Текст книги "Гендер в советском неофициальном искусстве"

ГЛАВА 2
Мужское? История изучения

Изучение маскулинности началось в конце 1980‐x на волне неоконсервативных поворотов в культурных исследованиях, однако довольно быстро стало одним из приоритетных направлений в исследованиях гендера. Понятие маскулинности, по аналогии с феминностью, было выработано как понятие, обозначающее «социально сконструированные ожидания, касающиеся поведения, представлений, переживаний, стиля социального взаимодействия, соответствующего мужчинам, представленные в определенной культуре и субкультуре в определенное время»104104
  Берд Ш. Теоретизируя маскулинности. Современные тенденции в социальных науках // Наслаждение быть мужчиной: западные теории маскулинности и постсоветские практики / Под ред. Берд Ш., Жеребкина С. СПб., 2008. С. 8.


[Закрыть]. Позже, в рамках расширения и уточнения понятийного аппарата, исследователи пришли к выводу, что маскулинностей существует множество и все они социально сконструированы:

Дальнейшие исследования мужчин связаны с признанием того, что маскулинности социально конструируются, производятся и воспроизводятся; они рассматриваются как изменчивые во времени и пространстве, в разных обществах, ситуациях и стадиях жизненного курса105105
  Connel R., Hearn J., Kimmel M. Introduction // Handbook of Studies on Men and Masculinities. Thousand Oaks: Sage Publications, 2005. P. 1–12.


[Закрыть].

В то же время частные проявления маскулинности стремятся к общему знаменателю – так называемой гегемонной маскулинности:

Гегемонная маскулинность – конфигурация гендерных практик, приписываемых мужчинам, обладающим наивысшим социальным престижем; социальный механизм, с помощью которого определенные категории мужчин занимают позицию власти и благополучия. Основная характеристика гегемонии – консенсус в отношении господства106106
  Здравомыслова Е. А., Темкина А. А. 12 лекций по гендерной социологии. СПб., 2015. С. 417.


[Закрыть].

Тем не менее альтернативные способы реализации маскулинности, направленные на антисоответствие (соответствие со знаком минус) гегемонной модели остаются не только возможными, но иногда и более престижными в различных социальных структурах (культура денди, молодежные субкультуры вроде эмо или квир).

Альтернативные антигегемонные гендерные стратегии чаще свойственны встроенным в социальную иерархию (социально благополучным) индивидам, представляющим альтернативную культуру (антикультуру). Для мужчин с низкой социальной значимостью (занимающих нижние ступени социальной иерархии) гегемонная маскулинность чаще всего является практически единственным образцом для подражания, однако соответствие ей является трудно выполнимым. В таких ситуациях образуется гибридная модель поддержания образа гегемонной маскулинности, компенсирующая реальное отсутствие необходимых личностных (психологических и физиологических) характеристик.

В условиях, когда альтернативные стратегии антигегемонной маскулинности практически уголовно наказуемы, а сама гегемонная маскулинность недоступна большинству, компенсационная «остаточная» маскулинность является наиболее распространенной моделью поведения мужчин. Именно она проявляет себя в деструктивном поведении мужчин по отношению к самим себе (алкоголизм) и своей семье (домашнее насилие). Повсеместное распространение компенсационной модели в СССР брежневской эпохи привело к обсуждению «кризиса маскулинности» в советской прессе 1970-х.

Кризис маскулинности в СССР

Термин «кризис маскулинности», характеризующий проблему перелома гендерного порядка в значительной части городского и сельского населения эпохи застоя, был введен в 2000‐x годах исследователями – А. Темкиной, Е. Здравомысловой, И. Тартаковской, С. Ушакиным, И. Коном. На протяжении 1960–1980‐x годов советскими учеными чаще применялись такие понятия, как «депопуляция», «демографический кризис», проблематизировалась «социальная гигиена мужчин», «безотцовщина», «сокращение разрыва между продолжительностью жизни женщин и мужчин», «повышенная смертность мужчин» и так далее, то есть анализировались следствия кризиса, а не его причины. В 1969 году в Литературной газете вышла статья Б. Урланиса «Берегите мужчин», впервые поставившая в широкой прессе проблему виктимизации советских мужчин. Социолог и демограф Урланис назвал три главные причины кризисного состояния мужской идентичности: алкоголизм, курение, высокий травматизм на производстве. В статье, вышедшей десять лет спустя и называвшейся «И снова берегите мужчин», к вышеперечисленным трем пунктам Урланис прибавил также ожирение (неправильное питание). В борьбе с алкоголизмом и курением был активно использован и плакат, как самое распространенное в СССР средство наглядной агитации. С конца шестидесятых тиражи этих плакатов стабильно растут, к концу 1970‐x в плакатном нарративе закрепляется публичное признание того факта, что алкоголизм и преступность – взаимосвязанные социальные явления107107
  Известно, что одним из инструментов кампании по деалкоголизации в СССР стало открытие в 1970‐x годов наркологических центров. Этот шаг стал публичным признанием алкоголизма как социальной проблемы на государственном уровне. Алкоголизм впервые получил социальную огласку в прессе не как осуждаемое социально деструктивное поведение, но как болезнь, требующая комплексного лечения. В наркологических центрах действовали программы реабилитации больных алкоголизмом, причины и последствия заболевания пытались исследовать как психофизиологические. Однако если вновь обращаться к плакату, как средству иллюстрации повседневной проблематики, то слово «алкоголизм» (болезнь) повсеместно в языке плаката замещается «пьянством» (как акцентуация личного выбора индивида в пользу деструктивного поведения). Это может говорить о том, что, во-первых, визуальные средства пропаганды не успевали за изменениями положений государственного дискурса, во-вторых, о том, что практика лечения алкоголизма все же не была широко распространенной.


