Текст книги "Никто, кроме нас!"

– Наш командир… я тебе рассказывал… В общем, Сергей. Это был твой отец. Майор Ларионов. Он жив. Он сейчас на Веселом кордоне, как я рассказывал. Ты когда свою фамилию сказал – я подумал: похоже, ты его сын. А потом ты еще про него рассказывал – один в один его рассказы.

Юрка сказал это – точнее, выпалил одним духом – и понял: все. Сережка поломался. Глаза мальчишки из непримиримых стали жалобными, губы приоткрылись – и, прежде чем с них сорвалось тихое: «Врешь…» – после которого все могло начаться сначала, Юрка закрепил успех:

– У твоего отца тут, ниже левого соска, – Юрка показал на себе, – было наколото: «Любовь до гроба – дураки оба». Так?

Сережка кивнул.

– Я тебе… я тебе про это не рассказывал… – прошептал он. – Папка жив?! Правда жив?! Он правда у вас командовал?! Это ты его… его вытащил?!

– Тяжело ранен, но жив, – сказал Юрка и прислушался (надо скорее, скорее…). – И я тебя отсылаю еще и поэтому. Ведь твои мама и сестра живы. А твой отец считает, что вы все погибли. А мама с сестрой думают, что ты погиб, что отец погиб… Понимаешь, ты один знаешь, что все живы. Ты один, – Юрка говорил страстно и быстро, – ты один можешь помочь своим… своей семье… ну, вместе собраться, что ли. Ты один, Серега, один! Ну, посмотри, сколько смерти, сколько кругом смерти! Ну, пусть вы-то будете счастливы хотя бы чуть-чуть, хотя бы потому, что вы – живы, все живы! Ведь это главное, это главное, а не все остальное! Уходи! – Юрка вдруг заплакал и кинул в Сережку горстью хвои. – Уходи, беги, ну?! Мне страшно, я могу передумать! Найди потом отчима, скажи ему… скажи… Да уходи же, у меня сердце лопнет!!! – закричал Юрка так страшно, что Сережка, как будто поднятый и правда невидимой силой, вскочил и бросился в чащу…

Несколько окриков послышались совсем рядом. Но это было уже не важно.

Юрка Климов улегся удобней, кинул ноги в распор, пошевелил ступнями. И прижал к плечу приклад хорватского «калаша».

* * *

…Мальчишка пятнадцати, от силы шестнадцати лет лежал на спине рядом со своим оружием – трофейным «калашниковым». Грудь и живот парнишки были пробиты пулями в полудюжине мест, потрепанная одежда промокла от крови и почернела, босые ноги – разбиты в кровь. Русский еще дышал – прерывисто и часто. Командовавший румынскими поисковиками лейтенант «зеленых беретов» невольно вздрогнул: тонкое, красивое лицо мальчишки даже в предсмертной бессознательности сохраняло упрямое, азартное и вдохновенное выражение, и серые глаза смотрели не бессмысленно, а живо, пристально и недобро.

– Сумасшедшая страна… – запаленным голосом сказал лейтенант «зеленых беретов», разглядывая лежащего парня. – Что за сумасшедшая страна… Президент подписывает капитуляцию, министры выносят хлеб-соль по их кретинскому обычаю… а эти продолжают драться. Сумасшедшая страна! – уже почти выкрикнул он с прорвавшейся растерянной злостью.

Стоявшие рядом румыны молчали. Но, когда лейтенант достал «беретту» и ловко прицелился в мокрый от пота лоб под светлыми прядями налипших волос, один из них – рыжеусый невысокий плутоньер – вдруг положил свою корявую руку на запястье американца.

Офицер изумленно дернулся – и ощутил неожиданно тяжелую, мужицкую силу пальцев плутоньера. Американец вспыхнул. Он мог одним ударом выбить дух из этого идиота, но… но на лицах остальных румын было написано что-то непонятное, и американец раздраженно поинтересовался, переходя на румынский:

– Что случилось?! Он еще жив.

– Вот именно, – спокойно сказал румын. – Не надо в него стрелять, лейтенант. Мы понесем его к машинам и доставим в наш госпиталь.

