Текст книги "Тиара скифского царя"

– Никогда не говори ничего плохого об этой женщине, – прошептал он. – Слышишь? Никогда, или я превращу твой длинный еврейский нос в кровавую кашу.

Лейба осекся. Брат давно уже не разговаривал с ним в таком тоне.

– Да пожалуйста. – Он достал из кармана нож, вытер о штаны и принялся резать колбасу. – Не хочешь – вообще можешь ничего не рассказывать.

– Она должна поговорить с Яковом. – Младший Гойдман понимал, что не сможет носить все в себе – слишком тяжел груз. – Лейба, прости меня и помолись со мной. Малка должна быть моей.

Глава 16

Дивногорск, наши дни

Игорь шел по освещенной ранним летним солнцем улице и подставлял бледное лицо слабым лучам. Он думал о незнакомой женщине, так неожиданно пожалевшей его и даже предложившей кров, а также о том, что она, вероятно, не раз пожалела о своем поступке, хотя из ее квартиры действительно ничего не вынесешь.

В общем, ворам там не поживиться, а он не вор и ни словом не обманул ее.

Ну, почти не обманул, если уж быть таким точным. Мужчина действительно расстался со своей женой несколько лет назад, оказавшись вдруг в однушке на окраине города, только супруга Валентина подала на развод, потому что ей надоели его бесконечные пьянки и измены.

Не было ни одной стюардессы, к которой не приставал ее благоверный. Одна, совсем молоденькая, даже пожаловалась на него дирекции. Его вызвали, пожурили – и только, тогда этому не придали особого значения. Все знали: Игорь классный летчик и способен посадить самолет без сучка без задоринки в самых сложных условиях.

Да, начальство к нему благоволило, его собирались сделать командиром экипажа, но тут вмешался завистник Шурка Остряков, маленький остроносый тип с прилизанными мышиными волосами, который и спровоцировал эту проверку, хотя ни один человек не сказал ему об этом.

Игорь знал: он не ошибается. Шурка не обладал его талантами, но ему не терпелось занять его место – и, скорее всего, он его получил.

В тот злополучный день Шурка сам вынудил его выпить, сказав, что его жена родила (позже выяснилось, что это ложь). Остряков и сам хорошо приложился к бутылке, только в тот день никуда не летел, и отдуваться пришлось Игорю. Он знал: если бы на днях не произошла страшная трагедия с самолетом их авиакомпании, ему все сошло бы с рук. Но, как назло, он попал под раздачу, и дирекция не без сожаления указала ему на дверь, лишив таким образом средств к существованию.

Нет слов, его прежние начальники поступили гуманно: они заставили его написать заявление по собственному. Однако он прекрасно знал, что сарафанное радио, главную партию в котором будет исполнять Остряков, разнесет это по всей планете, и ни одна уважающая себя компания не возьмет его на работу.

Оставалось уповать только на частные самолеты, но это не постоянный заработок. К тому же в их городе они приземлялись довольно редко…

– Борисов, ты ли это? – раздался знакомый голос его коллеги, Витьки Плотникова, командира экипажа, больше всех сокрушавшегося после ухода Игоря. – Ты, собственной персоной. Ну, как поживаешь?

Мужчины обнялись, и Игорь горестно вздохнул:

– Угадай с трех раз.

Приятель пристально посмотрел на него:

– Догадываюсь, что переживаешь не лучшие времена.

– Это еще мягко сказано. – Борисов нервно глотнул. – Скажи, это ведь Шурка подстроил? Он всегда завидовал мне.

Плотников отвел глаза:

– Я не в курсе.

– Да нет, даже я в курсе, – усмехнулся Игорь. – Сволочь этот Остряков. Так ему и передай при случае.

– Дирекция никогда не назначит его командиром экипажа, – твердо сказал Виктор. – Ему до тебя как до луны. Но ты так и не ответил, чем планируешь заняться. Пробовал устроиться в другие компании?

Игорь улыбнулся ехидно, зло:

– И об этом меня спрашиваешь ты? Тебе ли не известно, что ни одна приличная организация не возьмет меня. Уж Остряков постарается.

