор не знал. Равно как и о том, как они сумели пробиться сквозь усиленную в связи с неожиданным прибытием генерал-оберста охрану, да еще и безнаказанно (и без потерь) уйти после этого.

Впрочем, касательно последнего кое-какие предположения имелись: практически сразу после гибели командующего по расположению батальона был нанесен массированный артиллерийский удар. Так что русские, приходится признать, действовали отнюдь не наугад. Что лишь усугубляло ситуацию: значит, имела место утечка информации! Противник точно знал, где именно окажется Herr General-Oberst! И это меняло многое – если вовсе не все. Поскольку о планах Гудериана в эти дни, когда даже линии фронта, по сути, не существовало, могли знать лишь немногие из его ближайшего окружения! Что, с одной стороны, существенно сужало поле поиска предателя, но с другой… С другой наводило на крайне неприятные мысли о вражеских агентах, внедренных в руководство 2. Panzergruppe еще до начала войны…

Но было и еще кое-что.

За несколько часов до получения радиограммы, предписывающей ему немедленно заняться расследованием произошедшего, с Рудольфом связался его давнишний, еще со времен Французской кампании, знакомец, майор Нойманн, командир того самого панцер-батальона, что утром практически в клочья разнесли большевистские гаубицы, сообщивший, что его люди захватили странного пленного – вернее, пленную, – которая, судя по всему, представляет интерес для его службы. И не столько она сама, сколько найденный при ней некий прибор. О назначении которого Отто ничего конкретного пока не сказал, но подозревает, что он вполне может оказаться неким аналогом портативной радиостанции. Что – смотри выше – вполне укладывается в вариант наличия вражеского агента в окружении если и не самого Гудериана, то как минимум командования полка! А это уже совсем иной расклад, знаете ли!

Правда, по прибытии на место энтузиазм Ланге существенно угас: как выяснилось, диверсантам удалось не только застрелить господина генерала, но и увести троих пленных, с которыми тот разговаривал непосредственно перед нападением. А заодно и сжечь дом, в котором все это происходило. Тут, правда, показания свидетелей начинали расходиться – кто-то утверждал, что izbu подожгли сами большевики при отступлении; кто-то – что здание загорелось из-за взрыва бронетранспортера, подбитого опять же вражескими диверсантами из неизвестного оружия. Увы, при этом погиб и майор Нойманн, так что о судьбе таинственного прибора пока никакой информации не имелось. Возможно, что-то прояснится, когда солдаты разберут обрушившееся строение, добравшись до тел убитых – несмотря на показания свидетелей, нужно было лично убедиться, что господин генерал и на самом деле мертв, а не захвачен в плен…

Плюнув, абверовец приказал помощникам рассортировать всех свидетелей в соответствии с их местоположением в момент нападения и провести первичный опрос, выделив в отдельную группу тех, кто лично участвовал в боестолкновении, а сам отправился осматривать разбитые артналетом танки. И этот осмотр его весьма и весьма удивил. Побродив между сгоревших или развороченных взрывами бронемашин и переговорив с уцелевшими танкистами, майор получил новую порцию информации к размышлению. Крайне странной и непонятной информации!

Поскольку никакого артиллерийского обстрела не было: на почерневшей, обгорелой земле не обнаружилось ни одной – вообще ни одной! – воронки! Да и характер повреждений однозначно опровергал первоначальную версию. Что делает с панцером фугасная граната при прямом попадании или близком разрыве, Рудольф прекрасно представлял – приходилось видеть. Сейчас же ничего подобного не наблюдалось и в помине: наиболее поврежденные машины, никаких сомнений, оказались уничтожены детонацией боекомплектов. Иными словами, внутренними, а вовсе не наружными взрывами!

