Текст книги "Маски Черного Арлекина"

– Господа Высокие Судьи, я действительно был возле того дома, как утверждают свидетели, – хмуро ответил Ильдиар де Нот. – Люди говорят правду. У меня было важное дело, подробностей которого я не вправе раскрывать, ибо они касаются некоей особы, и выдать их означало бы бросить тень на ее честь. Когда я завершил дела, то случайно остановился у этого самого дома. Посмотрел: в верхних окнах кружили тени в ярких отблесках свечей. Звучала шарманка, вроде бы пели и еще, я подумал, танцевали... Постоял там немного, после чего пошел в свою прецепторию, где и встретил рассвет.

Ильдиар закончил речь, бросив мимолетный взгляд на короля. Тот сидел, словно его здесь вообще не было – не шевелился и, казалось, даже не дышал, наполняясь яростью, – он прекрасно знал, что весь этот суд – не что иное, как обыкновенный фарс, с целью показать ему лично, что королевская власть ограничена и вот она – ее тонкая грань.

– И вы хотите, мессир Архимаг, чтобы мы поверили в эту откровенную ложь? – ткнул в сторону обвиняемого жезлом сэр де Трибор. – Ильдиар де Нот, ваша нелепая попытка оправдаться выглядит просто жалкой. Взгляните, братья, вот истинный пример падения некогда благородного человека. Он выдумывает всяческие небылицы вместо того, чтобы смириться и с достоинством ответить на обвинения!

Почти все рыцари поднялись, поддерживая великого магистра Синей Розы, уголки рта которого едва заметно подрагивали – старый мерзавец плохо умел скрывать свои чувства, особенно тогда, когда находился в шаге от столь желанной, почти осязаемой власти. Ведь было известно, что стоящий у трона рыцарь, «шепчущий» королю, самая влиятельная личность в Ронстраде, и именно от его хорошего расположения духа и благосклонности зачастую зависит, жить тебе или умереть.

– Молчать всем! – Со своего кресла поднялся король.

Рыцари мгновенно затихли, даже сэр Рамон напустил на себя испуганный вид.

– Наше королевское величество не позволит нарушать установленный порядок даже таким благородным воинам и защитникам веры, как вы. Мы спешим напомнить вам, сэры, что это не суд общины и вы не принимаете участия в вынесении приговора. Опомнитесь и замолчите! Здесь и сейчас, в этом зале, приговаривается один из вашего числа, один из благородных рыцарских рядов, более того – из первого! Сэры, мы приказываем вам сесть и замолчать!

Все знали это выражение королевского лица. Бледность кожи, делавшая его похожим на призрак, выдавала едва сдерживаемую ярость. Тонкие губы были поджаты, а глаза в полутьме зала казались смолянисто-черными, будто сам Деккер Гордем, а вовсе не король Ронстрада взирал сейчас на высокое собрание. Рука в ало-синей бархатной перчатке лежала на эфесе Меча Лоранов – верный признак того, что его величество сейчас способен утратить хладнокровие и поддаться гневу. Что бы ни говорили об Инстрельде V из королевского дома Ронстрада, были мгновения, когда в его поведении, деяниях и решениях проглядывали до поры дремавшие глубоко внутри родовые черты. И тогда самый добросердечный король из когда-либо сидевших на троне Ронстрада становился похож на своего злобного предка, тирана Инстрельда II. Его фигура враз наливалась некоей грубостью, движения становились скованными, а лицо превращалось в вырезанную из камня маску.

И пусть его слово здесь, под сводом этого зала, согласно кодексу, было лишь голосом одного из судей, четвертого после магистров, собравшиеся внимали ему, боясь навлечь на себя гнев мстительного монарха.

– Все мы услышали и свидетельства очевидцев, которые, по мнению мессира Архимага, ничего не видели, и защитную речь лорда Акрана. – Король кивнул великому магистру Льва.

Тот поднялся и отвесил поклон монарху. Сэр Рамон с огромным трудом сдержал ехидную гримасу.

– По всему выходит, что из всех свидетелей никто не может сказать, что видел посещение того дома сэром де Нотом. Мы о чем-то забыли, лорд де Трибор?