[Закрыть]. Только в 1980‐x впервые появляются плакаты, посвященные профилактике алкоголизма и курения среди подростков.

Статья Урланиса заканчивалась призывом к советским женщинам «беречь своих мужчин», таким образом предлагая взять на себя еще одну дополнительную нагрузку по обеспечению дополнительной заботы – поиск альтернативных форм семейного или индивидуального досуга, охранительное поведение по отношению к мужчине, освобождение его от хозяйственных дел. Необходимо учесть тот факт, что в позднем СССР бытовую работу по дому при одинаковой продолжительности рабочей недели обоих супругов вели преимущественно женщины108108
  В условиях, когда большая часть домашних дел ложится на женщину, груз семейных обязанностей, возрастающий в результате рождения ребенка, становится еще более тяжелым. Данные таганрогского обследования свидетельствуют, что совокупная трудовая нагрузка работающих матерей (т. е. их общая занятость на работе и дома) соответствует в среднем 12–13-часовому рабочему дню. Таким образом, сочетание производственных и семейно-бытовых обязанностей женщин становится социальной проблемой. Занятые многочисленными домашними делами работающие семейные женщины не располагают достаточными возможностями и для полного восстановления своих физических сил, и для общекультурного и профессионального роста. К тому же чрезмерная занятость домашними делами мешает работающей женщине-матери осуществлять свою чисто воспитательную функцию по отношению к ребенку. По данным исследований бюджетов времени, женщины-работницы, проживающие в крупных городах, затрачивают на занятия с детьми времени почти в 5 раз меньше, чем на домашний труд, и в 1,8 раз меньше, чем на приготовление пищи. Если же при этом учесть, что в общем фонде времени женщин, расходуемого на занятия с детьми, больше половины уделяется уходу за ними (кормление, стирка и прочее), то проблема недостатка времени у работающих женщин на воспитание детей обозначится еще ярче (Груздева Е. Б., Чертихина Э. С. Труд и быт советских женщин. М.: Политиздат, 1983. С. 134).


[Закрыть]. Таким образом, в этой статье и дальнейших попытках социальных трансформаций мужской идентичности транслировался не столько новый способ решения социальных проблем, сколько патриархатный паттерн: усиление отчуждения мужчины от хозяйственно-бытовой деятельности и закрепление гендерного контракта «работающая мать».

В городском советском обществе женщина обеспечивала большинство процессов, связанных с бесперебойной жизнедеятельностью семьи – покупки, приготовление пищи, уход за детьми и стариками, распределение семейного бюджета, организация досуга, уборка и систематизация быта. Сравнительно меньшая реализация мужчин в семейной жизни была опосредована двумя факторами. Во-первых, достижения в семейной сфере (быть хорошим отцом, хозяином, помогать жене выполнять домашнюю работу) в рамках гегемонной маскулинности являлись менее престижными, чем успехи в профессиональной среде. Во-вторых, тотальное вовлечение женщины во все сферы бытовой организации жизни семьи практически не оставляло мужчине места в этой сфере. Псевдопрестиж положения работающей матери закреплялся прессой:

Идеологический язык опосредованно сделал женщину ответственной не только за повседневные практики организации домашней жизни, но и за соразмерность этой жизни высоким общественным идеалам. <…> И, наконец, язык акцентировал женское, а не мужское место в городской жизни <…> и в практиках модернизации109109
  Стяжкина Е. В. Женская и мужская повседневность в условиях смены гендерных контрактов второй половины ХХ века. Мещанка и бездуховный обыватель. Гендерные аспекты истории советской повседневности (середина 1960-х – середина 1980-х гг.) // Российская повседневность в зеркале гендерных отношений: Сб. статей / Под ред. Н. Л. Пушкаревой. М., 2013. С. 652.