На броне же сожженных машин остались аккуратные входные отверстия, расположенные, в основном, в районе МТО – неведомый противник стрелял по двигателям, что выглядело вполне логичным. Как проще всего гарантированно уничтожить танк? Разумеется, вызвав пожар в моторном отсеке или топливных баках. Скорее всего, аналогичные повреждения имелись и у взорванных панцеркампфвагенов, но чтобы их обнаружить, пришлось бы ползать по грудам до сих пор дымящегося искореженного металла, чем Ланге заниматься не собирался. Да, собственно говоря, никто ему подобной задачи и не ставил: его делом было в кратчайшие сроки расследовать гибель господина генерал-полковника. Или, по крайней мере, составить хоть какое-то мнение по этому поводу, достаточно аргументированное, чтобы его можно было озвучить в Берлине…

Опрошенные экипажи полностью подтвердили его умозаключения: ни один человек не слышал ни звука летящего снаряда или мины, ни взрывов. Вернее, взрывы-то были, но исключительно вызванные детонацией боеукладок. При этом все сходились в одном: нападение было практически бесшумным. Поразмыслив, контрразведчик попросил как можно подробнее описать непонятный обстрел. И услышанное ему тоже не понравилось: большинство просто не заметило, кто и откуда по ним стрелял, остальные утверждали, что видели росчерки, напоминающие трассеры 3,7-см зенитных снарядов русских автоматических пушек, только какие-то ярко-бесцветные, словно вспышка молнии, если бы оная молния внезапно получила возможность лететь горизонтально. В принципе никакого особого противоречия в этом не было: зенитные автоматы «61-К» вполне могли использоваться в качестве противотанковых пушек, поскольку соответствующие снаряды к ним имелись. Да и диаметр входных отверстий примерно соответствовал помянутому калибру. Правда, в броню эти самые снаряды ударяли практически беззвучно, лишь с негромким хлопком или «электрическим треском», но на подобное абверовец внимания просто не обращал: мало ли что в бою послышится?

Возможно, имей майор Ланге какое-то отношение именно к артиллерии, он бы обратил внимание, что оные входные отверстия выглядят, скорее, проплавленными или прожженными, нежели, собственно, пробитыми, и напоминают действие кумулятивного снаряда. Хоть в этом случае его и удивила бы полусферическая воронка мгновенно испарившегося металла в месте первичного контакта плазмоида с броней и потеки застывшей стали вокруг нее. Но в подобных тонкостях он не разбирался, хоть о кумулятивных снарядах, разработанных еще в 1938 году, разумеется, слышал.

Но его заинтересовало другое. Абсолютно все свидетели, не сговариваясь, указывали одно и то же направление, откуда велся обстрел. Вот только подобное было совершеннейшей чушью! Никак – вообще никак – невозможно незаметно разместить на абсолютно пустом пространстве в трех сотнях метров от разгромленной стоянки, лишь кое-где утыканном редкими кустиками, батарею зенитных пушек! Которых, к слову, никто и не видел, только эти самые, непонятно откуда берущиеся трассеры (свидетели утверждали, что огненные вспышки возникали «буквально из воздуха, герр майор, но двигались стремительно, едва взглядом уследишь»).

Рудольф не поленился сходить в указанное место. Разумеется, ничего там не обнаружив – ни следов от пушечных колес, ни отпечатков ног артиллерийских расчетов или стреляных гильз. Разве что трава под кустами в нескольких местах оказалась примятой, что никак не могло помочь в расследовании. Впрочем, Ланге был дотошным следователем. Поэтому, взяв с собой нескольких вооруженных солдат, он все-таки прогулялся к опушке: вдруг траву все же примяли артнаблюдатели, а сами пушки, огонь которых они корректировали, располагались в лесу? Увы, это тоже ни к чему не привело – никаких следов невидимой батареи не обнаружилось и там. Да и не разместишь орудия в густом подлеске, не тронув при этом ни одного куста, не повредив ни единого дерева, глупости это!

В голове мелькнула было мысль о применении противником динамореактивных пушек наподобие легкой безоткатной Leichtgeschütz 40 [14]14
  7,5 cm Leichtgeschütz 40 – немецкое легкое безоткатное орудие образца 1940 года. Благодаря компактности и небольшому весу использовалось в парашютных и горнострелковых частях, в частности, во время боев на Кавказе. Весящая около 150 килограммов пушка могла производить до 8 выстрелов в минуту, поражая цели на расстоянии до 7 километров.