– Кинжал, – услужливо подсказал великий магистр Розы.

– Ах да, но его ведь могли и выкрасть, после чего подбросить.

– Сир, могу я сказать еще кое-что? – Старик Архимаг склонил голову перед королем.

– Вы можете, мессир.

– Итак, господа Высокие Судьи, позвольте донести до высочайшего слуха Трибунала, что я исследовал пламя, спалившее дом на Ганновер, восемнадцать, что в Старом городе, – волшебник выдержал длительную паузу. – И этот огонь ни в коем случае нельзя причислять к святому белому огню, которым владеет сей обвиняемый...

– Он мог поджечь дом и факелом! – в пылу воскликнул Рамон де Трибор – интриган чувствовал, что его игра ускользает, словно опавший древесный лист на ветру. Но так просто добычу, попавшую в его цепкие руки, он выпускать не собирался.

– И все же исследования показали там останки именно магического пламени. Так что, полагаю, вам, милорд де Трибор, следует искать мага Школы Заклинателей Огня.

– Не вам судить, мессир, что следует делать мне! А кстати, вы ведь тоже маг огня, если... хм... не ошибаюсь... Откуда я могу знать...

– Всю ночь я провел в компании Хитара Ливня и магов Первого Кольца. Мы изучали новый магический арте...

– Это не доказательство! Вы все там подельники! – Магистр Розы, казалось, утратил разум.

Тиан же в ярости громко стукнул посохом о плиты зала (Гарн неслышно для других сказал: «Ай»), вокруг резного дерева зазмеились огненные нити. На каменных стенах и высоком потолке заплясали желтые отблески.

– Обвинять меня! – Лицо старика-волшебника исказилось, побагровело, а глаза сузились до щелочек. – Твой дед еще не родился, когда я уже одерживал победы над Империей, самодовольный глупец! И теперь ты смеешь обвинять здесь меня?!

– Мессир Архимаг, мы требуем! – Король снова призывал к порядку, но уже старого мага, который тут же успокоился; веселый блеск в его глазах говорил о том, что эта вспышка гнева была полностью контролируемой и ее требовал какой-то его план. – Вы же, лорд де Трибор, никого не можете обвинять без доказательств.

– И вам надлежит незамедлительно отпустить великого магистра Ильдиара де Нота из-под стражи, милорд де Трибор, если я верно понял ситуацию, – заявил сэр Акран.

– Отпустить? Это почему же еще? Доказательства, возможно, косвенные, но все же неоспоримо указывают на подсудимого. Допустим, вы пока что отсрочили вынесение приговора, но отпускать его Высокий Суд не вправе.

Тиан хотел что-то сказать, но его перебил голос, дотоле не звучавший сегодня на этом суде:

– Позвольте мне озарить сии своды справедливости словом, сын мой в вере, милорд де Трибор. – Святой отец Мариус Диран поднялся на ноги, отчего его белоснежная ряса с золотыми знаками Хранна заструилась, словно вода в ажурном фонтане. – Хранну Всеблагому было угодно, чтобы все мы выслушали и пламенную речь обвинения, и не менее убежденную в своей правоте защиту. Нелегко быть дланью, что обрекает, но я готов возложить на себя сию ношу. Полагаю, как заведено издревле, слово Первосвященника на этом суде равнозначно слову Председателя: яко же первый равен последнему, так и Первый из судий равен Шестому. Итак, я беру Хранна, Отца нашего, в свидетели, что паладин Ильдиар де Нот всегда, повторяю, всегда стоял на страже закона и правды в королевстве и за его пределами! Неотступно чтил Хранна и Вечных, строжайше выполнял обеты, соблюдал посты, помогал пилигримам и жертвовал злато на церковные нужды. Нарушив здесь обет, связывающий мои уста, но ради лишь спасения невинной жизни, я скажу, что исповедь сына Храннова чиста, а так как никто не может омрачать тайну признания в храме Божьем ложью, то я заявляю, что он никак не мог совершить подлое смертоубийство! На себя же за разглашение святой беседы я, именем Хранна и церкви, накладываю епитимью на тридцать и три дня. – Первосвященник встал на колени и перечеркнул косым крестом сердце. После этого в молчании и смирении поднялся на ноги и вновь занял свое место в первом ряду судей[2]2
  Епитимья Первосвященника заключалась в том, что в течение следующих тридцати трех дней он обязывался пребывать в суровейшем из всех постов и постоянных молениях, не покидая стен собора Хранна Победоносного. Признаемся, что вскоре по причинам весьма печальным он был вынужден нарушить обет.


