Текст книги "Хрустальное яблоко"

…Мокрый от пота, всхлипывающий, он тем не менее смотрел на женщину напротив не с желанием – с отвращением:

– Если бы ты была настоящим человеком, – тихо сказал мальчик, – а не похотливой дурой, может быть, я бы показал тебе кое-что настоящее. Из жалости к тому убогому набору чувств и желаний, который тебе известен в области Эроса.

Мьюри изумленно откачнулась. Казалось, она рассматривает говорящую статую.

– В области чего? – ошарашенно спросила она.

– Эроса, – любезно пояснила говорящая статуя. – Это то, что вы у себя здесь по недоразумению именуете любовью. Хотя любовь – это Лада, и это совсем-совсем иное… тебе вряд ли доступное. – Мальчишка оскорбительно засмеялся.

– Ничего не понимаю… работало же… – Красавица, помедлив, направила прибор на себя, коротко простонала, закрыв глаза, а когда открыла их, во взгляде была только злость. – Ну что ж, – прошипела она, бросая прибор на стол у стены, – если не этот путь, то другой. Куда более неприятный… для тебя, маленькое животное!

На столе стоял другой непонятный прибор, похожий на радиоприемник, и лежали мотки проводов со всевозможными наконечниками: пластинки, шарики, гроздья разнокалиберных зажимов, полоски толстой свинцовой фольги… «Полевой генератор, что ли?» – подумал Андрей, если честно, слабея от вновь нахлынувшего страха. Но внешне он остался спокойным…

По приказу госпожи один из андроидов начал закреплять все это на теле мальчишки. Андрей невольно начал крутиться под мерзкими прикосновениями холодных искусственных рук, но помешать киборгу не мог. Когда он закончил, госпожа Буррас подошла, глядя на него с ненавистью и вожделением сразу. Она часто и глубоко дышала, ее глаза лихорадочно блестели.

– Сейчас, – процедила она, сжимая в ладони другой маленький пульт, – ты, дикарь, познаешь новые измерения страдания и боли. Когда все это закончится, ты будешь умолять меня о смерти – напрасно!

Она нажала на кнопку. В тело ударила неожиданная, ослепительная боль, и Андрей, выгнувшись, заорал так, что в дальних коридорах отозвалось эхо.

* * *

Когда вагон нырнул в туннель, стало темно. Заливающий салон холодный, голубоватый и слабый свет длинных ламп падал на плитки облицовки, мелькавшие за стеклом всего на расстоянии ладони. Они слились в серую пелену из-за скорости, но шума почти не было – лишь убегавшая назад гладкая стена показывала, что они едут. Да еще вздрагивание сидений. Эта ветка явно делалась на совесть.

Игорь сидел совершенно неподвижно, направив пистолет на Бренца, и его рука не дрожала, словно каменная. В душе, словно раскаленная игла, пульсировала боль Андрея – она все длилась… и длилась… и длилась, и мальчишка уже боялся представить, как его друг выносит все это. Он пытался вобрать часть ее в себя и даже не сознавал, что у него получается… Только бы сознания не потерять… не потерять бы сознания…

Они ехали всего минут десять, миновав несколько пустых маленьких станций, от каждой вел единственный коридор, перекрытый серой дверью из стали. Потом вагон мягко остановился на одной из них, совсем крохотной – в сущности, просто комнате с глухими стенами, облицованными золотистой плиткой. В них темнела единственная литая, массивная дверь.

– Это здесь, – сказал Бренц. Выглядел он очень бледным – казалось, его сейчас стошнит от страха.

– Открывай, слизняк, – приказал Игорь. Ему уже было противно дышать одним воздухом с этой трусливой тварью.

Они вышли из вагона на низкий бетонный перрон. Подойдя к стене справа от двери, Бренц нашел в ней маленький люк, открыл его и пробежался по рядам едва светящихся прозрачных кнопок внутри. Мягко зашипев, массивные створы разъехались. Свет за ними не горел, но выбирать было не из чего.

– Ступай вперед, – велел Игорь. – И не пробуй убежать – я застрелю тебя в спину, на звук.

– Я не пойду туда, – вдруг зашипел мьюри с храбростью отчаяния. – Встревать в бой с дюжиной киборгов – это самоубийство!

