Текст книги "Жемчужина Тамерлана"

Глава 9

Черноморск, наши дни. За три недели до убийства

Дни летели, как листья с деревьев, но влюбленные так ничего и не придумали. Они продолжали встречаться урывками, то тут, то там, и Валентин с болью сознавал, что не может сделать ничего, чтобы быть рядом с любимой.

Они просто продолжали плыть по течению. Ольга с каждым днем пила все больше и больше, становилась все несноснее, и, глядя на нее, пьяно ухмылявшуюся его словам, Валентин сжимал кулаки и был готов ее убить.

О своих мыслях он не говорил никому, даже Лизе, только иногда изливал душу старой знакомой своих родителей – тете Маше.

Тетя Маша никогда не любила Ольгу, не одобряла его брак и не раз предупреждала:

– Ой, Валечка, ну, не любишь ты ее, в брак по расчету вступаешь. Когда-нибудь это тебе аукнется, только поздно будет. Я вот своего покойного мужа до одури любила и прожила с ним счастливую жизнь. А тебе и ведомо не будет, что такое счастье.

И только сейчас Валентин понял, как она была права. Он рассказал ей все – о себе, о Лизе и об их вторых половинах, которых они предпочли бы никогда не видеть.

– Тетя Маша, может, посоветуете чего? Не могу я жить с Ольгой, ненавижу.

Она гладила его светлые волосы:

– А что делать, Валечка? Уйдешь ты от Ольги – и что будет? Ты-то, конечно, не пропадешь. И от тестя убежать можно, страна большая. Но что с твоим ребенком будет, Кешей? Ты говоришь постоянно, что он Ольге до лампочки. Уйдешь – и никому твой малец не будет нужен. Ольга-то долго горевать о тебе не станет, другой найдется на богатство-то. Подумай, легко ли будет ребенку с чужим-то мужиком?

Валентин сжимал голову и мычал:

– Да, вы правы, правы… Но я люблю Лизу и никогда от нее не откажусь.

– Раньше надо было думать. – Тетя Маша придвигала к нему чай. – Выпей и успокойся. А ведь я тебя предупреждала.

Эти слова резали его, будто ножом по сердцу. Но в то же время Валентин сознавал, что пока бессилен что-либо изменить, даже высказать правду в глаза ненавистной жене. И от сознания своего ничтожества он становился ненавистен сам себе.

Глава 10

Кеш. 1362 г.

Тимур сидел в большом шелковом шатре, в который раз сворачивал и разворачивал письмо, перехваченное верными нукерами у гонца, и размышлял, что дальше делать.

Как всегда, в минуты раздумий, он двигал фигурки на шахматной доске, и они помогали ему принять верное решение.

Когда к нему заглянул один из слуг, эмир бросил:

– Немедленно найди эмира Хусейна и скажи, что я хочу его видеть.

Слуга тотчас побежал выполнять приказ, а Тимур, подперев рукой подбородок, задумчиво разглядывал узор на ковре, вспоминая разбитной отряд друзей, с которыми он когда-то совершал набеги на соседей и караваны.

Да, много воды утекло с тех пор, многое изменилось. Он и сам изменился, даже внешне: стал еще более мускулистым, широкоплечим, отрастил длинную рыжеватую бороду, голос его огрубел, взгляд голубых пронзительных глаз поражал жесткостью и решительностью.

Несколько лет назад не стало единственного верного друга и советчика – его отца, Тарагая.

Тимур давно уже понял, что эту потерю ему не возместить ничем и никем. Отец никогда бы не предал его, в отличие от лживых людишек, окружавших эмира сейчас.

Наступили трудные времена. Напряжение будто витало в воздухе. Земли раздирали междоусобицы. Последний чингисид в Мавераннахрской части Джагатайского улуса Казан-хан погиб в междоусобной войне, которую возглавил сторонник старых традиций, бек Казаган. Победитель не принял ханского титула: ограничившись званием эмира, он завел при своем дворе подставных ханов из рода Чингисидов. В 1358 году Казагана убили на охоте, и Мавераннахр погрузился в состояние полной анархии. Шахрисабз подчинился Хаджи Барласу, Ходжент – главе рода джелаиров Баязеду, Балх – внуку Казагана Хусейну, а в горах Бадахшана властвовали многочисленные мелкие князьки.