[Закрыть].

– Что же вы мне предлагаете, отче? – зло покосился на служителя Хранна сэр Рамон – тот разрушил весь его план, как Бансротов карточный домик: никто уже в этом зале не сомневался в невиновности Ильдиара де Нота, поскольку были раскрыты тайны его исповеди.

Отец Мариус – епитимью на себя наложил, мерзавец хитрый! – был прав: солгать на святом признании невозможно, но сэр Рамон де Трибор, Председатель Высокого Орденского Трибунала, и так знал, что обвиняемый невиновен. Еще бы ему не знать, когда он был прекрасно осведомлен и о подробностях самого убийства, и о тех, кто на самом деле его совершил.

Но лицо священника не выражало радости. Он заговорил, и будто бы тень наползла на его лоб:

– Я не могу отрицать того, что, к сожалению, слава великого магистра Священного Пламени необратимо запятнана и что народ, уверенный в его виновности, так просто ничего не оставит. Простонародью присущи волнения, и я уже слышал в городе, среди верных прихожан, немало нелестных слов в отношении монаршей власти. Все вы, сыны Хранновы, здесь присутствующие, убедились в невиновности графа Аландского, но я не в силах признать всенародно нарушения церковного канона наивысшим чином в Доме Хранна. Первосвященник не может объявить о нарушении таинства исповеди с балкона храма Хранна Победоносного. Поэтому я бы предложил сэру де Ноту какое-то время переждать, пока волнения улягутся, память людей пообточится и засалится новыми слухами, сплетнями и событиями...

– Я понял вас, отче. – Великий магистр Розы улыбнулся. – Вы вновь доказали свою мудрость и способность находить тонкое решение в сложной ситуации. Да, это подходит для нас как нельзя лучше. – Сэр Рамон уже было поднял свой жезл в виде серебряной розы для вынесения приговора. – Изгнание из Ронстрада...

– Нет-нет, милорд, – поспешил исправить Тиан, – святой отец не хотел предложить изгнание, лишь посольство. Насколько я знаю, сейчас в Гортене с товарами гостит восточный купец Сахид Альири-и-как-то-там, у них очень длинные имена, которые чрезвычайно тяжело запомнить. Так вот, королевству как раз нужен посол на восток, в пустынный султанат Ан-Хар с дипломатической нотой к тамошнему владетелю. Все мы помним ту не последнюю роль, что сыграл сэр Ильдиар в заключении договора с Тингом Ахана, и посему магистр де Нот идеально подходит для того, чтобы послужить королевству в ведении переговоров. Когда же союзнический договор с султаном Ахмедом-Ан-Джаркином будет подписан, граф Аландский сможет беспрепятственно вернуться в королевство, не опасаясь за свою жизнь и свободу.

– Смею прервать ваши речи, мессир Архимаг, – прошипел де Трибор. Сейчас он походил на змея, загнанного в угол своей норы факелами. – Посольство. Пустыня. Ан-Хар. Все это хорошо, но, надеюсь, вы не будете спорить с тем, чтобы отнять у обвиняемого звание военного министра Ронстрада и заставить его принудительно отречься от магистерского плаща ордена Священного Пламени? В противном случае, боюсь, трудно будет объяснить простому народу всю тонкость сложившейся ситуации...

– Но это же наказание невиновного! – возразил отец Мариус. – Не слишком ли жестоки меры?

– Нет, святой отец, что вы. – Старик де Трибор позволил себе едкую ухмылочку – он все-таки одержал небольшую победу. – Вы ведь сами только что нам сказали, что чернь уже шепчется о мятеже, посему... Обвиняемый, ваше слово.