– Значит, в этом бою мы умрем. – Мальчишка молча шевельнул стволом, и Бренц пошел вперед, как по мановению волшебной палочки.

Передернув плечами, Игорь нырнул в темноту – и броневые двери закрылись за ним.

* * *

Словно слепые, они побрели вниз по покатому склону.

– Не убирай оружия, – неожиданно предупредил Бренц Игоря, словно союзника. Да, пожалуй, сейчас они и были союзниками, как ни странно и ни дико… – Хотя тут киборгов быть не может, рисковать не следует.

После столь бодрой фразы Игорю стало неуютно. Спуск кончился. Теперь Бренц поворачивал то вправо, то влево – Игорь не представлял, как мьюри выбирал путь. Было так темно, что воздух казался черной жидкостью, и дыхание выходившего из боковых проемов теплых, влажных сквозняков отзывалось на коже мурашками. Его преследовали странные звуки – шепот, какие-то вздохи – словно подземелье было полно призраков, и это тревожило. Он невольно жался к мьюри, каждую секунду ожидая, что на них вдруг бросится нечто невообразимо страшное. Хотя у него был гаусс-пистолет с почти полной обоймой, шансов отбиться во тьме, наугад, было очень немного, а мьюри тут был все-таки свой. Кажется, и тот ощущал нечто похожее…

Неожиданно Бренц замер, и Игорь вздрогнул, налетев на него. Пробурчав что-то в ответ, мьюри зашарил по стене. Зашуршал рукав, тихо щелкнуло, лязгнуло, и Игорь увидел призрачно-зеленоватый прямоугольник прозрачных кнопок. По ним скользили быстрые тени – пальцы мьюри. Каждое их движение сопровождалось попискиванием.

Вдруг донеслось гудение, рокочущий лязг, и Игорь прищурил глаза, увидев низкий звездообразный зал. Проемы других выходов, перекрытые зелеными стальными плитами, прятались между сходившихся клиньями стен. Над каждым горела маленькая лампа, заливая подземелье тусклым красноватым светом. Здесь к ним с пугающей быстротой – да что там «с быстротой», мгновенно! – обернулось несколько громадных черных фигур, закованных в титан и металлокерамику.

«Тихо. – Рука легла на плечо Игоря, вторая перехватила запястье руки с оружием. Игорь дернулся и пораженно воззрился в выпуклые фасеточные глаза боевой маски витязя. – Очень тихо, очень спокойно. – Слова звучали не в воздухе, слова звучали в мозгу. – Ты молодец, мальчик, а мы успели вовремя, и сейчас все кончится. Подожди».

«Там Андрей…» – начал Игорь.

«Подожди», – ответил витязь и, отпустив мальчишку, как ни в чем не бывало потащил окончательно одуревшего от страха Бренца за собой словно щенка.

В центре зала стоял массивный цилиндр с венцом индикаторов и крохотных экранчиков. Понятливый Бренц открыл в нем маленькую неприметную дверцу, набрал код и нажал на черную рукоятку. Одна из плит, слева, сдвинулась, открыв просторный коридор, бледно освещенный розоватыми лампами. Он оказался гораздо длиннее, чем ожидал Игорь, – метров пятьдесят, с десятком железных дверей. Одна из них была открыта, и из нее уже наяву летел крик Андрея.

Все остальное произошло мгновенно. В коридоре с десяток боевых андроидов мьюри синхронно повернулись, но сделать уже ничего не успели: РАПы в руках витязей полыхнули огнем – и дымящиеся обломки биороботов отлетели в другой конец коридора. Ни броня, ни скрытые проекторы силового поля не удержали смертоносную мощь земного оружия.

Витязи миновали коридор пугающими, невероятно огромными прыжками – только что были здесь, миг – и они уже внутри комнаты. Там хлопнуло еще несколько выстрелов, вдруг взвился – и сразу прервался – пронзительный женский визг, потом наступила могильная тишина.