– Что?! – лейтенант не поверил своим ушам. – Его?! Отпусти, ублюдок!

– Не надо, – сказал румын, и пистолет выпал на хвою из мигом онемевших пальцев «зеленого берета», а сам он согнулся на сторону. – А то ведь шлепнем вас, а потом скажем, что геройски погибли в бою.

– Он же убил троих ваших! – выкрикнул американец. Распрямился, растирая запястье и не решаясь нагнуться за пистолетом.

Плутоньер отпустил руку и сказал вдруг с отчетливым презрением:

– Он свою Родину защищал. Если ты это понять можешь, гость залетный… Виктор, Йонел! – окликнул он двоих с готовностью подошедших солдат. – Носилки делайте, русского понесем.

– Может, ну его? – неуверенно подал голос кто-то из солдат. На него обернулись хмуро остальные.

– Все мы люди, – сурово сказал плутоньер. – Все в Бога веруем. Хватит кровь после боя лить. И так уж… – он не договорил и стал смотреть, как по стволу сосны спускается любопытная белка.

* * *

– Вот так все и вышло, – Сережка вздохнул. – Юрку я и не видел больше… наверное, он погиб. Добрался я до Воронежа, а отчим Юрки уже мертвый. Я хотел у казаков остаться, а они говорят – маленький… хотели к пионерам сдать, а там мне говорят – такой, как ты, воевать не должен. А что я должен?! – В голосе Сережки прозвучала обида. – Крупу переводить?! Я и сбежал. Пошел на тот кордон, на Веселый. А от него одно пепелище…

– Ты думаешь, – Боже осторожно пошевелился, – что тот парень, Юрка, обманул тебя?

– Нет! – Сережка дернулся возмущенно, чуть не опрокинул с ящика кружку с чаем. – Нет, он не такой… был. Просто что-то случилось, – печально и уже тихо сказал Сережка. – Я думал маму с Катькой искать. Дошел до Грибановки… ну, где сторожка… а там тоже все сожжено, местные говорят – да, была жена офицера с девочкой, но лесник и свою семью, и мою маму с Катькой увел в лес. Куда – не знают… Ну, я и вернулся в Воронеж.

– И стал воевать, – сказал Боже.

Сережка вздохнул, пожал плечами. Отпил чай.

– Ну и стал…

– Ты не думай, я не смеюсь, – негромко сказал Боже. – У меня тоже мама погибла. И сестрички. У нас тоже война. Мы с отцом были в горах. Налетели американцы и сожгли наше село напалмом.

– И… – Сережка не договорил.

Боже зажмурился:

– Всех… У нас маленькая земля, – черногорец открыл сухие глаза. – Наше ополчение разбили, и мы с отцом бежали к вам. А тут и у вас началось… Мы пошли воевать. Отец тоже был снайпером. Только десять дней назад его убил тот… ну, тот, которого застрелил я. И я теперь один. Даже наши, наверное, думают, что я погиб.

Кажется, Сережка хотел что-то спросить. Но в углу раздалось какое-то неясное поскребывание, мальчишка быстро встал, достал из кобуры небольшой обтекаемый «глок» и, пройдя в угол (тени почти скрыли его), прошептал:

– Кто?

– Смерть телепузикам, – раздался как из-под земли тонкий голос.

Сережка присел, что-то отодвинул. Боже всматривался, но мог различить только его спину с торчащими под майкой лопатками да какую-то неясную тень в небольшом отверстии у самого пола. Слышался ускользающий шепот: «Нет… да… пять… а они… я не боюсь… иди…» Тень пропала; Сережка встал, что-то задвинул и вернулся. Хотел сесть у огня, но передумал, сел рядом с Боже.

– Так ты не один, что ли? – напрямую спросил черногорец.

Сережка вздохнул, опять пожал плечами, зверски почесал коленку. Снова дернул плечами:

– Ну… вроде того. Это так. Ребята из нашей школы, из секции… кто остался… вообще ну… Боже, – вдруг выпалил он, – ты умеешь делать самодельные мины? Ну, из всякой там разной штуки – ручки, часы?

– У тебя блокнот есть? – без раздумий спросил черногорец.

