Текст книги "Эпоха Отрицания"

Глава 10

Она почти две недели избегала встреч с Сэмом Шумером, а потом ей внезапно позвонил заместитель директора Полсон. Шумер, похоже, уже совершенно обнаглел…

– Рейчел, он вам может не нравиться, но поймите: отступать уже некуда. Если вы перестанете с ним общаться, то он выдумает истории намного хуже тех, что сейчас мы видим в прямом эфире, – сказал Марк.

– Он этим как раз и занимается, сэр, – ответила Прю.

– Ну, судя по нынешнему состоянию дел, все может быть и хуже.

Кончилось тем, что серым дождливым утром, через двенадцать дней после злосчастной вечеринки, Рейчел с Шумером пили кофе в книжном магазине «Политика и проза». Она изо всех сил старалась быть к нему благосклонной, а он, как всегда, лез из кожи вон, набивая себе цену. Сэм потер лысину, покрутил кончики усов и спросил, правда ли, что восемнадцатого июня Бишопу помогли сбежать предатели из ФБР.

– Вы у меня спрашиваете?! – почти возмутилась его собеседница.

Журналист в ответ пожал плечами и сказал, что вокруг ходит много разных слухов, а этот – едва ли не самый правдоподобный.

Потом, сделав глоток кофе, он добавил:

– Послушайте, Рейчел. В политическом плане мы с вами находимся по разные стороны баррикады. Я это понимаю. Да и вы тоже. Но мне ведь нужно докопаться до правды – и вам тоже.

– Нет, Сэм. В ФБР никто не помогал бежать Мартину Бишопу. Это абсурд.

Ведущий наклонился поближе к Прю.

– Что происходит? Мы ведь неплохо ладили. Разве я когда-нибудь бросал камень в ваш огород? Вы, ребята, – мои чертовы герои!

– Если мы – ваши герои, Сэм, тогда постарайтесь нам как-то подражать. Проверяйте свои факты, прежде чем поделитесь ими с миллионами американцев.

Шумер нахмурился, снова откинувшись назад.

– Вы про ту историю с Северной Мексикой, не так ли? Но одно весьма респектабельное исследование…

– Это дело рук правого фонда, который Южный центр правовой защиты бедноты обвинил в расовой травле.

– Но их число растет, Рейчел…

– Если обратиться к данным «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс» и Си-эн-эн, то – нет.

– Значит, корпоративные либеральные СМИ этого не заметили? Какой сюрприз! Если это разновидность мышления по принципу «спрятать голову в песок», которое сейчас исповедует Бюро, то я не уверен, что смогу дальше оставаться его поклонником.

Оба на некоторое время замолчали. Рейчел испытывала тот же дискомфорт, что и Кевин Мур несколько дней назад – при упоминании о фальшивке. Если два человека не смогли договориться о самых простых вещах, на что рассчитывать в будущем?

Но ей все равно надо было делать свою работу, и это помогло преодолеть отвращение.

– Мне сказали, что у вас есть ко мне вопрос, – заговорила женщина. – Кажется, вы его пока не задали.

– Да, – ответил ее собеседник и облизнул губы. – Поступает немало сообщений о том, что восемнадцатого без вести пропали сотни молодых людей и даже подростков. Это произошло как раз в день исчезновения Бишопа и Миттага. В «Фейсбуке» родители пропавших уже начали знакомиться друг с другом. Они организуют группы по розыску их детей. Это как-то связано с «Бригадой»?

– Мы пока не знаем, – солгала Рейчел. – Но в любом случае спасибо за информацию. Мы ее тщательно изучим.

Днем она сообщила заместителям Полсона свежую информацию из потенциальных наводок, которые пока не принесли плоды. Барнс едко поинтересовался, что теперь думает президент и до сих пор ли он боится теней. Линч отпустила несколько шуток. Крановски отговорился общими фразами.

Когда Прю рассказала им о вопросе Сэма по поводу пропавших подростков, раздался коллективный вздох раздражения.