На ватных, неожиданно непослушных ногах Игорь вошел в эту комнату. Он увидел сразу все – обугленные обломки еще двух андроидов, стол с мерзкими инструментами, красивую женщину в сумасшедшем наряде – она скорчилась в углу, молча хватая ртом воздух и с ужасом глядя на витязей совершенно безумными глазами – и Андрея, голого, опутанного проводами, распяленного на каком-то жутком стенде – он громко всхлипывал-дышал широко открытым ртом. Мальчишка ошалело замер, не зная, что делать, но его помощь тут и не требовалась.

Один из витязей протянул руку к стенду – провода отлетели, толстый металл начал корежиться, рваться, ломаясь с протестующим скрежетом, и вдруг Андрея вырвало из этой груды лома и швырнуло прямо в объятия витязя. Тот моментально уложил парнишку на пол, провел над ним руками – того снова выгнуло, но тут же Андрей обмяк, а его взгляд сделался осмысленным.

– Все, парень, успокойся, – уже вслух сказал витязь, и Игорь с крайним изумлением узнал Цесаревича. Но с другой стороны – не мог же тот остаться в посольстве, когда…

– Ваше… – начал он каким-то деревянным, не своим голосом.

Цесаревич поднял забрало и повернулся. Мальчишка сразу замолчал – понял, что сказать ему нечего.

– Господа, – спокойно сказал Цесаревич, – у нас очень мало времени. Однако прежде чем уйти, мы должны восстановить справедливость, – он спокойно протянул свой РАП Андрею. – Поступай с ней так, как считаешь нужным.

Мальчишка сглотнул. Сейчас госпожа Буррас вовсе не казалась страшной – просто испуганная почти до обморока баба, растерявшая всю злую власть. Невероятно хотелось взять, плюнуть на нее и уйти. Но Андрей слишком хорошо знал, к чему ведет такая вот жалость. Перед ним был уже не человек, а злобная ядовитая гадина, осквернявшая все, к чему прикасается. А жить такие не должны.

Госпожа Буррас прочла свой приговор в глазах мальчишки.

– Не убивайте меня! – завизжала она. – Я сделаю для вас что угодно! Отдам все, что у меня есть! Я…

– Нам не нужно ничего из того, что есть у тебя, – спокойно ответил Андрей. – Даже твоя бесполезная жизнь. – Он направил РАП на низ ее живота и нажал спуск.

Госпожа Буррас издала дикий, нечеловеческий вопль, тут же прервавшийся, когда белый плазменный огонь распорол ей грудь и ударил в голову.

* * *

Игорю показалось, что его самого ударили по голове огромной мягкой кувалдой – так сильно оглушила его смерть этой женщины. Смерть разумного существа – и не в бою, не солдата вражеской армии, а в мерзком подвале, смерть глупой развратной бабы… Нет, он понимал, конечно, что поступить иначе тут было нельзя – разве что надругавшись над самим понятием справедливости, но все же… Странно, однако, что, застрелив тех двух бандитов, он ничего не почувствовал – совершенно ничего, а тут…

В себя его привел непонятный глухой шум – он не сразу понял, что прибыла подруга покойной, госпожа Скрабо. Витязи, словно тени, выскользнули из комнаты, тут же канув в глубину лабиринта. Мальчишка хотел пойти за ними, потом замер – путаться под ногами у взрослых ему сейчас ну совершенно не хотелось.

Госпожа Скрабо отличалась более традиционными вкусами – ее сопровождали восемь живых охранников, «лучших профессионалов, которых только можно нанять за деньги», как тут говорили. Трое из них действительно оказались профессионалами: когда со всех сторон вдруг хлынул ослепительный свет и не допускающий возражений голос на мьюрике приказал им бросить оружие, они мгновенно подчинились и поэтому остались в живых. Пятеро остальных схватились за бластеры – и умерли прежде, чем успели это осознать. Госпожа Скрабо тоже замерла в самом центре побоища, словно превратившись в легендарный соляной столп, когда к ней вышел Цесаревич.

– Сударыня, – сухим, совершенно безжизненным голосом сказал он. – Вы не посягнули делом на одного из моих, – он подчеркнул это слово голосом, – людей, поэтому я сохраню вам жизнь. Однако за свои мерзкие намерения вы будете наказаны. Пятьдесят ударов кнутом.