За месяц до этого…

Лейтенант Берковитц узнал лежащего в постели человека сразу. У лейтенанта была хорошая память на лица, и уж тем более нелепо было бы не знать в лицо того, кого идешь «брать».

«Медаль Конгресса, – с вожделением подумал офицер, удовлетворенно разглядывая еще не старое, хотя и измученное лицо бессильно откинувшегося на подушку партизанского командира. – Можно будет сказать, что он сопротивлялся… хорошо бы найти в доме оружие…»

Он пожалел, что не прихватил пару трофейных стволов. Взять вооруженного врага – это вовсе не то что раненого и ослабшего.

– Это он, сэр? – быстро спросил капрал Галиенди.

– Не сомневайтесь, он, он! – радостно подтвердил информатор. – Бабка его тут прятала, карга старая!

– Мы оценим ваши усилия, – процедил Берковитц, даже не повернув головы в сторону предателя, и тот замолк.

Лейтенант же с интересом продолжал разглядывать узкое, правильных очертаний лицо, решительный подбородок… Глаза Батяни – серые, а Берковитц почему-то думал, что они будут черными – смотрели с усталым, равнодушным презрением, и американец понял с восторгом, что затравленный зверь больше не может бороться. Светло-русые волосы русского на висках были седыми почти полностью, седина пробивалась в довольно длинной челке.

«Ему тридцать три года, – подумал лейтенант, – как Иисусу. Смешное совпадение!»

Берковитц кашлянул и, значительно посмотрев на Галиенди, заговорил по-русски:

– Вы достаточчно понимаече мена?

– Не ломайте язык, я понимаю английский, – голос у лежащего партизанского командира был хрипловатый, простуженный.

– Это хорошо, – переходя на родной язык, Берковитц позволил себе высокомерно улыбнуться: конечно же, русский должен его понимать! Это ведь язык мировой, а не их жалкое смешное лопотанье… – Я – лейтенант армии США Джесс Берковитц, арестовываю вас как главаря террористической банды, согласно резолюции ООН и распоряжению командования международных сил… Позже вам будут предъявлены официальные обвинения в совершенных вами преступлениях. Протяните руку… Сержант, наручники, – Берковитц повернулся к Галиенди.

Обернуться он уже не успел. Горлу вдруг стало нестерпимо, чудовищно больно – а через миг эта боль отхлынула, унося с собой сознание и жизнь двадцатитрехлетнего лейтенанта оккупационной армии.

Сержант Галиенди пережил своего командира на три или четыре секунды. Возможно, он даже успел бы схватиться за «М16», если бы, выполняя приказ командира, не полез за наручниками, локтем отпихнув оружие за спину. Его отвлекло от этого стран-

ное бульканье, и он, все еще расстегивая сумочку на поясе, поднял глаза.

В этот момент Берковитц тяжело рухнул на пол – уже мертвый, и лужа крови, бьющей из рассеченной брошенным ножом сонной артерии, растекалась по скобленым некрашеным доскам пола. Длинная «полевка», перекованная из куска рессоры, вошла точно за ворот жилета из кевларовой брони со вкладышами из керамики, способного остановить пулю, пущенную почти в упор.

– А? – нелепо и растерянно спросил Галиенди, берясь за автомат и не находя его.

Партизан сидел в постели – худощавый, в спортивных трусах, меченный несколькими шрамами, с какой-то татуировкой, видной на забинтованной груди. В левой руке у него был массивный потертый пистолет. В правой – отведенной за плечо – второй нож, финка.

– Не надо, – попросил Галиенди. И за миг до того, как финка вошла ему в левый глаз, мерзко опорожнил кишечник в штаны.

…Батяня поднялся. Бывший предсельправления Говядов, прижавшись к печке, с приоткрытым ртом смотрел на него белыми пустыми глазами, нижняя челюсть тряслась. Кровь лейтенанта подтекла к его валенкам с калошами. Он несколько раз шлепнул губами, когда Батяня подошел к нему и тихо спросил:

– Родную землю, сволочь, продал? Бабок срубить захотел?.. Зови сюда остальных. Сколько их там?

– Трррррррррое, – выдал очередь Говядов.