В результате этих событий Мавераннахр оказался легкой добычей для хана Моголистана Тоглук-Тимура, который поспешил захватить эту страну. Сын Тарагая, ему уже исполнилось двадцать пять, решил поступить на службу к Тоглук-Тимуру – это решение казалось ему наиболее правильным.

И действительно, хан назначил его управляющим Кашкадарьинского вилайета. Тимур дождался, когда его повелитель уйдет в степи Монголистана, и, не считаясь с его сыном Ильясом, оставленным за главного в Мавераннахре, стал вершить свою политику. К тому времени он давно был женат на красивой и умной Ульджай-туркан, внучке Казагана. Тогда ее дед был жив, здоров, влиятелен, и Тимур решил посвататься к Ульджай из чисто политических соображений. Но, прожив с ней несколько месяцев, он понял, что полюбил ее неожиданно для себя, полюбил по-настоящему первый раз в жизни.

Однако, влюбленный, он не забывал и о желании захватить власть, и поэтому помогал ее деду, раскрывая многочисленные заговоры и надеясь, что Казаган сделает его своим преемником.

Правда, все предусмотреть было не под силу даже ему… Дед его жены погиб неожиданно для всех: его убили на охоте. Власть захватил дядя Ульджай. Любимый брат его жены Хусейн, тоже мечтавший о троне, пришел в негодование и сблизился с Тимуром, надеясь, что тот поможет ему вернуть власть.

Эмир понимал: родственник может предать его и когда-нибудь это обязательно сделает, но пока он стал единственным человеком, на которого можно было опереться.

Именно его Тимур велел позвать к себе в шатер, надеясь в разговоре с товарищем принять правильное решение.

Вскоре Хусейн, чем-то похожий на Тимура, но ниже ростом и менее мускулистый, уже заходил в шатер.

– Ты звал меня, эмир?

– Звал, – кивнул Тимур и погладил длинную рыжеватую бороду. – Я поручил своим людям отнести это письмо грамотному человеку. Как ты думаешь, что в нем написано?

Хусейн усмехнулся, показав острые зубы:

– Нетрудно догадаться, эмир. Это приказ уничтожить тебя.

Тимур вздрогнул и схватил Хусейна за руку своими толстыми пальцами.

– Почему ты так ответил?

– Да потому что Ильяс-Ходжи ненавидит тебя, – отозвался родственник. – Чем объяснить эту ненависть, я не знаю. Но думаю, он всегда чувствовал в тебе соперника. А когда ты освободил семьдесят потомков пророка Мухаммеда, Ильяс-Ходжи наверняка известил об этом отца. И вот Тоглук-Тимур прислал тебе весточку из Моголистана. Хорошо, что твои нукеры перехватили гонца. Иначе лежать бы тебе в степи с простреленной головой. Среди воинов Ильяса-Ходжи тоже есть меткие стрелки.

Тимур наклонил голову, и его бледное лицо порозовело.

– Ты всегда читал мои мысли, Хусейн, – произнес он задумчиво. – Наверное, это хорошо. Как думаешь, что теперь делать?

– Хочешь услышать свои мысли из моих уст? – улыбнулся родственник. – Ну так слушай. Нам нужно отречься от Тоглук-Тимура и бежать. Бежать куда-нибудь подальше, чтобы шакалы хана нас не отыскали. Ты должен взять мою сестру и детей. Никто, кроме тебя, не сможет защитить их.

Эмир пошевелил пальцами.

– Все верно. Я и не думал их оставлять. – Он сверкнул глазами. – Знаешь, Хусейн, не скрою от тебя, что я всегда стремился к власти, но только теперь понял, что власть не дает покоя. Напротив, человек, находящийся у власти, забывает про покой. Я очень горевал, когда потерял отца, – его глаза потеплели, когда он вспомнил о близком человеке. – Он умер внезапно, ничем не болея и ни на что не жалуясь. Теплым весенним днем отец сидел у ручья, слушал его журчание и улыбался своим мыслям. С гор дул прохладный ветер, и я принес ему покрывало, чтобы он не замерз. Помню, он поблагодарил меня и набросил покрывало на спину. Я ушел к друзьям, – Тимур вздохнул, будто всхлипнул, – а когда вернулся, отец лежал на земле, и его глаза смотрели в небо. Знаешь, какая была моя первая мысль, когда я его увидел?