– Тогда попробуй устроиться не летчиком, хотя бы на время, – посоветовал Плотников. – Глядишь, об этой истории забудут, и тебя опять возьмут к нам.

– Ты всегда был оптимистом. – Игорь почувствовал, что завидует Витьке, и вовсе не белой завистью. – Ладно, Витек. Телефон мой ты знаешь. Если что подвернется… Мало ли, как бывает в жизни. Вспомни о друге, который стал жертвой одной сволочи.

– Обязательно, – ответил Плотников, и Борисов знал, что это не пустые слова. Кто-кто, а уж Витька не бросал их на ветер.

– Тогда до связи. – Игорь шутливо взял под козырек и поклонился.

Но ему не было весело. Он представлял, как Плотников сейчас сядет в свой черный «Фольксваген» и поедет в аэропорт… И от этой мысли на душе скребли кошки.

Постоянно думая об этом, он сам не заметил, как добрался до своей квартиры и нехотя повернул ключ в замке.

Игорь знал, что его ждут густая серебристая пыль, мусор на ковре и грязные полы. Оказавшись в темном коридоре, он с досадой бросил ключи на старую тумбочку, доставшуюся от матери, и присел на не менее старый стул, скрипнувший от досады. Пальцы тут же погрузились в пыль, снегом посыпавшую поверхность тумбочки, и Игорь брезгливо поморщился.

Убираться не хотелось, впрочем, он никогда не утруждал себя уборкой. Достаточно было снять женщину на ночь или на несколько дней – и она, видя себя женой летчика, мыла, скребла, полировала…

Но Игорь ни с кем не хотел связывать жизнь, и все его дамы уходили несолоно хлебавши.

Мужчина вспомнил о новой знакомой.

«Точно, эта, как ее, Лиза, кажется, она же уборщица, – подумал он. – Она предоставила мне кров. Почему бы ей не помочь с уборкой? Думаю, она будет рада. Кажется, эта Лиза не на шутку запала на меня».

Эта мысль улучшила настроение, и Игорь, вытерев пальцы об обивку стула, поднялся и, не зайдя в комнату, вышел из квартиры без сожаления. Это было холодное жилье, без воспоминаний, и он возвращался сюда только потому, что идти больше некуда.

Мужчина с удовольствием погремел ключом от квартиры Лизы. Женщина не нравилась ему, и он подумал: если придется ложиться с ней в постель, он сделает это. Другого выхода нет. Стиснет зубы – и…

Ему еще не приходилось спать с теми, кто совершенно не вызывал никаких эмоций. Эта серая мышка никогда не возбудит его, однако сейчас она нужна ему, и придется потрудиться.

Он в сердцах хлопнул дверью подъезда, на которой жильцы не сподобились поставить кодовый замок, и под недовольные взгляды вездесущих бабуль, чинно восседавших на скамейке, направился к остановке.

По дороге Игорь купил газету и прочитал объявления, чтобы успокоить свою совесть. Как всегда, требовались грузчики, водители, курьеры…

Разумеется, никто никогда не даст объявления о хорошей работе: ее не ищут в газетах, обычно она сама находит людей по знакомству.

Борисов с досадой бросил газету в урну и зашагал к дому Лизы. Завтра, когда она вылижет его квартиру, нужно дать объявление о сдаче. Конечно, это небольшие деньги, но все-таки…

Глава 17

Очаков, 1891 г.

Дом, в котором жил старый Яков, напоминал дома на Молдаванке: одноэтажный, приземистый, загроможденный голубятнями, телегами. На веревках раскачивалось стираное-перестираное белье, на лавочке сидели старожилы – старики и старухи – и обсуждали все события города. Грудастые полные женщины, разгоряченные жарой, прятали от солнца розовощекие лица. Чумазые дети копались в пыли, будто в песке, пытаясь слепить из нее подобие домов. Из окон второго этажа доносились крики младенца и недовольное ворчание его бабки, старой носатой Самуиловны.

Когда Малка вошла в распахнутые ворота, красная, распаленная пылкими признаниями, они проводили ее недобрыми взглядами и хмыкнули.

– Хороша девка, прямо червонец, всем нравится, – прошамкал девяностолетний Мойша, в прошлом известный портной.