Батяня сунул ему под нос пистолет:

– Зови. На крыльцо выйди и зови. Двери не закрывай. И помни – я не промажу. Уж по тебе-то не промажу. Пошел, – он толкнул заспотыкавшегося предателя к дверям в сени и упруго взвел курок.

– Эй, идите! – на ломаном английском, но вполне натурально завопил Говядов. – Господин лейтенант требует, тут нести надо!

Он оглянулся и, повинуясь молчаливому жесту Батяни, вошел обратно в сени, а оттуда – в горницу. Застыл у печи.

На крыльце застучали шаги.

* * *

Срочно. Секретно.

В штаб 4-й легкой пехотной дивизии армии США.

Операция по аресту лидера террористов по кличке «Батяня» сорвалась. Развитие событий не вполне ясно. Группа из пяти солдат во главе с лейтенантом моего батальона Дж. П. Берковитцем прибыла в деревню благополучно, после чего с нею прервалась связь. После двух часов молчания, во исполнение инструкций, я выслал на разведку приданный мне вертолет, который при визуальном наблюдении обнаружил, что деревня пуста, а «Хаммер» моего батальона стоит у крыльца дома, в котором, как было указано информатором, находится на излечении «Батяня». Группа солдат капитана Кразински, высаженная посадочным методом, подтвердила, что деревня покинута жителями. Также ею были обнаружены тела погибших лейтенанта Берковитца, сержантов Галиенди и Граппа, капралов МакСлоу и Бриггса. Тела находились в доме. Лейтенант Берковитц и сержант Галиенди были убиты брошенными ножами соответственно в сонную артерию и левый глаз. Сержант Грапп и капралы МакСлоу и Бриггс были застрелены в лицо одиночными выстрелами снайперской точности и быстроты, о чем говорит тот факт, что ни один из них не успел взяться за оружие. Орудие убийства – предположительно пистолет калибра 9ммПар. Тут же был обнаружен труп нашего

информатора Е.М. Говядова с простреленным пахом, коленями и затылком. При обыске домов деревни погиб капрал Андерсон и был тяжело ранен рядовой Гонсалес. Они попытались снять со стены икону, по краю которой был заложен примерно двухсотграммовый заряд пластита, смешанного с кусками рубленой стальной проволоки и снабженный вытяжным взрывателем.

Майор Майкл С. Фоггерти,

командир 112-го пехотного батальона.

ШТУРМ

СВОДКА ВНЕШНИХ НОВОСТЕЙ ЦЕНТРАЛЬНОГО ШТАБА ОБОРОНЫ ГОРОДА ВОРОНЕЖ.

1 СЕНТЯБРЯ 20… ГОДА

СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ. В столице Техаса была казнена на электрическом стуле школьная учительница Эллис Палмер, активистка антивоенного движения. Последними словами мужественной женщины были: «Опомнитесь, техасцы! Что сделали нам русские?!» Между тем большая группа ее арестованных сторонников так и не была доставлена в тюрьму штата – многосотенная вооруженная толпа, напав на конвой, отбила их и увезла в неизвестном направлении.

Выступая на состоявшемся в город Грин-Бэй совещании руководителей Гражданской гвардии, Бэт Пьюкенен заявил следующее: «Нам нет никакого дела до России. Наше правительство послало в эту страну на смерть десятки тысяч американских парней. Между тем ежедневно в наших городах происходят сотни нападений на банки, офисы, школы и семьи белых американцев. И осуществляют их не русские, а чернокожие боевики. Вот где истинный враг каждого американца!» Речь неоднократно прерывалась овациями.

По данным независимых организаций, федеральное правительство не контролирует до 30 % территории страны. Ежедневно фиксируется до 30 вооруженных столкновений разной степени интенсивности – в основном между отрядами «Черных Братьев» и Гражданской гвардии.

