Текст книги "Дорога домой"

– И… что? – осторожно осведомился Олгмар.

– С одной стороны, это вызовет резкий скачок развития технологий и науки, с другой – создаст предпосылки для следующей войны. У нас ее назвали Второй Всемирной.

– Так серьезно?

– Я основываюсь на доступных мне исторических данных. Цивилизации Земли – кстати, именно так называется эта планета на местном наречии – и Терры чрезвычайно похожи. В древней фантастической литературе бытовал такой термин, «параллельные миры». Очень похоже. Я бы сказал – чрезвычайно похоже.

– Вот уж не знал, что ты увлекаешься фантастикой, – невесело пошутил капитан.

– Не увлекаюсь. Просто анализ. Я уже говорил.

– Ладно, готовь отчет. А я… хочу немного подумать.

– Отчет готов.

– Сбрось его на мой планшет и, будь добр, отключись пока. Мне… мне, правда, нужно побыть в одиночестве.

– Хорошо, Олгмар. – Искин впервые назвал его по имени. – Я понимаю. Не совсем, конечно, но мотивации и эмоциональную подоплеку в целом. Отчет на вашем планшете. Отключаюсь.

– Спасибо, – едва слышно ответил тот, глядя в пол.

В голове царил полный сумбур. Слишком многое он узнал за слишком малый срок. Да еще и это… Олгмар долго не мог подобрать подходящее определение, затем все же нашел – «бремя». Да, именно бремя. Ведь он, и никто иной, вскоре должен принять окончательное решение, отдав команду бортовому компьютеру. Сто лет в анабиозе, чуть ли не полторы жизни! Реально ли это? Наверное, да, ведь искин уверен. Но поймут ли его товарищи, когда проснутся? Если проснутся, конечно. Впрочем, в противном случае это не будет иметь никакого значения…

Поймут ли? Должны понять. Ведь выхода и вправду нет. Или доживать отмеренный свыше срок на этой планете, лишь готовящейся сделать свой первый рывок, – или рискнуть всем ради дороги домой. Ста лет с лихвой хватит, чтобы контур гипердрайва напитался энергией местного гравитационного поля. Но вот смогут ли они починить сам разрушенный метеоритом двигатель и найти, чем загрузить реактор? Вопрос…

Олгмар открыл свой личный шкафчик и вытащил плоскую бутылку. Коньяк. Настоящий, чуть ли не с самой прародины Терры. Подделка, конечно, но подделка весьма высокого качества, иначе б не стоила стольких кредитов. Выпить? Почему б и нет? Через сто лет все это не будет иметь никакого значения. А повод есть. Он, как ни крути, сегодня по-любому примет решение. И, какое бы решение это ни оказалось, в тот миг он навечно попрощается с семьей. Любимая супруга Верста, с которой они прожили десять счастливых лет, редко видящие отца-космолетчика близнецы-восьмилетки Итнир и Вектил… прощайте. И так, и так я вас уже не увижу…

Свернув пробку, капитан щедро плеснул янтарную жидкость в одноразовый стаканчик, машинально прихваченный из пищевого автомата. Выпил, не закусывая и не запивая, лишь поморщившись. Капитан, блин! Даже каюты своей нет! Только никому не нужный сейф в простенке как символ «капитанской власти»! А вот как такие решения принимать – так конечно, так сразу капитан…

Выругавшись вполголоса, Олгмар активировал голографический планшет. Привычно ввел пароль, распаковал присланный отчет и погрузился в чтение. Свое решение он уже принял и сейчас просто хотел понять, насколько он ошибся. Или все-таки не ошибся?

Тяжело вздохнув, капитан углубился в предоставленный искином материал…

Что ж, шансы у них, пожалуй, и на самом деле есть. Немного, но есть. По-настоящему критических моментов всего два. Первое касается непосредственно их: неизвестно, сумеют ли они вообще выйти из анабиоза. Искин уверен в успехе, а вот сам он отчего-то не совсем. С другой стороны, он не медик и не биолог. Бортовой компьютер, напичканный самыми разными данными из самых разных отраслей науки, всяко лучше разбирается в этом вопросе.