Хусейн покачал головой.

– Я подумал, что не хотел бы так умереть, – процедил эмир. – Для воина лучшая смерть на поле сражений, разве нет? А теперь считаю, что я был не прав. Разве не прекрасно умереть на родной земле, возле родного дома? Умереть спокойно, словно уснуть?

Хусейн удивленно посмотрел на него:

– Ты действительно так считаешь?

– Наверное, – Тимур бросил письмо на ковер. – Сколько тебе понадобится времени, чтобы подготовить повозки с вещами и еду?

– Можно управиться и за день, – ответил родственник. – Чем скорее мы уедем отсюда, тем будет лучше для всех.

– Это правильно, – эмир наклонил голову. – Иди и поторопись. Думаю, у нас нет на подготовку и дня. Сегодня письмо не дошло до Ильяса-Ходжи, но его отец может послать другое. Он не успокоится, пока не узнает о моей смерти.

– Я понял тебя, – сказал Хусейн и направился к выходу. – Я сообщу тебе, когда все будет готово.

Он удалился так же тихо, как и вошел, и Тимур, помрачнев, отправился следом, чтобы предупредить жен о предстоящей поездке.

Обе женщины с детьми жили в одном шатре. Увидев своего повелителя, первая жена Айгюль, рано постаревшая, измученная частыми родами, сжалась, словно ожидая побоев, и опустила голову.

Щебетунья и хохотушка в юности, она сильно изменилась, когда эмир привел в дом вторую жену: стала скрытной и задумчивой, часто забивалась в угол и давала волю рыданиям или сидела на ковре, глядя в одну точку.

Как только супруг объяснил им, что нужно покинуть эти места, Айгюль ничего не ответила, даже не пошевелилась. Черные косы лежали на ее спине, будто змеи.

Тимур вспомнил, как раньше любил зарываться лицом в ее густую, пышную гриву, пахнувшую дымом костра. Но это было давно…

Когда он воспылал любовью к сестре Хусейна, Ульджан, первая жена была почти забыта.

Он потрепал ее по мягкому плечу, потому что чувствовал: она нуждалась в ласке и поддержке.

– Не бойся, все будет хорошо. Собирай детей.

Ульджан, сестра Хусейна и любимая жена, тоже ничего не сказала, и эмир подумал, что молчание и покорность жен он всегда ценил больше, чем многословие подчиненных.

Подойдя к Ульджан, он положил ей на голову тяжелую сильную руку и почувствовал биение собственного сердца.

– Поверь, я…

– Ничего не говори, мой повелитель, – быстро произнесла женщина и бросила на него нежный взгляд. – Не мне обсуждать твои решения. Я соберу вещи и детей, и мы покинем дом, когда ты нам об этом скажешь.

– Хорошо, – согласился эмир. – Я дам вам знать.

Тимур вышел из шатра, сел на холодную землю, орошенную осенним мелким дождиком, и задумался. Он пока не представлял, куда они завтра направятся. Может быть, придется не один месяц блуждать по степям и пустыням, терпеть лишения и холод… Но все равно это лучше, чем смерть.

Подперев рукой подбородок, Тимур посмотрел на звездное небо. Небесные светила мерцали необычайно ярко, и эмир подумал, что они озарят его путь и помогут принимать верные решения.

Хусейн неслышно подошел к нему:

– Я выполнил все, что поручил мне ты, Тимур. Думаю, можно выходить завтра на рассвете.

– Ты молодец, – подхватил его эмир. – Большой ли получится караван?

Хусейн в раздумье почесал затылок.

– Наверное, около тридцати повозок.

– Прекрасно, – проговорил сын Тарагая. – Значит, завтра на рассвете. – Он тяжело поднялся и потер затекшую ногу. – Пойду предупрежу твою сестру и Айгюль.

– Куда же мы пойдем? – поинтересовался родственник.

Тимур ничего не ответил.

Глава 11

Черноморск, наши дни

Студентка политехнического университета Марина Борисова, хорошенькая, как кукла Барби, с такими же светлыми волосами, забранными в конский хвост, резво сбегала по ступенькам, думая о том, что не успела подготовиться к семинару.

Позавчера она тоже не была готова, и преподаватель обещал вызвать ее в следующий раз. И вот следующий раз наступил, а она ни в зуб ногой.

