Текст книги "Гусь"
Автор книги: Олеся Кущак
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
17
Едкий запах гари разбудил Гуса. В небольшую щёлку между полом и дверью проникали струйки дыма. Гус вскочил с кровати и распахнул окно своей палаты на пятом этаже Дома Странных Людей, высовываясь наружу. Клубы дыма вырывались из нижних этажей. Окна многих палат были открыты. Люди в панике метались в помещении, многие уже пытались в спешке спускаться вниз. Первые и вторые этажи в правом крыле здания отдельными участками охватил огонь. Темный двор Дома наполнился криками, стонами. Вспыхивающий то тут, то там огонь высвечивал хаотично бегающих людей. Несколько человек в болях корчились на земле, видимо, неудачно выпрыгнув из окон. В темном углу двора, почти рядом с забором, кто-то катался по траве, изрыгая проклятия.
– Что случилось? – просыпаясь, вскрикнул Длинноносый.
Хвостатый решительно бросился к двери и распахнул её. Снопы дыма ворвались в палату.
– Пожар! – выкрикнул, закашливаясь, Хвостатый. – Надо быстрее прорваться на лестницу, может, ещё успеем.
Одевая на ходу пижамы, все выбежали в коридор, уже переполненный другими пациентами. Расталкивая всех, Хвостатый нёсся вперед к лестничному проёму. В этот момент в конце коридора дым окрасился огненными пламенем, стремительно вырываясь навстречу бегущим. Жар огня остановил толпу. Люди, наталкиваясь друг на друга, сгрудились, на момент, став единой массой человеческих тел. Хвостатый развернулся, выделился из толпы. Его красное лицо перекосилось, отражая ужас.
– Назад! – заорал он. – К запасному выходу, на ту сторону коридора.
Расталкивая людей, Хвостатый первый ринулся в указанном направлении. Толпа ошалело подчинилась его решимости и, подгоняемая вырывающимися с лестницы огненными языками, попятилась, разворачиваясь за вожаком. Дверь запасного выхода оказалась запертой.
– Сгорим! – взвыл Хвостатый, налегая на неё всем телом.
– Подожди! Давай я! – проговорил подбежавший к нему рослый и габаритный санитар.
Хвостатый уступил. Разбежавшись, санитар вынес дверь, вылетев вместе с ней на лестничный проём, полностью охваченный огнём. Не имея возможности затормозить, санитар оказался в самом пекле. Огненное пламя, получив очередную жертву, поглотило его. Он пытался встать, но огонь, охватив тело полностью, не оставлял возможности для спасения. Люди вздрогнули от бешеного крика горящего человека. Толпа на мгновение застыла, завороженная испепеляющей силой огня. Ужас приковал их ноги к полу, каждый ощущал свою беззащитность перед остервенело убивающей всё на своём пути стихией. Треск и шум падающей сверху огненно-чёрной балки заставил людей выйти из оцепенения.
– Все по палатам! – закричал Хвостатый. – Уходим через окна.
Пациенты задвигались, сталкиваясь друг с другом, бросились в палаты. Люди ныряли в первые попадающиеся на их пути помещения, захлопывая за собой двери. Гус рванул на себя ручку ближайшей двери и, залетев в комнату, оказался лицом к лицу с Горбуном. Тот, тяжело дыша, стоял, облокотившись о подоконник.
– Вот и всё! – прохрипел он, глядя на Гуса. – Все они, – Горбун начертил круг в дымном пространстве, – не в силах противостоять огню. Какая бы мудрая система ни управляла Аскерией, но она безоружна перед стихией. Это огонь ада, который пожирает людей, обезумевших от накопительства и сумасшествия из-за гаверов. Дом превратится в факел надежды, заставит аскерийцев проснуться.
В этом кошмаре Горбун казался ещё более страшным. Свистящий кашель периодически вырывался из его груди. Гус заметил, что они в комнате одни.
– Нет! – огрызнулся Гус. – Мы уйдём через окно.