[Закрыть], весящих куда меньше, нежели зенитки, – на руках можно перенести, – но он ее решительно отмел как маловероятную. Да, эти портативные пушки, использующиеся в десантных частях люфтваффе, неплохо зарекомендовали себя год назад во время операции на Крите. Вот только русские, плотно занимавшиеся безоткатной артиллерией еще в середине тридцатых, так и не довели свою пушку до ума. Хоть и испытывали подобные системы в боевых условиях, например во время зимней войны (в результате чего финнами было захвачено два экземпляра, один из которых в итоге оказался в Германии, куда союзники передали его для изучения).

Затем Ланге осмотрел стоянку бензозаправщиков, подвергшуюся атаке одновременно с танкистами. Собственно, осматривать там было нечего: вражеские диверсанты просто сожгли все, что могло гореть. Машины с топливом, как трофейные автоцистерны, так и грузовики, кузова которых были заставлены бочками и канистрами с бензином, выгорели полностью; окружающий лес же тлел до сих пор, и его тушением занимались солдаты роты обеспечения, подвозя воду из деревни. Короткий опрос тоже ничего нового не дал: все видели то же самое – непонятные беззвучные «трассеры», впивающиеся в борта автомашин и стенки цистерн, после чего те немедленно вспыхивали, словно спички. Следов попаданий обнаружить не удалось: тонны разлившегося бензина надежно уничтожили все следы.

И все же кое-что Рудольф выяснил.

Причем такое, отчего майор мгновенно насторожился, словно почуявшая дичь борзая: во время атаки трое диверсантов захватили бронетранспортер, на котором и скрылись. Их заметили, открыв огонь на поражение. К сожалению, уничтожить большевиков не удалось; более того, в результате короткой перестрелки погибло несколько бойцов – русские воспользовались трофейным пулеметом, отсекая преследователей. И не только пулеметом! Сразу несколько свидетелей утверждали, что один из большевиков отстреливался теми самыми «трассерами», один из которых попал в грудь унтер-офицера Грассмана! Причем выпуская их то ли прямо из руки (Рудольф с трудом удержался от язвительного комментария), то ли, что вернее, из некоего оружия, напоминающего банальный пистолет (ощутив, что ему все-таки удалось что-то нащупать, Ланге насторожился, потребовав немедленно показать тело погибшего). Преследовать беглецов не стали – не до того было, да и не на чем. А теперь это уже просто не имело ни малейшего смысла, слишком много прошло времени. Беглецы наверняка давным-давно бросили угнанный броневик и скрылись где-то в лесах, если и вовсе не добрались до своих.

Осмотр одного из накрытых брезентом трупов окончательно утвердил абверовца в том, что он не ошибся. Какие уж там, Scheiße, зенитные автоматы?! Это… это нечто… невероятное! Тридцатисемимиллиметровый снаряд просто разорвал бы несчастного унтера в клочья. Зато неведомый «бесшумный трассер» просто ПРОЖЕГ его грудь – наклонившись, Ланге ощутил тошнотворный запах сгоревшей плоти. Сама рана выглядела вполне аккуратно: небольшое отверстие, обрамленное обуглившейся тканью, на груди – и второе на спине. Нечто непонятное, но, вероятно, очень-очень горячее прошило тело насквозь, перебив на вылете вертикальный ремень Y-образной портупеи. Ну, как перебив? Потрогав пальцами крошащиеся края кожаного ремня, майор убедился, что тот тоже подвергся воздействию высокой температуры. Поколебавшись, Рудольф извлек из полевой сумки карандаш и, брезгливо дернув щекой, погрузил его в рану на всю длину. Ну да, похоже, неведомый снаряд, назовем его пока так, заодно перебил – или сжег? – и позвоночный столб, оттого тело и лежит под столь странным углом, словно лишившись внутренней опоры. Любопытно, очень даже любопытно. И весьма непонятно…