– Если мы теперь не поспешим, – предупредила она всех присутствующих, – то можем запросто упустить ситуацию.

Но никто не засуетился.

Вернувшись в кабинет, Рейчел не скрывала своего раздражения. Эшли и Даг разделяли ее озабоченность, в то время как Оуэн Джейкс, сложив за спиной руки и прислонившись к стене, покачал головой.

– Это могло бы иметь значение лет десять назад. Шумер поднимает шум из-за пропавших детей, и вы думаете, что стоит копья ломать?

Все трое посмотрели на него.

– Дело не в том, кто и что сказал, – объяснил Джейкс, – а что принимается за правду. Вот Шумер что-то говорит, а нам нужно лишь твердить прямо противоположное, притом убедительно.

– А как же истина? – спросила Эшли.

Оуэн усмехнулся.

– В две тысячи первом мы все поставили с ног на голову.

– Я думала, вы пытаетесь подобраться к разгадке, – раздраженно проговорила Рейчел.

– Я этим как раз и занимался, но потом мы перехватили вот что. – Джейкс показал конверт в пластиковом файле. Передав его Рейчел, он проследил, как она вынула конверт и прочитала имя получателя. Письмо было адресовано Дэвиду Паркеру.

– Меня так и распирает от желания лично вручить ему это, – сказал Оуэн. – И посмотреть, как он отреагирует.

Прю вытащила из конверта единственный листок, быстро пробежала глазами текст, а затем показала его Дагу и Эшли, которые многозначительно переглянулись.

Сложив письмо и вложив его обратно в конверт, Рейчел сказала:

– Что ж, благодарю вас, Оуэн. Я сама позабочусь об этом.

Вот почему она появилась в Трайбеке на следующий день, поднялась по лестнице и спросила Дэвида Паркера, как он себя чувствует. Вопрос был риторический, поскольку для себя она уже нашла на него ответ, как только увидела, что тот стоит, пошатываясь, посреди гостиной, в окружении раскрытых картонных коробок. Дэвид был одет, но гостья подозревала, что не позвони она заранее, он сейчас шатался бы по квартире в одних трусах…

– Как видите, я до сих пор на ногах, – хрипло проговорил писатель.

Прю кивнула в сторону коробок:

– Переезжаете?

– Это вещи Ингрид.

– Что, уже сдались? Оставили надежду?

– А что? Вы знаете, где она?

Агент покачала головой.

– Но ведь прошло всего две недели.

– По-моему, достаточно, чтобы понять, что я уже ни на что не надеюсь.

Они оба знали, что это ложь. Рейчел наблюдала такое раньше: самым большим сюрпризом для мужчин, которых бросили, является то, что в одиночестве им становится еще хуже. Квартира Паркера приходила в упадок, и его тело тоже – он даже не мог самостоятельно контролировать, сколько выпил. Имея крышу над головой, он, по сути, стал бездомным, и единственным, что изменилось в его жизни, стало отсутствие его жены. Без Ингрид пошла под откос и его работа, и весь былой распорядок дня. Вообще, такая зависимость для большинства мужчин всегда становилась крайне неприятным, даже болезненным открытием.

– А что вы собираетесь делать с этими коробками? – спросила Прю.

Не найдя что ответить, хозяин дома потер лицо, а затем сел.

– Во время нашего последнего разговора, – заметила Рейчел, – вы сказали, что нам ни за что не отыскать Ингрид, потому что она приняла сознательное решение и сама не хочет, чтобы ее обнаружили.

– Да, помню.

– А как она дошла до такого?

Писатель почесал шею, а затем пожал плечами.