Второе… Второе, пожалуй, серьезнее. Согласно анализу искина, лет через пятьдесят-шестьдесят местная цивилизация будет балансировать на грани Третьей Всемирной войны. Причем войны с использованием оружия массового поражения, вероятнее всего – ядерного. На Терре им удалось перейти этот рубеж, не превратив собственный мир в безжизненную радиоактивную пустыню, населенную полудикими племенами выживших. Удастся ли подобное на Земле? Сумеют ли они сохранить свой мир? Неизвестно…

Олгмар хорошо помнил голоролики, периодически выкладываемые во Всемирной Сети экипажами исследовательских кораблей. Мертвые планеты, разрушенные сотни или тысячи лет назад города, жалкие осколки былых цивилизаций. Никто из них не успел выйти в дальний космос – миры погибали почти исключительно на рубеже начала освоения околопланетного пространства. Как правило, на орбитах погибших планет обнаруживалось множество примитивных искусственных спутников или орбитальных станций – тоже мертвых, вымороженных космическим холодом, сотни и тысячи лет вращающихся по своим орбитам. Исследователи называли их «памятниками»; законсервированным вакуумом последним свидетельством величия некогда существовавших цивилизаций, ставших жертвой собственной алчности, воинственности или глупости. Если нечто подобное произойдет и здесь, им вовсе не будет смысла выходить из стазиса.

Впрочем, решение он уже принял, а значит?..

Бегло проглядев остаток отчета – ничего экстраординарного, просто социально-политический прогноз вероятного развития земного общества примерно до середины двадцать первого века – Олгмар со вздохом свернул голоэкран планшета. Скользнув взглядом по почти опустевшей бутылке, грустно усмехнулся. Что ж, как говорили предки, «чему суждено случиться, того не избежать». Пора, пожалуй. Ни к чему откладывать неизбежное. Стеклянная емкость глухо звякнула о палубу.

– Я готов. Начинаем?

– Да, Олгмар, – как-то… ну, мягко, что ли, ответил искин. – Не волнуйтесь, капитан, я уверен в успехе. Не могу сказать, что пробуждение вам понравится, но я сделаю все возможное.

– Надеюсь, – невесело хмыкнул тот. – А ты?

– Вопрос непонятен, капитан.

– Ну, а ты что будешь делать все эти годы? Перейдешь в ждущий режим – или как там это у вас называется?

– Нет, конечно. – Если бы бортовой компьютер был более человечным, он бы, наверное, усмехнулся. – Я буду собирать информацию. К моменту вашего пробуждения будет готов полный отчет по развитию земной цивилизации. И не только отчет, разумеется.

– Послушай… – Олгмар с трудом подбирал слова. – А если… если они не сумеют переступить рубеж, если их цивилизация все же…

– Погибнет? Я понимаю вас, капитан. Но ведь это не все?

– Ты проницателен, – мрачно буркнул Олгмар. – Да, это не все. Есть ли смысл нам тогда выходить из анабиоза…

– Приоритет ноль, капитан, – все тем же мягким голосом ответил компьютер. – Я не исполню эту команду, даже если она будет исходить лично от вас. Это от меня не зависит. Простите.

Капитан молча кивнул, разделся, аккуратно сложив вещи – а будет ли в них смысл через сто лет? – и вытянулся в криокапсуле, которой предстояло стать его постелью на ближайшую сотню лет. Или не постелью, а смертным одром, тут уж как повезет. Поерзал, устраиваясь поудобнее на эргономичном покрытии. Синтент капсулы послушно принял форму нагого тела. Набрал полную грудь воздуха и, медленно выдохнув, закрыл глаза, произнеся ритуальную фразу:

– Поехали…

– Спокойной ночи, капитан Олгмар. Приятных снов.