Неторопливым шагом возвращаясь в деревню, Ланге продолжал размышлять. Итак, что он выяснил? Оставим пока гибель герра Гудериана в стороне, что-то ему подсказывает, это сейчас не главное, как бы кощунственно подобное ни звучало. А выяснил он, что русские применили какое-то неизвестное оружие поистине невероятной мощности! Оружие, о существовании которого пока никто даже понятия не имеет, равно как и о его природе. Оружие, способное с одинаковой легкостью пробить и хрупкую человеческую плоть, и толстую танковую броню: в том, что «беззвучные трассеры», убившие унтер-офицера и взорвавшие бензовозы, и те, что поражали танки, – одной природы, он уже не сомневался. Что это за оружие? Пока нет ответа; единственное, что приходит в голову – давным-давно читанный роман англичанина Уэллса с его марсианскими «тепловыми лучами». Но свидетели не видели никаких лучей – исключительно эти самые «трассеры», описываемые ими как короткие и стремительные бело-голубые росчерки, меняющие цвет на более яркий, когда проходили сквозь дым от горящего бензина («при этом они вспыхивали, будто фотографический магний, герр майор!»)…

Впрочем, ладно. Сначала нужно узнать, что выяснили его помощники. Возможно, и в смерти генерал-оберста тоже фигурируют некие, гм, «трассеры». И, если это так, нужно немедленно вызывать подмогу. Сам он с ТАКИМ просто не справится – уж больно серьезным может оказаться все то, что он только что узнал! Тут нужна полноценная следственная бригада, оснащенная технически куда лучше, нежели его небольшая группа. Между прочим, один из солдат сообщил, что сбежавших на бронетранспортере диверсантов он уже видел вчерашним вечером, когда их только привезли в расположение в качестве пленных. Никаких подробностей, увы, не имелось – но в том, что это именно они, панцершутце [15]15
  Schutze («стрелок») – обозначение низшего чина в пехотных частях вермахта. В отличие от РККА, у гитлеровцев не имелось общеармейского понятия «рядовой», «солдат» или «боец», низшие чины обозначались в соответствии с родом войск, где несли службу. В данном случае, когда речь идет о танковом батальоне, используется обозначение «панцершутце».


[Закрыть] не сомневался. Что тоже наводило на определенные мысли – про троих пленных он уже слышал. Или теперь уже четверых? Нойманн ведь упоминал про какую-то русскую девку, у которой обнаружился некий прибор и которую нигде не обнаружили? Неужели и она тоже ухитрилась сбежать? Это было бы весьма печально, весьма.

Так, стоп, точно – прибор! Какой-то странный прибор, как он мог об этом позабыть! Правда, Отто считал его всего лишь портативной радиостанцией, но мало ли, как оно обстоит на самом деле? После всего того, что он только что узнал, уже ни в чем нельзя быть полностью уверенным. Прискорбно, что старый товарищ погиб, это несколько осложняет расследование. С другой стороны, гибель командира батальона вовсе не означает и безвозвратной потери загадочного устройства. Ну, если, конечно, тот не взял его с собой в сгоревшую до самого podpola izbu…

Ознакомившись с результатами опроса свидетелей и побеседовав с некоторыми из них лично, Ланге окончательно утвердился в мысли, что нужно немедленно связываться с вышестоящим начальством: дело принимало вовсе уж серьезный оборот. Поскольку гибель Гудериана, очень на то похоже, оказалась не более чем нелепой случайностью, а НАСТОЯЩЕЙ целью диверсионной группы было именно освобождение тех самых пленных, привезенных в расположение накануне вечером! Scheiße, да что ж это за пленные-то такие, что ради них походя убивают целого командующего Panzergruppe?! Впрочем, на этом странности не заканчивались. И их, этих самых странностей, оказалось столько, что абверовцу пришлось достать из полевой сумки запасной блокнот.