– Господа Высокие Судьи, я полагаю, у меня нет иного выхода, кроме как принять условия Высокого Орденского Трибунала, – смиренно сказал Ильдиар, не отрывая взгляда от рубиновых глаз посоха Тиана. Те странно мерцали, будто пытаясь ему что-то сказать, от чего-то предостеречь.

– Последнее слово за вами, сир.

Инстрельд V Лоран, король Ронстрада, посмотрел в глаза своего друга и, увидев там немое согласие с грядущей судьбой, сказал:

– Поддерживаю.

– Итак, Высокий Орденский Трибунал от седьмого сентября шестьсот пятьдесят второго года от основания Гортена объявляется закрытым. Сэр Ильдиар де Нот, с вас снимаются все обвинения, и вы будете тотчас же освобождены из-под стражи. Вам также вернут ваш меч. В течение суток вы должны покинуть Гортен. В течение седмицы – пределы Ронстрада. – Было видно, что Рамон де Трибор многое бы отдал, чтобы сказать совершенно иные слова.

* * *

– Вас ожидают, – отчеканил великан-гвардеец и пропустил гостя из пустынных краев во дворец.

Ступившим под своды древнего Асхиитара оказался высокий широкоплечий человек, облаченный в одежды необычного кроя: длиннополый алый халат, расшитый золотой нитью, и широкие белые штаны, заправленные в сапожки с подкрученными кверху острыми носами. У него была очень смуглая кожа и резко контрастирующие с ней короткие белые, словно полированная кость, волосы – отличительный признак Людей-из-Песков, как их прозывают ронстрадцы.

Двое стражников вели восточного купца на второй этаж. Глядя им в спину, Пустынник презрительно думал о том, что эти невежественные ишаки и неповоротливые северные свиньи, обыскивая его, даже не удосужились найти все спрятанное им оружие, прежде чем впустить во дворец, место, где обитает их король. В Ан-Харе их бы за подобную оплошность уже сварили заживо в котле с маслом, а в Эгине – швырнули к тиграм! Но кто он такой, чтобы поучать местных? Как говорит восточная поговорка: «Пусть на своей шее ощущают последствия ошибок, а потом сожалеют, ведь только обезглавленный труп всех умнее».

Гость шагал легко и в то же время настороженно, словно кошка, наступая на пышный алый ковер кончиками обуви, будто проверяя его на прочность. От его цепкого, как коготь, взгляда ничего не ускользало. Коридор был ярко освещен масляными лампами, камень стен закрывали гобелены. Большинство полотен изо всех сил стремились поразить воображение гостя сценами из легендарных Войн Титанов и другими знаменательными событиями, связанными с божественным вмешательством в обыденную жизнь простых смертных – впрочем, тщетно, – Пустынник не чтил чужих богов и не испытывал к этим напыщенным и горделивым образам ничего, кроме презрения. Кое-где высились тонко отделанные старинные доспехи, а к полу водопадами стекали алые портьеры с золотыми шнурами. Гость не мог не скривиться – все это показное богатство и вычурная роскошь ни в какое сравнение не шли с истинным великолепием дворца султана Ан-Хара. От холода здешних стен не спасли бы и тысячи гобеленов, а от озноба в ногах – даже самые толстые ковры. Эти жалкие гравюры и барельефы ни за что не могли спорить с тончайшими арабесками и резным мрамором, здешние златотканые алые дорожки скорее походили на кошму из верблюжьей шерсти, а чадящие, как ноздри ифрита, масляные лампы уж точно должны были стыдливо расплавиться, узри они все великолепие и блеск гравированных письменами айверидиш[3]3
  Вязь айверидиш – восточное письмо, которым пользуются в Ан-Харе, Харуме, Эгине и других пустынных султанатах и владениях. Согласно легендам, жители песков получили его в дар от джиннов древности.


[Закрыть] лампад. А бесподобные сады у дворца султана, где растут сотни прекрасных сортов самого чарующего на всем свете цветка – благоухающей гюль, что значит «Бархатная тайна в темноте»! Да неужто этим невежественным и темным людям когда-нибудь суждено понять всю тонкость непередаваемого аромата и величественность красоты? Нет. Они даже называют «гюль» этим грубым и резким словом – «роза», они взяли его символом для своего бога-убийцы: любовь и страсть заместили кровью и смертью...