– Ее отец был профсоюзным лидером во Флинте. Лично я никогда не видел его, но зато много слышал. Стойкий, убежденный коммунист старой закалки. И разочарованный. Он никак не мог ужиться с тем, что Сталин погубил все шансы коммунизма распространиться по всему миру. Принял слишком близко к сердцу. Его разочарование было настолько велико, что именно этим его друзья объясняли его жестокость. – Дэвид заколебался, возможно задаваясь вопросом, нужно ли продолжать. Рядом не было той самой Ингрид, которая обычно держала его в определенных рамках. Сейчас эти рамки ставить было некому. – Мать Ингрид была завсегдатаем местной клиники. Сломанные ребра, отекшее лицо, синяки под глазами. Вот такое было у Ингрид детство. Когда ей исполнилось шестнадцать, она набралась смелости и набросилась на ублюдка с лопатой, что наконец убедило мать бросить мужа. Два года спустя, во время очень ненастной зимы, отец окончательно спился. Его нашли мертвым на берегу водохранилища Кирсли.

Рейчел знала – читала о таких вещах, – что, по оценкам ООН, каждая третья в мире женщина терпит в своей жизни физическое или сексуальное насилие. Причем обычно источником такого насилия является ее же близкий – муж или сожитель. И она никак не могла выбросить из головы эту неумолимую статистику, все время вспоминала о ней. В ее мире это соотношение было еще выше, и не только потому, что она сама тоже являлась жертвой. А в первую очередь потому, что насилие порождает еще больше насилия, а те женщины, которым повезло, как правило, не попадали под ее «микроскоп».

– Вы думаете, это поможет объяснить ее действия? – спросила Прю.

– Не знаю, специальный агент. Сами-то что думаете?

Рейчел не ответила – она только взяла свой портфель, стоявший возле стула, и открыла его.

– Ну, хорошо, мы пока не нашли ее, – сказала она, – но у нас действительно кое-что есть.

Она вытащила конверт, который дал ей Оуэн, и протянула его Дэвиду. Тот мгновенно узнал почерк и сразу вытащил листок бумаги. Он перевернул лист, как будто подумал, что придется читать вверх тормашками, потом его глаза наконец поймали единственное предложение, которое Ингрид набросала в самом низу. Он поднял голову.

– Когда вы перехватили это?

– Вчера, – ответила Рейчел. – На конверте приклеена почтовая марка Айдахо-Фолс.

– Айдахо? А какого она дьявола делает в Айдахо?

– На самом деле это неудивительно, – объяснила Прю. – Большие открытые пространства. Не обязательно хороший тактический выбор, но зато это дает беглецам иллюзию того, что они далеко за пределами нашей досягаемости.

– Беглецам? – растерянно проговорил Паркер, но это скорее был шепот, всего лишь случайно промелькнувшая у него мысль. Рейчел знала, что это слово не укладывается у него в голове, как не укладывалось оно и в головах родных и друзей других четырехсот человек. Но именно так и обстояло дело: это были именно беглецы. Они были зернами хаоса, разносимыми ветрами Америки по всей стране. Антиобщественными элементами. Рот Дэвида не закрывался в течение нескольких секунд. А потом он покачал головой.

– Так вы уже подбираетесь к ним, да?

Рейчел наклонила голову.

– Если они знают, что делают, то у них появятся курьеры, чтобы доставлять письма из других городов. Я сомневаюсь, что она там. Но наши люди следят за развитием событий.

– Айдахо, значит… – проговорил Дэвид. – Установите там оцепление. Чтобы никто не ускользнул.

Прю не потрудилась объяснить, как непросто наладить оцепление на широких, открытых площадках.

Дэвид снова посмотрел на листок, который он держал в руках. Нечеткий, плавающий почерк, какие-то цифры – все это справа, а в нижнем углу шариковой ручкой помечено: «Буду называть ее Клэр».

– Все будет в порядке? – спросила Рейчел.

Паркер не ответил. Он свернул лист и держал его между пальцами. Его глаза сделались влажными…

Глава 11

Это была такая же винтовка, как и та, с которой он проходил подготовку на Черной горе, но оснащенная новым оптическим прицелом марки «Шмидт-энд-Бендер» с сеткой «Хорус». За линиями, точками и цифрами были люди. Сотни людей. Сколько человеческих жизней прервалось с помощью такого вот прицела!