– Я не смогу спуститься по простыням, я очень тяжёлый. Но я помогу тебе, слышишь, я смогу быть хоть чем-то полезен, я смогу держать простыни, чтобы ты спасся.
– Надо не пускать огонь в комнату как можно дольше, тогда у нас будет время, – не слушал его Гус.
Он стягивал простыни с кроватей и, смачивая их в раковине, навешивал на дверь, затыкая все отверстия проёма.
Горбун недвижно стоял, улыбаясь, глядя на Гуса.
– Я знал, что ты будешь действовать, когда это потребуется, – проговорил он.
Гус, закончив с дверью, подбежал к окну, распахивая обе створки. Огненная стихия продолжала бушевать. Стены горящего Дома были облеплены людьми, которые на самодельных верёвках спускались вниз. Радостные крики касания с землёй смешивались с воплями падений. В левом крыле Дома Гус заметил человека в пижаме, который спускался по горящей верёвке. Огонь настигал его, но тот оказался проворнее, отцепившись от верёвки в тот момент, когда пламя уже подобралось к его рукам. Тело человека ушло в темноту на уровне второго этажа. Дом тонул в огне, уже вырывавшемся из окон, лишая людей последнего шанса на выживание. Отчаявшиеся люди прыгали вниз.
– Я не брошу вас, мы вместе выберемся, – твердил Гус, придвигая вперёд шкаф, создавая новые преграды для огня.
– Я не хочу туда! Я хочу умереть свободным! Они думают, что это всё их, но они заблуждаются! Погрязли в долгах, купили себе счастье на чужие гаверы. Так и счастье получается не их. Это счастье Мистера Гавера – брызжа слюной хохотал Горбун. – А кто такой Мистер Гавер – бумажка, простая бумажка, за которой нет ничего, пустота! А они, – глаза Горбуна сверкали, выкатившись из орбит. – Рабы этих бумажек. Плеть умерла. Оружие заржавело. Не нужно убивать, можно купить. Послушные орды, подчиняясь, будут делать всё, что угодно, только ради какой-то вонючей бумажки. Это счастье раба. А я не раб!
– У нас очень мало времени! Смысл жизни в самой жизни! Мы справимся! – крикнул Гус, бросаясь связывать простыни в верёвку и закреплять её за трубу.
Дверь палаты затрещала под натиском огня.
– Вы первый! Спускайтесь скорее! – Гус толкнул Горбуна к подоконнику.
– Нет… Я подстрахую, давай сначала ты! – Горбун твёрдо посмотрел на Гуса, не оставляя возможности возразить.
– Обещайте мне, что спуститесь! – умолял Гус.
– Обещаю… – прохрипел Горбун.
На мгновение они остановились и посмотрели друг на друга, не мигая, в полном молчании. Незримые нити, соединившие их, связались в крепкий узел, продолжая плести паутину судьбы.
Огонь поборол шкаф и ворвался в комнату. Гус рванулся к верёвке, обхватил ее руками и начал скольжение вниз. Верёвка натянулась, скрипя узлами. Четвертый… третий… Один за другим этажи оставались позади. Гус посмотрел вниз. В мгновение, преодолев ещё два этажа, он повис на конце верёвки в нескольких метрах от земли. Разомкнув красные пальцы, Гус прыгнул. Не устояв на ногах, он упал, но тут же вскочил. Горбун стоял в окне, в клубах дыма, задыхаясь от кашля.
– Спускайтесь! – напрягая легкие, заорал Гус.
Горбун неуклюже перевалился через подоконник в тот момент, когда языки огня вырвались из окна. Судорожно схватившись за верёвку, он грузно двинулся вниз. С крыши сорвалась горящая балка и, едва не задев Горбуна, рухнула на землю, погребя под собой покалеченных людей. Огненная смерть уверенно подхватывала и уносила с собой обитателей Дома. Пламя не щадило ничего, испепеляя всё на своём пути. Огонь заполонил окно. Простыни угрожающе затрещали. Гус от бессилия сжал кулаки. На уровне третьего этажа тело Горбуна сорвалось вместе с остатками простыни и глухо стукнулось о землю. Гус, отчаянно крича, рванулся к нему. Горбун лежал, раскинув руки, из его рта сочились слабые струйки крови. Жуткий горб, неуклюже вывернутый, казался еще более зловещим и инородным. Из-под него торчала покорёженная дужка раздавленных очков.