Стражники остановились подле невысокой двери со знаком Хранна – клинком меча, произрастающим из стебля розы, – и постучали.

Дверь незамедлительно открылась, и на пороге появился высокий мужчина средних лет, облаченный в белоснежную рясу, расшитую золотой вязью узоров. У него было довольно приятное округлое лицо, а глубокие, четко очерченные глаза светились отеческой заботой и пониманием. Пустынника посетило назойливое ощущение, будто с каждой новой секундой этот человек все глубже проникает в его душу, с поразительной легкостью раскрывая все ее сложности и перипетии. Печальная сочувственная улыбка, казалось, даже слегка грела, выдавая в нем невероятное умение принять и простить всю ту злобу, что скопилась в неспокойном человеческом сердце не за один день.

«Именно таким и должен быть истинный Первосвященник», – подумал Сахид Альири Рашид Махар, восточный житель.

– Проходи, сын мой, добро пожаловать, – мягко, точно погладив взъерошенного котенка по шерсти, сказал церковник и отошел, уступая дорогу своему гостю.

После того как Сахид Альири вошел, святой отец благословил стражников, осенив их знаком Хранна – двумя пальцами прочертив в воздухе косой крест, – и закрыл дверь.

Обстановку в комнате Первосвященника нельзя было назвать аскетичной и строгой. Небольшая кровать, обитая белым бархатом, с пологом из тончайшей полупрозрачной ткани, похожей на ту, в которую облачаются султанские танцовщицы в Ан-Харе, отнюдь не располагала к безжалостному самоистязанию плоти, что проповедовали церковники Вечных. Кресла, целиком вырезанные из драгоценной кости огромных животных, были привезены сюда из очень далеких краев, должно быть, из самой Империи Сиены или еще откуда-то. Одно из них и пододвинул своему гостю его преосвященство.

– Присаживайтесь, уважаемый Сахид, вы ведь не будете против, если я осмелюсь называть вас так, а не полным именем? – Отец Мариус поставил на столик красного дерева большую золотую чашу с фруктами.

– Отнюдь, о Овеянный Белым. – Пустынник сел и взял протянутую ему гроздь винограда. – Вы не можете знать моего полного имени, ведь оно сочетает в себе имена всех моих предков, вплоть до самого основателя рода. В моих краях принято называть асаров по первому имени, данному им при рождении, и имени отца, следующему за ним. Сахид – мое имя, Альири – мой отец. Есть и другие, но они не настоящие. Песок на губах злопыхателей, липкий мед на устах льстецов. Прозвища, так вы их называете?

– Да, сын мой, – кивнул отец Мариус. – Если вы не возражаете, я сразу перейду к делу. Я ведь понимаю, что вы очень занятой человек и ваше время, как говорится, – деньги.

«Уловил самую суть», – подумал Сахид Альири.

– Итак, могу я узнать, когда вы возвращаетесь в прекрасный пустынный Ан-Хар?

– Ваш великолепный город принял мой караван с распростертыми объятиями, и товары уже все растаяли, точно зефир на губах. Завтра с рассветом я выступлю в обратный путь, если на то будет благословение ветров.

– Да оградит вас Хранн от всякого зла в вашем пути. Могу я просить вас о небольшой услуге, достопочтенный Сахид Альири?

– Конечно, о многомудрый, – кивнул Пустынник.

– Его величество король Ронстрада Инстрельд Пятый Лоран лично просит вас принять в свой караван его друга, великого ма... – церковник запнулся, но тут же исправился: – Бывшего великого магистра, а ныне посла королевства ко двору его светлости султана Ахмеда-Ан-Джаркина.

– Я без колебаний соглашаюсь с этим, ведь просьба вашего великого короля – большая честь для меня! – В сощуренных серых глазах пустынного жителя читалось явно противоположное – ему навязывали лишний груз, и он был не особо рад этому.

– Я еще не сказал, что за оказанную трону Ронстрада услугу вам положено вознаграждение в размере пятидесяти золотых тенриев. – Довольно увесистый мешок с золотыми монетами перешел к мысленно скривившемуся купцу. – Путевые грамоты и бумаги на беспошлинный проезд через королевство, конечно же, вы также получите...