– Вы не посмеете, – выдохнула госпожа Скрабо. – Мой муж – член Совета Директоров «Амфатары». Он стоит пятьдесят миллиардов. Достаточно ему только захотеть – и ваша жалкая планетка превратится в пыль…

– Довольно. Взять ее! – Цесаревич обращался к уцелевшим охранникам. Игоря совсем не удивило, что они подчинились приказу.

* * *

Дальнейшее Игорь запомнил весьма смутно. Госпожу Скрабо притащили в пыточную – именно таким было истинное назначение этой комнаты. Она орала и вырывалась, как безумная, грозя «дикарям» всеми карами ада, пока не увидела полусожженный труп своей подруги и ее угрозы не сменились униженными благодарностями за то, что ей будет позволено жить – они звучали до тех пор, пока ее же охранники не разорвали на ней кожаный «вампирский» костюм и не привязали ее к искореженным останкам «стенда». Потом по ее холеному телу загуляла нашедшаяся тут же плеть – и членораздельная речь сменилась визгом.

Игорь видел, как Цесаревич с каменным лицом отсчитал пятьдесят ударов. Когда наказание закончилось, госпожа Скрабо потеряла сознание – может быть, от облегчения.

– Помогите ей, – сухо сказал Цесаревич. Уже в дверях он обернулся и добавил: – И никогда, никогда больше не посягайте на моих людей. Второй раз я не милую. – Он протянул руку, и стальной стол с пыточными инструментами охватило белое, ослепительное пламя, мгновенно сплавившее стекло и металл. Мьюри отпрянули от него, забившись в угол комнаты, словно громадные крысы.

Не глядя на них, земляне вышли.

* * *

Невероятно, но на перроне их поджидал Бренц – он даже не решился уехать и стоял у вагона, замерев, словно суслик. Должно быть, все увиденное произвело на него поистине неизгладимое впечатление.

– Ты не заслужил жизнь, – брезгливо сказал Цесаревич, – но я все же отпущу тебя, чтобы ты рассказал всем и каждому в вашей паршивой наемной банде, как кончают свою жизнь те, кто поднял руку на землянина. Если это повторится еще раз, мы уже не будем наказывать. Мы будем карать. И мне плевать, сколько ваших законов мы при этом нарушим. Советую вам – всем – хорошо запомнить это. Это – первое предупреждение. Второго – не будет.

Игорь, помогавший идти Андрею, на миг задержался около бандита. Если честно, он хотел коротко поблагодарить. Но Бренц буквально отшатнулся от мальчишки.

Кажется, Игорь внушал ему страх едва ли не больший, чем взрослые земляне.

* * *

В посольстве мальчишек встретил Макаров. Они уже успели умыться и оделись как положено, но все равно он смотрел на них так брезгливо, словно оба были голыми и вдобавок испачканными чем-то очень неприятным.

– Вы сняли комбрасы. – Голос полковника был сухим, безличным. – Сняли вопреки совету, фактически прямому приказу.

Мальчишки переглянулись и опустили головы. Оба молчали.

– Вы знаете, что мы стараемся не унижать телесными наказаниями тех, кто перешагнул за порог тринадцатилетия, – жестко продолжал Макаров. Мальчишки не видели его глаз, но ощущали взгляд, как ощущают близость раскаленной печи. – Как правило, юные дворяне не подают к такому поводов. Но вы вели себя как пятилетние дети. Даже не младшие лицеисты. Поэтому и накажут вас как маленьких детей, но с учетом… биологического, – слово прозвучало презрительно, – возраста. Игорь Сурядов.

– Я, – Игорь поднял голову.

– Десять ударов.

– Есть десять ударов, господин полковник.

– Андрей Ворожеев.

– Я, – Андрей тоже выпрямился.

– Пятнадцать ударов.

– Есть пятнадцать ударов, господин полковник.

– Вы согласны с наказанием?

– Да, согласен, господин полковник.

– Можете объяснить, почему вы получите больше, чем Сурядов?

– Образ действий Сурядова, – ответил Андрей, – без приложения к общим обстоятельствам отвечает высшим стандартам поведения дворянина, господин полковник.

– Не совсем… отвечает высшим стандартам. Иначе было бы пять. Но в целом вы правы. Идите.

– Господин полковник, – вмешался Игорь, – я не согласен с неравенством наказания.