Боевики церкви Арийской Христианской Нации, возглавляемые лично преподобным Рихардом Эрнстом Хаттлером, осуществили нападение на геронтологическую клинику в Альбукерке. С территории городка клиники было спасено более 800 детей, ранее вывезенных из России по заказам трансплантологических клиник. Сама клиника была сожжена. Выступая по независимым радиоканалам, преподобный Хаттлер заявил, что в расположенных в недоступной местности лагерях на обеспечении его церкви сейчас содержится до 30 тысяч русских детей, спасенных таким же образом. «Если же правительство людоедов, рассматривающее творение божье как конструктор, – добавил преподобный Хаттлер, – сделает попытку отбить этих детей или как-то пресечь нашу деятельность, то пусть знает – это наша земля, и Господь Всемогущий вручил нам оружие для ее защиты!» Что же до детей, то они будут возвращены на родину при первой возможности, добавил глава церкви, имеющей сейчас до полумиллиона сторонников во всех штатах США.

Вожди племен лакота и семинолов заявили о создании Конфедерации Коренных Народов. По их заявлению, в распоряжении организации сейчас находится до 8000 бойцов. «Мы почти ничего не знаем о России, – ответил на вопрос журналиста один из лидеров ККН, – но точно знаем, что русские никогда не делали нам зла».

Арестованы по обвинению в предательстве 12 православных священников. Главный пункт обвинения – в их церквях осуществлялся сбор денежных средств на нужды РНВ.

С неожиданным заявлением в конце проповеди выступил глава протестантской церкви США Джон Бэлчер. «Господь проклял Америку!» – со слезами на глазах сказал Бэлчер и, покинув церковь, в которой велась служба, уехал в неизвестном направлении.

Количество военнослужащих США, погибших за последние три месяца на территории России, достигло 37 тысяч человек.

ГЕРМАНИЯ. «Нам не нужен новый Сталинград», – категорически заявил канцлер Германии в ответ на просьбы руководства НАТО послать в Россию хотя бы двадцатитысячный корпус. Что интересно, почти теми же словами ответил на схожую просьбу премьер-министр Франции: «Нам не нужен второй поход Наполеона!» Правительства обеих стран в данный момент все силы бросили на подготовку массовой депортации со своих территорий лиц некоренной национальности.

ФРАНЦИЯ. Жоффруа де Фэн заявил, что люди из отрядов силовой защиты его организации снабжены всем необходимым и ждут только одного – приказа на вылет. Не уточняя, о чем идет речь, де Фэн заявил, что это и так ясно любому.

БАЛКАНЫ. Командиры отрядов православных боевиков «Новой Византии», в составе которых воюют сербы, греки, македонцы, румыны, болгары, черногорцы, представители других славянских и неславянских национальностей, заявили, что организация полностью преодолела

последствия поражений весны этого года и к концу зимы намеревается освободить 50 % территории Балкан от войск марионеточных проамериканских правительств. Иерархи православной церкви на соборе в Афинах объявили это намерение полностью соответствующим духу борьбы с силами сатанизма и распада.

ЮЖНАЯ АМЕРИКА. Отряды Южно-Американской армии имени Сан Эрнесто де Ла-Игера вместе с боевиками-угоистами штурмом взяли последний оплот марионеточных проамериканских правительств на севере континента – город-крепость Кито. «Если бы у нас было достаточно кораблей, – сказал в интервью корреспонденту журнала «Лайф» лидер угоистов Ангиер Пере Санчес, – наши люди уже плыли бы к берегам России. Пример этой великой страны воодушевляет нас в нашей справедливой борьбе!» Представители ЮАСУ, впрочем, были более сдержанны в своих эмоциях.

ИРАН. Ко всем шиитским аятоллам и халифам суннитов обратился с просьбой о помощи и фетве его слов президент Ирана Ахмази-и-Джад. Каждый истинный мусульманин должен словом и делом поддержать мужественную борьбу великого русского народа с силами тьмы и джаханнама. Президент особо предупредил членов международной организации «Аль-Каида» и движения «Талибан»: «Если хоть один выстрел вашего оружия прозвучит на земле России, если хоть один взрыв прогремит на ее территории – вы будете навечно прокляты, как пособники сил зла, и долгом любого мусульманина будет убивать вас!» Его позицию поддержало руководство Хезбалла и движения «Исламский джихад».

ИЗРАИЛЬ. Войска Израиля ведут тяжелые оборонительные бои на побережье. Между тем, руководство большинства стран не горит желанием принимать у себя беженцев-евреев.