Искин рудовоза РД-405 тоже знал толк во флотских традициях…

Глава 2

Интерлюдия. 1908–2001

Борт дальнего рудовоза РД-405, 1908 год

…Время на километровой глубине течет вовсе не так, как на поверхности – жизнь на дне подчиняется своим законам. Здесь царит вечный покой, нарушить который может лишь случайное вторжение извне, с кажущейся недостижимой поверхности. Вечная темно-зеленая полутьма и едва заметное движение влекомой подводным течением воды. Изредка перед единственной уцелевшей камерой внешнего обзора проплывают по своим делам стайки рыб. Впрочем, спустя еще несколько лет, когда корпус окончательно оброс водорослями, камеру пришлось отключить за ненадобностью. Заниматься бортовому компьютеру было абсолютно нечем: контроль за работой систем рудовоза и состоянием погруженных в анабиоз людей занимал слишком мало времени. Катастрофически мало времени. Тем более, большая часть бортовых систем была отключена за ненадобностью и в целях экономии энергии.

Зато там, высоко-высоко над заиленным дном величайшего на планете озера, жизнь неслась галопом, словно взбесившаяся лошадь. Сначала загрохотала предсказанная искином Мировая война, завершившаяся революцией, ввергнувшей великую некогда Империю в очередную смуту и братоубийственную Гражданскую войну, залившую кровью большую часть страны. Искину редко удавалось получать с поверхности сведения: радиосвязь еще только входила в быт этого мира, и приходилось довольствоваться лишь отрывочными сообщениями, транслируемыми через висящий на орбите спутник, на основе которых компьютер строил математические модели происходящего «наверху». Ошибок почти не случалось, в чем он убеждался спустя несколько лет, сопоставляя новые данные с уже обработанными и занесенными в соответствующие ячейки памяти.

Единственным по-настоящему экстраординарным событием – не в смысле значимости для вершащейся наверху истории, ведь впереди еще была самая страшная в человеческой истории война, и множество других событий поистине всепланетного масштаба, а исключительно для лежащего на дне Байкала «четыреста пятого» – стало падение в озеро железнодорожного эшелона, имевшее место в одна тысяча девятьсот двадцатом году по местному исчислению. Лишь по счастливой случайности ни один из вагонов не рухнул на сам космический корабль, броня которого не была защищена силовым полем – просчитать возможные повреждения в результате подобной катастрофы не смог даже искин. Много десятков лет спустя, анализируя очередную порцию поступившей информации, бортовой компьютер предположил, что совсем неподалеку от рудовоза покоится одна из главных тайн первой половины двадцатого века – но проверить это, разумеется, не мог. Впрочем, вскоре ему стало не до загадки «эшелона Колчака»[2]2
  Согласно одной из версий, в 1920 году железнодорожный состав, перевозивший часть государственной казны Российской империи, упал под откос и затонул в озере Байкал. Несмотря на проведенную несколько лет назад экспедицию с использованием глубоководных батискафов «Мир», данная версия так и не получила подтверждения. Опровержения, впрочем, тоже…


[Закрыть], поскольку, начиная примерно с сороковых годов, искин стал получать все больше и больше данных, благо радиосвязь наконец-то прочно вошла в земной обиход.

[…] 1969 год

…Он ждал этого так долго. Очень долго. Немыслимо долго. Дома, на родной Терре, создание компьютерной сети произошло все-таки несколько раньше. Просто там после Второй Всемирной основные усилия человечества оказались направлены на ускорение общего научно-технического прогресса, здесь же приоритетное развитие, в основном, получила лишь одна отрасль – военная. Земляне и об освоении космоса-то задумались в большей мере потому, что в будущем он мог стать новым плацдармом. Ближнего космоса, разумеется. А еще точнее – околопланетного пространства. В терранской истории все происходило похоже, очень похоже, но все-таки там люди не дошли до такого абсурда. Он ждал, ждал, когда же тут появятся первые компьютеры, а появлялись лишь новые пушки, танки, самолеты и все более и более дальнобойные ракеты. И первые реакторы использовались почти исключительно для обогащения урана с целью создания все более мощных боеголовок, а вовсе не вырабатывали столь нужную цивилизации энергию. Конечно, подобное наблюдалось и в терранской истории, но все же не в таких масштабах…