Целые толпы заполнили улицы, готовясь праздновать Четвертое июля.

Несколько раз моргнув, он вспомнил ветровое стекло того самого красного «Форда» в Неваде. Стекло, забрызганное кровью…

Кевину предстояло принять решение, но он не знал, сможет ли это сделать.

Три дня он проторчал в «Тойоте» вместе с Миттагом. Когда они наконец добрались до Флориды, он с большим облегчением выбрался из чертовой машины. И повеселел. Даже несмотря на то, что к тому времени он знал, зачем его сюда привезли.

– А где Мартин? – спросил Мур на шоссе в Миссури, глядя на очертания гор на горизонте.

– Трудно сказать, – отозвался его спутник.

– Вы серьезно не знаете?

Миттаг покачал головой, напряженно вглядываясь в дорогу.

– Это большая страна, приятель. И если ты не используешь интернет, то не сможешь управлять людьми из одного места. У Мартина свои полстраны, у меня – свои. Он – восток, а я – запад.

– Но сейчас мы едем на Восточное побережье.

– Да, – ответил Бенджамин, как будто в прозвучавшем вопросе не было никакого противоречия.

– А как вы общаетесь друг с другом?

– Никак. Ну, точнее, общаемся. Но нечасто.

Кевин удивлялся, как вообще можно что-либо предпринять и выработать согласованную стратегию, если оба лидера крайне редко связываются между собой. Да и в самом деле, чего можно было так добиться? Или, может, как поговаривали некоторые, они просто скрывались. Для того чтобы их не обнаружили? Или существовал какой-нибудь генеральный план, частью которого стал теперь и Мур?

– А как вы тогда узнаете, что нужно делать? Ну то есть если вы не можете даже что-то обсудить? – продолжил расспросы молодой человек.

На лице Миттага промелькнула злоба.

– Как узнаем, что делать, если Мартин не сможет посоветоваться со мной? Болтовня с народом – его епархия. Это то, что он умеет лучше всего. Но без меня не было бы никаких дел. Настоящих дел.

Кевин выждал паузу, а затем снова подал голос:

– Я слышал, что раньше, в самом начале, вы читали лекции. Да так, что слетала краска со стен!

Комплимент слегка расслабил Бенджамина.

– Да, я говорил без обиняков. Но если бы продолжал в том же духе, то ничего бы хорошего из этого не вышло.

– Вы подстрекали к насилию.

– Я призывал к действию.

Если каждый человек преследует в жизни свои собственные особые интересы, то в этом смысле Миттаг был уникальной личностью. Он, казалось, ненавидел все слои общества. Значительную часть юности он провел в тюрьмах и чувствовал, что это давало ему более реалистичный взгляд на мир, чем у выпускников колледжей, с которыми он теперь вынужден был работать. Полицейские, которые упекли его за решетку, начальники тюрем, политики, создававшие законы, владельцы магазинов, которые он обкрадывал, матери и отцы, которые превратили своих детей в клептоманов, учителя, которые пытались превратить детей в добропорядочных маленьких потребителей, и даже воры вроде него самого – все были выстроены в очередь на осмеяние. И случись Революция, их всех поставили бы к стенке.

В отличие от Бишопа, который заявлял, что им движет надежда, главным мотивом Бенджамина стала суровая убежденность в том, что на него всегда смотрели свысока и что Америке пора заплатить за его унижение. Но подобный вид побуждения, размышлял Кевин, довольно переменчив. Желание отомстить презиравшей его элите могло легко измениться, если бы его собственные товарищи начали его злить…

– Где вы выросли? – спросил Мур где-то в Теннесси.

– В одной дыре в Пенсильвании.

– А Мартин? Почему вы с ним сошлись?

Миттаг покосился на собеседника.