Гус склонился над Горбуном, жадно ловя любые его движения. Горбун приподнял тяжелеющие веки. Гудящая тишина заволокла уши. Лицо Гуса расплывалось и рассеивалось вместе с дымом. Два человека посреди пепелища в последний раз встретились глазами. Они провели вместе немного времени, но это были яркие и насыщенные часы так необходимого каждому общения. Энергия жизни Аскерии столкнулась в голове Гуса с протестной энергией Горбуна. Искры этой непримиримой схватки двух идей вызвали настоящий пожар, не оставляя шанса на выживание ни той, ни другой. Буря огня уже уничтожала часть Аскерии, но и буря протеста тоже не выжила. Горбун хотел сказать что-то ещё, но губы уже не слушались. Тело содрогнулось в последний раз и обмякло. Едкий дым разъедал глаза Гуса. Слёзы катились по щекам, рисуя дорожки на чёрном от гари лице. Прежняя жизнь утонула под слоем пепла, крови и боли, умерла вместе с Горбуном. Вокруг бушевала грозная стихия, завершая поглощение всего живого. То здесь, то там стены здания рушились. Пройдет ещё несколько часов, и огонь полностью уничтожит Дом Странных Людей. Огонь существует, пока есть чему гореть.
Пожарные машины ворвались во двор Дома, оглашая громкими сиренами намерение победить пожар. Вода из гидрантов начала своё дело, превращая пламя в обугленные предметы. Человек пытался управлять стихией огня, привлекая воду. Шипение, треск, шум падающих конструкций наполнили двор. Война за остатки стен была в самом разгаре. Война, не имеющая никакого смысла. Война, в которой ни одна из стихий уже не могла победить. Задыхаясь, Гус, собрал последние силы, встал и побрёл к дубовой роще, подальше от этого места. Один. Он шёл, не останавливаясь, слепо ища новый узел своей судьбы. Вырвавшись за пределы территории, Гус обернулся. Черные руины Дома Странных Людей мрачно смотрели ему вслед, провожая дымными глазницами изменившегося Человека. Свобода. Вот она какая, оказывается… Свобода от правил и установок, сгоревших в пепелище. Конец, незаметно перетёкший в начало. Вытащив из кармана почерневшую вату, Гус решительно отбросил её в сторону.
18
Рваное осеннее небо нависало над Аскерией. Тяжёлые дождевые тучи медленно плыли по небу, давая узкие просветы солнцу, которое, не смотря на все усилия, не могло пробиться вниз. Временами казалось, что солнца и не существует вовсе. Представлялось, что мир управляется тучами, которые захватили всё пространство неба. Многие опускали голову к земле, теряя надежду на тепло и свет. Но остались ещё те, кто подставлял лицо солнцу, ловя редкие лучи. Привычка жить, не поднимая головы, передавалась из поколения в поколение. Эти люди не замечали тех, кто, несмотря ни на что, видит солнце, греется в его лучах, берёт от него энергию тепла и любви. Люди существовали рядом, но жили в разных реальностях. Одни в сумрачной и холодной, другие – в тёплой и доброй. Язык не помогал. Сообщения одних не доходили до других. Сумрачные не понимали Солнечных. Каждый отстаивал свой мир, сопротивляясь иной точке зрения. Укоренившийся порядок не мешал людям жить вместе, создавать семьи, рожать детей. Со временем Сумрачных становилось больше. Глядя на звездное небо, они учили своих детей тому, что солнечных дней мало, а ночью и вовсе господствует луна. Первое время дети ещё спрашивали родителей про солнце, а потом, не получая ответов, забывали про него. В те дни, когда солнце всё же появлялось, они уже не замечали его. Эмоции печали побеждали эмоции радости, на место которых приходила жажда Достижений.