Размышляя, как выкрутиться из этой щекотливой ситуации, Марина прошмыгнула мимо двери соседки Марии Петровны Богдановой и внезапно остановилась.

Дверь пожилой женщины была приоткрыта наполовину.

– Мария Петровна? – девушка сунула в щель хорошенькую головку. – Почему дверь не закрываете? Каждый день передают информацию про воров… Они даже в Интернете завелись… Или у вас кто-то есть?

Девушке никто не ответил. Может быть, соседка на минуточку вышла? Но тогда почему она не закрыла дверь? Неужели забыла? Такого с ней никогда не случалось.

Марина почувствовала, как холодок страха крадется ей в душу. Она вспомнила любимые детективные сериалы. Если следователь натыкался на открытую дверь, он считал это плохим признаком.

Девушка похолодела. Она сделала шаг, другой и застыла, наткнувшись на тело пожилой женщины. Мария Петровна лежала на полу в луже крови…

В глаза бросилась игральная карта на ее пышной груди…

«О господи!» – замотав головой, словно отогнав от себя наваждение, студентка выбежала из квартиры и помчалась вниз.

– Ты куда бежишь, сумасшедшая?

Дворник Дмитрий Иванович Белов столкнулся с ней лоб в лоб возле входной двери в подъезд и весело рассмеялся:

– Чего бежишь как оглашенная?

Девушка подняла вверх дрожавший палец с розовым ноготком:

– Там… Мария Петровна… Она, кажется, того… Мертвая…

Дмитрий Иванович побледнел:

– Что ты такое плетешь? Курила, что ли, с утра? И явно не табак…

– Вы с ума сошли! – Марина ударила его в грудь маленькими кулачками.

Дворник бросил на нее обеспокоенный взгляд и быстро побежал вверх по ступеням.

Дверь в квартиру Марии Петровны по-прежнему была открыта.

Белов деловито зашел в прихожую и замер, перекрестившись:

– Господи боже мой!

Но потом, сообразив, что нужно действовать, прикрикнул на притихшую Марину:

– Чего замерла? Вызывай полицию и «Скорую».

Глава 12

Пустыни Азии, 1362 г.

Караван вышел на рассвете, когда солнечные лучи еще не упали на землю.

Тимур радовался, что нудный осенний дождик закончился еще вечером и не превратил дорогу в скользкое и малопроходимое болото.

Поговорив с людьми, эмир приказал идти прямо и никуда не сворачивать.

Они уже подходили к его родному селению, когда навстречу беглецам вышла худая жилистая фигура с кувшином в руке, и Тимур узнал саида Куляля.

Он спрыгнул с лошади и приветствовал святого.

– Рад тебя видеть, Куляль.

Худое изможденное лицо саида озарила теплая улыбка.

– И я рад тебя видеть, Тимур, сын Тарагая. – Серые глаза испытующе смотрели на эмира. – Я знаю о твоих неприятностях. Ты правильно сделал, что оставил службу у хана.

– Я собирался попрощаться с тобой, – произнес Тимур. – Ты всегда был добр ко мне и предсказывал великое будущее.

Куляль поставил кувшин на камень и приосанился.

– Вели своим людям остановиться, – сказал он твердо и поправил овечью шкуру на плече. – Я ждал тебя. Ждал, потому что хотел кое-что передать тебе. Пойдем со мной. Аллах не зря направил тебя сегодня в эти места.

Он быстро пошел по тропинке, ведущей в горы, и Тимур, сделав знак нукерам и Хусейну, последовал за ним.

У входа в пещеру, занавешенного тростниковым покрывалом, саид что-то прошептал и повернулся к гостю:

– Заходи.

Тимур переступил порог святого жилища с каким-то благоговением. Впрочем, он всегда заходил сюда с благоговением, с наслаждением вдыхая запах благовоний, сухой травы и свежего горного меда.

Когда глаза привыкли к темноте, Тимур увидел, что Куляль возится возле огромного камня, заменявшего ему стол. Наконец святой удовлетворенно выпрямился и, разведя огонь в очаге, поманил эмира.

– Смотри!

Тимур прищурился. На узкой ладони саида лежала перламутровая жемчужина, матово отражая отблески костра.