– Вот как? – Макаров посмотрел с интересом. – Должен сказать, что в любом случае количество ударов, назначенных Ворожееву, я не снижу.

– Что ж, тогда добавьте мне, господин полковник, – спокойно предложил мальчик. – За неполное соответствие стандартам.

Несколько секунд полковник рассматривал своих стоящих плечом к плечу подопечных в упор. Потом кивнул:

– Хорошо. Пятнадцать ударов каждому. Идите и закончите с этим поскорей.

* * *

Последний раз Игоря наказывали физически почти три года назад. Он даже не ожидал, что начнет так бояться, и от мысли, что он боится – стало смешно, а веселье прогнало страх.

– Кстатиииии! – вдруг протянул полковник. – К вам тут еще двое присоединятся…

В помещение вошел ван Карьйо, за которым гордо шагали двое англосаксов – точнее, швед Вальтер Оскенштерн и… Игорь хмыкнул – и Дик Шелтон. Оба напоминали героев, идущих на расстрел. Этому не соответствовало лицо ван Карьйо – явно ироничное.

– Вот. – Макаров указал подбородком на гостей. – Шелтон, вот объясните мне то, что вы уже объясняли своим руководителям: как вам пришла в голову мысль угнать челнок и отправиться на поиски Игоря?

– Охтыоп! – вырвалось у Андрея. Игорь тоже удивленно воззрился на Дика. Тот процедил надменно:

– Мы поменялись клинками. Может быть, господин полковник, в Русской Империи это просто традиция. Но у нас это клятва. Клятвы мужчины выполняют. Или умирают, стараясь выполнить. Я не жалею о сделанном и готов принять наказание. И мне кажется, что Сурядов сделал бы то же самое, случись что-то со мной.

– Не задумываясь, – твердо и искренне сказал Игорь, хотя, честное слово, еще минуту назад и правда не задумывался – не задумывался ни о чем таком. Шелтон наклонил голову.

– Ну а вами что двигало, Оксенштерн? – усмехнулся ван Карьйо. Швед выше поднял сильный, уже совсем мужской подбородок:

– Я побратим Ричарда с пяти лет, и это знают все. – Его заметный акцент в русском языке был жесток и резок. – Отец проклял бы меня и прогнал бы прочь из дома плетью, узнай, что мой брат отправился на опасное дело, а я остался глазеть на свой номер.

– С тем их и бери, – удовлетворенно заключил Макаров. – Ладно, пусть идут получать свое.

– Марш, – вальяжно махнул рукой ван Карьйо. Англосаксы синхронно повернулись и вышли плечом к плечу, прямо отмахивая рукой и высоко поднимая колени.

14. Признание

На сей раз помощник генерального комиссара выглядел несколько… озадаченным, так, пожалуй, можно было сказать. Не озлобленным, как отчасти ожидал Цесаревич – нет, именно озадаченным, как любой человек, столкнувшийся с чем-то непонятным.

– Меня прислали заявить вам протест, – начал он, – но я не стану этого делать, – с ходу начал он.

– Не станете? – удивленно-насмешливо спросил Цесаревич. – Это отчего же?

Полицейский замялся. Было видно, что ему стыдно говорить то, что он хотел сказать. Но он все же решился.

– Понимаете, Ваше Высочество, мы должны были сделать это сами. Сами остановить этих… этих женщин, не доводя дело до того, что… что случилось.

– Я рад, что вы понимаете это, сударь, – заметил Цесаревич.

Полицейский вдруг резко повернулся к нему, и с секунду они смотрели друг другу в глаза. Потом помощник комиссара опустил взгляд.

– Что толку понимать, если даже я ничего не мог тут сделать? Понимаете, мы могли найти мальчишек. Достаточно было арестовать этих… женщин и подвергнуть их допросу – уверяю вас, никаких… особых мер там не потребовалось бы, на таких особ отлично действует сама угроза заключения в тюрьму. Но кто посмеет арестовать людей, у которых столько денег? Вы знаете поговорку наших олигархов? «Если ты нарушил один закон – ты преступник. Десять – смертник. Все – бог!»