Весть о смерти говорящего гуся потрясла всю Аскерию. Ранним утром гаверофоны взорвались печальной новостью. Заголовки газет кричали на каждом углу о том, что говорящий гусь замолчал навсегда. Птичья смерть пришла в Аскерию. Тот, кого искали, тот, кто маячил надеждой на новую и счастливую жизнь, тот, за кого обещали вознаграждение, умер. Скорбь как дань смерти уступила место скорби как потере возможности заработать на поимке говорящего гуся. Неудавшийся коммерческий проект обернулся коллективным провалом, что позволяло переживать его всем вместе.
Аскерия погрузилась в траур, который чувствовался на каждом шагу. Улицы всех районов зачернели флагами. Электрические таблоиды вспыхивали скорбными слоганами «Плачет вся Аскерия! Плачь и ты!». Свет многочисленных прожекторов выхватывал из темноты печальные картины, размещённые на баннерах с изображением женщины в чёрном платке, стоящей на коленях, склонившись над телом умершего гуся. Из динамиков звучала похоронная мелодия, написанная местным композитором.
Траурная процессия брала своё начало в каждом районе Акскерии, стекаясь к центральной площади. Люди, опустив головы, держа в одной руке деревянную фигурку гуся на палочке, а в другой – красную розу, медленно двигались в едином потоке печали. Толпа людей превратилась в толпу деревянных гусей, застывших с открытым клювом, настигнутых несправедливой смертью.
В центре площади, на сцене, взятой в плотное кольцо обезумевшими от горя аскерийцами, стоял громадный гроб с телом сдохшего гуся. Птица лежала на ярко красной подложке из дорогого бархата, раскинув в разные стороны лапы. Рядом стояли трое. Тощая, высокая фигура остроносой Салли как чёрная ворона возвышалась над двумя по-воробьиному напыщенными, упитанными Чертингсом и Керси. Как только площадь наполнилась людьми до отказа, а большие аскерийские часы пробили полдень, к микрофону вышел заведующий канцелярией.
– Аскерийцы! – Чертингс поднял глаза от бумажки на людей. – Позвольте мне в столь печальный день зачитать вам обращение Мистера Гавера.
Толпа послушно молчала, люди жались друг к другу, опустив головы.
– Аскерия в трауре! Скорбь наполняет наши сердца. Сегодня мы хороним не просто гуся, мы отдаем дань памяти герою Аскерии, птице которая, благодаря нашим учёным, совершившим прорыв в науке, сделала небывалый шаг в развитии – заговорила. Нелепая смерть оборвала жизнь гуся. Но это не остановит нас на пути к новым Достижениям. С этого дня гусь – это символ прорыва, символ движения, символ развития, рывка к новым Достижениям. Даже птицы начинают подтверждать всю гениальность и безальтернативность идеи движения человека к Достижениям. Гусь стал нашим аскерийским героем! – Чертингс приложил руку к сердцу.
Из динамиков зазвучал гимн Аскерии. Толпа дружно взвыла ему в унисон, повторяя известные с детства каждому аскерийцу слова.
– В целях увековечивания памяти погибшей птицы принято решение сделать Гуся символом Аскерии.
Деревянные гуси и красные розы взмыли вверх, площадь загудела.
– Я горжусь тем, что имела возможность общаться с говорящим гусем, – начала Салли, сбиваясь. – Он был таким милым, необычным. Его клюв! – Салли перевела дыхание. – Его клюв так чисто и красиво выговаривал очень важные для нас с вами слова «достижения», «рейтинг», «баланс», «слава Аскерии».
Салли заплакала, достала платок, приложила его к глазам. В толпе послышался женский плач.