– Кому таки достанется, – буркнула старуха Мара, поправляя сухой рукой космы седых волос. – Яков прочит ей в женихи короля.

– В Очакове нет королей, – усмехнулся Мойша и поцокал языком. – Надо ехать в Одессу. Там, говорят, короли. Да только нужна им племянница кладбищенского скульптора?

Последние слова донеслись до маленького, прикрытого крупными завитками уха Малки, и она, гордо выпрямив спину, поднялась по ступенькам и постучала в дверь.

Тетя Сарра, толстая, тяжело передвигавшаяся, сто килограммов потного мяса, с каждым годом набиравшая по килограмму, еле передвигавшаяся по дому, но упорно не желавшая отказаться от сладостей и мучного, открыла ей.

– Что купила на ярмарке? – поинтересовалась женщина, посверкивая семитскими глазами.

– Бусы. – Малка указала на дешевое украшение, обрамлявшее ее лилейную шейку.

– Красиво, – кивнула Сарра и позвала: – Садись обедать. Мы не начинали, потому что ждали тебя.

Девушка прошла к столу. Сегодня его украшением была фаршированная рыба – любимое блюдо дяди Якова, уложенная на серебряное блюдо, в рамке из отварного картофеля. Если на столе была рыба, то по законам кашрута мясные блюда тетя не готовила, хотя мясной рулет могла есть каждый день.

Малка села на свое место (дети Якова обзавелись семьями и переселились в Одессу), и тетя Сарра по старой привычке сама наполнила тарелку племянницы.

– Ешь, дорогая. И обязательно попробуй халу.

Малка кивнула, потянулась за халой – плетеным хлебом, – взяла вилку и стала аккуратно отламывать небольшие кусочки сочной рыбы.

– И цимес бери, – напутствовала Сарра, полное лицо которой лоснилось от пота. – Удачный цимес получился, Яков слюни глотал, пока я готовила.

– Спасибо, тетя.

За столом воцарилось молчание. Малка давно усвоила, что для дяди поглощение пищи – священнодействие и его ни в коем случае нельзя было отвлекать разговорами.

Кроме цимеса, тетя подала еще одно сладкое блюдо – тейглах – шарики из теста, сваренные в сахарном сиропе. Запотевший кувшин с яблочным компотом постепенно пустел.

Наевшись, Яков довольно крякнул, вытер лоснившиеся губы тыльной стороной ладони и, встав, пошатываясь, поплелся к своему любимому старому креслу, в котором предпочитал немного подремать после обеда.

Сначала Малка решила дать ему поспать, но потом подумала, что сейчас, после вкусного обеда, Яков настроен более доброжелательно, и поэтому, собравшись с духом, решила с ним поговорить.

Она присела на стул возле кресла и улыбнулась:

– Дядя, сегодня на ярмарке я встретила Шепселя Гойдмана.

Яков уронил газету, которую намеревался просмотреть перед сном, и повернулся к племяннице:

– Шепселя? И шо ты имеешь мне сказать?

– Он давно просит моей руки, – воспоминания о золотых украшениях с бриллиантами придали смелости. – Дядя, кажется, я люблю его и хочу выйти за него замуж.

– Что? – Яков вскочил так стремительно, что с длинного носа слетели очки. Толстые стекла, к счастью, выдержали удар о пол, и старый еврей, подняв их, вытер о рубашку и снова напялил на нос. – И ты смеешь мне об этом говорить? Ты выйдешь за своего Шепселя только тогда, когда река Нил, по берегам которой долго скитался твой многострадальный народ, потечет в обратном направлении.

Малка покраснела – скорее от гнева, чем от смущения.

– За что вы его не жалуете?

Яков хотел накричать на племянницу, прекратить этот раздражавший его разговор, сразу отбивший желание подремать, но, увидев необычный блеск в ее волнующих глазах, взял себя в руки и произнес по возможности мягко:

– Милая девочка, поверь, я давно живу на белом свете и научился разбираться в людях. Шепсель не любит тебя.

– Это неправда! – Губы девушки дрожали, на гладком лбу выступила испарина. – Он любит, любит, любит. – Она топнула ножкой, маленькой, изящной.