– Когда полуденное солнце озолотит шпили вашего Храма, я буду готов покинуть Гортен, – сказал Сахид Альири, принимая кожаную суму с походными бумагами.

– Я был рад с вами пообщаться, сын мой, вы – самый благородный из негоциантов пустыни.

Восточный купец встал с кресла, дотронулся тыльной стороной ладони сперва до своих губ, а после до лба – так пустынники выказывают уважение – и направился к двери.

– Постойте, сын мой, – остановил купца отец Мариус. – Вы не согласитесь выслушать просьбу от меня лично?

– Я внемлю, о светоч.

– Прошу, оберегайте в пути своего спутника, он очень дорог мне.

– Всенепременно, почтенный, ни один волос не упадет с его головы.

Пустынник закрыл дверь и вышел из покоев Первосвященника, так и не заметив черной тени, что выскользнула из-за двери следом за ним. Оглянувшись и никого не увидев, Сахид Альири осторожно прокрался к лестнице. Он забрался за широкую ало-синюю портьеру с изображением золоченой лилии и оказался в приземистом потайном ходу. Узкий темный путь, спрятанный в простенке за главным коридором, вел довольно круто вниз – это была самая короткая дорога к подземельям дворца в обход стражи: мало кто о ней знал, и никто не окликнет чужака... Следуя когда-то полученным инструкциям, Пустынник направился к местам погребения умерших королей Ронстрада и их семей. Подземные переходы соединяли древние мавзолеи под Асхиитаром и хранили множество тайн...

* * *

Невозможно было понять, о чем он думает. Ничего невозможно было прочесть на его лице, поскольку оно было скрыто цельной металлической маской, длинный подбородок которой походил на шип. Да и саму маску тоже нельзя было разглядеть, поскольку над ней низко нависал край глубокого пурпурного капюшона. Все одеяние этого человека состояло из длинной цвета чертополоха мантии, подол которой стекал по ступеням помоста, где стоял его трон. Узоры на мантии были точно такие же, как и у Первосвященника Хранна: цветы, должно быть, розы, с колючими стеблями, переходящими в клинки мечей. Только цвет отличался.

По трое с обеих сторон трона застыли шесть фигур в подобных одеяниях. Каждый из этих людей скрывал свое лицо под металлической маской, и было видно, что у всех шестерых они разные. У кого-то из-под капюшона торчал длинный кованый клюв, у другого виднелся контур оскаленной пасти, у третьего – выдавались вперед гротескный нос и острые скулы.

Сахид Альири прекрасно знал, куда попал, но все равно его сердце невольно сжималось от страха.

Человек на троне ничего не говорил; его последователи также не спешили заводить разговор, поэтому Пустынник осмелился первым нарушить молчание:

– Милорд Верховная Маска, я нашел тайный путь, что вы указали мне.

Молчание было ему ответом. Никто из присутствующих не пожелал хоть как-то отреагировать на признание столь очевидных вещей.

– Вы ведь знаете, милорд, что путь мой был неблизким, но я решился на то, что вы мне предлагали там, в далекой Сиене. Я принес вам то, о чем мы условились. Я готов отдать вам его! В обмен на обещанные мне пять сотен золотых, но главное – свободу от моей клятвы.

Раболепно кланяясь через шаг, Сахид Альири подошел ближе и протянул магистру иерофантов небольшой мешочек. Человек на троне даже не шевельнулся.

– Одурачить нас пытаешься?! – из-под одного из пурпурных капюшонов зазвучал хруст костей, перемалываемых жерновами мельницы. Сказать, кто конкретно из последователей лорда Верховной Маски заговорил, было невозможно.

– Нет, что вы... я принес именно то...

– Мы прекрасно знаем, что это, – раздался другой голос – этот походил на стук капель дождя по черепичной крыше.

– У тебя в руках не песок Ифритума, а лишь походящая на нее изготовленная алхимиками пустынная пыль! – Один из иерофантов говорил голосом, схожим со свистом палаческого топора. – И ты об этом знаешь, мерзавец. Как ты посмел обмануть нас?!