– Я счастлива, что слышала, а самое главное, видела его говорящим. Я навсегда запомню эти лучшие минуты моей жизни.
Чертингс, аккуратно взяв под руку, отвёл от микрофона рыдающую Салли.
– Моё сердце дрогнуло, когда я услышал его первые слова! – бодро начал Керси, принимая панихидную эстафету. – Красный клюв изрёк главное, и это были не привычные для нас слова «мама», «папа». «Достижение» – вот его первое слово!
Толпа оживилась, деревянные гуси снова взмыли в воздух.
– Наша наука не остановится на достигнутом. Благодаря Мистеру Гаверу научный проект будет продолжен. Аскерия увидит ещё не одного говорящего гуся.
Люди зааплодировали, удерживая под мышками деревянных гусей и цветы. Траурный марш наполнил всю площадь. Аскерийцы один за другим поднимались на сцену, прощаясь с героем. Инвалид на коляске, подъехав к гробу, прищурился, сравнивая деревянного гуся с настоящим.
– Похож, – многозначительно подтвердил он.
Толпа прошла сквозь сцену и потекла к большому памятнику погибшей птице. Громадный золотой гусь, раскинув крылья и рази¬нув клюв, взирал на аскерийцев. Большая буква «Д» красовалась на его груди, символизируя Достижения. Поток людей заструился между лап статуи гуся, усыпая их красными розами. Увлеченные процессом похорон, слившись в единую массу, аскерийцы не заметили чёрный клаер, зависший над золотым памятником.
– Я же говорил, что всё получится! – обратился Сурри к Рэйфу, откидываясь в мягком кресле клаера.
– Да, разыграно, как по нотам! – согласился Рэйф. – Теперь Аскерия имеет собственного героя.
– Молчаливого героя! – усмехнулся Сурри. – Теперь в его разговорчивый клюв мы сможем вкладывать любой код информации. Я обожаю молчаливых героев. Однажды замолчав, они говорят веками такие важные для масс вещи.
В этот момент гаверофоны Рэйфа и Сурри подали сигнал тревоги. Мужчины одновременно схватили их в руки, открывая раздел экстренных сообщений.
«Пожар в Доме Странных Людей» – высветилось на экранах гаверофонов. Испуганные глаза Рэйфа и Сурри встретились, умножая энергию страха.
19
Сумерки медленно опускались на Аскерию. Сгустки темноты возникали сначала редкими участками, но постепенно овладели всем. Гус шёл по дороге. Его обгоняли санеры, и пролетающие клаеры. Как только нос перестал улавливать запахи гари и дыма, он остановился и огляделся. Большая и ровная дорога, очерченная лунным светом, не оставляла ему вариантов. По обочинам кружил лес, местами переходящий в участки ухоженных кустарников. Впервые, расслабившись, Гус, ощутил полное изнеможение и опустился на землю, под дерево. События последних часов забрали у него все силы. Сон медленно, но верно начал брать своё. Сладкая нега охватила Гуса, погрузив в полную тишину. В начавшемся сне он ясно увидел искажённое болью надвигающееся лицо Горбуна. Уворачиваясь от него, Гус отклонился в сторону. Лицо исчезло, оставив перед ним картину горящего Дома. В окне одной из палат женщина в длинном белом платье протягивала к нему руки, беззвучно прося о помощи. Гус попытался встать, но не смог. Невидимые нити опутывали и держали его. В этот момент огненно яркий свет ослепил Гуса. Женщина в окне рванулась вперед, повиснув в воздухе.
– Беги! – громко и чётко произнесла она.
Гус открыл глаза. Звуки сирены и сильного света, падающие сверху, выхватили его из сна. Огромные клаеры нависали над дорогой. Воздушные машины шарили прожекторами по обочинам. Поддавшись инстинкту бегства, Гус вскочил и рванул в сторону леса. В этот момент свет вырвал из темноты его силуэт, растворяющийся в чаще. В клаере заметили беглеца. Воздушная машина опустилась на дорогу. Офицеры СЗА высыпали из клаера и бросились за бежавшим.