[Закрыть].

В современной науке «кризис маскулинности» в СССР описывается как явление структурное и многоплановое, обусловленное кризисом привычного гендерного порядка последней трети XX века. В качестве социальной первопричины кризиса чаще всего называются ограниченные возможности самореализации советского человека и неэффективность советских социальных лифтов. Однако не менее важным являлось то, что в течение ХХ века во всем мире значительно трансформировались социальные роли мужчин и женщин, иногда тяжело отражаясь на психологическом состоянии индивидов, вызывая фрустрацию. И мужчины, и женщины оказались в ситуации, в которой каждый должен был выбрать наиболее подходящие индивидуальные и групповые типы взаимодействий полов, одновременно пересматривая собственное положение в социуме, учась соотносить собственные гендерные стратегии с меняющейся реальностью, а не с усвоенным, но отжившим образцом.

Типы маскулинных сценариев в СССР

Исследователи советской повседневности и советского гендера, такие как Наталья Пушкарева, Наталья Лебина, Игорь Кон, Сергей Ушакин, Анна Темкина и Елена Здравомыслова, группируют системы образов, транслируемых государственной пропагандой, в так называемые «каноны маскулинности»:

Неоднозначность канонов маскулинности и их несоответствие как официальным советским, так и традиционным русским стандартам уже в конце 1960‐x годов вызывает у людей ощущение некоего кризиса, который ученые пытались осмыслить в социально-медицинских или социально-психологических терминах110110
  Кон И. С. Мужчина в меняющемся мире. М., 2009. С. 146.


[Закрыть].

Для того чтобы понять, о каких «стандартах» идет речь, следует описать несколько наиболее распространенных в СССР эпохи застоя типов маскулинных гендерных контрактов. Термин «гендерный контракт» используется для обозначения доминирующих в обществе типов гендерных практик и репрезентаций.

«Герой» – представитель гегемонного типа маскулинности111111
  «Гегемонистическая маскулинность не является каким-то определенным, фиксированным типом поведения – скорее это стратегия, направленная на достижение доминантной позиции в социуме, подверженная корректировке всякий раз, когда меняются соответствующие социальные условия» (цит. по: Тартаковская И. Н. Мужчины на рынке труда // Социологический журнал. 2002. № 3. С. 112–125).


[Закрыть]. В идеальном сценарии «герой» – это несколько ретроспективный идеологизированный образ, связанный с образом отца, старого солдата. Характерные черты этого сценария – это служение родине, сочетание отношений субординации и эгалитарного товарищества, догматизм и консервативность, часто описываемые как верность принципам, героизм и готовность пожертвовать собой, защищая государство-отечество от внешнего врага. Также характерной чертой этого типа, в силу постоянной реализации героической программы, является пренебрежение погружением в воспитание детей и семейную жизнь. Мифологизированный «Герой» обязательно в качестве «главы семьи» появляется только тогда, когда от него требуется соблюдение социального ритуала (свадьбы, похороны, дни рождения членов семьи, вступление детей в партию, конфликтные ситуации). Семья является для этого типа дистанцированным объектом защиты.

Разумеется, в повседневной жизни не многие мужчины могли соответствовать данному культурному стереотипу, оттого в качестве психологической компенсации большинством мужчин использовалась стратегия «маскулинности соучастников»112112
  Так, мужчина, в силу практических обстоятельств не способный исполнять роль кормильца жены и детей, тем не менее может выступать в защиту этой роли и даже считать себя таковым, воспроизводя тем самым гендерный порядок (цит. по: Мещеркина Е.  Бытие мужского сознания: опыт реконструкции маскулинной идентичности среднего и рабочего класса // О муже(N)ственности: Сб. статей / Сост. С. Ушакин. М., 2002. С. 271).


[Закрыть], широко распространенная в том числе в западном мире:

Большинство мужчин ориентируется на гегемонные образцы, но не могут их реализовывать. Повседневные практики предполагают постоянный компромисс с женщинами, а не прямую доминацию и выражение власти113113
  Conell R. Gender and Power: Society, the Person, and Sexual Politics. Stanford: Stanford Univ. Press, 1987. Цит. по: Здравомыслова Е. А., Темкина А. А. 12 лекций по гендерной социологии. СПб., 2015. С. 425.


[Закрыть].

Компенсационная маскулинность соучастников была шире распространена в дружески-корпоративных «гомосоциальных сообществах, внутренняя солидарность которых способствует подкреплению и воспроизводству чувства „нормальности“»114114
  Мещеркина Е. Бытие мужского сознания: опыт реконструкции маскулинной идентичности среднего и рабочего класса // О муже(N)ственности: Сб. статей / Сост. С. Ушакин. М., 2002. С. 271.