КИТАЙ. Руководство страны еще раз подтверждает свою приверженность политике невмешательства в происходящее сейчас в мире. Тем не менее было сочтено нужным предупредить некоторые страны и организации, что в случае дальнейшей эскалации напряженности КНР оставляет за собой право на помощь силам, ведущим сейчас беспримерную по мужеству борьбу за идеалы светлого будущего.

Между тем, на территории самого Китая идут тяжелые бои между правительственными войсками и отрядами уйгурских, маньчжурских и тибетских сепаратистов.

АФРИКА. Чудовищное по масштабам побоище между войсками Африканского Конгресса и движения «Талибан» в районе Великих озер не прекращается. Количество убитых оценивается уже миллионами.

ИНДИЯ. Ракетные войска республики готовы нанести удар тактическими ядерными зарядами по городам Пакистана.

КРЫМ. В боях с татарскими фашистами, поддержанными турецкими интервентами, был смертельно ранен атаман крымских казаков Александр Дальченко. Последними словами этого человека, всю свою энергию и саму жизнь отдавшего делу воссоединения России и Крыма, были: «Россия… победа…» Место Александра Дальченко занял его боевой товарищ и друг детства Дмитрий Турчанинов.

УКРАИНА. Шахтерские отряды закончили освобождение от оуновских банд города Харькова.

БЕЛАРУСЬ. Третье по счету наступление польско-прибалтийского оккупационного корпуса на Минск отбито с большими потерями для оккупантов. К сожалению, тяжело ранен президент Беларуси Алексей Вукашенко, лично возглавивший контратаку танкового полка, решившую исход сражения.

АРМЕНИЯ. Армянские войска вышли к пригородам Баку.

В европейской части России оккупанты контролируют лишь 38 % территории!

ДАЛЬНИЙ ВОСТОК. Остатки японского десанта на острове Уруп сдались частям РНВ.

УРАЛ. Все попытки оккупационных войск проникнуть за Уральский хребет отбиты!

ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД. На съезде лидеров сил сопротивления была принята резолюция о ведении боевых действий до того момента, пока хоть один вражеский солдат находится на территории России в границах 1990 года.

КАЗАНЬ. Удачным оказался побег из лагеря для гражданских лиц под Казанью для известного до войны певца и артиста Бориса Моисеева. До войны скандально известный и вызывавший у подавляющего большинства населения России резкое неприятие артист в самом начале оккупации России занял неожиданно мужественную гражданскую позицию – в отличие от большинства «деятелей культуры и искусства», чье трусливо-предательское поведение посадило еще одно несмываемое пятно на ветхий плащик «интеллигенции». Отказавшись сотрудничать с оккупантами в какой-либо форме, Моисеев был направлен в лагерь под Казанью, откуда дважды совершал попытки побега. Третья оказалась удачной – Борис Моисеев добрался до передовых позиций РНВ на склонах Уральских гор.

Переход солдат и офицеров «славянских» частей НАТО и ООН на сторону защитников России принял массовый и практически необратимый характер. На данный момент более 30 тысяч украинцев, хорватов, поляков, чехов, словаков (не менее 25 % общей численности контингентов этих стран) дезертировали из своих подразделений и либо сражаются в наших рядах, либо скрываются на территории России, либо даже пробираются на родину. Это число значительно превышает количество погибших солдат «славянских» контингентов.

В оккупации России официально участвуют 11 стран НАТО, выставившие контингенты общей численностью около семисот тысяч человек. Сюда же следует добавить около трехсот тысяч солдат из 22 стран миссии ООН «Свободу России» и более двухсот тысяч наемников, официально работающих на частные компании. Общие потери оккупационных сил на конец лета составили не менее 150 тысяч человек убитыми, 40 тысяч пропавшими без вести, 370 тысяч ранеными.

На оккупированной территории России действуют не менее 300 партизанских отрядов разной политической ориентации общей численностью не менее 45 тысяч бойцов.