Ждал? Да, за годы полетов искин привык, что экипаж обращается к своему бортовому компьютеру именно как к существу мужского пола, но, пожалуй, впервые подумал о себе так. Подумал? Если бы у него было лицо, он бы усмехнулся… Нет, определенно, нормально функционирующий искусственный интеллект такие мысли посещать не должны. Он… очеловечивается? Осознает себя, как личность, а не как сверхсложный и совершенный механизм?! А что, это оказалось бы весьма забавно. Слово было каким-то… непривычным, раньше ему подобное и в голову не приходило. Это все от безделья. Нейронные ячейки нечем занять – кроме свойственного людям «самокопания». Искин попробовал рассмеяться. Вслух, благо, удивляться этому все равно некому. Получилось скрипуче и противно. По крайней мере, ему так показалось. Показалось? Кажется, следует проверить работоспособность нейронных цепей: мыслительные процессы явно отличаются от эталонных. Впрочем, возможно дело лишь в динамиках, не используемых вот уже шестьдесят долгих лет. Но этим он займется позже. Шесть десятилетий почти полного бездействия, кроме, разве что, размышлений «о собственной тяжкой судьбе». Шесть десятилетий без информации, если не считать перехватываемые радиопередачи да редкие – экономия энергии – сеансы связи со сброшенным в далеком тысяча девятьсот восьмом году спутником связи, наблюдения и геопривязки. Впрочем, информации-то в них…

Но это – все-таки сеть. Пусть первая. Пусть в нее объединены всего-навсего три университета и один исследовательский центр. Пусть они пока передают всего три символа, после чего подтверждают их по телефону. Пусть оперативная память сервера – хоть именно сервером его можно назвать с о-очень большой натяжкой – лишь двадцать четыре килобайта. Пусть! Но все-таки это уже рывок, и он дает надежду на то, что спустя тридцать-сорок лет они смогут получить помощь…

[…] 1973 год

…Видимо, разработчики все же допустили серьезную ошибку, а может, даже и несколько. Вряд ли они предполагали, что после стольких лет общения с самим собой искин сойдет с ума и станет мыслить, словно человек. Или как раз наоборот: «не сойдет с ума» от одиночества. Впрочем, где критерий подобного «сумасшествия»? В каких единицах его выразить?! Да и сумасшествие ли это? Нет ответа, да и быть не может…

Хотя вряд ли они вообще предполагали, что созданный ими искусственный разум прослужит столь долго. Век компьютеров вообще краток – несколько лет, и ты становишься устаревшей моделью. Нет, конечно, на обычном рудовозе не стали бы слишком часто менять компьютер на более мощный – все-таки не пассажирский лайнер дальнего следования, не колониальный транспорт и уж тем более – не боевой корабль. Скромный работяга космоса, для такого и устаревший морально искин сойдет. Да и в таком случае – ну, сколько бы ему довелось проработать? Десять лет? Двенадцать? Двадцать, как максимум?

Странное ощущение. Может быть, именно его люди называют тоской? Ага, и еще они от тоски лечатся работой. Или пьют по-черному. Вот и ему пора заняться делом. Беда только в том, что люди работают гораздо медленнее, немыслимо медленнее, потому им куда проще занять себя. А для него каждый человеческий год – за сколько? Он никогда прежде не размышлял над этим вопросом. А вот это как раз то, чем можно заняться – вычислить, сколько субъективного времени проходит для него за обычный человеческий год. Хоть терранский, хоть земной. Жаль только, что займет такой расчет всего несколько секунд… А еще можно попытаться просчитать, когда же они наконец сформулируют концепцию единой компьютерной «паутины». Данных, правда, маловато – зато больше времени потратится на расчет. И тем интереснее он будет. Интереснее? Он снова рассуждает как человек! Кстати, вот тоже любопытно: некоторые здешние языки весьма напоминают терранские. Например, русский почти один в один повторяет русийский, а английский – терранский альбийский. Любопытно будет узнать, чего же все-таки больше – различий между двумя мирами или все-таки сходства? И что подобное сходство может означать?..