Старик покачал головой:

– Он видит тебя, но его привлекает не то, что в тебе действительно прекрасно, и не то, в чем действительно состоит смысл любого брака. Я наблюдал, как он смотрел на тебя. Ты ему желанна, это правда, и он, думая о тебе, лишился покоя и здравого смысла. Его привязывает к тебе жгучая любовь, которая ни с чем и ни с кем не желает считаться. А это значит, что он любит не тебя, а самого себя, свои желания, свои вожделения. Поверь, девочка, только ради этого он просит твоей руки. Такая любовь бесплодна и тщетна. Про нее говорят, что она не имеет корней, поэтому и вырасти из нее ничего не может. Ее нужно страшиться, а не лететь слепо, как бабочка на огонь. Вот почему я против такого брака.

Малка расхохоталась:

– Все это ваши байки. Весь Очаков говорит, что вы прочите меня за короля или принца. И поэтому весь Очаков смеется над вами. Племянница кладбищенского мастера никогда не выйдет замуж за знатную особу.

Яков в волнении снял очки дрожавшими руками и положил их на столик.

Девушка увидела, как в его выцветших глазах с покрасневшими белками блеснули слезы.

– Про принца или короля – это для красного словца. – Он грустно улыбнулся. – Пока еще меня не коснулось безумие, и поэтому я прекрасно даю отчет всему, о чем говорю. Разумеется, речь не идет о монаршей особе. Речь идет о человеке, который полюбит тебя по-настоящему, сделает своей королевой.

– Но Шепсель любит меня. – Малка топнула ногой и бросила: – Если вы не отдадите меня за него, я уйду из вашего дома.

– И тем самым опозоришь нашу семью, – буркнул Яков и впервые почувствовал страх.

Он понял, что давно потерял влияние на племянницу и она способна сбежать с этим прохвостом, опозорив себя на веки вечные. Мастер знал, что именно на такой шаг и станет подбивать ее Шепсель.

Бедняга подошел к окну, обхватил руками седую голову и застонал, как раненый волк. Гойдман не отступит, он станет преследовать девушку, дарить ей дорогие подарки (Яков был уверен, что хитрый мошенник уже начал обольщать неопытную Малку) и в конце концов добьется своего. Что же делать, что делать, как не дать дьяволу погубить его девочку?

– Мне нужно подумать. – Он повернулся к племяннице, стоявшей посреди комнаты с горевшими глазами. – Дай мне несколько дней.

Малка усмехнулась про себя, поняв, что победила.

– Я даю три дня, – гордо заявила она и тряхнула головой. – Иначе…

Яков кивнул, ничего не ответил, вышел в соседнюю комнату, опустился на старый вытертый коврик и принялся неистово молиться.

Через три дня, похудевший и осунувшийся, он дал согласие на свадьбу с Гойдманом.

Глава 18

Дивногорск, наши дни

Время шло, квартира была сдана, а они продолжали жить вдвоем и потихоньку узнавать друг друга.

Когда она вечером возвращалась с работы, уставшая, с тусклым взглядом, он готовил ужин, обычно незатейливый, и с радостью смотрел, как Лиза с жадностью ест жареную картошку с луком.

– Довольно вкусно, – говорила она, опустошив тарелку. – Где ты научился готовить? Ты же постоянно летал.

– Еще в студенческие годы, – пояснил Игорь. – В общежитии. Никто не хотел готовить, и пришлось это делать мне. Знаешь, сие занятие мне понравилось, и я неплохо преуспел.

– Если бы у нас были деньги, мы бы могли открыть ресторанчик, – задумчиво проговорила Лиза, подпирая рукой подбородок. – Я тоже хорошо готовлю, и моя мечта – готовить для людей. В свое время муж был категорически против как моей учебы, так и работы. А потом, когда он меня бросил и я пошла по кафе и ресторанам, у меня везде просили диплом.

Он усмехнулся:

– Странно все это, правда? Я понимаю, когда диплом требуют у летчика. Но у повара? Сколько раз меня кормили отвратительной пищей, и я задумывался, где эти повара учились готовить. Интересно, почему кафе и рестораны не дают испытательный срок?