* * *

С утра лил совершенно уже осенний дождь, тучи сплошняком затянули небо. Было еще темно – не больше четырех утра. Пионерские курьеры из всех семи отрядов на велосипедах мокли под козырьком у входа в подвальное помещение – редакцию «Русского знамени». То один, то другой, получая пачку свежих, только что отпечатанных номеров, совал ее в непромокаемую сумку, вскакивал на велосипед и с шуршанием катил по разбитому мокрому асфальту…

* * *

Верещагину давно хотелось узнать – играет Басаргин в белогвардейского штабс-капитана или правда себя так ощущает? Впрочем, сейчас это было малоинтересно – Игорь пел очень хорошо, и Шушков отлично подыгрывал…

 
Что прибавится – не убавится,
Что не сбудется – позабудется…
Так чего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?
 

Практически в полном составе дружина собралась в подземном переходе.

«Да, в полном составе, – подумал надсотник удовлетворенно. – Триста одиннадцать человек – почти штат. Это не июнь, когда я не знал, как сто человек растянуть на оборону для пятисот!»

Правда, пришла другая мысль: тех, с кем он начинал тогда – тут едва четыре десятка. Остальные…

Верещагин тряхнул головой. Посмотрел на своих командиров сотен.

Земцов – по-прежнему бородатый и непоколебимый.

Басаргин, недавно повышенный в звании – за давнюю оборону школы – до сотника.

Подсотник Эндерсон, которому Шушков почти с облегчением уступил командование второй стрелковой сотней.

– Отче, – прошептал Пашка, – народ собрался, пора с массами говорить.

– Заткнись, шутник, – так же тихо ответил Верещагин.

Хотел крепко отвесить Пашке по белобрысому затылку, но воздержался. Встал с ящика из-под консервов, одернул куртку и поправил берет, который на этот раз, вопреки обыкновению, водрузил на голову.

«На благородные седины, так сказать», – подумал Верещагин, иронизируя над собой и окидывая взглядом повернувшиеся к нему лица.

– Так, народ, – начал он так, как много лет начинал уроки в школе.

Из задних рядов молодой голос крикнул:

– Давай, вождь! Веди нас!

Посмеялись все, включая самого надсотника.

– Поведу, – согласился Верещагин. – Вот прямо через десять минут и поведу. Офицеры вам, конечно, уже объяснили, куда мы пойдем и что будем делать. Как пел Владимир Семенович: «Наконец-то нам дали приказ наступать, отбирать наши пяди и крохи». – Верещагин помолчал. Его слушали теперь серьезно и внимательно. – Вы все добровольцы. Наша дружина, еще две дружины, казачий полк, батальон десантников, дроздовцы, подразделения ополченцев – их стягивали сюда всю ночь, благо беспилотники в такую погоду не летают… Наша задача – разгромить врага в Северном районе. Если нам это удастся – враг и на севере отойдет к Подгорному и Ямному, побоится окружения. Да самой Чертовицы территория будет свободна, в наших руках окажется аэродром… Но… – Надсотник снова помолчал. – Но сколько из нас доживут до вечера – я не знаю. А вы должны знать одно: вперед. Каждый сам себе командир, распоряжений не ждать, рук не поднимать, в плен никого не брать. Только вперед, пока не окажемся на Антонова-Овсеенко. Нам приданы БМП-два, две «Шилки», стодвадцатидвухмиллиметровка «Гвоздика», несколько буксируемых орудий и ПТРК. Но вы знаете сами, как бронетехника горит на улицах. Так что воевать будем мы сами, а не броня. И в этом – наша сила, мужики, – твердо сказал Верещагин. – Это наше первое настоящее наступление здесь. А теперь у вас есть десять минут – помолиться, подумать, написать пару строк… ну, вы все понимаете. Готовьтесь. Через пятнадцать минут по району шарахнет артиллерия резерва. А еще через пять – пойдем мы…

…Дождь снаружи усилился. Верещагин неспешно шел по разбитой улице – под прикрытием того, что некогда было стеной дома, а теперь превратилось в вал щебенки.

Около поворота в переулок надсотник остановился возле сложенной из кирпичей невысокой пирамидки. В кирпичи была вделана медная табличка со старательно выгравированной надписью:

ДИМА МЕДВЕДЕВ

Вокруг пирамидки и на ней самой были повязаны галстуки – много черных от дождя алых галстуков, десятки. На некоторых виднелись надписи. Верещагин подошел ближе…

…Димон, спи спокойно, мы отомстим…

…брат, ты не умер, мы делаем твое дело…

…гадам жизни не будет, Димка!..