– Когда-то ее подарил мне один святой, возвращавшийся из Мекки, – пояснил Куляль. – Он сказал, что жемчужина обладает невиданной силой, и попросил, чтобы я отдал ее человеку, которому суждено изменить мир. Этот человек ты, Тимур. Так что держи, – он протянул жемчужину эмиру.

Сын Тарагая растерянно заморгал:

– Что же мне с ней делать, саид?

– Тебе понадобится хорошее оружие, – голос Куляля звучал торжественно и уверенно, – и это оружие будет сабля. Когда мастер начнет делать ее для тебя, отдай ему жемчужину и прикажи положить ее в рукоятку. Твое оружие сразу получит немыслимую силу и начнет поражать врагов без промаха. Кроме всего прочего, эта сабля будет петь и получит прозвище «поющей». Слава о ней пойдет по всему миру. Как и о тебе, Тимур, сын Тарагая. Но ты не должен говорить о ней. Найдутся люди, которые захотят завладеть этим сокровищем.

Эмир низко поклонился святому.

– Помоги советом, Куляль, – попросил он. – Скажи, куда мне идти? Где меня и моих людей не достанут шакалы хана?

Святой чуть заметно улыбнулся.

– Это ты должен решить сам, Тимур. Аллах дал тебе недюжинный военный талант. Настало время проявить его. Только не бросай своего спутника Хусейна, без него тебе не выбраться.

Эмир еще раз поклонился Кулялю.

– Спасибо тебе, добрый человек. Поверь, я никогда тебя не забуду. Если тебе понадобится моя защита, я готов прийти на помощь.

Саид ничего не ответил, лишь поднял сухую руку.

Тимур, осторожно ступая по каменному полу пещеры, вышел наружу.

Моросил мелкий дождь. Колючие горные кусты выделялись на скалах своими красными листьями.

Тяжело ступая на правую ногу, эмир спустился к каравану, встретив удивленный взгляд Хусейна.

– Почему так долго?

Тимур сделал родственнику знак подойти к нему.

– Нужно поговорить, Хусейн. Как ты думаешь, куда нам повести караван?

Темно-рыжие брови родственника сошлись на переносице.

– Я удивился, когда ты не взял нас с собой, – ответил он. – В горах нам было бы легче спрятаться. Я предлагаю вернуться в горы.

Тимур вздохнул, на лбу залегла глубокая складка.

– Я тоже так думал, – задумчиво проговорил он. – Но потом решил, что это неправильно. Ну, посуди сам: шакалы хана будут искать нас в горах в первую очередь. Они решат, что мы обязательно поднимемся наверх, желая спрятаться в пещерах и расселинах. Вот почему я поведу караван к Хорезму.

Хусейн открыл рот и удивленно посмотрел на приятеля.

– Ты серьезно?

– Вполне, – уверенно отозвался Тимур. – Они и не подумают искать нас неподалеку от большого города. Кроме того, скоро наступят холода… Скажи, как нам уберечься от холода и голода? Если наши слуги иногда будут наведываться на хорезмский рынок, это спасет нас от голодной смерти.

Хусейн запустил пятерню в темно-рыжие волосы.

– А ты прав, – проговорил он после некоторого раздумья. – Ильяс-Ходжи обязательно погонит в горы своих псов.

Широкая улыбка озарила бледное лицо эмира.

– Тогда вперед, – весело сказал он, нащупывая в кармане ценную жемчужину. – Вперед!

Хусейн махнул рукой, и караван медленно двинулся к хорезмским степям. Друзья вскочили на стройных вороных коней и отправились следом.

Глава 13

Черноморск, наши дни

Полиция и «Скорая» приехали одновременно. Понятых тоже нашли быстро – двух студентов с третьего этажа.

Пожилой врач в роговых очках, наверное, еще советского периода, деловито осмотрел труп и заявил:

– Товарищ следователь, черепно-мозговая. В принципе нам и спасать тут некого. Так что вы извините, но меня больные ждут. Давайте бумаги, я все подпишу.

Следователь, майор Геннадий Волошин, высокий, темноволосый, сероглазый, представительный мужчина лет сорока, чем-то похожий на Тома Круза, но не терпевший, когда ему указывали на это сходство, кивнул:

– Да, пожалуйста. Дальше мы сами.