Лиза пожимала худыми плечами:

– Не знаю.

Он подошел к ней и сжал ее острые локотки:

– Знаешь, ты вселила в меня уверенность. Я не сомневаюсь, что когда-нибудь у нас будут деньги. И вот тогда мы откроем ресторан. Или ты откроешь его, а я буду летать. Я все не расстаюсь с этой мыслью.

Лиза хотела спросить, представляет ли он свое будущее вместе с ней, но постеснялась. В конце концов, какая разница?

– Ты часто упоминаешь о своем муже. – Он резко сменил тему. – Кем он был? Расскажи, если не секрет.

Лиза смутилась:

– Я бы не хотела… Кроме того, его фамилию ты слышал не раз. Он баллотируется в губернаторы.

Игорь расхохотался так, что на столе зазвенела посуда.

– Сдается мне, что он бывший бандит. Ну что, я угадал?

Лиза промолчала.

– Значит, угадал. – Игорь кивнул. – Что ж, тогда мне тебя очень жаль. Я слышал о бандитских браках. Он бил тебя, не правда ли?

Она опустила глаза и стала внимательно рассматривать маленькое желтое пятнышко на белой старой скатерти.

– Ты была ему нужна, пока он числился в обычных рэкетирах, – продолжал Игорь безжалостно. – А потом, когда ему удалось подняться, просто выгнал тебя вон, наверняка припомнив тебе отсутствие образования. Ну что, я прав?

Она кивнула. В конце концов, Игорь все узнает. Какая разница когда?

– У меня нет к нему претензий, – прошептала женщина. – Во всяком случае, я не оказалась на улице. Он купил мне эту квартиру.

– Какое благородство! – Мужчина хлопнул в ладоши и тут же смутился: – Извини.

В ее синих глазах-озерах блеснули слезы.

– Не надо быть таким жестоким.

– Я же сказал – извини.

Он подошел к ней, обнял и вдруг припал к ее тонким неаппетитным губам. Лиза сначала опешила, попыталась его оттолкнуть, но потом притянула к себе, прижимаясь к его сильному горячему телу, и мужчина, подняв ее на руки, понес в спальню.

Они лежали на прохладных простынях, насладившиеся любовью, и каждый думал о своем.

Лиза – о том, что в ее жизни наконец появился мужчина, а Игорь – о том, что когда-нибудь с этой женщиной придется расстаться, потому что в постели она оказалась такой же скромной и неизобретательной, как в жизни.

Эти мысли не приносили удовольствия. В принципе Игорь не был эгоистом и умел ценить добро. Вот почему он очень жалел, что женщина оказалась не в его вкусе. Можно было бы продолжить. А так…

Почувствовав, что краснеет от стыда, Игорь дал себе слово уйти от Лизы только тогда, когда отблагодарит ее за все, когда она ни в чем не будет нуждаться и не заметит его ухода.

– Тебе было хорошо со мной? – спросил он и сморщился, будто схватив кусок лимона без сахара.

Вопрос казался ему банальным и пошлым, но женщина не понимала и не видела ничего.

– Я почувствовала себя счастливой впервые за многие годы.

А потом они снова говорили. Лиза рассказывала о своем детстве и неожиданно разоткровенничалась, вспомнив о знакомстве с Сергеем.

– Он взял меня девушкой, пусть и в привокзальной гостинице, – вздохнула она. – А потом всю жизнь считал проституткой. Считал, а я хранила ему верность и до тебя не знала других мужчин.

– Он сволочь, – буркнул Игорь. – Я никогда так не поступлю. Я тебя не брошу.

Голос его сорвался: тяжело было так врать.

– Ты хочешь ресторан, и ты его получишь. – Игорь закашлялся, прикрыв рот рукой. – Во всяком случае, я все для этого сделаю.

Лиза рассмеялась:

– Где же мы найдем эти проклятые деньги? Ты предлагаешь ограбить банк?

Он придвинулся к ней и обнял:

– Не надо так банально мыслить. Я обязательно что-нибудь придумаю. А пока… Деньги от сдачи квартиры нам помогут, правда?

– Ну разумеется. – Она обхватила его за шею.