Его раскрыли. Сахид Альири в ужасе отступил на шаг – он знал, что сейчас ему ничто не поможет, даже спрятанная на груди ашинская звездочка.

– Не нужно, заблудший сын, – заговорил еще один из носителей пурпурной мантии. Его голос напоминал скрип ключа, поворачиваемого в замке. – Не бойся нас.

– Мы прощаем тебя, – сказал еще кто-то пугающе спокойным голосом, но после каждого из произнесенных им слов раздавался негромкий, но жуткий детский крик.

– Но ты принесешь то, что обещал... – Это было зловещее и мерзкое хлюпанье крови под ногами.

– Мы знаем, что ты говорил с Первосвященником, – вновь зазвучал голос Хруста Костей.

– Ты должен доставить некоего Ильдиара де Нота, королевского паладина, в Ан-Хар, – продолжил Стук Дождя. – Выполняй это задание.

– После его завершения ты найдешь Ифритума, как мы и договаривались, – добавил Свист Топора. – Ты должен убить его.

– Их невозможно убить! – сокрушенно ответил Сахид Альири. – Они непобедимы! Я бы даже не посмел подумать о том, чтобы обмануть вас, если б это только было возможно.

– Песок, – будто бы и не услышал его Скрип Ключа. – Ты должен принести сюда песок, что просыплется из его тела.

– Тогда тебя не только осыплют этим ничтожным прахом – золотом, но и сохранят тебе жизнь, – пообещал Детский Крик. – Тогда иерофанты забудут о твоей глупости, о твоей коварной лжи.

– Ты согласен исполнить то, что должен? – спросил Хруст Костей.

У Сахида Альири не было выбора. Не говоря уже о том, что жизнь его сейчас для семи жутких масок ничего не стоила, так и с душой, столь опрометчиво оставленной им в залог, он в любое мгновение мог расстаться. Он специально перемерил несколько морей, бессчетные лиги по песку и степям, лишь бы добраться до Гортена с целью встретиться с изгнанными некогда из столицы Темной Империи иерофантами, которые однажды предложили ему свою помощь в залог обещания и рассказали, как их найти в дальнейшем. Сахид Альири вспомнил все, что говорили ему эти маски при последней встрече. Встрече, что, казалось, случилась будто бы в прошлой жизни – столько событий успело произойти. Они пролили каплю его крови на жертвенник – тогда ему это показалось лишь глупой формальностью. Лишь позже он понял, что таким изощренным способом его душу взяли в заложники. Срок сделки истекал, и он решился на самоубийственный риск – попытался обмануть их. Его раскусили... Теперь у пустынного странника не оставалось выбора...

– Согласен. – Сахид Альири обреченно опустил голову.

Он не представлял себе, как убьет или хотя бы ранит ифрита, но отказаться было равносильно тому, чтобы самому себе отрезать голову и бросить к подножию трона Первой Маски.

– Помни, сын песков, – негромко проговорил Стук Дождя. – Если ты вновь обманешь нас, мы доберемся до твоей души. Мы сделаем с ней такое, что не под силу и сотне демонов из Бездны. Запомни это...

Сахид Альири вздрогнул. Лорд Верховная Маска, магистр тайного гортенского братства иерофантов, так и не сказал ни слова.

* * *

Ильдиар де Нот спускался по широкой лестнице дворца. Только что был пережит нелегкий разговор наедине с королем, в котором его величество упрекал своего лучшего друга в неосторожности. После чего бывший магистр Священного Пламени получил целый пакет подорожных грамот, личное послание короля султану Ан-Хара и другие документы, необходимые для посла в пути. Кроме того, было получено задание неофициальное, о котором сэр де Нот запретил себе пока даже думать.

Граф был облачен в темно-зеленый камзол, облегающие черные штаны, заправленные в высокие, перетянутые ремнями сапоги и недлинный дорожный плащ, призванный защищать от ветра, дождя и пыли. Лат паладин не брал – в доспехах по пустыне не побегаешь, также – по настоятельному совету своего будущего спутника и компаньона, восточного жителя, – он оставил родовое оружие, верный Тайран, в своей комнате в прецептории Священного Пламени. Место известного на все королевство меча занял простой удобный клинок, покоящийся в ножнах на перевязи, которую сейчас паладин держал за ремень в руке, перевесив ее через плечо вместе с большим дорожным мешком. Рыцарь был полностью собран и абсолютно готов к дальнему и долгому походу.