Итак, находящаяся на улице охрана в один голос утверждала, что не видела и не слышала ничего странного – ровно до того момента, как внешняя стена строения вдруг не… исчезла. Ага, именно так: просто взяла – и исчезла, словно ее и вовсе не было! Буквально растворилась в воздухе вместе с окнами, резными ставнями и занавесками. И следом за этим изнутри начали стрелять. Из обычного оружия: свидетели заявляли – тоже в один голос, – что огонь велся из немецкого автомата и карабина. И это наводило на мысль, что большевиков внутри находилось только двое. Или все же трое, поскольку третий пленный мог оказаться раненым, и не был способен держать оружие.

Вести массированный ответный огонь опасались, боясь зацепить генерал-полковника и других офицеров – в тот момент еще никто не допускал мысли, что все они мертвы. Попытка договориться ни к чему не привела, хоть один из русских и владел языком. Посланный в качестве парламентера гауптман отвлекал противника, пока его бойцы скрытно подбирались к окнам, намереваясь внезапно атаковать противника с фланга. Но попытка не удалась, большевики раскусили замысел и снова ответили пулями. Тогда было решено задействовать бронетранспортер, пара Maschinengewehr 34 [16]16
  Maschinengewehr – пулемет. В данном случае речь идет про единый пулемет MG-34 калибром 7,92 миллиметра (нем.).


[Закрыть] которого могла легко подавить любое сопротивление, хоть пулеметчики и получили строжайший приказ не стрелять, пока не убедятся в безопасности Гудериана. Решение, с точки зрения Ланге, оказалось абсолютно верным: автоматные пули броне не-опасны, а карабин просто не успел бы выстрелить больше двух-трех раз, после чего его хозяина просто превратили бы в решето.

Но в этот момент и появляются диверсанты, незаметно подобравшиеся к зданию – насколько понял Ланге, до этого момента их никто не видел. Первым делом они сжигают бэтээр и освобождают своих камрадов. И благополучно уходят, взорвав еще одну бронемашину и перебив отделение солдат, попытавшихся задержать их на заднем дворе. На самом деле Рудольф всерьез подозревал, что столкнулись с ними большевики абсолютно случайно и никто их, собственно, задерживать не собирался, но промолчал. В конце концов, это не его дело, бойцы в любом случае погибли героями, как истинные солдаты фюрера, и заслужили свою долю почета, пусть и посмертно.

Гораздо больше его заинтересовали результаты осмотра тел и сгоревших бронемашин. Что касается погибших, тут, вне всякого сомнения, снова поработало неведомое оружие. Особенно впечатлил Рудольфа труп фельдфебеля, которому «трассер» угодил точно в висящий поперек груди автомат. В результате чего от оружия остался лишь оплавленный, в уродливых буграх застывшей стали ствол да пистолетная рукоятка с огрызком приклада, все остальное просто испарилось. Вместе с доброй третью грудной клетки, отчего убитый выглядел весьма… тяжело. Остальных погибших так не изуродовало – просто уже знакомое опаленное входное отверстие на груди и выходное на спине. В точности, как у застреленного на опушке унтер-офицера…

Обеим бронемашинам тоже неслабо досталось, особенно той, что подбили возле внезапно «пропавшей» стены дома, который от этого и загорелся – версию «сами большевики подожгли» Ланге даже не рассматривал, поскольку полная чушь. Вот только делать им больше нечего было! Да и по времени никак не сходится, счет шел буквально на секунды. Абверовцу хватило поверхностного осмотра, чтобы понять, что здесь поработало какое-то совсем иное оружие, нежели то, что жгло танки и бензовозы. От почти десятитонного полугусеничного Sd. Kfz. 251 осталась лишь передняя часть с двигателем и огрызком броневого корпуса. Все остальное просто исчезло («или испарилось», – уже безо всякого удивления автоматически отметил майор) или расплескалось уродливыми потеками и кляксами расплавленного и застывшего металла. Но самым потрясающим оказалась почва вокруг взорванного БТР: некая неведомая сила – точнее, поистине чудовищная температура – выжгла в земле неглубокую овальную воронку с хрустящими под ногами остекленевшими стенками.