– Увидел возможность.

– Чего?

– Перемен, – сказал Бенджамин. Но то, как он это произнес, навело Кевина на размышления. Имел ли Миттаг в виду перемены в мире или перемены в его собственной жизни? Мур почему-то заподозрил последнее… – И ты в этом смысле первый шаг.

– Я?

– Ты, братец. Но ты будешь не один. Не волнуйся. Ты больше никогда не будешь один.

Возможно, это было самое страшное, что произнес Бенджамин Миттаг за всю поездку…

Кевин вздохнул, окидывая взглядом толпу, а затем перевел его на платформу на пересечении Крэндон и Харбор-стрит, украшенную флагами и заполненную местными официальными лицами. В громкоговорителях гремел голос Майли Сайрус[22]22
  Майли Рэй Сайрус (имя при рожд. Дестини Хоуп Сайрус; р. 1992) – популярная американская певица и актриса.


[Закрыть], исполнявшей «Вечеринку в США». Даже на расстоянии нескольких кварталов музыка была хорошо слышна в открытом окне на седьмом этаже жилого дома. Молодой человек прикинул расстояние, а потом оценил скорость ветра. Платформа была частично затенена пальмами, и когда он слегка повернулся, на стеклах его очков от яркого солн-ца запрыгали неприятные блики. Но ему приходилось попадать и в куда худшие условия…

В провинциальной Джорджии Миттаг воспользовался телефоном-автоматом. Кевин поджидал его в машине. Когда Бенджамин вернулся, вид у него был ликующий.

– Шесть! – торжественно произнес он.

– Шесть чего?

Миттаг завел машину и усмехнулся.

– Шесть пощечин по лицу этой страны. Шесть капель крови, чтобы накормить вампира.

В голове Мура промелькнуло злополучное ветровое стекло и шесть кровавых пятен…

Пора действовать, ребята!

Выходит, таких, как он, было шестеро. Шесть Кевинов, сжимающих в руках снайперские винтовки, приводящих в действие взрывчатку или подмешивающих смертоносный яд в пищу… Применяющих любые из многочисленных способов убийства. Шесть операций одновременно.

Конечно, от осознания ему не становилось легче. И не приносило никакой пользы. Когда они достигли Либерти-Сити, их уже ждала там Холли. Она забрала Мура и отвезла его в заброшенный пригородный дом без телефонной линии. В безопасное убежище, рассчитанное максимум на двоих. Но даже здесь эта симпатичная двадцатидвухлетняя блондинка ни разу не упускала Кевина из виду…

Она уже составила кое-какие планы, которыми поделилась за обеденным столом. Вот его дом. Вот улица. А вот платформа, где будет выступать его «объект». К месту ликвидации «объекта» вела единственная дорога через Бэйр-Кат-бридж, а потом их должен был забрать оттуда катер. Холли все это знала. Знала, как туда попасть и как потом скрыться. И сказала, что была бы просто счастлива нажать на спусковой крючок. Но, как и сама Революция, она знала и свои рамки.

Что же произошло за это время? После двухнедельного пребывания среди своих товарищей, главной заботой каждого из которых было оставаться вне поля зрения закона – целых две недели в положении затаившегося зверя, – Миттаг затащил Мура прямо в эпицентр преступления, о котором тот раньше и не догадывался. Что бы Кевин ни думал, что бы он ни знал уже о «Бригаде», все его прежние представления строились пока на одних лишь догадках. И несмотря на то, что зеленоглазая Мэри не знала о том, что убийства людей входят в первоочередные планы «Бригады», она была зорким сторожем-привратником – «Я сказала им, какой ты замечательный». Теперь благодаря своим навыкам, полученным на воинской службе, и простому везению он оказался на самом острие революционного штыка.