[Закрыть], таких, например, как мужские сообщества соседей по гаражному кооперативу, люберецких качалок, или профессионально-дружеских сообществ лиц «мужских профессий» – милиционеры, военные, заводские рабочие и даже художники.

Второй тип советской маскулинности, развивающийся в том числе по типу компенсационной – это «мужик», иерархически он стоит ниже «героя» и не претендует на роль идеологического лидера, но статистически это самый распространенный тип. Тип «мужика» чуть менее идеологизирован, чем тип советского героя. Подтверждение этому можно найти в позднесоветском кинематографе, где «мужик» наделяется индивидуальными чертами – такими как небезупречная биография – например, у героя В. Шукшина в фильме «Калина красная».

Компенсационную стратегию этого маскулинного сценария можно называть обывательской:

Главным (и единственным) оставшимся критерием мужественности (этой сценарной группы. – О. А.) служит отличие от женщин: эта «остаточная» маскулинность определяется скорее через отрицание, чем наличие сущностно необходимых черт: мужчина – это не женщина115115
  Тартаковская И. Н. Мужчины на рынке труда // Социологический журнал. 2002. № 3. С. 112–125.


[Закрыть].

С точки зрения социологии, практики реализации мужского гендера в СССР были сильно депривированы этакратическим государственным строем, в котором одним из немногих реальных способов реализации собственной маскулинности (за вычетом вышеназванных) была контркультура. Исследователи А. Темкина, Е. Здравомыслова и Ж. Чернова выделяют также третий тип маскулинности, называемый романтиком (у Темкиной и Здравомысловой – физиком116116
  Здравомыслова Е., Темкина А. Кризис маскулинности в позднесоветском дискурсе // О муже(N)ственности: Сб. статеи / Сост. С. Ушакин. М., 2002. С. 432–452.


[Закрыть]). Тяготением к романтическому типу маскулинности выделяется прежде всего советская интеллигенция, туда же можно отнести поколение шестидесятников-нонконформистов.

Романтический сценарий является альтернативным гегемонной маскулинности, поскольку базируется в советской ситуации «не на прямом оппонировании официальному дискурсу, а на латентном сопротивлении»117117
  Кон И. С. Указ. соч. С. 141.


[Закрыть]. Под латентным сопротивлением подразумевается дистанцирование от города, как символа публичности, неучастие в праздновании официальных советских праздников, отрицание официальной культуры и попытка создания альтернативной – именно на этом выросла советская неподцензурная культура.

Одновременно романтический тип маскулинности является гегемонным в группе людей, живущих за рамками официальной культуры. Как и в официальной культуре, у гегемонной маскулинности романтика существует компенсационная стратегия – пересмешника. Она проявляется в избегающем и пассивном поведении мужчин в сфере социального взаимодействия с официальной культурой, инфантильными, игровыми стратегиями поведения в сообществе «своих» и ироническим отношением к гегемонной маскулинности романтика.

Проблематизация маскулинности в МКШ

Именно в этот компенсационный романтический сценарий мне кажется логичным поместить сообщество неофициальных московских художников поколения 1970–1980‐x годов. Большинство из них на постоянной основе или в форме частичной занятости сотрудничали в качестве рядовых иллюстраторов (без серьезных карьерных притязаний) в различных издательствах или в иных гуманитарных сферах: работали переводчиками, музейными сотрудниками, библиотекарями.

Столкновения с государственной властью часто оказывались для них «травматичными»: в 1978 году было возбуждено уголовное дело против карикатуриста Вячеслава Сысоева, обвиненного в производстве и распространении порнографии. В мае 1984 года участников группы «Мухоморы» Свена Гундлаха, Констатина Звездочетова, Владимира и Сергея Мироненко, признанных ранее негодными к военной службе, отправили служить в армию. В 1985‐м после перформанса «Золотой воскресник» Анатолий Жигалов был принудительно помещен в психиатрическую лечебницу. В мемуарах художника Никиты Алексеева зафиксирована и практика обысков на квартирах художников и вызовов их в КГБ118118
  Алекссев Н. Ряды памяти. М., 2008. С. 512.


[Закрыть]. Однако художественные практики круга МКШ уже не считались самими художниками нонконформистскими (в отличие, например, от выступлений художников-шестидесятников), оттого описанные выше прецеденты были относительно мягкими мерами по принудительной нормализации.