Со вторым броневиком оказалось проще: машину разворотило сильнейшим внутренним взрывом, хоть в десантном отделении и не имелось ничего, даже отдаленно напоминающего боекомплект подобной мощности. Ну, не патроны же к пулемету рванули с такой силой, что несчастный бэтээр буквально вывернуло наизнанку, разбросав искореженные обломки по окружающим кустам? На всякий случай майор выяснил, не могли ли оказаться внутри какие-нибудь артиллерийские боеприпасы, тут же получив однозначный ответ – разумеется, нет. Просто самый обычный БТР за бортовым номером 179, приписанный к штату Panzer-Abteilung в качестве линейного транспортного средства пехоты…

И все это крайне не понравилось старшему следователю абверкоманды-3 «Mitte» майору Рудольфу Ланге. Поскольку по всему выходило, что неведомые диверсанты вооружены не только стреляющим «бесшумными трассерами» оружием, но и чем-то гораздо, гораздо более мощным…

– Разрешите, господин майор?

Отвлекшись от размышлений, Ланге поднял гудящую голову. Кого еще принесло? Вроде бы однозначно распорядился его не беспокоить: прежде чем связываться с начальством и требовать подмогу, нужно хотя бы вкратце оформить все, что удалось узнать, на бумаге. Пока именно «вкратце», поскольку полный рапорт может занять не один десяток страниц, не считая множества фотографий – над этим уже работали помощники, тщательно фиксируя на пленке все обнаруженные в ходе расследования странности. На пороге стоял, изо всех сил тянясь по стойке «смирно», незнакомый капитан. По крайней мере, сегодня Рудольф его еще не видел, хоть, казалось, переговорил со всеми местными офицерами. Из числа уцелевших, разумеется.

– Я ведь распорядился мне не мешать, – досадливо буркнул абверовец. – Кто вы еще такой? Представьтесь?

– Гауптман Леман, герр майор, начальник ремонтной службы батальона, – четко доложился тот.

– Чего вы хотите, гауптман? Это настолько важно, чтобы отвлекать меня от важных дел? – Рудольф автоматически перевернул наполовину исписанный лист, прикрыв им стопку других.

– Полагаю, именно так, герр майор.

– Тогда излагайте, только коротко и по существу. У меня и на самом деле совершенно нет времени.

– Разрешите?

Ланге коротко кивнул, все еще недовольно хмурясь.

– Просто взгляните на это, – сделав несколько четких, будто на плацу, шагов, тот подошел к столу и выложил перед майором непонятную плоскую штуковину, тускло отблескивавшую стеклянной поверхностью. Размером оная штуковина была сантиметров пятнадцати в длину и семи – в ширину.

Несмотря на то, что внешний вид непонятного предмета ровным счетом ни о чем ему не говорил и ни с чем знакомым не ассоциировался, Рудольф сразу понял, ЧТО это такое.

– Откуда у вас… этот предмет? – внезапно охрипшим голосом осведомился он, жадно вглядываясь в угольно-черную поверхность.

– Я изъял его у русской пленной, вы ведь, полагаю, уже знаете, о ком я говорю?

– Присядьте, гауптман. И рассказывайте. Пока кратко, исключительно факты. Я слушаю.

– Безусловно, господин майор! – Леман пододвинул к столу табурет, скромно опустившись на самый краешек сиденья. – Поверьте, мне есть о чем рассказать! Надеюсь, ваша служба в должной мере оценит мое рвение? Я серьезно рисковал жизнью, спасая этот прибор! Героически погибший сегодня господин майор Нойманн, как мне кажется, не в полной мере осознал всей важности данной находки.

«Врет, скотина, – равнодушно подумал абверовец. – Совершенно не умеет контролировать мимические мышцы и интонации. Еще и Отто приплел, болван! Впрочем, это не имеет ни малейшего значения; сейчас главное – выяснить все возможные подробности. А пообещать можно что угодно, хоть фельдмаршальский жезл и Рыцарский крест с мечами».

– Разумеется. Моя служба ни в коем случае не оставит без внимания ваш смелый поступок, герр гауптман. И довольно болтать попусту! Рассказывайте, наконец…