…не забудем, не предадим, не простим…

…наш Город помнит тебя, Димон!..

…ты мог быть моим братом, а тебя убили…

…мы сейчас уходим. Благослови, Димка…

…все, павшие здесь, родятся снова!!!

…Димочка, я тебя люблю, родной!..

Медленным, почти старческим движением надсотник полез в карман «тарзана» и достал что-то. Положил на край пирамидки. Выпрямился. Отдал честь. И ушел, четко повернувшись через левое плечо.

Тяжелый даже на вид, светящийся каким-то неземным, собственным светом серебряный крест – Георгий четвертой степени на сразу потемневшей оранжево-черной ленточке – лежал на мокром кирпиче.

* * *

Еще одна порция снарядов, бешено урча и визжа, пронеслась над гостиницей – на запад, в сторону вражеской обороны. Дождь лил, не переставая, колыхался серой пеленой, и за дождем почти незаметно было наступающего рассвета.

Заняв место за баррикадой, надсотник Верещагин аккуратно проверил оружие – приоткрыл, переставив предохранитель на автоматический огонь, затвор, ни за чем стер с примкнутого семидесятизарядного пулеметного барабана воду. Достал из кассеты на жилете осколочную гранату, вставил в подствольник. Вспомнил строки Розенбаума:

 
Предохранитель – вниз до упора,
редь от живота…
 

Хорошая песня, а вот Розенбаум то ли не знал, то ли забыл, что «вниз до упора» – одиночный огонь…

Кое-кто справа и слева молился, целовал нательные крестики. Большинство просто ждали – неподвижно, с напряженными лицами. Верещагин еще раз осмотрел сотню – не пролез ли кто из пионеров? Десять минут назад вернули аж шестерых, таившихся в неразберихе перед наступлением среди дружинников. Нет, вроде никого.

Справа приткнулся Пашка. Указал на подошедшую технику. Верещагин кивнул, глянул на вестового. Чуть не спросил: «Может, останешься?» – и понял, что после такого вопроса Пашка навсегда перестанет с ним говорить.

– Держитесь на флангах, – сказал Верещагин подошедшим командирам «Шилок», – ты – в тылу, – кивнул он бээмпэшнику. – Твоя бандура пойдет в цепи, – обратился он к командиру самоходки. – От гранатометов прикроем, как можем, не волнуйся… Давайте по машинам.

Несколько красных ракет со свистом и воем взлетели за позициями защитников.

– Пора, – сказал Верещагин и встал на колено. Вокруг зашевелились. – Басс, давай.

Молодой парень из сотни Басаргина – с повязанным поверх снаряжения бело-голубым шарфом – вскочил на баррикаду и великолепным ударом ноги отправил вперед, в сторону вражеских позиций, туго накачанный футбольный мяч…

– За мной, вперед, в бога душу мать!!! – заорал Верещагин, вскакивая. – Вперед, пока они свои кишки собирают! Ура-а-а-а!!!

– …рррраааааа!.. – отозвались по фронту сотни глоток.

Атака на Северный район началась.

* * *

От укреплений врага дружину отделяло около ста метров развалин. Среди них кое-где лежали трупы. Оконные проемы дома впереди были заложены мешками с песком, торчали стволы – в том числе крупнокалиберных пулеметов. Здание вяло горело, во многих местах было разрушено, и в ответ на бешеную стрельбу атакующих выстрелы раздались не сразу. Гранатометчики били по видимым амбразурам.

– Вперед! – еще раз, слышно уже только тем, кто был ближе, прокричал Верещагин.

«Все», – коротко, словно с обрыва прыгая, подумал Пашка, устремляясь за ним. Почему-то казалось главным, чтобы его не убили в этих развалинах. Словно в самом здании случиться уже не могло ничего страшного…

Кто-то сделал ему «ступеньку», и Пашка прыгнул внутрь через горящие мешки. Внутри тоже все горело, и первое, что он увидел – оскаленное лицо польского солдата, сидящего у стены с автоматом на коленях. Солдат тоже горел.