Глава 19

Очаков, 1892 г.

Малка, худая и бледная, в старой штопаной кофточке и такой же юбке, шла по узкой пыльной улице Очакова, пряча глаза от назойливых взглядов прохожих.

Ей казалось, что весь город знает о ее семейной жизни и смеется над ней и над ее дядей, мечтавшем о королевской участи для своей племянницы.

Королевской жизни не получилось. Женившись на ней, Шепсель баловал молодую жену полгода, покупая ей дорогие платья и украшения (о меховом манто и новом жакете скромно забыли). Потом он в одночасье сделался скупым, расчетливым дельцом и выдавал жене крохи, на которые она должна была ухитриться купить хорошие продукты на рынке и приготовить сносный обед, чтобы угодить суженому и его тупому братцу.

Сначала Малка пробовала скандалить, напоминала о его обещаниях перед свадьбой разодеть ее как птицу колибри, но Гойдман лишь кривил тонкие губы и презрительно отвечал, что для него наступили не лучшие времена.

Если бы она поняла, чем они занимались с ее дядей и на чем делали неплохие деньги, но этот бизнес пришлось оставить.

Студент, длинноволосый Семен, был прав насчет своих познаний в древнегреческом. Нашлись дотошные покупатели, которые понесли плиты и обломки колонн с причудливыми надписями знатокам языка, и те отыскали ошибки в падежах. Разгневанные клиенты били «антиквариат» у лавки Гойдманов, и бледному Шепселю ничего не оставалось, как разводить руками и неубедительно оправдываться: мол, и среди древних греков были не очень грамотные люди.

Почему же господа считают, что он обманывает их? Может быть, древние греки и сделали эти нелепые ошибки?

Больше всего над такими объяснениями смеялся антиквар Штерн, считавшийся самым знающим в городе (и это было странно, потому что он учил невежественного Гойдмана разбираться в антиквариате и давал ему книги).

– Да разве братья Гойдман антиквары? – Он хихикал, издавая звуки, напоминавшие икоту. – С двумя классами и четырьмя коридорами? Поверьте, они едва умеют читать и писать на родном языке, где уж им разбираться в антиквариате? Если они и прочитали книжку, то это был «Талмуд» в синагоге.

Шепсель злился на Штерна, но сделать ничего не мог. Клиенты отскакивали от него, как мячи от стенки, деньги перестали течь рекой. Старый Яков и студент отказались с ним работать – они узнали, что львиную долю прибыли братья брали себе, оставляя им крохи, что было сущей правдой, и Гойдманы доедали старые запасы.

К сожалению, Малка не хотела этого понимать. Ее жизнь без нового жакета и манто стала серой и бессмысленной, и молодая жена почувствовала к мужу острую неприязнь, считая его грубым, неотесанным, необразованным мужланом, к тому же еще и жадным, и мучительно размышляла о том, что делать ей, такой несчастной и обманутой в своих надеждах.

Женщина подошла к лавке ювелира и вздохнула: еще совсем недавно Шепсель дарил ей кольца, обещал красивое колье…

Прижавшись к стене, чтобы ювелир Кохман, знакомый Шепселя, ее не увидел и не стал показывать товар (это ранило бы ее сердечко), она жадно разглядывала дорогую брошь, усыпанную маленькими сверкающими бриллиантами, которую держала в руках полная дама в нарядном черном платье.

– Любуетесь? – Она вздрогнула, услышав знакомый голос, и повернула голову.

Богатей, торговец, коллекционер и нумизмат Адольф Фришин стоял перед ней, стройный, высокий, с ниточкой черных усов над верхней губой, в шикарном костюме, делавшем его похожим на барина (про него говорили, что денег куры не клюют и он может купить половину города), и восхищенно улыбался.

– Извините, кажется, я вас испугал.

Малка заморгала.

– Нет, господин Фришин, я хотела зайти в лавку и… – Голос ее дрогнул, и женщина всхлипнула, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Сейчас этот богач посмеется над ней, как смеялся над ее мужем, наверняка ведь смеялся. Разве не всему городу известно о его махинациях? Знает ли этот лощеный господин, что в ее семье нет денег на дорогие украшения?