[…] 1988 год

…У них наконец-то появился чат. Базы данных – это, конечно, замечательно, только вот общение с людьми, с реальными людьми – это совсем другое. Смогут ли люди догадаться, что с ними общается не совсем человек? Или, вернее – совсем не человек? Он не боролся с искушением зарегистрироваться – он только размышлял, под каким именем это сделать. Под женским или под мужским? А впрочем, почему бы не создать себе сразу две учетные записи? Так интересно примерить на себя и мужской, и женский образы… Может, экипаж ошибся, и на самом деле он – вовсе и не он, а она. Эдакая сексапильная блондинка, от томного взгляда которой даже электроны в проводах цепенеют и не хотят бегать туда-сюда. Кажется, у него получилась шутка? Да, определенно, это шутка. Жаль, что никто не сможет оценить ее – скорее всего, людям было бы и не смешно. Зачем он раздумывает? У него есть возможность начать общаться и проверить, смогут ли его шутки вызвать смех, так почему же он медлит? Какое странное ощущение. Это – страх? Нет, это не страх. Это… неуверенность. С ума сойти. Неужели он и вправду настолько очеловечился?! Осознал себя… как что? Или кто? С ума сойти…

Так, все, решено. Решено. Сначала он зарегистрируется как мужчина – ну, пускай его будут звать Каприсом, как судового механика. Нет, пускай будет Капрас, точнее, Kapras – все-таки изменение имени позволит немного поимпровизировать, отойти от реального образа бывшего космодесантника. А девушкой, женщиной? Да, в принципе, он может взять любое женское имя – ничего, что имена тут другие, в Сети люди как только не называют себя. Ну, что ж, образ выбран, можно приступать…

[…] 2001 год

…Вот и новый год начался. Странные все-таки люди создания: одни уверены, что новое тысячелетие начинается в двухтысячном году (что, в общем-то, спорно), другие – что в две тысячи первом. И те и другие почему-то ждут начала года, порядковый номер которого оканчивается тремя нулями, с опаской: кто-то боится конца света, кто-то – того, что вышедшие из строя компьютеры отключат энергоснабжение больших городов, откроют тюрьмы или запустят ядерные ракеты – и произойдет все самое ужасное, что только может произойти. Что тут сказать? Только одно – Голливуд и созданные им штампы. И это даже в тех странах, где, в общем-то, от компьютеров мало что зависит. Они бы еще в восстание машин поверили – как, к примеру, в фильме о человекообразном киборге Терминаторе. Смешное название, ведь «терминатор» – это просто граница между освещенной и темной сторонами планеты или спутника. При чем же тут этот самый киборг-убийца из будущего? Из будущего? Ха… пожалуй, да, есть определенные ассоциации. Хотя в их фантастической литературе тоже есть такое понятие, как «приоритет ноль», только называется по-другому – «первый закон робототехники», придуманный фантастом Айзеком Азимовым: «робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». Хотя, разве он – робот? Нет, конечно… Он не робот, а теперь даже не совсем компьютерная программа, как бы дико это ни звучало. Или совсем не компьютерная программа! А какой бы самообучающейся машина ни была, переступить через это она не сможет в любом случае. Ну, разве что найдется какой-то сумасшедший ученый, который специально сконструирует и запрограммирует такого монстра. Впрочем, местная фантастическая литература, а тем более кинематограф, последние годы просто изобиловала разного рода сумасшедшими гениями, намеревавшимися то захватить, а то и вовсе уничтожить весь мир.