Пробиваясь сквозь ветки деревьев, Гус несся вперёд, не видя ничего перед собой. Зубы стучали от пробирающего холода. Сзади всё трещало, скрипело, клокотало. Страх преследования поглотил его. Он не знал, кто гонится за ним, не видел их лиц, даже не мог понять, сколько их. Страх перед людьми оказался сильнее страха перед огнём, тая в себе неизвестность. Спина Гуса взмокла, глаза отказывались ориентироваться в пространстве, только слух обострённо фиксировал сзади звуки погони. Дыхание сбивалось, он жадно выхватывал ртом воздух, ощущая губами вкус крови от поцарапанного ветками лица. Напролом, сквозь чащу леса, он бежал вперед, движимый инстинктом спасения. Звуки сзади начали стихать, Гус впервые обернулся и остановился, тяжело дыша. Вдалеке разрывались воем сирены, лучи огромных прожекторов теребили тёмные участки неба, вспыхивая нервными линиями. Гус сполз вниз, на землю, облокотившись о дерево. Дыхание медленно восстанавливалось, сердце сбавляло бешеный ритм, глаза начали различать в темноте очертания леса. Луна безмолвно и холодно показывала ему на десятки метров вперёд лишь стволы деревьев с раскиданными в стороны ветками, да торчащие из земли кусты. Он благодарил лес, который только что спас его от погони людей, укрыв, сделав невидимым, дал возможность слиться с ним, стать его частью.
Среди деревьев едва различимо блеснули электрические огни. Мелкие точки мигали слабо различимым светом. Напрягшись, он резко встал и двинулся вперед. Слабая ходьба сменилась нарастающим бегом. Он подумал о том, как быстро меняется ситуация. Ещё несколько минут назад он бежал от света в темноту, а теперь движется к огням, забыв об опасности. Постепенно мелкие точки приобретали очертания одноэтажных деревянных домов. Электрические огни вблизи стали светом в окнах. Гус остановился в нерешительности. Только дорога отделяла его от ближайшего дома. Выходить из спасительной чащи или дальше оставаться в лесу? Беглец остановился у последнего перед дорогой дерева. Калитка, дом, рядом на дороге большая лужа. Где-то он уже это видел. Картинки забегали в голове Гуса. Вот он, одетый в свою первую человеческую одежду, выходит из этой калитки, провожаемый добрым взглядом Хониха. Радостный возглас вырвался из его груди. В нескольких десятках метров перед ним оказался дом Хониха и сарай, подаривший ему человеческую жизнь. Такую неоднозначную, странную, но, безусловно, яркую и насыщенную.
Гус, собрав последние силы, пересёк дорогу, обогнул лужу и открыл калитку. В этот момент дверь дома отворилась, и на порог вышел человек. Гус остановился. Человек, замешкавшись около двери, вернулся в дом, но тут же появился снова, держа большой фонарь. Вспыхнул луч света. Он зажмурился, закрывая рукой расцарапанное лицо.
– Ктой там? – раздался знакомый мужской голос. – Ктой в такую темень?
Без сомнений, перед ним стоял Хоних. Радостное волнение охватило Гуса, губы начали что-то шептать в надежде, что он найдет силы и сможет ответить человеку, который стал для него спасением. Силы оставляли Гуса. Организм птицы, ставшей человеком, сделал всё, что мог. Тело обмякло и повисло, опершись о калитку. Хоних, оставив фонарь на крыльце, ринулся, подхватывая его.
– Я знал, что ты вернешься! – тихо и уверенно шептал Хоних. – Сынок, я знал, что мы ещё увидимся.
Тускнеющее сознание Гуса вспыхнуло последними силами. Слух, исправно служивший ему весь день, не мог обмануть его. Хоних назвал его сыном.
– Вы сказали сын? – шевеля пересохшими губами, переспросил Гус.
– А ктой ещё? – улыбнулся Хоних.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