Пока врач общался с оперативниками, совавшими ему какие-то бумаги, Волошин подошел к судмедэксперту Грише Павлову, в свои тридцать пять выглядевшему на двадцать с хвостиком, и произнес:

– Значит, черепно-мозговая.

– Однозначно, – Гриша любил выражаться вычурно. – Ошибиться невозможно. Время смерти – приблизительно вчерашний вечер. Точнее скажу после вскрытия.

– Как всегда, – Волошин улыбнулся. – Ну что ж, пусть санитары уносят тело в морг.

Два совсем молодых парня, видимо, будущие студенты мединститута, ловко запаковали труп в черный мешок и положили на носилки.

К Геннадию подошел оперативник Виталий Бочкин, широкоплечий качок, проводивший все свободное время в спортзале.

– Интересно, кому понадобилось ее убивать? – Он смешно наморщил лоб. – Ну сам посуди, покойная – медсестра в детской больнице. Всю жизнь там проработала, наши уже все пробили. И при чем тут игральная карта, ума не приложу. Бубновый туз – что бы это значило? Сомневаюсь, что покойная баловалась картишками.

Волошин окинул квартиру Марии Петровны внимательным, цепким взглядом сыщика.

– Мы еще не разговаривали с родственниками и соседями, Виталя. Может быть, у этой бабули в мешках под кроватями хранились драгоценности. А карта – это так, для отвода глаз.

Бочкин хмыкнул:

– Ну ты и скажешь!

– А что? – Глаза Геннадия загорелись. – Разве ты знаешь мало подобных случаев?

Виталий пожал своими широкими плечами:

– Действительно, мало.

Взгляд оперативника скользнул по старому красному ковру на стене, по стертым половичкам, мебели пятидесятых годов…

– Что-то не похоже, чтобы здесь хранились золото-бриллианты.

Второй оперативник, Паша Цеков, худощавый и тщедушный по сравнению с коллегой-культуристом, вышел из спальни Марии Петровны и сразу бросил:

– Там обстановка еще беднее. Кровать, тумбочка – и все. Ты, Гена, кажется, про драгоценности говорил… Но я даже мобильный не нашел. Выходит, не было у старушки мобильного…

Волошин покачал головой и сморщил римский нос.

– Это вряд ли, Паша. Ну, сам подумай: покойная работала в больнице. Горячее место, согласись. У медсестер должны быть телефоны. Да и не только у медсестер. Скажи, у кого их сейчас нет. Впрочем, кое-что мы сейчас выясним, – он встал навстречу пожилой женщине, соседке покойной, и указал на стул с высокой потертой спинкой:

– Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

Женщина закатила глаза и скорее упала, чем села. По морщинистым щекам потекли крупные слезы.

– Значит, правда, что Машу убили, – тихо сказала она. – А я не верила…

– Почему же? – поинтересовался Волошин, и соседка горестно воскликнула:

– Да хороший она была человек. Всем помогала. И у кого только рука поднялась?

Геннадий придвинул к себе бумагу и посмотрел на женщину:

– Представьтесь, пожалуйста. Все, что вы сейчас мне скажете, будет записано.

– Федотова я, Лидия Ивановна, – пожилая дама быстро закивала: – Это хорошо, что ты запишешь. Надеюсь, мои показания помогут этого негодяя скорее к ответственности привлечь. Жаль, смертную казнь отменили…

Следователь распорядился принести Лидии Ивановне воды, а сам принялся тщательно записывать каждое слово.

Соседка действительно рассказала ему много интересного. Муж Марии Петровны умер молодым, лет в сорок с лишним, – инсульт. Женщина осталась одна с сыном-выпускником.

И ведь сумела дать ему образование, да еще какое… Миша поступил в высшую мореходку – он грезил о ней со школьной скамьи – и вот уже несколько лет ходил в рейсы капитаном. Кстати, сейчас сын тоже отсутствовал.

– Сын – капитан дальнего плавания, а мать жила в маленькой квартирке с допотопной мебелью, – заметил Виталий и фыркнул.

Это разозлило словоохотливую женщину.

– Эх, молодежь, молодежь, – горестно проговорила она, – ничего-то в этой жизни вы не понимаете. Вам бы только оболочку красивую, – Лидия Ивановна перевела дух. – Да предлагал ей Миша переехать в другую квартиру с евроремонтом, а Маша упиралась: дескать, тут все родное, а там – нет. Тогда Мишка решил здесь евроремонт сделать, а Маша опять заартачилась.