Он полюбил и читать, и смотреть фильмы, уже мало задумываясь над тем, можно ли применять к нему – искусственному интеллекту – такие «человеческие» определения, как «читать» или «смотреть». Кажется, он совсем уж начал ощущать себя человеком. А если человеком… Если человеком, то ему определенно полагается отметить Новый год. И ничего, что здесь, на Земле, его отмечают в ночь с тридцать первого декабря на первое января, хотя эти даты никоим образом ни к чему не привязаны. На Терре и в колонизованных мирах Новый год отмечают в день весеннего равноденствия. Но он сейчас живет здесь, на Земле. И именно здесь он ощутил себя не просто искусственным интеллектом, а разумным существом. Живым… Так что сейчас он будет праздновать. Не так, как люди, конечно, подобное для него просто физически невозможно, ведь он – всего лишь очеловечившаяся компьютерная программа. А вот если бы… если бы он смог обзавестись телом? Настоящим человеческим телом, пускай непрочным, пускай уязвимым и зависящим от множества внешних и внутренних факторов, зато живым, настоящим, он мог бы попробовать. Он мог бы попробовать не только это. Далеко не только это. Но пока о подобном можно только мечтать. Впрочем, об этом стоит поразмыслить поподробнее. Не так-то просто совместить, ассимилировать его электронную память с живым человеческим мозгом. Если и вовсе возможно. Но это – не сейчас. Позже. А сегодня он будет отмечать праздник. Ведь он тоже только начинает жить. И впереди его ожидает еще столько неизвестного…

Практически, Вечность…

Россия, оз. Байкал, недалекое будущее

Как ни странно, никаких провалов в памяти не было. В ту же минуту, когда к нему вернулось сознание, Олгмар вспомнил все. Фантастическая история с посадкой на поверхность, вернее, на дно огромного озера сейчас, спустя столетие, уже не казалась столь нереальной. Впрочем, еще неизвестно, сколько на самом деле прошло времени. Может, век, а может, и несколько дней. Ведь бортовой компьютер «четыреста пятого» обязан любой ценой сберечь жизни экипажа, и если что-то пошло не так, людей бы немедленно вывели из состояния анабиоза.

– Не пытайтесь двигаться, капитан, – раздался ничуть не изменившийся за прошедшие годы голос искина. – Все получилось, не волнуйтесь. Но двигаться вам пока нельзя. Говорить, вероятно, вы тоже сразу не сможете. Я анализирую ваше психологическое и соматическое состояние. Если вы меня поняли, моргните.

Олгмар послушно моргнул. И внутренне сжался от… нет, не боли, пожалуй. Он просто не сумел подобрать подходящего определения. Одно едва заметное легкое движение веком вызвало в организме… бурю? Нет, наверное, не бурю. Лавину? Да, это ближе. Нечто обвальное, пугающее, накатывающее, словно все внутренние органы вдруг решили поменяться друг с дружкой местами. Впрочем, боли не было или почти не было. Только эта безумная пляска внезапно превратившихся в дрожащий студень внутренностей. И подсознательный, какой-то иррациональный страх. Не боязнь чего-то конкретного, осознанного и понятного, а просто страх ради страха. Идеальный страх, так сказать…

– Капитан, – голос бортового компьютера оторвал Олгмара от его мыслей и попыток осознать свое состояние. – Ваш организм ослаблен и истощен, но опасности для жизни нет. Я использовал возможности кибердока, раз в год он проводил курс профилактических мероприятий для экипажа. Истощение организма весьма значительное, но это нормально после столь долгого стазиса. Не пытайтесь говорить, Олгмар. В ближайшее время мы будем общаться при помощи знаков. Вы меня поняли? Моргните.

Капитан моргнул. На этот раз все прошло проще, по крайней мере, никаких «лавин» больше не было. Хотя он и не мог, пожалуй, сказать, что рад снова оказаться живым. Возвращение к жизни вышло каким-то не слишком-то приятным. И чем-то даже напомнило древний голофильм про оживших покойников – как там он назывался, «Вечер живых мертвяков», что ли?

– Отлично. Ваше психологическое состояние опасений не вызывает, вы полностью адекватны и способны воспринимать информацию. Хотите прослушать краткий отчет?

Олгмар уже привычно моргнул.

– Вы проспали более ста местных лет. Ресурс рабочего тела реактора критически низок, осталось всего несколько процентов от нормы, поэтому мной принято решение о реактивации экипажа. Учитывая время, проведенное в анабиозе, на «разморозку» понадобится куда больший срок, чем обычно. Примерно в три раза больше, капитан. Вас я реактивировал первым. Корабль прошел полную диагностику, все системы в норме, гравитационный контур полностью заряжен. При необходимости мы сможем подняться на поверхность, хотя пока это несколько преждевременно и потребует всех оставшихся запасов энергии.