Она отвернулась к стене и побледнела.

На ее удивление, мужчина взял ее под руку и заглянул в огромные черные глаза, полные слез.

– Вы плачете? – спросил он нежно. – Прошу вас, не делайте этого. Слезы лишь прочертят морщины на вашем хорошеньком личике. – Он наклонился к ней, вдыхая терпкий аромат мягких волос. – Скажите, я могу что-нибудь сделать для вас?

Малка замотала головой и вдруг зарыдала.

Адольф растерялся (женские слезы всегда приводили его в растерянность), но быстро овладел собой и потащил ее в маленький сквер за домом.

– Вы знаете, как жители нашего города любят сплетни, – шепнул он в маленькое ухо, покрытое завитками, вдыхая тонкий запах духов. – Вы не должны этого делать.

Усадив бедняжку на скамейку, Фришин вытащил из кармана чистый, выстиранный до скрипа носовой платок и протянул женщине:

– Вытрите слезы. И, умоляю вас, не плачьте. Я давно наблюдаю за вами и знаю всю вашу историю. Старый Яков был против вашего брака, и верно: господин Шепсель вам не подходит. Что он и что вы? Ваши родственники видели, что вы не будете с ним счастливы. Конечно, зря вы не послушали дядю, но ведь сердцу не прикажешь, верно? А Гойдман наверняка подкреплял слова подарками. А потом посадил вас на хлеб и воду. Оно и понятно. Откуда у него столько денег, чтобы обеспечить вам безбедную жизнь?

Малка кивнула:

– Да, это правда. Он говорит, что для нас настали трудные времена.

– Вот видите… – Фришин презрительно скривился. – И эти трудные времена такие, как он, переживают очень часто. У него нет счета в банке, и все доходы зависят от того, сколько он заработает на перепродаже антиквариата.

Малка закрыла лицо руками и прошептала:

– Что же мне делать? Ох, господин Фришин, если бы вы знали, как эти трудности изменили Шепселя! Он стал раздражительным, грубым, жадным… Что же мне делать, как дальше жить?

– Вы можете вернуться к дяде, – невозмутимо посоветовал Фришин, подергивая усы, – а можете снова выйти замуж. Я рекомендовал бы вам второе, потому что достойный муж обеспечил бы ваше достойное существование.

Женщина наморщила лоб. Она вдруг подумала, что этот богатый и уверенный в себе мужчина прав. Зачем мучиться с человеком, который тебя не любит и которого не любишь ты? Но кто достоин стать ее новым мужем?

Фришин словно прочитал ее мысли.

– Как вы знаете, я довольно состоятельный человек, – начал он ласково. – У меня есть деньги, и я могу потратить их на любимую женщину. Она будет одета лучше всех в Очакове. Мой источник денег, в отличие от Гойдманов, не иссякнет. Я богат, и это не секрет для жителей города.

Малка покраснела, она понимала, к чему он клонит, но ничего не отвечала.

– Вы, наверное, понимаете, зачем я все это говорю. – Лицо Фришина с правильными резкими чертами приняло просительное выражение. – Я без ума от вас, Малка. Я давно люблю вас. Сколько раз я ругал себя за то, что позволил Гойдману опередить себя и взять вас в жены! Я должен был сказать вам и вашему дяде о своей любви, и мы бы давно были счастливы. Малка, сам бог хочет, чтобы мы были вместе. И сейчас он дает нам шанс. Неужели мы не воспользуемся им?

Он затрепетал от волнения и страсти, и его чувства передались женщине.

Ей снова захотелось поклонения, любви и, конечно, денег. Она чуть не ответила согласием, но вовремя спохватилась, боясь, что богач плохо о ней подумает:

– Господин Фришин, я порядочная женщина.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. – Адольф улыбнулся ласково и немного грустно. – У вас есть право выбора, я оставляю его за вами. Когда вы подумаете и решите для себя, чего хотите, думаю, дадите мне знать. Я буду ждать.

Женщина покачала головой и, с трудом поднявшись, побрела домой.

Ее худенькая фигурка выражала отчаяние, и Фришин понял, что его мечта сбудется, возможно, очень скоро.