– У нас, на Земле, было еще хуже, – ответил Цесаревич. – В вашем обществе есть воля – пусть даже до предела извращенная, но она все же есть. У нас же не было ничего – мы тонули в болоте безволия, даже те, кто мог, не решались, просто не хотели что-то делать. Но все это изменилось, как вы видите, после войны.

– Война… – Полицейский скривился, словно откусил лимон. – У нас тоже была война – Великая Гражданская, надеюсь, что вы слышали об этом… Кончилось все тем, что наш народ оказался разодран надвое, и лучшая его часть – да, лучшая, что бы теперь ни говорилось об этом! – ушла туда, Наверх… оставив нас захлебываться в дерьме, в котором мы тонем. Аниу презирают нас, как… вы даже представить себе не можете! А мы… нам стыдно думать о них, вы понимаете? Нет, не понимаете, такое невозможно понять…

– Что вы должны были заявить мне? – сухо спросил Цесаревич.

– Ах это… Ничего особенного, уверяю вас – обычная истерика власть имущих насчет «самоуправства» и «превышения прав на необходимую самооборону». На самом деле господин Скрабо смеялся до колик, узнав, что его надменную супругу выпороли как последнюю шлюху – каковой она, впрочем, и является. С семейством Буррас дела обстоят сложнее – они очень, очень злы на вас, но теперь им будет непросто найти… исполнителей. Наемники… наемники напуганы, – это полицейский сказал с явным удовлетворением. – Вы даже не представляете себе, как они напуганы. Конечно, никто на самом деле не знает, что именно произошло в катакомбах, – и я не думаю, что вы мне это скажете, – но слухи на этот счет ходят самые страшные. Почти легендарные – как вы проходили сквозь стены, а мальчишка перебил целую банду голыми руками… Для вас это хорошо – непонятное пугает больше всего остального. У нас уже были… прецеденты.

– Неужели? – спросил Цесаревич. – И кто же это так отличился?

– В основном аниу – их репутация вам уже известна, надеюсь. Не далее как вчера они устроили бойню в гей-клубе – просто вошли туда и убили всех, кого смогли найти, всего лишь за то, что один из… актеров изображал аниу, а таких вещей они не любят… Мы заявили протест, как обычно – но, понимаете, никто в полиции не любит эту мразь, так что на самом-то деле… но нам очень, очень стыдно, что чужаки делают за нас нашу работу. Тем не менее мы стараемся хотя бы не мешать им… так что не думаю, что данный инцидент будет иметь какие-то серьезные последствия. Но в будущем…

– Что?

– Надеюсь, что вы представляете себе политический расклад в нашем обществе. Та же «Нихель Корп» – один гигантский легализованный гангстерский синдикат, и если вы перейдете ему дорогу, начнется настоящая война.

– Войны мы не боимся, – сухо заметил Цесаревич. – Ни настоящей – с воинами, ни… поддельной – с обнаглевшими бандитами.

Полицейский внимательно посмотрел на него.

– Да, я уже понял. И это… удивительно. Вы не представляете, сколько людей тут позволяют твориться самым гнусным мерзостям буквально у себя во дворе, «лишь бы не было войны»… Улаживание конфликтов превратилось у нас в высокое искусство, но это искусство мерзавцев оставаться безнаказанными. Их нельзя наказать в рамках закона.

– Но можно вне их? – заметил Цесаревич.

– Как полицейский, я не имею права обсуждать это, – отрезал Руллимаат. – Но если бы вы только знали, какие кошмарные вещи были предотвращены таким образом…

– Вы сказали, что это в основном постарались аниу, – сказал Цесаревич. – Кто еще?