Музыка резко прекратилась, и послышались приветствия, крики и аплодисменты. К микрофону подошел мэр или кто-то очень похожий на него. Сказать наверняка было трудно. Перед глазами у Мура стояло лишь лицо, которое он не должен был упустить. Это была женщина, и до этого она сидела на дальнем краю сцены, непринужденно болтая с одним из помощников. Теперь она вскочила на ноги и, все еще улыбаясь, расправила длинную юбку.

Мэр тепло поблагодарил всех за то, что они пришли сюда в этот прекрасный день. А потом подмигнул Майли Сайрус.

Снова радостные возгласы, крики.

Холли перевезла Кевина через мост и остановила машину в квартале от жилого дома. Когда он, перекинув сумку через плечо, хотел выйти, она велела ему не торопиться. И успокоиться. Весь путь пешком они проделали вместе – слившись с толпой, оба наслаждались чистым океанским воздухом. Потом Расмуссен отдала своему спутнику ключ от квартиры и сказала, что, когда все закончится, будет ждать его здесь же. Он попросил, чтобы она не маячила у всех на виду, но в ответ она расстегнула куртку. Мур увидел у нее за поясом небольшой «вальтер» – по ее словам, «на случай, если флоридские ребята слишком обнаглеют». Потом она поцеловала его в щеку.

– Удачи тебе.

В холле никого не оказалось – только пустой стол. В квартире на седьмом этаже был телефон, но он не работал. Потертая, затасканная мебель… Интересно, долго ли пришлось Бишопу или Миттагу торчать здесь, подыскивая подходящую кандидатуру?

Кевин подошел к окну и расстегнул молнию на сумке.

Мэр произнес ее имя, и она услышала его. Снова поправила юбку, улыбнулась и, взмахнув рукой, уверенно вышла на ярко освещенное солнцем место у микрофона. Женщина-конгрессмен, готовая к общению с публикой. Яркий пример современной демократии, работающей здесь чертовски хорошо.

Мур вспомнил: бах. Бах. Бах…

Линии, точки и цифры сошлись на ее лице. Она точно попала в перекрестье оптического прицела. Все пока шло по плану.

Пора, ребятки, не так ли? У нас впереди длинный путь.

Он должен был принять решение, но не был уверен, что сможет это сделать…

Глава 12

Несмотря на всю свою деловитость на предыдущей неделе, на то, с каким важным видом он явился к Прю в кабинет и дал обширную историческую справку о Мартине Бишопе, Оуэн Джейкс вскоре стал появляться весьма редко. Вместе с Лу Барнсом Рейчел выяснила, что рассказ Джейкса о берлинской деятельности Бишопа заслуживает доверия, хотя даже Барнс знал об этом немного. Оуэн добросовестно просмотрел сообщения, поступившие на «горячую линию» ФБР. Поскольку никакого заявления о пропавших четырехстах сторонниках Мартина Бишопа сделано не было, а Шумер пока не предложил собственную историю о них, результатом стала лишь горстка неподтвержденных наблюдений. Когда Оуэн позвонил Прю, он признал, что пока ничего существенного нарыть не удалось.

– Но я еще потереблю старые контакты, – пообещал он.

– Ради чего?

– Пока рано говорить.

Такой расклад вызывал у Рейчел раздражение: в конце концов, кто здесь на кого работал?

– Почему бы вам не сказать мне, что вы надумали?

Выдержав паузу, Джейкс ответил:

– Сейчас, при глобальном развитии интернета, любая активность приобретает международный характер. Я отработаю свои европейские контакты. Возможно, «Бригада» зародилась именно в Европе, и число ее поклонников в Старом Свете растет. Вы ведь видели надписи на стенах в Берлине.

Учитывая, что им нужно было разыскивать четыреста человек, эта «блестящая» идея походила скорее на бесполезную рутину. Но, с другой стороны, это помогло бы держать Оуэна Джейкса на почтительном удалении. Он бы просто не мешал Прю.

– Ну ладно, – сказала она. – Держите меня в курсе.