С 1985 года круг МКШ начинает выпускать «Сборники МАНИ», являвшиеся главным художественным самиздатом эпохи вплоть до 1990‐x годов. Один из сборников под названием «Комнаты» (1987) представлял собой тематический журнал, посвященный творчеству и условиям жизни современных советских художников. В выпуске рассматривались работы Ильи Кабакова, Ирины Наховой, публиковались фотографии Сабины Хэнсген, а также серия фоторабот Георгия Кизевальтера «15 комнат», подробно обсуждались проблемы взаимосвязи искусства и быта.

Название «Комнаты» обусловлено не только и не столько разбором одноименных инсталляций художников, сколько попыткой очертить внутренний мир каждого из них через описание и фотографию его личного пространства. В этом названии можно прочесть также и дополнительный культурный смысл, остающийся за скобками для многих, – разговор идет именно о комнатах (не квартирах, не домах, не мастерских), что, безусловно, говорит сегодняшнему читателю о весьма скромных условиях жизни большинства неофициальных художников.

Методом свободных ассоциаций хочется косвенно связать «комнатную проблематику» МКШ с философским эссе Вирджинии Вульф «Своя комната» (1928). В нем писательница поднимает важную проблему начала ХХ века: невозможность широкого круга женщин индустриального мира заниматься творчеством в силу бытовой неустроенности жилищ, в которых у женщины отсутствует личное пространство для интеллектуальной и творческой работы (кухня и спальня не являются таковыми):

Если женщина собралась стать писательницей, ей необходимы деньги и своя комната119119
  Вульф В. Своя комната. М., 2019. С. 5.


[Закрыть].

В сборнике «Комнаты» эту же проблему, но 70 лет спустя, обсуждают мужчины-художники:

В других же случаях комната в виде кабинета, например, так называемого «кабинета отца», знаменитая архетипическая ситуация, это куда нельзя входить детям, где происходит сакральное действие – таинство отцовской работы – или он, что еще более таинственно, беседует с пришедшим гостем. Туда нельзя входить, мешать и так далее. То есть вся квартира выступает как не сакральное пространство, кухня там, ну вот когда читаешь Пастернака и вдруг видишь, что кабинет отца есть сакральное. В нашем же понимании, где кухня плавно переходит в спальню и рабочий стол, который сам представляет собой кухонное сооружение, проблема выступает еще более любопытно, поскольку мы не имеем сакрального помещения с четкой границей, а мы имеем сакральную точку120120
  Бакштейн И., Кабаков И., Монастырский А. Триалог о комнатах // Комнаты. М., 2005. С. 221.


[Закрыть].

Наличие собственного личного пространства характеризуется художниками как высшая ценность, которой многие из них лишены, отсюда практики его использования характеризуются как сакральные (будь то чтение, рисование, производство текста или просто отдых). Это говорит о смещенных ориентирах личных границ советского человека, а также о попытке концептуалистов определить границы собственной личности в мире через очерчивание личного пространства. Подчеркну, что личное пространство в гегемонном романтическом сценарии, некоторые черты которого разделяют художники круга, является обязательным условием свободного творчества.

Отсюда же, на мой взгляд, выходят практики метафизического присвоения общественных мест или символов в работах А. Монастырского, таких как «ВДНХ – столица мира» (1986), «Каширское шоссе» (1986) и других, в которых происходит перекраивание «советского сакрального» в «личное сакральное».

Возвращаясь к комнатам, отмечу, что собственная мастерская при этом не всегда была вожделенной сверхзадачей для большинства художников, так как процесс ее получения также был сопряжен с непременным и неприятным взаимодействием с официальной культурой и МОСХом. Илья Кабаков, одна из центральных фигур сообщества МКШ в 1970-е, в своих текстах подробно описывает счастливую случайность в получении большой мастерской в центре города. Случайность эта была тем более радостна, что практически избавила художника от взаимодействия с МОСХовским начальством. В большинстве случаев сам Кабаков придерживается избегающей социальной стратегии:

И поэтому наша позиция и в эстетическом, и в экзистенциальном, и в бытовом отношении – это позиция Колобка… Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел и так далее. Мы стараемся уйти от чего только можно121121
  Монастырский А. Комнаты. Вступительный диалог // Комнаты. М., 2005. С. 168.


[Закрыть].

Эта особенность поведения неофициального лидера определенным образом влияет на весь художественный круг. К концу 1970‐x – началу 1980‐x мотивы романтической борьбы, отстаивания возможности собственного публичного существования (Оскар Рабин и «Бульдозерная выставка», выставки в Измайлове и «Пчеловодстве», создание горкома графиков) вслед за сменой художественных поколений сменяются более прозаичными мотивами – интересом к незаметности, банальности, признанием параллельности культур как данности, замыкания в собственном кругу, внутренней эмиграцией и выстраиванием внутриинституциональных иерархий.