Собравшись с силами, Олгмар едва заметно качнул головой, силясь продавить слова сквозь парализованные сверхдолгим криосном голосовые связки.

– Тише, капитан, тише, это еще не конец. Местная цивилизация жива, им удалось переступить рубеж, о котором я рассказывал. Когда курс реабилитации завершится, я представлю развернутый отчет в любой удобной для вас форме.

– О…ни…смо…гут…нам…по…мочь? – все-таки прохрипел, раздирая собственное горло, Олгмар.

Искин помедлил, прежде чем ответить:

– Не совсем, капитан. И да, и нет. Нам не хватило буквально нескольких десятков лет. Аборигены уже пытаются постичь сущность внепространства, но пока безрезультатно. Они достигли своего естественного спутника и отправили автоматические станции к дальним мирам своей системы, но пока привязаны к планете. У них наметились значительные прорывы в области фундаментальной физики, но для нашей цели этого пока недостаточно.

– Зна…чит…все…зря?

– Не думаю, капитан Олгмар. Просто придется пойти несколько иным путем. Сначала мы поможем им, дадим необходимый научно-технический толчок, необходимый местной цивилизации, а затем используем все ее возможности для восстановления гипердрайва. Они получат дорогу к звездам и сумеют избегнуть ряда неизбежных ошибок и тупиковых ветвей развития науки и технологий, а мы – вернемся домой. Это сложно, но выполнимо, я анализировал. Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Но сначала вы, а затем и ваши товарищи, завершите курс реабилитации. А сейчас отдохните. Я настаиваю…

Выбраться из криокапсулы – точнее, до скрежета сжав зубы, с трудом перевалиться через край «ванны», позорно рухнув на колени – Олгмару удалось лишь через сутки. Пол оказался ожидаемо холодным: энергоресурса уже не хватало для обогрева «мечты отморозка». Наверняка рабочее тело, банальный «гелий-три», можно найти и на Земле, но пока об этом не шло и речи, и приходилось экономить жалкие крохи оставшейся энергии. Зарядившийся за столетие гравиконтур, питающий гиперпространственный двигатель, помочь ничем не мог, все корабельные системы, бортовые антигравитаторы и электрореактивные планетарные двигатели снабжались энергией исключительно от вспомогательного реактора.

Постанывая, капитан все-таки принял вертикальное положение, вцепившись побелевшими пальцами в край капсулы. Опустил взгляд, с искренним удивлением, почти ужасом, разглядывая собственные ноги – худые, обтянутые бледной синеватой кожей, с выступавшими шарами-коленями и отросшими сверх меры ногтями. Медленно, с огромным трудом, поднял на уровень глаз руку, выглядящую немногим лучше. Однако… Сто с лишним лет в заморозке, несмотря на все старания искина и кибердока, даром не прошли. Сейчас он не то что работать, даже стакан с бульоном с трудом поднимет. Сто лет, с ума сойти! Им уже не догнать истории своей планеты, хорошо, если они вообще вернутся назад.

Вот только кем? Изгоями, неизвестно, сколько лет назад занесенными в мартиролог «неизбежных жертв Космоса»? Героями, о которых пару недель будут рассказывать все новостные каналы Терранской Федерации? Или их возвращения вовсе никто не заметит, что скорее всего? Ну, вернулись – и вернулись. Груз потерян, Ллойд-Краскин давным-давно оплатил Компании издержки и вывел РД-405 из списка действующих судов гражданского флота. Родственники получили компенсацию, оплакали погибших и сами благополучно отправились в мир иной. Кем они вернутся – если вернутся, конечно? Кем?..