Рейчел поддерживала связь с Джанет Фордем из Стратегического авиационного командования, которая обещала проинформировать ее, если получит важные сведения от своего тайного агента. Вместе с тем особо радужных надежд у Фордем не было.

– Я знаю Освальда с тех пор, как он впервые начал работать под прикрытием в две тысячи десятом году, – рассказала она. – Ему тогда было всего двадцать два года, и он только что окончил учебный центр в Куантико. Мы выбрали его, потому что этот парень явился к нам, по сути, с улицы. Забавная штука: год в академии сделал его мягче. И чище, что ли. А пять недель спустя, когда он оказался в больнице с ножом в правом легком, я попробовала вывести его из операции. Но он не захотел. Он спросил, что может произойти, если он внезапно исчезнет. Шонду – женщину, с помощью которой он проник в «Бригаду», – наверняка заподозрят в связи с ним. Или станут пытать, или убьют. И тогда он вернулся к ним. Два года спустя мы отменили целую операцию – и, прежде всего, в результате его работы.

Эта история, как показалось Рейчел, была своего рода завещанием, примером огромных навыков и уровня преданности, но Фордем пыталась донести до нее еще кое-что.

– Он слишком много переживает и чересчур много берет на себя, и в этом, наверное, его слабость, – объяснила Джанет. – Новый Орлеан стал удачей для новичка. Теперь он исчез, и две недели мы ничего о нем не слышали. Я слишком стара, чтобы полагаться на удачу.

Рейчел думала о той беседе утром четвертого июля, в свой первый выходной после исчезновений. Она пила кофе в гостиной у матери в Кротоне-на-Гудзоне, читая «Серый снег». Книгу подарил ей сам автор, Дэвид Паркер, – так было лучше, чем встречаться с ним самим. И внезапно Прю с удивлением обнаружила, что чтиво ее увлекло. У одной героини, Ирины, оставшейся в живых узницы концлагеря, после трех дней голодания украли еду. Что, черт возьми, произойдет с Ириной?

– Почему ты не ложишься? – спросила мать Рейчел, перемещаясь с помощью ходунка от дверного проема до кресла. Мешковатый зеленый халат выглядел слишком просторным для ее тощего тела. – Ты ведь и так явилась очень поздно.

Она была права. В аэропорт «Уэстчестер» ее дочь прилетела ночью из Теннесси после непростой встречи с Хэнком Эбернати, который руководил региональным отделением ФБР в Мемфисе.

– Я поспала достаточно, – ответила агент.

– Не терпи, детка. Или закончишь так же, как я.

– Ты хочешь сказать, что нехватка сна приводит к артриту?

– Может привести, – сказала мать, усаживаясь в кресло. – А где пульт?

Рейчел отыскала его между подушками на диване и, нажав на кнопку, включила телевизор. Потом сделала звук погромче, чтобы мать могла лучше слышать любимый канал. После чего отправилась на кухню, чтобы открыть ноутбук и пробежаться по заметкам, сделанным в Теннесси.

– Целых две недели, – напомнил ей Эбернати в сыром конференц-зале. – Вы летите сюда из Вашингтона, как будто на вас сошла божья благодать. Вы и в самом деле считаете, что мы сидели здесь сложа руки? Пятеро подростков исчезли в Мемфисе, еще девять – в Нэшвилле. И ни один из пропавших не позвонил родным. Каждый выбросил телефон и кредитные карты. Послушайте, если в наше время молодой человек оставляет свой компьютер, это что-нибудь да значит. Или если он выбрасывает свой телефон. Понимаете?

Рейчел, конечно, понимала это, но Эбернати пытался донести до нее другую мысль. С того момента, как она вошла к нему в кабинет, он все время пытался приводить собственные доводы. Она не впервые сталкивалась с таким приемом: Джексон и Детройт возглавляли список крайне неблагоприятных для нее мест.

– Выходит, у вас уже есть рабочая версия, – сказала Прю.