В это же время формируется так называемая стратегия персонажности122122
  Термин «персонаж» применяли по отношению к себе и своему творчеству многие художники и искусствоведы, характеризуя им некоторые сквозные мотивы в работах неофициальных художников. Этот термин часто встречается в книге В. Тупицына «Коммунальный (пост)модернизм».


[Закрыть] – в ней многие художники МКШ видят способ избегнуть принятия проблем собственной идентичности. Делегируя собственные проблемы персонажу, художник оказывается обладателем привилегии «социальной беспроблемности», параллельности, которую в эстетике московской концептуальной школы часто именуют «колобковостью»123123
  Колобковость – мифологическая фигура «ускользания» в эстетическом дискурсе московской концептуальной школы.


[Закрыть]. «Персонажи», таким образом, легитимизируют применение эстетической парадигмы к социальной жизни, отсылая даже не к довоенному авангарду, а скорее к элитистской культуре дендизма, где внутренний бунт камуфлировался идеологией исключительного (элитного) потребления124124
  В советской ситуации «элитное потребление» трансформировалось в элитное потребление западной и часто запрещенной «истинной» культуры и знаний.


[Закрыть], эстетизма, утонченности, знаточества, высокомерия, колониалистской позицией по отношению к другим, диким и необразованным. Воплощением этой линии стала стратегия «Ливингстоны в Африке»125125
  «Ливингстон в Африке – самоопределение культурного положения и мироощущения участников школы московского концептуализма в России. Термин А. Монастырского в диалоге И. Бакштейна и А. Монастырского «Вступительный диалог к сборнику МАНИ «Комнаты», 1986.


[Закрыть], подробно описанная в Словаре терминов Московской концептуальной школы.

Культивирование собственной социальной слабости, банальности, конформности, сознательное избегание реализации типичных «маскулинных сценариев», перенесение конфликта с действительностью из социальной сферы в глубокие метафизические области в совокупности можно назвать признаками кризиса маскулинной идентичности, объединяющего круг неофициальных художников с советским социумом. На этом объединении могла бы быть построена коммуникация художника и зрителя, но внимание художников было сосредоточено на фактах и событиях внутри художественного круга – даже во вступительном диалоге к сборнику «Комнаты» Иосиф Бакштейн и Андрей Монастырский беседуют о проблемах двойственности восприятия концептуального искусства, основанной на его высокой бытовой контекстуальности.

В статье И. Кабакова «Комната» об инсталляции «Человек, который улетел в космос из своей комнаты» 1985 года часто встречается мотив побега, расширения пространства за счет разрушения его естественных границ, что, безусловно, коррелирует с перестроечными процессами в СССР, а также говорит о тяжести и невыносимой, вплоть до банализации агрессии, приземленности человеческого быта:

Я сам часто ловил себя на какой-то странной зависти, которую я испытывал к людям, занимающим, судя по их облику, самое низкое место в социальной иерархии – дворники, опустившиеся персонажи, сумасшедшие и т. п. Моя зависть к ним, по-видимому, вызывается ощущением их полной освобожденности от давления социального столба126126
  Бакштейн И. Комнаты. Вступительный диалог // Комнаты. М., 2005. С. 174.


[Закрыть].

Реализация маскулинности в рамках круга МКШ выразилась в выстраивании системы псевдошуточных внутренних иерархий (что практически полностью совпадает с процессами, происходившими во «внешней», официальной культуре):

Бегство от семейного долга в компанию друзей стало стратегией утверждения компенсирующей маскулинности. Квазипубличная сфера дружеского мужского общения – стала ареной утверждения истинной маскулинности, где осуществлялись попытки воплотить хотя бы частично нормативные модели127127
  Здравомыслова Е., Темкина А. Кризис маскулинности в позднесоветском дискурсе // О муже(N)ственности: Сб. статей / Сост. С. Ушакин. М., 2002. С. 448


[Закрыть].

Ярким примером институционализации иерархической структуры МКШ может послужить шуточный «табель о рангах», составленный А. Монастырским:

Маршал Кабаков И. И. – переводится на Краснопрудную, 8.

Кличка – «Топор».

Задание: тайный советник в пределах московской области с указаниями.

Генерал армии Пригов Д. А. – переводится на Пятницкую, 37.

Кличка – «Самара».

Задание: средний укоренитель лесопарковой зоны в ментальном пространстве окружения лжи128128
  Монастырский А. Словарь терминов московской концептуальной школы. М., 1999. С. 91.


[Закрыть].

По мнению критика Екатерины Деготь, эта «иерархия» отражала влиятельность и творческий вклад каждого, а в целом призвана была оформить этот неофициальный круг в своего рода институцию, напоминающую рыцарский орден или масонскую ложу129129
  Деготь Е. Русское искусство ХХ века. М., 2002. С. 157.