– Вы думаете, я знаю? – ответил полицейский. – О таких вещах лучше не знать, потому что знание обязывает к действию, а что-то тут делать я не хочу… Хотя… у меня есть подозрения, кто объявил, например, настоящую войну любителям мальчиков. В последние пять лет все слишком ярые проповедники такой… любви вдруг стали просто… исчезать. Не находили ни тел, ничего. Потом до нас начали доходить слухи, что похищенные обнаруживались в качестве рабов на Сторкаде. Сторков много в чем можно упрекнуть, но таких вещей они не любят исторически, их религия очень строга на этот счет, так что судьбе извращенцев не позавидуешь. Как вы понимаете, сами сторки не могут заниматься тут похищениями – их бы сразу поймали, они слишком… э… выделяются… – (Цесаревич отметил, что мьюри не знают о кальке личности – превосходно, запомнить, но сейчас – слушать дальше…) – Нет – кто-то создал тщательно законспирированную сеть, сманил в нее лучших охотников за головами – не идеями, конечно нет, но – деньгами, громадными, надо сказать, деньгами и начал методичную охоту за всеми проповедниками этого… И вы не поверите – это, казалось бы, бездонное болото начало вдруг просыхать: меньше этих тварей не стало, но теперь они боятся пропагандировать свои извращения, потому что за ними могут прийти, и они закончат свою жизнь на сторкадском Параде Клинка, есть у них такое веселое мероприятие… – Цесаревич кивнул, он знал. – Впрочем, – Руллимаат вдруг усмехнулся, – я знаю и об одной нашей организации, которая любит повеселиться с пойманными джаго, что очень уж навязчиво приглашают в гости наших мальчиков – трупы этих джаго находят, но в таком… виде, что тошнит даже повидавших виды патологоанатомов. Многие корпорации требуют пресечь этот экстремизм – он вредит их бизнесу, – но полиция, увы, бессильна… Но мотивов многих… охотников мы просто не понимаем – и это самое страшное.

– Боюсь, теперь я не понимаю вас, сударь, – заметил Цесаревич. – Что вы имеете в виду?

– Я тоже боюсь – боюсь, вы не знаете, что на самом деле представляет собой Йэнно Мьюри, – начал полицейский. – Хотя… понимаете, я начал изучать вашу историю – поразительная вещь, надо сказать, – и у вас был такой город, Вавилон, где перемешались все народы, вся языки и… увы, все пороки.

– Был, – чуть наклонил голову Цесаревич. – Его разрушили наши дальние предки… нашей расы, в смысле.

– Да… Так вот, Йэнно Мьюри – это Вавилон Галактики, в каком-то смысле. По воле случая наша система лежит на перекрестке торговых путей Верхнего и Нижнего Края, она объединяет весь этот сектор Галактики. Другой такой нет, насколько мы знаем… И нас посещает множество… гостей – сотни, да, буквально сотни рас ведут у нас свои дела, кто-то вполне законные, а кто-то и не очень. У нас бывают гости из Верхнего Края – и даже из Перехода, да…

– Из Перехода? – переспросил Цесаревич.

– Ах да, вы же, наверное, не знаете… Понимаете, Зоны ограничивают… технические возможности – что в нашем случае следует признать несомненным благом, – но за пределами Галактики, за пределами Верхнего Края, их действие кончается, и там возможно… возможно буквально все. Там практически нет звезд, но есть… обитатели. Выходцы из Верхнего Края или из внегалактической бездны вне Млечного Пути – мы не знаем. Но они бывают и здесь, да. Обычно их невозможно узнать – они вовсе не стремятся к известности, но мотивы их бывают порой очень странными. О некоторых существах и их возможностях ходят чудовищные слухи, в основном лживые, ибо если бы они были правдой – Йэнно Мьюри уже не существовало бы, – но у нас бывают, порой… необычные гости… и иногда они убивают. А требовать отчета у них будет только сумасшедший. Поэтому я советую вам все же быть… осторожнее. Необычное притягивает необычное – а вы, земляне, очень необычны.

– Я благодарю за совет, – отозвался Цесаревич искренне.

* * *

– Мне стыдно, – глухо сказал Вайми.

– За что? – удивился Игорь.

Они сидели на краю какой-то цистерны, назначения которой Игорь даже не мог себе представить, опустив ноги в густой белый туман, теплый и плотный. Создавалось обманчивое впечатление, что по нему можно ходить. Между тем внизу была пропасть метров в сто, и на ее дне, под слоем этого тумана, шел первый матч по футболу – Земля – Йенно Мьюри, молодежные команды. Площадку размечали толченым кирпичом. Сквозь муть резко прозвучала сирена рефери-англичанина…

– За то, что было. Во всех новостях шумят… Андрей… он как себя чувствует?

– Нормально, – отозвался Игорь. – Что с ним сделается, его ломом не убьешь.