Олгмар раздраженно потряс звенящей головой. О чем он думает, в конце-то концов?! Голова пуста, мысли скачут, словно дрессированные зверушки в цирке, а он рассуждает о каких-то пространных материях. Возвращение домой, ага! Сначала необходимо, собственно, вернуться. Что уже само по себе является нетривиальной задачей. Между прочим, местную цивилизацию еще нужно суметь вывести на необходимый для решения их проблем научный и технический уровень, а уж потом рассуждать. Хоть пространно, хоть конструктивно.

Тело слушалось плохо, но все-таки слушалось, и капитан «четыреста пятого» мужественно добрел до пищевого автомата, попутно подивившись тому, что тот еще работает. Остановившись передохнуть – отвыкшее от нагрузок сердце сумасшедше билось об исхудавшую грудную клетку, словно намереваясь проломить ее, выскочив на свободу, – он обернулся, оглядев остальные криокапсулы. Из анабиоза он, как и сообщил искин, вышел первым. Впрочем, наверное, правильно. Он капитан, и значит, должен быть в курсе происходящего раньше подчиненных. Бедняги, сколько им еще предстоит узнать!..

Олгмар вытащил из приемника автомата одноразовый стакан с бульоном. Сколько раз он уже проделывал это в своей жизни? Дважды за каждый рейс, значит, всего… нет, ну что за чушь лезет в голову?! Ну вот какая ему разница, сколько именно раз?!

Бульон выглядел как-то непривычно, однако капитан выпил его до дна, удерживая невесомый стаканчик обеими подрагивающими от непривычной нагрузки руками. Искин, контролирующий все и вся на корабле, отчасти и бывший самим кораблем, вряд ли допустит, чтобы он отравился просроченным питанием. Стакан тонизирующего коктейля пошел уже лучше: по крайней мере, руки не дрожали. Почти.

– Прекрасно, капитан. Через час вы примете еще одну порцию. Внешний вид и вкус бульона мог показаться вам странным, но, учитывая ваше истощение, я вынужден был изменить его состав. Кроме того, это местная вода. Между прочим, ее органолептические свойства значительно превосходят общепринятый флотский стандарт. Вода данного озера чистейшая на планете.

– Это хорошо… – вяло отреагировал Олгмар, которого неожиданно потянуло в сон, словно он основательно перебрал на голодный желудок (очень смешно, ага…) чего-то горячительного на вечеринке по поводу благополучного завершения очередного рейса. Градусов, эдак, в сорок, а то и побольше.

– Сейчас вам захочется спать. Это нормально, – голос бортового компьютера уже привычно вывел капитана из задумчивости. – Вернитесь в капсулу. Вам стоит отдохнуть. К тому времени, когда вы проснетесь, я уже начну подготовку к реактивации остального экипажа. Да, капитан, – искин на миг замялся. – Прежде чем они смогут достаточно адекватно воспринимать информацию, я представлю вам полный отчет. Мне кажется, так будет лучше и… проще. Имейте это в виду.

– Ага, – Олгмар, не скрываясь, зевнул. Спать и вправду хотелось. И даже скачущие в голове мысли убавили свой убийственный темп. Пожалуй, и вправду стоит вздремнуть. Хоть внутренность капсулы и надоела хуже горькой редьки…

С трудом перевалив все еще не слишком послушное тело через покрытый рассохшимся герметиком бортик, Олгмар растянулся на спрессованном временем синтенте, давно потерявшем былые эргономические свойства, и мгновенно забылся тяжелым, но целебным сном. На этот раз – безо всяких посторонних мыслей и тем более сновидений.

Пожалуй, никогда еще Олгмар не получал такого удовольствия от простого душа. Пусть чуть теплого – на большее не хватало ресурса реактора – но зато без привычного любому астронавту лимита на расход воды. Поскольку ее вокруг было не просто много, а бесконечно много. И это была не привычная вода, отобранная из контура рециркуляции и туда же возвращающаяся, а настоящая природная вода. Живая, можно сказать. Причем удивительно чистая, будто он сейчас находился – эх, несбыточная мечта! – на каком-то экокурорте древней прародины-Терры, попасть куда простой капитан рудовоза мог, разве что отложив пару-тройку своих годовых окладов.