[Закрыть].

Во многом похожая ситуация возникла на Западе в круге художников объединения «ФЛЮКСУС»:

Требуя коллективистской групповой идентичности и устранения художника как культовой фигуры, Мачюнас, однако, сохранял ревнивый контроль над группой под стать авторитаризму таких авангардных движений, как Дада и сюрреализм (в духе ортодоксального фанатизма Тристана Тцары и Андре Бретона), или диктаторскому контролю Г. Дебора над Ситуационистским интернационалом130130
  Искусство с 1900 года. Модернизм. Антимодернизм. Постмодернизм / Под ред. Х. Фостер, Р. Краусс, И.-А. Буа и др. М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. С. 501.


[Закрыть].

Вопрос реализации мужской идентичности в концептуальном кругу так и не был поставлен. Концептуалисты в силу стратегии «колобковости» по сей день избегают высказываний на тему «Что значит быть мужчиной?», очевидно, этот вопрос вообще исключается из поля зрения концептуального круга, при этом в поле МКШ на уровне действий происходит отбор по большей части мужчин – поддерживающий и без того высокую гомосоциальность собственного сообщества. Более того, можно сказать, что в нарративах МКШ формируется особый социологический сценарий, исключающий телесность вообще – тип «художник», в противовес гегемонным или альтернативным гендерным сценариям советского общества, блестяще описанным в исследованиях А. Темкиной и Е. Здравомысловой.

В подтверждение этой гипотезы можно привести слова И. Кабакова:

Тип личности, строго определяющий себя как «художника» и выстраивающий свою жизнь, свою работу как отношение серьезного и углубленного художника-профессионала, «высокого ремесленника», к жизни, к миру, другим людям, признающим в нем эти свойства131131
  Кабаков И. 60–70-е. Записки о неофициальной жизни в Москве. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 20.


[Закрыть].

Приведенные выше примеры маскулинных гендерных сценариев и их синтеза, компенсаций и вариаций в повседневной жизни выражают не только локальные советские социальные тенденции, но и во многом отражают общеевропейскую динамику переломной последней трети ХХ века. В них также выделяют несколько линий: которые можно условно разделить на консервативные и профеминистские. Конечно же, в реальности сценариев было гораздо больше – сюда можно отнести и обывательские, и компенсационные, и квир, и национальные маскулинности. Кроме того, с культурологической позиции, здесь можно говорить об отражении в различных маскулинных сценариях значимых для постмодернистской философии категорий «контроля», «власти», «иерархии» и «подчинения», «нормализации», «исключения» и возможных путей их переосмысления.

Телесность

Самой яркой работой советских художников с концептом телесности можно считать акцию группы «Гнездо» – «Оплодотворение земли». Акция состоялась летом 1976 года и заключалась в том, что члены группы – Виктор Скерсис, Михаил Рошаль и Геннадий Донской – имитировали совокупление с землей.

Пародирующая архаические ритуалы плодородия, работа акцентировала внимание именно на мужском132132
  «Мужская нагота встречается главным образом в святочных и масленичных играх, а также в сельскохозяйственной магии (при посадке овощей и севе льна, проса, других культур). Женская нагота известна в более широком круге обрядовых ситуаций: женщины раздевались в обрядах вызывания дождя или отгона градовой тучи, при тушении пожара, в обрядах опахивания, при посадке овощей, при изведении домашних насекомых; в обнаженном виде совершали некоторые лечебные действия, катались по траве или собирали росу на Ивана Купала» (цит. по: Агапкина Т. А., Топорков А. Л. Ритуальное обнажение в народной культуре славян // Мифология и повседневность: Гендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб., 2001. С. 11–25.)


[Закрыть] участии в ритуальной практике:

Обнажение выводит человека за рамки социального порядка, стирает социальные различия; оно возвращает и мужчину, и женщину в природное, естественное состояние («в чем мать родила»), выводя за рамки культурного и человеческого. Признак нагой – одетый соотносится с оппозициями природа – культура, человек – не-человек. <…> В обрядах сельскохозяйственной магии тело воспринимается скорее как природный объект, чем как нечто специфически человеческое и тем более индивидуальное. Отдельные части тела (зад у женщины и penis у мужчины) как бы автономны от целого и важны главным образом своим размером133133
  Агапкина Т. А., Топорков А. Л. Ритуальное обнажение в народной культуре славян // Мифология и повседневность: Гендерный подход в антропологических дисциплинах. СПб., 2001. С. 11–25.


[Закрыть].