– Вот именно, – кивнул ее собеседник, а затем сделал глоток кофе, явно испытывая ее терпение. Она решила не делать ему одолжений. И он не вытерпел. – Они мертвы. Все четыреста.

Первая мысль Рейчел была инстинктивной: «Вот как вы избавляетесь от большого объема работы: просто отмахиваетесь от него!» Но вслух она сказала другое:

– Вы хотите сказать, что Мартин Бишоп собрал четыреста человек со всей страны, чтобы… что? Отравить их всех, например?

Мужчина наклонился вперед и развел руки в стороны.

– Послушайте, эти дети… они оставили любимые вещи, с которыми никогда не расставались. Целых две недели никто из родных не получал от них никакой весточки. Они бесследно исчезли. Как такое возможно? Как может ребенок не позвонить домой – хотя бы для того, чтобы сообщить, что он все еще жив? Напрашивается единственный ответ: они мертвы.

– Но зачем это Бишопу?

Эбернати откинулся на стуле и пожал плечами.

– Кто может сказать, что там на уме у Бишопа? Может быть, он хочет заполучить толпу мучеников. Выходит, он явно не в ладах с головой. Он управляет собственным культом. Впрочем, такое случается далеко не в первый раз.

– Вы вообще-то читали что-нибудь из его сочинений?

– А что, нужно было?

Агент, который отвозил Прю в аэропорт, сочувственно вздохнул.

– Память – такая штука, – сказал он ей, когда вдали показался украшенный в честь праздника красно-бело-голубыми постерами международный аэропорт Мемфиса. – Если только что-то не разорвется у человека прямо под носом, он может тут же забыть о существовании этого. А потом начинает придумывать разные оправдания своей забывчивости.

«Трагедия плюс время – вовсе не фарс, – подумала Рейчел. – Это амнезия». То же самое она видела в докладной записке, которую Филли отправил ей ранее. В ней сообщалось о беседе с матерью Бенджамина Миттага, Дженни. Она работала на стоянке трейлеров и проживала в предместьях Уэйнсборо.

– Да, он доставлял неприятности, – сказала Дженни. – Но таковы все мальчишки. Хотя у него были свои убеждения. Вы знаете, что он даже пытался стать одним из ваших?

– Одним из нас? – переспросил агент.

– Ну да. Федеральным агентом. Если бы тогда его приняли, все было бы по-другому.

В записке упоминалось, что агент проверил то, что рассказала мать Миттага: заявление Бенджамина, поданное в две тысячи восьмом, было почти сразу же отклонено. На такое решение повлияло весьма «богатое» криминальное прошлое юного Миттага.

– Но он действительно пытался убедить меня, – продолжала Дженни. – Вот я и говорю: у него были убеждения и принципы. А потом, через год или позже, приехал тот парень. Поговорить. Они уходят, пьют вместе пиво. Бен возвращается и сообщает мне, что ФБР передумало. И что теперь они хотят взять его к себе.

Здесь в записке было сделано примечание, что данное заявление нельзя проверить, и агент объяснил это Дженни: «На этот счет у нас нет никаких данных, мэм».

– Думаете, я идиотка? – возмутилась она. – Да, вначале я поверила. Я ведь все-таки мать. Мне следовало бы хорошенько напрячь память, но тогда я не стала. Он ведь у меня всегда был хорошим лгуном, наверное, лучшим из всех. Он укатил на юг, и я ничего не знала о его похождениях, пока его имя не стали произносить вместе с этой пресловутой «Бригадой». Чертов лгунишка!

– Рей! – окликнула мать Рейчел из соседней комнаты.

Агент поспешила к ней. Мать держала в руке ее мобильный телефон, который ярко светился и вибрировал. Звонил Даг. В выходной день!

– Ты смотришь это? – спросил он у своей коллеги.

– Что?

– Скорее включи телевизор!

Она включила. На экране одна женщина показывала другой, как фаршировать индейку.

– Ну включила, и…

– Новости, Рейчел! Переключи на новости.