– Я эти обои с твоим отцом клеила, царствие ему небесное. Гляжу вот на них и о нем вспоминаю… Ни за что не дам их со стены сорвать.

– Так и ушел сынок ни с чем. Кстати, из рейса он дорогие шмотки привозил, матери пытался норковую шубу подарить. Она и от нее отказалась. Дескать, Черноморск – город южный, морозы редкость, зачем ей шуба? Даже деньги у него не брала, утверждала, что ей хватает: и пенсия, и зарплата. Наташка-то этому радовалась.

– А кто такая Наташка? – вскинул голову Геннадий.

Лидия Ивановна хлопнула в ладоши и скривилась:

– Счастливые вы, что это стерву не знаете. Женушка это Мишина, невестка Машина. Такая стерва, что ни в сказке сказать, ни пером описать. – Женщина вдруг замерла, словно над чем-то раздумывая, и побледнела:

– Господи, – она прижала ладонь ко рту, – не Наташка ли ее убила?

– Да за что? – удивился следователь. – Судя по всему, эта Наталья не бедствовала. Муж в моря ходил, хорошие деньги зарабатывал.

– Да жадная Наташка, все бы заграбастала, – отмахнулась Федотова. – Кстати, вспомнила: ругались они недавно. Я мимо двери Петровны проходила и ссору между ними слышала. Наташка все к Маше приставала, чтобы та какую-то вещь продала, даже голосила:

– Вы представляете, что он может передумать и не купить ее у вас за такие деньги? Ловите момент. Нам поможете дом загородный достроить.

Мария даже ногой топнула:

– Не будет этого никогда! Это память о моей матери.

А Наташка захохотала, да так громко:

– Тоже мне память!

Тут Маша ее стыдить начала: дескать, муж на тебя, бессовестную, работает, а ты давно ничего не делаешь, даже внуками не занимаешься. – Она вдруг покраснела. – Дальше я не слышала. Вы не думайте, я не подслушивала… Так получилось.

– Адрес этой Натальи знаете? – поинтересовался Геннадий, записав рассказ соседки.

– А знаю, – бодро ответила Лидия Ивановна и подбоченилась: – Ходили мы как-то к ней с Машей, моя подруга внуков на выходные к себе забирала. Улицу и дом не помню, но покажу.

– Скажите, а мобильный у вашей подруги был? – задал Волошин следующий вопрос.

Федотова с готовностью кивнула:

– А как же… Теперь без него никак нельзя, – она полезла в карман цветастого фартука и выудила простой кнопочный аппарат. – Вот и номерок ее у меня забит.

Геннадий дотронулся рукой до макушки. Он всегда чувствовал, простое или сложное будет дело. Может быть, не сразу, но чувствовал. И сейчас, ощутив противную дрожь в коленях, проговорил:

– Значит, украли у нее телефон. Спрашивается, зачем? Чтобы мы не узнали, кто звонил ей накануне? – он усмехнулся. – Неужели эти люди не смотрят телевизор? Сейчас в любом сериале показывают, как полицейские требуют распечатку звонков. Глупо было это делать.

– Глупо, – согласился невесть откуда взявшийся Бочкин.

– А еще на груди вашей подруги мы нашли вот это, – Геннадий показал ей карту, немного пожелтевшую от времени. – Это вам ни о чем не говорит?

Соседка замотала головой:

– А о чем, простите, это мне может сказать? Маша картами не баловалась. Наверняка бандиты и обронили.

Геннадий вздохнул и переключился на оперативника:

– Виталя, поезжай с Лидией Ивановной и привези мне эту Наталью, невестку покойной.

Бочкин горестно вздохнул:

– Я так и знал, что мне достанется самая тяжелая работа.

В отличие от других оперативников из их отдела, Виталий, несмотря на широкие плечи и розовое приятное лицо с правильными чертами, почему-то безумно стеснялся противоположного пола и по возможности напрашивался на другие задания. Впрочем, всегда находились охотники пообщаться с женщинами, выручавшие Бочкина и облегчавшие ему жизнь. Но сегодня все были заняты, и волей-неволей пришлось выполнять поручение следователя, и Виталий с горестной миной отправился с Федотовой за Натальей.