Пародия заключалась, помимо прочего, в том, что художники проводили ритуал летом (а не весной) на уже цветущей и плодородной земле – на снимке можно разглядеть пышную зелень. Таким образом, действие художников оказывалось полностью лишенным смысла, и можно предположить, что производилось именно с целью подчеркнуть абсурдность собственных действий.

На фотографии акции авторства Валентина Серова зафиксированы трое обнаженных молодых людей, лежащих ничком на земле, сфотографированных с такого расстояния, что разглядеть на снимке что-либо оскорбительное практически невозможно. Эта работа стала одним из первых перформансов в СССР с участием обнаженного тела, схожих работ насчитывается не более трех: «Зоо – homo sapiens» (1977) Риммы и Валерия Герловиных, «Ласки и поцелуи делают людей уродливыми» (1982–1983) группы «СЗ», «Полотеры»134134
  С частичным обнажением.


[Закрыть] (1984) группы «Тотарт». В дальнейшем, в постсоветском искусстве, работа с обнаженным мужским телом прочно вошла в арсенал художников перформанса – Олега Кулика, Александра Бренера, Владимира Сальникова, Олега Мавроматти и других, однако до перестройки перформансы, связанные с публичным обнажением, были большой редкостью.

Например, художники Римма и Валерий Герловины в ответ на вопрос «Были ли приглашены зрители на вашу акцию „Зоо – homo sapiens“ или она предполагалась как фотоперформанс?» отвечают: «За этот перформанс в то время можно было сесть на несколько лет; это Вам не путешествие за город, поэтому мы приглашали только тех зрителей, кому можно было доверять. Их было около 10 человек»135135
  Цитата взята из личной переписки с художниками.


[Закрыть].

Распространение снимков с обнаженными людьми могло квалифицироваться по статье 228 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года как «изготовление или сбыт порнографических предметов». Поскольку единственным доступным методом распространения неофициального искусства в 1970–1980‐е был самиздат (и его аналог – квартирные выставки), то на «опасные» акции художники приглашали только проверенных зрителей, ближайших знакомых.

Необходимо напомнить также, что весной того же 1976 года состоялись и первые акции группы «Коллективные действия» – «Появление» и «Либлих». Таким образом, жанр регулярных выездов художников за город можно рассматривать как освобождение художников от города как пространства тотальной власти, художники группы «Гнездо» освобождаются не только от власти города, но и от власти одежды как одного из синонимов культуры. Обнаженное тело – тело природное, свободное, дионисийское, ритуальное и пограничное. Однако важно, что обнаженные тела художников лишены сексуальности, обнаженность здесь не синонимична раздетости, как например в акции «Ласки и поцелуи делают людей уродливыми» (1982–1983) Захарова и Скерсиса. Акция напоминает скорее перверсивный, травестийный вариант советской системы «разнарядки»: максимально абсурдные действия, с комическим энтузиазмом выполняемые группой людей по абсурдному же приказу сверху.

Чтобы более точно определить цели и контекст «Оплодотворения земли», имеет смысл обратиться к дальнейшим работам группы, например, акции «Минута всемирного недышания в защиту окружающей среды» (1978), во время которой все трое участников группы провели минуту с зажатым носом. Работу группы «Гнездо» можно считывать в ключе первой волны сатирической институциональной критики советского неофициального искусства.

Во многом схожими методами действовали в то же время в Великобритании группа «Тонкий стиль. Первая в мире группа сторонников позы» и на территории Америки – канадская группа «Общая идея». Выбирая в качестве объекта сатиры искусство и художественный мир, художники этих объединений устраивали юмористические развлекательные акции, пародирующие процессы, происходящие в современном западном искусстве с его арт-рынком. Роузли Голдберг упоминает, что по словам участников группы «Общая идея», «в их намерения входило быть богатыми, эффектными и при этом художниками». Группа начала выпускать самиздат журнал под названием «File», являвшийся точной копией американского глянцевого издания «Life», и изображавший художников голливудскими звездами. Пародируя локальное арт-сообщество, группа провела перформанс «Постановка зрительских приемов» (1978), во время которого «публика по сигналу авторов должна была „соблюдать формальности“: хлопать, смеяться, издавать радостные возгласы»136136
  Цит. по: Голдберг Р. Искусство перформанса от футуризма до наших дней. М., 2014. С. 224.


[Закрыть].

В советском неофициальном искусстве, несмотря на почти полное отсутствие локального рынка, тем не менее начали складываться собственные институции и формироваться иерархии, что, очевидно, и послужило стимулом для создания работ с институционально-критическим потенциалом. Таким образом, мужская телесность в акции «Оплодотворение земли» почти не коррелировала с сексуальностью, вытесняла сексуальные коннотации с помощью абсурда, гротеска и считывалась зрителями не в контекстах зарождающихся канонов боди-арта, а как проявление институциональной критики.