Пройдя по площадке, выложенной квадратными плитами с изображениями лилий и львов, он спустился еще ниже. Каблуки со шпорами цокали по мраморным ступенькам, и казалось, будто это широкая лестница прощается так с человеком, которому еще не скоро предстоит вновь по ней пройтись. Вот наконец последняя ступенька, и граф оказался у выхода из дворца.

Здесь стояли стражи, простые солдаты и личный состав гвардии его величества. Прямо возле дверей, огромных и изрезанных искусной вязью (привычными символами дома Лоранов), застыл могучий командир гвардии.

– Прощайте, сэр! – отбил гулкий шаг латными башмаками Джонатан Дарн.

Да, этот человек был образцом истинного солдата и воина. Шести футов ростом, он всегда представал облаченным в начищенные до ослепительного блеска полные латы, поверх которых была надета алая гербовая (голова быка и лилия) туника. С пояса свисал жуткого вида молот-клевец, с одинаковой легкостью пробивавший, помнится, и доспехи, и головы оркам. На спине, на длинном ремне через плечо, висел сужающийся книзу каплевидный щит. Свой шлем, увенчанный головой быка, командир гвардии держал у локтя.

– И ты прощай, Джонатан, – ответил Ильдиар, приложив кулак к груди, что свидетельствовало о большой чести, оказанной простому вояке.

– Мы, сэр, гвардия его величества, всегда знали о вашей невиновности и не дали бы вас в обиду. – Могучий воитель совсем по-мальчишески покраснел.

Ильдиар про себя усмехнулся.

– Знаю это, Джонатан, – твердо ответил он. – Береги тебя Хранн.

– И вас, сэр. – Дарн по-уставному повернулся на пол-оборота. – Салют графу де Ноту!

В ответ гвардейцы как один громоподобно отбили шаг от мраморных плит и вскинули в воздух свои гигантские мечи.

Ильдиар кивнул и вышел из открытых дверей дворца.

Близ фонтана Основателей, в некотором отдалении от парадного входа, в самом разгаре как раз был прелюбопытнейший разговор:

– ...и этого никак не могу понять. Я утверждаю, что вера ваша зыбка, словно последний лист на облетевшем ясене! – восклицал отец Мариус. – Должны же быть боги! Как может пустыня защитить своего сына от демонов, если нет богов?!

– Сразу видно, о светоч истины, – с любопытством оглядывая окружающие вязы дворцового парка, медленно и лениво отвечал житель песков, – что вы никогда не переступали порога Пустыни. Надеюсь, вы, о глас воинственных полуночных богов, хоть не станете спорить, что жаркие безжалостные пески могут отравить любую, даже самую чистую душу, что знойные ветра готовы принести с собой всесжигающий жар и опалить бренное тело страждущего, а небо, коварный горизонт, в силах ввести в заблуждение даже самого святого и истинно верующего из пилигримов? Вы согласны, о оруженосец Бога-с-мечом? Наши учения гласят, что раз Пустыня может убить, то и защитить своего сына она также способна.

– Говорят, господин Сахид Альири, что маги ваши очень могущественны, – закрыл скучный для него вопрос веры Тиан.

Они стояли подле двух оседланных коней, на крупе одного из которых, принадлежавшего восточному торговцу, был накрепко привязан большой дорожный мешок. Только сейчас Ильдиар смог как следует присмотреться к своему компаньону.

Сахид Альири Рашид Махар, как звучало его имя до четвертого колена, был странствующим купцом восточного султаната Ан-Хар и за небольшую плату согласился предоставить услуги провожатого для посла-паладина. Видимого оружия при Пустыннике не было, но граф де Нот был абсолютно уверен, что в многочисленных складках мешков запрятан как минимум кинжал, а возможно, и кое-что посерьезнее – ладно сбитый негоциант выглядел отнюдь не тем, кто безропотно отдаст на темной дороге что-либо из своей собственности многочисленным представителям разбойной братии Ронстрада.