И вздрогнул. Вайми повернулся к нему, упер подобородок в кулак. Спросил резко:

– Не может быть, чтобы вы не боялись. Ну скажи честно?!

– Боялся, – признался Игорь. – Не за себя, за Андрея… А больше просто противно было.

– А смерти? – допытывался Вайми. – Ну вы же не верите, что после нее что-то заново бывает. Ну вот раз же – и нет тебя!

– Нет. Смерти я не боялся, – твердо ответил Игорь…

…Роман пробился с визитом почти одновременно с сестричкой. Остальные каналы Игорь, озверев от визитов, заблокировал, выставив заставку: «Прошу извинить!» Он понимал, что это даже немного некрасиво – люди, связывавшиеся с ним, всего лишь предлагали помощь или хотели поблагодарить за поддержку чести Земли, но… сколько можно-то?

Брат с сестрой долго толклись на плите проектора – как обычно, трехсторонняя связь удивляла. Наконец Надька обиженно вздохнула и сердито сказала:

– Говори ты, Ром, ты же старший мужчина в доме. Хотя дома тебя и не бывает никогда!!! – не удержалась она напоследок.

– Спасибо. – Капитан третьего ранга Роман Викторович Сурядов был в форме, вокруг проступали детали его корабельной каюты. – Здравствуй, брат.

– Здравствуй, брат. – Игорь смутился, опустил глаза. Как провинившийся. И не поверил своим ушам, услышав:

– А знаешь, я всего-то хочу сказать, что тобой горжусь. У меня мало времени.

Игорь поднял голову, но Романа уже не было. Зато Надька преданно смотрела с экрана и только чуть губами шевелила. Потом наконец разродилась:

– Никогда больше не буду с тобой спорить. Никогда-никогда!

– Будешь, – хмыкнул Игорь.

Девчонка замотала головой:

– Слова против от меня не услышишь!!!

– Ну и что это будет за жизнь? – разочарованно буркнул Игорь. – Ложись и помирай со скуки.

– Ты шутишь, – вздохнула Надька. – Шути. Ты вообще теперь что угодно можешь делать и говорить мне.

– Надь, ты что, рехнулась? – куртуазно поинтересовался юный дворянин.

– Ты ведь герой, – пояснила девчонка.

Игорь уточнил:

– А кем ты была, когда в прошлом году вытащила из моря котенка, который со скалы упал? Кто прыгнул метров с десяти, между прочим! – и вытащил?

– Да что ты глупости… – Надька осеклась: – Ой, извини. Но это же несравнимо, правда! Ты…

– Одно и то же это, Надь, – спокойно сказал Игорь и вдруг сам осознал свою правоту. – Одно и то же. И там и там риск. Одинаково смертельный. И окажись ты тут, ты бы поступила точно так же, как я. Ведь ты с Земли. Ты моя сестра. Ты Сурядова.

Девочка моргнула, потом вздохнула:

– Я бы не смогла… ну, просто не получилось бы…

– Вот тут мы и подходим к самому главному, – поучительно сказал Игорь. – Надо каждое утро делать зарядку. Это раз. Питаться правильно – это два. Выкинуть всех кукол – это…

– Балабол! – фыркнула Надька.

– Такая ты мне больше нравишься, – засмеялся Игорь. Девчонка тоже засмеялась, махнула рукой и вдруг сказала:

– Братик, я тебя очень люблю, – и тут же выключилась.

Мама появилась почти тут же. Она молчала, глядя на сына через десятки парсек. И Игорь молчал, хотя больше всего ему сейчас хотелось шагнуть вперед и обхватить ее руками. Вот только уткнуться, как это иной раз бывало когда-то, в живот, не получится – Игорь почти сравнялся с матерью ростом.

Поэтому он просто молчал, глядя ей в глаза. И слушал ее голос – родной и такой близкий, словно Велина Целимировна находилась рядом с ним и на самом деле что-то говорила вслух…

… – Не боялся, – твердо ответил Игорь. – Жирно смерти будет, чтобы я ее боялся.

Вайми долго смотрел ему в лицо, потом почти растерянно сказал – не спросил, нет, именно сказал:

– Ты правду говоришь.

– Конечно, правду. – Игорь пожал плечами. – Придешь завтра на Ярмарку? Начинается демонстрация техники.